Текст книги "Аль Капоне. Порядок вне закона"

Пока Аль Капоне неоскудевающей рукой помогал сирым и убогим, Фил Пьяцца из Чикаго-Хайтс вышел за рамки дозволенного воровским законом: драл деньги с мелких банд за покровительство, а между тем они постоянно подвергались «наездам» со стороны властей. Двуличная свинья! Обиженные, в числе которых были Доминик Роберто и Джимми Эмери, пошли за справедливостью к Алю Капоне и стали работать на него.

Жадность погубит не только Пьяццу. Орацио Тропеа из банды Дженна собирал деньги на адвокатов и прочие судебные издержки для Скализи и Ансельми. Суд – дело долгое: слушания, перерывы, вердикт, приговор, апелляция, снова слушания… Это не мафиозные разборки, когда приговор обжалованию не подлежит и немедленно приводится в исполнение. Сбор «пожертвований» от богатых италоамериканцев происходил в довольно жёсткой манере, из-за чего Тропеа получил кличку Бич. Когда он во второй раз заявился к Генри Спинголе, шурину покойного Анджело Дженны, тот не пожелал раскошеливаться на крупную сумму. В январе 1926 года Спингола был убит – после партии в карты с Тропеа в ресторане на Хальстед-стрит. Никто не сомневался, что убийц навёл именно Бич. Мафиозная общественность взволновалась. А тут ещё вскрылись совсем уж возмутительные вещи: часть собранных денег Тропеа оставлял себе (его собирались депортировать из США, и он хотел откупиться), а ещё он поддерживал тайную связь с «кавальеро».

Тропеа, у которого уже были две жены, поселился в отеле «Конгресс» под именем О. Трейерс вместе с новой зазнобой Беатрис Гульд. Желающих убить его теперь было слишком много: Дженна, Спингола, семья брошенной им Хелен Браун из Буффало, родственники его первой жены на Сицилии, семья Беатрис Гульд из Чикаго, а также бизнесмены, которые думали, что дают деньги на «святое дело – товарища из тюрьмы выручать», а на самом деле, как выяснилось, обеспечивали безбедную жизнь самому Бичу. Вечером 15 февраля Тропеа вышел из трамвая на углу Южной Хальстед-стрит и Западной Тейлор-стрит. Когда он переходил улицу, перед ним резко затормозил автомобиль. Тропеа обругал водителя; тут из окна машины высунулся человек с пистолетом и уложил его выстрелом в голову практически в упор. Никаких пышных похорон не устраивали. На кладбище пришли только Беатрис Гульд (в норковой шубе, подаренной Тропеа) и её брат Дональд. Как писала «Чикаго трибюн», «проявление сочувствия или верности наложило бы печать смерти – так говорили между собой».

При осмотре трупа Бича полиция обнаружила 975 долларов наличными, большой перстень с бриллиантом и телефонную книжку. Последняя находка, разумеется, была самой интересной. Публикация фрагментов из неё в «Чикаго трибюн» вызвала настоящий переполох. Там были имена Катерины Амара, жены Джо Айелло, и Тони Ломбардо (тот был рассержен, что пресса связала его с Тропеа: он всего-навсего продал ему ресторан), а также Сэма Ловулло из мафии Буффало, Джеймса Палезе из Детройта (его кузен Нино Сакко поставлял проституток из штата в штат), Сэма Поллачча из Бруклина, с которым Фрэнки Йель в 1924 году наведался в Чикаго, и Джузеппе Сирагузы – мафиозного босса из Западной Пенсильвании. Для властей это был сигнал, что мафия превращается в общенациональную организацию. Мафиози тоже сделали выводы…

Между прочим, Тропеа был не единственным сборщиком средств в фонд судебной защиты, а Спингола – не единственной жертвой. Погибли, например, братья Моричи. Но запугать удавалось не всех. Когда в Вест-Сайде трое суровых парней заявились к некоему итальянскому бизнесмену, тот нашёл себе защитника – 23-летнего боксёра Винченцо Джибальди, выступавшего на ринге под именем Джек Макгёрн (ставки на ирландцев были выше).

Он родился на Сицилии, четырёхлетним приехал в Америку, рос в трущобах Бруклина, в четырнадцать переехал в Чикаго и вышел на ринг. Несмотря на небольшой рост, он был хорошо сложён и довольно привлекателен внешне, умел одеваться с шиком и танцевать, девушки были от него без ума. После смерти отца мать Джека вышла замуж за бакалейщика Анджело Де Мори, гнавшего самогон для братьев Дженна; в 1923 году его убили – как говорили, вымогатели из «Чёрной руки». И вот теперь Джек услышал, что трое парней, донимающих его соотечественника, – убийцы его отчима. Для сицилийца вендетта – дело чести. В феврале 1926 года Макгёрн с помощью своего подручного Джонни Армандо всего за неделю убил всех троих. Стрелял он не хуже, чем работал кулаками. Капоне, знавший его по выступлениям на ринге, был впечатлён.

Опасаясь мести банды Дженна (вернее, её остатков), Джек сначала примкнул к «вестсайдерам» и одно время был шофёром (а значит, и телохранителем) Хайми Вейсса, но уже в апреле перешёл в банду Капоне, где применение его талантам нашлось очень скоро.

Из банды Вэлли, состоявшей в союзе с Капоне, в начале 1920-х годов выделилась ещё одна банда ирландцев, возглавляемая братьями О’Доннеллами (чтобы не путать с О’Доннеллами из Саут-Сайда, их называли О’Доннеллами из Вест-Сайда). Главарём был Уильям О’Доннелл, прошедший всю войну. Он получил прозвище Клондайк, потому что привёз большой груз спиртного из Канады. Ему помогали братья – Бернард (Барни) и Майлз, который владел клубом «Пони Инн» на Рузвельт-роуд в своём родном Сисеро. О’Доннеллы поставляли горячительное в округа Остин и Филмор, держали салуны на Медисон-стрит к западу от Гарлем-авеню, обслуживали соседние городки Оук-Парк, Ривер-Форест, Мэйвуд, Бёрвин и Риверсайд, а также северную часть Сисеро. Ирландцы вторглись на территорию итальянцев и должны были получить по рогам. 27 апреля 1926 года пять машин на малой скорости проследовали мимо «Пони Инн», их пассажиры выпустили по несколько автоматных очередей в чёрный седан, в котором находились члены банды О’Доннеллов. Среди стрелявших были Макгёрн и Аль Капоне, паливший из автомата с радостью мальчишки, которому дали опробовать новую игрушку.

Гангстер может убить человека за такое же время, какое нужно, чтобы на него посмотреть, гласила пословица тех лет. «И даже быстрее», – мрачно заметил комиссар полиции Джон Стидж, когда эта фраза прозвучала в его присутствии. А посмотреть повнимательнее, прежде чем нажимать на гашетку, иногда не мешало. Убитых было трое: Джим Догерти, Рыжий Даффи и… помощник прокурора штата Уильям Максвиггин – друг детства некоторых гангстеров, ходивших под О’Доннеллами.

Это обстоятельство сильно осложнило ситуацию. «Саутсайдеров» нельзя было обвинить в намеренном убийстве представителя закона: что этот представитель делал в компании бандитов? Но и спустить дело на тормозах тоже было нельзя. Прессе, как всегда, всё было ясно: Максвиггина убил Капоне, которого тот грозился арестовать за нераскрытое убийство Джо Регтайма. Полиция вломилась в квартиру Ральфа Капоне и обнаружила там тайник с оружием, которое, однако, не имело никакого отношения ни к убийству Максвиггина, ни к Алю Капоне. Тогда она нагрянула на Прери-авеню. Тереза закатила истерику, Мэй отказывалась отвечать на вопросы, двадцатилетний Джон надерзил стражам порядка, за что был арестован, но вскоре отпущен. Аля Капоне нигде не было. Полиция искала его три месяца, но так и не смогла найти.

«Капоневилл»

Аль скрывался не от полиции. Ну что полиция? Арестуют, допросят, отпустят. Пусть даже посадят ненадолго, вон Торрио сидел – и ничего. Большой срок не дадут, даже Скализи и Ансельми 14 лет сократили до нескольких месяцев. Правда, жизнь в тюрьме Джолиета мёдом не показалась: их часто избивали, а Скализи однажды чуть не отравили (ему показалось, что у еды странный привкус, и он сообщил об этом охране; в отправленных на химический анализ спагетти и бобах обнаружили цианид в количестве, достаточном для убийства двух человек). Но это – рядовые бойцы, не мафиозные боссы.

Предоставив ведение уличной войны Ральфу, Аль целую неделю провёл в доме Доминика Роберто в Чикаго-Хайтс. Он доверял Роберто и даже подарил ему бриллиантовую ременную пряжку – своего рода знак избранности. (Роберто, в свою очередь, подарил ему куда более нужную вещь – кресло с пуленепробиваемой спинкой выше головы.) К тому же Алю нравилась жена Доминика – хорошенькая Рей Раккер из Кентукки, начинавшая певичкой в клубе Большого Джима Колозимо. Разумеется, никаких интимных отношений между ними быть не могло: жена друга – это святое. «Он, – признавала Рэй, – всегда вёл себя как настоящий джентльмен» (даже если напивался в стельку). Просто Алю было приятно на неё смотреть, когда она подавала на стол, и перебрасываться с ней ничего не значащими шутками. «Гангстеры ничего не рассказывают своим жёнам, – вспоминала потом бывшая миссис Роберто[23]23
  Рэй развелась с Домиником Роберто в 1927 году, но осталась с ним в хороших отношениях: навещала бывшего супруга в тюрьме Ливенворт, куда он был посажен за дачу ложных показаний. В 1933 году Роберто выпустили, и он уехал в Италию. А Рэй перебралась в Калифорнию и вышла замуж за цветочника из Голливуда Джека Бёрка, с которым потом тоже развелась. Она возобновила карьеру певицы под именем Рио Бёрк. За свою жизнь она дала сотню интервью, но журналистов интересовало лишь одно: её отношения с Капоне. Рио Бёрк умерла 1 ноября 1994-го в 91 год от ожогов, полученных при пожаре в собственной квартире.


[Закрыть]. – Ничего! Жена – для детской, кухни и постели. Вот любовницы знали, что происходит». Тут она немного лукавит: надо было быть полной дурой, чтобы ничего не понимать. Откуда эти безумные деньги, которыми сорит твой муж? Велма Фезант, жена Ральфа, как-то сказала Лорейн, новой жене Альберта, которую в семье звали Ларри: «Лучше потратить их деньги первой – всё равно они их промотают!» Да и пресса обильно снабжала информацией своих читателей, не скрывая имён (от Сонни газеты прятали, чтобы он случайно не увидел броский заголовок со своей фамилией). Кроме того, Мэй выуживала важные сведения из обрывков разговоров, в том числе между телохранителями мужа. Аль же старался бывать дома как можно реже, чтобы его семья не разделила участь Анны Лонерган, дважды раненной во время покушений на её мужей – сначала Билла Ловетта, а потом Мэтти Мартина.

Выждав неделю, Аль отважился под покровом ночи поехать к Рафаэле Капоне.

После того как лавка на Лафлин-стрит неожиданно сгорела вместе с домом и всем имуществом, Клотильда настояла на переезде из Чикаго. Они отправились на запад, в маленький городок Фрипорт, прозванный «Крендель-Сити» из-за пекарни Биллербека, где эти крендели пекли в большом количестве: подавляющее большинство населения составляли потомки немецких эмигрантов. До Чикаго оттуда было 170 километров, до границы с Висконсином – 20. Семья поселилась в доме с шестью спальнями и несколькими ванными комнатами; Рафаэле по-прежнему называл своей профессией импорт товаров из Европы, но лавки при доме больше не было. Старшая дочь Филумена бросила школу и поступила работать в какую-то контору; мальчики тоже подрабатывали разносчиками в бакалейных лавках, но, конечно же, этих заработков не хватило бы на безбедную жизнь.

Однако семья ни в чём не нуждалась – благодаря Алю. Он приезжал без предупреждения, привозил кучи сластей (если он не раздавал их сразу, Клотильда их прятала) и давал детям «доллар на мороженое» (малыши Фанни и Джим только несколько лет спустя поняли, что это была целая сотня долларов). Аль, единственный из всей семьи, поддерживал связь с дальними родственниками и испытывал к Рафаэле какое-то особое чувство. Возможно, он, рано оставшийся без отца, а потом и без наставника Торрио, нуждался в общении с человеком старше себя, которого глубоко уважал. Рафаэле не дрожал перед Алем и мог себе позволить отчитать его, когда тот был неправ или вёл себя по-свински. Это отрезвляло и внушало Алю вместо гнева чувство благодарности. После приветствий и ритуального угощения детей отправляли спать, и они из своих комнат слушали, как телохранители Аля топают по лестнице, перенося что-то из столовой в бельевой шкаф и обратно.

Рафаэле и в особенности Клотильда понимали, что пятна крови с одежд не выводятся. Нельзя остаться чистенькими, поддерживая отношения с гангстерами: это не та грязь, которая засохнет и отвалится, не оставив следа. Но жизнь – сложная штука. Однажды Табби, уже подросток, не вернулся вечером домой – его похитили. Подозрения пали на «Чёрную руку», которая в своё время уже шантажировала Рафаэле. После недели бесплодных поисков он решился прибегнуть к последнему средству – обратился за помощью к Алю. На следующий же день Табби был дома. Аль подъехал чуть позже – убедиться, что всё в порядке, – и велел родственникам не задавать ему вопросов. Они и не задавали. Омерта[24]24
  Омерта (сицилийское оmertà от неаполитанского umiltà – смирение) – «закон молчания», отказ от сотрудничества с государством, когда речь идёт о преступлении.


[Закрыть] – итальянцам это знакомо. Главное, Табби жив и здоров. Где он был, кто его похитил – даже если он и рассказал об этом родным, мы этого никогда не узнаем, потому что дальше их ушей его рассказы не ушли. После этого случая отказать в просьбе Алю Капоне было уже невозможно, хотя дружба с ним не только обеспечивала его покровительство, но и увеличивала риск, которому подвергалась вся семья…

В тот майский день Аль вопреки обыкновению предупредил о своём приезде. Когда к дому подъехал большой чёрный седан, Рафаэле сидел в гостиной с тяжёлой палкой в руке и ждал. Вошёл телохранитель Аля, за ним он сам и сзади ещё двое. Не ответив на приветствие, Рафаэле встал и ударил Аля палкой по плечу. Телохранители рванулись к нему, но Аль остановил их жестом. Он опустил голову и молча принял несколько ударов, а потом оба сели. Какое-то время помолчали – и стали обсуждать дело, которое привело Аля сюда. (По всей видимости, он хотел просмотреть «настоящие» бухгалтерские книги, хранившиеся у Рафаэле.) Чем было вызвано такое поведение Рафаэле, неизвестно. Но, судя по реакции Аля, он признавал, что в чём-то виноват перед ним. Однако, если это было побуждение остановиться, эффекта оно не возымело. Да и поздно было тормозить. Разогнавшийся паровоз мчался под гору.

В мае в городке Стикни прошли местные выборы. Все избранные кандидаты были из списка Капоне, которому позже предъявили обвинение в мошенничестве, но дело закрыли. В соседнем городишке Форест-Вью, в девяти милях на юго-запад от Луп, 47 из 55 зарегистрированных избирателей проживали в двух борделях – «Острог» и «Кленовая вилла», оформленных как легальные предприятия бизнесменов Ральфа и Аля Капоне. Этот посёлок изначально строился для ветеранов Первой мировой, а название (Лесной вид) получил благодаря близлежащему заповеднику. Ральф довольно грубо захватил там власть, жестоко избив основателя посёлка, юриста Джозефа Нозека (неосторожно заявившего, что не знает, кто такой Капоне), и других членов руководства, так что они были вынуждены убраться. Теперь вся экономика Форест-Вью строилась на борделях, букмекерских конторах и пивоварнях; в прессе его уже окрестили «Капоневиллом».

Понятно, что там Аля знала каждая собака, поэтому он уехал в Лансинг – столицу штата Мичиган, но по сравнению с Чикаго – захолустье: всего-то около семидесяти тысяч жителей. Зато Капоне мог спокойно гулять по его улицам, не опасаясь, что его кто-нибудь узнает и примет меры. Но в крошечном Бентон-Харборе, тоже в Мичигане, куда Аль иногда выбирался к своему приятелю Тони Ломбардо, председателю Италоамериканского союза, большой дом круглосуточно охраняли вооружённые люди.

В Лансинге Аля Капоне приютил бывший член его банды, который пожелал выйти из игры и получил на это разрешение. Такое крайне редко, но всё же случалось. Например, шофёр и телохранитель О’Бэниона Джером Макмагон «завязал» по просьбе своей невесты и был отпущен с миром. Даже видным гангстерам удавалось соскочить с этого крючка; например, Макси Эйзен вскоре после похорон О’Бэниона покинул банду, благодаря которой сколотил себе неплохое состояние, и уехал подальше. Главарь банды Вэлли Фрэнки Лейк поступил так же, бросив товарищей. В банде Торрио – Капоне такое было немыслимо, но Макмагона, мелкую сошку, занятого лишь на погрузке-разгрузке ящиков со спиртным и в редких случаях повышаемого до водителя грузовика (и то для перевозок на небольшие расстояния), милостиво отпустили. В благодарность этот человек, перебравшийся из Чикаго в Лансинг, занявшийся там мелкой торговлей и обзаведшийся семьёй, при случае передал своему боссу: если тому когда-нибудь понадобятся его услуги (разумеется, мирного характера) – милости просим. И вот они понадобились. Пока чикагская полиция активно разыскивала Аля Капоне, а все газеты в Америке (и даже некоторые зарубежные издания) печатали его портреты, он ходил по Лансингу у всех на виду.

По приезде в Лансинг Аль первым делом связался с Джоном О’Брайеном, офицером местной полиции, про которого говорили, что он согласен молчать за деньги: вот он я, но меня нет – понятно? Но О’Брайен занимал довольно скромное место в полицейской иерархии, так что спокойную жизнь Капоне обеспечивали только отсутствие в тех местах мафии и дружелюбное отношение населения, оценившего его щедрость и обаяние: то он даст мальчугану пять долларов на мороженое, велев угостить всех друзей, то оплатит счёт за уголь для бедной вдовы, то предложит купить приютившей его семье новую машину (предложение вежливо отклонили), то оплатит кому-то обучение в колледже или лечение. Понятно, что никто не разбегался при виде его чёрного лимузина, а когда он шёл по улице пешком, ему махали рукой: «Привет, Аль, как дела?» 4 июля, в День независимости, он присутствовал на традиционном фейерверке, и об этом написали в местных газетах. Капоне этому не препятствовал: чем больше положительной рекламы, тем лучше. Он проводил совещания в одном из самых престижных отелей Лансинга, куда к нему приезжали «сотрудники» из Чикаго. В вестибюле толпились журналисты в поисках сенсаций, высматривая людей в светлых пальто и серых федорах (мужчины, не принадлежавшие к криминальной среде, опасались носить шляпы этого фасона, чтобы их не приняли за гангстеров). Но всё самое интересное творилось в Чикаго, куда пришло «лето смерти».

Группа бойцов, возглавляемая Домиником Роберто, не щадила даже женщин, подвернувшихся под горячую руку. Ядро оппозиции из Чикаго-Хайтс было быстро разгромлено. 2 июня 1926 года помощник Фила Пьяццы Джим Ламберта был убит вместе со своей подругой Кристал Барриер: их подловили возле ночного клуба в южном пригороде. Неделю спустя убили ещё одного помощника Пьяццы – Фрэнка Камеру, а его самого застрелили 22 июля перед принадлежащим ему кафе «Милан». Истребление его банды продолжалось до середины сентября; убиты были не менее шести человек – совершенно безнаказанно.

Капоне пережидал жару на Круглом озере неподалёку от Лансинга, где он и Фрэнк Нитти обзавелись «дачами». Аль привёз с собой своего телохранителя Фрэнки Рио и Джека Макгёрна; у каждого был отдельный коттедж. Капоне плавал, удил рыбу, а если становилось скучно, отправлялся на находившийся чуть ниже по дороге постоялый двор с бухлом и женщинами. Но в середине июля он решил, что отдых затянулся, и сообщил полиции Чикаго (всё ещё искавшей виновных в убийстве Максвиггина), что намерен явиться сам: утром 28-го числа он будет на углу 106-й улицы и бульвара Индианаполис – на границе между штатами Индиана и Иллинойс; полицейские могут встретить его там и сопроводить в город. Газеты с наслаждением перепечатывали фразу, якобы произнесённую им в момент встречи: «Я так понимаю, ребята, вы ищете меня».

Его препроводили сразу в здание Уголовного суда Чикаго. Во время допроса он стойко отрицал, что имеет хоть какое-то отношение к убийству членов банды О’Доннеллов и в особенности Максвиггина, который был ему «другом»: «Конечно же, я не убивал Максвиггина. Зачем мне это? Мне нравился этот парень. Всего за день за того, как его пришили, он был у меня, а когда собрался домой, я дал ему бутылку скотча для его старика. Если бы я хотел его пришить, то сделал бы это прямо тогда, верно?» И добавил для большего эффекта: «Я платил Максвиггину сполна и получал то, за что платил». Журналисты «Чикаго трибюн», «Чикаго дейли ньюс» и «Чикаго ивнинг пост» немедленно передали эти слова.

Правда это была или ложь? Опровергать Капоне было уже некому, а обстоятельства, при которых погиб Максвиггин, оказавшийся в неудачный момент в неудачном месте, да ещё и не в самой лучшей компании, обращали сомнения в пользу подозреваемого, и он умело этим пользовался.

Капоне полагал, что, поскольку против него нет никаких улик, его отпустят. Однако судья арестовал его на сутки, которые задержанный должен был провести в обычной тюремной камере. На следующий день состоялись новые слушания; прокурорам пришлось признать, что им нечего предъявить, и судье ничего не оставалось, как снять с подсудимого все обвинения. Капоне был волен идти на все четыре стороны. Первым делом он отправился в Сисеро, в отель «Хоторн», хотя несколько месяцев не видел свою семью. Это полиция и суд ничего не могли ему сделать. А ведь есть ещё люди, которым закон не писан…

Днём 6 августа, когда температура доходила до 30 ^оC, Джон Фоли по кличке Миттерс заехал в гости к своей матери. Кто-то позвонил туда по телефону, и Джон тотчас ушёл. Миттерс официально состоял в руководстве профсоюза мороженщиков, но зарабатывал главным образом на пиве и ходил под Шелдоном, а тот, в свою очередь, под Капоне. Теперь он ехал на юг, то и дело сворачивая с одной улицы на другую; вдруг ему на глаза попался зелёный «кадиллак», медленно двигавшийся навстречу. Миттерс запаниковал: он уже видел этот «кадиллак» час назад, направляясь к матери. Он на ходу выскочил из машины и побежал; машина без водителя врезалась в столб. Человек с дробовиком, выпрыгнувший из «кадиллака», бегал быстрее тучного Фоли. Услышав отдалённое стаккато выстрелов, мать Джона сразу почувствовала, что с ним случилась беда. Она прибежала к месту убийства почти одновременно с подъехавшими полицейскими.

По случаю хорошей погоды на улицах было полно людей, поэтому комиссару Стиджу в кои-то веки повезло со свидетелями: садовник из начальной школы сказал, что хорошо разглядел людей из «кадиллака» и мог бы их опознать. Его привезли в участок и показали ему фото Солтиса и ещё нескольких людей из его банды (Стидж хорошо знал, кто есть кто в чикагской мафии, и умел рассуждать логически). Садовник указал на Солтиса и Фрэнка Консила, а другой свидетель подтвердил его слова. Вскоре нашёлся и сам зелёный «кадиллак»; автомеханик опознал его по крошечной детали в системе зажигания, которую недавно перебирал по заказу Джо Солтиса. Бинго! Торжествующий Стидж не сдержался – заявил «Чикаго геральд энд экзаминер»: «Я полагаю, у нас есть план, как, наконец, покончить со стрельбой на улицах и убийствами. Возможно, наш план не панацея, но на сей раз мы всё же сдвинемся с мёртвой точки. С этим безобразием пора кончать». Возможно, план был хорош, но… в начале ноября Солтиса и Консила, обвинённых в убийстве Миттерса, оправдали.

Тогда же, в начале августа, неизвестные похитили водителя Капоне Тони Куириньоне (Томми Росса). Его тело нашли в юго-западном пригороде Палос, на территории Солтиса. Несчастного пытали, чтобы узнать, где его босс, а ничего не добившись, убили и сбросили в колодец. Пытки – тоже стиль Солтиса. Тем не менее Капоне записал это убийство на счёт «нордсайдеров». Кстати, считается, что выражение «прокатить на машине», означавшее «вывезти за город и убить», ввёл в обиход их лидер Хайми Вейсс. Теперь ход был за «саутсайдерами».

Через неделю после обнаружения тела верного Томми на оживлённой Мичиган-авеню в полдень появились Друччи, Вейсс, Моран и Джулиан Кауфман с полными карманами денег: они собирались положить на депозит полмиллиона долларов. Когда они проходили мимо здания нефтяной компании «Стандард ойл», из проезжающей мимо машины высунулся автоматчик. Тра-та-та-та-та! Звон бьющихся стёкол, свист пуль, отбивающих куски штукатурки или рикошетящих от фонарных столбов; крики разбегающихся прохожих, стон водителя грузовика, раненного в ногу… Вейсс, Моран и Кауфман тоже побежали, а Друччи из-за укрытия расстрелял все патроны из своего «смит-вессона» 38-го калибра, после чего запрыгнул в первую попавшуюся машину. «Гони!» – успел крикнуть он водителю, угрожая револьвером; в этот момент сильные руки схватили его сзади и выволокли наружу. В участке Друччи назвался вымышленным именем (хотя полицейские прекрасно знали, кто он такой), сказал, что понятия не имеет, кто мог в него стрелять, а 13 200 долларов, найденные при нём, – деньги за проданную недвижимость. Его арестовали за стрельбу с намерением убить и за нарушение общественного порядка; через несколько часов выпустили под залог, а потом обвинения были сняты. Полиция догадывалась, что нападение в центре города, средь бела дня, – дело рук «капонитов», но как это доказать? Не помогло даже то, что на месте происшествия схватили Пола Рикку, члена банды Капоне[25]25
  Рикка (настоящее имя Феличе де Лучия) родился в 1897 году в Неаполе и в 17 лет уже работал на мафию: по её приказу зарезал Эмилио Парилло (на суде сказал, что сделал это, чтобы тот не женился на его сестре), отсидел два года, а после выхода из тюрьмы перерезал глотку Винченцо Капассо, свидетельствовавшему на суде против него. После этого он взял себе имя Паоло Мальо, уехал через Кубу в США, 10 августа 1920 года прибыл в Нью-Йорк и там назвался Полом Риккой. Познакомившийся с ним ещё на Кубе Джозеф Эспозито (Бриллиантовый Джо) забрал его в Чикаго и пристроил к делу – доставлять виски с Кубы и самогон из Кентукки. Официально Рикка был метрдотелем в ресторане «Белла Наполи», принадлежащем Эспозито и очень популярном среди чикагских гангстеров. Благодаря этому Рикка получил кличку Официант. Там-то он и познакомился с Капоне, стал работать на него и часто ездил на Восточное побережье для переговоров от его имени с местными гангстерами.


[Закрыть], который назвался Полем Валери.

«Нордсайдеры» нанесли ответный удар – в самом центре Сисеро. 20 сентября кавалькада из десяти автомобилей, из окон которых высовывались как минимум три автомата и множество дробовиков, проехала по 22-й улице, обстреляв отель «Хоторн» и соседние здания, в которых бывали люди Капоне. По припаркованным у тротуара машинам и входным дверям домов выпустили более тысячи автоматных очередей. Помимо Вейсса, Друччи, братьев Гузенбергов, Джорджа Морана и других «нордсайдеров», в акции возмездия участвовали Винсент Макэрлейн, О’Берта и Джон Туи. Последнего арестовали, полиции удалось установить принадлежность нескольких автомобилей. Единственным человеком, пострадавшим от этого ураганного огня, оказался Пол Рикка, который теперь назвался полиции Луисом Барко.

Рикка шёл по улице и заметил приближающуюся вереницу машин. Вместо того чтобы спасаться самому, он побежал в «Хоторн», зная, что Аль Капоне и Фрэнк Рио в это время сидят там. Он успел открыть дверь и крикнуть, когда из первой машины уже вышел стрелок – Питер Гузенберг. Капоне вскочил из-за столика и пятился к стене; Рио повалил его на пол. Рикке пуля попала в плечо. В благодарность за спасение своей жизни Аль Капоне станет шафером на свадьбе Рикки в начале 1927 года, а его сестра Мафальда будет подружкой невесты – ни одному другому члену своей банды он не оказывал подобной чести. Кроме того, Рикка из простого бойца теперь стал «офисным сотрудником»: работал в конторе под руководством Фрэнка Нитти и быстро пошёл на повышение.

Говорят, что после этого покушения Капоне предложил Вейссу перемирие, однако тот выставил условие: головы Скализи и Ансельми, убивших О’Бэниона. (Их должны были заманить в назначенное время в условленное место, где их расстреляли бы из проезжающей машины.) Тони Ломбардо был готов выполнить это условие, но Капоне отказался.

Одиннадцатого октября Вейсс с четырьмя своими людьми шёл через Стейт-стрит, от собора Святого Имени к цветочному магазину Скофилда. Неожиданно их обстреляли из автомата со второго этажа соседнего с магазином дома. Хайми и один из его людей погибли сразу, остальные были ранены; пули выщербили угол собора. Как потом выяснила полиция, в засаде сидел Макгёрн, уже получивший кличку Автомат (бывший телохранитель Вейсса!), а в здании на углу притаился Сэм Хант со своей «заряженной» сумкой для гольфа – на всякий случай, для гарантии. Идея же «гнезда для автоматчиков» принадлежала Фрэнку Нитти; впоследствии этот приём будут использовать ещё не раз.

Неизлечимо больной Хайми Вейсс часто говорил: «Я не рассчитываю жить долго, но надеюсь прожить достаточно». Состояние 28-летнего Вейсса оценивалось в 1,8 миллиона долларов; его, как и О’Бэниона, похоронили на кладбище «Гора Кармель». Банду возглавил Винсент Друччи, а его главным помощником стал Джордж Моран.

Стрельба из автоматов в людном месте средь бела дня – это не просто нарушение общественного порядка. Полиция была обязана «что-то сделать». Капоне, чтобы не воевать на два фронта, попытался настроить общественность в свою пользу, рассказав журналистам собственную версию событий. Рой Гиббонс из вечерней газеты «Таймс лидер», выходившей в Уилкс-Барре, штат Пенсильвания, изложил её в статье, напечатанной на первой странице в выпуске от 16 октября: «Я хочу мира, – уверял Капоне, сидя в отеле “Хоторн”, своей “добровольной тюрьме”, которую якобы не мог покинуть уже 14 месяцев. – Я не могу выйти на улицу без телохранителя, иначе меня изрешетят из автоматов. Но если я выйду с телохранителем, меня арестует полиция. Я невиновен. Я букмекер и бизнесмен, но я не играю в игры со смертью и ничего не знаю о бутлегерстве или поставках пива».

В этом месте журналист прервал изложение, чтобы отметить, что попасть на «приём» к Капоне – всё равно что на аудиенцию к монарху: вас обыскивают, осматривают, ведут от поста к посту, и лишь затем вы оказываетесь лицом к лицу с «бизнесменом» за дверью, закрытой на три замка, к которой приставлена охрана. «У меня есть жена и ребёнок, которых я люблю, – продолжал давить на жалость “27-летний иммигрант, заполучивший примерно два миллиона долларов с тех пор, как оказался в Америке”. – У тех других ребят тоже есть жёны и возлюбленные. Нам всем места хватит. Я хочу мира, и я готов встретиться с другими бандами, когда они пожелают». Ему надоело, что все убийства в Чикаго вешают на него, даже если он в тот момент находился за тысячу миль от города: «Когда они три недели назад проехали мимо моего отеля и разрядили примерно 20 автоматов в окна по фасаду, пострадало много невинных людей. Я оплачиваю их лечение и ущерб, нанесённый автомобилям, припаркованным перед отелем». Сам же он в жизни никому зла не причинил.

Репортёр усомнился в способности гангстеров заключить мир и поделить сферы влияния: цепную реакцию «око за око», начавшуюся после убийства О’Бэниона, уже не остановить, все предыдущие попытки оканчивались неудачей. Но Капоне всё-таки хотел пожить подольше. 20 октября он встретился с Друччи и другими главарями банд с севера и юга в отеле «Шерман» в центре Чикаго и предложил им заключить мир на следующих условиях:

1. Никого больше не убивают и не избивают.

2. Все прошлые убийства, совершённые бойцами из банд Чикаго и Сисеро, считаются исчерпанными инцидентами.

3. Всё сказанное до этих мирных переговоров не в счёт.

4. Вина за нарушение мирного договора падёт на главарей, о недружественных действиях мелких сошек следует доносить уполномоченным для принятия дисциплинарных мер.

«Лос-Анджелес таймс» в номере от 23 октября 1926 года приводила пояснения Капоне: «Я сказал им, что не хочу умирать. Я не хотел, чтобы и они умирали. Я сказал, что в этом нет необходимости. Мы могли бы найти более разумный способ уладить наши проблемы. Я много раз говорил им об этом, прежде чем Хайми умер. Они думали, что я шучу, но когда увидели, что я с ними откровенен, то захотели всё обговорить».

Надо сказать, что Капоне слегка перегнул палку, поскольку вёл эти переговоры с позиции победителя. В ходе «демаркации границ» он забрал себе несколько борделей и игорных притонов, которые раньше контролировал «вестсайдер» Джек Зута, бухгалтер мафии; владельцы остались прежними, но дань теперь должны были платить Капоне.

Мирного настроя хватило ненадолго. Стоило оправдать Солтиса и Консила за убийство Джона Фоли, как 25 ноября банда Солтиса напала на О’Доннеллов из Саут-Сайда, ранив Томми и Чарлза. Вечером 28 ноября Капоне ужинал со своим другом Теодором Антоном (Тони Греком) – владельцем ресторана, находившегося на первом этаже отеля «Хоторн». Больше никого в зале не было. В дверь позвонили. Антон пошёл открывать и не вернулся. Его тело нашли не сразу – со следами пыток, замороженное. Убийц, разумеется, не поймали. А 16 декабря бесследно пропал Хиллари Клеменс из банды Шелдона, бывший партнёр Фоли; его труп обнаружат в конце месяца.