Текст книги "Тень Башни"

2

Харальд стоял у шкафа и всё никак не мог решить, какие книги взять с собой. Мальчик стоял сзади, у него в руках уже было несколько особенно старых томов. Ему нравились книги. Однажды Харальд от скуки научил его читать и писать, но брать что-то из шкафа юноша не решался и читал только газеты, да и то украдкой. Наконец, мужчина взял с полки ещё два тома и пошёл в коридор, где лежали два чемодана, один уже наполовину собранный, второй пока пустой.

– Я хочу кое-что дать тебе, – Харальд взглянул на мальчика. В зелёных глазах мелькнули удивление и страх, а потом благодарность. Как так можно? Ему было не понять привязанности этого ребёнка. Он уже не ребёнок – одёрнул себя Харальд – совсем не ребёнок.

– Дать… мне? – по глазам понятно было, что он не ждёт ничего хорошего, но всё равно благодарен за это. Он примет от него даже смерть, любую боль. Преданный или даже… нет, этого не могло быть. Никогда.

– Да. Я хочу дать тебе имя, – у мальчиков и девочек не было имён, они были не более чем вещами своих хозяев. Имя может быть только у человека.

– Имя, – мальчик уставился на него заворожено, не веря, не понимая. Имя? Почему, что это означает? Зачем? Харальд улыбнулся, наслаждаясь замешательством юноши. Он ожидал как раз такую реакцию, – но… зачем?

– Тебя что-то не устраивает? – улыбка стала зловещей, мальчик испуганно пискнул и попробовал сбежать в спальню. Харальд поймал его за руку и притянул к себе. Жадно поцеловал, скользнул ладонями по талии вниз, сжал, вдавил в стену. Мальчик обвил руками его шею, судорожно выдохнул.

– Имя, – жарко прошептал Харальд ему в ухо, – твоё имя – Дэнель. Я даю его тебе, – он снова почувствовал, что тонет в бездонных зрачках и не может сопротивляться жгучему желанию, что хочет крови, боли и наслаждения, что они оба этого хотят, – Нэль, – беззвучно прошептал он, задыхаясь в поцелуе, – Нэль…

Харальд застегнул последний ремень на ногах Дэнеля. Теперь юноша не мог даже пошевелиться. Он лежал на дне второго чемодана, прижав колени к груди. Всё его тело стягивали кожаные ремни.

– Вот и хорошо, надеюсь, поезд придёт по расписанию, – Харальд коротко поцеловал юношу и закрыл крышку чемодана. Несколько незаметных отверстий, воздуха должно хватить, но из-за неудобной позы и неподвижности могло нарушиться кровообращение. С другой стороны, это был единственный способ взять его с собой. Оставлять мальчика дома одного ему почему-то не хотелось. Дэнеля. Надо запомнить, теперь у него есть имя. Красивое, новое и не длинное.

У входа ждала служебная машина. Дождь струями стекал по гладкой чёрной поверхности, тихо гудел двигатель. Водитель помог Харальду втиснуть чемоданы в багажник. Он заметно нервничал. Совсем мальчишка. Недавно на службе, ещё не привык к военным, ещё боится, вернее, позволяет увидеть свой страх. Это пройдёт. Со временем. Машина быстро неслась по залитому дождём городу. Харальд смотрел в окно невидящим взглядом. Его мальчик был так близко. И недосягаем. Он, кажется, становится сентиментальным. Опасная черта. Но дело не только в этом. Что-то ещё… Отдалившаяся от него сестра? Непонятная тревога? Или предстоящая поездка? Ему не нравились поезда. Или город? Слепые окна-глаза, бесконечное движение, неразличимые голоса, дождь, бесконечный дождь, смывающий кровь с мостовых, копоть со стен, эмоции с лиц, да и сами лица. Город перемалывает всех в однородную серую массу. Либо стань таким, как все, либо исчезни. Армия давала крошечный шанс сохранить частицу себя. Она была не серой, она была чёрной, блестящей, отливающей металлом. Военные были частью огромной машины, частью, но не однородной массой. Деталь должна работать так, как положено, не выбиваясь из ритма. Главное сохранить в этом ритме себя, при этом не нарушив его. Научится думать, не выходя за дозволенные рамки. Чем выше звание, тем больше возможности, тем больше опасность. Чистое происхождение обеспечивало офицерское звание, пусть и самое низкое. Хорошее начало, главное удержаться, не упасть, подняться, вырваться выше, где есть немного воздуха, и не потерять хотя бы часть себя. Харальду хотелось верить, что от него ещё что-то осталось. Отто и Нэль, Вильгельм, Гринхильда. То, что пока ещё есть. То, что он должен сохранить. Во что бы то ни стало. Должен.

Оставив водителя разбираться с багажом, Харальд направился в своё купе. Как офицеру Имперской службы безопасности ему полагалось отдельное, даже для частных поездок. Мягкие сиденья, предупредительная обслуга, любые удобства, которые только можно представить, окна, как дань традиции. Поезд начал мягко набирать ход, скользя по электрорельсам. В городе и рядом с ним он мог как следует разогнаться, электромагнитные поля держали его над поверхностью рельс, трение было снижено до предела, эти же поля давали ему скорость. Машинисту надо было только регулировать силу и направление тока в обратной обмотке. Ни грохота, ни тряски, как в старых конструкциях. Проскучав в купе несколько часов, Харальд отправился в багажное отделение. Проводнику он объяснил, что забыл взять из чемодана книгу. Тот лишь кивнул и пропустил его. Не важно, счел ли он его просто забывчивым или решил, что у него какое-то тайное задание. Обычным людям лучше не стоять на пути военных. Харальд взял книгу из чемодана с вещами и положил руку на тот, в котором был его мальчик. Ему показалось, что он может ощутить биение его сердца. Неужели их связывает нечто, кроме обычных отношений хозяина и мальчика? Когда же это началось? Неважно. Харальд вышел из багажного вагона. Он почувствовал взгляд проводника. В его руке была книга. Настоящая книга. Из бумаги. И причин проверять нет. В вагоне он тоже провёл не слишком много времени. Достаточно, чтобы отыскать нужную книгу в багаже, но слишком мало, чтобы найти что-то в чужих вещах. Конечно, он мог не взять, а наоборот положить. Но причин проверять не было. По лицу ничего не прочесть, только холодное безразличие и невозмутимость. Ну разве что лёгкое раздражение из-за кое-чьего назойливого внимания. Поинтересоваться, что ему нужно? Нет, пусть думает, он ли был причиной раздражения и придётся ли за это ответить. Так даже лучше. Харальд вернулся в своё купе и достал пачку сигарет. Курил он редко, но сейчас хотелось просто расслабиться. В пачке осталось всего две тонких бархатистых палочки. Надо будет купить. Харальд щёлкнул зажигалкой, затянулся и устало прикрыл глаза.

Свет. Мельканье. Нет. Не должен. Только не ты. Только не ты. Только не ты. Пятна света. Белый. Гладкий. Камень. Только не ты. Только не ты. Только не ты. Не надо. Шелест. Скорость. Остановись. Не отпускай. Прикоснись. Скорее.

Поезд замедлил ход. Харальд резко проснулся. До станции было ещё далеко, просто начались Мёртвые Пустоши. Электромагнитное поле здесь порой вело себя вопреки всем законам физики, и аварии случались часто, поэтому машинист сбавил скорость. Ему надо было отслеживать малейшие колебания датчиков, следить, просчитывать. Поезд всегда сбавлял здесь ход, и это давало возможность рассмотреть то, что было за окном. Хотя смотреть там был не на что. Бесконечное серо-чёрное ничто с белесыми пятнами. Хрупкое, ломкое, выжженное, мёртвое. Наследие Последней Войны. Здесь не было даже мутантов, как на границе Пустоши. Здесь нечему было мутировать. Харальд ненавидел это место. Оно словно давило, смотрело, звало его. Вдалеке мелькнула какая-то тень. Харальд отчётливо услышал смех. Детский и какой-то неестественный смех. Это всё наваждение. Там никого нет, и смеяться некому. Это наваждение. По-другому просто не может быть. У обочины стояла девочка. Она прижимала к себе длинного грязного уродливого плюшевого зайца. Серое платьице, на котором ещё можно было разобрать красные цветы, голова наклонена, лицо не разглядеть за волосами. Поезд двигался достаточно быстро, она должна была давно пропасть из вида. Если бы она была. Но девочка стояла у обочины, обнимая своего зайца. Она медленно подняла голову и улыбнулась. Жуткая, нечеловеческая улыбка. Харальд отпрянул от окна. Сердце бешено колотилось, покалывало где-то в позвоночнике. Меньше секунды он видел это. Оскал из кошмаров. Безумие Пустоши. Всего лишь видение.

Смех. Детский смех. Голоса. Крик.

Харальд мотнул головой. Как же он ненавидел эти Пустоши. Скорее бы уже выехать из них. Хотелось напиться, но ему была нужна ясная голова. Поезд начал набирать ход. Чёрная земля сменилась серым пеплом. Через полчаса пальцы уже перестали дрожать, и Харальду удалось снова задремать, на этот раз без снов.

Кто-то потряс его за плечо.

– Герр офицер, мы приехали, – это был проводник. Растерянный, немного испуганный. Отдельное купе, выправка, значит из армии, и не из самых низших чинов. Но в гражданской одежде, звание точно не определишь, а оскорбить можно.

– Хорошо, – Харальд встал и застегнул плащ на все пуговицы, под горло, натянул перчатки, – вынесите мой багаж.

Багаж. Самый большой чемодан. Они будут аккуратны – страх слишком основательно въелся в их разум. Они уже не способны сделать что-то не так. Харальд шагнул из тепла вагона в промозглую сырость серого дня. Бросил взгляд на чемоданы. Шёл мелкий дождь. Влага оседала на одежде и волосах, стекала за ворот плаща. Харальд тихо выругался под нос. Его уже встречали. Ганс. Верный пёс его отца. Он служил под его началом, а потом последовал за ним после отставки. Теперь Ганс живёт в их доме как верный слуга. А ещё он химера – генетически модифицированный организм, с добавленными генами животных. Ганс был создан по тогда ещё не совершенной технологии. Сейчас химеры стали намного лучше, совершеннее. Последние поколения обладают способностью к трансформации – не догадаешься, что перед тобой не человек, пока не перейдёт в боевую форму. Да и гены научились добавлять не только животных.

– Молодой господин, я возьму вещи, – Ганс подошёл к чемоданам и легко их поднял. Огромный, невероятно сильный. От него пахло зверем. Обычно он не был так разговорчив. Почуял Нэля? Если так, то это очень плохо.

– Поспеши, я уже совсем промок, – Харальд позволил лицу принять надменное выражение. Оно лучше всего скрывает страх. Он боится? За Нэля? Что отец узнает и пристрелит его? Может и так. Харальд не хотел терять контроль.

Машина быстро неслась по дороге. Внутри что-то гудело. За окном мелькали деревья, поля. Совсем недалеко от Пустоши, но это была плодородная земля, и её надо было использовать. Дорога сделала ещё один виток, и Харальд, наконец, увидел родовое поместье. Огромный дом, старинный, много раз перестроенный и отреставрированный. Самая старая часть походила скорее на замок, вернее, на то, что от него осталось. Дом, полный истории, памяти, с огромной библиотекой, где они когда-то прятались с сестрой, большим запущенным садом и примыкающим к нему семейным кладбищем. Харальд отвернулся от окна. Воспоминаний об этом месте было много, но оно всегда давило на него. Сначала он был очень рад, что сумел вырваться отсюда. Только город оказался ещё страшнее.

Машина притормозила у ворот. Им пришлось ждать, пока они откроются, потом колёса зашуршали по гравиевой дорожке. Остановившись у парадного входа, Ганс вышел и открыл дверь перед Харальдом. На ступенях стоял отец. Немолодой, но крепкий мужчина с седыми волосами и бледно-голубыми глазами, смотревшими жестко и подозрительно. Харальд не помнил в них ни тепла, ни заботы. Быстрый взгляд, брошенный в сторону Ганса, тот лишь слегка покачал головой. Значит, Нэля он не почуял? Странно, хотя мальчик всегда хорошо умел прятаться. Но не от зверя же.

Отец обнял его, как и полагается. Он играл роль, даже когда не было зрителей. Почему это так бесит? Давно пора было привыкнуть.

– Рад, что ты всё-таки смог приехать, Харальд, – радости в голосе не было, только едва уловимое раздражение и издёвка, – отдохни с дороги. Жду тебя к ужину.

Вот и всё, они не виделись больше года. Харальд прошёл в дом вслед за Гансом, который нёс чемоданы. Огромная парадная лестница, поворот на право, коридор, ещё одна лестница, наконец, знакомая дверь, комната, в которой он жил ещё ребёнком. Ганс занёс вещи и замер на пороге.

– Мне нужно отдохнуть и привести себя в порядок, – Харальд даже не пытался скрыть, что не выносит этого получеловека, – не беспокой меня до ужина. Я запру дверь.

Закрыв дверь и повернув ключ, Харальд замер, прислушиваясь. Ручка медленно повернулась. Ганс проверил, заперта ли она, и только потом раздались его тяжёлые удаляющиеся шаги. У него был запасной ключ, но он не решился им воспользоваться, пока хозяин был в комнате. Пока. Но, когда Харальд спустится на ужин… Не важно. Сейчас первым делом Нэль. Застёжки заедали и не слушались. Он мысленно обругал себя за то, что так дёргается и спешит. Спокойней. Крышка откинулась. Нэль лежал связанным в той же позе. В глазах преданность и боль. Сейчас, потерпи. Харальд торопливо вытащил Нэля из чемодана, расстегнул ремни. Мальчик не изменил позы, мышцы так затекли, что он просто не мог двигаться, на коже остались багровые полосы. Подхватив его на руки, мужчина быстро прошёл в ванную, уложил и включил воду, стянул перчатки и начал разгибать сведённые судорогой конечности. Горячая вода и лёгкий массаж делали своё дело. Постепенно к Нэлю вернулась чувствительность и способность двигаться. Оставив юношу в ванной, Харальд вернулся в гостиную. На полу лежал открытый пустой чемодан. Слишком подозрительно – чемодан был нелёгким, так куда же делось то, что там было? Надо переложить часть вещей из второго чемодана, кое-что из ручной клади. В комнате могли быть следящие устройства. Он не подумал об этом, слишком спешил. В этом случае все его попытки сохранить тайну уже не имеют смысла. Пока он жил здесь, отец не ставил камер и микрофонов – Харальд проверял свою комнату время от времени – но с тех пор многое изменилось. Например, Гринхильда. Надо будет поговорить с ней. Обязательно. Когда Нэль вышел из ванной, Харальд заканчивал проверять гостиную.

– Тебе нужно искупаться, – Дэнель подошёл и положил руку на плечо мужчине, – и отдохнуть. Тебе ещё понадобятся силы.

– Знаю, – Харальд улыбнулся уголком рта, – но я не смогу спать спокойно, не убедившись, что за мной не подглядывают.

Они вместе закончили проверку спальни и ванной. Следящих устройств не было, и Харальд немного успокоился. Он быстро искупался и переоделся – пора уже было спускаться к ужину.

– Нэль, – мальчик чуть вздрогнул, услышав новое имя, – перераспредели вещи и спрячься как следует. Пока меня не будет, кто-то, скорее всего, попытается сюда зайти и покопаться в них или поставить жучки. О твоём существовании никто не должен догадаться. Ты понял?

– Да, конечно. Я всё сделаю.

Харальд шёл по коридору к столовой. Знакомые стены, знакомые картины, всё было таким, как он запомнил, но всё равно казалось каким-то другим. Да, дом не изменился, изменился он сам, его восприятие, его взгляды. В нём укоренились новые привычки, подозрительность, граничащая с паранойей. Теперь всё казалось враждебным. Дом словно замер, настороженно, выжидающе. На перилах появились первые гирлянды белых цветов. Приготовления к свадьбе шли полным ходом, но почему-то это совсем не радовало Харальда.

Двери в столовую были распахнуты. За столом уже сидели Гринхильда и Адель, отца пока не было. Интересно, кто ещё приехал? Он занял привычное место, справа от Гринхильды.

– Адель, как ты себя чувствуешь? Ты такая бледная, – Харальд обеспокоено посмотрел на сестру. Бледное лицо и отрешённый взгляд. Адель всегда была задумчивой, но сейчас это больше походило на безразличие. Она совсем недавно родила, и дальняя поездка могла утомить её. Зачем только отец настоял на её приезде?

– Благодарю. Со мной всё в порядке, – голос был тихим и бесцветным, – только немного кружится голова.

Если бы дело было только в этом… Харальд решил зайти к ней после ужина и расспросить обо всём.

– Ты приехала с мужем? – он никак не мог вспомнить его имени.

– Да, Рихтер переодевается, скоро спустится, – Адель опустила голову. Как же она похудела. Гринхильда посмотрела на него настороженно. Но он же им не враг. Или враг?

– Как Генриетта? – простая вежливость, почему сестра вздрогнула?

– Спасибо, брат, она здорова, – натянутая улыбка, опущенные глаза. Адельхайт выглядела испуганной и в то же время виноватой.

Тишину, казалось, можно было потрогать. Он всегда ладил с сёстрами, почему тогда такая холодность и отстранённость? На лестнице послышались шаги. Харальд был даже почти рад увидеть Рихтера. Ему не нравился этот самовлюблённый карьерист, но сейчас он избавил его от необходимости искать новую тему для беседы. Харальд резко встал, чтобы поприветствовать зятя. Рихтер едва заметно дёрнулся и улыбнулся. Я просто слишком резко встал, вот и всё, а улыбка у него всегда фальшивая. Тогда почему глаза бегают? Нет, это семья и повод для встречи радостный. Нет причин для подозрений, нет повода для беспокойства.

– Когда вы приехали, герр Рейденберг? – Рихтер энергично затряс протянутую руку. Они оба были военными, можно было просто отдать честь, да и рукопожатие уже давно никто не использует. Старинные книги его до добра не доведут. Совсем потерялся во времени. Зять сделал вид, что не заметил промаха, Харальд притворился, что благодарен ему за это.

– Всего несколько часов назад. А вы давно здесь, герр Вульдрих? – улыбка слишком широкая, уже можно расслабиться, и руку можно отпустить, ладонь напряжена.

– Мы с супругой прибыли ещё вчера вечером, – Рихтер положил руку на плечо жены. Адель словно сжалась. Она ведь раньше была смелой девушкой.

– Я могу вас поздравить. Адель сказала, что ваша дочь здорова.

– Да, – улыбка стала ещё более натянутой, он хотел сына и, конечно, винил жену, что родилась дочь, хотя пол ребёнка во многом зависит именно от отца, – милое дитя.

– Могу я как-нибудь заехать к вам, – Харальд улыбнулся, видя, как сильно зять хочет сказать нет, – хочу увидеть малышку.

– Да, конечно, когда пожелаете, – Рихтер уселся за стол рядом с женой. Харальд занял своё место справа от Гринхильды. Он бросил взгляд на старинные часы. Скоро должен спуститься отец. Он всегда ужинал в одно и тоже время. Больше никого нет. Спускаться к ужину позже него означает навлечь на себя немилость, из семьи на такое никто бы не решился. Часы отбили девять часов, и на лестнице послышались тяжёлые шаги. Хильдегерд фон Рейденберг вошёл в зал с последним ударом. Он окинул собравшихся надменным взглядом, в котором явно читалось презрение. Харальд опустил голову и стиснул под столом салфетку так, что побелели костяшки пальцев. Расслабиться, позволить воздуху и свету проникнуть в тебя, почувствовать поток энергии. Соединить кончики пальцев, ладони образуют сферу. Очистить разум от гнева. Тёмная волна схлынула также быстро, как и появилась. Харальд заметил, что Гринхильда также держит соединенными кончики пальцев под столом. Этот приём они с ней выучили вместе. Вычитали в одной из старых книг. Как же часто он им помогал. Харальд незаметно улыбнулся.

Ужин проходил в полном молчании. Тяжёлом и привычном. Адель почти не ела, опустив голову и уткнувшись взглядом в тарелку. Рихтер слишком налегал на вино. Гринхильда ела аккуратно, начав с гарнира. Это значило – надо поговорить. После ужина. После десерта женщины удалились. Адельхайт была совсем бледной и Гринхильда поддерживала её. Мужчины перешли в соседнюю комнату. Приглушённый свет, холодные бутылки с вермутом, сигары. Место, где женщинам нечего было делать. Харальд опустился в кресло рядом с камином, Рихтер выбрал то, что стояло в тени, отец остался стоять.

– У тебя проблемы на службе? – отец постарался перехватить взгляд Харальда, но тот упорно смотрел в огонь. Вот, значит, как. Нет влиятельных друзей, не очень престижное место, не самый высокий чин. И это значит проблемы? Нет, жаловаться тоже нельзя, это вызовет лишь презрение.

– У меня нет проблем, служба меня устраивает, – снисходительная улыбка, обращённая к огню. Презрение, мелькнувшее в глазах отца. Да, у меня нет амбиций, а твои мне не интересны. У тебя достаточно детей, их и используй.

– А как у вас дела, герр Рихтер? – выбрал он новую жертву. Рихтер, думавший о чём-то своём, вздрогнул. Хильдегерд неодобрительно скривился, он не переносил трусов.

– Мои дела идут в гору, герр Хильдегерд. Недавно я был представлен… – Рихтер увлечённо рассказывал о своих удачах и новых связях. Всё казалось идеальным. Отец самодовольно улыбался, а Харальд думал, что голос зятя звучит до неприятного фальшиво.

– …Государственный аппарат, работающий как часы, верность людей своей стране – вот залог её величия и процветания. Наш народ – избранный! Представители чистой расы стоят выше всех других, с позволения сказать, людей! И мы приведём эту страну к небывалому величию! – от волнения Рихтер вскочил на ноги и принялся расхаживать по комнате. Отец слушал его с одобрением и интересом. – Армия призвана очистить этот мир от всего лишнего, несовершенного, нечистого! Именно мы должны сделать это! Харальд, вы ведь понимаете, о чём я? Ведь вы взяли на себя благородную миссию бороться со скверной в самом мерзком её проявлении! – Харальд несколько удивлённо посмотрел на Рихтера, тот, похоже, уже был изрядно пьян, и ничего не заметил. – Скверна должна быть уничтожена, изведена под корень! Как бы глубоко она не проникла! Чистая раса – основа и сила страны! Наделённая властью, она приведёт её к истинному величию!

Рихтер, самодовольно улыбаясь, уселся в кресло. Отец одобрительно кивнул и взял сигару. Его взгляд, обращённый к Харальду, потеплел и выражал больше одобрения. Он должен был быть благодарен Рихтеру за это, но что-то его насторожило. Звучание голоса, пафосность фраз, вызов, прозвучавший в словах, которые и так часто используются пропагандой? Эти слова… ни в чём не расходятся с линией правительства, но звучат как что-то новое. И чего-то не хватает в них, чего-то, что никогда не произносится, но подразумевается. Мы должны очистить страну от скверны. Что же ты имел в виду? Повстанцев, несогласных, людей с нечистой кровью? Как бы глубоко она не проникла. Это был намёк на что-то конкретное? На кого-то у власти, кто не относится к чистой расе? Невозможно.

– Ты плохо себя чувствуешь, Харальд? – голос отца вывел его из задумчивости. Видимо, действительно устал.

– Нет, просто задумался над словами герра Рихтера. Вдохновляющая речь. Я благодарен, что вы меня так высоко цените, – Харальд чуть поклонился в сторону зятя, – но теперь прошу меня простить. Я ещё не успел разобрать вещи. Уже поздно.

Харальд встал и направился к выходу. Он ужасно устал, но не имел права показать это. Не имел права проявить слабость. Не сейчас. Не перед этими людьми. Время ещё придёт. Нужный человек ждал его. Человек с вопиюще нечистой кровью, без родословной, а до недавнего времени и без имени. Настолько не вписывающийся в рамки, что подлежит уничтожению. Не отдам. Он мой.

Ключ не хотел поворачиваться в замке. Наконец, дверь открылась. Тихо. Как же здесь тихо. Он появился бесшумно. Приблизился вплотную, сжал тонкими пальцами ремень, заглянул в глаза. Его грех, его безумие, его спасение. Мягкие, чуть солоноватые губы. Ты не даёшь мне сойти с ума, не даёшь потерять себя. Не даёшь стать винтиком военной машины. Ты этим меня убиваешь.

Харальд отстранился. Не сейчас. Он слишком устал. На юноше была только рубашка, его рубашка. Она была ему велика, но вещей Нэля он намеренно с собой не взял. Харальд обогнул юношу и направился в ванную. Закрыл дверь перед самым его носом. Стоя под горячими струями дезинфицирующего душа, Харальд, наконец, смог расслабиться. Вода смывала с его кожи взгляды отца, слова Рихтера, подозрительность, разлитую в воздухе. Ему ещё надо было поговорить с сестрой. Нэль. Он стал уверенней, получив имя. Или просто слишком напуган? Страх, делающий смелее, толкающий на то, на что раньше бы не решился, чего бы не посмел.

Когда он вышел из душа, Нэля нигде не было видно. Ну и ладно. Харальд снова запер дверь. Комната Гринхильды была дальше по коридору направо. Дверь открылась быстро, сестра ждала его.

– Прости, что так поздно, – Харальд закрыл за собой дверь, – ты хотела поговорить?

– Сразу к делу, так на тебя похоже, – Гринхильда прошла в гостиную и села в кресло, – да, хотела. И ты, мне показалось, тоже.

– Да. Адель?

– Она напугана, всего мне не рассказывает. К тому же не совсем здорова. Можешь поговорить с ней?

– Я? – Харальд был удивлён, – поговорить? Я думал, она доверяет тебе.

– Доверяла. Она всегда была тихой, но сейчас она напугана. Если это Рихтер…

– Я поговорю с ней, всё равно собирался к ней зайти. Но это ведь ещё не всё? Гринхильда, что случилось? С тобой. С нами. Ты больше мне не веришь? – Харальд подошёл к сестре.

– Наблюдательный, – Гринхильда улыбнулась. Тепло и грустно, как раньше, – мой милый брат, я просто ревную.

Гринхильда встала и положила руку на плечо брата. Ревнует?

– Раньше я была самым близким тебе человеком. Мы всегда были вместе. Я эгоистка, ты же знаешь. А потом ты уехал, оставив меня.

– Я жил в общежитии при Академии, куда я мог тебя забрать? А потом я ведь приглашал тебя!

– Да, но к тому времени я уже научилась жить без тебя, – Гринхильда провела кончиками пальцев по его щеке, – сначала было тяжело, но я стала сильнее. Я бы мешала тебе. Молчи. Я знаю. Но я верила, что всё ещё остаюсь для тебя самым важным человеком. Когда я приехала к тебе, я поняла, что ошибалась.

– Гринхильда, ты важна для меня, – Харальд легонько сжал её пальцы.

– Да, но у тебя есть тот, кто важнее. Ты познакомишь нас? – Гринхильда мягко улыбнулась и чуть сжала пальцы брата. Важнее? Она думает, что Нэль для него важнее?

– Гринхильда, – Харальд замолчал, не зная, что ответить. – Он спасает меня от безумия, от одиночества. Не даёт стать чёрным или серым, понимаешь?

– Да, понимаю. Но это может погубить тебя. Какой он?

– Вопиюще неформатный, – Харальд улыбнулся, – не вписывающийся ни в одно правило.

– Как раз то, что тебе нужно, – сестра покачала головой, – а я уж боялась, что ты стал частью армии, и она поглотила тебя. Ты выбрал свой путь – оставаться собой, чего бы тебе это не стоило. Возможно, это будет стоить тебе жизни. Возможно, он тебя погубит. Но ты с радостью умрёшь за него. Это я знаю точно.

– Гринхильда, – Харальд смотрел в глаза сестры и видел в них печаль, как приговор, и признание Нэля, как надежду

– Так ты нас познакомишь?

– Когда-нибудь обязательно, – Харальд сжал руку сестры и поднёс губам, – если бы мы не были братом и сестрой.

– Да, если бы, – чуть слышный шёпот, – если бы…

– Неужели ты думаешь, что он может быть для меня важнее, чем ты?

– Брат, – Гринхильда вздохнула и снова провела пальцами по щеке Харальда, – ты никогда не поймёшь, насколько человек для тебя важен, пока не потеряешь его.

Она грустно улыбнулась и отстранилась от брата. Он понял, что ему пора уходить. Она снова ему доверяла. Харальд был рад этому, но у этого доверия был горьковатый привкус прощания.

Надо было навестить ещё одну сестру, Адельхайт. Он очень надеялся, что она в своей старой комнате. С другой стороны, это означало, что она не с мужем. Харальд постучал. Шаги послышались почти сразу, она ещё не ложилась.

– Харальд. Что-то случилось? – Адель выглядела бледной.

– Нет, прости, что испугал. Я просто хотел поговорить. Можно войти?

– Да, заходи, конечно, – сестра посторонилась, пропуская его в комнату, – я понимаю, у тебя много вопросов. О Рихтере. Он тебе не нравится, ведь так?

– Ты же знаешь, что нет. Он тебе не подходит. Самовлюблённый карьерист. Он тебя пугает?

– Нет, – Адель обхватила себя руками за плечи, – но у него много гостей, некоторые из них… Не знаю, как сказать, я чувствую угрозу. Может, всё дело в ребёнке, я стала видеть опасность там, где её нет.

– Не обязательно, – Харальд проводил сестру до кровати, – тебе лучше лечь. У него ведь и раньше было много гостей. Он всегда стремился к выгодным связям.

– Он стал много пить. А когда выпьет, начинает говорить о величии расы и о власти. Ничего запретного, так же как и везде, но меня это почему-то пугает.

– Мне тоже что-то показалось странным. Адель? – взгляд сестры был каким-то настороженным, – ещё что-то?

– Ребёнок. Он хотел сына…

– Он обвинил тебя? – Харальд обнял сестру за плечи, она чуть дёрнулась, – он тебя бил?

– Нет, – и совсем тихо, – почти нет.

– Ублюдок! Как он посмел!

– У него есть на это право. Я так благодарна Гринхи, благодаря ей я узнала мужчину, уважающего женщин, тебя, брат, – Адель улыбнулась, – всё нормально. Он скоро успокоится.

– Гринхи? Она не разрешает мне сокращать её имя, – Харальд улыбнулся против воли.

– А мне никогда не запрещала. Харальд, если с ним что-то случится, с Рихтером…

– Оставайся с семьёй мужа. Или переезжай ко мне. Не надо тебе возвращаться сюда.

– Конечно, но… Харальд, это серьёзно? Я боюсь за свою дочь, – в глазах Адельхайт была мольба. Ублюдок, она ведь была гордой. Свою дочь. Не его, не нашу. Малышка, да ты уже от него отреклась.

– Не стоит. Я не дам в обиду ни тебя, ни её, – Харальд прижал сестру к груди и легко коснулся губами её волос. Вернул сестринскую нежность, которую дала ему Гринхильда. Забота и сочувствие были слишком опасными вещами, чтобы хранить их у себя, – постарайся уснуть.

Харальд укутал сестру пледом и вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Теперь можно отдохнуть. Завтра приедут оставшиеся братья и сёстры.

Ключ натужно скрипнул в замке. Харальд прошёл в спальню. Как он и думал, Дэнель был там. Лежал на кровати и читал газету. Рубашка доходила юноше до середины бедра и мало что скрывала. Харальд усмехнулся, любуясь изгибами знакомого тела. Дэнель встрепенулся и испуганно вскинул голову.

– Что читаешь? – губы мужчины дрогнули в усмешке, в глазах Дэнеля мелькнули паника и вина.

– Ты не запрещал… газеты, – он склонил голову, мягкие пряди закрыли лицо, потом снова распрямился, с вызовом посмотрел в глаза мужчине, – ты ведь сам меня научил!

Харальд рассмеялся. Да, не ожидал он такого. В глазах юноши горел тот же огонь, что и тогда, когда они впервые встретились. Непокорность.

– Можешь брать книги, в газетах одна пропаганда.

Дэнель радостно улыбнулся и аккуратно положил газету на тумбочку у кровати. Харальд разделся и лёг. Притянул к себе юношу.

– Ты испугался?

– Да, – Дэнель уткнулся носом ему в плечо, – когда поезд замедлился. Там был участок. Было страшно. В товарном вагоне тихо. Но там были голоса. Смеялись и плакали. Просили. Звали, – он говорил отрывисто, глотая слова, – я был рад, что они не могут меня увидеть. Не могут добраться. Эти голоса. Это были не люди!