Текст книги "Тень Башни"

Голос сорвался на крик. Харальд прижал к себе хрупкое дрожащее тело. Он тоже слышит их. Никто не слышит эти голоса, не видит тени, только беспокойство, неясное, смутное. Он расспрашивал аккуратно, не вызывая подозрений, как слух, суеверие. Но в глазах собеседников не было страха, значит, они не видели и не слышали. Только Нэль.

– Что это было за место? – Он никогда ни о чём не спрашивал и не просил. Это было так не обычно. Страх, рождающий смелость. Он отстранил юношу. Мужчина перевернулся на спину, а Дэнель сел сверху, откинувшись на его согнутые в коленях ноги. Харальду приятно было ощущать его живую тяжесть, тепло ладоней на животе.

– Это место называется Мёртвые Пустоши. Когда-то там была плодородная земля. Деревья, дома. Там жили люди. Много людей. Но однажды утром они умерли. В один миг всё – деревья, люди, животные, машины, здания – всё превратилось в мелкий серый пепел.

– Почему они все умерли?

– Они сгорели в страшном огне, в одной яркой вспышке. От некоторых остались лишь тени на стенах. А через миг не осталось и стен, – страх в зелёных глазах сменился любопытством. Харальд улыбнулся. Нэль сейчас был похож на обычного ребёнка. Он попытался вспомнить всё, что знал о тех событиях из учебников, разговоров, книг. – Это произошло во время Последней Войны. Она шла уже много лет. Люди устали, и правительства всё больше склонялись к миру. Но были и те, кому выгодней было, чтобы война продолжалась. И они убедили своих правителей, что условия мира им не выгодны, и есть способ добиться серьёзных уступок. Для этого нужно было показать свою силу. Вызвать страх. Нанести удар. И тогда на этот город сбросили бомбу. Самую совершенную и самую мощную. Ядерную бомбу последнего образца. Прошло уже почти три сотни лет, а на этой земле до сих пор не может существовать ничто живое. Вместо страха это вызвало гнев и жажду мести. Война разгорелась с новой силой. Жестокость породила жестокость, месть породила месть. Бомбы, пусть и не такие мощные, были сброшены на города враждующих государств. На их месте тоже остались выжженные пустоши, в которых ничто не может существовать. Лишь на самом их краю есть жизнь – уродливая, мутировавшая.

– Они что, так хотели войны? Они же сами пострадали.

– Не совсем так, Дэнель. Пострадали люди. Те, кто затеял это всё, отсиделись в бункерах. Потерявшие свои семьи солдаты шли в бой отчаянно, не жалея ни себя, ни врага. Война продолжалась до тех пор, пока не истощила обе стороны. Потом был заключён пакт о ненападении, что-то вроде перемирия, – в глазах Дэнеля появилось понимание, – Война длилась так долго, что те, кто её начал, спокойно умерли от старости. Если бы война закончилась, они остались бы не у дел. Никогда прежде не использовалось столь мощное оружие. Никогда разрушения не были так сильны. Ни развалин домов, ни стен заводов, только серый пепел и чёрная хрупкая как стекло земля. Когда война закончилось, любое применение ядерной энергии было запрещено. Везде, во всём мире, никто ни разу не нарушил этого соглашения, потому что остался страх. Ты его тоже почувствовал.

– Да, – Дэнель склонил голову к плечу, – ты говорил, там никого нет, но кто же они тогда? Они ведь есть, ты же их видел.

– Тени, иная форма существования или ещё что-то, я не знаю. Знаю только, что они легко могут играть с нашим разумом. Может, там никого и нет, или есть что-то, заставляющее нас видеть и слышать того, чего нет.

Дэнель мотнул головой. На его лице появилась уверенность.

– Нет, они там есть. Разные. Много. Они есть, – он прикрыл глаза, стараясь отогнать жуткие воспоминания, и спросил совсем тихо, – тебе тоже было страшно?

– Да, было. Я вижу их, каждый раз вижу. И слышу, – Харальд улыбнулся.

– Почему тогда поезд, а не флайер? Ведь до неба им не дотянуться.

– Не знаю, Дэнель. Хочешь, расскажу сказку? Легенду. Очень старую.

Харальд прикрыл глаза. Легенда. Обрывки истории, которую они с сестрой вычитали в одной старой книге. Может, написанное даже было правдой, той частью истории, которую никто никогда не узнает.

– Когда-то люди верили в существ, обладающих огромной силой, способной менять мир и судьбы. Они называли их богами. В то время у людей иногда рождались дети, наделённые особым даром, говорили, что они могут видеть правду мира. На самом деле, они могли видеть то, чего не видел никто другой, и чувствовать ложь. Их называли Детьми Богов или Видящими.

– Таких детей ведь искали? Кем они становились? – история захватила мальчика. Харальд редко ему что-то рассказывал, они вообще редко разговаривали.

– Каждый из них выбирал свой путь сам. Они не были мудрее или сильнее, они тоже ошибались. Но они рождались с открытыми глазами, – Харальд усмехнулся, – так было написано в книге. Я и сам не очень понимаю, что это означает.

– Они и сейчас есть?

– Дети Богов? Нет. Потому что боги умерли. Изменилась правда мира. И пришли другие.

– Но разве правда мира может измениться?

– Правда мира рождается из правды людей, а она как раз может измениться. Тем, кто пришёл после богов, не надо было даже уничтожать Видящих. Они уничтожили себя сами.

– Уничтожили? Боги умерли, и их дар стали считать опасным, да?

– Да. Мир изменился, и им больше не было в нём места, – Харальд положил ладони на руки юноши, – ничего с этим не поделаешь, пока правда немногих не изменит правду всех, мир останется прежним. Сколько бы ни старались всякие повстанцы и фанатики, пока их идеи не найдут отклик в сердцах людей, все их попытки будут обречены на провал. Бессмысленно отрицать мир, в котором живёшь. Можно лишь принять его, вписаться в его рамки и оставить немного для себя.

– Оставить для себя? – Дэнель развернул руки ладонями вверх.

– Немного огня, немного правды, которая ничего не может изменить, немного веры. Ладно. Давай спать, завтра будет тяжёлый день. По крайней мере, у меня.

3

Солнце ещё не встало. Утренний туман скрадывал очертания флайеров. Навязчивый мелкий дождь размывал дальний конец посадочной площадки, чахлые деревья и машины. Сырость забиралась за воротник кожаного плаща. Харальд поёжился и поднял голову. Он старался рассмотреть среди низких туч серебристый проблеск фюзеляжа. Флайер, на котором должны были прилететь остальные братья и сёстры, задерживался уже на десять минут – необычно для Империи. Вспомнилась задержка поезда Гринхильды. Чем только занимается Третье Управление Имперской службы безопасности? Если, конечно, это опять террористы. В мирную тишину раннего утра вторгся посторонний звук. Низкий вибрирующий гул нарастал где-то вверху, отражался от земли, резонировал в костях, давил на уши. Вслед за ним из низких облаков показался серебристый нос флайера. Он нырнул вниз, заходя на посадку, бесшумную, почти вертикальную. Отливающие металлом ножки царапнули гладкое покрытие посадочного поля, гудение смолкло, с лёгким скрежетом выдвинулся трап. Харальд направился к флайеру. Рядом шагали Рихтер и Гринхильда. Отец не пожелал ехать, а Адель плохо себя чувствовала, поэтому они были втроём, не считая Карла, стоявшего у длинного чёрного автомобиля.

Первым в проёме двери показался Генрих. Форма офицера Штаба Канцлера сидела на нём просто идеально. Как и дорогое платье на Карин, его спутнице, тщательно выбранной отцом. Оба так и лучатся самодовольством. Вслед за ними на трап ступила Гердрун, улыбающаяся, счастливая. Как же она ещё молода и наивна. Почему-то Харальду стал неприятен её жених, кем бы он ни был. Гера чуть не споткнулась, едва успев ухватиться за поручни. Из-за этой своей неуклюжести Гердрун всегда казалась милой и беззащитной. За невестой по трапу спускались Марго с Готфридом. Яркая красавица с потрясающей фигурой, жёсткая и сильная, резкая и независима, Маргарита всегда отличалась от сестёр – Геры и Адель. Ей никогда не нравился Харальд, хотя она его и терпела. Он не знал, в чём причина, просто привык к этому. Готфрид был руководителем Отдела координации Третьего Управления Имперской службы безопасности, надо будет узнать у него, почему так распоясались террористы. Последними вышли Герхарт и Гельмут. Старший из братьев в новенькой форме оберлейтенанта, северная модель, младший – ещё кадет, совсем мальчишка. Оба улыбались и пытались разглядеть в тумане встречающих.

Когда младшие братья ступили на покрытие посадочного поля, Харальд направился к флайеру. Вежливо улыбаясь родственникам, он пожимал руки, целовал воздух над щёками сестёр, отвечал на приветствия. Одних он не видел несколько лет, с другими мельком встречался в городе. Из всех улыбок самая искренняя была у Марго – мрачная, пропитанная ядом. Гринхильда обнимала сестёр у него за спиной, Рихтер пытался втянуть в разговор Генриха. Пора было это заканчивать. Харальд, всё также улыбаясь, направился к машине, остальные потянулись за ним. Ганс услужливо распахнул двери и помог женщинам сесть. В салоне было тесновато, но места хватило всем. Машина зашуршала по бетонированной дорожке. Харальд смотрел в окно. Ему не хотелось ни с кем говорить, так что он предоставил сомнительное удовольствие поддержания беседы Гринхильде. Кто-то дёрнул его за рукав, и он повернулся.

– Харальд, – Гердрун смотрела на него, смущённо улыбаясь, – расскажи мне о семье фон Шетендорфов. Я так волнуюсь.

Харальд улыбнулся сестре. Наивная, маленькая Гердрун.

– Фон Шетендорфы – это старинный род, с чистой кровью и хорошей родословной. У них в семье были выдающиеся военные и дипломаты. Их род богат и влиятелен. Твой жених, Вернер, третий сын главы рода, Фердинанда фон Шетендорфа. Завидная партия – он богат, у него неплохое положение в армии. Служит в Пятом Управлении в Отделе контроля чистоты крови нации. Престижное место. Я не знаю его лично, так что тут помочь ничем не смогу, – Харальд вздохнул. Какое ей дело до его положения или должности, если он не может сказать, какой человек её жених. Пятое Управление, Четвёртый Отдел. Он не должен лишать её надежды из-за своих предрассудков. – Мне хотелось бы, чтобы он был хорошим парнем. Я желаю тебе счастья, Гердрун.

– Спасибо тебе, Харальд, – Гера вытирала глаза тыльной стороной ладони, – я тоже очень хочу этого, правда.

Харальд протянул сестре платок. Она спрятала его в рукав. Слёзы были в этой семье непозволительной роскошью.

Машина остановилась у главных ворот. На лестнице стоял отец. Братьям и сёстрам пришлось пройти через тот же ритуал, через который вчера прошёл Харальд. Потом все разошлись по комнатам, приводить себя в порядок, разбирать вещи, упаковывать подарки. Харальд тоже поднялся к себе. У него возникла одна мысль, и ему не терпелось её воплотить. Ключ повернулся легче, дверь даже не скрипнула. Харальд запер её изнутри. Когда он обернулся, в коридоре уже стоял Нэль. Юноша улыбнулся и склонил голову к плечу.

– Пока тебя не было, заходила женщина. Она положила в твои вещи что-то, я не смог рассмотреть, что именно. Она выглядела немного испуганной. А совсем недавно заходил человек, от которого пахнет зверем. Он что-то сделал в спальне, но пробыл там совсем не долго. Я туда не заходил после этого. Меня он не почуял, хотя и принюхивался.

Харальд нахмурился. Женщина. Возможно, Адель. И Ганс, успел, пока они раскланивались с отцом. Скорее всего, следящее устройство. Придётся перепроверить спальню. Незаметно. Словно случайно наткнулся. Отец дождался, пока он успокоится, и только тогда подослал этого получеловека. Значит, не почуял. Хоть и принюхивался. Молодец, Нэль, хороший мальчик.

Харальд кивнул, скинул пальто на руки Дэнелю и зашёл в спальню, взял книгу, сменную одежду. Едва заметные приметы, запах зверя, смещённые предметы. Где же? Не выше его роста, где можно установить быстро и не будет заметно. Поискать куда-то завалившуюся закладку для книги. Окинуть взглядом комнату. Вот. Подходящее место. Ваза на каминной полке, она ему никогда не нравилась, поэтому разглядывать лишний раз не будет, но и убирать не станет, потому что она принадлежала его матери. Хитрец. Ничего, мы и там поищем, и даже найдём. Закладка незаметно переместилась из рукава на каминную полку. Харальд отодвинул вазу и с удивлением уставился на крошечный чёрный шарик, прикреплённый к стене. Новейшее устройство слежения, фиксирующее звуки в широком диапазоне частот, изображение в разных спектрах, химический состав воздуха, электромагнитные волны, уровень радиации. Недавняя разработка Третьего Отдела Четырнадцатого Управления. Вчера они только разговаривали, тепловые следы либо стерлись, либо могли принадлежать только ему, после установки камеры Нэль не заходил в комнату, запись сразу передаётся на записывающее устройство. Если радиус действия больше одной комнаты, то отец уже знает про Нэля, если нет, всё должно быть в порядке. Самая большая опасность – химический анализатор, говорят, запах человеческого тела уникален, как отпечатки пальцев. Но Харальд знал, отец доверяет чутью Ганса гораздо больше, чем всяким приборам, значит, не обратит особого внимания на показания. Чёрный шарик сухо хрустнул в ладони. Обойдёшься.

В дверь постучали. Тихо и вежливо, но настойчиво. Харальд открыл дверь. На пороге стоял Готфрид. Неброская внешность, мягкая улыбка. Самые сложные и опасные операции по ликвидации террористов он координировал лично.

– Мне можно войти? Если ты устал или занят, я зайду позже, – негромкий, но приятный голос, предупредительность, вежливость. Кого ты пытаешься обмануть?

– Заходи, я тоже хотел поговорить, – Харальд пропустил гостя внутрь и запер дверь. Это уже превращается в привычку.

– Я знаю, – Готфрид прошёл в гостиную, – из-за Гринхильды. Небольшая группа неформалов. Уже найдена и обезврежена. Флайер задержался потому, что Гердрун слегка опоздала. Ей простительно, особенно сейчас.

– Тогда зачем ты пришёл, – Харальд внимательно наблюдал за зятем. Он ответил на все незаданные вопросы. Сразу, чётко, короткими фразами. Торопится перейти к чему-то действительно важному, отметает незначительное.

– Рассказать кое-что, – Готфрид уселся в кресло, – не то, чтобы факты, скорее домыслы, предчувствие, а это как раз по твоей части.

– Что ж, я готов тебя выслушать, – Харальд сел напротив зятя. Значит, его интуиция. Что ж, это становится интересно.

– За последнее время произошло несколько терактов на окраинах города. Информация об этом держится в тайне, в том числе и потому, что происхождение оружия и взрывчатых веществ сомнительное, – Готфрид замолчал, давая Харальду время сделать выводы.

– Другими словами, оружие и взрывчатка были взяты с военных складов?

– Именно. Но нет доказательств для нормальной проверки. Сила взрыва, меткость выстрелов. С самодельным оружием таких результатов не достичь. Даже, если у них есть мастер, так много в одиночку он не сделает. А, значит, в армии есть предатель, но нет фактов для расследования.

– Одиннадцатому управлению и этого хватит. Хотя, если у предателя есть доступ к информации, а иначе он не смог бы скрыть следы краж, они ничего не найдут, он подготовится заранее.

– Да. Нужно что-то посущественней, – Готфрид поднял голову и внимательно посмотрел на Харальда, – их кто-то кормит. И не только оружием. Они знают, где и когда наносить удар. Это серьёзней пары десятков стволов. Аналитики могут сколько угодно говорить, что это случайность или удача, но кто-то передаёт им информацию. И этот кто-то сидит достаточно высоко. Сейчас усилилось несколько групп, рано или поздно они осмелеют на столько, что вылезут с окраин.

– Придётся устраивать крупномасштабную операцию по зачистке. В возникшем хаосе можно будет провернуть что угодно. Думаешь, кто-то кормит их, чтобы использовать как наживку, для отвлечения внимания?

– Да, именно так. Рад, что ты подтвердил мои догадки. Конечно, это не твоё дело, но будь внимательней, буду благодарен за любую информацию. Мне нужен только повод для начала расследования.

– Понимаю, – Харальд кивнул. Дело было серьёзным. Когда одна из групп несогласных усиливала своё влияние по недосмотру или из-за слияния нескольких мелких групп в одну, и начинала устраивать теракты не на окраинах города, а ближе к центру, армия стягивала огромные силы, чтобы быстро и жестоко подавить мятеж. Но пока все будут заняты приманкой… Кто знает, какова истинная цель того, кто это затеял. А это его уже касалось. Обнаглевшие террористы могли попытаться убить кого-нибудь влиятельного, а это как раз его работа. Собственно говоря, такие покушения и убийства обычно и становились поводом, как для активных действий повстанцев, так и для начала зачисток. Готфрид хотел узнать первым, когда это произойдёт, и посмотреть, кто дёрнется. Что ж, стоит ему помочь. Кто-то сильно зарвался, и пора бы осадить его. Нечего кормить всякую шваль, её и так хватает. – Я помогу тебе. Первым узнаешь, когда начнётся.

– Хорошо. Меньшего я и не ждал, – Готфрид улыбнулся и встал, – рад, что мы понимаем друг друга, Харальд.

Так просто всё не кончится. Усиление группировок на окраинах – это всегда плохо. После операции по уничтожению террористов всегда проходит большая чистка окраин, обязательно находится много интересного – от притонов до подпольных биолабораторий. А потом наступает очередь самой службы безопасности. Виновные находятся всегда. Невиновные тоже. Пятнадцатое Управление работает чуть ли ни круглосуточно, проводя допросы и уламывая самых несговорчивых. Ломаются все. Последнее Управление. Не только по номеру.

Харальд проводил Готфрида до двери и запер её у него за спиной. Вспомнилась тревога, не отпускавшая его с самого визита сестры. Он зашёл в спальню. Дэнель сидел на кровати, радом на тумбочке лежали книги. Харальд усмехнулся.

– У меня есть для тебя задание, Нэль, – мужчина подошёл к лежавшему в углу чемодану и достал оттуда небольшую книгу, стопку листов бумаги и лазерное перо.

Юноша удивлённо посмотрел на Харальда. Мужчина положил вещи на кровать.

– Это очень старая книга, и второго экземпляра уже не найти. Ну, разве что в библиотеках. Отто очень просил у меня копию, но руки всё не доходили. Копировать её я не хочу, если что-то повредится, уже не восстановишь, а переписывать вручную слишком долго. У меня не хватает времени. А у тебя пока это время есть. Так что перепиши. Без ошибок и красиво. Хорошо?

– Да, конечно, – Дэнель бережно взял в руки книгу, осторожно открыл, легонько провёл пальцем по строчкам, – что это за книга? Текст так странно расположен.

– Это стихи.

– Стихи? Что это?

– Поймёшь. Когда прочитаешь, поймёшь, – Харальд улыбнулся.

– Я всё сделаю, – юноша улыбнулся, проведя ладонью по странице. Мужчина перехватил его руку и прижал к губам.

– Конечно, сделаешь, – Харальд властно толкнул Дэнеля на кровать, лёг сверху, вдавив в матрас. Юноша тихо охнул, но только обвил его шею руками, хотя из-за тяжести навалившегося тела трудно было дышать. Перед глазами мелькали красные точки, лицо мужчины расплывалось. Дэнелю казалось, что он сейчас потеряет сознание. Губы, горячие, настойчивые, ласкали его шею, голова кружилась. Внезапно стало легче дышать, давление пропало. Харальд усмехнулся и коротко поцеловал юношу в губы.

– Ты мой, малыш, – Мужчина снова поцеловал Нэля, на этот раз долгим, неторопливым поцелуем, – только мой.

Харальд лежал в темноте и думал. Факты. Сейчас ему нужны факты. Факт первый. После визита в Башню активизировалась его паранойя, и возникло странное, нехорошее предчувствие. Не новость. Так бывает всегда после Башни. Но обычно не так сильно. Ладно, запомним. Факт второй. Приезд сестры. Поздно ночью, одна. Отец мог послать письмо, или на крайний случай Ганса, хотя его он вряд ли захочет отпускать. Они с сестрой отдалились, этого не изменишь. Его попросили приехать пораньше, хотя толку от него в организации свадьбы никакого. Можно ли считать фактом то, что он взял с собой Нэля, и что вообще дал ему имя? Или это последствия его паранойи? Хороший вопрос. Харальд покрепче обнял что-то сонно пробормотавшего юношу. Факт третий. Он приехал вторым после Адель и Рихтера. От них тоже не было особого толку. Зато он успел переговорить с сёстрами, пока не приехали остальные. Свою комнату он проверил, а вот их комнаты… Не мог ли он послать Гринхильду в город, чтобы поставить камеры и прослушку в её спальне, зная, что она обязательно переговорит с ним? Мог. Сестра осторожна, но не на столько, чтобы подозревать отца в таких вещах. Есть версия, объясняющая второй факт. Тогда почему он не поставил прослушку в его комнату? Знал, что сразу проверю. Если бы не Нэль, мог бы и пропустить. Хитрец старый. Пока никого нет, Гринхильда постарается переговорить со мной. Поэтому меня позвали так рано. Заодно, показать власть. А Адель? Или Рихтер? Кто был целью отца? Факт четвёртый. Рихтер. Его странная речь, будь там кто-то кроме меня и отца, он вряд ли бы стал говорить так откровенно. Но зачем там я? Отец хотел, чтобы я это услышал, проникся? Что это – попытка переманить или предупреждение? Именно поэтому мы оба приехали раньше остальных? Вероятно. Есть версия для третьего и четвёртого фактов. Откровенность в небольшой компании. Отец к нему расположен, я не опасен, мне хватает работы и без него. Дальше. Разговор с сёстрами. Что из этого получилось? Гринхильда. Мы разобрались в отношениях, она попросила поговорить с Адель. Итог? Мы отдалились, этого не изменишь, прошлого не вернуть, хоть мы и доверяем друг другу, а это многого стоит. Дальше. Адель. Тут уже интересней. Я убедился, что Рихтер – эгоистичная сволочь. Отношения с Адель у него оставляют желать лучшего, она напугана, он её бил. Мерзавец. Но она что-то чувствует в его поведении, что-то, не связанное с ней. Это возвращает к отцу. Обдумаем. Факт пятый. Готфрид. Он просто заручился поддержкой. Ситуация может быть серьёзной, а может ничего и не значить. Либо заговор, либо разгильдяйство, либо жадность. Самое страшное тут первое. Если повстанцы и впрямь подкармливаются мятежником, тогда будут проблемы. Что ж, пока от него требуется лишь наблюдать и не пропустить нужный момент. Теперь последнее. Теория. Харальд толкнул Дэнеля в бок. Юноша резко проснулся и испуганно уставился на мужчину. Тот перевернулся на спину. Нэль сел на него сверху, упёрся ладонями в живот.

– Слушай меня. Если заметишь нелогичность, сразу скажи, – Харальд решил пересказать ему всю цепочку, так легче было самому всё сопоставить. Юноша кивнул. – Сестра приехала ночью, её послали именно вечером, чтобы ей пришлось переночевать в городе. За это время отец установил в её комнате прослушку. Он – параноик, ему нужно было знать мои мысли, но поставить жучки у меня он не мог – я ведь сразу всё проверил. Он усыпил мою бдительность.

– Зачем ему знать твои мысли? Ему ведь не в чем тебя подозревать? – Дэнель наклонил голову к плечу. Харальд иногда пересказывал ему ход какого-нибудь сложного расследования, чтобы самому в нём лучше разобраться. В такие моменты вопросы не запрещались.

– Нет. Он хотел знать мой настрой, сейчас объясню. Он попросил меня приехать пораньше, как и Рихтера, хотя в этом не было нужды с точки зрения свадьбы. Но в этом был другой смысл. После ужина мужчины обычно идут в курительную комнату, чтобы спокойно побеседовать о мужских делах. Он хотел оставить нас с Рихтером почти наедине. Рихтер, конечно, говорил банальные вещи, да ещё и с таким пафосом, но отец явно его одобрял. Значит, в его словах было что-то важное. Отец хотел, чтобы я это услышал. Присутствие всех остальных при этом было не желательно. Не просто услышал. Он дал мне понять, что одобряет Рихтера, и что я тоже должен быть на его стороне.

– Но почему тогда этот Рихтер не поговорил с тобой напрямую? И когда твой отец успел так проникнуться его идеями, они недавно встречались?

– Хороший вопрос. Возможно, отец был в городе из-за подготовки к свадьбе и зашёл к Адель. Надо будет спросить её. А Рихтер… либо ещё зайдёт, либо так и будет говорить намёками.

– А о чём он говорил?

– Как обычно. У власти должны быть только представители высшей расы и никто иной. Только тогда наша страна достигнет величия.

– А разве сейчас не так?

– В том-то всё и дело.

Где-то в глубине дома гулко ударил колокол. Харальд стряхнул с себя Дэнеля и отправился в ванную. Надо было привести себя в порядок перед обедом. Всё логично. Всё складывается. Надо ещё раз прокрутить в голове пьяный бред Рихтера, ведь что-то там очень нравится отцу, а ему не хотелось идти у него на поводу, но и идти против него он тоже не хотел. По крайней мере явно.

Харальд спустился в столовую всего за пару минут до того, как начали бить часы. Он едва успел сесть за стол, когда на лестнице послышались шаги отца. Хильдегерд вошёл, привычно окинув собравшихся взглядом, полным презрения. Харальду показалось, что на нём его взгляд задержался чуть дольше, чем на остальных. Могло и показаться. Завтра будет репетиция церемонии – долгое и утомительное мероприятие. Завтра же приедет жених. Значит, надо успеть переговорить с Адель сегодня. Значит, если Рихтер захочет поговорить с ним, то сделает это он тоже сегодня. Харальд задумчиво обмакнул кусочек мяса в клюквенный соус и отправил в рот. Информация. Её слишком много и, в тоже время, недостаточно. И, кажется, в соусе слишком много корицы. Генрих о чём-то тихо беседовал со своей спутницей, Марго шептала что-то на ухо мужу. Общий разговор не складывался. К тому времени, как подали десерт, молчание стало почти невыносимым. Харальд не обращал внимания на то, что ел. Главное успеть переговорить с Адель. Все поднялись из-за стола одновременно, после того, как встал отец. Когда он удалился, кто-то вернулся к столу, кто-то направился к лестнице. Харальд решительно подошёл к Адель.

– Ты хорошо себя чувствуешь? Тебе утром нездоровилось. Позволь мне проводить тебя в комнату, – Адель непонимающе взглянула на брата, но потом кивнула. Она поняла, что его забота лишь предлог.

Они поднялись наверх к жилым комнатам. Говорить в комнате было опасно, на лестнице их ещё могли услышать из столовой, оставался коридор.

– Адель, скажи, отец виделся с тобой в городе? Заходил к тебе?

– Зачем тебе, Харальд? – она замялась, но потом прямо посмотрела на брата, – ладно. Да, он заходил. Приезжал к фон Шетендорфу. Зашёл проведать меня, я тогда только родила. Ушёл разочарованным, он тоже хотел, чтобы родился мальчик. Потом долго разговаривал с мужем. Я не знаю о чём. Прости, Харальд, я, правда, не знаю. Можно мне вернуться в комнату, мне нехорошо.

– Конечно, прости, Адель, – Харальд проводил сестру до комнаты и вернулся к себе. Значит, вот когда они встречались. Он был прав, дело было в Рихтере. Возможно, стоит ждать его визита.

Но Рихтер так и не пришёл. Харальд прождал его до ужина. Дэнель переписывал книгу, сосредоточенно водя электронным пером по бумаге. Короткие, но сильные разряды оставляли ожоги на специально обработанных листах. Маленькая батарейка работала несколько месяцев, а выглядело так, словно написано чернилами. Ещё одна блажь. Настоящих чернил сейчас уже не найти. Харальд отложил книгу, которую читал, и встал. Чего выжидает Рихтер? Или всё-таки не в нём дело? Пора было идти на ужин. Харальд неторопливо переоделся и вышел из комнаты.

Электронное перо чуть потрескивало, выводя слова по белой бумаге:

 
Вокруг меня, как полог, тишина,
Тепло твоё меня уже не греет.
Клянусь тебе, я не сойду с ума…
Лишь потому, что просто не успею.
 
 
Сгорю в лесу оставленным костром
В холодном мраке множества ночей.
Я не сойду с ума и не вернусь в твой дом.
Не твой уже, и, в общем-то, ничей.
 
 
Я кровью своей землю напою,
Отчаяньем наполню шум дождя.
Нет, без тебя с ума я не сойду.
Я просто жить не буду без тебя.
 

Слова странным эхом отдавались в голове Дэнеля. «Я просто жить не буду без тебя». Слова, всего лишь слова, написанные человеком, который уже давно умер. Слова, не понятно о чём, неизвестно кому написанные. «Я просто жить не буду без тебя». Слова, пульсирующие в мозгу. Если бросит, то не буду. Ни за что. Я его, а он мой. Харальд. Дэнель произнёс имя вслух, пробуя на язык. В его глазах тревога, в последнее время он так напряжён. И в тоже время, так нежен. Это непривычно, странно. Имя, теперь есть имя. Словно пелена упала, словно очнулся от сна. Теперь можно уйти… или остаться по собственной воле. Своя воля. Ненависть. В памяти вспыхивают воспоминания, яркие, тревожные, тусклые, странные. Дождь и серый асфальт, холод, ненависть, огонь внутри. Бледно-голубые глаза и протянутая рука. Так они встретились. Голубые глаза погасили ненависть, заставили многое забыть. Но тот же человек и вернул его обратно, вернул другим, обновлённым. Сильным, бессмертным. Потому что, пока жив он, я тоже буду жить. Сердце бьётся пойманной птицей. Хочется защитить, он ведь так уязвим, один против всего мира. И согреть, согреться самому, спастись от дождя. Внутри просыпается огонь, что когда-то горел в груди. Он сказал, «ты поймёшь». Что это за книга, о чём эти слова? Что за чувство они описывает, что так сильно откликается на них? Дэнель перевернул страницу. Глаза болели, пальцы шевелились с трудом, но работы ещё было много. Он устал, наверное, из-за этого в голову лезут странные мысли. Харальд. Хотелось снова его увидеть, почувствовать. Он там, внизу, с другими людьми, кто-то дружелюбен, кто-то даже опасен. Хочется быть рядом.

 
Этой ночью – тепло твоих рук,
Яд луны, шёлк и сладость вина,
Нашей кровью начертанный круг
И прогулки за гранями сна.
 

В спальне – измятая постель, воспоминание о тепле, которое только он может дать ему. Дэнель отделился от измученного тела. Мир вокруг выглядел иначе. Пульсирующие нити, переплетённые в сложный узор, мерцание, не видимое глазу. Где-то далеко за стенами, дальше по дороге, этот узор становился болезненно неправильным, изощрённо безумным, диким. Вниз, двери, стены – не помеха. К нему.

 
В колдовском полуночном бреду.
Этой ночью мы только вдвоём.
Ты меня не предашь, но и я не уйду.
Мы сегодня с тобой не уснём.
 

Столько людей за столом. Он раньше встречал лишь одну. Женщину по имени Гринхильда. Она не была врагом, скорее, союзником. От этих людей пахло страхом, пороком, гордыней, ложью, преданностью, предательством. Но только он одного пахло теплом. Дэнель скользнул к одному из стульев. Так хотелось прикоснуться. Спина Харальд выпрямилась, он чуть повернул голову. Почувствовал, хоть и не подал виду.

 
Нас, конечно, на утро найдут
И растащат по разным углам.
Не забуду тепла твоих рук
И своё им тепло не отдам.
 

Дверь, ведущая из холла в столовую, распахнулась. Сидевшие за столом люди резко повернулись. На пороге стоял высокий мужчина в военной форме. Широкие плечи, седая грива, льдисто-голубые глаза. За спиной его юноша в такой же военной форме, только с другими знаками отличия, похожий на него как две капли воды.