Текст книги "Дурацкая история"

Я хотела было обидеться, но мне стало лень. Мы обсудили все, что нам может понадобиться, составили список, собрали, что можно.

– Ась, а где, по-твоему, мы будем переодеваться в сталкеров? – спросил Митя.

– Да что переодеваться? Натянуть на ноги мешки и завязать веревочками? Там на лестнице и наденем! Есть о чем разговаривать!

Вскоре вернулась Матильда с бутылкой святой воды.

– Ребята, – вдохновенно начала она, – у меня идея! Надо бы нам еще повертеться в том дворе! Поспрашивать, что люди говорят про пожар!

Мы переглянулись. Такая простая и здравая мысль никому в голову не приходила. Молодец Матильда.

– Да, вот что значит перерыв в полгода, – воскликнул Митя. – Такая элементарная мысль, а вот, поди ж ты, никого не посетила! И лучшее время для этого мы уже упустили. Надо было по свежим следам… Эх, дурачье!

– Не беда! Мы с Аськой пойдем туда и что-нибудь, да выясним! Все равно до ночи еще времени вагон, – волновалась Мотька. – Вы, мальчики, идите пока, занимайтесь, а уж мы с Аськой туда сбегаем!

– Только не слишком суетитесь! – предупредил Костя.

– Ладно, нам не впервой! Аська, ты чего молчишь?

– А что я должна говорить? Ты ж уж сама все решила! – засмеялась я.

– А ты не хочешь? – разочарованно протянула Мотька.

– Особенно страстного желания не испытываю, но все равно пойду! Надо – так надо!

Костя с Митей ушли, взяв с нас слово, что мы им позвоним, как только что-то узнаем. И мы отправились на разведку.

– Моть, а ты ту бабку, что тогда с нами разговаривала, запомнила?

– Ага!

– Уже легче!

– Почему?

– Да потому, что лучше бы нам ей на глаза не попадаться!

– А ты ее не помнишь, что ли?

– Сама не знаю, вроде помню…

Заглянув во двор, мы сразу увидели, что на лавочке никого нет.

– Не беда, подождем! – решительно заявила Мотька, усаживаясь на лавку. – Даже еще лучше. Когда кто-то сидит, как-то неудобно рядом плюхаться.

– Моть, посторожи мое место, я сейчас.

– Ты куда? – удивилась Мотька.

– Погоди, я на минутку!

Я выскочила из подворотни и в ближайшем магазинчике купила две порции мороженого и пол-литровую бутылку холодного спрайта.

– Вот, Мотька, держи!

– Что, так мороженьица захотелось? – удивилась Мотька.

– Да нет, просто, когда две девчонки сидят в чужом дворе, лучше, чтобы этому было какое-то объяснение! Устали, сели мороженого в покое поесть, водички выпить…

– Ну ты даешь! Точно будущий психолог! Ты еще не передумала?

– Нет, не передумала!

– Еще передумаешь двадцать раз!

– С чего ты взяла?

– Ты, Аська, все равно в артистки пойдешь!

– Матильда, ты чего-то перепутала. В артистки ты пойдешь, а я не собираюсь.

– Да куда ж ты денешься, у тебя и мама артистка, и дед, и даже Ниночка… Ну, а не в артистки, так в топ-модели. Вон у тебя ноги какие длиннющие… Или манекенщицей в Париже заделаешься… Ты красивая…

– Дура ты, Матильда! Набитая! Мне это совсем неинтересно, пойми. Думаешь, мне нравится, когда мама на всех углах красуется? Я только молчу, чтобы ее не огорчать, на нее и так все нападают…

– А что тут плохого? Нет, ты скажи, что тут плохого? И потом, она не бумагу сортирную рекламирует и не прокладки всякие, а чай! Благородный напиток! Чтобы знали – Наталья Монахова пьет только такой чай и никакой другой. И потом, она до того красивая на этих плакатах, жуть! Я мечтаю быть такой, как твоя мама!

Неизвестно, куда бы завел нас этот разговор, но тут на лавочку села молодая миловидная женщина, чья дочка ковырялась в песочнице. Я почувствовала, как Мотька напряглась.

– Ой, – вдруг сказала она, – Аська, глянь, там, похоже, пожар был!

Действительно, одно окно на шестом этаже было пустым, без стекол, и стена над ним закопчена.

– Да, девочки, такой ужас! – проговорила женщина. – Слава Богу, никто не погиб! А страху было много! Главное, квартира-то пустая, никто там не живет, и вдруг – загорелась! Не иначе, хулиганы какие-нибудь подожгли!

– И много там добра сгорело? – полюбопытствовала Мотька.

– Да нет, какое добро! Говорю же – нежилая квартира!

– Да? А почему? – гнула свое Мотька.

– Что почему? – не поняла женщина.

– Почему никто не живет? Квартирка-то небось клевая, и район какой престижный!

– Видно, покупателя еще не нашли или, может, нашли, но новый хозяин не торопится, мало ли, мы их дел не знаем…

– А хозяев вы знаете? – осторожно спросила я. – Им-то про пожар сообщили?

– Надо думать… Но то не моя забота. Пускай этим либо пожарные, либо милиция занимаются!

– Да, вот так живешь-живешь, думаешь, есть у тебя имущество, собственность, а оно уже давно тю-тю! Сгорело дотла! – пригорюнилась Мотька.

– Так ему и надо! – вдруг мстительно проговорила женщина. – Может, и грешно так про покойника… Но… Чтоб другим неповадно было…

Мы затаили дыхание.

– Что? – не выдержала Мотька.

– Да ничего… Так…

– Ой, женщина, ой, миленькая, ну разве так можно? – воскликнула вдруг Матильда. – Разве можно?

– Можно – что? – опешила женщина.

– У вас же ребеночек маленький, а вы…

– Да что я? Что я?

– Да проговорились-то как… Скажите спасибо, что мы посторонние, случайные, можно сказать, люди! А будь на нашем месте какой-нибудь сыщик, а?

– Сыщик? А что я такого сказала?

– Ой, женщина! Как вы сами не понимаете? Да вы ж открытым текстом признались, что подожгли эту квартиру!

У меня от Мотькиной наглости даже дыхание перехватило. И у молодой мамы тоже.

– Что? Да ты в своем уме?

– Ну а как же, как же? Вы же сами сказали: «Чтоб другим неповадно было… Так ему и надо!» Вот если б вы сказали просто: «Так ему и надо!» Это одно дело, а вы ж добавили: «Чтоб другим неповадно было!»

– Ну и что?

– А то! Выходит, он что-то вам плохое сделал и вы ему отомстили!

– Нет, ты просто ненормальная! – испугалась женщина. – Мало ли что я сболтнула… Только ко мне это никакого отношения не имеет. Ни малейшего.

– А почему это я должна вам верить?

– Матильда! – тихо сказала я, пытаясь прервать их разговор, но Мотька просто отпихнула меня.

– Да этот человек, покойный хозяин, просто пьяница беспробудный был! От него всему подъезду покоя не было. Совсем пропащий человек, жену свою замучил, и вообще… А ты тут невесть чего наворотила. Надо ж такое придумать. Совсем у вас, у ребятни, мозги набекрень! Насмотрелись всяких боевиков!..

– Ой, правда! Извините меня! Понимаете, я учусь в театральной студии, и мы там одну пьесу репетируем, я там девчонку-сыщицу играю, – затараторила Матильда, улыбаясь одной из самых своих обаятельных улыбок. – Вот и заигралась! Извините, если что не так!

Ну Матильда! Выкрутилась!

Женщина взглянула на нее. Разве можно не поверить таким чистым синим глазам?

– Правда, что ли? Ты на артистку учишься?

– Ну да!

– А сколько ж тебе годочков?

– Скоро пятнадцать!

– А разве таких молодых принимают?

– У нас молодежная студия, это ж не училище!

– А, поняла… Да, ну и навела ты страху на меня, – улыбнулась женщина. – Убедительно получилось! Выйдет из тебя артистка!

Пока они беседовали, я опять скользнула взглядом по стене дома и вдруг почувствовала, что на меня кто-то смотрит. В окне на третьем этаже я увидала ту старуху, которую мы расспрашивали в самый первый день. Она, не мигая, смотрела на меня. Мне стало как-то не по себе. Хотя ничего предосудительного мы не делали, но все же…

– Матильда! Нам пора! – сказала я, поднимаясь с лавки.

Мотька недоуменно на меня взглянула.

– Нам пора! – жестко повторила я.

Мотька недоуменно пожала плечами, но встала.

– Что ж, нам и впрямь пора, – сказала она, дружелюбно улыбаясь женщине. – До свиданья, и простите, если что не так!

– До свиданья, и счастливо тебе!

Надо же, только что Мотька ее чуть не до слез довела, а теперь… Вот это обаяние!

Глаз я больше не поднимала, но кожей чувствовала любопытный и неприязненный взгляд старухи. Мы вышли в переулок.

– Ты что? – напустилась на меня Мотька. – Я только-только ее разговорила, а ты… – возмущенно засопела она.

– Матильда, там в окне была та старуха, с которой мы в первый раз говорили.

– Ну и что?

– Совсем ни к чему, чтобы она нас в чем-то заподозрила! От таких старух одни неприятности.

– Да какие неприятности, ты что городишь?

– А ты можешь поручиться, что она не скажет ментам, что тут во дворе какие-то подозрительные девчонки с недавних пор крутятся? И вообще, нас вполне мог еще кто-то приметить…

– Между прочим, тогда надо было не так действовать! А то и впрямь нас в чем-нибудь заподозрят, но уж точно, что не по моей, а по твоей вине!

– Почему это?

– Потому что ты сразу в панику ударилась и дала деру, как заметила старухин взгляд. А надо было все делать наоборот…

А ведь Матильда кругом права! Я сваляла дурака, да какого!

– Мотька, я и вправду идиотка, – призналась я.

– Идиотка, спорить не буду!

– Но и ты тоже хороша!

– То есть?

– Ты с этой женщиной ужасно разговаривала. Как… как иезуитка!

– Как иезуитка? – рассмеялась Мотька. – Что ж, отличная парочка – идиотка и иезуитка! Короче, обе хороши!

Мы расхохотались, и мир был восстановлен.

Отсмеявшись, Мотька спросила:

– Ну, и какие наши достижения? По-моему, никаких! Бывший хозяин квартиры пьяница и сволочь – не слишком полезные сведения.

– Моть, для начала, пошли отсюда подальше.

– Пошли! А вот ты мне скажи, во сколько нам сюда ночью-то приходить? Теперь ведь поздно темнеет. Раньше двенадцати, наверное, и делать тут нечего. А как не заснуть, скажи на милость?

– Ну и заснем! Мальчишки разбудят.

– Могут и не разбудить!

– Почему?

– Из вредности! Скажут потом – не хотели подвергать нас опасности.

– Да ну, Матильда, ерунда это!

– Ничего не ерунда! Я, знаешь, что предлагаю? Давай сейчас пойдем ко мне и поспим часа два, тогда легче будет до двенадцати дотерпеть.

– Нет, Мотька, давай сначала позвоним ребятам, скажем, что узнали…

– А что мы узнали? Фигу с маслом?

– Ну, в общем…

– То-то!

– Но позвонить все равно надо. И договориться, когда и где встречаемся.

Глава VII. Ночью, днем…

Отпроситься ночевать к Матильде оказалось очень легко. У мамы был вечерний спектакль, а потом еще предстоял банкет по случаю юбилея одного актера. Тетя Липа тоже не возражала.

Мы с Мотькой попробовали в самом деле заснуть, но у нас ничего не вышло.

– Ась, как ты думаешь, выясним мы сегодня что-нибудь?

– Понятия не имею!

– А тебе страшно?

– Ну… Не очень! Бывало страшнее!

– А вот скажи, когда тебе страшнее всего было, а? Ведь столько с нами всяких историй приключилось…

– Страшнее всего? Наверное, когда меня одну в подвале заперли… И еще… ночью, в таллинском универмаге!

– А когда нас похитили?

– Тогда не так… Сама не знаю, почему.

– А мне страшнее всего было, когда мы в самый первый раз в Ненормину квартиру залезли…

– Да, это жуть была, – теперь со смехом вспоминала я.

Мы еще довольно долго предавались воспоминаниям, а потом мало-помалу начали собираться. Мотька притащила свой рюкзачок и уложила туда восемь полиэтиленовых пакетов, восемь веревочек, потом перелила святую воду в бутылку с пульверизатором, из которой опрыскивала цветы, и тоже сунула в рюкзачок. Потом глубоко задумалась.

– Моть, ты чего?

– Обожди, я сейчас!

И она полезла на антресоль.

– Матильда, ты чего ищешь?

– Вот! Держи!

И она кинула мне в руки какой-то сверток.

– Что это? Марля?

– Сама, что ль, не видишь?

– Но зачем?

– Пригодится!

Матильда вооружилась ножницами и откромсала четыре лоскута размером с добрую скатерть каждый. Я ничего не понимала.

– Мотька, говори, зачем марля? Не проще ли взять обычный бинт? А главное, зачем столько?

– Аська, я тебе пока ничего не скажу, а то ты ржать начнешь, а потом, если не пригодится, я тебе обещаю рассказать. И все, не приставай ко мне с этим.

Она аккуратно уложила марлю в рюкзачок:

– Значит так, это я взяла, и это, и это! А что еще нужно?

– Инструменты мальчишки возьмут!

– Тогда вроде все готово! Ой, Аська, а перчатки?

– Да, про перчатки мы забыли!

– Не беда! Одна пара у меня есть, а вторую купим!

– Где? Уже все закрыто!

– Да, действительно… Я придумала: сейчас сбегаю вниз, к тете Жене, она парикмахерша, может, у нее есть, а потом я куплю и ей отдам…

Действительно, Мотька сбегала на второй этаж и принесла аж три пары одноразовых перчаток.

– Она мне подарила! У нее их здоровенный пакет.

Теперь, кажется, все уже было предусмотрено.

Костя с Митей зашли за нами, и мы не спеша отправились в Орлово-Давыдовский переулок.

– Значит так, в подъезд входим порознь, – сказал Костя. – Я пойду первым, погляжу, как там и что, за мной Митяй, а вы… Ладно, так и быть, вы идите вместе, а то поодиночке вам страшно будет. И давайте без лифта…

– Почему? – спросила я.

– Потому что ночью слышно, как лифт ходит… А мало ли какая жена мужа дожидается…

– Или муж жену! – добавила Мотька.

– Вот именно. Договорились?

– Ага!

Так мы и поступили. Первым в подъезд проник Костя, минут через пять за ним – Митя, а потом уж мы с Матильдой понеслись вверх по лестнице. На шестом этаже свет не горел, видимо, из-за пожара. Ни Кости, ни Мити видно не было. Когда глаза привыкли к темноте, я различила дверной проем, кое-как, наспех, прикрытый двумя досками, прибитыми крест-накрест.

– Девчонки, – донесся до нас шепот, – лезьте под досками.

Мы завязали на ногах пакеты и с легкостью пролезли.

– Ну что? – спросил я.

– Да пока ничего! Интересно, а Лев тоже под досками пролезал?

– Действительно…

Я подошла к двери и потрогала доски. Они едва держались.

– Похоже, их снимали!

Между тем Матильда принялась разбрызгивать святую воду.

– Кость, а вообще зачем мы сюда приперлись? – спросила вдруг я.

– А черт его знает! – едва слышно отозвался он. – Митяй сказал – пойдем, ну мы и пошли…

И на нас вдруг напал смех, да такой, что мы не могли остановиться.

– Вы спятили? – зашипел Митя. – Нашли время ржать!

– Мить, а чего нам тут делать-то? – сквозь смех проговорил Костя.

– Перстень искать, дурья башка! Следы! Да мало ли…

– Ой, я что-то нашла! – прошептала Матильда.

– Что? – в один голос спросили мы.

– Кость, посвети!

Он включил фонарик, и мы увидели, что Матильда держит в руках чей-то паспорт.

– Стой, Матильда, не лапай!

– Но я же в перчатках, – оскорбилась Мотька.

– Спрячь в пакет. Потом будем изучать. Итак, здесь кто-то был!

– А если это Льва Львовича паспорт?

И в этот момент мы услыхали, что лифт остановился на шестом этаже. Костя мгновенно потушил фонарь, и мы замерли.

– Тьфу ты, темнотища какая! – раздался негромкий женский голос.

– Ничего, Лидка, темнота нам не враг, а друг! – отозвался мужской голос. – Если все получится, мы такой материальчик забацаем, что чертям тошно будет! Погоди, я сейчас.

Мы явственно услыхали, что поворачивается ключ в двери соседней квартиры.

– Сейчас, сейчас, только инструменты возьму!

Между тем мужчина снял доски с гвоздей. Я была права. Они держались на соплях.

– Заходи, Лидок, не бойся!

– А чего мне тут бояться, пустоты?

«Ишь, какая храбрая», – подумала я.

– Ну, вот теперь можешь ставить свою камеру, куда хочешь!

– Да чего тут мудрить, вот сюда и поставлю! Только, Ленька, не забудь ее взять утром!

– Нет уж, голубка, ты ее брала под свою ответственность, ты ее и забирай. Подумаешь, большое дело, переночуешь в маминой комнате.

– Да, придется, на тебя надежда плохая, дрыхнешь, как… Эй, посвети мне!

Мы стояли, затаив дыхание, и видели полосы света от фонаря в первой комнате.

– Фу, как тут ужасно… Этот запах гари…

– Да, приятного мало. Ничего, если все получится, мы с тобой прогремим. И все наши неприятности забудутся, как страшный сон. И потом мы с тобой журналисты, так нам ли бояться запаха гари!

– Что-то ты больно хорохоришься!

– Это я тебя подбадриваю. Погоди, ты не так ставишь, лучше сюда. Обзор больше.

Они еще повозились и ушли. Хлопнула дверь соседней квартиры.

– Надо сматываться, – прошептал Костя. – Они, похоже, установили камеру с прибором ночного видения… Совсем не хотелось бы попасть в объектив.

– Спокуха! – раздался вдруг Мотькин голос. – Мы им сейчас такой балет изобразим!

И она вытащила из рюкзачка марлю.

– Что это?

– Мы сейчас это накинем и, плавно взмахивая руками, пройдем перед камерой. А эти журналисты пускай думают, что им удалось заснять привидения!

Тут уж на всех напал хохот.

– Да постойте вы. Надо еще чем-нибудь замести следы, – сообразила я, – а то что за привидения, которые оставляют следы!

– Не проблема! – хмыкнул Митя и достал из кармана газету.

– Не вздумай! – напустился на него Костя. – А если камера это заснимет?

– И потом какие следы, если они сами тут наследили как не знаю кто! – сказала Матильда.

Мы накинули на головы марлевые тряпки, которые закрывали плечи и грудь. Матильда вдруг вспорхнула в каком-то балетном прыжке и очутилась у двери. Я чуть не померла со смеху, когда ее примеру последовал Митя. За ним я проплыла, как умирающий лебедь, а потом уж и Костя скользнул белой тенью. Хорошо, что Ленька из соседней квартиры не поставил доски на место. Мы были на свободе. И молча спустились на два этажа ниже, совершенно забыв о мешках, надетых на ноги. Там горел свет, и при виде друг друга мы вновь зашлись в истерическом хохоте.

– Да тише вы, идиоты! – первой опомнилась Мотька и сорвала с ног мешки.

Мы последовали ее примеру, потом сложили все мешки в один. Как ни странно, мы не очень наследили, зола плохо приставала к полиэтилену.

Но зато наша одежда, волосы и лица… Больше всего мы напоминали трубочистов.

– Идем все ко мне, – скомандовала Мотька. – Там умоемся. А то вдруг вас кто-то увидит!

– А если нас твоя любимая тетя Тася засечет? – засмеялась я.

Тетя Тася – сверхлюбопытная соседка Матильды.

– Действительно, девчонки, мы вас проводим – и домой, поздно уже, а завтра заниматься надо, – сказал Митя.

– Ой, а паспорт! – вспомнила Мотька. – Надо же поглядеть на него.

Мы подошли к фонарю, Костя достал из кармана паспорт. Мы раскрыли его. Это был паспорт Кудряшонка Геннадия Павловича.

– Кудряшонок? Кудряшонок? Откуда я знаю эту фамилию? – сказала Мотька, бросая в мусорный контейнер верой и правдой послужившие нам мешки. А марлю она запихала назад в рюкзачок. – Пригодится еще. Постираю – и порядок! Нет, но откуда я знаю фамилию Кудряшонок?

– Кудряшонок? Это, наверное, украинская фамилия, а ты ж у нас полухохлушка.

– Думаешь, мне эта фамилия знакома на генном уровне? – выдала вдруг Матильда, и мы опять покатились со смеху.

Утром, когда мы проснулись, Матильда сказала:

– Я из-за этого Кудряшонка всю ночь маялась. Даже спала плохо.

– Ну и как? Вспомнила?

– Да есть одна мысль…

– Поделись, подруга!

– Я сейчас!

Мотька соскочила с кровати и кинулась в кладовку. Вернулась она с толстенной пачкой старых газет.

– Это что?

– Не видишь? Газеты. «Вечерка»! Понимаешь, там печатают объявления о пропаже людей. Сдается мне, я объявление с этой фамилией видела. Кудряшонок! Я еще тогда подумала: такая симпатичная веселая фамилия, а человек – пропал!

– Ты уверена?

– Почти!

Я тоже вскочила и принялась вместе с Мотькой просматривать старые выпуски «Вечерки».

– Ну! Что я говорила! – закричала вдруг Мотька, протягивая мне газету, где сообщалось, что «гр. Кудряшонок Геннадий Павлович ушел из дому 15 марта с.г., и с тех пор его никто не видел. Всех, кто что-нибудь знает о его местопребывании, просят обратиться по телефонам…»

– Да, Матильда! – поразилась я. – Ну у тебя и память. Обалдеть!

– Да Бог с ней, с памятью. Ты лучше скажи, что это за квартира такая, а? И что там журналисты найти надеются? За каким чертом в пустой сгоревшей квартире камеру устанавливать?

– Да… Вопросов куча, а ответов… Но одно точно – привидения там водятся, Лидочка с Ленечкой нынче же в этом убедятся, – засмеялась я.

– Погоди, Аська, не до смеху тут! Что будем делать с Кудряшонком? Обратимся по телефону, как предлагают, или…

– Или что?

– Или же сами попробуем поискать?

– Кудряшонка?

– Ну да!

– По-моему, все-таки надо сообщить в милицию…

– И тогда они нам вообще все следствие поломают. И кстати, у нас шансов найти Кудряшонка больше, чем у ментов.

– Почему?

– Потому что у нас один Кудряшонок, а у них… таких пропавших без вести – вагон и маленькая тележка. А кстати, мамина соседка рассказывала – у них в фирме пропал коммерческий директор. Так его даже искать не стали!

– Почему?

– Потому! Не стали, и все!

– Мотька, а как же мы-то его искать будем?

– А как мы вообще все наши дела вели? Вот так и будем, как Бог на душу положит! И, я считаю, это для нас сейчас самое главное.

– Что – это?

– Кудряшонок! Фиг с ним, с перстнем! Пусть теперь с ним разбирается тот, кто его нашел.

– Если нашел! Может, он по-прежнему валяется там в золе.

– Ну и пусть валяется. Человек-то важнее!

– И ты думаешь, он может быть еще жив?

– Запросто! Может, его где-то прячут, а может… Может, он сам решил скрыться… Или от дружков, или от жены… Всяко бывает.

– Но тогда он не захочет объявляться в живых, даже если мы его каким-то чудом и найдем.

– Ну и пусть! Это его личное дело, а нам просто важно убедиться, что человек жив, здоров и ни в чьей помощи не нуждается. Верно ведь?

– Верно! Но с чего мы начнем?

– Мы опять туда пойдем!

– Куда? В Орлово-Давыдовский?

– Именно!

– Но нас ведь там уже знают! И старуха в окне, и давешняя женщина с ребенком, и еще, возможно, полдвора!

– Ничего, что-нибудь придумаем. Переоденемся, наконец. Не впервой! – задорно блестя глазами, сказала Мотька.

– А мальчишкам скажем про Кудряшонка?

– Давай, Аська, пока не скажем! Им заниматься нужно, и вообще… Лучше мы вдвоем все провернем!

В этот момент позвонила тетя Липа. Она велела нам идти домой завтракать, а после завтрака просила нас съездить в Беляево, отвезти какие-то вещи ее двоюродной сестре. Отказаться не было никакой возможности.

– Не расстраивайся, Аська! Мы по дороге к метро забежим в Орлово-Давыдовский, а потом двинем в Беляево. Считай, со всеми делами час туда, час обратно! Ничего страшного! А потом вплотную займемся Кудряшонком!

Мы наскоро позавтракали под умиленными взглядами тети Липы и отправились по ее поручению. Первой, кого мы увидели, подойдя к арке на Орлово-Давыдовском, была та самая старушенция.

– Матильда, идем мимо. Мы не сюда.

– Ну и ладно. Значит, сейчас не судьба. Сделаем дело, и тогда уж…

И мы побежали через проспект Мира к радиальной станции метро.

Вот уж точно говорят – в гостях хорошо, а дома лучше! В Москве я была дома и просто наслаждалась этим ощущением. Только сейчас я отчетливо поняла, как одиноко и грустно мне было в Париже, несмотря на все его красоты…

– Аська, – пихнула меня локтем в бок Матильда, – ты чего задумалась?

– Да так, на тему «и дым отечества нам сладок и приятен…»

– Хорошо дома, да?

– Да!

– Но осенью ты все равно уедешь?

– Скорее всего… Дед настаивает, чтобы я еще год прожила в Париже. Но я не желаю сейчас об этом думать. До осени еще так далеко! И потом нам еще предстоит поездка в Италию! Ты, кстати, маме уже говорила?

– Нет пока!

– Почему?

– А я надеюсь, Игорь Васильевич, когда приедет, сам с ней поговорит! У него на нее влияние! Ась, а ты знаешь, где тети Липина двоюродная сестра живет? Ты у нее была?

– Один раз и очень давно!

– А дорогу помнишь?

– Найдем, Матильда, не волнуйся! Это тебе не Париж, тут у всякой собаки дорогу спросить можно.

– А в Париже, что ли, нельзя?

– Почему? Спросить-то можно, но ответ еще надо понять.

– Ой, Ась, я что подумала… Вот пока мы не уедем…

– Ну, говори, что ты надумала?

– Не могла бы ты со мной французским подзаняться?

– Что? Я? Французским? Я ж его не знаю! Я просто могу на нем немного болтать, и все!

– А мне что, думаешь, грамматика ихняя нужна? Ни на фиг! Ты меня научи болтать! Сколько сама знаешь!

– Но это как-то… И вообще, зачем? В Италии и по-английски можно!

– Ну, Аська, что тебе стоит? Мне это совсем для другого надо!

– Для чего другого?

– Ты пойми, я ведь собираюсь в театральный поступать! А там обязательно французскому учат, сама понимаешь. Ну и мне хотелось бы хоть чуточку уже знать и уметь… Парле ву франсе?

– Уи, мадемуазель!

– Во! То, что надо! Научишь?

– Ладно, – засмеялась я, – уговорила! Но начнем, только когда на дачу выедем. Не раньше.

– Авек плезир!

– Ну, Матильда, ты даешь! Чему тебя учить-то? Ты, поди, не меньше моего знаешь!

– Скажешь тоже!

Мы без труда нашли нужный дом, все передали, выслушали кучу охов и ахов по поводу того, какая я стала большая, вежливенько попрощались и двинули обратно к метро.

– Ой, Аська, а я чего сообразила! Мы ж с тобой пропустим 850-летие! Вот обидно-то!

– Ничего мы не пропустим! Мы едем после двенадцатого сентября, а праздник то ли шестого, то ли седьмого! Я сама хочу это увидеть!

– Ну, тогда вааще… Кайф! Ой! – вскрикнула Мотька и как-то странно рванулась вперед и едва удержалась на ногах. – Ой, мама, как больно!

– Что ты, Мотька?

– Ой, больно! Ногу подвернула!

– Ну вот, только этого не хватало!

Я помогла Мотьке доплестись до ближайшей скамейки. Нога распухала на глазах.

– Ой, черт, что же делать? Больно…

Мотька побелела, на глазах выступили слезы.

– Надо бы холодный компресс… – растерянно сказала я.

– Девочка, что с тобой? – прозвучал вдруг ласковый женский голос. Рядом с Мотькой сидела женщина лет сорока, полная, с добрым приятным лицом.

– Да вот, ногу подвернула, – жалобно простонала Матильда.

– Ну-ка, покажи! Да-а-а, а ты далеко живешь?

– Далеко, в центре, – ответила я за Матильду.

– Ну вот что, идем сейчас ко мне, сделаем холодный компресс, и главное, я забинтую ей ногу и попрошу соседа вас домой отвезти.

– Ох, спасибо вам! – растрогалась я.

– Погоди благодарить-то, еще надо ее как-то довести, тут хоть и рядом, но ей, бедненькой, больно. Идем, идем, деточка, обопрись на нас и старайся как можно меньше наступать на больную ногу! Но как перебинтую ее, тебе будет легче, я знаю, сама всю жизнь мучаюсь, часто ногу подворачиваю!

Кое-как мы с доброй женщиной доволокли Мотьку до соседнего дома. Женщина жила на первом этаже пятиэтажки. Она усадила Мотьку в кресло, принесла таз с холодной водой и еще вывалила туда несколько лоточков льда.

– У меня сын все со льдом пьет! Давай, не бойся, подержи ногу немного в холоде.

Мотька взвизгнула, а потом на лице ее расплылась блаженная улыбка.

– Получше? – участливо осведомилась женщина.

– Не то слово! Спасибо вам огромное!

– А попить холодненького не хотите? У меня свой квасок, домашний!

– Спасибо, с удовольствием, – сказала я. У меня от волнения за Мотьку в горле пересохло.

Только тут я смогла оглядеться в комнате. Комната как комната, вполне уютная, много фотографий по стенам и вдруг…

– Мотька! Посмотри на этот портрет!

Мотька посмотрела туда, куда я указывала.

– Ух ты! Бывает же такое… – прошептала она.

С большой фотографии, висящей над сервантом, на нас смотрел тот самый парень, с которого все началось… Тот, который толкнул Мотьку.

Тут вернулась хозяйка с большим стеклянным кувшином и стаканами.

– Пейте, девочки, не стесняйтесь! Ох, я даже не знаю, как вас зовут! А я – Алла Сергеевна.

– Меня зовут Ася, а ее Мотя!

– Мотя? Это от какого же имени?

– Матильда! – со вздохом ответила Мотька.

– Матильда! Надо же, какое красивое имя! Только что ж это сокращение какое… деревенское…

– Да так… Что еще от Матильды придумаешь?

– Почему? Можно, например, Тиля, как-то поинтереснее!

– Тиля? А что, мне нравится! Даже очень, – оживилась вдруг Мотька. – Вот встречу своего принца и скажу ему, что меня зовут Тиля!

– Еще не встретила принца-то? – полюбопытствовала Алла Сергеевна. – Такая хорошенькая, глазищи вон в пол-лица, и не встретила?

– А вон на портрете, это ваш сын? – спросила Мотька.

– Да, сын, ему уж девятнадцать лет…

– А чего, вполне в принцы годится! – заявила Мотька.

Алла Сергеевна рассмеялась:

– Да нет, не годится!

– Почему это?

– Да… так… С плохой компанией он связался, девочки…

– Ширяется, что ли? – спросила Мотька.

– Боже сохрани! Нет, пока Бог миловал от такой напасти! Это бы я распознала… Я, Мотенька, иногда ночью, когда он спит, на руки да на ноги его гляжу, нет ли следов от уколов…

– Алла Сергеевна, а чем он занимается? Учится или работает? – поинтересовалась я.

– Работает! Или говорит, что работает, зарплату, правда, аккуратно приносит, ничего не скажу… Но… Чужой он какой-то стал… Я все жду не дождусь, чтоб женился он…

– А в армию его не заберут? – спросила Мотька.

– Нет, у него освобождение. Спина больная, и то слава Богу.

– Так это ж вам повезло! – воскликнула Мотька. – И вообще, по-моему, очень даже симпатичный парень. Не колется, зарплату приносит, так, может, пьет?

– Нет, не пьет, навидался он этой радости… Мой отец, царствие ему небесное, вот он пил, уж так пил… И все на глазах у мальчонки, так что Илюшка мой и в рот эту дрянь брать не хочет!

– Ну так он же у вас почти святой, – засмеялась Мотька, – и очень даже в принцы годится! Вы меня с ним познакомьте, а я уж его от любой компании оторву.

Алла Сергеевна глянула на Мотьку с испугом.

– Да я шучу! Шучу! – тут же заявила Мотька.

– А сколько тебе годочков?

– Пятнадцать, – немного приврала Мотька.

– Ну, рано тебе еще… Да и Илюшка вряд ли поглядит в твою сторону.

– Алла Сергеевна, может, хватит мне ногу в воде держать, лед вон весь растаял, – почему-то резко перевела разговор Матильда.

– А и вправду хватит! Вот тебе полотенце, вытирай ногу, только осторожно, а я сейчас бинт принесу!

Она взяла таз и вскоре вернулась.

– Ох, девочки, а бинта у меня и нету! Придется тебе, Ася, в аптеку сбегать. Тут близко, за углом! Деньги-то у тебя есть?

– Есть, спасибо!

Она объяснила мне, какой бинт надо купить, и я убежала, а когда вернулась, Матильда и Алла Сергеевна о чем-то самозабвенно беседовали.

– А, вот и Ася пришла! Купила все? Умничка! Ну, Мотя, сейчас забинтуем ногу.

И она с удивительной ловкостью принялась бинтовать Мотькину ногу.

– Ну-ка, попробуй наступить!

Мотька осторожно спустила ногу на пол и встала.

– Ой!

– Больно?

– Уже не очень! Спасибо вам огромное!

– Погодите, я сейчас соседу позвоню, может, отвезет вас хотя бы до метро! Ох, ну вот беда, нет его дома!

– Может, мы такси возьмем, а дома моя мама заплатит! – предложила я.

– Аська, а давай возьмем такси до маминого дома, а? В Ясенево, тут недалеко!

– Еще чего! Зачем твою маму пугать? Ей сейчас это вредно! – сказала я.

И тут вдруг дверь распахнулась и в комнату вошел Илюша, собственной персоной.

– Мам, привет! Здрасьте! – застеснялся вдруг он.

– Илюшенька, наконец-то! Голодный небось? – вскинулась Алла Сергеевна.

– Да нет, мам, я ел!

– Илюш, а у нас гости!

– Вижу! – он вопросительно глянул на мать. Мол, кто такие?

– Да вот девочка ногу подвернула! Я ей забинтовала как следует, думала, Михал Иванович их отвезет, а его как назло дома нет.

– Ничего, – сказала я, – мы такси возьмем… Я сейчас сбегаю, поймаю!

– Я сам! – вызвался вдруг Илюша. И выскочил из квартиры.

– И чем вы, Алла Сергеевна, недовольны? Золотой же парень! – сказала я.

Она, казалось, была обрадована. Но все же вздохнула тяжело: