Текст книги "Он"

Глава 10
Джейми

Двадцать два – наверное, слишком солидный возраст, чтобы играть в молчанку. Я всегда предпочитал встречать проблемы лицом к лицу. Проговаривать все и сразу, а не отгораживаться от человека.

Отгораживаться – это специализация Веса.

После пробежки мы с ним не разговаривали. За ужином он сел вместе с Патом, обменяться новостями за прошедшие четыре года. В какой-то момент Пат постучал ложкой о стакан с водой и представил Веса приехавшим в лагерь детям. «Чемпион страны…», «второй в рейтинге бомбардиров», «в следующем году гарантированно выйдет на лед в Торонто».

Глаза у ребят с каждым словом распахивались все шире, а Вес тем временем сидел с беззаботно-самодовольным видом и криво ухмылялся. Типа «ой ну что вы, это все пустяки».

Может, в душе он не чувствует себя таким уж и беззаботным, подсказывает мне совесть.

Отвали, совесть! Я занят. Я злюсь.

Теперь мы лежим в нашей комнате, но не спим. Меня по-прежнему окутывает гнев, таким же тонким слоем, как простыня, которой укрываюсь.

С соседней кровати доносится вздох, и я, глядя в потолок, думаю, не пора ли мне уже перестать дуться.

– Мне было страшно, – нарушает тишину его хриплый голос.

Я слышу шорох и краем глаза замечаю, что он перекатился на бок и смотрит на меня в темноте.

– Кому, тебе? – спрашиваю. – Не знал, что такое возможно.

– Бывает иногда, – допускает он неохотно, и я фыркаю.

Снова наступает тишина, но в конце концов я сдаюсь.

– Чего именно ты боялся?

– Что я использовал тебя. И что ты возненавидишь меня за это.

В моей груди рождается вздох. Я тоже ложусь на бок, но в полумраке выражение его лица разглядеть сложно.

– Я никогда не возненавижу тебя, балда. – Подумав немного, уточняю: – Ну, пока ты не совершишь что-то по-настоящему достойное ненависти. Например, нарочно переедешь мою маму машиной или типа того. Но ненавидеть тебя за то, что ты гей? Или за то, что отсосал мне, не сказав, что ты гей? – Черт, я все еще дико обижен из-за того, что он считал меня таким узколобым.

– Я не был готов сказать тебе правду, – признается он. – Да и себе, наверное, тоже. Но в глубине души я знал и чувствовал себя дико хреново. Словно… я не знаю… словно я воспользовался тобой.

У меня вырывается непроизвольный смешок.

– Чувак, ты так говоришь, будто привязал меня к кровати и изнасиловал. Не знаю, помнишь ли ты, но в ту ночь я кончил как чемпион. – О, черт. Не знаю, зачем я это сказал. И волна тепла, которая спускается к моему члену, озадачивает меня не меньше.

Я нечасто позволял себе вспоминать о той ночи. Она, несомненно, была самым жарким сексуальным опытом восемнадцатилетнего Джейми Каннинга, но при мысли о ней мне всегда становилось не по себе. Потому что с ней я связывал свое отлучение от столь ценной для меня дружбы.

– О, я помню все о той ночи. – Голос Веса становится ниже, и волнение внизу живота становится сильнее.

Я в срочном порядке меняю тему, потому что разговоры о минете, похоже, сбивают с толку мое тело.

– И что, ты типа совершил каминг-аут? Теперь все официально? Твои родители знают?

Он отвечает с тяжелым вздохом.

– Да. Знают.

Я жду продолжения. Он молчит. Что ожидаемо, поскольку разговаривать о своей семье Вес не любит. Я знаю, что его отец – инвестиционный банкир и большая шишка, а мать возглавляет кучу благотворительных комитетов. В тот единственный раз, когда отец Веса привез его в лагерь, помню, как пожал ему руку и подумал, что человека холоднее еще не встречал.

Мне так интересно узнать, как они относятся к тому, что их сын гей, но знаю, что, если спрошу, он не ответит. Просто Вес всегда все делает на своих условиях.

– А что твоя команда? – рискую я. – В Торонто знают?

– В «Северном Массе» у нас было что-то вроде «Не спрашивай – не говори». Я ничего не скрывал, но и не трепался об этом. И всех это устраивало. Но в Торонто… – Он стонет. – Даже не знаю. Мой план – просто как можно дольше избегать этой темы. Вернусь, наверное, на какое-то время в шкаф. До тех пор, пока не почувствую, что знаю этих парней. Пока не стану для них таким ценным, что им будет плевать, кого я шпилю в свободное время. Это займет года три-четыре, не больше.

Все это звучит невероятно жестко.

– Мне жаль.

– Нет, это мне жаль. Мне жаль, что я так херово поступил с нашей дружбой, Джейми.

Черт. Вес назвал меня «Джейми». Такое бывает только в моменты, когда он на сто процентов искренен и серьезен. Его тело излучает почти ощутимые волны раскаяния, и, когда они добираются до меня, я чувствую, как моя злость осыпается, точно песчаный замок. Не могу я злиться на этого парня. Даже когда я считал, что он выбросил нашу дружбу, точно ненужный мусор, то все равно был не в состоянии его ненавидеть.

Я сглатываю.

– Ладно, чувак. Забудем.

– Да?

– Да. – Выпустив долгий вздох, я кладу под голову руки и бросаю на него взгляд. – Так что у тебя нового? Расскажи, что было за это время.

Он хмыкает.

– Все выходки Райана Весли за четыре года? Чувак, это разговор на всю ночь. – Он делает паузу, и его тон становится немного стесненным. – Я бы лучше послушал про тебя. Как поживает клан Каннингов? По-прежнему словно в эпицентре торнадо?

Я улыбаюсь в темноте.

– Угу, как всегда. Мама продала свою картинную галерею и открыла… короче, одну из тех гончарных мастерских, куда приходишь и целый день лепишь из глины вазы, пепельницы и прочую хрень.

– Как думаешь, она часто ловит людей за повтором той сцены из «Привидения»? – В его голосе слышно веселье.

– Минимум раз в день, – со всей серьезностью отвечаю я. – Кроме шуток. – Я вспоминаю, что же еще случилось, но просеять все события за четыре года довольно сложно. – О, моя сестра Тэмми родила ребенка, так что я теперь дядя… Что еще… Джо – мой старший брат – развелся.

– Фигово. – Вес, похоже, искренне огорчен. – Ты вроде был на их свадьбе шафером? – Внезапно он издает смешок. – Помнишь, какой галстук-бабочку я прислал тебе специально для церемонии?

Я сдерживаю стон.

– Тот ярко-красный с розовыми членами? Угу, помню. И, кстати, охерительное тебе спасибо. Джо стоял рядом, когда я открыл коробку, и от мысли, что я это надену, его чуть не хватил удар.

– То есть, мой подарок не пригодился? Ну ты и засранец.

– Не, я надевал его на мальчишник.

Мы оба смеемся, и мою грудь сдавливает чем-то жарким и знакомым. Как же мне не хватало разговоров с Весом. Веселья с Весом.

– Свадьба вышла веселая, – прибавляю я. – Мы со Скоттом и Брэди были шаферами, Тэмми – одной из подружек Саманты, а моя сестра Джесс получила сан и вела церемонию. Она так отжигала.

Вес усмехается.

– Чувак, и как ты еще не спятил? Я с таким количеством сестер и братьев не выжил бы.

– Не-е, я их обожаю. Плюс я ведь самый младший. Когда я родился, родители разрешали мне делать буквально все, потому что на воспитание шестого ребенка у них уже не осталось сил.

Он ничего на это не отвечает, и я вновь ощущаю в воздухе напряжение, словно он хочет что-то сказать, но боится.

– Говори уже, – приказываю я, когда тишина затягивается.

Он вздыхает.

– У нас все нормально?

– Да, Вес. Все хорошо. – И я не кривлю душой. Нам потребовалось четыре года на возвращение в эту точку, но теперь, когда это наконец-то случилось, я счастлив.

У меня снова есть лучший друг – по крайней мере, на следующие полтора месяца.

Глава 11
Вес

Тренерская работа оказалась сложнее, чем кажется.

Утреннее занятие с детьми проходит у меня как по маслу. Я показываю атакующим игрокам кое-какие приемы и гоняю их до седьмого пота. У меня на шее висит свисток, и они обязаны меня слушаться. Легкие деньги, скажете вы?

Ага, как бы не так.

На тренировке с подростками абсолютно все идет наперекосяк. И не потому что они ничего не умеют. Нет, уровень их мастерства варьируется от впечатляющего до виртуозного. Но у них не выходит работать в команде. Они твердолобые и ведут себя иррационально. Слушают, что им говорят, а делают ровно наоборот.

Они тинейджеры. И спустя десять минут я практически бьюсь лбом об оргстекло и мечтаю поскорей сдохнуть.

– Пат, – молю я, – скажи, что я таким не был.

– Ты таким не был, – говорит он, качая головой. – Ты был раза в три хуже. – А затем этот предатель берет и уходит, оставляя на моем попечении тридцать потных, обезумевших от гормонов малолетних головорезов с клюшками.

Я в миллионный раз дую в свисток.

– Опять офсайд! Ну сколько можно? – спрашиваю я Шэня, заносчивого защитника, который всю тренировку цапается с вратарем. Эти двое словно объявили друг другу вендетту – когда вокруг и так хаос. – Вбрасывание.

Когда я роняю шайбу на лед, игра возобновляется. Подняв взгляд, я вижу, что к нам спускается Каннинг, чтобы помочь мне на тренировке. Слава богу. Его спокойное лицо – точно глоток холодной воды в жару.

Я перепрыгиваю через борт, чтобы с ним поздороваться.

– Ты почему не предупредил, что эта работа тяжелая?

Он улыбается, и мое сердце привычно тает.

– Тяжелая? Да ты даже не вспотел.

Вообще-то, немного вспотел. Потому что Шэнь – несмотря на то, что я обернулся и наблюдаю за игроками – скользит задним ходом к вратарю, которого подкалывал, и сбивает того с ног. Причем явно намеренно, и Каннинг, видимо, тоже так думает, поскольку мы, не сговариваясь, перешагиваем через борт и направляемся к ним.

– Какого… – начинает Килфитер, вратарь.

Шэнь ухмыляется.

– Извини.

– Китаеза ебаный, – сплевывает Килфитер.

– Пидор, – парирует Шэнь.

Мой свисток звучит так пронзительно, что Каннинг закрывает руками уши.

– Две минуты штрафа! – рявкаю я. – Обоим.

– Мне-то за что? – возмущенно вопит Килфитер. – Я его задницу и пальцем не тронул.

– За длинный язык, – резко отвечаю я. – На моем льду никакого мата. – Я показываю на штрафную скамью. – Двигай.

Но Килфитер не двигается.

– Такого нет в правилах. – Ухмылка у него такая же широкая, как опоясывающий бортик рекламный баннер.

Нас слышат абсолютно все, поэтому права на ошибку у меня нет.

– Дамы, это правило. Две минуты на штрафной скамье за неспортивное поведение. Если б ты не раскрыл свою варежку после того, как он тебя ударил, то сейчас твоя команда играла бы в большинстве. Я делаю это для твоего же блага.

– Ну конечно.

Несмотря на это язвительное замечание, оба смутьяна все-таки доносят свои задницы до скамейки для штрафников, и я решаю оставить последнюю реплику за собой. Причем сделать это так, чтобы слышали все.

– Кстати… ученые доказали, что существует прямая взаимосвязь между употреблением слова «пидор» и крошечным пенисом. Так что подумай на досуге, хочется ли тебе афишировать этот факт.

Каннинг ничего не говорит. Отъезжает в сторону, и я вижу, как он садится и наклоняется, словно собираясь перешнуровать коньки. Ну и ладно. Но потом я замечаю, что его спина вздрагивает.

Хоть кто-то понимает мои шутки.

Остаток тренировки длится по ощущению вечность. Когда наконец-таки наступает перерыв на обед, Джейми догоняет меня у раздевалки.

– Ученые доказали? – смеется он.

– Провожу исследования в свободное время.

– Ну-ну. Я подумываю пропустить сегодня столовку и перехватить бургер в городе. Ты как, хочешь прогуляться до паба?

– Блядь, еще бы, – отвечаю я.

Затем, морщась, оглядываюсь, проверяя, не болтаются ли поблизости дети. Не знаю, создан ли я для того, чтобы быть авторитетом. После четырех лет в «Северном Массе», где парни вставляли слово на букву «б» чуть ли не в каждую фразу, легко забыть, что в «Элитс» за своим языком надо следить. Тинейджеры и так ругаются как сапожники – когда рядом нет Пата и тренеров, – но я отказываюсь портить молодежь своим грязным ртом.

– Блин, еще бы, – поправляюсь я.

Каннинг обводит жестом окружающее нас пустое пространство.

– Мы здесь одни, тупица. Можно говорить «блядь» сколько влезет. И вообще что угодно. – Ухмыляясь, он начинает сыпать ругательствами: – Говно, залупа, пенис, хер…

– Ради всего святого! – раздается позади нас громкий голос. – Каннинг, хочешь, чтобы я вымыл тебе рот с мылом?

Пока я давлюсь смехом, Пат, словно не веря своим ушам, качает головой и пристально смотрит на Джейми. Потом прищуривается и поворачивается ко мне.

– Хотя о чем это я? Если б не ты, Весли, Каннинг никогда бы не узнал таких слов. Стыдись.

Я сверкаю невинной улыбкой.

– Тренер, я невинен, как свежевыпавший снег. Это Каннинг меня испортил.

Они хором фыркают.

– Ну ты, парень, и сказочник. – Пат хлопает меня по плечу и, уходя, добавляет: – Чтобы в присутствии детей не выражались, иначе надеру вам обоим жопы.

Смеясь, мы с Джейми заныриваем в раздевалку, чтобы скинуть коньки и переобуться в кроссы, потом выходим на улицу, и через несколько минут у меня возникает ощущение, будто я попал из бассейна с ледяной водой в сауну. Влажность такая, что не вздохнешь. По моей спине пот катится градом. Футболка липнет к груди, словно пищевая пленка.

В итоге я сдергиваю ее через голову и заправляю за резинку своих спортивных шорт. Атмосфера в Лейк-Плэсид расслабленная – никого не волнует, что я иду по городу с голым торсом.

Каннинг не раздевается, но я ничуть не жалею. Футболка у него тонкая и липнет к его телу в точности как моя, благодаря чему я могу наслаждаться малейшими движениями твердых мышц. Черт, я опять ревную к его футболке. Я сам хочу распластаться на его широкой груди. Болезненное влечение к нему вызывает у меня вспышку вины.

Мы помирились. Мы снова друзья. Так почему мое вероломное тело не может принять это и угомониться? Почему я не могу смотреть на него без того, чтобы не представлять все те порочные вещи, которые мне хочется с ним проделать?

– Так что у тебя с той девушкой? – слышу я свой голос. Я спрашиваю даже не ради ответа. Мне нужен холодный душ, напоминание о том, что влечение к этому парню ничем хорошим не обернется.

– С Холли? – Он пожимает плечами. – Да, в общем-то, ничего. Мы просто спим вместе. Точнее, спали. Мы же выпустились, так что вряд ли будем теперь часто видеться.

Я выгибаю бровь.

– Просто спали? С каких это пор ты стал предпочитать секс по дружбе?

Он снова пожимает плечами.

– Это было удобно. Весело… Я не знаю. Просто прямо сейчас мне не хочется ничего серьезного. – В его голосе появляются вызывающие нотки. – А что, ты не одобряешь?

– Да нет, я только «за».

Около магазина игрушек мы расходимся в стороны, пропуская двух мам с колясками. Обе женщины чуть ли не сворачивают шеи, разглядывая мои тату. Но не возмущенно, а с интересом. То же самое повторяется через квартал, когда стайка девочек-подростков, проходя мимо, при виде меня замирает. «Какие мышцы! А какие татушки!» – щекочет нам спины их шепот.

Джейми издает смешок.

– Точно не хочешь свернуть на бисексуальную дорожку? От телочек отбоя не будет, можешь даже не сомневаться.

– Спасибо, не надо. Плюс направить лыжи в сторону кисок будет несправедливо по отношению к парням-натуралам. Против меня у них нет шансов.

Выражение его лица становится задумчивым.

– Я видел, как ты мутил с девчонками. И вроде как искренне.

Я знаю, он вспоминает обо всех наших вылазках в город, когда по вечерам мы убегали из лагеря, чтобы пофлиртовать с местными. Но тогда нам было меньше, и я все еще экспериментировал, все еще проверял себя.

– Ты просто притворялся, что тебе это нравится? – с любопытством интересуется он.

– Не столько притворялся, сколько честно пытался получить от этого удовольствие, – признаю я. – И не сказать, что это было ужасно. После этого я не бежал домой с желанием помыться в душе. С девчонками это было… я не знаю… ну было и было. Было нормально. Но я не умирал от желания сорвать с них одежду и войти в них.

Так, как умираю от желания сорвать одежду и войти в тебя.

Злясь на себя, стискиваю зубы. Господи, хватит. С Каннингом ничего такого не будет. Мне надо остановиться.

– Понятно. – Он кивает, затем склоняет голову набок. – Тогда с кем у тебя так? В смысле, кто в твоем вкусе?

Ты.

– Ну, я не особенно привередлив.

Мы доходим до паба, но вместо того, чтобы открыть дверь, он останавливается на тротуаре и хмыкает.

– Серьезно? Значит, присовываешь всем подряд?

– Нет, – признаю я. Пиздец как неловко и странно, обсуждать эту тему с ним. – Я точно не фанат твинков. Тощие парни… не, это не для меня.

– Значит, тебе нравятся большие и мускулистые. – На его лице расплывается широкая ухмылка, и он подмигивает мне. – И с большим?

Я закатываю глаза.

– Да, «с большим» – это приятный бонус. Мне нравятся высокие, атлетичные, не слишком волосатые… – Он прыскает. – И, я не знаю… – Я начинаю смеяться. – Ты правда хочешь все это слушать?

Его глаза вспыхивают обидой.

– В смысле, потому что ты говоришь не о девушках, а о парнях? Я уже говорил тебе, я не какой-то там ханжа…

– Не поэтому, – торопливо перебиваю я Каннинга, и он слегка расслабляется. – Описывать в таком духе девушку тоже было бы странно. Типа стоят два парня и рассуждают о своих идеальных сексуальных партнерах? – Округлив глаза, я оглядываюсь. – Мы что, забрели на съемочную площадку «Секса в большом городе»? Если да, то чур я Саманта.

Напряжение моментально рассеивается, и Каннинг расплывается в улыбке.

– Ты правда знаешь, как кого зовут в этом сериале? Если бы ты не сказал, что ты гей, то сейчас я догадался бы сам.

– Джейми, что за бесчувственные стереотипы? – чопорно говорю я. – Все, засранец. За обед платишь ты. – Но мысленно я усмехаюсь, когда показываю ему средний палец и двигаю в паб.

Глава 12
Джейми

В воскресенье в лагере выходной. Жена Пата забрала детей на природу, и завтра утром они отправятся на рыбалку на Ист-Лейк. Ну, а тренеры обычно в субботу вечером напиваются, а в воскресенье спят.

Мы уже поужинали с нашими малолетними сорвиголовами и теперь официально свободны. Все четыре дня, что Вес пробыл в лагере, мы так уставали, что вечером нас хватало лишь на то, чтобы позависать у себя в комнате. Так что сегодня я намерен немного проветриться.

– Что будем делать? – спрашиваю я Веса, который лежит на своей кровати. – Ты же с машиной? Давай ею воспользуемся.

– Моя машина мужского пола, – говорит он, листая на телефоне какое-то приложение.

– Ну еще бы. И чем, вообще, ты занят? – Приложение издает какие-то странные, незнакомые звуки.

– Проверяю «Brandr». В маленьком городе довольно-таки увлекательно.

На мгновение я немею. «Brandr» – это приложение для быстрых знакомств геев. У меня резко портится настроение. Я-то думал, мы сегодня куда-нибудь сходим. Вместе. Может, это и глупое предположение, но раньше всегда было так.

– Ну и… – Я прочищаю горло. – Как это работает?

Он хмыкает.

– Иди сюда, покажу. Просто умора. Все худшие черты человечества в одном месте.

Заинтригованный, я сажусь к нему на кровать. Он приподнимается на локте, и мы вместе склоняемся над телефоном – совсем как раньше, когда мы были тинейджерами. Вот только мы не сидели на одной кровати с… В общем, с той ночи. И я внезапно осознаю, что теперь мы с трудом на ней помещаемся. При том, что мы занимаем большую часть поверхности, я все равно практически сижу на нем. И чувствую, как волосы на его ноге щекочут мне ногу, когда он наклоняется, чтобы показать мне экран.

– Это как меню в ресторане. Каждая картинка – парень.

На некоторых превью – лица, но другие не разобрать. И на каждом цифра – 1.1 км, 2 км.

– Оно показывает, кто из них рядом? Немного стремно.

– В этом часть веселья. Если кто-то начинает вести себя стремно, просто блокируешь его, и все. Один клик, и он в прошлом. Самое смешное – это «о себе» в профиле. Зацени. – Он жмет на превью, и во весь экран открывается фото какого-то типа. С подписью: «Онлайн. Расстояние 1.5 км».

– Он для тебя слишком старый, – немедленно заявляю я. – И что у него с носками? – На фотографии – седовласый мужчина в красном кабриолете. Он в неплохой форме, но надевать с шортами такие высокие носки просто нельзя.

Не стану врать. Мне становится не по себе при мысли, что этот тип сидит сейчас где-то на другом конце города и смотрит на фото Веса…

А Весу смешно.

– Так забавно листать «Brandr» в маленьких городках. Одни фрики. – Он проматывает страницу вниз, где седой мужик вписал свои 140 или сколько там надо символов. Заголовок такой: «Хочу оказаться голышом рядом с твоими мускулами». А ниже вот что: «Если я онлайн, значит, хочу оказаться голеньким. Поцелуи, ласки и все, что попросишь. Фемам не беспокоить. Извините, нравятся только белые».

– Что за хрень? – ворчу я.

– Разве не очаровашка? Это интернет, чувак. – Вес закрывает профиль этого ненормального. Но сразу после этого его телефон звякает, и выскакивает маленькое окошко.

«Привет», – написано в окошке, а рядом с ним аватарка какого-то другого типа.

– С тобой кто-то хочет пообщаться, – бормочу я. Кто бы мог подумать, что я способен возненавидеть какое-то приложение. Но конкурировать с ним за внимание своего друга не очень-то весело, поэтому я встаю, снимаю футболку «Элитс» и надеваю поло, что для Лейк-Плэсида просто верх моды. Сегодня я куда-нибудь выберусь – с Весом или без Веса.

– Хочешь выйти? – спрашивает он с кровати.

– Угу. – Обернувшись, я вижу, что он тоже переодевается. Слава богу.

– Подумать только, нам теперь не надо вылезать в окно, чтобы выйти после отбоя, – прыскает Вес. – Даже странно. – Он надевает походные шорты с ботинками, потом натягивает через голову черную майку, в которой его плечи и руки остаются открытыми.

– Можешь выпрыгнуть через пожарный выход, – предлагаю я. – Но лично я выбираю лестницу.

– Куда поедем?

Я хватаю ключи и мобильник.

– Если твой «машин» мужского пола свободен, поехали на Совиную Голову.[17]17
  Owls Head Mountain, невысокая гора хребта Адирондак.


[Закрыть]

Он замирает посреди процесса завязывания шнурков.

– Да? Я думал, мы двинем в бар.

– Потом можно и в бар, – говорю я. – Но для начала вытащи свою задницу за порог.

У Веса новенькая «Хонда Пилот» с отличным стерео и кожаными сиденьями, но внутри бардак. Перед тем, как сесть, мне приходится убрать с пассажирского места несколько номеров USA Hockey и выбросить скомканный пакет из «Макдональдса».

– Как… мило, – поддразниваю его, нагибаясь за пустым стаканчиком.

– Я не стану ради тебя наводить тут гейский уют, Каннинг. Поехали. Надо успеть до заката.

У Совиной Головы начинается короткий пеший маршрут, по которому мы не раз проходили, когда были в лагере. От города до горы всего несколько километров, и, когда мы приезжаем на место, рядом нет других машин. Вес ставит машину на сигнализацию, и мы начинаем карабкаться вверх, перешагивая через валуны и корни деревьев.

Я обожаю походы. Хоккей – это здорово, но он в помещении, и, хотя мой летний спорт – серфинг, мне всегда нравились пешие прогулки.

Я уже говорил, что родом из Калифорнии?

– Притормози, – в какой-то момент пыхтит Вес.

Я останавливаюсь и, прислонившись к молодому деревцу, жду его.

– Что, слишком тяжело для новичка «Торонто»? Позвоню-ка я своему букмекеру. С кем, говоришь, у вас первая игра?

Он шлепает меня по заднице.

– Я остановился сделать фотку, придурок. Пошли дальше.

Виды здесь действительно ошеломляющие. Мы идем по самому уступу горы, и вокруг нас на фоне закатного неба вздымаются темные пики Адирондака.

– Еще два поворота и все, – обещаю я.

У нас уходит тридцать минут на то, чтобы добраться до голых скалистых пластов на вершине. Солнце уже готовится скрыться за остроконечной грядой на горизонте, и я, слегка запыхавшись после подъема, плюхаюсь на нагретый солнечными лучами валун и впитываю в себя закат.

– И ради этого мы сюда перлись? – шутит Вес, садясь рядом.

– Ну.

За последние девять лет я, наверное, забирался на эту гору каждое лето. Когда нам было четырнадцать, было прикольно пугать друг друга, усаживаясь на самый край. Когда нам стало семнадцать, мы проходили весь путь до вершины, не смотря по сторонам. Мы спорили о хоккее. Или о футболе. Или о каком-нибудь тупом фильме. Мы забирались сюда, потому что это было частью ежедневного маршрута.

В прошлом году я внезапно понял, что отныне и до конца жизни, что бы я ни делал, я отвечаю за себя сам. Окончание колледжа – словно край карты. Дальше начинается неизведанная территория, и я сижу в кабине один.

Облака вдалеке становятся оранжево-розовыми. Мой друг сидит рядом, погрузившись в мысли.

– Скоро стемнеет, – в конце концов произносит он.

– Еще есть время. – Еще одна минута проходит в молчании, прежде чем я спрашиваю: – О чем думаешь?

Он хмыкает.

– О первом годе в колледже. О том, каким мудаком я был.

– Да? – Меня удивляет, что он, как и я, занят самоанализом. Я бы скорее предположил, что он сидит и придумывает, как бы разыграть Пата, чтобы свалить все на детей.

– Угу. Тяжелый был год. Столько прессовали.

Я украдкой оглядываюсь на него – впервые с тех пор, как мы сели.

– Та же фигня. Серьезно, старшие оказались настоящими психопатами. Никогда такого не видел. – Я откашливаюсь. – Той осенью я все думал, что ты не поверишь, когда я расскажу тебе про всю эту хренотень… – Я не договариваю. Это будет, наверное, слишком жестко. Если мы снова дружим, я не должен выпускать свою обиду на волю.

Он издает сердитый вздох.

– Извини.

– Знаю, – быстро отвечаю я.

– А я весь первый семестр молился, чтобы ни один мудак не прознал о том, что мне нравятся члены. И поскольку тогда мне и самому от этой мысли было не по себе… – Он вздыхает. – В общем, в тот год компания из меня была паршивая.

При мысли о том, что ему может быть страшно, у меня внутри сжимается. Я всю жизнь считал Веса бесстрашным. Умом я понимаю, все чего-то боятся. Но, думаю, даже той ночью, когда он рассказал, как тяжело ему было принять себя, я не осознал это до конца.

– Фигово, – отвечаю я тихо.

Он пожимает плечом.

– Ну, оно меня не убило. Только заставило работать в два раза упорнее. Может, я бы и не очутился в первом звене, если б те придурки каждый гребаный день не держали меня в страхе.

– Единственный плюс.

– Каннинг, темнеет, – напоминает он мне.

Он прав. Небо в вышине уже становится фиолетовым. Я торопливо встаю.

– Тогда пошли.

Вопреки здравому смыслу спускаться с горы гораздо труднее, чем подниматься. Земля так и норовит осыпаться под ногами, и по дороге вниз мы молчим, целиком сосредоточившись на том, куда наступать и какие ветки придерживать.

Быстро опускается ночь. Мы почти пришли, но тропинка становится трудноразличимой. Я слышу за спиной шаги Веса и стук, с которым мелкие камешки срываются вниз из-под его подошв. Готов поспорить, что в эту минуту его внимание, как и мое, сфокусировано только на одной задаче: куда ставить ноги. Когда тело занято, мозг временно отключается.

Когда до начала тропы остаются считанные метры, я слышу, как Вес спотыкается. Слышу чертыхания, шум скользящих по земле ног, звук падения, и у меня обрывается сердце.

– Блин, – бурчит он.

Я оборачиваюсь. Он лежит плашмя на земле. Черт. Я потащил нового нападающего «Торонто» лазать по горам в темноте. Если он растянул себе связки, виноват буду я.

– Ты порядке? – Чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота, поднимаюсь к нему.

– Да, – отвечает он, но это ровным счетом ничего не доказывает. Хоккеисты всегда говорят так, даже если это неправда. Но потом я вижу, как он поднимается из тени и садится.

Я протягиваю руку, а он берется за мои пальцы и сжимает их. Ощущение его крепкой хватки успокаивает меня. С моей помощью он поднимается на ноги, его тепло выскальзывает из моей ладони, но продолжать спуск я пока не решаюсь.

– Серьезно, ты ничего не подвернул?

Его силуэт пару раз переносит вес с одной ноги на другую.

– Нет. Ударился коленкой о камень. Но все нормально. – Он отряхивает ладони.

Выдохнув – я даже не заметил, что задержал дыхание, – поворачиваюсь и как можно медленнее спускаюсь вниз.

В темноте нас ждет «машин» Веса. С чувством облегчения от того, что из-за моей вылазки в горы никто не умер, я запрыгиваю на пассажирское место и, когда под потолком вспыхивает плафон, вижу улыбающуюся физиономию Веса. На его майке грязь, и я стираю ее ладонью.

Он подмигивает мне.

– Пользуешься моментом? – Смеясь над собственной шуткой, он заводит двигатель. – Куда едем?

– Куда угодно. На твой выбор.

Вес разворачивает машину и выруливает на дорогу.

– Перед поворотом был бар. «Лу» или как-то так. Не был там?

Я качаю головой.

– Я без колес, так что всегда выпиваю в городе.

– Тогда поехали поглядим, что там, – произносит он.