Текст книги "Пустите меня в Рим"

Мы добрели до Старого еврейского кладбища, и, хоть мне и было страшно, я хотела сходить взглянуть на могилу раввина Лева, но Дим, увидев цену за вход, уперся.

– Пусть им кассу делают американские и израильские туристы, – буркнул он. – Что ты там не видела?

Мы препирались, и вдруг проходивший мимо дедок в котелке и с пейсами сказал:

– Ай, и почему вы ссоритесь? Хотите, чтобы настал конец времен?

Мы вытаращились на него. Он поманил нас за собой и буквально в нескольких шагах от кладбища показал нам дом и часы на нем. Часы были какие-то странные – вместо циферок непонятные буквы, да и время как-то не совпадало с настоящим. Сумерки сгущались, мы пытались изо всех сил разглядеть циферблат, а дедок, грозя нам узловатым пальцем, вещал:

– Не ссорьтесь, молодые люди, ибо ваша злость и печаль делает воздух темнее и приближает конец дней.

– Вот именно мы его и приближаем? – саркастически вопросил Дим.

Я ткнула его локтем в бок, мне не хотелось, чтобы он спугнул старика, тот был ужасно живописным и, вполне вероятно, немного сумасшедшим.

– Все мы в ответе за наш мир. Видите эти часы? Цифры написаны на иврите, ибо в священном языке цифра всегда еще и буква, а буква – всегда слово, а слово – это мысль, а мысль – это движение, а движения меняют мир. Эти часы идут назад.

– Назад? – Я разглядывала темный циферблат. Секундной стрелки не было, поэтому так сразу трудно понять, сочиняет дед или нет.

– Назад, назад, они идут к началу времен, и каждое наше действие ускоряет процесс. И однажды круг замкнется.

– И наступит конец? – спросил Дим.

– Наступит начало, – отозвался дед.

Мы недоверчиво разглядывали часы, а когда обернулись – старик куда-то пропал.

Муж непочтительно отозвался о нем как о старом сумасшедшем, а я думала: вдруг это кто-то мудрый, как раввин Лев?

Я сразу поняла, что сюда обязательно нужно вернуться, что это прекрасное, волшебное место. И когда мы проходили по Карлову мосту, незаметно нашарила в кармане монетку – рубль, честно сказать, – и бросила ее в воду. Дим, конечно, увидел, хмыкнул и покровительственно чмокнул меня в нос. Потом мы углубились в путаницу переулочков, пили горячее вино с пряностями, и я была уже пьяна, потому что, когда мы проходили мимо салона татуировок и Ник вдруг заявил, что он давно собирался себе сделать картинку, так почему бы не сейчас, я начала вязаться к Диму и требовать, чтобы он тоже сделал себе татуировку. А я хочу браслетик на предплечье, такой – с листочками и цветочками. Дим сперва смеялся, а потом, когда я стала настаивать, просто рявкнул на меня, и я обиделась, даже слезу пустила. Он покачал головой и через некоторое время, когда вино несколько вымерзло, мне даже стало стыдно за мою выходку. Хотя, если честно, я не понимаю, что тут такого. По-моему, хорошая татушка – это очень даже стильно. Я же не призываю его накалывать дурацкие лозунги или там черепа какие. Но вот дракончик небольшой – это мило. А имя любимой женщины – так даже лестно.

Бродя по городу, мы разделились. Пока целовались в каком-то уютном уголке – помирились. А возле Карлова моста опять набежали на Никиту с его девицей.

– Мы вам звоним, а вы не отвечаете! – возбужденно затарахтел Ник. – Пошли ужинать, мы тут такое местечко нашли – класс.

– Местная кухня? – осторожно спросил Дим, который вообще-то покушать любит очень.

– О да! Есть такое блюдо – баранья нога... а есть мясная тарелка, там и баранина, и свинина, и кролик...

Дим оживился и потянул меня за собой.

Ресторан оказался в подвале. Спустившись на немереное количество ступенек, мы оказались в зале с закопченным низким потолком. Горели свечи, их было великое множество, даже на краях ступеней. Они горели долго, и новые свечи втыкались в горку воска, оставшегося после сгоревшей ее предшественницы. Столы и лавки были грубо сколочены из тяжелых досок. Кроме того, здесь же имелись бочки в качестве маленьких столиков и бочонки пониже, на которых посетители сидели. Пока мужчины роняли слюни на обширное меню, я с любопытством озиралась. Официанты-мужчины носили что-то вроде живописных пиратских рубищ – узкие штаны и рубахи с широкими рукавами, широкие кожаные ремни и банданы на голове. Женщины были в юбках по колено и корсетах со шнуровкой, затянутой так, что даже самый скромный бюст казался весьма солидным. Кое-где в помещении стояли странного вида вещи, например большие металлические клетки и здоровенное колесо, вызвавшее в памяти неприятное слово «дыба». Что-то подобное я видела на картинке в учебнике истории или в кино. Я чувствовала, что есть мне уже не хочется, а потому заявила Диму, что буду пробовать из его тарелки. Народу набилось довольно много, наши тоже все подошли, привлеченные воплями Ника, который азартно орал в трубку:

– Мы уже ужинаем, тут такое мясо! А антураж!

Дым висел под потолком, народ курил, чадили бесчисленные свечи. Потом вдруг откуда-то понеслась музыка, и в помещение вломились трое ребят в костюмах палачей. По крайней мере, я так поняла, что это были именно они: кожаные штаны, голые торсы и капюшоны с прорезями для глаз. Они волокли двух полуголых девиц, которых без особых церемоний затолкали в клетки, где те и принялись извиваться под музыку. Дюжие молодцы застыли в проходах, время от времени вытягивая кнутом по прутьям клеток. Уж не знаю, доставал ли кнут до девиц, но визжали они очень натурально. Едва мы успели хоть немного свыкнуться с этим зрелищем, как в зале появились новые персонажи: горбунья, одетая в живописные лохмотья, и карлик в колпачке. Они предлагали всем желающим сыграть в кости. Рядом с нами гудела группа здоровых ребят, я так поняла, что это шведы или еще кто из северных народов. Горбунья долго жестами объясняла им, что ежели они выиграют, то смогут подойти к клетке с девушкой и сорвать с нее ту часть одежды, до какой дотянутся. А если проиграют – то будьте добры на дыбу. Один из шведов согласился. Зал замер, музыку сделали тише, и даже стук костей, выброшенных из кожаного стаканчика на стол, был слышен совершенно отчетливо. Швед проиграл. И палачи поволокли его на дыбу. Мужика привязали и принялись медленно вращать колесо. Думаю, боли он особой не чувствовал, но вряд ли ему было приятно крутиться вниз головой под свист друзей и остальных посетителей ресторана.

Пока палачи отвязывали невезучего игрока и вели его к столу, карлик нарисовался у нашего стола и принялся потрясать стаканчиком для костей.

– Нет-нет! – дружно воскликнули я, Маша и Лариса – получилось весьма громко.

– Да! Да! – завопили Мишаня и Ник.

В результате Ник отправился на дыбу, причем вырывался он самым натуральным образом, и ребятам пришлось с ним здорово повоевать. А Мишаня, плотоядно улыбаясь, обходил клетку, где от него шарахалась девица, завернутая в многочисленные лохмотья.

– Слева заходи! – вопили Дим и Платон, перебивая друг друга. – За юбку хватай!

Но хитрый Мишаня, сделав обманное движение, которое заставило девушку шарахнуться к прутьям, вспрыгнул на ближайшую скамью и, сунув руку сквозь решетку, рванул на себя бретельку, в результате чего девица оказалась топлес. Народ взревел и наградил умельца аплодисментами. Только я успела подумать, что наблюдается некий дисбаланс в интересах полов, как ту же мысль озвучила весьма солидного возраста фрау. Хлопнув пивной кружкой об стол, она принялась популярно объяснять горбунье, что девчонки в клетках ее интересуют мало, а вот палач, например, нравится ей гораздо больше.

Ведьма понятливо закивала, крикнула что-то палачам, и они приволокли немке весьма симпатичного молодого человека. Одет он был в набедренную повязку и кожаный ошейник. Не успела я удивиться – снимать с парня явно нечего, – как Платон перевел нам, что он будет прислуживать той, которая выиграет.

– В каком смысле? – поинтересовалась Лариса.

– Ну, не знаю. Вино там подавать, наверное.

Мы с любопытством таращились на немку, стукнувшую кружкой об стол. Она, само собой, выиграла и нашла молодому человеку весьма, на мой взгляд, странное применение – заставила его опуститься на четвереньки, поставила ему на спину пепельницу и кружку с пивом и осталась очень довольна таким необычным столиком.

На следующий день мы опять поехали в город, только сначала выписались из гостиницы. Думаю, хозяин был вполне удовлетворен суммой компенсации за битые стекла, потому что провожали нас душевно и звали приезжать еще. На вокзале мы закинули вещи в камеру хранения и пошли бродить по городу, на этот раз как-то естественно разделившись на парочки.

Должна сказать, что местное горячее вино – жутко коварная вещь. Я пила его за обедом, потом – еще стаканчик, а потом, кажется, еще. Оно вкусное и горячее, пьется просто как компот. Но по мозгам ударяет довольно сильно. Короче, пока Дим выбирал в лавке какие-то сувениры для своей мамочки, я углядела напротив очередной салончик, где предлагали сделать татушки, и опять начала к нему вязаться. Муж высказался в том смысле, что есть масса более интеллектуальных способов подчеркнуть свою индивидуальность. Вот хотя бы научиться программировать на простейшем уровне.

Я обиделась. Значит, я недостаточно интеллектуальна для его высочества? Да сам ты простейшее! Программер чокнутый! И подарки он, видишь ли, маме выбирает! Я, может, тоже хочу! Короче, я выкатилась из лавочки злая-презлая, продавцы и Дим с опаской смотрели мне вслед. Но не могла же я отступить. Я прямым ходом зарулила в салон и потребовала альбом с татуировками. Тут же нашелся милый мальчик, прилично говорящий по-русски. Он разливался соловьем, но у меня все же хватило ума ограничиться временной татушкой. Парни пожали плечами и сдали меня девице, которая по-нашему не понимала, но зато быстро и чисто нарисовала мне на коже предплечья браслетик с листочками и цветочками. Получился он, на мой взгляд, совершенно замечательный, прямо жалко было одеваться – так хотелось похвастаться. Однако, покинув салон, я обнаружила исчезновение гораздо более важного элемента – Дим куда-то ушел! Без меня! День просто померк. Ну что же это такое? Мне что, теперь ничего нельзя без предварительного согласования? Хоть бы позвонил и сказал что-нибудь! Где вот я теперь его искать буду? Я оглянулась. Так, кажется, это недалеко от еврейского квартала. Ну и куда бы мне податься? В принципе я и без мужа неплохо время проведу – пока еще не темно, схожу в синагогу – в жизни не была, интересно ведь.

Улица вдруг наполнилась шумом. Я торчала на тротуаре, жмурясь от низкого солнца и с интересом глядя в конец переулка. Вот выскочил человек, за ним еще, в руках у некоторых колыхались флаги, к моему несказанному удивлению – со свастикой. Открыв рот и не в силах вернуть челюсть на место, я смотрела, как на улицу вываливаются – словно пауки или скорпионы из перевернутой банки – крепкие молодые люди в черной одежде. Они что-то недружно скандировали и шли кто в лес, кто по дрова, потом вдруг начинали печатать шаг, и ладони взлетали вверх в хорошо знакомом по фильмам нацистском приветствии. Первой моей мыслью было, что это кино. Город – идеальная декорация, и какой-то энтузиаст-режиссер выгнал второго января на улицы массовку, чтобы отснять нужные сцены. Однако нигде не было видно машины с орущим в мегафон гением и кинокамер. Зато лица парней являли целую гамму чувств: от злобы до пьяноватого веселья. И тогда мне стало страшно.

– Туська! Танька!

Я закрутила головой – на другой стороне улицы маячил Дим. Я замахала ему рукой изо всех сил, но толпа уже разделила нас. Я вжалась спиной в стену дома, не зная, куда деваться от взглядов распаленных юнцов. Двое из них отделились от толпы и направилась ко мне. Я попыталась нырнуть обратно в салон, но двери были уже заперты, а когда оглянулась... впрочем, я поняла, что они уже за моей спиной, еще раньше – по их тяжелому дыханию, запаху спиртного и пота. Боже, от них разило, как от свиней! Я отмахивалась изо всех сил, не давая себя лапать, и вдруг за их спинами возник Дим. Как-то он все же переплыл реку черных пауков, текущую по улице. Дим схватил за плечо одного из уродов, которые меня доставали, и въехал ему в челюсть. Потом, не теряя времени, пнул по яйцам второго, схватил меня за руку и рванул бегом вперед по улице. Толпа взвыла, и я поняла, что сейчас нас будут убивать. Но из-за угла навстречу нам вынеслись юноши с палками и дубинками, кое у кого были смешные пейсы или кипы[1]1
  Кипа – круглая еврейская шапочка.


[Закрыть] на макушках. Мы проскочили мимо них, с облегчением слушая нарастающий вой полицейских сирен. Дим дернул дверь кафе, мимо которого мы пробегали, но оно тоже оказалось закрыто. За дверями, прижавшись к стеклу, стояли официантки и с интересом смотрели на нас. Только тут я поняла, что опять реву, но сделать ничего не могла. Я чувствовала, что толпа сзади, что немногочисленные еврейские мальчики не сдержат бритых бугаев, а полиция только разворачивается в близлежащих переулках. Дим коротко глянул через плечо, и я видела, что он тоже напуган безысходностью нашего положения. И тут дверь кафе распахнулась, высунувшаяся девица залопотала что-то по-чешски, призывно размахивая руками.

Дим втащил меня в кафе и потянул в глубь помещения. Тут оказалось немало посетителей: люди сидели за столиками с видом пассажиров, застрявших в аэропорту, пережидали суровые погодные и политические условия. Они немного на нас поглазели, но потом перестали, и я поревела от души, прижавшись к плечу Дима.

– Я так боялась, что они тебя убьют... они такие злые... – бормотала я.

– Ничего, ничего, Туська, все кончилось, сейчас чайку попьем. Или давай возьмем тебе горячего вина... – утешал меня Дим.

– Ох нет, вот вина, пожалуй, больше не надо. Я от него глупею. Рвану опять куда-нибудь самоутверждаться, а там, там... Голем вот вылезет. И придется тебе опять меня спасать.

Тут к нам подошла девушка – та, что открыла дверь. Посмотрела на меня, покачала головой:

– Пойдем ко мне. – Она говорила с акцентом и местами неправильно, но понять было можно. – Тебе нужно причесаться и умыться.

За стеклами витрин как раз развернулось сражение между полицией и неонацистами. Мне было страшно и не хотелось слушать крики, а потому мы последовали за девушкой в квартиру над кафе.

Руфь – так звали официантку – оказалась настоящей болтушкой. Она усадила Дима в гостиной и принялась хлопотать надо мной, не умолкая буквально ни на минуту. Через некоторое время мы уже знали, что она дочь хозяина кафе. Ее папа еврей, а мама была русской, поэтому она, Руфь, так замечательно говорит на нашем языке. А вот жених ее немец, и скоро она станет фрау. Ой, вы тоже жених и невеста? Как это здорово! А кольца уже купили? А жить где будете? Я не хочу оставлять папу одного, но Янош такой энтузиаст, он не сможет и не захочет работать в кафе. О! Янош! Он самый замечательный! Представляете – он историк! Они с папой прекрасно ладят друг с другом, потому что папа тоже обожает историю. По молодости даже мечтал стать вторым Шлиманом и ездил в Египет. Но ничего не нашел, хотя до сих пор мечтает раскопать хоть что-нибудь. Ну как? Может, все же вина? Нет? Тогда кофе!

Руфь с гордостью сообщила нам, что они с Яношем поедут в свадебное путешествие в Италию – по местам, описанным в модном романе «Ангелы и демоны». Тур так и называется – «Маршрут Дэна Брауна». А вы уже решили, куда поедете? Нет? Не хотите с нами? (Само собой, мы бы хотели, но деньги! Вернее, их отсутствие.) Ну, тогда в другой раз.

Мы пили кофе и болтали до тех пор, пока на улице все не успокоилось. Через час мне уже казалось, что я знаю Руфь сто лет, мы просто ненадолго расставались и теперь вот опять встретились. Она оказалась очень милой и доброй. На прощание мы обменялись телефонами, адресами электронной почты и клятвенными обещаниями звонить и писать.

Вот так мы съездили в Прагу. Перед отъездом даже в магазин успели – купили нам разноцветную стеклянную тарелку – на стену дома повешу, будет красота! Ой, а про татушку я только дома вспомнила – Дим сначала разозлился, но потом, когда я все же сказала, что она временная, дуться перестал.

Чего-то у меня начался предсвадебный мандраж. Утешаться я побежала, само собой, к Светке. Сидела на кухне и канючила:

– Ну, я чего-то не знаю... а вдруг мы торопимся? Согласись, все как-то очень быстро случилось. Встретились и чуть ли не с разбега женимся. Вот нормальные люди сначала некоторое время проверяют свои чувства...

– Ага, то-то ты прилетела в Москву как ненормальная.

– Ну... Вот я и говорю – может, это на меня затмение нашло?

– Туська, что ты мелешь? – Светка опасливо покосилась на пол спальни, где в художественном беспорядке дрыхли застигнутые послеобеденным сном дети, и понизила голос: – Какое затмение? Влюбилась ты, вот и все. И если ты себя ненормальной считаешь, то как же меня назвать? Вспомни, я за Николаем из дома ушла в чем была, никого не спрашивая.

– Ну да... но ведь не срослось у вас с Николаем.

– Это потом. А сперва... Ты не представляешь, Туська, какой это был полет, такой... И я не жалею, ни о чем не жалею... – Некоторое время Светка смотрела в окно и улыбалась, вспоминая, должно быть, то время. – Дим тебя любит, ты его тоже – чего еще-то?

– Ну...

– Баранки гну! Не хочешь – не ходи замуж. Кто тебя заставляет? Взрослая жизнь замечательна тем, что ты можешь делать все, что хочешь. А если не хочешь – вот тогда можно сослаться на обстоятельства и прочие объективные причины. Если есть такая цель – давай найдем объективные причины, почему тебе не надо замуж за Дима.

– Но-но. – Я даже отодвинулась от подруги немного. – Не надо мне причин. Я так... нервничаю что-то.

– А ты расслабься. Наша жизнь – это пазл. Она состоит из кусочков. Чем больше правильных, родных тебе фрагментов ты сумеешь поставить на место – тем счастливее станешь.

Я обдумала эту забавную метафору и решила, что Дим вполне на месте будет в мозаике моей жизни. Более того, он ее весьма оживит и украсит. Итак, решено – выхожу замуж!

Сегодня у меня произошла неожиданная встреча.

– Таня! Татьяна!

Я вздрогнула, вынырнула из своих мыслей и сфокусировала взгляд на серебристой иномарке, замершей у тротуара. Тонированное стекло скользнуло вниз, и на меня уставилось смутно знакомое лицо.

– Троллейбус идет, садитесь скорее!

Провожаемая завистливыми взглядами оставшихся мерзнуть на остановке граждан (я успела заметить, что это был не мой троллейбус), я плюхнулась на сиденье, ловко закинув сумку назад.

– Здравствуйте, Сева!

– Здравствуйте, милая Танечка. Куда же вы направляетесь в такой ненастный день?

– Да так, дела. – Я лучезарно улыбалась, лихорадочно соображая, что бы такое соврать. Дело в том, что направлялась я в спортзал – Светка договорилась с менеджером, что этот месяц по ее абонементу буду заниматься я. Черт ее знает, как подружке все удается, но она здорово меня выручила. Впрочем, сама Светка считала, что она проявила слабость, согласившись потакать моей дури. Наверное, на нервной почве перед скорой свадьбой меня одолел комплекс неполноценности. Я вдруг решила, что растолстела (если честно, то на полразмера да). И вообще мне не хватает тонуса.

– Какого тонуса тебе не хватает? – закатывала глаза подруга. – Я как вечером ни позвоню, ты либо вообще не подходишь, либо пыхтишь в трубку, как кролик, который сама знаешь чем занимается.

– Это другой тонус.

– Ну конечно! Именно он-то и есть самый лучший для фигуры и самочувствия.

Но я ныла и куксилась, и Светка выдала мне свой абонемент, заявив, что ей сейчас все равно некогда, а вот через пару месяцев они наймут няню и жить станет легче. На мой взгляд, жить ей станет легче, только если удача пошлет ей Мэри Поппинс, но я промолчала и с благодарностью взяла карточку. И вот теперь столько раз в неделю, сколько позволяли дела, я плавала и потела на кардиотренажерах. И должна отметить, чувствовала себя лучше. Но не рассказывать же все это мило улыбающемуся молодому человеку, с которым мы всего лишь шапочно знакомы. Более того, я испытывала весьма понятное смущение и скосила глаза, пытаясь разглядеть себя в зеркальце бокового вида – прилично ли выгляжу?

Ведь Сева не просто симпатичный – даже более чем – парень, он снимается в кино. Да, актер он начинающий, и в его послужном списке значатся пока лишь две рекламы и несколько эпизодических ролей в телесериалах. Но служит он в театре Калягина и вообще... Вот у вас много знакомых актеров? А молодых и дико сексуальных?

Он живет в том же доме, где раньше жил Дим (а теперь его мама), и они даже учились в одной школе – Сева на год старше. Он помогал Диму перевезти часть его вещей от мамы и даже презентовал новоселу милый торшерчик и комнатное растение в огромном горшке – подозреваю, что оно ему просто надоело. Поскольку избытком мебели мы не страдаем по сей день, растение спокойно заняло целый угол и, судя по роскошным зеленым листьям, отдаленно напоминающим кленовые, чувствует себя прекрасно.

– Так куда же вы едете, Танечка? – спросил мой любезный извозчик.

– Ну-у. – Что же это я торможу? У меня есть прекрасный предлог ехать в любую часть города! – Я хотела заехать в несколько салонов, присмотреть свадебное платье.

– О-о! Платье для невесты едва ли не самое важное. А вот кстати, тут неподалеку есть милый магазинчик. – Он свернул налево, явно направляясь по какому-то конкретному адресу.

– Ой, Сева, мне так неловко. Вы из-за меня потеряете время...

– Да я сейчас не особо занят, так почему не помочь невесте старого друга? – Сева мимолетно сверкнул на меня улыбкой и восхитительно-синими глазами, и я почувствовала предательскую дрожь в коленках. Но ничего тут стыдного нет! Естественная реакция молодой здоровой женщины на красивого мужика.

Между тем Сева припарковал машину в одном из переулков. Я замешкалась, застегивая куртку, а он галантно распахнул дверцу и подал мне руку:

– Прошу.

Магазинчик оказался ателье. Как я поняла из быстрых пояснений моего спутника, здесь одевается часть богемы, а также кое-что шьется для нужд кинематографа и рекламы.

– Сева, тут, наверное, очень дорого, – прошептала я.

– Никто не заставляет покупать. Но если вы померяете несколько вещей, то хотя бы поймете, что именно вам идет. Знаете, это очень важно – найти свое платье, а не просто белый чехольчик с рюшечками. Мастера видят фигуру и смогут вам помочь с выбором. Кстати, я тоже способен кое-что посоветовать – актер как-никак, а в нашей профессии платье – вещь далеко не последняя. И вот еще что, давай на «ты» – так проще, да и, представив тебя близкой подругой, я смогу выторговать приличную скидку, если ты все же решишься покупать. Ну что, Танечка, согласна?

Я благодарно кивнула, Сева обнял меня за плечи, и мы вошли в просторный зал, залитый светом. Через полчаса мне хотелось смыться отсюда и больше никогда не встречать Севу. Бедные актрисы и модели! Если им приходится выдерживать это каждый день, я готова трудиться офис-менеджером и дальше.

Две тетушки загнали меня в примерочную – просторную комнату со множеством зеркал, раздели до белья и, беззастенчиво комментируя имеющиеся и вымышленные недостатки моей внешности, принялись меня крутить и так и этак, что-то надевая, тут же снимая, даже не дав толком взглянуть в зеркало. Периодически в примерочную – слава богу, хоть Сева сюда не влез – заскакивал тщедушный дядечка в голубых джинсах с художественно выбритой щетиной, критически меня осматривал, тянул недовольно «Да-а» или что-то столь же неопределенное и убегал за новой порцией вещей. В конце концов меня засунули в какие-то кремового цвета кружева, затянули сзади шнуровку так, что я едва могла дышать, зачесали наверх волосы, и одна из тетушек попыталась напялить на меня шляпку. Я злобно зашипела, и она отступила. Потом меня вытолкнули за занавеску.

Я поискала глазами Севу, но его видно не было.

– А где Севочка? – заголосил выбежавший следом за мной тщедушный дядечка.

– В цех побежал, что-то ему в костюме к ролику не понравилось, – донесся откуда-то голосок.

– Ах! – Дядечка унесся прочь, а я подошла к зеркалам и принялась рассматривать себя любимую.

Платье было роскошным. Этого отрицать я не могла – кружева, мягкие линии. Но как-то я не так себе представляла мой свадебный наряд.

– Где-то я видела похожее платье, – пробормотала я.

– Рекламный ролик зефира, – произнес из ниоткуда тоненький голосок.

Я испуганно поозиралась, потом спросила:

– Вы сверчок?

– Чего?

– Ну, помните в сказке про Буратино – там был такой мудрый сверчок, он все знал, но был такой маленький, что Буратино долго не мог его разглядеть.

– Смешно, – печально констатировал голосок, и ближайшая вешалка с платьями отъехала в сторону. Там обнаружилась худенькая девушка. Она сидела на полу и что-то быстро и ловко то ли шила, то ли подшивала. Обрабатываемое изделие висело на вешалке.

– Простите, я вас правда не видела.

– Знаю. Меня Никой зовут.

– Таня. Какое у вас имя красивое.

– Вообще-то оно не мое. Я по паспорту Мария. Но здесь, знаете, старшие любят орать «Машка, туда!», «Манька, подай!». Чувствуешь себя крепостной. Вот я и сказала, что я Ника. Попробуйте из этого имени уменьшительное сделать.

– Вы тут работаете?

– Да. Я заканчиваю Легпром, а тут вроде как на практике... ну и приплачивают мне, поскольку работаю, как дизель в Заполярье.

– Значит, вы будете модельером?

– Надеюсь. Уж в актрисы не возьмут, как Севочку.

– А при чем тут Севочка?

– А вы не знаете? Его мамаша деканит в Легпроме, и сыночек там учился. А потом как-то пришли со студии девочек в массовку набирать, а выбрали мальчика. Сева потом уж поступил куда-то там на актерский. Еще не закончил, кстати. А здесь он как дома, потому что местные тетки кто учился у его мамаши, а кто с ней работал.

– Понятно. Значит, это платье из того рекламного ролика про зефир?

– Ну да. Оно неплохое, просто даже шикарное... но вам не такое нужно.

– А какое?

Ника отложила в сторону иглу, встала и обошла меня кругом. Она оказалась совсем маленького роста и выглядела ужасно худой – как девочка-подросток. Светлые пушистые волосики торчали на голове пухом.

– А какая будет свадьба?

– Ну, какая? Обыкновенная. На экстрим денег нет, да и родители хотят соблюсти традиции.

– Ясно.

Ника скользнула куда-то за портьеры, потом позвала меня в примерочную. Когда я с ее помощью вылезла из зефирного платья, она протянула мне вешалку:

– Надевай.

– Но оно же красное! – опешила я, разглядывая платье. Оно было не просто красным – яркий, торжествующий цвет, нежная шелковистая ткань. Я вдруг представила лестницу в ЗАГСе и как спускаюсь по ней – в этом платье. И все – а главное, Дим – смотрят на меня снизу вверх открыв рот. А я такая красивая... Глаза защипало.

– Надевай быстро, пока они не вернулись, – заторопила меня Ника. – Цвет – не главное, надо фасон понять. Давай же!

Я надела платье. Да, это было оно – мое свадебное платье. Вырез лифа сердечком, открытые плечи, гладкий лиф, подчеркивающий стройность фигуры, и от бедер вниз нежно падающая невесомыми лепестками юбка, неровная и прекрасная, как платья героинь сказочного анимэ.

– А может, и ничего в красном? – пробормотала я.

– Снимай!

Испуганная ее тоном, я быстро скинула платье, и Ника утянула его куда-то прочь. В примерочную заглянула тетка и пообещала, что мы продолжим минут через пять. Я мило заулыбалась и заверила ее, что не спешу.

Когда тетка сгинула, я оделась, вышла из примерочной и позвала:

– Ника! Вы где?

– Все там же. – Она опять сидела на полу, как ни в чем не бывало обметывая подол платья.

– Ника, сколько стоит это платье?

– Не продадут. Это для одной ведущей на какое-то очередное шоу. Если только потом. Но думаю, на него уже очередь.

Я расстроенно молчала.

– Не печалься, девица, – хмыкнула Ника. – Хочешь, сошью такое же?

– А ты сможешь?

– Чего же нет? Выкройки – вон они, да я сама их и делала. Ткань, конечно, купим белую и можно немного с муаровым рисунком, потому что на белом такой крой позволит дать теневой узор... богаче будет выглядеть. Размер твой. Так что сошью. Тебе когда надо?

– К тринадцатому февраля.

– Ну, успеем. Сколько денег на ткань дашь?

– Не знаю. А сколько ты возьмешь за работу?

– Столько же, сколько будет стоить ткань.

– Слушай, давай поговорим где-нибудь еще. – При мысли, что сейчас вернутся Сева и тетки и на меня опять будут что-то мерить, мне становилось дурно.

Ника кивнула, мы с ней обменялись номерами телефонов, и я, подхватив сумку, сбежала.

Ура, у меня будет красивое платье. Фату я покупать не буду, куплю заколки красивые или цветочки какие-нибудь в волосы.

На следующий день Сева позвонил чуть ли не с утра:

– Танечка! Куда же ты вчера пропала? Право, мне было так неудобно, Лидия Ивановна и Борис Никитич так старались, подобрали вам наряды, а Золушка наша убежала.

– Прости меня, Сева, я как-то не думала, что процесс так затянется. На работу нужно было срочно. И вообще.

– Может быть, сегодня повторим наш поход уже без спешки?

– Ой, спасибо, сегодня я не могу.

– Тогда давайте завтра.

– Сева, спасибо тебе большое, но мне, право, неловко. И еще я уже почти договорилась с подружкой, и она сказала, что сошьет мне платье.

– О, ну раз подружка... а знаете, у меня есть чудесный альбом свадебных нарядов. Хотите, принесу?

Отказаться было невозможно. Платье платьем, но ведь еще и на голову надо что-то стильное придумать. И вообще, альбом свадебных нарядов – это красиво и шикарно. Мне ужасно хочется, чтобы было красиво. И чтобы подготовка к свадьбе доставила мне удовольствие. Я довольно часто наблюдала за однокурсницами и подружками, которые ходили в невестах и готовились к свадьбе, и твердо уверилась, что, по большей части, это мероприятие приносит лишь многочисленные хлопоты и очень мало радостей.

Мы встретились в кафе в обеденный перерыв, и Сева уговорил меня заказать пирожное и капучино. Мило так поболтали, посидели. Все-таки он удивительно приятный человек. А уж внешность – я видела, как на него женщины в кафе смотрели. Если бы это был мой мужчина, я, наверное, извелась бы от ревности, а так даже приятно сознавать, что пребываю в компании такого роскошного экземпляра. Самое смешное, что альбом он забыл. Вернее, пакет принес, но, когда стал доставать, выяснилось, что это художественный альбом Врубеля. Сева долго сокрушался, что перепутал сумки, клялся позвонить и привезти альбом в ближайшее время. Я совершенно не чувствовала обиды или досады. Сказала, что буду ждать звонка, и побежала на работу. Там ко мне с ножом к горлу пристала Елизавета – с кем это я была. Оказывается, она забегала на кофеек в ту же кафешку, но я ее не заметила.

– Немудрено, – фыркнула коллега. – Ты смотрела только на своего красавца. И правда, роскошный мальчик, мне только кажется, что я его где-то видела.