Текст книги "Нажми на кнопку. Сборник рассказов"

* * *

…Беглецы отчаянным рывком уходили на запад. Ревели навьюченные поклажей бактрианы, усталых сановников несли отощавшие за месяцы скитаний породистые скакуны. Нуйир ал-Мулка Зузани не торопился умирать, как не хотели смерти прочие сановники свиты, воины, верблюды, ящерица на склоне бархана и сам шах. За поясом визирь припрятал свиток, и красная ал-тамга, печать вождя победителей, скрепляла обещания хана, данные предателю, готовому принести голову Мухаммеда.

…Погоня тоже шла на запад, степные кони дышали в затылок беглецам, и безысходность уже пеплом лежала на повелителе побежденных. Изменник не поднял нож на господина – для прекращения странствий шаха хватило яда в бокале – ни вкуса, ни запаха… Шах умер быстро, хоть и не так быстро, как хотелось бы ему самому. Ужас толкал людей в спину, последние верные солдаты владыки Хорезма, оттащили в сторону и кое-как забросали песком тело повелителя. Небесная чаша наполнилась вином зари всего один раз – нойоны победителей повернули на восток, неся повелителю весть о смерти знатного беглеца. Свита Мухаммеда рассеялась.

Визирь Зузани окончил свою жизнь лишь много лет спустя – корчась на скользком от жира и нечистот колу между двумя другими министрами, обвиненными в измене новому правителю. Перед смертью Зузани завидовал преданному им и давно мертвому шаху Мухаммеду…

* * *

Ренар поморщился.

– В некотором роде ваш рассказ впечатляет. Кровь, яд, дерьмо, и немного морали. Откуда эта легенда?

– Это не легенда, это реальность. Но, как бы вам объяснить, иная реальность…

– Реальность я знаю только одну. Эту. Здесь и сейчас.

– Надеюсь, вы не утверждаете, что не познанное не существует?

Старик на секунду повернулся чеканным профилем, мерцание фонаря мешало рассмотреть его глаза, похоже, они были не черными, а, скорее, светло-карими, почти желтыми, как у птицы. Ренар невольно засмеялся.

– О нет. В философии я смыслю очень мало. Однако, признаюсь, мой великодушный спаситель, вас трудно понять.

– Отчего же… – Хранитель укоризненно покачал головой. – вы не станете отрицать, что одно событие следует из другого и…

– До тех пор, пока не вмешается случайность. Допустим, подлец-проводник, который убегает с водой и верблюдами.

– Именно. Однако, случайность предсказуема. Не каждый проводник обходится с нанимателем таким скверным образом, однако… Как бы сказать повежливее… если угрожать местным уроженцам и оскорблять их почтенные предрассудки, то вероятность попасть в беду резко возрастает. Не так ли?

Ренар устало махнул рукой, не находя сил для препирательств.

– Допустим. А причем здесь жизнь и смерть давно покойного хорезм-шаха?

– Есть события в истории, на первый взгляд незначительные, которые, обернись они по-другому, могли бы кое-что изменить.

– К чему вы клоните? Я устал.

– Немного терпения. Ключевые события, которые все изменят, редко, но случаются. Гибель шаха и гибель его визиря были равновероятны. В этот миг нечто трудноописуемое, назовем это потоком истории, разделилось на два независимых русла и породило две разных реальности. В одной хорезмшах ушел к берегам Каспия, в другой – скончался от яда в пустыне. Мелочь?

– Честно говоря, мне все равно – какая разница, раньше или позже отправился к гуриям очередной битый тиран.

Ренар тщетно пытался сосредоточиться, отгоняя внезапно подступившую головную боль. «Дервиш», кажется, не обратил никакого внимания на его демонстративную грубость.

– Вы историк, Ренар?

– Черт возьми! Нет! Я археолог.

– Тем не менее, вы поймете меня без труда. Судите сами. Тридцатитысячное войско преследователей, обнаружив шаха мертвым, поворачивает обратно на восток, в Мезендеран. Штурм Казвина, гибель Мераги, выжженные за Каспием города – ничего этого, в той, изменившейся, реальности не было!

– Не было?

– Нет.

– А что тогда произошло?

– Это интересный вопрос. Было кое-что иное.

– Ладно. Должно быть эти города в древности уцелели… Послушайте, позавчера я мечтал своими руками убить человека, который бросил меня умирать. Вчера я всерьез готовился к смерти. Сегодня я спасен, я жив. Впрочем, я съел слишком жирный кусок восточной легенды, сыт по горло впечатлениями, у меня украли время, деньги и мечту, а до ближайшего жилья неделя пути. Вы понимаете – мне плевать! Плевать на старые вонючие города и, на людей, которые, кстати, давно стали прахом.

– Это имеет для вас значение. Послушайте, вы не хотели бы по собственному желанию изменить историю?

* * *

Я, хранитель талисмана, сижу спиной к своему мерцающему сокровищу и смотрю, как язвительная улыбка покидает жесткое, уверенное лицо долгожданного гостя. Сейчас, когда он больше не улыбается, видно, что этот человек предельно измучен и физически, и морально. Впрочем, люди подобного склада на удивление долго могут сохранять силы и устойчивость ума. Наверное, им помогает радикальное отсутствие утонченного воображения… Я делаю паузу и жду – сейчас он почувствует и соль, и сладость моих слов.

Он молчит, я смотрю на него и тоже молчу – жду. Вечность все так же упорно сочится по капле. В соседней комнате спит мой эсдергха, пускай спит. Старый, толстый, усталый дракончик видел и лучшие времена. Пока длится пауза, я рассматриваю моего редкостного, драгоценного «археолога». Наверняка мое собственное лицо для него лишь черное пятно на фоне света – так что пристальный взгляд он не заметит, разве что почувствует кожей.

Впрочем, авантюристы по этой части не щепетильны. Разумеется, он такой же археолог, какой историк, это я понял сразу же. Человеческий материал великолепен. Колодец витальной силы, потрепанная мораль и персональный демон, который пинками гонит на приключения. На поясе гостя ножны, в позе что-то напряженное – боится? Или просто осторожничает? Cкорее, конечно, второе. Он недоверчив, мой долгожданный гость, и, все же, я думаю, он не будет слишком упрямиться… Интересно, что бы ощутил я, окажись на его месте?

Эх, сферы, сферы…

* * *

«А ведь старикашка-то – сумасшедший» Рациональное объяснение успокоило, хотя в глубине души Ренар почему-то верил «дервишу».

– Хочу ли изменить историю? Конечно, хочу. Например, я не прочь сделать так, чтобы мой папаша не промотал наше семейное достояние. Можно?

– В принципе – отчего бы нет? Правда, идея мелковата. А как насчет того, чтобы… внести другие изменения. Скажем, совершить некие благие дела глобального масштаба, заодно решив и вашу проблему. Я не стану соблазнять вас банальностями, я скажу только четыре слова: хотите ваш Голубой Алмаз?

– Хочу. А откуда вы…

Слова сорвались с языка сами. Ренар не сумел удержать их, лишь тупо изумился обычно не свойственной ему болтливости.

– Считайте, что он ваш.

– Чего вы хотите взамен?

– Вашей помощи.

– Учитывая утрату груза и снаряжения, мои возможности, знаете ли, очень скромны.

– Я не стал бы просить у вас невозможного. Вы были со мной откровенны, я плачу вам тем же…

Хранитель встал и обошел вокруг лилово мерцающего светильника, сел с противоположной стороны. Теперь его лицо освещалось отлично. Ренар присмотрелся внимательно и не смог заметить никаких признаков лжи: желтые глаза «дервиша» смотрели прямо, но без напряжения, лицевые мышцы расслаблены.

– Так вот. Я плачу за откровенность откровенностью. Знаете, что это?

Хранитель махнул рукой в сторону светильника. Ренар фыркнул:

– Газовый фонарь.

– Это машина для изменения вероятности событий.

– Ага, разумеется – бог из машины.

– Не смейтесь. Для того, чтобы она работала как должно, ее пришлось установить в пустыне. Это редчайший случай, когда точно известна географическая точка, в которой разделилась на два русла река истории… Жутковатое место – видели каменные головы? Игра природы, между прочим, никакого вмешательства человека. А теперь подойдите ближе – что видите?

– Что?

– Она действует. Я здесь живу не один год. Вода имеется, в еде я не нужда… еду мне привозят надежные люди из местных уроженцев. Нравится? Cмотрите, какие огоньки…

– Я в этом ничего не понимаю.

– И не надо!

Хранитель склонился над машиной, несмотря на старческие морщины, исчертившие лицо, движения «дервиша» казались идеально выверенными.

– Я рассчитал все до мелочей, у меня было достаточно времени. Условия нашей частной сделки, «Голубую Розу Долин» для вас, Ренар, я сейчас добавлю в проект. Потом мы запустим машину и реальность изменится, ах, как чудесно она изменится!

– Что именно изменится? Мы-то в ней останемся?

– Разумеется. А еще останутся в живых гении, убитые в детстве полуграмотными солдатами. Не родятся наиболее одиозные тираны. Не произойдут величайшие природные катастрофы. Это миллиарды спасенных, Ренар. Жизнь станет чище, красивее, совершеннее…

Ренар скривился:

– Послушайте, любезный друг Хранитель, не думаете ли вы своим газовым фонарем изменить природу людей? Конечно, в случае успеха я получаю «Розу Долин» и ничего не теряю в случае провала, но вы-то заключили чертовски скверную сделку. Человек крепнет, закаляется и шлифуется в опасности. Сопротивление, борьба – его пробный камень. В затхлом пруду, дружище, живут лягушки и в изобилии водится тина – это обычная зловонная лужа. Ваш спасенный гений в этаком холощеном мирке, пожалуй, сопьется от скуки или займется уличными грабежами. Заметьте, я и не думал придираться, и насчет катастроф молчу – их можете списать в расход, не жаль.

– Вы, человек из несовершенного мира. Вы не правы по определению, Ренар, и по определению не в состоянии понять мою правоту. Впрочем, что за дело? Вы же получите свою награду, эта вещь прекрасна и, конечно, стоит мелкой услуги…

– Что я должен делать?

– Немного вашей энергии, жизненной силы. У вас ее все равно безобразно большой избыток…

– Я готов.

– Положите-ка руки сюда…

Ренар поймал себя на том, что его увлекает и возбуждает нереальность происходящего: cтарик в нелепом балахоне, с глазами охотничьей птицы, осторожно-вежливо подталкивает его к поставцу, на котором то ярко полыхает, то скупо тлеет грубая стеклянная колба.

– Я бы не хотел получить ожоги.

– Не бойтесь, она холодная.

– И точно… Удивительно. Вы сами выдумали эту штуку?

Старик дернул плечом (Ренару почудилось – старая птица, потягиваясь, заломила крыло) и промолчал. Поверхность «фонаря» на ощупь и вправду оказалась холодной, гладкой и даже, как будто, немного липкой.

– Мне еще долго так стоять?

Хранитель не ответил. Ренар выждал минуту – ничего не произошло. Где-то капала вода. Похоже, в соседней комнате ворохнулся ручной дракончик: роговые лапы сухо скребли камень.

– Ну что ж, если ваш новый мир мог состояться, он наверняка состоялся. Кончаем это дело, давайте мой алмаз!

Ренар обернулся к старику, вернее, безуспешно попытался это сделать: ладони словно прикипели к липкой, гладкой поверхности. Левая кисть все-таки немного подалась, правая же, казалось, намертво срослась с машиной Хранителя.

– Эй, профессор! Подойдите ко мне. У вас тут непорядок.

«Дервиш» нехотя подошел.

– Как раз напротив, дорогой Ренар. Полный порядок. Как вы себя чувствуете?

– Я прилип.

– Так и должно быть. Иначе у вас возникло бы желание сбежать.

– Вам что – недостаточно моего слова?

– Нет. Люди нетерпеливы, а опыт – он ведь может затянуться надолго…

– Черт возьми! Освободите меня!

– И не подумаю. Вы необходимы мне для высших целей. Сейчас ваша жизненная энергия перетекает в Талисман. На это уйдет несколько дней. Не бойтесь, это не очень больно, уже через пару часов ваше сознание угаснет, впрочем, чисто плотски, без разума, вы проживете еще с месяц. Потом моя машина начнет перестройку ключевых событий – все так, как я вам обещал.

– Сукин сын! Отпусти меня.

– Да об этом и речи быть не может. Интересы совершенного мира превыше вашей никчемной, бестолковой, агрессивной жизни, Ренар!

– Если этот мир так дорог, почему ты спрятался от него в пустыне под камнем? Заело несовершенство?

– Да, собственно, у меня и выбора-то не было. Я – Хранитель талисмана-стабилизатора, наблюдатель за историей, я не могу покинуть подотчетный мир, не подыскав себе штатного заместителя. Сами посудите, друг мой, кто пойдет на такую должность среди скуки, в глуши?

– Я не собираюсь тебя замещать, ты, помесь осла и павиана.

– Отлично! Чувствуется специфический стиль. У вас высококачественная жизненная сила. Возвращаясь к нашей беседе – вы меня не замещаете. Великие Сферы! Да мне и в голову не придет брать заместителем аборигена: лже-археолога, недоучку, мошенника, прожженного авантюриста и грабителя старых могил. Вы мне нужны исключительно как расходный материал, правда, первосортный.

– Подлец!

– Да как вам угодно. Имеется еще один вариант почетной отставки для меня: если подопечный мир устойчиво изменится в лучшую сторону. Конечно, ожидать исправления неисправимых наивно, этот пункт был пустой формальностью в контракте. Так казалось. Однако, за тысячелетия я изобрел способ помочь миру измениться к лучшему…

– …!

– Ага. Вот именно. Фигурально выражаясь – марш в машину! Пущу-ка я вас на топливо, о, мой сквернословящий друг. Никчемный хвастун Луи Ренар исчезнет, станет чистой и полезной энергией… Ваши беспокойные сородичи покорно угомонятся, всего сто-двести лет без особых эксцессов, и текущая реальность будет признана умиротворенной… Бессрочный отпуск – замечательная вещь! Особенно, если его проводишь в одной из Высших Курортных Сфер…

Ренар понял, что может лишь бессильно шипеть от злости подобно пойманному за шкирку коту. Похоже, его смерть наступит при обстоятельствах, нелепых как неудачный анекдот. Он незаметно подергал руки. Правая онемела, кожа левой еще не потеряла чувствительности, по-видимому, к машине прилип лишь ее поверхностный слой.

– Ты кто? Дьявол? Бог?

Хранитель беззлобно фыркнул и странным, угловатым, нечеловеческим движением почесал висок возле уха.

– Ну, вот еще… Я не нуждаюсь в этой гипотезе. Я чиновник на должности. Надзиратель за сумасшедшими. К сожалению, вы действительно потенциально опасны. Хотя мне вас немного жаль, за тысячелетия я сроднился с подопечными.

– Значит, не будет ни трусов, ни героев, ни полководцев, ни предателей, ни Горящей Мераги, ни мстителя Джелаль-Ад-Дина, останутся не написанными труды историков, из поэм и сказок исчезнут драматические сюжеты. Вы хотите лишить человечество выбора? Отобрать его историю, борьбу и надежду, гордость, веру, победы и поражения, взлеты и падения духа, хорошее и плохое, заменить цветное серым?

– На детальную проработку проекта в цвете уйдет слишком много времени.

– Подлец.

– Молчать. Давайте примем за данность, что мне виднее.

– Вы преступаете свои полномочия.

– Вы мне надоели.

– Вы хотите убить меня.

– О нет, вы просто умрете в процессе использования. В конце концов, старый, усталый, седой чиновник имеет право на отдых.

– Богом и людьми проклятый бюрократ. Я имею право на последнее желание?

«Дервиш» добродушно кивнул.

– Тогда принесите медальон из моих вещей. Он мне дорог как память. Хочу видеть его под конец.

– Это очень трогательно, прямо классически. Аплодирую вам. Согласен.

Хранитель, подобрав длинные полы балахона, прошаркал в соседнюю комнату. Ренар собрался с силами, закрыл глаза, как будто это могло уменьшить боль, и с силой – в сторону и на себя – рванул левую руку. Казалось, он слышал, как затрещала кожа. Левая рука освободилась, окрасив теплым и алым ледяную поверхность машины. Ренар нашарил на поясе нож, вытащил его и вдавил лезвие между безнадежно онемевшей правой рукой и мерцающим боком «механического делателя истории». Разбуженная боль оказалась нестерпимой.

– Эй, Ренар! Я не могу найти этот ваш медальон!

Луи прикусил губу, сдерживая стон и ответил почти спокойно, лишь слегка гнусавя:

– Пищите между страниц тетради…

В соседней пещерке раздался приглушенный шум. Похоже, раздраженный Хранитель в бешенстве разбрасывал вещи.

– Его нет… Вы солгали мне!

Ренар закрыл глаза и налег на рукоять ножа. Ладонь сделалась мокрой, горячей и отделилась от Талисмана, оставив на нем большую часть кожи: так змея сбрасывает старую шкурку. Машина впервые издала некий звук: она разочарованно чмокнула и угасла, погрузив пещеру в непроницаемую черноту…

* * *

Я, Хранитель Талисмана, с восторгом вспоминаю свой страх. Это чувство кажется мне новым и любопытным, в конце концов, не каждому выпадает прожить без страха тысячелетия. При этом неизбежно теряешь что-то вроде острой приправы к хлебу жизни. Неведомый читатель, который, быть может, никогда не прочтет этих записей, не сочти меня старым маразматиком, склонным к садо-мазохизму. Зачем я оскорблял этого человека? Мне нужен был его гнев, отчаяние, все то, что пронизывает трепещущей энергией пространство вокруг смертного, зажигая невидимый непосвященному ореол. Вы можете спросить меня, неужели я действительно хотел и мог таким образом вмешаться в жизнь миллиардов людей? А как же! Мог и хотел. Кто станет упрекать себя, когда, вскапывая землю под урожай, начисто срывает муравейник, и мелкие коричневые мураши бестолково мечутся, потеряв любимое гнездо? Вы станете осуждать меня за эгоистические мотивы? Вы, те, кто без цели и смысла выбрасывает свои скоротечные годы, какое право вы имеете требовать от меня, бессмертного, самоотречения? Я устал. Если жизнь бесконечна, проводить ее впустую особенно обидно…

А тогда… Я стоял, ослепший, накрытый враждебной темнотой, неподалеку шипел мой рассерженный эсдергха, в соседней комнате что-то загремело, упало и разбилось, кажется, «гость» споткнулся о сломанный им Талисман. Он открыто, доверчиво и бесстрашно шел в темноте, грубо попирая древние камни убежища и что-то бормотал на своем варварском наречии. И тогда я понял, что боюсь его – физически боюсь, без защиты Талисмана он может ударить, избить, изувечить меня, бессмертного, высшего, мудрейшего – и сделает это по праву. Я боялся недолго, всего лишь минуту – этого хватило, чтобы коснуться клавиши на пульте, прикрепленном к запястью и открыть «гостю» подсвеченный солнцем пустыни прямоугольник выхода. Он выскочил наружу, не оглядываясь. В этот миг я проиграл.

И все же моя миссия многому научила меня. Быть может, тому, что нельзя высокомерно пренебрегать краткоживущими – в чем-то они лучше, чище и разумнее нас. B если я все же выберусь когда-нибудь из этого раскаленного захолустья, я не испугаюсь повторить свои слова перед лицом Высших Сфер…

* * *

Ренар бежал, роняя капли крови с изуродованных ладоней. За спиной топали настигающие его шаги.

– Стой!

Он прибавил ходу, глотая раскаленный воздух.

– Стой, остановись! Ты не понял меня!

Ренар споткнулся, будто его толкнули в спину, но тут же выпрямился и выровнял бег, оставляя на жадном до влаги песке цепочку алых капель.

– Мы могли бы договорится! План можно изменить. Я оставлю тебе жизнь! Мир не станет однообразным…

Беглец что есть мочи припустил за гряду барханов. Голос укоризненно увещевал:

– Ты сам не знаешь, что бросаешь в грязь! Лучший мир, чудесный, играющий красками, совершенный…

– Засунь свое совершенство себе в задницу!

Голос возмущенно подавился.

– Непочтительный грубиян. Ты оскорбляешь вечность.

– Вечность сунь туда же.

Голос сокрушенно помолчал, потом вздохнул. В спину Ренара повеяло неуместным для пустыни холодом.

– Ну ладно, беги, неразумный червяк, пьяная гадюка, помет плешивого верблюда. Найдется, в конце-концов, и другой дурак.

…Уже убегая в мертвые пески, Ренар немыслимо вывернул кровоточащую руку и умудрился не оборачиваясь, прямо за спиной, изобразить абсолютно непристойный жест.

* * *

Утро нового дня все же застало его живым. Удивленно шелестели верблюжьи бубенчики. Двое кочевников склонились над человеком в окровавленных остатках европейской одежды, который ничком уткнулся в подножье бархана.

– Жив? Воля Аллаха.

Ренар поднял голову, удивляясь яркому свету, лицам, голосам. Его подняли, поили водой, куда-то везли…

Через три месяца он вернулся домой, в Марсель, так и не поверив до конца в реальность приключений у трехглавой скалы. Однако, была одна непрошенная мысль, которая до конца жизни отравляла ему воспоминания, становясь особо назойливо в сезон, когда с севера задувает сухой, леденящий мистраль: черт возьми, а если где то там, далеко, за тонкими пленками неведомых сфер, идеальный мир все-таки существует?

Дезинсекция

Старый корпус «Майского цветка» бессильно плыл в стылой пустоте задворок Галактики. Хрупкие шпили гипердвигателя давно исчезли, сметенные небрежной рукой катастрофы, псевдогравитация ослабела, но ее хватало на то, чтобы бесчисленные обломки оборудования и обрывки пластика, усеивающие коридоры «Цветка», не превратились в стаи летучего мусора. Мусор равнодушно лежал на своем месте – там, где его бросили тщетно метавшиеся в поисках спасения люди.

Джанкофф-5054 тяжело переступил нижними передними манипуляторами, равнодушно растоптал острое ломкое крошево стекла. Робот устал – металлическое тело пронизывали мириады невидимых трещинок, контакты постепенно разрушала едкая пыль, левый, раздробленный зрительный датчик выпал из гнезда и висел, печально качаясь на пучке разноцветных проводов. Бывший напарник Джанкоффа, Джанкон-5055, давно уже застыл беспомощной грудой мертвого железа. Будь квазиннтеллект робота-cтюарда чуть помощнее, он бы искренне печалился по покойному другу -протянутые нижние манипуляторы мертвого Джанкона5055, заблокировали удобный, короткий путь в жилой отсек. Старый робот с ограниченной программой не додумался разобрать и удалить бесполезные остатки, и теперь тащился, клацая приводом, самым дальним, окружным путем. С опустевшими каютами Джанкоффа связывала особая миссия – эта миссия заполняла и скрашивала бесконечные годы, проведенные в забытой богом и людьми скорлупке, затерянной в равнодушной ледяной пустоте.

5054 сфокусировал единственный подслеповатый глаз, осматривая очередной, плотно прилепившийся к полу каюты объект. Плоский шероховатый прямоугольник, скромных размеров, густо-зеленого цвета, казался неровным, слегка лохматым, как бы поросшим густой пушистой щеточкой. С самого дна, из глубоких-глубоких слоев изъеденной энтропией, умирающей памяти робота медленно и робко выплыло подходящее слово – это был Ковер. Джанкофф старательно просканировал поверхность Ковра. Так и есть. Сомнений не оставалось – среди коротких зеленых щетинок озабоченно сновали мелкие, проворные существа зеленые, коричневые и белесые. Зеленые и коричневые топорщились жесткими усиками и щетинками, белесые – трепетали крошечными крылышками. Почти в самом центре объекта существа зеленоватой породы явно закончили строительство колонии – кучки омерзительного, липкого на вид вещества лежали там и сям, пятная беззащитную поверхность Ковра. Коричневые существа деловито, как штурмовые роботы, сновали вокруг колонии, видимо, подбираясь к личинкам зеленых. Джанкофф совершил почти невозможное для примитивных роботов модели 5054 – он сопоставил понятия, скрипнул суставами и содрогнулся в отвращении. Затем выдвинул побитый временем боковой манипулятор, извлек из правого лотка недавно заряженный распылитель, густая, маслянистая струя дезинсект-аэрозоли зашипела, бережно окутывая израненную зеленую поверхность Ковра…