Текст книги "Возвращение"

– Я назову его Лучик, – сказала Анна, с нежностью глядя, как Варвара поит котенка молоком из блюдца. Котенок был совсем еще кроха и не умел лакать – Варвара обмакивала какую-то тряпичку, намотанную на указательный палец, в молоко и подставляла палец котенку. А тот с удовольствием лизал тряпицу, полагая, что это его теплая, добрая мама.

– И впрямь, какой-то он весь светлый, солнечный, – согласилась Варвара. – Хорошенький! Откуда он у тебя?

– Владимир принес. Оставил под дверью, как будто котенок сам случайно забрался на второй этаж, а потом подарил его мне.

– Подарил котенка? – покачала головой Варвара. – А я-то думала, что только у барыни Долгорукой рассудок помутился. И наш барин, похоже, тоже заболел – умом тронулся. Не знает, что девушке подарить, чтобы чувства свои правильно высказать.

– Варя! Разве это от чувств? – смутилась Анна.

– А от чего еще? Сдурел он совсем, вот и мечется. Ты бы хоть его приласкала, что ли, может, и отойдет, обмякнет. А потом, глядишь, и здраво рассуждать начнет.

– Да она-то и целоваться по-человечески не умеет, куда ей барина приласкать! – с презрением бросила Полина, проходя в кухню.

– Язык у тебя без костей! – прикрикнула на нее Варвара.

– И язык без костей. И тело мягкое. Молодому барину нравится, – с вызовом глядя на Анну, заявила Полина.

– Срам-то какой! Тьфу на тебя! – Варвара перекрестилась и замахнулась на Полину. – Иди-ка ты отсюда по добру по здорову, а то, не ровен час, попадешься под горячую руку, а она у меня – сама знаешь…

– Соломинка, – сквозь слезы прошептала Анна, вспомнив слова Корфа.

– Во-во! Соломинка – если опущу, мало не покажется!

– А ты мне не грози! – встрепенулась Полина. – Я вот барину все расскажу, как вы его тут обсуждали, посмотрим, какой он тогда Анне подарок сделает – сто розог или полсотней обойдется.

– Совести у тебя нет, – горестно сказала Анна.

– Это у тебя нет совести. Смотри-ка, в одночасье двух кавалеров хочет охмурить!

– Это тебя не касается! – побледнела Анна.

– Как же это не касается? Ты у меня барина хочешь увести, а я и молчи? Ну, уж нет! И барона ей, и князя подавай! За двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь.

– А я ни за кем и не гонюсь! Это ж ты у нас на деньги падкая, за копейку на любую подлость готова.

– Тоже мне, святая невинность! Ты всегда красоте моей завидовала! Да таланту моему. Все вперед меня лезла – и в театре, и перед барином. Всю жизнь мне испортила, думаешь, я и сейчас терпеть стану?

Полина не на шутку распалилась и, сверкнув глазами, стала искать, чем бы таким в Анну зашвырнуть. Увидела свежие яйца в корзинке, схватила одно из них и бросила в Анну. Яйцо пролетело мимо и с треском ударилось в косяк двери.

– Это по какому же поводу артиллерийский салют? – вполне миролюбиво спросил Корф, едва успевший уклониться от этого символического снаряда.

– А что она! – вскричала Полина. – Почему одним все, а другим ничего? Почему ей и котята, и розы…

– Какие розы? – нахмурился Корф.

– Да те, которыми ваш разлюбезный князь Аньке всю комнату засыпал!

– Это правда? – тихо спросил Корф, оборачиваясь к Анне.

– Правда, – гордо ответила она, смотря ему прямо в глаза.

– Что же, котенок – не розы. Подкидыш, беспризорный выкормыш. Хорошо, если протянет дольше, чем успеют завянуть ваши цветы, – Корф сдержанно кивнул Анне и вышел.

– Ты что ж это творишь, стерва?! – Варвара с половником бросилась на Полину.

– А что я, что? – закричала та и наутек пустилась из кухни.

– Да неужто ж князь всю комнату розами засыпал? – прогнав Полину, обернулась Варвара к Анне.

– Нет, Варечка. Только одна роза-то и была. Только одна! – тоскливо произнесла Анна.

Котенок на полу снова запищал. Анна подняла его, прижала к себе и принялась гладить.

– А чего тогда перед барином похвалялась? Дразнила, что ли?

– Ой, Варя! Я и сама не знаю, что я делаю. Запутал он меня – земля под ногами уже кругом идет!

– Не нравится мне все это, девонька, – покачала головой Варвара. – Давно ведь вам уже пора договориться, а вы все ссоритесь. Не дело это! Ох, не дело…

* * *

Из кухни Корф тотчас же прошел в комнату для гостей и, открывая дверь, столкнулся на пороге с Репниным.

– Ты все еще здесь? Разве я не велел тебе убираться отсюда и поживее?

– Я уже ухожу, вот только решил проверить, не оставил ли чего.

– Это важно – проверяй лучше. Чтобы потом не придумывал повода вернуться – мол, забыл у тебя в доме то, другое.

– Ты несправедлив. Я же стараюсь делать, как лучше.

– Лучше было бы, если бы ты, уезжая, не оставлял после себя мусора в доме.

– Что ты имеешь в виду?

– Я говорю о розах в комнате Анны.

– О розах? Это от чистого сердца. Я не пытаюсь быть оригинальным в своих чувствах.

– А я не требую ничего взамен.

– С чего ты взял, что я корыстен? По-моему, это ты все время думаешь, как загладить свою вину перед Анной.

– Сначала тебя раздражало мое равнодушие к ее судьбе, потом пришлась не по душе моя жестокость. Теперь тебя злит, что я готов заботиться о ней.

– И ты называешь ее рабство заботой? Представляю, сколько зла ты ей еще причинишь, думая, что совершаешь благо. Ты на что-то надеешься? Полагаешь, если сам не помнишь, то и она забыла все твои издевательства?

– Я помню все, – мрачно сказал Корф. – И знаю, что мне нечем гордиться. Но я никогда не отказался бы от Анны из-за того, что она крепостная.

– А кто же отказывается? – улыбнулся Репнин. – Это тебя все время волновало ее происхождение. А я был обижен на Анну только за то, что она сразу же не сказала мне правду.

– Не лги хотя бы мне, – скривился Корф. – Ты никогда не забудешь о ее происхождении. Даже если она будет свободна. Ты испортишь ей жизнь.

– И это говоришь мне ты? Ты, кто с такой легкостью то тянет ее за собой, то отталкивает от себя?

– Запомни, Анна останется со мной! – вскричал Корф.

– Ты же ее хозяин – можешь приказывать, – пожал плечами Репнин.

– Я сделаю ее счастливой. Она станет моей женой.

– Только через мой труп!

– Как вам будет угодно, сударь, – кивнул Корф.

– Это вызов?

– А что, князь Репнин считает ниже своего достоинства драться из-за крепостной?

– Ты сам знаешь, что дело не в этом.

– Ты прав, у нас просто нет выбора. Ты же не оставишь Анну в покое.

– А ты, я смотрю, не прочь по-быстрому избавиться от соперника.

– Не скажу, что мне по душе такой поворот событий…

– Но делать нечего? – с иронией в голосе заметил Репнин. – Хотя мне тоже жаль. Завтра у тебя будет мой секундант.

– Отлично! С нетерпением жду!

– Значит, дуэль?

– Дуэль, – повторил Корф и вдруг попросил. – Репнин, Анна не должна знать об этом.

– Пожалуй, в этом я с тобой соглашусь. И позволь пройти – мне пора.

Корф отступил в коридор и дал Репнину возможность выйти из комнаты. Потом он незаметно направился следом за ним, проверяя, действительно ли тот сейчас же и уедет. Но Михаил и не думал путать следы, он вышел во двор, оседлал Париса, которого держал за поводья полусонный Григорий. Потом Репнин пришпорил коня и умчался по дороге – прочь от имения.

А Корф вернулся в кабинет, но, проходя через библиотеку, он увидел у книжных шкафов Анну.

– Что вы здесь делаете?! – с раздражением воскликнул он.

– Хотела выбрать книгу…

– Разве вас не учили спрашивать разрешения у владельца, прежде чем что-либо взять в этом доме?

– Но.., это же библиотека!.. – растерялась Анна. – Хорошо, если отныне для входа сюда требуется специальное разрешение, я обращусь к вам и зайду в другой раз!

– Анна! – Корф заслонил собой дверь, мешая ей выйти. – Я прошу вас, останьтесь! Я должен сообщить вам очень… Очень важную вещь!

– Что-то еще непредвиденное случилось?! – холодно спросила она.

– Скажите, вы любите Репнина?!

– Мне кажется, что это касается только нас двоих – меня и князя! – гневно ответила Анна.

– Действительно! – с ненавистью воскликнул Корф. – И как это я не подумал – вас двоих! И все-таки ответьте мне – вы любите его?

– Мое положение не позволяет мне любить князя!

– Так скажите же ему об этом! Ах, да, я разрешаю вам – напишите ему, я распоряжусь, чтобы письмо ваше тотчас же передали князю.

– Но я никогда не смогу сказать Мише, что больше не люблю его! Я не понимаю, почему вы просите меня об этом? Вы вынуждаете меня отказаться от Репнина только для того, чтобы расчистить дорогу себе?

– Поверьте – это не так. Мне не нужно счастье, добытое подобным способом! Скажите, вы верите, хотя бы в глубине своего сердца, верите, что действительно сможете когда-нибудь быть вместе с ним?

– Что вы все время пытаетесь мне сказать?

– Согласны ли вы оставаться с ним теперь – теперь, когда князь знает, что вы крепостная! По душе ли вам быть возлюбленной, которую скрывают от высшего света, от близких? Быть любовью, которая вместо счастья приносит только горе и страдания?!

– Хорошо, – прошептала Анна. – Я напишу князю. Вы правы, я крепостная, а его ждет блестящее будущее. Он достоин самых красивых и родовитых девушек Петербурга. Я напишу ему, что между нами все кончено.

Анна поклонилась Корфу, невольно под ее взглядом отступившему к двери, и ушла.

«Какой я болван», – подумал Корф. Ему стало стыдно. Он снова командовал Анной, он лишал ее возможности выбора, не оставляя ей времени самой определиться в ее чувствах к Михаилу.

"Я не просто болван, я негодяй, как сказал Миша, – негодяй и трус. У меня не хватило благородства отказаться от дуэли, и вот теперь я заставляю Анну написать письмо, чтобы убедить Репнина отменить дуэль. Я такой подлец! – сам все рассчитал: если Анна даст ему отставку, исчезнет самый важный повод для дуэли. Не я отбил ее у Михаила, я всего лишь «подбил» ее написать ему.

Должно быть, он сразу же и не поверит, примчится тайно и станет ее убеждать. Но Анна – она наивная и добрая! – она откажет ему, и Репнин вынужден будет просить мировую. Уж конечно, он с уважением отнесется к выбору Анны. И не все ли будет равно, как она сделала свой выбор, по собственному разумению или по моему принуждению? Все будет кончено – все останутся живы. Не так уж важно, какой ценой достанется победа, ведь так?" – рассуждал Корф.

Он прошел в кабинет и достал из сейфа ящичек с пистолетами, открыл его и принялся рассматривать оружие, медленно водя пальцами по холодному металлу.

– Опять готовишься к дуэли? – раздался из глубины комнаты голос отца. – Ты неисправим, Владимир!

– Не вижу иного способа разрешить это соперничество с Репниным. Наши отношения зашли в тупик.

– И не было возможности остановиться раньше? Сколько еще людей должны пострадать из-за твоего несносного характера?

– Вы опять защищаете кого-то другого, но не меня!

– Если ты о Репнине, то могу тебя уверить – Миша сильный человек. Он не нуждается в моей защите. Но Анна… Сколько еще будут продолжаться ее мучения!

– Ждать осталось недолго! Скоро все решится!

– Опять ведешь себя, как мальчишка-задира! Видно, прошлая дуэль тебя ничему не научила!

– Вы же сами говорили, что за любовь стоит бороться!

– Убийство друга – не та цена, которую позволено заплатить за любовь женщины!

– Почему же сразу убийство? Это будет честный поединок!

– Но ты убежден, что погибнет Михаил! Не так ли?

– По крайней мере, я не собираюсь умирать. Но я и не хочу Мишиной смерти. Надеюсь, мне все же не придется стрелять. Если Анна убедит Репнина в том, что она его не любит, дуэль потеряет для него всякий смысл.

– Поверит ли он ей? Если она неравнодушна к Михаилу, то не сможет быть искренней.

– Сможет. Она прекрасная актриса, вы же знаете.

– О!.. Анну трудно заставить делать то, что ей не по душе. И помни – она никогда не полюбит убийцу и скорее возненавидит того, кто отнял у нее надежду на счастье.

– То есть шансов, по-вашему, у меня в любом случае нет? Репнин – живой или мертвый – все равно будет мне помехой?!

– У тебя есть только один шанс – отмени дуэль и предоставь Анне право выбора. Ибо истинная любовь не терпит насилия.

– Basta! Хватит! – разозлился Владимир. – Каждый раз, когда вы даете мне советы, мое положение лишь ухудшается. И не говорите мне, что вы имели в виду совсем не то, что я сделал. Я поступлю так, как считаю нужным! Я буду драться – и пусть произойдет то, что должно произойти!

Владимир встал и крикнул слугу, чтобы принесли огня. В свете свечей видение исчезло, и Корф почувствовал себя намного уверенней.

– Позови ко мне Григория, немедленно, – велел он собравшемуся уходить слуге. Тот с готовностью кивнул и заспешил исполнять приказание – молодой барин сегодня был нервный.

Корф подошел к портрету, повернул к себе и сказал: «Мы и прежде не могли часто найти общий язык. Почему вы никогда не принимали мою сторону, отец? Почему не слушали моих доводов? Я любил вас, всегда любил и люблю до сих пор. Но это вы, именно вы приучили меня свое мнение ставить превыше других, потому что всегда ставили его после собственного мнения – праведника! Как бы я хотел, чтобы хоть иногда вы позволяли бы себе оступаться и заблуждаться. Вы всегда знали, что хорошо, что плохо, знали меру всех вещей и поступков. Вы руководили мной и навязывали свои правила. Больше этому не бывать! Я взрослый! Я сам могу постоять за себя – разобраться с другом, завоевать женщину. И уж поверьте, сам знаю, когда и как мне лучше умереть…»

В дверь постучали.

– Входи! – крикнул Корф, отходя от портрета.

Григорий со всей силой, на которую только был способен, рванул ручку двери и ввалился в кабинет. В тот же момент распахнулось окно, створка опасно стукнула по каменной кладке стены. Владимир вздрогнул – в комнату ворвался холодный ветер. И как будто потянуло дымом…

– Звали, барин? Ах ты, господи, окно-то распахнулось! – Григорий бросился закрывать окно, принюхался. – Со двора гарью натянуло. От конюшни, поди, еще не развеялось. Чего надобно-то, барин?

– Вот возьми, – Корф протянул Григорию ящичек с пистолетами. – Подготовь – почисть и проверь.

– А давненько же вы, барин, не стреляли! – кивнул Григорий. – Решили поупражняться? Прикажете подготовить мишени?

– О мишенях я позабочусь сам. А поупражняться придется. Ступай.

Григорий взял под мышку ящичек и, пятясь, выбрался из кабинета – он казался огромным, как слон в посудной лавке.

«Вот и все, – подумал Корф, – вот и все!»

Глава 4
Тайна старого поместья

– Как там маменька? – с волнением в голосе спросила Соня, когда Андрей и доктор Штерн вышли из комнаты Долгорукой.

– Я сделал Марии Алексеевне еще один укол, – сказал доктор, с благодарностью кивая слуге, помогавшему надеть шубу. – Думаю, что на сегодня этой дозы достаточно. А далее вам, Андрей Петрович, следует отвезти княгиню в Петербург и показать двум-трем светилам в этой области. Я, как вы знаете, в вопросах душевных болезней не силен.

– Позвольте, Илья Петрович, – вмешался в разговор исправник, – но я должен препроводить подозреваемую в тюрьму!

– Боюсь, что сейчас это невозможно, – покачал головой доктор, – и сомневаюсь, что в этом есть особая необходимость. Вряд ли княгиня в настоящий момент может убежать – она находится под действием весьма сильного лекарства.

– Кроме того, – поддержал его Андрей, – я только что имел разговор с Владимиром Корфом, он обещал мне не подавать иск против матушки и завтра же составит все необходимые для этого документы.

– И все же я хотел бы снять с княгини допрос. Меня обязывают к этому следственные правила, – развел руками исправник.

Андрей посмотрел на доктора, тот подумал и кивнул: «Утром вы сможете допросить княгиню».

– Хорошо, я вернусь завтра. Надеюсь, вы не станете чинить мне каких бы то ни было препятствий для совершения законных действий, – исправник откозырял и хотел было уйти, но доктор остановил его.

– Не подвезете меня до города?

– Разумеется, прошу вас.

Исправник и доктор откланялись, оставив Андрея и Соню в гостиной – растерянных и подавленных всем произошедшим.

– Не может быть! – первой нарушила молчание Соня. – Какой позор! Как они смеют обвинять маменьку? Я никогда не поверю в то, что она убийца!

– Я потрясен не менее тебя, но, однако, не могу столь категорично говорить о ее невиновности.

– Андрей! – возмущенно воскликнула Соня.

– К сожалению, дорогая сестричка. К сожалению, есть ряд обстоятельств, которые побуждают меня сомневаться в ее непричастности к смерти Ивана Ивановича.

– А я в этом даже и не сомневаюсь! – резко сказала Лиза, входя в гостиную. Она на ходу сбросила шубу, и Татьяна, всплакивавшая время от времени в своем углу, едва успела ее подхватить.

– Как ты можешь, Лиза! – Соня соскочила с дивана ей навстречу. – Как ты смеешь такое о маменьке!.. Говорят, что она сошла с ума. Но это не правда! Это вы все вокруг лишились рассудка!

– Другие, возможно, и могут ошибаться, но я нет! Я знаю, что маменька – убийца. И барон Корф – не единственная ее жертва.

– Что ты такое говоришь, Лиза, – устало произнес Андрей. – Я понимаю, что ты сердита на нее за свою свадьбу с Забалуевым, но… Послушай, даже Владимир проявил великодушие, пообещав мне простить ее.

– Корф может вести себя так, как считает нужным. В конце концов, барон – его отец. Но я никогда не прощу ей убийство папеньки!

– Опомнись, Лиза! Что ты такое вбила себе в голову?! – вскричал Андрей.

– Ты – злая! Ты.., ты… – Соня даже задохнулась от возмущения, не в силах продолжить свою мысль.

– Конечно, – криво усмехнулась Лиза, – это я злодейка-душегубка, а наша матушка – божий одуванчик, невинный цветок!

– Лиза, возьми себя в руки и перестань юродствовать, – строго сказал Андрей.

– Очнись, Андрей! Посмотри правде в глаза! Маменька ненавидела отца так же сильно, как ненавидела барона Корфа. И где теперь барон? И что случилось с отцом?

– Папенька погиб на охоте, – со слезами в голосе прошептала Соня.

– При странных обстоятельствах, – напомнила Лиза, – и после выстрела был слышен женский крик.

– И что это доказывает? – устало спросил Андрей.

– Ничего, – улыбнулась Лиза. – Вот поэтому я и решила проверить, почему же папеньку похоронили так спешно.

– Что значит – решила проверить? – Андрей с ужасом уставился на нее, а Соня разом перестала плакать.

– Я велела выкопать гроб с телом отца…

– А… – вскрикнула Соня и упала в обморок.

– Соня, Соня! – Лиза быстро подошла к ней и потрепала по щекам, приводя сестру в чувство.

– Изыди, сатана! – воскликнула та, отталкивая ее руку.

– Ты не там ищешь дьявола, – грустно сказала Лиза. – И можешь не обвинять меня в богохульстве – гроб оказался пустым.

– Что? – растерялся Андрей.

– Да, – кивнула Лиза и протянула ему небольшую иконку. – Это все, что было в гробе.

– И как это все понимать? – Андрей повертел иконку в руках и передал ее Соне. Та тут же принялась крутить и рассматривать ее.

– Я не знаю, – покачала головой Лиза. – Ты, конечно, считаешь мой поступок ужасным, но разве мы не имеем право знать, что на самом деле случилось с папенькой? Где его тело? Быть может, его похоронили как простого крестьянина? Или, не дай Бог, закопали в лесу без отпевания?! А может быть, кинули на растерзание собакам?

– Лиза, остановись, это слишком жестоко!

– Правда всегда жестока, братец. И я не успокоюсь, пока маменька все не расскажет нам!

– Вправе ли мы сейчас требовать от нее этого? Что бы она ни совершила, она по-прежнему наша мать, – попытался убедить ее Андрей, – она больна, Лиза, пожалей ее. Что бы ни случилось с отцом – это уже произошло.

– Но…

– Подумай хорошенько. Что скажут люди? Какой позор ждет всех нас?! Как я посмотрю в глаза Наташе?

– А как ты смотришь в глаза Владимиру?! – вскинулась Лиза.

– Владимир не стал перечеркивать долгие годы нашей дружбы. Он повел себя в высшей степени благородно, и я счастлив, что у меня есть такой друг.

– Что это? – вдруг спросила Соня.

Лиза и Андрей оглянулись – увлеченные спором, они не замечали, как Соня изучала иконку из гроба отца и, наконец, разобрав ее, под снятым окладом обнаружила полувыцветший акварельный портрет молодой женщины.

– Покажи, – требовательно сказала Лиза и взяла портрет из рук Сони. – Это она!

– Она? – не сразу поняла Соня.

– Уверена, это та женщина, которую любил отец. Интересно, где она теперь? Что она знает о его смерти? Я должна ее разыскать! Я должна поговорить с маменькой! Она же все знала, она знала ее!

– Лиза, – остановил сестру Андрей. – Маменьке недавно сделали укол. Вряд ли ты сможешь поговорить с нею раньше завтрашнего утра.

– Я не хочу ждать! – оттолкнула его Лиза. – Здесь ключ к разгадке всех моих несчастий! Из-за нее маман убила отца, из-за нее никто не смог помешать ей выдать меня замуж за Забалуева. И если я найду ответы на свои вопросы, я смогу разорвать позорный брак с этим мерзким, гадким человеком.

– Me voila! – раздался в гостиной противный, знакомый голос. – А вот и я! Мерзкий и гадкий.

Долгорукие замерли от ужаса – в дверях, отвратительно улыбаясь, стоял самодовольный Забалуев. Собственной персоной.

– Вижу, мне в этом доме не рады. А я так даже соскучился, ну, просто – очень! По моей милой женушке, по очаровательной свояченице. И еще нечаянная радость – бесценный шурин здесь же!

– Но вот уж вас в этом доме никто не ждал! – воскликнул Андрей.

– А куда я, по-вашему, должен идти? Место мужа – подле жены. Разве не так? Опять же, дорогие родственнички, вы у меня в долгу.

– Мы вам ничего не должны! – встрепенулась Соня.

– Ошибаетесь. А по чьей милости я очутился в тюрьме? Разве не ваша сумасшедшая матушка оклеветала меня?

– Да как вы смеете?!

– Смею, Андрей Петрович, еще как смею. Вы думали, Забалуев – чудовище, Змей Горыныч о трех головах? А Горынычем оказалась ваша маменька! Отравила старика и глазом не моргнула!

– Андрей, я не могу это слышать! – Соня зажмурила глаза и закрыла уши ладонями.

– А вы послушайте, Софья Петровна! – жестко сказал Забалуев. – И помните – Забалуев не держит зла и прощает вашему семейству свой позор!

– Какое великодушие! – с иронией процедила сквозь зубы Лиза. – А как быть с вашим обманом? С вашим разоренным поместьем? С миллионами, которых нет?

– Надеюсь, вы простите мне мою слабость? Соврал – каюсь. Но все ведь из великой любви к вам, ненаглядная моя! Уверен – вы еще успеете оценить меня по достоинству и полюбить со всей силой.

– Никогда! – отвернулась Лиза, кусая губы.

– Да будет вам известно, милостивый государь, что я собираюсь написать прошение императору, – сообщил Андрей. – Меня хорошо знают при дворе, и Его величество поможет Лизе избавиться от вас.

– Хотите состязаться со мной в эпистолярном жанре? – еще шире улыбнулся Забалуев. – Давайте начнем писать. Вместе. Вы – императору, а я – сами знаете, кому.

– Вы не меняетесь! – гневно вскричал Андрей.

– А вы не даете мне для этого повода, – усмехнулся Забалуев. – Перестаньте угрожать мне, окажите приют да сестре своей велите, чтобы меня не чуралась. И станем жить поживать да добра наживать!

– Послушайте, вы! Голодранец, враль, мошенник и вор – вы предлагаете мне сделку?

– Не такой уж и голодранец! Вы забываете о приданом Елизаветы Петровны, на которое я теперь имею некоторое право. И кроме того по закону мы должны жить с нею под одной крышей и спать в одной постели.

– Этому не бывать, даже если мне прикажет сам государь император! – закричала Лиза. – Андрей, прогони его!

– Пусть он уходит! Немедленно! – поддержала ее Соня.

– Нет, – тихо сказал Андрей после паузы, – я не могу. Нам не нужен еще один скандал. Пусть остается, а мы будем действовать по закону.

– Давно бы так, – хмыкнул Забалуев и направился к выходу из гостиной. – А где теперь наши покои? Где я могу преклонить свою голову, уставшую от тюремных нар?

– Ваше место – на кухне и в комнате для гостей, – отрезал Андрей.

– Побойтесь Бога, Андрей Петрович! Разве кухня – место для дворянина? И потом, какой же я гость – я член семьи, вашей семьи, мой милый шурин.

– Андрей, – Лиза повернулась к брату, – я клянусь – если этот человек попытается переступить порог моей комнаты…

– Неужели убьете? – с притворным испугом спросил Забалуев. – Впрочем, одна убийца в этом доме уже есть. Так что это у вас, наверное, наследственное?

– Вон! – закричал Андрей.

– Вы меня прогоняете?

– Вон отсюда, – усилием воли сдержал себя Андрей. – Татьяна вас проводит в комнату для гостей. Пока живите. Но предупреждаю, вы здесь ненадолго. И поэтому не воображайте, что можете командовать слугами и приставать к моей сестре.

– А как же я буду выполнять свои супружеские обязанности? – принялся сокрушаться Забалуев. – Я бы не хотел давать вам лишний повод для развода.

– Поводов у нас уже и так предостаточно. И мошенничество – один из них. Так что – подите прочь и оставьте нас в покое хотя бы до утра.

– Зачем же так грубо? Я уверен, мы сумеем обо всем мирно договориться. Главное сейчас – избежать нового скандала. И я с удовольствием буду вам в этом содействовать. Так куда я должен идти?

Андрей кивнул Татьяне. Та вышла из гостиной, жестом указывая Забалуеву следовать за ней.

– Давно не виделись! – прошептал Забалуев, когда они вышли в коридор, игриво задевая Татьяну ниже талии.

– Как вы смеете! – отшатнулась она.

– Ух, какие мы страстные! Глазки горят, губки шипят – ох, понимаю я Андрея Петровича. Я и сам таких люблю.

– Что это вы, что?

– А я сейчас объясню. Только не торопись, милая.

– Нечего мне с вами задерживаться, вот ваша комната, располагайтесь. А мне идти надо, дел по дому невпроворот.

– А разве я – это и не дело совсем? – Забалуев попытался втолкнуть Татьяну в комнату, схватив ее за руки.

– Да отпустите же! – вырвалась она.

– Какая страсть! И почему ты не хочешь отдать ее своему барину?

– Вы мне не барин!

– Правильно, я твой друг. Друг, пока ты готова идти мне навстречу. А могу ведь и обидеться. Вот возьму и поговорю с твоей будущей барыней, с княгинюшкой Репниной. Что-то она скажет, когда узнает правду о милом женишке?

– Андрей Петрович сам обо всем расскажет невесте, и вы больше не сможете никому угрожать.

– Ах, какая же ты наивная! Барин-то, поди, уверил тебя, что от невесты откажется и с тобою сойдется?

– Он обещал…

– Да кто ты есть-то? Крепостная! Милая, красивая, даже очень красивая, но глупенькая крепостная. А она – княжна!

– Меня в гостиной ждут, дайте пройти, – твердо сказала Татьяна. – Господа велели чай подавать.

– Чай, говоришь? Так ты и мне принеси, а вместо сладкого – сама будешь. А коли передумаешь – на себя пеняй. И барину скажи, пусть не удивляется, если скоро ему княжна от ворот поворот даст.

Татьяна сверкнула на него полным ненависти взглядом и убежала.

– Что случилось, Танечка? – ласково спросил ее Андрей, когда она вернулась в гостиную. Лиза и Соня уже к себе ушли, и Андрей сидел один на диване, пытаясь собраться с мыслями.

– Чая вам подавать?

– Не до чая мне, – махнул рукой Андрей. – Да и ты ступай отдыхать – столько всего произошло сегодня!

– Почему вы не прогоните его?

– Ты о Забалуеве? – Андрей пожал плечами. – Пока у меня нет иного выхода. Придется какое-то время терпеть его в своем доме.

– А если он еще какую пакость сделает?

– Не бойся. Я не позволю ему вредить нам. Или – постой, Забалуев угрожал тебе? Что он сказал?

– Он… – смутилась Татьяна. – Он велел к нему вместо сладкого к чаю прийти.

– Вместо сладкого? – вспылил Андрей. – Что же, он у меня получит, все получит! А ты иди к себе, отдыхай и не думай об этом мерзавце. Я с ним сам разберусь.

Татьяна, кивнув, ушла, а Долгорукий бросился к Забалуеву.

– Ты что себе позволяешь, подлец! – с порога закричал Андрей, врываясь в комнату для гостей.

– Невежливо, ох, как невежливо, Андрей Петрович, – укоряющее произнес Забалуев, приподнимаясь на кровати и упираясь в спинку. Он был в нательном белье и юрко стрелял глазами. – Врываетесь, как будто я ваш крепостной, кричите истошно – дом весь разбудите, сестрицы снова плакать начнут. Опять скажете, что я виноват?

– Слушай, ты, подонок, – Андрей сжал кулаки и приблизился к кровати, на которой возлежал Забалуев, – если еще раз к Татьяне пристанешь…

– А зачем она тебе, князь? Ты же жениться собрался, – нагло сказал Забалуев.

– Ты не за меня думай, ты за себя отвечай!

– Похоже, Андрей Петрович, все эти волнения так вас напрягли, что вы сами думать уже не можете. Кто-то должен вас направлять, да на путь истинный наставлять, раз уж маменька ваша не в здравии.

– И не вы ли этот кто-то?

– Правильно, я. И поэтому слушай меня, дорогой шурин, внимательно. Мне деньги нужны. Твой дружок разлюбезный, Репнин, покоя мне дает, накопал против меня чего-то. И потому мне срочно надо долг один погасить. А так как ты мне к приданому подступиться не даешь, сам подумай, где эти деньги достать. А я пока повременю его сестре все рассказывать.

– Тебе что – мало? – в ужасе посмотрел на него Андрей. – Живешь в нашем доме, сидеть будешь с нами за одним столом. И тебе еще деньги нужны?

– Деньги всегда нужны. А Татьяна… Да у меня таких Татьян будет! Были бы ассигнации…

– Какой же ты негодяй!

– Да кто угодно! Лишь бы с деньгами, – Забалуев насмешливо посмотрел на Андрея и принялся устраиваться на постели поудобнее. – Теперь ты все знаешь, князь. Думай, как беду мою исправить, а я пока послежу, чтобы тайну нашу от невесты твоей поберечь.

Андрей хотел броситься на него, но сдержался и до боли сжав кулаки, выбежал из комнаты. А Забалуев тихонько рассмеялся ему вслед и с головой ушел под теплое пуховое одеяло.

* * *

Утром приехал исправник, и Андрей попросил его немного подождать в гостиной – он хотел сам первым зайти к матушке и узнать, как она чувствует себя.

– Андрюшенька! Мой маленький мальчик! Где ты был так долго, а? – слабым голосом приветствовала его Долгорукая.

– Не хотел тебя прежде тревожить, – мягко сказал Андрей, подходя к ее постели.

– Иди ко мне. Садись, – Долгорукая похлопала ладонью по одеялу. – Опять заигрался с деревенскими мальчишками? Так нельзя, Андрюшенька, они у тебя растаскают всех твоих солдатиков, папа будет ругаться.

– Как вы себя чувствуете, маменька? – Андрей сделал вид, что не заметил этих ее слов.

– Отвратительно! Отвратительно, Андрюшенька! Скажи папеньке, пусть доктор больше не делает уколов. Я уколов боюсь!

– Хорошо, родная, – дрогнувшим голосом пообещал Андрей. – Обещаю, что ничего плохого больше с тобой не случится.

Вернувшись в гостиную, Андрей растерянно развел руками.

– Она по-прежнему думает, что отец жив, и мы еще совсем маленькие. Чего вы надеетесь добиться этим допросом? Вряд ли она поймет и услышит вас.

– И все-таки я должен попытаться, это моя обязанность, – настаивал исправник.

– Хорошо, – кивнул Андрей. – Но сначала я попрошу слуг помочь ей одеться и после приведу матушку сюда.

Исправник кивнул и остался ждать в гостиной, пока Долгорукая в сопровождении Андрея не вышла к нему.

– Итак, – приступил к допросу исправник, когда Андрей усадил мать на диване напротив. – Я бы хотел, княгиня, чтобы вы взглянули вот на этот любопытный документ.