Текст книги "Дирижер. Тайны Изнанки"

В первый день без инструктажа о безопасности не обошлось: близко к разлому не подходить, при первых признаках плохого самочувствия покинуть место работы, следовать протокольной инструкции, не самовольничать, и прочая, и прочая. Казалось бы, после разъяснений – время задавать важные и нужные вопросы. Но мы, инициированные, молчали. Я стоял за всеми, чтобы не мозолить глаза своим высоким ростом и лишний раз не приковывать взоры новоявленных чародеев, несколько недель назад оказавшихся свидетелем моей растерянной бестолковости и испуга (да, до сих пор немного некомфортно, хотя уяснил давно, что любой на моем месте так же бы струхнул). Затем выдали защитные маски на случай внезапного заклинательного всполоха и осторожно навесили страховочные и защитные заклинания. Следующий час мы наблюдали и запоминали, что должны фиксировать и произносить при регистрации данных счетчиков, спущенных к Жиле и направленных в ее сторону. Наконец каждый разместился у выделенного ему аппарата и – занимался скучным и безынтересным делом. Между нами ходил Проводник, следил за правильностью исполнения требований, давал советы или делал замечания, справлялся о здоровье. (Улло, между прочим, ни разу не поехал с нашей группой.) Несколько часов спустя мы сдавали данные исследователям и скорее покидали место, возвращаясь в город тем же картом.

За время таких рабочих будней в Амараде мы, инициированные, представились, разговаривая на понятном каждому здесь языке илати, и заводили беседу чисто из вежливости, а не из действительного желания больше узнать друг о друге. Я, всю жизнь общительный, можно сказать совсем не разговаривал с другими инициированными, лишь перекидывался словами на территории лагеря во время работ, и то нечасто. Мне было в тягость трудиться. Нетрудно догадаться и посчитать, что вместо положенных двадцати четырех часов в сутках у меня набегали целых тридцать. Я жил свои часы в Москве и, попав в Изнанку, ловил еще сверхурочные. Знаю и понимаю, что сложно было не мне одному – всем инициированным. Но глупые и несправедливые по моему мнению законы Изнанки не позволяли новичкам отвертеться и филонить. Кажется, даже твоя смерть не будет являться уважительной причиной, что ты не отдал Амараду долг – воскресят и отправят куда надо. (Но это я так, про воскресят. На Континенте главное правило, даже закон, магии: воскресить из мертвых никого нельзя, как ни пытайся.) В общем, занятие довольно-таки безынтересное: сиди у аппарата или ходи между несколькими, мыль глаза цифрами счетчиков, делай пометки, будь всегда начеку в случае внезапной опасности и не думай, что тебе дадут занятие более ответственное и смелое: часто маги-исследователи спускались в расщелину и брали какие-то образцы, рискуя жизнью (отчаянные!), а всех на это время просили укрываться щитами на случай выброса Жилы на поверхность.

Скучнее и неподходящее времени не придумаешь. Зубрёжка магической теории. Практическая отработка заклинаний. Переписка показаний в блокнот и передача их ученым – даже ознакомиться с результатами структурированных данных нельзя! Вся развлекаловка в волшебном мире – только во время поездки на карте: эстетическое восхищение неизвестной стороной вселенной. Никакого веселья и активности. Ну, может и не сильно всё так плохо. Я наконец осмотрел все помещения дома Улло – экскурсию проводила Венди. Небольшая комната Милиана действительно вызывает смешанные чувства: здесь переплетаются грусть и тепло воспоминаний – стены украшают любимые картины мага, написанные его женой. Комната его дочери выглядит совершенно нетронутой: в ней ничего не изменилось со дня смерти Мии – казалось, хозяйка прибиралась пару минут назад, ожидая гостей, и скоро вернется. Светлые пастельные тона; удобная кровать и широкое окно напротив, выходящее на тихий и уютный дворик; книжный шкаф и полки, занятые повседневной и важной мелочью девушки, молодой женщины, матери в одном лице; сложенный мольберт в углу. А комната Венди – типичный детский неприкосновенный уголок: много разноцветных красок, наполняющих всё пространство; игрушки, книги, раскраски, коробочки с важной мелочью; альбомы и рамки на столе с фотокарточками друзей и погибших родных; куча входных билетиков (для личной коллекции) и собственноручно расписанные маленькие тарелочки и колокольчики, фигурки животных и чудаковатые сосуды, также собственноручно вылепленные из скульптурного материала (хобби и просто хорошее, интересное занятие).

– Нравится изобразительное искусство? – спросил я девочку, разглядывая творения Венди и не решаясь брать их в руки, боясь что-нибудь сломать.

– Ну, есть такое. Хотя еще не знаю, куда пойду работать и где учиться в высшей академии. – Девочка пожала плечами, отчего-то скрывая свои истинные эмоции: я по ее горящим глазам видел, как она довольна, что мне понравились ее работы, чуть ли не гордилась, но вела себя сдержанно.

– А ты знаешь, что я тоже творческий? Я музыкант, – сказал я, оборачиваясь.

– Да, мне дед говорил. Вы пишете музыку?

– Нет, я ее направляю. Дирижирую.

Я изобразил жестами несколько долей из любимого Чайковского, понадеявшись, что профессия дирижера Изнанке известна. И Венди поняла, о чем я:

– Здорово! Вы в театре выступаете, ну, работаете? (Ого, здесь есть дирижеры! Было бы интересно встретиться с изнаночным коллегой!)

– Да, веду там концерты, спектакли. А скажи, твой дед… Сколько инициированных у него было до меня? – Я резко сменил тему.

– Два или три. Причем давно. Он же не чистый Проводник, в смысле это не основная его работа. Я очень плохо помню, кто был до вас. Я тогда была очень маленькой и мне было всё равно. А сейчас понимаю, насколько это круто: общаться с человеком из другого мира!

Разговоры у меня с Венди шли достаточно легко и непринужденно. С детьми общаться очень просто. С внучкой Улло я быстро нашел общий язык. Я ей был интересен как «пришелец», назовем это так, в мире которого есть то, чего нет на Континенте, и нет того, что в ее стране есть. Она задавала вопросы порционно, потому что (я чувствовал) не хотела показаться приставучей, хотя кипела желанием выспросить у меня всё и сразу каждый раз, когда мы встречались. Я обстоятельно и подробно рассказывал ей о себе, о своей Москве, о работе. Она говорила про свою учебу и про веселые истории с дедушкой. Про родителей даже не упоминала, а я не тревожил детские воспоминания, которые остались в ее душе только от рассказов Милиана: девочка совсем не помнила своих героических родителей – в то страшное время она была еще младенцем. Ох, как бы хотелось, чтобы подобные ужасные страницы больше никогда в Изнанке не повторились и не настали.

Жаль, что мои идеалистические желания не проникли в реальность. События, последующие вскоре после выхода из отпуска и начала репетиций, надолго изменили меня, наложив особый отпечаток на жизнь, разразившись тяжелыми последствиями.

Chapter 14

Едва я успел привыкнуть к внезапностям волшебного мира и скрестить его с работой и семьей, только принял недели, выливающиеся в двести часов, как вновь отупел от двойной нагрузки, выйдя на репетиции с творческим коллективом – отпуск закончился внезапно скоро – и в то же время продолжая влачить малосодержательное существование в Изнанке, щелкая пишущим пером и тыкая на рычажок аппарата. Где волшебные приключения! Где близкое знакомство с неизведанным! Видимо там, где и мои надежды обучиться крутым заклинаниям.

Ариша, кажется, больше Лизы готовилась к появлению на свет нового члена семьи: проявляла к маме излишнюю заботу; спрашивала, будет ли сестричке интересно то, что она ей покажет и расскажет; обходила в своей детской каждый угол и рассуждала, не сможет ли ее маленькая сестренка, играя, пораниться, стукнувшись о дверной косяк. Супруга заметила дочке, что она будет самой лучшей старшей сестрой на свете, и Ариша расцвела.

С Лизой наконец-то удалось восстановить понимание. После почти двух месяцев холодной вежливости и поддержания атмосферы будто бы нормальных супружеских отношений я устроил ей романтический вечер, сплавив дочь к родителям. Купил пышные и сочные розы, яркий фруктовый букет, специально разучил на синтезаторе пьесу, приготовил ужин и пригласил супругу в гостиную. Сказать, что она потеряла дар речи, не сказать ничего. С чудовищным трудом погасив глубоко внутри себя горячительное желание выболтать всю нереальную правду про магию, я с тем же пылом призвал Лизу простить меня. Она, конечно, простила да еще и извинилась сама (за что, не понял, ведь виноват во всем по сути я один). Я протянул ей в двух руках букеты, усадил за стол, а сам прошел за синтезатор. Весь час за примирительным ужином болтали ни о чем, словно это была обычная супружеская трапеза, а не первый после недомолвок нормальный и преспокойный прием пищи без накручивания в голове каких-то сторонних надумок. В завершении ужина я, долго мявшись, озвучил то, что хотел сказать Лизе еще в начале вечера, даже в начале нашего «холодного» периода. Я боялся и пару раз допустил страшные мысли, как она при смене моего поведения в начале лета подумала, что у меня появилась другая женщина и я это скрываю. С моих плеч все горы мира свалились, когда я услышал, как супруга была настолько уверенна во мне, что совершенно это не допускала, а списывала всё на мою профессиональную гордость и личностную резкость, нервозность и горячность, в общем, на все те мои качества, при обнаружении которых понятно, что я – человек творческий и потому в моей голове порой непонятно что может твориться. Как приятно было вновь обнять Лизу и чувствовать ее расслабленность и нежность, а не отстраненность. Я пообещал, что постараюсь не допускать подобного, на что супруга ответила, чтобы я ее вслух заранее предупреждал, как со мной вновь готов случиться этот «кризис», чтобы она могла на меня не обижаться. Мы посмеялись.

В первый день выхода театрального коллектива с каникул, после традиционной встречи артистов и руководства я, бодрясь, выжимая из себя остатки энергии, что еще остались после работ в Изнанке, думал заразить своим обманчиво подъятым духом коллег. Пусть хоть оркестр возьмет быка за рога и раскочегарится, показывая другим пример, как с улыбкой на лице надо встречать новую театральную сезонную смену! Мол, прошло время расслаблений, нужно приходить в профессиональную форму. Но никто не спешил возвращаться к работе: хористы распевались вполсилы, а оркестранты будто боялись раздражать инструменты музыкальным звучанием. А я, обрадовавшись, что хотя бы в день выхода в театр меня не увлекли в Амарад, с трудом мобилизовался и погрузился в материалы предстоящей премьеры. На днях должна состояться новая встреча с режиссером и сценографом, и я просматривал и вспоминал творческие наработки, которые мы обговаривали в прошлом сезоне перед самым выходом на каникулы, когда гоняли оркестр и вокалистов по аккордам будущего спектакля и фиксировали концептуальные декорационные решения. Приятно волнуюсь и страшно восторгаюсь одновременно: моя первая постановка, первое главное руководство оперой. Докажу всем, что Покровский не в капусте найден; что и в прошлом концертмейстер может спектакль провести, да не простой, а всероссийскую премьеру!

Я сдержал слово перед Вадиком, данное в день моего рождения, а он – передо мной: мы пересеклись, хоть и недолго, посидев в ресторане в районе Северного речного вокзала. Другу страшно засела в голову идея самостоятельно оформить и забрать один крупногабаритный товар не в своем Питере, а в Москве, поэтому он выехал навстречу российской столице и удивил меня своим звонком на мобильный телефон, предложив встретиться. Особых планов у меня на вечер не было, я сказал Лизе, что отбываю к внезапно прибывшему Вадику, и помчался в Левобережный район, по пути чудом не пособирав пробки. Несмотря на обозначенный Вадимом тезис, что встреча, к сожалению, выдастся короткой, тем не менее он заказал две порции горячего блюда и трепался так много, будто собирался засесть в ресторане как минимум часа на три. С едой он, однако, разобрался быстро, а когда мы прошли к его машине, друг гордо указал на какую-то толстую и длинную заводскую картонную упаковку, выпячивающуюся из автомобильных недр и занимающую почти всё салонное пространство. Я не хотел представлять, как семь с лишним сотен километров он поедет с этим некомфортным товаром, который будет упираться ему в колено, и лишь порадовался за Вадика, заполучившего то, что хотел, и за такую цену, за которую хотел. Встреча завершилась вполне обычными обменами добрыми словами и пожеланиями в адрес семей и традиционным напоминанием о частоте встреч.

Дни летели. На Земле, в Москве. Стремительные, бодрые, полные музыки – в театре, веселые и ласковые – в кругу семьи.

В Изнанке целый месяц не менялось ничего. До одного дня.

Тогда я в сердцах театрально сплюнул, когда, открыв дверь подъезда своего дома, шагнул в гостиную дома Милиана. Делать нечего.

Улло дома не оказалось. Ко мне из своей комнаты вышла Венди. Девочка была встревожена и озадачена. Я понял: случилось что-то неладное.

– Венди, в чем дело? Где твой дед? Сегодня у меня день уроков или дежурства на Жиле?

– Дедушка сказал вас никуда не отпускать и дождаться его, он всё скажет. Я сама не поняла до конца. Но он был такой обеспокоенный. Он ушел во Дворец. – Венди указала на дверь, ведущую в заколдованный ход. – Но знаете, мне показалось, что он ничего не сказал перед уходом, потому что случилось или случится что-то страшное.

– А что происходит? И где? В городе?

Кажется, мне передалось волнение Венди и вот я уже сам заражен паникой. Вот, началось то, чего не хотелось. Какая-то новая опасность. Наверное, опять чародейские разборки «плохих» и «хороших» магов. Опять появился этот Морсус? Странный тип: то вламывается во Дворец, обнаруживая себя и угрожая магам, а затем исчезает в неизвестном направлении; то вскапывает Жилу и оставляет ее уничтожать Континент, а сам скрывается неизвестно где и неизвестно чего ждет. Непонятный злодей.

– А я так поняла, что в лагерь вы больше не поедете, – несмело добавила Венди.

– Почему?

– Дед вроде сказал, что его решено временно свернуть и отправить полученную информацию на изучение, чтобы потом решить, как поступить с Жилой. Но вроде это и опасно – оставлять Жилу без присмотра, и вроде по-другому всё равно нельзя, – неуверенно произнесла девочка.

– А что, что с Жилой не так?

– Она перестала вести себя странно. Она спокойная.

Какие-то дьявольские проделки! Кто в мире волшебников настолько силен и всемогущ, что может властвовать над Жилой? Кажется, никто из людей – одно лишь чудотворное Провидение. Но что оно есть? Замешан ли здесь тот самый темный чародей? А сможет ли он совладать с магической стихией? Точно какой-то нетипичный маг! Что за игру он ведет? Волшебники Совета, вроде как опытные и мудрые избранные, не могут понять врага: он слишком изобретателен в творимой им простоте зла, потому нельзя предугадать его шаги и тем более – поймать. Умный хитрец, внезапный обидчик этот Морсус! А что если он – нечеловек? Типа призрак или что-то другое, потустороннее… Может, он из прошлого! А может, ему тысячи лет! Но если это так, то он невероятен в своей… в своем… даже не знаю, в чем, но в этом он и опасен.

Вдруг он вернулся в город? Вдруг специально скрывался, подводя свой злокозненный план к логическому завершению, которое приближал не он сам, а маги Амарада своими действиями, решениями, словами? Вдруг я тоже – часть его плана, другие инициированные – маленькие винтики, исполняющие злодейские задумки? Вдруг Совет сам приблизил гибель своей земли? Вдруг Морсусу надо было, чтобы Жилу изучили, собирали данные о ней, обнаружили, какой вред она приносит магии? Тогда новый вопрос, вытекающий из предыдущего – зачем ему это? Чтобы выкрасть сведенные к одному данные о Жиле? И как их потом использовать? Узнать, где слабые и сильные стороны этого волшебного топлива и направить его силу на уничтожение территорий? Чтобы реально и на деле доказать, что предок был прав? Показать всем магам: вы увидели Жилу, которую я вам обнаружил, изучили ее, потому что я так захотел, и тем самым вы познали ее мощь и энергию, убедившись, что она может быть злом, потому что я направлю это зло на вас, и после вам ничего не останется, как только признать, что вам сотни лет врали о безопасности миропорядка. Остается признать, что вы, маги, заточены в систему ценностей, навязанной вам высшими Советами, выбранными управленцами, которые глухи к черным страницам истории Континента и вынуждены через силу быть оптимистами, закрывая глаза на тьму, будто ее нет и никогда не было. И обладая данными о Жиле, которые можно выкрасть, имея на руках карту ее подземных распределений, Морсус может творить ужасные дела: вскрывать источники Жилы и устраивать глобальные катаклизмы с многочисленными жертвами. А всё ради чего? Чтобы все многомиллионные невинные, приговоренные им к смерти, единогласно сказали, что его, Морсуса, предок был прав? Темному магу нужно лишь восстановить семейную справедливость, которая тянется шлейфом сквозь века, о которой он мечтал с младых лет? Да он сумасшедший!!!

Почему я об этом подумал? Главное – зачем? Почему я пришел к этим выводам? Всё, что я придумал, может быть правдой? Надо ли поделиться моими рассуждениями с Милианом? А не прослыву ли я сам сумасшедшим? Ой, аж голова вспухла и сердце застучало!

Я поздно сообразил, что всё то время, как завис в своих размышлениях, утянувших далеко за МКАД, меня, оказывается, звала Венди: я слишком правдоподобно, с мастерством столетнего дуба застыл посреди гостиной, таращась в никуда, что девочке стало за меня неспокойно и в конце концов она подошла ко мне и тронула за руку. Я всколыхнулся, будто током ударенный, и перевел на Венди еще очумелый взор.

– С вами всё хорошо? – неуверенно спросила девочка.

Я активно закивал и тут же повернул голову в сторону шорохов, доносившихся из-за двери, ведущей в заколдованный подземный ход до Дворца. Вполне логично, что это мог быть Милиан, поскольку он частенько пользовался именно этим путем до резиденции элдеров, а не шел по городским улицам. Но с другой стороны, когда пару минут назад я узнал, что в Изнанке может затеваться какое-то недоброе нечто, стало как-то неспокойно: вдруг это не Улло, а враг, который перебил всех добрых магов во Дворце и теперь несется сюда? Повинуясь мобилизационным, резко обострившимся инстинктам, я вбежал в комнату Улло, лихорадочно стреляя по ней взглядом в поисках волшебной палочки, которую использую на тренировках. Увидев ее почти сразу на настенной полке, схватил, выскочил обратно в гостиную и, встав перед Венди, на всякий случай заслоняя ее собой, приготовился встретить противника – если это был не Милиан и не член Совета: я уже нацепил на палочку заклятие оцепенения.

За считанные секунды шорохи превратились в быстрые шаги. Причем человека было как минимум два. Я занервничал и горячо желал, что вся моя паника – это плод воображения: на самом деле сейчас дверь отворится и покажется Милиан с каким-нибудь своим другом.

Через секунду двери раскрылись. Хорошо, что не резко распахнулись: взведенный, я готов был выстрелить заклинанием в любого показавшегося на пороге. В гостиную из тоннеля прошли Милиан и один волшебник Совета, крупный, со светлым шрамом на лице, но сейчас вместо камзола на нем был распахнутый жилет с той же нашивкой. Смесь озабоченности и решительности в глазах Улло и элдера сменилась на легкое замешательство, когда они увидели меня с активным заклятием на кончике артефакта.

– Фух, Милиан, это вы, – выдохнул я, опуская палочку, и взмахнул ею, растворяя заготовленное заклятие. (А то бы выстрелил в элдера – местного управленца. Да меня бы посадили здесь тогда, за покушение на должностное лицо!) Я отвесил короткий уважительный кивок в сторону мага Совета.

– Константин, ты давно здесь? – быстро спросил Улло и, даже не слушая мой ответ (вероятнее всего, даже и не хотел его услышать), повернулся к элдеру, представив его мне: – Маг Совета, элдер Арка́с.

– Приветствую, Константин. Венди, здравствуй.

Чародей кивнул мне и поздоровался с Венди. Я удивился и следующей мыслью припомнил, что Венди посещает Дворец гораздо чаще всех других детей Амарада вместе взятых и, уж конечно, ее давно знают главные маги – эту милую маленькую девочку, внучку советника-консультанта Улло, близкого родственника погибших элдеров прошлого Совета.

Милиан молчаливым приглашающим жестом указал Аркасу на диван. Тот без промедления сел и, сложив руки на коленях, серьезно посмотрел на нас троих, обведя внимательным и быстрым взглядом.

– Ситуация приобретает неожиданно новые обороты. Поэтому прошу присесть, чтобы выслушать, и постараться понять. Это касается каждого из присутствующих.

Как бы мне не понравились вступление и тон, всё же та часть меня, которая вопреки внутренней воле отвечала за любопытство даже в минуты очевидной опасности, заткнула мысли о предостережении, шикнув на них, и удобно расположилась в первых рядах, готовая внимать явно нехорошим новостям. Я сел на один край дивана, Венди на другой, Милиан облокотился о комод.

– Милиан, я хочу потревожить ваши воспоминания и еще раз услышать от вас мысли по поводу одного нашего общего врага. Константин, вероятно, знает и понимает, о ком идет речь.

«Константин еще и помнит», – произнес я в своей голове, снова воскрешая в памяти «встречу» с Морсусом неделями ранее.

– Да, пожалуйста, – коротко ответил Милиан, кивнув.

– Как вы оцениваете его сейчас, спустя годы? – Аркас смотрел прямо на Улло, будто не обращая внимания на наше с Венди присутствие.

– Он стал злее, потому особо опаснее. Ни перед чем не остановится, чтобы добиться своей цели. А цель у него, насколько известно нам всем, кто следит за его передвижениями и действиями, – повергнуть мир в хаос с помощью Жилы. Завершить когда-то начатое и пресеченное.

Милиан смотрел куда-то в пол и напоминал мыслителя, разгадывающего тайну жизни.

– Свитки? – Аркас выразительно посмотрел на Улло, вложив в это короткое слово весь его глубокий смысл и при этом словно задав сразу тысячу вопросов.

Я скосил глаза на Венди. Каким боком в этом пока неясном разговоре замешана девочка? Какая опасность грозит ей? Какая мне?

– Вы же знаете, что мне известно о них не больше вашего. – Милиан качнул головой. – Домыслы. Теории. Предположения. Слухи. Наговоры. Ничем не подкрепленные документально. Столько лет длится расследование, а так и не ясно до конца, каким образом они исчезли.

– Будто сами по себе испарились, – закивал Аркас. – Но. В последнее время разрабатывается еще одна новая теория. Вам известно? Капсулу, где хранились свитки, вместе с ее содержимым могла разъесть Жила. Предполагается. Если капсулу полностью погрузить в нее.

– Но для этого надо капсулу сначала извлечь, чтобы доставить к!.. – начал было рассуждать Улло, но его прервал уверенный голос Аркаса:

– Необязательно.

Он обвел нас троих внимательным взглядом, следя за изменениями в лицах, когда мы сами додумывали смысл возможного развития ситуации. И, кажется, додумали. Не знаю, как Венди, но Улло и даже я точно дофантазировали.

– Необязательно… если бы Жила, каким-то образом заколдованная, подчиняясь мощному заклятию, достигла капсулы и «сглотнула» ее… – вслух произнес я, прикованный к месту обращенными на меня взорами магов. Аркас прикрыл веки в знак согласия: он рассудил так же. – Но…

– Вот именно – «но»! Разумная Жила! Жила подчиняющаяся! Это невероятно! Это из разряда фантастики и… бреда! Никому, никто еще!.. – Милиан, кажется, разволновался чудовищности мысли, но его прервал элдер:

– Но невозможно совсем исключать нечто неправдоподобное, даже если оно и кажется таковым в данный момент, – устало и как-то даже удрученно произнес волшебник.

– Совет допускает, что Морсус на сегодняшний день – самый сильный маг из ныне живущих и может не только противостоять Жиле, но и подчинять ее… себе? – Последние фразы Улло выдавил с тяжелыми нотами недоверия.

– Прискорбно, но да, – сказал Аркас так легко, будто признавался, что съел последнюю вкусную конфету.

– Это бред.

Милиан помотал головой. Он не хотел и не мог в это верить, потому что в его сознании и личном опыте сие обстоятельство выглядело так, будто ему сообщили, что он на самом деле родился не человеком, а жирафом и всю жизнь у него было плохое зрение, чтобы этого факта не замечать.

– Это бред, потому что либо мы слишком слепы и тупы, если за века не поняли, что Жилой можно управлять и она на самом деле обычный агрегат без толики могущественного и сакрального. Либо Морсус не человек, а результат какого-то кошмарного, но при этом успешного опыта по созданию сверхмагов. И то, и другое я считаю невероятным и не вписывающимся в рамки того, что я знаю, вижу, чем живу.

– Вот поэтому тебе и надо было тоже сесть. – Аркас кивнул Улло рядом с собой.

Милиан протяжно вздохнул и, устало потирая лицо, ухнулся между Венди и элдером, качая головой. Венди пыталась казаться включенной в диалог взрослых мужчин и силилась понимать всю сложность и запутанность предположений, но я не был до конца уверен, что девочка действительно осознаёт всю нереальную и тем не менее допустимую реальность. Я понимал всё – ведь ранее сам же дошел мыслями в своей голове, разрулил до необъятных масштабов и раскультивировал феноменальный замысел Морсуса – и от услышанного сейчас становилось всё больше не по себе, потому что я боялся продолжать думать. Куда цепочка последовательных рассуждений доведет меня дальше? До магических ядерных межконтинентальных войн? До конца света?

– Я пришел именно в твой дом, Милиан, чтобы предупредить. – Элдер повысил голос, будто хотел вбить каждое сказанное слово Милиану глубоко в мозг. – Потому что считаю, что Морсус имел и имеет на тебя большое влияние. Остерегайся собственных скоропалительных поступков. Не предпринимай ничего сам. Скажи Совету, дождись нашей помощи.

– Если он убил Мию и Эйша, это еще не доказывает, что у меня одного к нему особое отношение, – жестко прошептал Улло. – Он враг всем нам. Всему тому поколению, кто пережил и вынес на своих плечах тяжесть потерь и скорбь по ушедшим.

Некоторое время маги не мигая смотрели друг другу в глаза, а я наблюдал за их взглядами, которыми они обменивались. И каким-то внутренним чутьем вдруг понял, видя изменения во взорах каждого, что по крайней мере из чародеев Совета Аркасу известно то, что скрывает от Венди Милиан и о чем так внезапно как-то раз узнал я. Потому что ни о чем другом в разговоре последних минут, касающегося Морсуса и его опасного поведения, речи быть и не могло.

– Милиан?

Элдер встал, возвышаясь над Улло. Мой Проводник был напряжен и собран.

– Я всё буду взвешивать. Потому что ни за что не допущу, чтобы с Венди что-то произошло, – заверил Милиан, подняв на Аркаса глаза.

Того, кажется, удовлетворил ответ пожилого мага. Элдер обогнул диван и подошел к двери, ведущей в подземный ход.

– Константин, как вы освоились в Амараде? – спросил он оттуда, повернувшись ко мне.

– Да ничего, спасибо. Учусь вот часто. – Я глупо почесал затылок.

Аркас молча покивал, не зная, что сказать. Посмотрел на Улло. Тот задумчиво сидел на диване, перебирая в ладони руку Венди, которую девочка протянула ему, подсев ближе.

– Милиан. Прошу тебя. Думай о Венди, – прокашлялся элдер.

– Ты только что заставил меня думать о нечеловеческой силе Морсуса, – тихо сказал Улло, грустно хмыкнув.

– Это не твоя, а наша забота. Я просто предупредил. Будь осторожен. Сейчас непростые времена. Но мы справимся. И, думаю, не сильно нарушу правила мастеров, если сообщу вам, первым из всех граждан Амарада, что полчаса назад была пресечена деятельность радикальной ячейки в одном пригородном районе.

– Нуары? – не поверив, воскликнул Милиан и, увидев согласный кивок Аркаса, схватился за голову.

– Простите, кто? – уточнил я. – Чем они опасны?

– Выражаясь языком землян, это террористы, – произнес Улло севшим голосом. – Запрещенное магическое объединение на многих территориях. Десятилетия назад они провозгласили себя свидетелями и утвердителями правды о Жиле. Начинали как немногочисленная горстка приятелей предка Морсуса, когда тот начал озвучивать свои идеи. Они привлекали в свои ряды больше магов – им действительно верили и доверяли! Они умели и умеют до сих пор влиять на людей, склоняя их на свою сторону. Нуары за прошедшие годы организовали несколько насильственных акций, приведших к жертвам, разрушениям. Но их основная сила, их оружие – слово. Они профессиональные бойцы и психологи, манипуляторы. Их непросто поймать, они умело, мастерски скрываются, действуют прямо под носом у жандармов.

– Но это совсем не значит, что магические силы территорий Континента работают плохо, что не всегда справляются с ними, – решительно вставил Аркас, чтобы после слов Улло я не подумал, что небольшая группа террористов умеючи обводит вокруг пальцы самих управленцев волшебных земель. – Это была одна раскрытая ячейка из многих возможных. В скором времени пойманных будут опрашивать. Думаю, они появились незадолго до того, как мы с Морсусом столкнулись во Дворце: именно им темный маг обязан своим появлением в столице – нуары смогли провести его в город. Это не секрет, что они, опасные маги, вновь активизировались. Скоро их не станет. Будет официально объявлено по информационным каналам, доведено до населения. Мы уже направили предупредительную весточку соседним землям. Поэтому теперь я прошу вас быть предельно, втрое, вчетверо, внимательнее, к себе и друг другу. Становится опасно. Но большие беды будут предотвращены. Совет их не допустит.

Ну как-то не очень верится, на самом деле, подумал я, после той промашки во Дворце. С одной стороны, понимаю, что было неожиданно, но с другой-то – маги-профессионалы, не справились с одним… Хотя если все речи о том, что Морсус сильнее всех известных ныне живущих чародеев – правда… То надо валить из Изнанки! Дождаться, когда его тут ликвидируют, и уж только после этого со спокойным сердцем посещать Амарад! Какая опасность! Какое столкновение! Какие террористы! Какая оборона! Какая Жила! Мама дорогая, я всего лишь по ошибке спалил валторну, а теперь мне говорят о целых магических терактах!

– Константин, на пару слов. – Элдер поманил меня ладонью.

Я обернулся на Милиана, но, не встретив его внимания, шагнул к магу Совета.

– Я понимаю, что, наверно, не имею права просить вас, но по мере возможности, что в ваших силах: присмотрите за Милианом, – едва слышно произнес Аркас, чтобы услышал только я один.