Текст книги "Взрастить чудовище. Следствие ведёт Рязанцева"

Глава вторая

Ночь – самое загадочное время суток. Как только измученное дневным бдением солнце торопливо прячется за горизонт, и чёрный бархат ночи застилает окружающее пространство, наступает пора романтиков и преступников.

Не спалось. Андрей отбросил тёплое синтепоновое одеяло и встал. Последнее время его мучила бессонница. Помогал только алкоголь, но Вика вдруг объявила с ним борьбу, а в ответ на жалобы – накупила снотворных препаратов. Травиться химией он не собирался, потому стал припрятывать спасительную бутылочку подальше от глаз невесты.

Андрей, не включая свет, прошёл на кухню и, открыв шкафчик под раковиной, просунул руку за мусорное ведро. Там, в углублении между изгибом труб стояла початая бутылка водки. «Ага, вот и она», – рука коснулась холодного стекла. Жидкости в бутылке было ровно столько, сколько требовал для удовлетворения привыкший к горячительному снотворному организм.

Быстро осушив стакан, Андрей бросил пустую бутылку в ведро и вышел из кухни. Дверь в детскую была приоткрыта. Ноги сами понесли его туда, где когда-то, отгораживаясь от всего мира, он устраивал из перевёрнутых стульев и простыни палатку и ночи напролёт читал фантастические повести и рассказы. Это была его маленькая тайна. Ровно в девять часов вечера отец выключал в его комнате свет и прикрывал дверь. В полной темноте Андрей конструировал свой маленький домик и погружался в придуманный кем-то мир.

Его зрение было устроено необычным образом. Сетчатка глаза имела нестандартное строение, которое позволяло видеть в темноте. Родители ничего не знали об этой особенности, а сам мальчик не подозревал, что может быть по-другому, пока однажды за ночным чтением его не застала мать. Вначале родители не поверили в удивительные возможности сына и даже провели эксперимент, заставив Андрея читать в темноте вслух. Когда сомнения рассеялись, мальчика отвели к знакомому офтальмологу. Врач заинтересовался случаем и стал проводить опыты, каждый раз придумывая новые задания, которые Андрей должен был выполнять в кромешной темноте. При этом офтальмолог называл его «удивительным мальчиком» и непонятным словом «феномен». Слово «феномен» Андрею не нравилось. Что оно означает, было ему неведомо, но лучший друг Яшка, который был на два года старше и уже изучал в школе иностранный язык, сказал, что слово это английское, переводится как парикмахер.

– При чём тут парикмахер? – не поверил Андрей.

– А я откуда знаю. Мэн – по-английски мужчина, значит феномен – это мужчина с феном. Чо непонятного?

Вскоре врач показал его коллегам, перед которыми опять пришлось повторять всё то, что он уже не раз проделывал. Врачи ахали, восхищённо покачивали головами и старались придумать ещё более заковыристые задания, с которыми Андрей легко справлялся. «Удивительный мальчик» мог не только читать и писать в темноте, он рисовал цветные картинки с образца, складывал пазлы, прекрасно ориентировался в пространстве, в общем, делал всё то, что обычные люди могут только при наличии хорошего освещения.

О «чудо-мальчике» и его сверхспособности стали писать в газетах и журналах. Феномен получил название «Темновая адаптация». Оказалось, что темновая адаптация давно изучается на западе. На основе проведённых исследований разрабатывались методики по развитию таких способностей у обычных людей. Тема оказалась интересной не только медицинскому сообществу, очень быстро статьи из профильных и научно-популярных перекочевали и в другие печатные издания.

В одночасье Андрей Воронец стал знаменитостью. Неожиданно обрушившаяся на него слава вскружила голову. Им восхищались, ему завидовали, с ним хотели дружить. Он стал лидером и уверовал в свою исключительность, ведь, чтобы добиться результата, хоть отдалённо похожего на тот, что демонстрировал он, обычному человеку приходилось ежедневно тренироваться. Андрей тщательно собирал все журналы и газеты, где упоминалось о нём. Он почти наизусть знал всё, что там написано.

Постепенно шум вокруг сверхспособности мальчика сошёл на нет. О нём забыли, но зёрна тщеславия и гордыни уже дали всходы. Мириться с забвением Андрей не собирался. Только теперь, чтобы сохранить за собой титул сверхчеловека, надо было постараться. И Андрей старался изо всех сил. Отличник, спортсмен, красавец – все эти качества работали на его имидж. Окружающие восхищались им, родители гордились и всячески поощряли. Чтобы стимулировать успехи сына – установили расценки. За хорошие отметки, победы на соревнованиях и другие достижения отец выплачивал сыну премиальные. Андрей настолько привык к таким товарно-денежным отношениям, что стал требовать оплаты за самые обычные вещи. Сходить в магазин, пропылесосить ковёр, вымыть посуду – всему была своя цена.

Удерживать лидерство, всегда имея в кармане наличные, было несложно. Кучка «вассалов», которые за дармовое мороженое, а позже за сигареты и пиво, готовы были не только превозносить, но и беспрекословно подчиняться, хоть и вызывала презрение, но подпитывала его эго.

Всё закончилось, когда на свет появилась Оля. Маленький кричащий конвертик, который принесли в дом, ничего кроме раздражения у Андрея не вызвал. В центре внимания теперь был не он, а этот пухлый розовощёкий пупс, вокруг которого весь день носились родители. Вместе с их вниманием закончились и вознаграждения. Маленький ребёнок требовал больших расходов. Семейного дохода, который стал меньше на одну зарплату, на всё не хватало. Поощрения стали редкими.

Девочка росла, но положение дел не менялось. Любовь родителей почти полностью принадлежала ей. Этого Андрей не мог простить сестре. Она лишила его того, что он по праву заслуживал. Отобрала не только родительское внимание и заботу, не только единоправное владение всеми благами, начиная от отдельной комнаты и заканчивая свободным временем, но и заставила усомниться в собственной исключительности. Андрей не понимал, за что её так любят, ведь в ней не было ничего особенного. Обычная сопливая девчонка, вечно хихикающая и всюду бегающая следом за ним. Маленькая Оля любила брата и не упускала случая залезть к нему на коленки, обнять за шею своими маленькими пухлыми ручонками и чмокнуть в щёку. Андрей уворачивался, как мог, отталкивая сестру и брезгливо утирая обслюнявленное лицо. Девочка не обижалась, только хихикала в ответ.

Последнее денежное вознаграждение Андрей получил за поступление в военную академию. Отец протянул конверт и, пожимая руку, твёрдо сказал:

– Теперь сам, сынок.

Однажды, собирая материал для реферата, он настолько увлёкся тематикой работы, что потерял ощущение реальности. Тема «Великие диктаторы. Путь к власти» была выбрана им не случайно. Внимательно читая статьи, посвящённые кровавым тиранам, он вдруг осознал, что все они только на первый взгляд казались обычными людьми. На самом деле все они обладали уникальным даром – умели подчинять. Они были избранны, и если не Богом, значит Дьяволом. Себя Андрей тоже считал избранным. И уж, если его наградили способностью видеть в темноте, значить и служить он должен тёмным силам. Андрей принялся искать информацию, связанную с этой мистической стороной жизни. Его интересовало всё – обряды, символика, традиции, обычаи. Всё, что, так или иначе, было связано с потусторонними силами.

Читая монографию американского ученого Томаса Себеока, с анализом символики различных обществ, организаций, учреждений и даже целых государств, начиная с эпохи раннего неолита и заканчивая нацистской Германией, он почувствовал – что-то странное происходило с организмом. В какой-то момент его стало потряхивать, потом показалось, что тело парализовало, и он впал в оцепенение, через некоторое время накатило сильное возбуждение, лицо горело, а ладони рук стали мокрыми. Он даже измерил температуру, ртутный столбик поднялся до отметки 38,9. С этого дня Андрей уже не сомневался в своей избранности, он знал направление, в котором следовало двигаться, и посвящал этому почти всё свободное время.

Об этой тайной стороне его жизни не знали ни дома, ни в академии. Для всех он был отличником, красавцем, спортсменом – эталоном успешности. Но теперь одного признания ему было мало. Чтобы жить в соответствии со своим статусом, необходимы были деньги. Отец перестал его финансировать, и приходилось рассчитывать только на стипендию, но этого было мало. Ему хотелось жить на широкую ногу, ни в чём себе не отказывая. Так, как этого требовала его исключительность. «Для меня существует две возможности: либо добиться полного осуществления своих планов, либо потерпеть неудачу. Добьюсь – стану одним из величайших в истории, потерплю неудачу – буду осужден, отвергнут и проклят», – написал он на листе бумаги высказывание Гитлера и приколол к стене. Подумал, взял другой лист и написал ещё одно: «Никого не любить – это величайший дар, делающий тебя непобедимым». Ничто не может быть препятствием на пути. Добиться цели любой ценой, убирая всё, что мешает осуществлению планов.

Глава третья

Огромный зал кафе «Поднебесье», расположенного на крыше гостиницы, блистал роскошью. Тёмно-синий цвет интерьера и белоснежная меблировка освещались сотней точечных светильников. Словно звёзды рассыпались по ночному небу. Их свет играл миллиардами бликов, отражаясь от зеркальных стен и колон.

Стол жениха и невесты, задрапированный белым фатином, тёмно-синим атласом и украшенный искусственными цветами, находился напротив входа в зал. Места гостей располагались по бокам. У основания свадебного стола гости складывали подарки. Вид коробок с бытовой техникой раздражал Андрея.

– Я же говорил, чтоб деньгами дарили. Ты своих предупредила? – жёстко спросил жених, склонившись к уху невесты.

– Говорила, – стушевалась Виктория, – но разве они слушают.

– Деревня – есть деревня. – Андрей опрокинул в себя бокал шампанского и встал. – Пойду, покурю. А ты пока с роднёй пообщайся. Поблагодари за эту рухлядь, – саркастически усмехнулся парень.

Несколько минут Вика сидела, насупившись, разглядывая своих многочисленных родственников. Те, подогретые алкоголем, совсем не чувствовали неловкости и громко смеялись над анекдотом ведущего.

– Ну что, пора немного размяться. Первыми на танцпол приглашаются жених и невеста, – объявил весёлый озорной парнишка-ведущий, оглянулся и подмигнул невесте. – А раз жениха нет, попросим его отца пригласить невестку.

В зале повисла напряжённая пауза. Ведущий быстро сообразил, что опростоволосился и тут же исправил положение:

– Отец невесты есть в зале?

Из-за столика поднялся невысокий коренастый мужчина лет пятидесяти – отец Вики и направился к дочери. Заиграла музыка, и гости зашевелились.

Прошло уже больше сорока минут, раскрасневшиеся люди лихо отплясывали под рок-н-ролл, а Андрея всё не было. Приподняв путающийся в ногах подол платья, Вика просеменила к выходу. Коридор разветвлялся. Несколько проходов вели в подсобные помещения, один выводил на лестницу, рядом двери лифта. За широкой стеклянной дверью – смотровая площадка, которую использовали как место для курения. Вика дёрнула дверь и вышла на площадку. Несколько человек из числа её родственников курили и оживлённо обсуждали последние политические события. Поодаль стояли три парня и две девушки – гости со стороны Андрея. Две роскошные блондинки в длинных чёрных платьях, облокотившись о перила, старались выглядеть расслабленно, несмотря на холод. Покрывшаяся мурашками кожа выдавала их истинное состояние.

– Вы Андрея не видели? – выкрикнула Вика, обращаясь ко всем сразу. Спор в компании мужчин смолк, и все повернули головы в сторону невесты. Блондинки переглянулись.

– Только что был здесь, – неуверенно произнёс похожий на Леонардо ди Каприо голубоглазый парень и перевёл взгляд на девушек, надеясь на поддержку.

– Мы ничего не знаем, – протараторила ярко-красными накаченными губами похожая на рыбу блондинка. Когда она говорила, губы почти не двигались, и было удивительно, как ей удаётся так быстро издавать звуки под непосильной ношей этих раздутых кожно-мышечных складок. Вторая – с крупной родинкой на щеке и картинно нарисованными бровями, усмехнулась и отвела глаза.

«Где же он?» – Вика вновь вернулась в коридор и вышла на лестницу. Посмотрела в пролёт. «Что за глупости? Если бы он спускался, то воспользовался лифтом». Вика растеряно стояла посреди холла, не зная куда пойти. Рядом щёлкнул дверной замок, и из мужской туалетной комнаты вышел однокурсник Андрея – невысокий щуплый парень по кличке «Сушёный Геракл». Как было его настоящее имя, Вика не знала. Все звали его Гера.

– Гера, а где Андрей?

– А я откуда знаю? – огрызнулся парень. – Вообще-то, я не Гера, а Борис.

– Извини, – смутилась Виктория, – просто Андрея уже полчаса нет.

– Минут пятнадцать назад я видел его в курилке с Элис.

– Элис? А кто эта Элис?

– Подруга Макароныча, в смысле Алексея Макарского. Они все там, на площадке курили, и я с ними. Потом, правда, заболтался с мужиками, сторонниками Зюганова. – Гера сделал язвительный акцент на последних словах. – Всё прошлым своим тыкают нам. Мы в ваши годы…

Вика недовольно поджала губы.

– Так вот, – тут же повернул Гера-Борис свой содержательный разговор на интересующую Вику тему, – не заметил я, когда он ушёл. Да ты не волнуйся, сейчас придет. Куда он теперь от тебя денется.

Парень вытер носовым платком руки и, буркнув: Сушилка у них не работает, – скрылся в проходе.

Вика растерянно стояла посреди фойе, не зная, что делать. Потом дёрнула ручку и вошла в дамскую туалетную комнату. Крайняя справа кабинка была закрыта, остальные две свободны. Девушка направилась в среднюю, но тут, справа за дверью раздавались едва уловимые шорох и бормотание. Вика замерла и прислушалась. В кабинке кто-то тяжёло и размеренно дышал. Ритмично повторяющиеся звуки наводили на нескромные мысли. Едва слышное женское постанывание сменилось протяжным мужским – «Ооооооооо», – и всё смолкло. Секунд через десять за дверью вновь закопошились. «Ну всё», – расслышала Вика женский голосок, сопровождаемый глухим чмоканьем. Неожиданно кабинка открылась и в дверях показалась изящная брюнетка. Из глубокого декольте бесстыдно выглядывала сдобная женская грудь, увенчанная двумя огромными розовыми сосками. Не поднимая головы, девушка заправила бюст в вырез и двинулась на Вику, но натолкнувшись на препятствие, испуганно вскрикнула:

– Ой.

Сзади показалась фигура Андрея.

– Вика?! – растеряно выдавил из себя жених. – Ты что тут делаешь?

– Я?! – переспросила Виктория и выбежала из туалета.

Она летела вниз по ступенькам, наступая на платье, спотыкаясь и ломая каблуки, словно катилась с высокой горы, совсем позабыв о лифте.

У выхода из гостиницы жёлтый автомобиль с шашечками скучал в ожидании клиентов. Рустам Турсунович готов был увидеть кого угодно, но только не бегущую ему навстречу невесту. Подбежав к машине, девушка решительно дёрнула дверцу и плюхнулась на заднее сиденье.

– В Сосновку. Я всё оплачу. По двойному тарифу.

Сперва растерявшийся кавказец надвинул кепку на лоб и без колебаний кивнул:

– Как скажэшь, красавыца.

Дорога в Сосновку казалась нескончаемой. Время как будто остановилось. Вика то теряла сознание, то вновь приходила в себя. Наблюдая за ней в зеркало заднего вида, водитель молчал и сильнее давил на педаль газа. Ругая себя, на чём свет стоит, он проклинал ту минуту, когда соблазн двойного тарифа подтолкнул его на этот опрометчивый шаг. Но отступать было поздно. «Ещё помрёт, – пугался сам своих мыслей Рустам Турсунович, – может высадить, да повернуть обратно?». Но в далёком высокогорном посёлке Бальджуван жила его младшая сестрёнка Аиша. Она совсем не была похожа на эту светлокожую девушку, но тоже собиралась замуж. Чтобы сколотить ей приданное, Рустам Турсунович сутками напролёт носился по Москве, развозя недовольных его внешностью и акцентом пассажиров.

Наконец девушка вымолвила:

– Здесь. Сейчас я вынесу деньги. Хотите, можете пройти со мной.

– Нэт уж. Нэси дэньги, и я поэду.

Вика толкнула дверь, с трудом выбралась из машины и, пошатываясь, пошла к дому.

Деньги хранились в спальне в сейфе, но код знал только Андрей. Девушка вернулась в гостиную, где на стуле стояла её повседневная сумочка, и достала кошелёк. Сто рублей и ещё какая-то мелочь. Вика застонала и в отчаянье запустила кошелёк в висевшее напротив зеркало. Удар раскрошил отражение на сотню мелких осколков, которые не осыпались, а продолжали отражать её словно опутанный паутиной подвенечный наряд. На месте лица зияло отверстие. Вика вышла в прихожую, открыла шкаф, вынула прозрачный пластиковый короб и достала из него пузырёк со снотворным. Она сама купила этот препарат для Андрея. Последнее время он мучился бессонницей. Коробка так и лежала нераспечатанной.

«Вот и пригодились», – усмехнулась Виктория и принялась выдавливать таблетки в ладошку. Затолкав горсть продолговатых пилюлек в рот, быстро запила водой и стала ждать.

Водитель нервничал. Прошло уже больше двадцати минут, а девушки всё не было.

– А, шайтан, – выругался Рустам Турсунович, – в слэдущый раз нэ повэзу.

Он вышел из машины, подошёл к забору и закричал:

– Эй! И гдэ ты там?

В ответ было слышно лишь протяжное завывание ветра. Водитель потоптался на месте, затем решительно дёрнул калитку, которая нервно взвизгнула в ответ, и направился к дому.

– Хазайка, – негромко крикнул он, приоткрыв дверь, прислушался и шагнул в дом.

Рустам Турсунович повидал в жизни многое. Война в Таджикистане, которая случилась после развала Советского Союза, ожесточила его сердце, а все последующие мытарства сделали циником, но отнюдь не бесчувственным человеком.

Девушка в подвенечном платье сидела на полу, облокотившись спиной о стул. Голова запрокинута, плечи опущены, глаза закрыты. Можно было подумать, что девушка уснула, но тонкая серая струйка из уголка рта и разорванная упаковка от лекарства на полу рядом с ней говорили сами за себя. Сердце Рустама Турсуновича сжалось. Снова возникли предательские мысли: «Скорее уноси отсюда ноги», но черноглазая Аиша сверлила его взглядом сквозь три тысячи километров. И это обстоятельство не позволило мужчине развернуться и просто так уйти. Ничего не подозревающая девушка из далёкого Таджикистана спасла жизнь москвичке Виктории Боровик.

Глава четвёртая

Учёные спорят – можно ли компенсировать недельный трудовой недосып, если хорошо выспаться в выходные. Одни утверждают, что делать это необходимо и полезно, другие же настаивают на обратном. Пока учёные не договорились между собой, нормальный человек, наплевав на сбой режима и его отрицательное влияние на организм, использует предоставленную ему Конституцией возможность на полную катушку.

Елена Рязанцева ничем от обычного человека не отличалась. Утонув в подушках и мягком одеяле из искусственного лебяжьего пуха, она сладко посапывала, покрывая дефицит сна. Хмурое небо и плотно задвинутые шторы оберегали её сон. Родители, обеспокоенные ночными бдениями дочери, решили ей не мешать и с утра отправились на дачу. Тем более, что повод имелся – необходимо было до морозов спрятать в подвал остатки непереработанного урожая. Последнее время Аркадий Викторович увлёкся земледелием.

– Вот и моё аграрное образование пригодилось, – удовлетворённо приговаривал Рязанцев, срывая с толстых побегов странные овощи в форме летающей тарелки. – Знаешь, что это такое?

Лена покрутила незнакомый плод в руках, отковырнула бочок.

– Пап, ну я же не знаток в земледелии.

– Эх ты. Это же патиссон. Разновидность кабачка, хотя некоторые считают, что тыквы.

– А что это его так сплющило? Может, поливать надо было чаще?

– Смотри-ка, а говоришь, ничего в земледелии не понимаешь.

– Вот и не понимаю, зачем надо выводить какие-то сплющенные сорта кабачков, когда и нормальные прекрасно растут.

– Теперь вижу, что не понимаешь. Патиссоны – прекрасный вариант для начинающего огородника, так как их довольно просто выращивать, к тому же они дают высокую урожайность.

Отец оказался прав, в первый же год патиссоны дали невиданный урожай. Что только с ними не делали. Тушили, мариновали, жарили, варили, раздавали соседям и знакомым, но патиссоновое нашествие не заканчивалось до самых заморозков. Блюдцевидными кабачками завалили кухню и прихожую дачного домика, и теперь требовалось переправить весь этот запас в погреб…

В полной тишине проспать можно было бы и весь день, но в одиннадцать часов мобильник, который Лена с любовью называла «Мой Айфоня», пропел: – «С чего начинается Родина…». Это была любимая песня Махоркина. Не открывая глаз, девушка пошарила рукой по тумбочке, но как только телефон оказался в руке, мелодия прекратилась.

– Нетерпеливый какой, – пробурчала Лена, потирая сонные глаза. Приподняв подушку, села и набрала номер Махоркина. Не успел смолкнуть первый гудок, как в трубке ответили.

– Извините, Лена, я вам не помешал? – Голос звучал неуверенно, и на секунду девушка засомневалась Махоркин ли это.

– Александр Васильевич, вы всё равно меня уже разбудили, говорите, что случилось?

– Нет, нет, ничего не случилось, просто…

Пауза показалась Лене вечностью.

– Ну что, что? – поторапливала девушка.

– Я вот тут подумал, а не устроить ли нам сегодня французский вечер? – наконец выдавил из себя Махоркин.

– Это как? – не поняла Лена.

– Я тут мимо кинотеатра проходил и увидел афишу. Похоже в Москве неделя французского кино. Вы что-нибудь слышали об этом?

– Нет. Честно говоря, я так замоталась, что совсем перестала следить за новостями культурной жизни столицы.

– Вот и замечательно, – обрадовался Махоркин. – То есть я хотел сказать, что я тоже чуть не пропустил это событие. Так может нам сходить в кино сегодня вечером? Если вы не заняты, конечно.

– Мервею! – воскликнула Лена. – Се суар жё сюи комплетемо либр.

– Тогда в пять я заеду за вами, если вы не против.

– Отлично. Жетондрэ.

Французский детектив «Никому не говори» отличался закрученностью сюжета и держал в напряжении все два часа просмотра.

– Вот так история. Чем-то напоминает мне дело Воронец. – Лена откинула прядь волос с лица и взяла спутника за локоть. Подмораживало, и мокрый после дождя асфальт был ужасно скользким. Воспользовавшись ситуацией, Махоркин схватил ладошку девушки и прижал к своей груди.

– И чем же? – поинтересовался мужчина, который почти не следил за развивающимися на экране событиями. Нет, он, конечно, старался, очень старался вникнуть в суть происходящего, но аромат французских духов мешал сосредоточиться и кружил голову. Причиной были вовсе не духи, и Махоркин это понимал, но признаться самому себе в этом боялся.

– Оно такое же запутанное, как и наше. И до конца не понятно, кто преступник.

– Значит, фильм вам понравился?

– Как вам сказать, для меня, наверное, полезен такой просмотр.

– Ну что, по кофейку? – улыбнулся Махоркин. – Здесь недалеко есть уютный французский ресторанчик «Мишель». Курицу в ажуре не обещаю, но кухня исключительно французская, я узнавал. Зайдём?

– Уи. Жэ не манжэ па сис жур, – рассмеялась Лена.

– Вы мало похожи на Кису Воробьянинова, но вызвать жалость способны, ага.

Терракотовый зал ресторана «Мишель» создавал удивительную атмосферу уюта и праздности одновременно. Несмотря на выходной день, гостей было немного и подскочивший к парочке метрдотель – высокий галантный мужчина в белоснежной рубашке, жилете и бабочке услужливо проводил их за свободный столик. Место было выбрано удачно. Небольшое углубление, наполовину прикрытое красно-коричневыми портьерами, освещалось жёлтыми лампочками настольных светильников и огненными всполохами огромного электрического камина. Яркие огоньки тлеющих углей и звук потрескивания дров были настолько натуральными, что создавалась полная иллюзия достоверности. Несмотря на своё бутафорство, грел камин по-настоящему.

– Здесь, наверное, очень дорого, – потянувшись через столик к Махоркину, тихо проговорила Лена.

– Для французов, думаю, не очень. А раз уж вечер у нас французский, то придётся соответствовать, – улыбнулся довольный Махоркин.

– Тогда и говорить мы должны по-французски. Жю сюи прэ. Э туа?

– Я не столь хорошо владею французским, как вы, Лена, – иронично ответил мужчина.

– Намекаете на моё произношение. – Девушка состроила уморительную гримаску недовольства. – Ну, как хотите.

Лена раскрыла меню:

– Ух, как всё вкусно. Даже глаза разбегаются.

– Попробуйте собрать их в кучу. Иначе мы останемся голодными.

– Декор. Тогда мне луковый суп, рататуй и киш.

– Ну вот, теперь я верю, что вы не ели шесть дней, – рассмеялся Махоркин. – А вино? Какое будете?

– Вы же за рулём, – в ответ пожурила Лена, сузив изумрудные глазки.

– Так я не для себя, для вас.

– Тогда и мне не надо. Я от него начинаю беспричинно хихикать.

– Это, наверное, очень мило. Хотелось бы взглянуть.

– Обойдётесь. – Лена облокотилась о стол рукой, уложив на кулачок подбородок, и надула пухлые губки.

Предупредительный официант подскочил к столику:

– Бонсуар мадемуазель, бонсуар мисье. Тю ва комонди? Что вы будете заказывать?

– Ту лё плю делисьё э утиль – повторила Лена фразу Махоркина, произнесённую в кафе «Синяя птица».

– Что? – растерялся официант, – простите, я не понял.

– Давайте лучше я закажу. У мадемуазель малоизвестный региональный прононс южных областей Франции. – Махоркин продиктовал официанту набор блюд и, дождавшись, когда он уйдёт, улыбнулся спутнице в ответ на её возмущённое лицо. – Что?

– Региональный прононс? Ну и шуточки у вас.

– Не расстраивайтесь, Лена. Этот официант такой же француз, как и мы с вами. И язык знает ничуть не лучше. А кушать хочется.

– Ладно, прощаю. – Лена благодушно откинулась на спинку стула, но через секунду снова выпрямилась. – Заявку в группу отклонили.

Минуту Махоркин молчал, соображая, о чём идет речь.

– Вы про «портал «Дураков»? – наконец осенило его. – Тогда вас не должно это расстраивать. Раз не приняли, значит, вы не соответствуете их требованиям.

– Александр Васильевич, – не оценила шутку Лена, – я серьёзно. Причём здесь дураки, это «портал «Дьявола».

– Тем более. Чего вы удивляетесь? Это же не ваш контингент. Вернее, вы со своей милой мордашкой на аватаре никак не вписываетесь в их структуру. В закрытых группах вряд ли собираются приветливые, душевные люди, открытые миру. Надо было сменить имидж.

– Откуда же я знала, какой у них дресс-код.

– Ну… – Махоркин развёл руками.

– И что за дело такое. Куда ни ткнёшься, везде тупик. – Лена расправила складки широкой юбки. Ей очень шло это синее в белый горох платье, перетянутое тонким ярко-красным пояском. Завершала образ точно такого же цвета маленькая сумочка на золотистой цепочке, которую девушка положила себе на колени.

«Настоящая француженка», – улыбнулся про себя Махоркин и покосился на почти зеркальное отражение затонированного окна. – «Вполне», – удовлетворённо сделал вывод, оценив собственный внешний вид.

– А вы знаете, этот фильм навёл меня на одну мысль.

– Только на одну? – вновь попытался перевести разговор в шутливую форму Махоркин.

– Не на одну, конечно, – не поддержала его иронии Рязанцева, продолжая говорить серьёзным тоном. – Вы обратили внимание на то, как главная героиня всё время покрывала своего любовника, обеспечивая ему алиби.

– И что?

– Помните, вы спросили – с чего мы, вообще, взяли, что это Воронец стрелял? И действительно с чего? Со слов его сына. А почему мы ему поверили? Потому что он якобы свидетель. А с чего мы взяли, что он свидетель? Со слов его невесты, которая утверждает, что в момент выстрела Андрей был рядом. И мы опять поверили. И это наша ошибка. У нас не та профессия, где можно просто так верить голословным заявлениям, – выговорившись, Лена внезапно умолкла.

– Растёте, – сделал вывод Махоркин.

«Если б не было тебя…», – хрипловато-грустно пел Джо Дассен.

– Э се тю негзистэ па, – подпевала ему в унисон Лена.

Официант поставил на стол источающие пар горшочки с супом. Ярко-жёлтый бульон, с наполовину утонувшей в нём гренкой из белого хлеба, напоминал тёплое летнее солнышко. От этого становилось ещё уютней и теплее.

Лена вдохнула аромат супа и сглотнула набежавшую слюну:

– Мммм, как вкусно. – Почерпнула ложкой горячую жидкость и поднесла к губам.

Перебивая нежную французскую песню, в зал ворвались звуки милицейского свистка и знакомая мелодия из фильма «Менты». За соседним столиком испуганно обернулись.

– Это Ревин. – Лена вернула ложку в бульон и принялась рыться в сумочке. «Прорвёмся, опера!» – подбадривал «Айфоня». Наконец средь косметических средств, документов, ключей и ещё всякой полезной и бесполезной мелочи, которой всегда наполнена женская сумочка, рука выловила разрывающийся децибелами аппарат.

Пока Махоркин с аппетитом уплетал горячее, Лена молчала и внимательно слушала того, кто был на другом конце провода.

– Понятно. Я сама. Сейчас приеду.

Последняя фраза заставила Махоркина прервать чревоугодие. Ложка повисла в воздухе.

– Мне надо ехать, – засобиралась Лена. – Кажется, лёд тронулся.

– Куда ехать? Что случилось? – Ложка со звоном плюхнулась в ни в чём не повинный горшочек.

– Виктория Боровик, теперь уже Воронец, пыталась отравиться снотворным. Вчера, в день собственной свадьбы. Её откачали, она пришла в себя и сейчас находится в реанимации. Надо срочно ехать, допросить. – Лена с сожалением посмотрела на нетронутую еду.

– Ну нет. Никуда эта Воронец не денется. Сначала доешьте суп, а потом я вас отвезу.

Секунду поколебавшись, Лена быстро схватила ложку и принялась торопливо есть, напоминая Махоркину себя самого в детстве.

… – Шуркааааааааа, – кричали пацаны, задрав головы вверх, – выходи в футбол.

– Мам, можно я пойду? – Нетерпеливо ёрзал за столом мальчик.

– Никуда не пойдёшь, пока всё не съешь, – твёрдо отвечала мать, пододвигая к мальчику тарелку.

Шурик брал ложку и с космической скоростью заталкивал в себя «цыплячью» (как он называл) кашу. Пшёнка лезла назад, и мальчик запивал её грушёвым компотом, проталкивая большими глотками ненавистную размазню…

Наконец ложка стукнула о дно горшочка. Лена вытерла губы салфеткой и схватилась за сумочку.

– А как же рататуй? – на всякий случай сделал последнюю попытку спасти вечер Махоркин.

– Александр Васильевич, ну какой рататуй? – жалобно-нетерпеливо защебетала Лена. – А хотите, оставайтесь. Я такси возьму. Не до рататуя мне.

– Ладно. – С безнадёжным видом отложил ложку Махоркин. – Разрешите хотя бы оплатить заказ, не можем же мы сбежать отсюда, как преступники.

– Хорошо. Даю вам пять минут, – шутливо скомандовала Рязанцева.

– Слушаюсь, – в тон ей ответил Махоркин и подозвал официанта.

В палате было сумеречно и пахло лекарствами. Серый, ежеминутно вздрагивающий свет лампы наводил тоску. Стараясь рассмотреть лицо лежащей на кровати девушки, Рязанцева склонилась так низко, что почувствовала её слабое дыхание.