Текст книги "Краденое счастье"

Глава 11
ПАЛАТА № 66

– С богом! – торжественно произнесла гостья и принялась тасовать карточную колоду.

– Ой, господи, – сказала Надежда Клавдиевна и тревожно закусила губы.

А Геннадий Павлович ничего не сказал. Но в знак протеста закинул ногу за ногу, усевшись на диване несколько боком, и принялся резко выдыхать через рот, трясти головой и шевелить белесыми бровями, всем своим видом демонстрируя глубокий скепсис и резкое неприятие факта присутствия в его доме шарлатанки, именующей себя ясновидящей.

Ясновидящую, по совместительству вахтера районного пищекомбината, откуда она и вырвалась на час к Зефировым, звали Ириной Власьевной.

Сейчас Ирина Власьевна, попив чаю, со значительным видом тасовала колоду, лихорадочно размышляя, каким образом нейтрализовать скепсис и отчуждение Геннадия Павловича, которые могли помешать ее духовному контакту с Надеждой Клавдиевной. Но ничего действенного, кроме припрятанного в бумажку таракана, в голову не приходило.

– Ой! – закричала Надежда Клавдиевна. – Таракан! Да откуда же это? Гена!

Геннадий Павлович на секунду вытянул шею и поглядел на стол.

– Откуда! – с намеком хмыкнул он. – Оттуда! Погоди, сейчас еще и не такая гадость поползет.

И Геннадий Павлович метнул на ясновидящую взгляд, должный показать, что он, Геннадий Павлович, Ирину Власьевну раскусил.

– Сроду у нас тараканов не было, – умоляюще приложив руки к груди, принялась оп равдываться Надежда Клавдиевна. – Гена, скажи.

– Сглазили, Надежда, твой дом, – смахнув таракана картами на пол, провозгласила ясновидящая. – Нечисть напустили.

– Это уж точно, – язвительно отозвался Геннадий Павлович, независимо глядя в сторону. – Напустили…

– Надо ауру чистить, – делая вид, что не понимает намеков Геннадия Павловича, деловито доложила Ирина Власьевна. – Потому и дочка из дома ушла, что узел черной энергии у вас здесь. В районе дивана.

И гадалка со значением посмотрела на Геннадия Павловича.

– А куда Любушка ушла, Ирина Власьевна? – умоляюще спросила Надежда Клавдиевна.

– Сейчас карты все скажут. Мои карты не врут.

Геннадий Павлович демонстративно отвернулся к окну.

– Сейчас мы всю предыдущую энергетику снимем с колоды крестом и молитвой. Осеним крестным знамением…

– …И все шито-крыто, – пробормотал Геннадий Павлович.

– Гена, прекрати! – воскликнула Надежда Клавдиевна. – Я просто хочу узнать, где Любочка сейчас? Жива ли… Неделю уж почти ни слуху ни духу от ребенка.

И Надежда Клавдиевна принялась всхлипывать.

– Что ты ерунду говоришь? – рассердился Геннадий Павлович. – Жива, конечно.

– А вот это мы сейчас и узнаем, – зловеще пробормотала ясновидящая. – Да где же карта? Черт, черт, поиграй да отдай.

– Тьфу, – возмутился Геннадий Павлович. И включил телевизор: с тех пор, как Зефировы приобрели «тарелку» спутникового телевидения, Геннадий Павлович очень полюбил телепросмотры.

Гадалка осенила колоду крестом, пробормотала обрывок какой-то молитвы и принялась выкладывать карты прихотливым узором.

Надежда Клавдиевна опять всхлипнула.

– Надежда, прекрати, – рассердился Геннадий Павлович. – Что ты воешь, как по покойнику?

– Видно, чует материнское сердце, – мстительно ответила Геннадию Павловичу Ирина Власьевна.

– Вы глядите, что карты скажут, а не свои догадки стройте! – возмутился Геннадий Павлович.

– Не разберу чего-то… Казенный дом, что ли? Или король? Ага! Теперь вижу: в важном казенном доме у вашей Любы встреча с королем… трефовым.

– И что же это за дом такой важный? – ядовито поинтересовался Геннадий Павлович. – Не Кремль, часом?

Гадалка крепилась.

– А вот и дочка твоя, Надежда. Отыскалася.

– Где? Где? – принялась заглядывать в карты Надежда Клавдиевна.

– А как раз на короле лежала, а теперь отдельно, но наперекрест.

– И что это значит? – стыдясь своей некомпетентности, уточнила Надежда Клавдиевна.

– Еще встреча им предстоит, – авторитетно разъяснила Ирина Власьевна.

– В Кремле? – растерялась Надежда Клавдиевна.

– Ага! С Путиным! – встрял Геннадий Павлович и с самой неизъяснимой иронией на лице поглядел на гадалку. – Ой, бабы! Всякой-то ерунде верят!

– А чему я должна верить? – обиделась Надежда Клавдиевна. – Телевизору твоему?

– Тоже, конечно, соврут – недорого возьмут, – согласился Геннадий Павлович.

И прибавил звуку, увидев заставку ночного выпуска новостей.

– Ирина Власьевна! – заискивающе попросила Надежда Клавдиевна и вкрадчиво положила на стол снятый со среднего пальца золотой перстенек. – Не обращайте на Гену внимания! Скажите, Христа ради, что с Любушкой?

– Богу твое золото не нужно! – укорила Ирина Власьевна Надежду Клавдиевну, прибирая перстень в руку. – Но скажет он тебе всю правду сейчас моими устами. Господи, откройся ты нам, где раба твоя Любовь Зефирова?!

«Начинаем наш выпуск экстренным сообщением», – сообщил телевизор.

На экране появилась фотография Любы с номером под грудью и ростомером за спиной.

– Надя! – осипшим голосом произнес Геннадий Павлович и вытянул к экрану трясущуюся руку. – Люба!

Гадалка выронила перстень…

– А-а! – вскрикнула Надежда Клавдиевна и пошла к телевизору, выпростав вперед руки.

«В покушении на Владимира Путина подозревается опасная преступница, – неслось из телевизора. – Ранее неоднократно судимая… в Москве находится с прошлого понедельника… особые приметы… может быть вооружена…»

– Это какое-то недоразумение, – надломившимся голосом сказал Геннадий Павлович.

– Бог-то все видит! – торжествующе заметила Ирина Власьевна и начала с удовлетворением складывать карты.

Геннадий Павлович спешно выключил телевизор, словно надеясь, что шокирующая, несомненно ошибочная информация исчезнет без следа, как исчезает в печи компрометирующая записка. Затем он взял за плечи Надежду Клавдиевну и осторожно усадил ее на диван.

– Гена, что же это? – с недоуменной мольбой шептала Надежда Клавдиевна. – Как же это?

– Страшна, конечно, оказалась правда, – постным голосом произнесла Ирина Власьевна.

– Вооружена? – опять подняла глаза на мужа Надежда Клавдиевна. – Чем вооружена?

– Надежда, прекрати, – взволнованно, но не теряя присутствия духа, сказал Геннадий Павлович. – Максимум, что у Любушки могло быть, – это пилка для ногтей да открывалка для консервов.

– Гена, но как же Люба на такое решилась?!

– За грехи отцов расплачивается, – встряла гостья. – Уплатите цену – и мы в расчете.

– Ой, действительно, – встрепенулась Надежда Клавдиевна. – Простите, я и забыла совсем с расстройства. Сколько мы вам должны?

– Другой раз и задаром людям помогаю. – Ирина Власьевна всхлипнула. – А другой раз чаем напоят – на том спасибо добрым людям. Поклонюсь да и пойду с богом.

– Так, может, чайку? – язвительно бросил Геннадий Павлович.

– Гена, я с тобой поссорюсь! – предупредила Надежда Клавдиевна. – Ирина Власьевна, двести рублей хватит?

– Хватит-то хватит, но чуток бы прибавить. Известия-то, уж тут ничего не попишешь, я вам знатные сообщила. Цены у меня дешевые: пятьсот рублей.

– Сколько? – возмутился Геннадий Павлович.

– Пожалуйста, возьмите, – протягивая деньги, попросила Надежда Клавдиевна. – Спасибо вам, что Любу нашли. Гена, проводи Ирину Власьевну.

– Боюсь, я ее далеко заведу, – мстительно предупредил Геннадий Павлович. – Надя, давай-ка другой канал послушаем, что мы сразу телевизор выключили?

Геннадий Павлович щелкнул пультом.

«Противоречивая информация поступает сегодня по российским и зарубежным информационным каналам», – сообщил ведущий в студии «Вестей».

Зефировы замерли.

«По последней, уточненной информации, сегодня в Кремле действительно имела место попытка покушения на Владимира Путина. Один из посетителей Кремля, нигде не работающий, состоящий на учете в психиатрическом учреждении Игорь Викентьевич Курочкин произвел два выстрела из пистолета, тип которого сейчас уточняется. К счастью, о преступном замысле Курочкина стало известно находившейся поблизости инвалиду-колясочнице Любови Зефировой, которая загородила Владимира Владимировича своим телом».

Надежда Клавдиевна обмякла и сползла на пол, обняв ножку стола.

– Любушка, доченька, да на кого же ты нас покинула-а!..

«Как нам только что сообщили, в настоящее время Любовь Геннадьевна Зефирова находится в одной из столичных клиник, ее состояние оценивается как стабильное. Это пока вся информация на этот час. Более подробно об этом и других событиях – в нашем утреннем новостийном блоке. До свидания!»

– Жива, жива наша Люба! – затряс Геннадий Павлович Надежду Клавдиевну. – Состояние стабильное!

– Гена, нам ехать в Москву, поди, надо? За Любушкой ухаживать?

– Само собой, – согласился Геннадий Павлович. – Ребенок там в таком положении! Давай собираться. Чемодан у нас где?

– В сарайке. Побегу!

– Надежда, ты не суетись. Куда мы среди ночи поедем? На чем?

– Гена, а может, пешком сейчас на трассу пойдем? Попутку поймаем? Лесовозы круглую ночь ходят, лес наш в Москву везут.

– Надежда, не сходи с ума. Куда ты там сядешь, в лесовозе? На фан-кряж верхом? Дождемся утра – и на автобусе. На перекладных придется.

– А там куда? В Кремль, наверное? Поди, люди добрые подскажут, как в Кремль пройти? Поди, не убьют? Гена, может, телеграмму в Кремль отправить? Всяко Любушке передадут, а нас известят, где наш ребенок находится? А что: по телефону можно телеграмму прямо сейчас отправить: Москва, Кремль, Зефировой.

– Надежда, не смеши! – с досадой произнес Геннадий Павлович. – Вот все там, в Кремле, сидят и ждут, когда Зефировы прибудут!

– А как же? Ребенок мой кровь за власть нашу пролил! По больницам сами будем искать, – решила Надежда Клавдиевна.

– В Москве больниц, полагаю, великое множество. Может быть, через земляков попробовать?

– А кто у нас в Москву перебрался? – задумались Надежда Клавдиевна и Геннадий Павлович. – Товарищ Каллипигов! Только как его отыскать?

Громкий стук в окно заставил супругов вздрогнуть.

– Еще не легче, – сказала Надежда Клавдиевна. – Власьевна, видать, заплутала да назад вернулась.

Надежда Клавдиевна распахнула окно:

– Кто здесь?

– С телевидения, корреспондент местной студии Лариса Северная. Можно к вам?

– Заходите, у нас открыто, – оторопело пригласила Надежда Клавдиевна. – Геннадий, встречай корреспондентов. Чудеса!

– Это Алексей Архангельский, наш оператор. Леша, квартиры общий план дай. Надежда Клавдиевна, подготовьте, пожалуйста, детские фотографии вашей дочери, – попросила Лариса. И повернулась к камере: – Мы в гостях у родителей Любови Зефировой, отважной россиянки, закрывшей своим телом Владимира Путина. Сейчас, когда наша отважная землячка находится в палате номер шестьдесят шесть столичного госпиталя имени Бур…

– В какой палате? – вскрикнули Геннадий Павлович и Надежда Клавдиевна.

Лариса остановилась и повернулась в Зефировым.

– Неверно сказала? Извиняюсь, если напутала, но мне из Москвы сообщили: Люба находится в столичном госпитале имени Бурденко, в шестьдесят шестой палате, под личным патронажем Путина.

– Самого? – ошалело произнесла Надежда Клавдиевна. – Ну слава тебе господи… А то я волновалась, кто там за Любушкой моей присмотрит? Наверное, не сам, а жену пошлет? Она вроде женщина добрая, сама двух дочерей вырастила, меня поймет. Неужто и кровь свою отдаст? Геннадий, как ты думаешь, у Путина какая группа?

– Ты бы еще про резус-фактор на всю страну спросила, – посетовал Геннадий Павлович. – Это же государственная тайна.

– Я чего-то не подумала. – Надежда Клавдиевна прикрыла рот руками и зашмыгала носом. – Гена, нет, лучше вы, Алексей, запишите про палату и госпиталь. А то я Геннадия однажды попросила адрес теткин записать, так полгода письмо гуляло и назад к нам вернулось.

– При чем здесь твоя тетка? – с досадой сказал Геннадий Павлович.

– Надежда Клавдиевна, – громко сказала Лариса Северная, – расскажите, пожалуйста, о детских годах Любови Зефировой.

– Что сказать? Я и не знаю. Девочка она хорошая, добрая, к родителям уважительная, по дому всегда помогала, в свободное от работы – она у нас в школе музыкальной до отъезда в Москву трудилась – и домашних обязанностей время любила играть на гармошке, на балалайке.

И Надежда Клавдиевна утерла слезу.

Глава 12
СПЛОШНОЕ НЕДОРАЗУМЕНИЕ

– Зинаида? Ик!.. Ты спишь? Ик!..

– Каллипигов, ты где? Почему ты икаешь?

– Почему икаю! – возмутился Каллипигов. – Милый вспоминает!

– Ты думаешь, – Зинаида Петровна понизила голос, – Путин решает вопрос о твоем награждении? Ты откуда звонишь? Да прекрати же икать! Это просто неприлично в данной ситуации. Скажи что-нибудь лечебное… икота, икота, перейди на Федота… Воды попей.

– Зинаида, замолчи же на секунду… ик! Я в приемном покое, в Бурденко.

– А-а! – трубно вскрикнула Зинаида Петровна. – Ты ранен? Смертельно? Каллипигов, ты держись, я привезу внука с тобой попрощаться!

– Тьфу, любишь ты каркать. Да жив я, жив. Ик!.. В Бурденко сейчас находится эта мерзавка Зефирова. Погоди-ка, цветы несут… Ик!.. Не клади трубку.

В холл госпиталя вошла представительная компания с огромным букетом цветов, обернутым в яркий целлофан. Костюмы с иголочки, явно приобретенные за границей и подогнанные по фигуре в ателье Управления делами президента, капиталоемкие часы, вымытые уложенные волосы, общий ухоженный вид и выражение глубокой ответственности на лицах давали персоналу веский повод думать, что цветы – дар самого высокого руководителя государства.

Каллипигов деловито подошел к группе, остановившейся в центре холла, и протянул для рукопожатия руку одному из пришедших.

– Доброе утро! Ик!.. Каллипигов. Не спится вам, смотрю…

– Доброе утро! – пожал протянутую руку молодой мужчина, элегантный, как ноутбук последней модели. – Да, спать нам некогда. Цветы принесли героине.

Навстречу делегации вышел энергичный человек в бирюзовом халате поверх рубашки с галстуком. Доктор поприветствовал всех легким поклоном и повел гостей к лифту.

– Зинаида, – позвал в мобильник Каллипигов. – Только что принесли цветы от первого лица.

– И много венков?

– Каких венков?

– К телу? «Любим, помним, скорбим»?

– К чьему телу, Зинаида? Ик!..

– Ну не к твоему же, – нервно пошутила Зинаида Петровна. – Я имею в виду, к гробу с телом Зефировой.

– Зинаида, к какому гробу? Зефирова – жива! – стараясь говорить тихо, раздельно прошипел Каллипигов.

– Как – жива?

– Как-как! Доктора откачали.

– Но как же это? – поразилась Зинаида Петровна. – Ведь она уже черно-белая была? Нет, это безобразие! То они насморка вылечить не могут, а то – покойника на ноги подняли!

– Ладно, Зинаида. Сама знаешь, не такой я человек, чтоб мстить, нет во мне этой нынешней подлости. Так что забуду все, что Зефирова мне причинила и тогда, в Белозерске, и сейчас, и пойду от души поздравлю, поинтересуюсь, не надо ли чем помочь, лекарства, может, какие дефицитные, стволовые клетки.

– Эх, добрый ты, Каллипигов, – скорбно вздохнула Зинаида Петровна.

– Что делать, Зинуша, – растрогался Каллипигов. – В другое время мы воспитывались. Ну да ладно, чего теперь об этом. Цветы понесли в приемную главврача. Видимо, телевидение ждут… Догоню на служебном лифте. Будь на связи! Ик!..

Дверь в приемную главврача была приоткрыта. Оттуда доносился дружный приветливый гомон. Каллипигов извлек сотовый и, делая вид что он – тоже член президентской делегации, но только приотставший, чтобы сделать звонок, прислушался. Внутренний голос, очень похожий на голос Зинаиды Петровны, подсказывал Каллипигову, что сейчас лучше оставаться в тени. И оттуда, из тени, отформатировать те события в жизни мерзавки Зефировой, которые движутся не в нужном направлении, бездумно или вразброд. «У Каллипигова все под контролем», – приказал себе Каллипигов и развернул ухо к дверям кабинета.

– Состояние Любови Зефировой стабильное, – докладывал гостям кто-то из медицинского начальства. – Опасности для ее жизни нет. Любовь Геннадьевна недавно проснулась: пришла в себя после анестезии. Чувствует себя неплохо. Да вы сейчас сами увидите!

– Владимир Владимирович просил узнать, каковы будут последствия ранения для дальнейшего, так сказать, здоровья Любови Геннадьевны?

– Сквозное ранение мягких тканей ягодицы и бедра, крупные кровеносные сосуды не задеты. Что нас сейчас больше всего волнует – сохранить беременность. Биохимические анализы показали наличие беременности на самом малом сроке. Но думаю, все будет в порядке, Любовь Геннадьевна – молодая и, судя по всему, отважная женщина.

– Да уж, – засмеялась делегация, – отваги девушке не занимать.

– Так что передайте Владимиру Владимировичу: Любовь Геннадьевну мы на ноги поставим!

– Вы, кстати, сейчас сами сможете это сказать Владимиру Владимировичу и всем россиянам, – пояснил один из гостей. – Телевидение уже в пути, сообщили, что из-за пробки минут на десять задерживаются.

В коридоре заиграло «Семь сорок».

– Да… – свистящим шепотом ответил Каллипигов и встал сбоку от двери, возле стены. – Ик!..

– Это я, – доложилась Зинаида Петровна. – Слушай: ты должен выпить несколько глотков холодной воды при наглухо заткнутых ушах.

– Зинаида, ты о чем? Ик!..

– Зачитываю средство борьбы с икотой.

– Зинаида, отвяжись со своей икотой! Тут такой поворот обстоятельств… Зефирова – беременна!

– Интересно… – зловеще сказала Зинаида Петровна. – То-то ты разыкался. На воре шапка горит? Я, дура, ночь не сплю, ищу ему средства против икоты. Значит, Мурка – это она, мерзавка Зефирова? Твой ребенок? Признайся, подлец! Ты поэтому хотел от нее избавиться? Поэтому?

– Зинаида, твоим умозаключениям позавидовал бы даже генпрокурор. Нет! Это не мой ребенок!

– Поклянись!

– Клянусь!

– Слушай, Каллипигов, – несколько успокоившись, тут же задохнулась от нахлынувшей догадки Зинаида Петровна, – я все поняла: эта мерзавка беременна от него… я даже сказать боюсь…

– Зинаида, – скривился Каллипигов, – ну, ей-богу, чушь собачья. Ик!..

– Никакая не собачья! – возмутилась Зинаида Петровна. – Зефирова хотела прорваться к объекту, чтоб сообщить, что он станет отцом. А в этот момент тот псих выстрелил. И Зефирова совершенно случайно закрыла отца своего ребенка от пули. Боже мой, какая история! Каллипигов, ты должен сейчас же бежать к Зефировой и предложить себя в крестные отцы младенца. Представляешь, я – кума Путина. А ты – кум! Ты понимаешь всю перспективу? Кум королю!..

– Даже и не знаю, – засомневался Каллипигов. – Но где они могли… Когда? Объект всегда под нашей охраной.

– Во время поездки по стране! – безапелляционно заявила Зинаида Петровна и пожала плечами. – Ясно как божий день. Сам знаешь, какие сейчас девки молодые бесстыжие, с голыми пупами ходят, на мужиков кидаются.

– Изменяет жене? Маловероятно…

– Каллипигов, не смеши меня! Ты посмотри на него: глаза, улыбка, походка, мускулы. Боже, какой мужчина… – Зинаида Петровна застонала. – Ой, не могу, аж в горле пересохло… И чтоб такой мужчина – и не гулял? Вспомни Кеннеди. Про Ельцина я уж не говорю, прямо в Кремле баб за бока щипал, при телекамерах. Клинтона вспомни. Тоже, между прочим, не холостяк был. Чем наш хуже американского?! Все вы, мужики, хороши…

– Может, ты и права, Зинаида, – покрутил носом Каллипигов.

– «Может», – передразнила Зинаида Петровна. – Пулей лети в палату к этой потаскухе, договаривайся о крестинах! И держи меня на связи!

Каллипигов нажал кнопку отбоя, резво пошагал и через минуту стоял перед дверью палаты с номером 66.

– Можно? – Он осторожно постучал в дверь.

– Да, – ответил тоненький голос.

Каллипигов вошел в палату. Если бы не специальная медицинская кровать с поднимающейся половиной лежака, вращающейся раковиной для мытья головы и пультом в изголовье, комнату можно было принять за гостиничный номер. Шкаф-купе, розовые жалюзи, ваза с искусственными цветами, телевизор. Две двери вели в ванную и туалет, и еще одна – в комнату, предназначенную, судя по дивану, для дежурящих родственников.

– Ну, здравствуй, героиня! – бодро произнес Каллипигов.

– Здравствуйте! – ответила с подушки Люба.

– Вижу, не узнаешь?

– Нет, – смутилась Люба.

– Загорди-илась! – еще более бодро и как бы с обидой сказал Каллипигов. – Земляков не узнаешь?

– Ой, – вскрикнула Люба. – Вы из Белозерска?

– Ну, наконец-то! Оттуда!

– Как там мама, папа?

– Привет передают. Скоро приедут. Земляки просят передать, что счастливы жить и трудиться с тобой на одной земле, дышать, так сказать, одним воздухом!

– Что вы, – засмущалась Люба. – Мне даже неловко.

– Не скромничай! Путина, – Каллипигов понимающе подмигнул, – спасла. Любишь Путина-то?

– Люблю, – согласилась Люба.

– Ну-ну, дело молодое. Я вот поэтому, собственно, и зашел. Детей крестить надо с земляками! Верно?

– Верно, – согласилась Люба.

– Вот и отлично! – обрадовался Каллипигов. – Можно я прямо сейчас жене позвоню, Зинаиде Петровне, обрадую супругу?

– Конечно, звоните, – согласилась Люба.

– Зинаида? Это я, – веселым голосом сказал Каллипигов. – Отгадай, кто тебе привет передает? Землячка наша, ик!.. Любовь Зефирова. Вот тебе и «ой»! Мы тут с ней переговорили и пришли к совместному выводу: детей крестить не чужие люди должны, а земляки! Так что, кума, готовься! Как себя чувствует Любовь? Отлично! Привет передам, а как же… ик!.. Ну все, пока!

В палату вошла медсестра с огромной керамической вазой в руках, украшенной надписью «С 50-летием!».

Каллипигов показал медсестре сверкающее голограммами служебное удостоверение. Та кивнула:

– Доброе утро, Любочка! Разбудили вас? А к вам гости.

– Кто? – заволновалась Люба и разгладила на груди больничную рубашку со штампом «Минздравсоцразвития РФ». – Коля? Дайте мне расческу, пожалуйста!

– Делегация. – Медсестра показала глазами на потолок. – С телевидением.

– Здравствуйте, Любовь Геннадьевна, – бодрым тоном говорили входившие и вставали ровным полукругом. Когда все вошли, один из делегатов, который держал в руках букет, прочистил горло и заговорил:

– Уважаемая Любовь Геннадьевна, разрешите вручить вам эти цветы по поручению Людмилы Путиной и зачитать вам ее послание. – Из папки была извлечена большая глянцевая открытка с видом Кремля и храма Христа Спасителя, в которой оказалась белоснежная, украшенная вензелями картонка. – «Уважаемая Любовь Геннадьевна! Примите мою искреннюю благодарность и восхищение вашим подвигом! Желаю вам скорейшего выздоровления! Людмила Путина».

Букет протянули Любе. Все зааплодировали.

– Ну а Владимир Владимирович просил передать, что навестит вас лично.

Все с жаром пожелали Любе дальнейшего выздоровления на благо величия России и дружно покинули палату, улыбнувшись по очереди в телевизионную камеру. Каллипигов ловко задержался в дверях и вновь вернулся в палату. В это время принесли поднос с завтраком.

– Ну-ка, – взяв шутливый тон, приказал Каллипигов. – Чтоб всю кашу съела!

– Не хочется, – поморщилась Люба.

– Ты, Любовь Геннадьевна, теперь за двоих должна есть. Кого ждешь-то?

– Николая, – зажмурив глаза, доверительно сказала Люба. – Колю…

– Парня, значит? Мужика?

– Ага, – подтвердила Люба.

– Мужик, это хорошо! Николай Владимировича, стало быть, по отчеству?

– Про отчество я пока не знаю, – смутившись, призналась Люба.

– Чего тут знать? Раз батька – Владимир, значит, Николай Владимирович. Верно?

– Верно, – согласилась Люба.

– Вот и хорошо! – обрадовался Каллипигов. – Ик!.. Надо Зинаиде еще раз позвонить!

Зинаида? Это я. Зачитай-ка что-нибудь насчет икоты. Замучила, проклятая!

– Слушай: наставить острие ножа на переносицу икающего человека, и пусть он пристально, не мигая, смотрит на это острие, – зачитывала Зинаида Петровна.

– Как хочешь, землячка, выручай, – бодро икнул Любе Каллипигов. – Нож у тебя есть?

– Может быть, в тумбочке? Посмотрите сами.

Бросив взгляд на царственный букет, Люба вновь взяла в руки глянцевую открытку.

«Людмила Путина», – ошалело размышляла она.

– А к вам гости, – заглянула в палату медсестра.

– Опять? – обрадовалась Люба. – Кто?

– Муж, – игриво качнув головой, доложила медсестра.

«Муж… Неужели Владимир Владимирович?» – ойкнула Люба, взглянув на глянцевую открытку с подписью «Людмила Путина».

– Давно уж в холле скандалит, – призналась медсестра. – Какое, говорит, вы имеете право не пускать, я, говорит, муж! Но у нас главврач принципиальный: а хоть, говорит, муж, хоть жена, хоть деверь со сватом, у нас порядок для всех один: пока утренние назначения больному не проведены – никаких посещений! Так что: звать?

– Конечно! – заволновалась Люба.

– Вот, в баре нашел, ик!.. – Из смежной комнаты вышел Каллипигов с ножом в руке. – Ну-ка, землячка дорогая, окажи услугу по старой памяти. Икота замучила. Что там Зинаида моя талдычила? Наставить на переносицу икающему человеку…

– Да, конечно, идите сюда. – Люба со вздохом взяла нож и навела его на мясистый нос Каллипигова. – И долго нужно так держать?

– А хрен его знает! В смысле – Зинаида знает. Ты, землячка дорогая, кумушка моя милая, нож держи, а я Зинаиде перезвоню.

Дверь в палату открылась, и вошел Николай. Люба посмотрела на него широко раскрытыми глазами, ее нижняя губа задрожала. По щекам потекли сладкие слезы. Руки, сжимающие нож, судорожно сжались и мелко задрожали.

– Ах ты, сука! – закричал Николай и сбил с ног Каллипигова.

Каллипигов, завалившись на Любу, растерялся буквально на долю секунды. Через мгновение он извернулся и подмял Николая под себя.

– Что вы делаете?! – завопила Люба. – Отпустите!

Николай и Каллипигов попыхтели друг другу в лицо и разжали хватку.

– Это Коля, – сообщила Люба. – А это – мой земляк…

– Каллипигов, – бросил Каллипигов и заметил, что перестал икать.

– Коля, откуда ты? – чуть не плача, спросила Люба, пропустив мимо ушей фамилию земляка. – Как ты меня нашел?

– Да уж нашел, – сурово сообщил Николай.

– Ой, Коленька, – залепетала Люба и вдруг встрепенулась, – а ты там Владимира Владимировича не видел? Медсестра сказала: вот-вот подойдет.

– Да ты что? – обрадовался Николай и взял Любу за руку. – Болит?

– Нет, – беззаботно ответила Люба. – Ничегошеньки не болит.

– Ягодицу освобождаем, – ласково приказала вошедшая в палату процедурная сестра. – Мужчины, покиньте помещение на пару минут.

Каллипигов и Николай послушно вышли в смежную комнату и прикрыли дверь.

– Родственница? – кивнул в сторону палаты Каллипигов.

– Партнер по бизнесу, – пояснил Николай. – Соврал внизу, что муж я ей, вот и пропустили.

– Девчонка – будь здоров! Не гляди, что без ног да косо повязана. Это ж надо – от самого забеременеть! – не удержался и выдал государственную тайну Каллипигов.

– Что? – Брови Николая пришли в движение. – Люба… от Путина?! Где? Когда? – не поверил Николай и схватил Каллипигова за рукав.

– В поездке по стране, – пояснил Каллипигов, высвобождаясь.

Так вот откуда Любина загадочная связь с Путиным! Любовница!

– Нет, не может быть, – неуверенно сказал Николай Каллипигову. – Я у нее первый был…

Каллипигов хлопнул Николая по плечу и заржал.

– Баб не знаешь? Семерых родила и все девочкой была. Им ведь мужика вокруг пальца обвести – раз плюнуть.

И Каллипигов театрально сплюнул.

Сердце Николая залила обида.

– Чего раскис? – по-отечески поддержал Каллипигов Николая. – Плюнь ты, тебе с ней детей не крестить! Ты на это дело с другой стороны посмотри. За такую девку нужно держаться, такая девка далеко пойдет! Мне, может, тоже неприятно было после всех-то делов, что она мне устроила, на поклон идти. Но пошел! Обо всем договорился. Перед тобой, между прочим, кум Владимира Владимировича стоит.

– В смысле? – уставился Николай на Каллипигова.

– А я с Любовью переговорил, и она согласилась, чтобы мы с моей Зинаидой Петровной ее мальчонке крестными отцом с матерью стали.

– Значит, пацан будет? – задумался Николай. – Сын Путина?

– Вот именно.

– Сын, значит, – опять пробормотал Николай. – Слушай, кум, а ведь я того и гляди Путину-младшему отцом родным стану, папкой! Любовьто меня любит. А грех покрыть ей тоже надо. Так что приглашаю тебя, кум, на нашу свадьбу. Женюсь я на Зефировой!

– Так мы чего – родня?

– Родня!

Они с чувством обнялись.

Каллипигов и Николай хором спросили: «Можно уже?» – и вошли в палату.

– Ну что, землячка дорогая, поправляйся! – бодро произнес Каллипигов. – А надо что, не стесняйся, говори: мы теперь не чужие друг другу.

– Мне бы коляску, – вспомнила Люба.

– О чем разговор! – бодро сказал Каллипигов. – И коляску для крестника подберем, и кроватку, и памперсы.

– Нет, не детскую коляску, а мою, инвалидную. Старую, я к ней привыкла, новой не хочу.

– Изладим! Нет вопросов, – заверил Каллипигов.

Затем изобразил над головой крепкое рукопожатие, подмигнул Николаю и шальной походкой вышел прочь.

Николай поплотнее закрыл дверь и, сделав взволнованное лицо, подошел к кровати. Он присел, встал на пол на одно колено и взял Любину руку.

Люба заерзала и смущенно вытянула пальцы из Колиной ладони.

– Что ты, Коля? Встань, – бормотала она, опасаясь, что Николай приблизит лицо и увидит прыщик, который она утром нащупала у себя на лбу. – Коля, кто это был? Сейчас вышел кто? – быстро заговорила Люба и взяла с тумбочки пульт, делая вид, что именно для этого ей и понадобилось высвободить руку.

– Так твой же земляк, – проникновенно сказал Николай и, вновь перехватив держащую пульт руку, сжал Любино запястье.

– Я его не узнала, – призналась Люба. – Он приветы от мамы, от папы передает, а я не могу вспомнить, кто такой? А спросить неудобно. Как его фамилия, ты не знаешь?

– Каллипигов вроде.

– Товарищ Каллипигов?! – поразилась Люба. – Точно, он! Как я могла забыть? Слушай, он же меня ненавидел, в райкоме песочил. Правда, это давно очень было. А теперь – другой человек. Честный, порядочный, помощь предлагает. Хорошо, что он другим человеком стал, правда, Коля?

– Хорошо, – воркующим голосом произнес Николай и поднес Любино запястье к губам.

Он медленно, так что почувствовал волоски на Любиной коже, провел губами по руке, к локтю.

Люба сжалась, делано засмеялась, сославшись на щекотку, и щелкнула пультом.

Включился телевизор.

– Ой, – вскрикнула Люба.

С экрана на нее растерянно смотрели Надежда Клавдиевна и Геннадий Павлович. Они сидели на диване и держали на коленях альбомы с семейными фотографиями.

«Что сказать? – лепетала Надежда Клавдиевна. – Я и не знаю… Девочка она хорошая, добрая, уважительная».

Люба на мгновение закрыла глаза ладонью. Затем снова уставилась в телевизор, ойкая и всхлипывая.

– Родители? – догадался Николай.

– Да.

– Их-то мне и надо, – праздничным голосом произнес Николай и покрепче обхватил Любу через подушку. – Руку дочери просить.

Люба забыла про прыщик на лбу и повернула лицо к Николаю.

Брови ее подергивались, уши пылали.

Она смотрела на Колю.

Она хотела переспросить.

И боялась услышать ответ. Боялась, что не так Колю поняла. А он, заслышав вопрос, вытащит руку из-под подушки, поднимется с колен и холодно ответит, что она, Люба, его неправильно поняла. И тогда ей придется быть гордой и разорвать с Колей всяческие отношения!