Автор книги: Елена Ларина
Жанр: Культурология, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Ауыз ашар. Курганская обл., г. Петухово. 2011 г. Фото Е. В. Дёминой
Еще в начале 2000-х гг. пересечение границы представляло сложности (Сдыков 2002: 25; Флоринская, Кириллова 2002: 141; Каржаубаева 2002: 119). Сегодня, по словам приграничных жителей, прохождение границы сильно сократилось по времени – после того как вступил в силу Договор о таможенном союзе между Россией, Казахстаном и Белоруссией: багаж не проверяют, только документы. Если раньше на границе автомобилисту можно было простоять 4 часа, то теперь прохождение занимает не больше часа. И в России, и в Казахстане требуется страховка автомобиля, но если в Казахстане она стоит 100 руб., то в России эта услуга обходится гражданам Казахстана в 1500 руб. (данные 2011 г.). Регистрация требуется на той и на этой стороне, если время пребывания больше пяти дней, и действует три месяца. В настоящее время большинство российских казахов считают пересечение границы довольно легкой процедурой: «Ходить-ездить туда-сюда можно свободно» (ПМА 2009, Омская обл., Каскат). Поездки в Казахстан стали для приграничных жителей обыденным делом, а граница – привычным элементом их повседневной жизни. Так, один из наших пожилых респондентов из с. Обутовское Курганской области сразу после нашей беседы засобирался на вечернюю электричку в Макушино – вечер и ночь он должен был провести со стариками на ауыз ашаре в с. Мамлютка на казахстанской стороне, а утром уже быть дома.
Приходилось, правда, слышать жалобы пожилых казахов из отдаленных поселков на систему регистрации: чтобы зарегистрировать родственников, приехавших из Казахстана, им приходится не один раз ездить в райцентр, если же делать регистрацию на почте, то надо платить. Вспоминают и советские времена: «Раньше границу пересекали здесь, – рассказывал житель с. Филиппово Курганской области, – 12 км и уже у братьев в Северном Казахстане. А теперь надо ехать вкруговую 100 км, границу переходить в Воскресенке (пограничный пункт Воскресенское. – Е. Л., О. Н.)». Приграничные жители также считают, что скоро цены в России и Казахстане выровняются, так как после отмены таможенного контроля продукты стали «таскать мешками», «водку ящиками».
Контакты между российскими и казахстанскими казахами поддерживаются не только в семейно-родственной сфере. Поездки из России в Казахстан и в обратном направлении осуществляются и по многим другим поводам. Как уже упоминалось, наиболее распространенными причинами являются получение образования, паломничество к святым местам в Южном Казахстане и лечение.
В постсоветское время медицина в сельских районах Казахстана была сильно подорвана, поэтому многие казахи из приграничных районов обращаются за медицинской помощью на российскую сторону. По данным Ю. Ф. Флоринской и Е. К. Кирилловой, летом 2001 г. только в поликлиники одного Черлакского района Омской области обратилось около 100 чел. из Казахстана (в основном казахи). Часто беременные приезжают рожать в российские роддома; больные обращаются также в стационары за хирургической помощью; вызывают скорую помощь с российской стороны (Флоринская, Кириллова 2002: 149–150).
Зачастую российские и казахстанские казахи обращаются к народным целителям. Традиция казахского народного целительства не исчезла с распространением официальной медицины, а в перестроечное и постперестроечное время по понятным причинам даже несколько активизировалась. Во всех местах проживания российских казахов, которые мы посещали, нам рассказывали о сильных лекарях, которые жили в местных аулах и в советское время и совсем недавно. И сегодня практически в каждом казахском селе есть свой целитель (емши), иногда не один. О распространенности этого явления, в частности, свидетельствует появление целителей-шарлатанов из Казахстана, гастролирующих сегодня по российским казахским аулам. «Очень много их стало. Из Петропавловска пять-шесть емши приезжают сюда, а помощи от них нет», – рассказывала наша собеседница из аула Каскат Омской области. Такие же высказывания мы слышали и в других областях – Оренбургской, Саратовской, Самарской.
В места проживания российских казахов из Казахстана приезжают не только народные целители, но и профессиональные врачи-хирурги, которые делают обрезание. Так, незадолго до нашей экспедиции в Омскую область, в а. Каскат приезжал такой хирург из Петропавловска и делал обрезание сразу десяти мальчикам. Кстати сказать, среди казахов кожа – основного населения Каската – еще в начале ХХ в. было много умевших делать обрезание (сундет). Однако сегодня среди местных казахов такого муллы нет, и родители доверяют совершать эту операцию приезжим хирургам. (В некоторых местах, например в Курганской области, обрезание делают в районной больнице.)
Из Казахстана приезжают не только лечить российских казахов, но и на лечение к местным целителям. К сильному мулле-емши Бекбулату-ата Ибраеву из Саратовской области до самой его смерти в 2002 г. ехали отовсюду, в том числе и из Казахстана. Он лечил психические заболевания, бесплодие, алкоголизм. Известна среди казахов саратовская целительница Канзир-апа, к которой также приезжают лечиться казахи из Казахстана. В Астраханскую область актюбинские казахи едут к целительнице Айгуль, которая снимает порчу (подробнее см. гл. 5).
Вообще в практике казахских целителей чувствуется, что российские приграничные районы и Казахстан для них – единое пространство. Часто российские казахские емши рассказывали, что получили подтверждение своего дара от казахстанских целителей или шаманов (баксы). Так, женщина-баксы из п. Чапаево Кош-Агачского района ездила к целительницам в Павлодар, Алма-Ату и только после этого смогла сама лечить. От «шаманской» болезни, которая продолжалась с 13 до 28 лет, Канзир-апа, о которой говорилось выше, излечилась после поездки к «дедушке» в Казахстан, который дал ей «силы» лечить. Из Казахстана также едут емши к российским целителям. В а. Артакшил Омской области рассказывали о женщине-целительнице из Алма-Аты, у которой «кончилась сила». Она приехала в Артакшил и брала бата (благословение) у местного баксы и у емши из Шербакуля и вернула свою силу.
Российские казахи хорошо осведомлены о святых местах Южного Казахстана, а многие совершили паломничество в Туркестан. Причем зачастую в это паломничество их посылают российские казахи-целители, к которым они обращались за помощью. Многие российские казахи знают знаменитую казахстанскую целительницу Агану из-под Алматы, которая всех больных посылает в Туркестан. Особенно популярны поездки к Агане среди алтайских казахов.
Одна из распространенных мотиваций поездок в Казахстан – получение образования. Это в основном касается высшего образования, но для того чтобы учиться в Казахстане, надо знать казахский, поэтому подготовка начинается в школе. В школах, где казахский изучался как предмет, учебники казахского языка, как правило, закупались в Казахстане. Часто администрации казахстанских областей, сопредельных с российскими, посылали книги на казахском в школьные и сельские библиотеки. В Казахстане в г. Туркестане проводятся ежегодные олимпиады для школьников по казахскому языку. Российские ученики-казахи, которые имеют возможность учить казахский в школе, активно в них участвуют и часто побеждают. Не раз бывали победителями ученики сел Каскат и Артакшил Омской области, кош-агачские (Республика Алтай) и астраханские школьники. Так, в год нашей поездки в с. Байбек Астраханской области победительницей стала Элина Муртаева, получившая сертификат с правом поступления в любой вуз Казахстана. Однако положение с изучением казахского языка в российских школах далеко не благополучно. Учителя жаловались на сокращение учебных часов, в некоторых школах казахский как предмет вообще отменили, ссылаясь на нехватку учителей и нежелание населения давать детям дополнительную нагрузку. Там, где казахский исключен из школьной программы, работают кружки и факультативы, которые, конечно, не могут обеспечить должного уровня владения языком. По материалам А. Сарсамбековой, в Западной Сибири работает только одна национальная казахская школа (в Алтайском крае), школы же с этнокультурным компонентом – т. е. с преподаванием казахского как предмета – не могут обеспечить учащимся владения казахским в полной мере. В Омске, по ее сведениям, интерес к казахскому языку проявляют только те горожане, которые в будущем планируют переехать в Казахстан (Сарсамбекова 2009: 58–59, 81).
И всё же число желающих поступить в казахстанские вузы до последнего времени было велико. В основном поступали в учебные заведения областных центров сопредельных областей: казахи Саратовской области – в Уральск, Оренбургской – в Актюбинск, Омской – в Петропавловск и т. д. В Саратовской области число выпускников, уехавших учиться в Казахстан, с каждым годом, по словам школьных учителей, увеличивалось (к примеру, из с. Александров Гай в 2007 г. поступило 17 чел.). Они отмечали, что в Казахстане с удовольствием берут российских абитуриентов, так как образование в России качественнее (ПМА 2008, Саратовская обл.: Нурмухамбетова). Очень многие уезжали получать высшее образование в Казахстан и из казахских сел Омской области. Однако с 2009 г. российским казахам в Казахстане стало труднее поступать на бюджетные места, поэтому большая часть выпускников поехала поступать в учебные заведения Омска. О том, что среди выпускников в последнее время стало менее популярным уезжать учиться в Казахстан, говорили и в Курганской области: «Российское высшее образование считается более качественным. С ним легче устроиться на работу в том же Казахстане»; «Образование в Казахстане не имеет смысла получать, если жить в России. Но в Казахстане легче поступить».
Некоторые курганские казахи высказывали и такое мнение: зачем поступать в вузы Петропавловска или Кустаная, если уровень образования там не выше, чем могут дать вузы Кургана? Едут поступать в областные центры Казахстана те, кто не надеется поступить в России. По нашим наблюдениям, такое суждение соответствует действительности. Похоже также, что чаще едут поступать в Казахстан девушки, которые там же выходят замуж. Видимо, часть поступающих преследуют и какие-то иные цели, кроме получения образования: обосноваться в Казахстане, создать семью, освоить казахский язык.
Во время нашей экспедиционной работы, в 2005–2012 гг., устроиться работать по специальности в России с казахстанскими дипломами было довольно трудно, так как не существовало договоренности между Россией и Казахстаном о взаимном признании дипломов об образовании. Наши собеседники из с. Каскат Омской области рассказывали о враче-казашке, которой в России пришлось вновь сдавать экзамены, чтобы иметь возможность работать врачом. Таких историй немало. Очевидно, что по этой причине многие после учебы в Казахстане остаются там, расширяя сеть трансграничных связей.
Отметим, что среди российских казахов довольно часто встречаются молодые люди, имеющие два высших образования, одно из которых получено в Казахстане, другое – в России. Возможно, это те, кто поехал учиться в Казахстан по настоянию родителей, не имея еще четких жизненных планов. Они не смогли или не захотели продолжить карьеру в Казахстане и вернулись в Россию. Казахстанский диплом не помог им найти здесь работу, но, имея опыт учебы и повзрослев, они более осознанно подошли к выбору второго образования, с которым связывают свою дальнейшую деятельность.
Состоятельные казахи посылают детей в Казахстан на учебу в престижные вузы Астаны и Алматы на платные отделения, в казахстанские филиалы престижных зарубежных университетов, выдающих дипломы международного образца.
Образовательные миграции казахов из Казахстана в Россию также имеют место. Так, в Омской области в 2000–2001 гг. в колледжах и других учебных заведениях 50 % студентов были казахстанцами, из них ⅔ казахи (Флоринская, Кириллова 2002: 150). А. Сарсамбекова даже видит в студентах-казахстанцах одну из причин роста в последние годы казахского населения Омска – казахи из Северного Казахстана поступают здесь на учебу, работу и обустраиваются (Сарсамбекова 2009: 33).
Желание получить религиозное образование в Казахстане является существенным аспектом. Многие имамы, с которыми мы встречались, были местными уроженцами, и мусульманское образование одни из них получили в медресе России, другие в Турции, а многие – в Казахстане. Так, имам Кош-Агача, о котором рассказывалось выше, получил начальное духовное образование в Талды-Кургане, закончил Духовный университет в Алматы. Вернувшись на родину, он стал местным имамом. Имам с. Акбулак Оренбургской области, получил мусульманское образование в Актюбинске. Последние годы и так называемые «народные» муллы начали учиться в медресе или на курсах и семинарах в Оренбурге, Уфе и т. д. Есть и такие, кто предпочитает учиться у имамов из Казахстана частным образом (Ларина, Наумова 2008б: 85, 86).
Довольно характерно, что некоторые российские казахи, поехав на учебу в Казахстан в светские учебные заведения, начинают ходить в мечеть, а затем встают на путь религиозной деятельности. Например, районный имам Исилькульского района Омской области – Асылбек Хамзин, родился и вырос в а. Каскат. После окончания Каскатской средней школы он поступил в Кокчетавский вуз. В Кокчетаве стал ходить в мечеть, изучать арабский язык, после первого курса бросил учебу и в течение двух лет учился при мечети в Новосибирске. Вернувшись несколько лет назад в Каскат, он стал учить детей арабскому и основам ислама; затем был выбран имамом районной мечети.
Тесное общение российских казахов с казахстанскими соседями создает почву для заимствований, перетекания идей и представлений и, в конечном счете, формирования единого культурного пространства. Интересно, что этнокультурная общность приграничных казахов не затемняет их гражданской идентичности, причем у российских казахов она выражена ярче, чем у казахстанских, о чем свидетельствуют различные социологические опросы (Каржаубаева 2002: 117; Родионова, Мигунова 2002: 195–196). Кроме того, видимо, можно говорить о формировании субэтнической группы российских казахов.
Асылбек Хамзин (стоит слева в верхнем ряду) с родительской семьей. Омская обл., Исилькульский р-н, а. Каскат. 2009 г. Фото авторов
Многие наши собеседники не ощущали разницы между российскими и приграничными казахстанскими казахами: «Разницы нет между нами и северными казахами. Это же наши родственники» (ПМА 2011, Курганская обл.). Отмечают, что нововведения, появившиеся в Казахстане, перенимаются российскими казахами. «Мы от казахстанских берем» – было сказано по поводу следующего нового обычая. В Казахстане стали широко отмечать так называемый «родительский день»: в конце июня, по словам наших собеседников, казахи идут на кладбище, наводят там порядок и поминают предков. Как рассказывали курганские и омские казахи, у них уже года три-четыре стали делать то же самое. Широко обсуждается среди российских казахов идея отмены даура (обряда «передачи грехов») на похоронах (Ларина, Наумова 2008б: 90–91), что уже давно введено в Казахстане. В России противники отмены даура – в основном пожилые казахи, которые видят в нем «казахскую традицию», но многие под воздействием имамов и казахстанского примера принимают это нововведение. Под влиянием Казахстана всё более пышными и многолюдными становятся поминки – ас. Отметим также, что активным культурным заимствованиям и инновациям способствуют казахи, прожившие несколько лет в Казахстане и вернувшиеся в Россию.
Существует и противоположная тенденция – к усилению различий. Ее также подмечают наши информанты: «В советское время не было разницы между казахами Казахстана и России. Но постепенно будет нарастать – в знании языка, в менталитете» (ПМА 2011, Курганская обл.: Салыков). О менталитете, а это очень популярное слово у российских казахов, речь заходит практически всегда, когда начинают говорить о казахстанских казахах. Это подтверждают и данные социологических опросов, проведенных А. Сарсамбековой в 2003–2006 гг.: на вопрос о различиях между российскими и казахстанскими казахами 14,5 % российских и 10,7 % казахстанских казахов назвали менталитет (Сарсамбекова 2009: 161). К сожалению, исследовательница не объясняет, что же имеют в виду респонденты под этим термином. Остановимся на этом подробнее. Люди, связанные с бизнесом, отмечают образованность, предприимчивость и инициативность российских казахов по сравнению с пассивностью большинства казахстанских в сочетании с авторитарным стилем руководства в Казахстане, о чем было сказано выше. Один из российских казахов-предпринимателей так аргументировал нежелание вести бизнес в Казахстане: «Там менталитет другой: петропавловские без позвоночника – прогибаются под начальством» (ПМА 2011, Курганская обл.: К. У.). Простые люди замечают бесхитростность российских и «восточные хитрости» казахстанских казахов: «Мы, местные казахи, слились с местным <русским> населением. А приезжие <казахи из Казахстана> начинают интриговать, нужных людей задабривать, бешбармаком кормить, наговаривать. У нас люди простые» (ПМА 2011, Курганская обл.: Ш. Н.). Особенно впечатляет некоторых российских казахов разница в поведении с южными казахами: простота и даже грубость своих манер по сравнению с восточной вежливостью, которая кажется им угодливостью, и мягкостью, которую они считают приторной, южных казахов. Все замечают различия между Южным и Северным Казахстаном: «Не хочу в Казахстан – там всё продается-покупается. На Юге это, а южане теперь на Север едут. Северяне южан не любят» (ПМА 2011, Курганская обл.: Т. Б.).
Во всех областях России, которые мы посетили, казахи уверены, что они лучше сохранили свои обычаи, чем казахи в Казахстане. Это же подтверждают данные А. Сарсамбековой: 26,4 % ее российских респондентов указали на это как на отличие от казахстанских казахов (Сарсамбекова 2009: 161). Наши информанты в основном обращали внимание на обрядовую жизнь. Так, в а. Каскат Омской области говорили о том, что у них, в отличие от Казахстана, на Курбан-айт все режут барана, все держат мусульманский пост, вспоминали, что в советские времена в Казахстане не делали сундет и т. п. Кош-агачские казахи гордятся, что на свадьбу они приводят несколько коржунов (переметные сумы) с подарками, о которых уже забыли в Казахстане. Думается, что такие представления не столько отражают действительную степень сохранности традиционной обрядности, которая сильно варьирует по российским регионам, сколько желание российских казахов подчеркнуть свою этническую идентичность. В то же время наши собеседники отмечали, что в Казахстане ислам среди казахов укрепляется сильнее: много молодежи ходит в мечети, даже в офисах стали делать комнаты для молитвы; в России этого нет. По словам одного из наших собеседников, восточно-казахстанские казахи говорят российским: «Вы не мусульмане, вы кафиры» (ПМА 2009, Омская обл., а. Каскат).
Степень владения казахским языком сегодня не является препятствием для общения российских и казахстанских казахов. В местах компактного проживания российских казахов, например в Кош-Агаче, в аулах Каскат и Артакшил Омской области, казахи даже отмечали, что они знают казахский лучше, чем городские семипалатинские, петропавловские или кокчетавские казахи, которые, приезжая в эти места, говорят в основном по-русски. Там же, где казахи живут дисперсно, как, например, в Курганской области, часто дети казахского вообще не знают, в семье у них говорят по-русски. Казахи из этих мест не чувствуют разницы с казахами из северных казахстанских городов, но ощущают сильный дискомфорт, общаясь с южанами. Если говорить в целом о языковой ситуации в приграничных районах, то она сегодня в России и Казахстане принципиально не различается: по данным социологических опросов, проведенных А. Сарсамбековой в 2003–2006 гг., сопоставимый процент казахов Западной Сибири и Северного Казахстана свободно владели (или могли говорить) русским и казахским языками (Сарсамбекова 2009: 42, 44–45, 49). И сами казахи приграничья оценивают эту ситуацию аналогично: на вопрос «Как Вам кажется, есть ли какие-то различия между российскими и казахстанскими казахами?» лишь 5 % российских и 3,6 % казахстанских казахов обратили внимание на владение казахским языком (там же: 161). Однако отличия, которые можно выявить в приводимой А. Сарсамбековой статистике, ясно свидетельствуют о том, что языковые процессы у российских и казахстанских казахов развиваются в разных направлениях. Если в Северном Казахстане разница в знании казахского языка между возрастными группами казахов небольшая, то в Западной Сибири она велика (свободно владеют казахским среди респондентов до 25 лет – 33,2 %, в возрастной группе 60 и более лет – 60,4 %) (там же: 78, 222).
Еще одно отличие, о котором приходилось слышать и в других местах, – это значение родоплеменной идентичности в жизни российских и казахстанских казахов. Как объяснял один из наших собеседников из Омской области, «знание ру важно в Казахстане, так как если ты с начальником одного ру, это может помочь по службе. А у нас нет. Причем даже звучит грубо, если в лоб спрашивать о ру. Это вроде как спросить “Ты цыган?”, т. е. ты вор?» По его словам, у молодых людей обы чно спрашивают, кто отец, а ру взрослых мужчин, как правило, известно в ауле. Российские казахи, живущие дисперсно, зачастую плохо разбираются в родоплеменной структуре казахов, зная лишь название своего родоплеменного подразделения среднего таксономического уровня.
Все эти и многие другие представления российских казахов о своей группе и о трансграничном сообществе, сходствах и различиях с казахами Казахстана не статичны, а меняются, дополняются, уточняются, некоторые исчезают и появляются новые. Трансграничные миграции казахов представляют собой разветвленную сеть контактов разной степени интенсивности. Значение этих перемещений для этнокультурного развития сообщества российских казахов трудно переоценить. Они поддерживают реально сложившиеся функционально необходимые интеграционные связи в условиях проживания в разных государствах и формирования новых идентичностей российских и казахстанских казахов.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?