Текст книги "Черный пудель, рыжий кот, или Свадьба с препятствиями"

Тогда она стала пытаться от него избавиться. Грабарь пыхтел, мрачнел, жевал щеки и выглядел еще большим идиотом, чем был на самом деле, но продолжал бродить за Ритой неотступно.

«Не повезло парню влюбиться в тебя», – сказала однажды Нина. Рита поразмыслила, и честность заставила ее признать, что мать права. С этой минуты она начала жалеть Грабаря.

Жалость, как волшебная палочка, которой коснулись чудовища, высветила то, что прежде было скрыто грубой мохнатой шкурой. Валера был бесконечно терпелив к ней, с ее тяжелым и взрывным характером. Он готов был ради нее на все, и если бы Рита попросила, принес не один персик среди зимы, а вырванное с корнем персиковое дерево и заодно агронома. Наконец, сияние Риты освещало и тех, кто находился рядом с ней. Поэтому грубый Валера с почтением относился к ее отцу, дяде Грише и Алевтине и с благоговением – к ее матери. Он был, пожалуй, единственным человеком в целом Шавлове, который всей душой любил Сысоевых, потому что они были – Ритина семья. Рита с ее практичным умом не могла не понимать, что детей он будет обожать еще сильнее.

В конце концов, ей просто льстило поклонение такого сильного человека. Силу она уважала.

«В канаве ищи». Надо же, в канаве!

Пентюх бритый.

Рита Сысоева обогнула сарай, наклонилась и потащила на себя верхнюю ветку калины, не переставая изобретательно ругать своего приятеля.

Ветка зацепила вторую, та – третью, и внезапно все зеленое покрывало сползло в сторону.

Рита хватанула ртом воздух.

Сюрприииз! – пропел кто-то невидимый тоненько, будто комар.

Надо сказать, вид у Елизаветы Архиповны был почти довольный, словно она наконец-то нашла подходящее место и собирается пребывать здесь и дальше в тиши и покое.

Несколько мгновений Рита, в точности как Саша, ждала от старушки какой-то реакции. «А ну положь веточку на место! – отчетливо проговорил в ее голове ворчливый голос. – Уж полежать спокойно не дадут».

Но затем Рита окончательно совместила пазлы.

– Баб Лиза!

Будь Елизавета Архиповна жива, она задала бы младшей Сысоевой трепку за бесцеремонное обращение. Поэтому несколько секунд Рита возносила хвалу Господу за то, что старушка мертва и не слышит ее.

– Вот же, вашу мать, сюрприз, вашу мать, – прохрипела она, когда к ней вернулся дар речи.

Грабарь, чертов придурок!

Рита дрожащими руками вытащила сигарету и закурила.

Елизавета Архиповна безмятежно глядела в небеса.

Картина произошедшего была ясна. Валера, про которого не зря говорили, что у него в голове одна веревочка, на которой уши держатся, обиделся за свою подругу и решил отомстить старой ведьме. Елизавета Архиповна и впрямь начала выбалтывать то, чего знать не должна была. И уж подавно не имела права произносить вслух!

Итак, Грабарь разъярился, пошел за старушкой и стукнул по голове. Или придушил.

Много ли Елизавете Архиповне надо! Тюк – и нету.

Вся биография Грабаря подтверждала Ритину версию. Волчка избил? Избил. За нее готов любого разорвать и сшить из клочков вымпел? Готов: и разорвать, и сшить. Силы много? Много. Дури еще больше? Ведром не вычерпаешь.

Сильнее всего Риту поразило не убийство, а желание Валеры похвастаться делом своих рук. Вырвал, значит, старую поганку с корнем и вздумал порадовать возлюбленную.

Рита всегда трезво оценивала умственные способности своего друга. Однако психом она его не считала. Прикончить старушку – это еще полбеды! Но позвать любимую девушку насладиться видом хладного трупа – поступок, мягко говоря, экстравагантный.

«Сволочь, – с бессильной яростью подумала Рита. – Свихнувшийся сукин сын!»

Не зря мать всегда твердит: мужчины существуют для того, чтобы создавать женщинам проблемы. Вспомнить хоть отца с его канавами!

Впрочем, одна вот пригодилась.

С этой мыслью Рита закурила вторую сигарету. Стадия возмущения сменилась стадией анализа случившегося.

Логика ее была проста. Во-первых, Грабарь пошел на преступление ради нее. Во-вторых, она сама пригласила его на этот ужин. Надеялась, идиотка, что он выкинет что-нибудь эдакое. Ну и пожалуйста: дождалась.

В-третьих, с чего она решила, что Валерка хотел похвастаться? Нет же! Это был завуалированный крик о помощи. Умственных способностей Грабаря хватило лишь на то, чтобы припрятать Елизавету Архиповну. И скажите еще спасибо, что он ее в дом не потащил, с него бы сталось.

Значит, ей это все и разгребать.

К концу второй сигареты Рита уже перешла к стадии планирования. Галя Исаева, считавшая сестру Олега туповатой, поразилась бы, как быстро та соображает в критической ситуации.

Оставлять тут Елизавету Архиповну нельзя, думала Рита. По участку постоянно кто-нибудь шатается. В яблоневой рощице ей и вовсе встретилась московская пиявка (удачное все-таки словцо подобрала покойница, меткое. Насквозь людей видела, светлая ей память, стерве).

А где пиявка, там и ее подруга. Неровен час отправятся гулять, наткнутся на траншею и заинтересуются, кто это тут прилег отдохнуть в тени калиновых ветвей.

И тогда хана Валерке. Этот дурень отпереться от убийства в жизни не сможет.

Рита потерла лоб.

Получалось так: во-первых, перепрятать. Во-вторых, потом уже решать, куда перенести труп на вечное хранение. В-третьих, подучить своего идиота, что отвечать на нехорошие вопросы. «Не знаю, не видел, не привлекался». А нехорошие вопросы непременно возникнут, когда к утру Елизавета Архиповна не вернется домой!

«Ушла в лесочек погулять, – быстро сочиняла Рита, – заблудилась в темноте, не рассчитала силы – и отбросила коньки».

Чушь собачья! До настоящего леса здесь топать километров пять, не меньше. Может, старуха и могла преодолеть их без труда, но разве что в вальпургиеву ночь.

С версией потом! Она придумает что-нибудь, когда будет время. Но вот тело надо убрать, и убрать незамедлительно.

Рита вмяла окурок в землю и вскочила. Сарай? Нет, туда даже дохлого голубя не засунешь. К тому же отец любит заглядывать внутрь, особенно когда выпьет.

Кусты? Опасно! Мальчишки шныряют по лесочку и саду!

Про дом и говорить нечего. Место-то найдется, но как пронесешь незаметно Елизавету Архиповну мимо гостей и собственной семьи?

О полиции Рита не подумала ни разу. Это было семейное дело, и решать его следовало по-семейному, в тихом кругу.

«По-семейному! Свадьба!»

Рита чуть не подпрыгнула. Она поняла, куда спрячет тело Елизаветы Архиповны.

Десять минут спустя вышедший на крыльцо сосед Кожемякин мог бы наблюдать редкую картину. По приставной лестнице к навесу, установленному у задней стены дома Сысоевых, карабкалась крепкая угрюмая девушка. Через плечо ее перевешивалось тело сухонькой старушки. Девушка походила на охотника, завалившего первую в своей жизни серьезную добычу и волочащего ее в племя.

Рите было не занимать силы и выносливости. А Елизавета Архиповна последние двадцать лет законсервировалась в состоянии крохотной и легкой птички. Теперь к тому же покойной, что отчасти облегчало Ритину задачу. Однако восемнадцать ступенек, которые девушке пришлось преодолеть, дались ей не легче, чем Сизифу подъем в гору. С тем лишь отличием от несчастного царя, что ее ноша не скатилась вниз в конце пути.

Когда вспотевшая и запыхавшаяся Рита перебросила свой груз на крышу навеса, до ее слуха донеслись одобрительные выкрики невидимых зрителей, болевших за нее. К счастью, они существовали лишь в ее воображении.

Сосед Кожемякин никак не мог восхищаться подвигом младшей Сысоевой по той простой причине, что исчез еще накануне. А вся родня сосредоточилась в доме. Рита не зря выбрала навес в качестве последнего приюта. Риск оправдал себя: из дома никто не вышел, а со стороны соседского сада подглядеть за ней было просто некому.

Во всяком случае, так она полагала.

– Сейчас, Елизавета Архиповна, цветочками вас укроем, все честь по чести, – бормотала взмокшая как мышь Рита, подкрепляя слова действием. Хвала Кристине и ее матушке! Навес так щедро украсили искусственными букетами, что хватило бы на пять старушек.

Замаскировав покойницу, Рита перевела дух. Первоочередная часть плана была выполнена.

– Вы пока полежите, Елизавета Архиповна. А там уж решим, что с вами делать.

Она поправила последнюю бумажную ветку, огляделась и начала спускаться вниз. Еще лестницу предстояло вернуть на место.

Глава 5

1

И всё продолжилось на удивление прилично!

Олег вывез самоуглубленного Прохора Федоровича на коляске. Явился откуда-то из кустов Гриша, то и дело лукаво подмигивавший, так что Саша даже заподозрила у него тик. Наконец, выплыла Нина в лиловом платье до пят, выглядевшая в нем весьма импозантно, и водрузила на стол салатник с чем-то крабовым и кукурузным.

– Шикарно выглядишь, Ниночка, – неодобрительно заметила Алевтина.

– Праздник же, – сухо напомнила Сысоева. – Могу себе позволить.

Саша смотрела на нее, в этом нелепом торжественном платье, и поймала себя на ощущении, что все это происходит не на самом деле. Как будто артисты разыгрывают спектакль, комедию абсурда. И зрителю еще не ясно, кто благородный герой, кто коварная отравительница, а кто бог из машины.

– Майонезу не хватит! – озабоченно сказала Нина, и Саша вернулась в реальность.

– Я принесу! – вскочила Рита.

Кстати, где ее боксер?

Саша огляделась. Ни боксера, ни Кристины, ни, между прочим, Макара Илюшина. Где ж его носит?

А вот Исаева – молодец. Галка ведет себя с такой непринужденностью, словно перепрятывать покойных старушек для нее самое привычное дело.

«А впрочем, что еще ей остается? – подумала Саша. – Когда все катится в тартарары, есть только один способ удержаться: сделать вид, что все нормально. Самогипноз. Аутотренинг! Сестра жениха мечтает сжить тебя со свету, его мать готовит козни, вокруг зреет и сгущается что-то странное, в дренажных траншеях лежат покойные старушки, а ты знай себе беседуешь с отцом жениха о тонкостях выращивания топинамбура в средней полосе».

– Кроликов еще хорошо им кормить… – расслышала Саша обстоятельный голос Петруши.

Модельной походкой от бедра вышла Кристина на каблуках высотой со стилет. Дядя Гриша перестал дергать глазом и уставился на нее. Да что там – все уставились на Кристину, а Саша мигом сложила в уме формулу привлекательности: дерзкая, красивая и на шпильках. Даже Петруша позабыл своих кроликов и завороженно наблюдал, как деваха сужает круги возле Олега Сысоева.

– А канавка-то длинная, – сказала Саше на ухо Галка, невесть когда успевшая переместиться к подруге. – Еще как минимум одного уложить можно. Одну.

И с радушной улыбкой пошла навстречу Кристине.

Две акулы покружили друг возле друга.

– Вы не споткнетесь? – забеспокоилась Исаева. «Я тебе, мымре провинциальной, этот каблук в глаз воткну, если не угомонишься».

– Я привычная, – сверкнула зубами Кристина. «Кто из нас еще мымра!»

– Часто приходится ходить на каблуках? – посочувствовала Исаева. «Шлюха!»

– Когда ноги красивые, чего б и не походить. «Завидуй молча!»

Кристина из-под полуприкрытых ресниц оглядела Галку с ног до головы. Этот был взгляд колдуньи. Саша давно замечала: для колдовства женщине не обязательно быть ни умной, ни образованной. Дар наводить чары от интеллекта не зависит.

Кристина, наследница русалок и мавок, одним взглядом состарила Галку, укоротила ей ноги и вместо стильной прически сотворила на исаевской голове грязное сорочье гнездо. Не наблюдай Саша этого своими глазами, не поверила бы. На месте победоносной невесты на поляне возникла побитая жизнью крыска с нелепой синей челкой. Московская дамочка с претензиями, а по сути – жалкое болезненное существо!

По контрасту с ней все Сысоевы до единого выглядели здоровыми и полными жизни. Соль земли!

Кристина торжествующе обернулась на Олега. Полюбуйся, мол, кого ты себе выбрал!

Но она недооценила, с кем имеет дело.

Не для того Исаева держала танковую оборону, перетаскивала на горбу мертвых старушек и давилась фальшивыми крабовыми палочками, чтобы какая-то провинциальная кикимора безнаказанно творила с ней что хотела.

Она снисходительно улыбнулась Кристине.

– Имя у вас редкое. Особенно для Шавлова. И с фамилией красиво сочетается. – Галка сделала выразительную паузу и мечтательно произнесла: – Куря-я-я-ятина!

Это был сильный удар. Заклинанием «Курятина» Кристину отбросило назад. Сгинула русалочья краса, и глазам окружающих предстала вульгарная провинциалка с плохо окрашенными волосами.

Галка улыбнулась шире – и Кристина зашаталась на стриптизерских своих каблуках. Щелкнула пальцами – и безвкусная мини-юбка стала выглядеть до неприличия вызывающе.

Не Кристина, соблазнительница мужчин и дерзкая красотка, а наглая беспардонная Криська Курятина беспомощно открывала и закрывала рот. Кстати, накрашенный помадой из непростительно устаревшей коллекции.

Попутно одним движением бровей Исаева развеяла чары вокруг Сысоевых. Соль? Какая еще соль? Не смешите мои угги! Захолустные простаки, уездные караси – вот кто собрался здесь на самом деле.

Галка выпятила подбородок и краем глаза глянула на жениха: видит ли он? Оценил ли?

И тогда вперед выступила Нина Сысоева. Лицо у нее было такое, что Саша сглотнула и отодвинулась в тень, Кристина слезла с каблуков и босиком ушлепала на свое место, и лишь Галка попыталась скрестить с ней взгляды как рапиры.

Вот тут и стало ясно, у кого какая весовая категория. Олег любил Галю, и это придавало ей сил. Но главной здесь была Нина. «Моя земля. Мой сын. Мои крабовые палочки». Будь ее воля, Сысоева отправила бы эту вечеринку в пропасть забвения, а невесту наградила амнезией и аллергией на высоких мужчин с фамилией на «С». Но партия уже была наполовину сыграна. Пешка неумолимо продвигалась к клетке, на которой ждал ее король, а Нине было не чуждо представление о честной игре.

По ее правилам.

Она выставила вперед ладонь – и мощная ледяная волна окатила всех участников этого действа: «Что люди скажут?!» Если бы таким тоном Сысоева обратилась к леди Макбет, та раскаялась бы в намерении убить короля и ушла в монастырь щипать корпию.

– Девочки, вы салаты не разложили, – укорила она.

«Вы что себе позволяете, рожи бессовестные?!» – перевела Саша.

– Мы как раз собирались, – невинно сказала Исаева.

Клинок ее бессильно царапнул броню.

– Долго собираетесь, – отрезала Нина. – Гости вот-вот скатерть жевать начнут.

Острие сверкнуло, ослепляя Галку.

Сысоева покосилась на Алевтину.

«Разнесет эта дура сплетни по всей округе, ославит меня. Ты, девчонка, сбежишь в столицу. А мне здесь жить. Ты еще подерись с Кристиной, порадуй общественность!»

Галка обернулась к общественности. Алевтина жадно впитывала каждое слово, запечатлевала в памяти малейший жест, чтобы потом принести всем любителям обсасывать сплетни сочную мозговую кость. На лбу ее гигантскими буквами, как вывеска на казино, сияло, что не будет для нее большего наслаждения, чем если ревнивые девицы примутся мутузить друг друга и выдирать клочья волос, возя противницу мордой в салате. Это ж рассказов на тысячу лет хватит! На две недели Алевтина станет самой востребованной дамой во всем Шавлове! А Нинка будет в ногах ползать и упрашивать ее о молчании. Но не снизойдет она, ха-ха, не упустит такой шанс!

Все это Галка оценила в долю секунды.

А потом вспомнила, что есть кое-что, Нине Борисовне не известное.

Мать Олега нравилась ей меньше, чем вегетарианская диета каннибалу. Но Исаева и так достаточно натворила, чтобы в запальчивости прибавлять к спрятанной покойнице драку на торжественном вечере.

Она отступила на шаг и почтительно склонилась перед превосходящими силами противника.

– Григорий, вы позволите за вами поухаживать?

Исаева капитулировала.

Нина оглядела свое семейство и примкнувших к ним гостей, оценивая разрушения.

Мужики ничего не поняли. Куда уж им! Они бы и в последний день Помпеи потягивали пивко, обсуждая гетер и недавнее выступление кентуриона Главка, пока от пепла за шиворотом не стало бы горячо.

Молчаливая подруга с лебединой шеей и умным – слишком умным! – лицом смотрела понимающе. Но от нее Сысоева никаких подлостей не ждала.

А вот Алевтина, жадная до чужих промахов, хищно водила длинным своим носом, бровками шевелила вопросительно. Чуяла, что случилось что-то, прошло мимо нее, – да не могла сообразить, что именно. «Шиш тебе на босу морду», – солидно пожелала Нина.

И с чувством удовлетворения опустилась в кресло. Удовлетворение, правда, было слегка омрачено некоей тревожной нотой. Как если бы благодаря своевременному вмешательству начальника подчиненные вовремя опомнились и не устроили групповую оргию под прицелом камер своих сотовых. То есть ситуация разрешилась мирно, но тенденция настораживала.

У Нины были и другие поводы тревожиться. Куда более серьезные. Однако за пятьдесят лет старшая Сысоева обросла такой броней самообладания, что Атос завидовал бы и просил мастер-класс. Проще было пройти сквозь Великую Китайскую стену, чем догадаться, что на уме у Нины, если она этого не хотела.

– Дорогие мои! – Растроганный Олег поднялся и потянулся за бокалом. – Давайте выпьем в этот прекрасный час за…

– За гибель свободы! – проскрипел дядя Гриша.

Пока женщины соревновались, чье колдовское кунг-фу крепче, Григорий утащил со стола бутылку калиновой наливки и потихоньку прикладывался к ней. Прежде Григорий сладкое спиртное не уважал. Но чем меньше оставалось жидкости в бутылке, тем тверже он убеждался, что совершал гигантскую ошибку.

«Ошибки надо исправлять!» – заявил себе Гриша.

И немедленно приступил.

А именно – украдкой смылся в дом, чтобы из темной пасти буфета изъять еще одну бутылочку: пузатенькую, сияющую на свету, как кристалл, розовым содержимым.

Нина в пылу наведения порядка этого даже не заметила.

– Чьей свободы, дядь Гриш? – озадачился Олег.

Григорий всхлипнул и зачем-то схватил за руку Пахома Федоровича.

– Гибнет свобода! – драматично выкрикнул он.

– Да чья?

– Холостяцкая!

– Чего?!

– Растопчут ее, бедную, – всхлипнул Гриша. – Пустят под нож.

– У-у, понеслось, – с мрачным удовлетворением человека, любящего напомнить «а я предупреждал», констатировала Алевтина.

Пахом Федорович вздрогнул и шевельнул волосатыми ноздрями.

– Под насыпью, во рву некошеном! – рявкнул он. – Лежит и смотрит как живая!

– А я предупреждала!

– Алевтина!

– Кто ему налил? Вот кто, я спрашиваю?

Прищуренные глазки Алевтины обшарили присутствующих и остановились почему-то на Саше.

– Ты налила!

– Я?

Сашины пальцы действительно нежно обнимали горлышко графина с водкой. Но лишь потому, что она представила, как Кристина лупит ее тощую мелкую Галку, и решила в крайнем случае вмешаться.

– Споить его хочешь! – обвинила Алевтина. Ее терзали муки неудовлетворенного любопытства, и она была зла, как оголодавший заяц, обнаруживший вокруг вожделенной рощицы ограждение под током. – Приехали городские и давай наших мужиков отбивать!

Саша выпустила графин и заинтересованно оглядела дядю Гришу. Надо же понять, что ей инкриминируют!

Дядя Гриша, несомненно, был хорош. Буйные кудри прилипли ко лбу, из-под расстегнувшейся рубашки выпирала складка обильного живота, не сказать пуза. Щеки красные, глаза масляные, уши оттопыренные. Красавец!

Однако Саша не могла не признать, что Григорий не лишен известного обаяния, проистекающего из его огромного жизнелюбия. Как этот ловелас и веселый алкоголик женился на сначала замороженной, потом размороженной, а потом снова замороженной треске Алевтине, она не могла взять в толк.

– Алевтина! – привстала Нина. – Ты что несешь?

– Вижу я, как она на моего мужа смотрит! – запальчиво отбилась та. – Так и шарит глазюками своими, так и шарит!

Саша еще раз пошарила глазюками, чтобы уж наверняка оправдать репутацию.

– Вот! – обрадовалась Алевтина. – Вишь, прям таки раздевает его!

– Ты что, выпила? – заподозрила Нина.

– Пей со мной, паршивая сука! – завопил Пахом Федорович так, что подпрыгнули чашки и гости. – Пей со мной!

– Опять Есенин, – констатировала Стриж.

– В огород бы тебя, на чучело! – настаивал патриарх. – Пугать ворон!

Алевтина отшатнулась.

– Свят-свят, чего это он? Зачем сразу на чучело-то?

Олег постучал ложечкой по тарелке.

– Ты мне еще отцовский сервиз кокни, – покивала Нина.

– Мама! Галя! Пахом Федорович! Ну мы же взрослые люди! Можем мы выпить за нас, в конце концов?

Олег укоризненно оглядел собравшихся.

– Отчего не выпить бедному еврею, если у него нет срочных дел? – согласился патриарх.

«За одесскую «Мурку» взялся! – восхитилась Саша. – Вот неугомонный старикан!»

Она уже поняла, что всплески диких скандалов регулярно окатывают семейство Сысоевых. И… ничего не меняется. Если хотя бы десятая часть от предъявленных нынче обвинений прозвучала на любой знакомой Саше свадьбе, гости разбегались бы во все стороны быстрее, чем кролики от своры борзых. Это означало бы конец вечеринки. Вдребезги испорченное торжество. Добрая половина присутствующих потом делала бы вид, что друг с другом незнакома. А злая половина кидалась при встрече в драку.

Сысоевы же встряхивались, вытирали физиономии от брызг – и продолжали общаться как ни в чем не бывало. Вон Алевтина: только что обвинила Сашу в покушении на ее мужа и уже просит передать грибочки.

– Смогу я сказать сегодня тост за нас с Галкой? – рассердился Олег. – И закончим на этом торжественную часть.

Галка посмотрела на Сашу. Саша посмотрела на Галку. На лицах обеих подруг явственно выразилось: «Неужели?!»

Один-единственный тост – и все? Галка прошла инициацию? С честью выдержала испытание?

«Можно откапывать старушку?»

– Не можешь! – пробасил кто-то.

Закрутили головами, завертели, нахмурились. Кто это сказал, кто?

– Не можешь! – зычным басом повторили из-за стола, и стало ясно, что это Пахом Федорович.

Подождали, не последуют ли за этим вступлением стихотворные строки. Но вскоре стало ясно, что старец неожиданно переключился на прозу.

– Почему не могу, Пахом Федорович? – оторопело спросил Олег. Его, как и остальных членов семьи Сысоевых, относительно связная речь патриарха повергла в изумление.

Старец подвигал кадыком и веско уронил:

– Нет ее.

– Кого ее?

– Аграфены.

– Кого?!

– Матрены.

– Ну уж ему-то не наливали! – шепотом взмолилась Нина.

– Лукерьи! – рявкнул почтенный старец. – Почем мне знать, как ее зовут, эту вошь!

Все дружно посмотрели на макушку Пахома Федоровича, словно ожидая увидеть там дерзкое членистоногое, явившееся на торжество инкогнито.

– Эту блоху, жабенку эту прыгучую, – продолжал цепочку старец. – Кошку драную, бесхвостую, подзаборную. Шмыгает везде, падла… Не углядишь!

На лице Риты Сысоевой первой отразилось понимание. Кто вечно носился вокруг Пахома Федоровича, создавая у него иллюзию беспрестанного стремительного движения и покусывания?

– Елизавету, – слабо выдохнула она.

– Елизавету! – обрадовался патриарх. – Где она?

Все огляделись. Особенно тщательно оглядывались Саша с Галкой.

– Нету ее! – Алевтина недовольно отправила в рот гриб.

– Гуляет, – подтвердила Нина.

– Сплетни собирает! – хрипло квакнула Рита.

– Грибы… – прошептала Исаева.

– А должна быть!

– Ну нету, Пахом Федорович! – взмолилась Нина.

– А давайте ее позовем! – прорезалась долго молчащая Кристина. – Е-лоч-ка! – вдохновенно проскандировала она. – Заж-гись!

Сашу бросило в холодный пот. К ее удивлению, Рита Сысоева тоже выглядела не лучшим образом.

– Не надо зажигаться, – слабым голосом попросила Исаева.

– Нету – да и пес с ней! – твердо подытожил Григорий.

Саша взглянула на дядю Гришу с благодарностью. Как она раньше не замечала, сколько скрытой мужественности и привлекательности в этом человеке?

И тут Пахом Федорович обрушил на столешницу кулак. Эффект был такой, словно неподалеку упал фонарный столб.

– Я те дам пса! – прогремел он. – Одни мы с ней! От нашего, значит, поколения! Почти в могиле! Одной ногой!

«А некоторые уже и двумя», – отрешенно подумала Саша.

Судя по выражению лица Галки, ей пришла в голову та же мысль.

– Я тут! – продолжал возмущаться старец. – Она там!

«Поменять бы вас местами, Пахом Федорович».

– Благословения не дам! Может, она у вас уже давно в ящике! Девять на двенадцать!

«С наивной подписью «На память», – про себя прошептала Саша.

– Ну что вы такое говорите, Пахом Федорович! – огорчился Петруша.

Но старец понес уже полную чепуху о том, что может, уже и похоронили, а ему не сказали, и вот теперь празднуют, но он должен убедиться, иначе – шиш им всем.

Три женщины холодели с каждым его словом. Ибо околесица патриарха представлялась таковой только людям, не знакомым с истинным положением дел.

– Пить буду! – завершил Пахом Федорович свою суровую речь. – Петь! Но того-этого – никогда!

– Того-этого – это он о чем? – сунулась было Кристина. – Он же старый!

Но на нее шикнули, зашипели и заставили прикусить язык.

После чего и сами замерли в растерянности.

Положение было сложное. Пахом Федорович, в котором внезапно прорезалась относительная ясность мысли, дал понять, что без второго представителя старикашек семейства Сысоевых не видать Олегу благословения на свадьбу. И тост за без пяти минут новобрачных он поддерживать не станет. И даже, может быть, начнет снова декламировать Есенина и Пушкина! Благо запасы нецензурщины у великих русских поэтов практически неисчерпаемы.

Саша почему-то не сомневалась, что Пахом Федорович знает их все наизусть.

Первым собрался с мыслями Петруша.

– Ну, – нерешительно начал он, – чего тут думать: надо пойти да привести ее.

– В самом деле! – поддержал Григорий. – Нечего сидеть! Девчонки, дуйте за бабкой!

Саша зыркнула на дядю Гришу с плохо скрытым негодованием. О, как она была слепа! Как можно было не замечать этой порочности в изломе толстой нижней губы? Этого нависшего над глазами толстокожего лба? Этого похотливого взгляда, устремленного на крабовые палочки?

– Откуда же нам знать, где она, – медленно, взвешивая каждое слово, проговорила Рита.

– Так поищите!

– Вот сам и ищи.

– Я на ногах не стою! – с достоинством поведал Григорий.

Противопоставить этому аргументу было нечего, и Рита заткнулась.

Олег поднялся.

– Я поищу! – спокойно известил он. – Ждите, сейчас приведу.

С одной стороны на нем повисла Галка, с другой сестра.

– Вы чего? – Олег огляделся с удивленной улыбкой. – Галка, Рита!

Те, спохватившись, выпустили его.

– Она, кажется, к магазину пошла прогуляться, – вспомнила Исаева.

– Так он же закрыт!

– А она без денег пошла, – неожиданно поддержала невесту Рита. – Дай, говорит, пройдусь.

Обе женщины внимательно посмотрели друг на друга и торопливо отвели взгляды.

– К магазину так к магазину. – Олег, явно несколько озадаченный их дружным утверждением, двинулся вразвалочку к калитке.

– А мы что же, сидеть будем, как си́роты? – возмутилась тетя Алевтина. – Расходимся!

– Куда расходимся-то?

– По местам, – туманно пояснила Алевтина.

– Как притащите эту хрычовку – зовите! – согласился ее муж.

И через три минуты поляна опустела. Исчезло даже блюдо с крабовыми палочками: его унесла с собой задумчивая Нина.

2

Сашиной выдержки не хватило бы на то, чтобы выслушивать от родственников Елизаветы Архиповны заверения, что Олег с бабулей вот-вот появятся. Она трусливо сбежала в сад и там бродила между яблонь как привидение, когда на нее налетел еще один призрак в белой блузке.

– Галка!

– Тихо!

– Я чуть в ящик не сыграла из-за тебя!

– Еще не хватало! Не вздумай. Ты мне нужна…

И не успела Саша обрадоваться, что подруга признает ее важность в своей жизни, как Галка добавила:

– …для дела.

Саша немедленно преисполнилась дурных предчувствий. Даже можно сказать, что Саши Стриженовой вообще не осталось, а на ее месте выросло одно большое Дурное Предчувствие.

– Иди в задницу, Галка, – превентивно сказало Предчувствие.

– Я уже там. Но мне все равно нужна твоя помощь.

– Какая же? – Предчувствие стало не только Дурное, но и Язвительное. – Может, Пахома Федоровича убрать, чтоб не омрачал праздник?

– Я об этом думала, – признала Исаева. – Но он все время под присмотром. А главное, коляску трудно спрятать.

– А чего ее прятать! Садись на нее – и катись под горку в светлое будущее!

– Сама катись!

– Я-то старушек по канавкам не маскировала!

Галка издала глухой рык. Но Дурное Предчувствие не испугалось. Оно же было Дурное.

– Или еще можно чучелко посадить на место Елизаветы Архиповны! – импровизировало оно. – А лучше найти похожую старушку, обрядить ее в чепчик и… Ой!

Галка ущипнула Предчувствие за бок, и оно боязливо растаяло.

– Чего щипешься? – мрачно спросила Саша.

– Вот именно! Сашка, это же выход!

Саша пригляделась в сумраке к подруге. Нет, признаков тяжелого помешательства не заметно. Но это ни о чем не говорит. Вон, Пахом Федорович и вовсе выглядит как монах-подвижник.

– Стриж, нам надо ее вернуть! – быстро проговорила Исаева.

Саша представила, как они возвращают к жизни Елизавету Архиповну. Круг, свечи, заклинание, кровь, стекающая по пальцам… «Черное как ночь, белое как снег, верни нам то, чего нет! Белое как снег, черное как ночь, унеси смерть от нас прочь!» К сожалению, фильмом «Практическая магия» представления Саши о воскресении мертвецов и исчерпывались.

– Ты обряды знаешь? – уважительно спросила она.

– Какие к дьяволу обряды! – ласково сказала Исаева. – Стриж, приди в себя. Нам нужно показать Елизавету Архиповну народу.

– Я сразу это предлагала!

– Но выдать ее за живую.

Саша отступила на шаг. Ей показалось, что она сама вдруг стала участницей того абсурдного спектакля, который привиделся ей недавно. Мучительно хотелось, чтобы скорее раздались слова режиссера «репетиция окончена, всем спасибо». Но режиссер молчал.

– Стриж, я все продумала! – затараторила Исаева. – За столом сейчас никого нет. Мы посадим Елизавету в сторонке, как будто она устала от прогулки, и в платочек ее замотаем.

– А ниточки мы к ней не привяжем? Чтобы дергать в нужные моменты?

– Старикану этого будет достаточно! – заверила Галка, пропустив мимо ушей кощунственное Сашино предложение.

– Ха-ха!

– Олег толкнет свой тост…

– Толкнет, – подхватила Саша, – а потом все – глядь: а Елизавета Архиповна-то во время тоста померла! Причем уже два часа как. Сила искусства, не кот начхал.

Галка насупилась.

– Ты мне все рушишь.

– А Елизавета Архиповна тебе помогает, – согласилась Саша. – Это, знаешь ли, старинная русская примета: посадить мертвую старушку за свадебный стол и притвориться, что она живая. Бывает, по дворам сваты ходили, старушек у соседей занимали. Кстати, с этим связан и известный обряд отсроченных похорон. Мало ли, кому-нибудь бабулька понадобится. Не зарывать же раньше времени!

Галка озадаченно помолчала.

– Это ты сама все придумала?

– Что ты! Об этом еще Пушкин писал. «Ты еще жива, моя старушка? Как скончалась? Свел в могилу круп? Ничего, какой-нибудь невесте твой еще послужит хладный труп!»

– Сашка! – взмолилась Исаева.