Текст книги "Алмазный эндшпиль"

Моня удивился.

– Смотрите-ка, Сема, владельцы не поскупились на хорошую имитацию. Синтетика тоже стоит денег. Не таких, конечно… Да и продать вы его не сможете, камушек уж больно хорошо известен…

Повар не выдержал.

– Что нам теперь делать?! – жалобно спросил он. – Заберите у нас его, а?

Моня недобро прищурился.

– Под тюрьму меня подвести решили? Чтобы завтра к Верману пришли с обыском и нашли эту фиговину? Не дождетесь! Так и быть, я не стану звонить в милицию и сообщать им, какие дураки у меня были в гостях. Забирайте то, с чем пришли, и идите вон в ту дверь. Можете даже попробовать продать ваш искусственный брильянтик перекупщикам. Только учтите… – Верман понизил голос, – вы не ларек с пивом грабанули и даже не ювелирную лавочку. Подняли шума больше, чем водопад «Ниагара». Банк ни за что не признает, что выставлял подделку! Значит, для всех вы – те самые грабители, которые взяли «Зевса». Да за вами будут охотиться, как за морскими коровами!

– Верман, морские коровы вымерли, – подал голос Сема.

– Потому и вымерли. Сейчас оперативные группы уже шерстят свидетелей и просматривают записи с камер. И скоро ваши юные лица, не обремененные интеллектом, будут взирать на нас со стенда «Разыскиваются». Что вы смотрите на меня как на бога Кришну, господа Кулек и Повар? Думаете, я могу решить вашу маленькую проблему?

– У нас проблема только в том, чтобы покупателя на камень найти, – набычился Повар. Кулек толкнул его острым локтем в бок.

– У вас проблема в том, что господь недовложил мозгов в ваши головы! – констатировал Верман. – Все, забирайте имущество банка и идите. И когда вас возьмут, не вздумайте рассказать, зачем вы приходили к Моне Верману! Скажете, что узнавали цены на крупные бриллианты. Ступайте, господа грабители, ступайте. Вас ждет новая жизнь.

Данила с Колей нехотя встали. Кулек сунул камень в карман, как будто это была простая стекляшка, и оба поплелись к выходу.

Не дойдя до двери, Данила обернулся.

– Моня, что нам делать? – умоляюще спросил он. – Скажите серьезно, а? Пожалуйста!

Сардоническая ухмылка исчезла с лица Вермана.

– Я скажу, – отчеканил он. – Берите билеты в кассе, садитесь на электричку и уезжайте к бабушке в деревню. Там посидите пару-тройку месяцев, поможете старушке по хозяйству. Камень спрячьте и не вспоминайте про него. Вообще не вспоминайте! Через четыре месяца можете возвращаться. И чтоб о вас никто ничего не слышал! Проговоритесь хоть одной живой душе – и все, кранты кроликам. Тогда умные советы старого Мони Вермана вам уже не помогут.

В глазах у Данилы блеснула надежда.

– А ведь у нас правда есть дом в деревне! Под Тверью! Яша знает где.

– Вот пусть кроме Яши больше никто не знает, – остановил его Моня. – Если сбежите сейчас, есть шанс, что вас не схватят.

Кулек и Повар вылетели из салона так стремительно, словно собирались бегом бежать до своей деревни. Сема запер за ними дверь и обернулся к Моне с озабоченным видом.

– Не могу я их сдать, – отозвался Верман на невысказанный вопрос. – Меня же и приплетут. Скажут, Моня Верман подбил двух дурней на ограбление, а потом решил дать задний ход. Но как они все продумали, а?! Ты чуешь, Сема?

– Я чувствую, что все это плохо пахнет.

Тут Майя появилась на пороге комнаты как привидение, и оба ювелира вскрикнули. Моня схватился за сердце:

– Господи, Марецкая! Ты откуда?!

– Торт! – вспомнил Сема.

– Боже ж мой, мы думали, ты ушла…

Майя фыркнула.

– Через стену прикажете уходить? Нет, я сидела там и все слышала.

Моня и Дворкин посмотрели друг на друга.

– Вот что, уточка, – обратился к ней Сема, – ты сегодня ушла в восемь, никого не видела и ни о чем не слышала. Или хочешь посадить этих остолопов?

– Боже упаси, – открестилась Майя. – Пусть сами разбираются с правосудием, без моей помощи. Тем более, у них вовсе и не «Зевс», как выяснилось. Интересно, как же банк будет выходить из положения?

– Как обычно, – пожал плечами Верман. – Через месяц объявят, что за солидное вознаграждение бриллиант был возвращен владельцам. Будто мы не знаем, как это делается! А насчет тебя Сема все правильно сказал. Меньше знаний, Марецкая, меньше горестей.

«Меньше знаний – меньше горестей», – повторяла про себя Майя, спеша домой и гадая, что найдет в квартире.

В квартире все осталось как было. Антон крепко спал. Майя проверила, на месте ли бриллианты, и успокоилась – тайник был нетронут.

Подумав, она постучалась к Воронцовой.

– А, это ты! – обрадовалась Вера. – Заходи. Как там наш больной?

Майя внимательно посмотрела на нее, вспомнила слова Мони и твердо сказала:

– Нет никакого больного. И не было никогда. Мы с тобой вчера встретились, чаю попили и разошлись.

– Ты узнала, кто он такой? – тихо спросила Вера.

– В общих чертах. Все, Вер, забудь. Так оно безопаснее.

Вера немного подумала и вздохнула:

– Давай и правда по чайку.

Ожидая чая, Майя разглядывала фотографии на стенах. Рядом со снимками двух выросших сыновей Веры висели снимки мальчишек и девчонок из детского дома. Вера фотографировала сама, и почти все ее питомцы на фотокарточках улыбались.

– Вера, ты святая, – искренне сказала Майя, когда Воронцова вернулась с подносом. – Ты столько делаешь для этих детей!

Вера грустно улыбнулась и покачала головой.

– Что ты, Май. Я все это делаю для себя. Если какой-нибудь благотворитель скажет тебе, что им движет исключительно забота об обездоленных, – не верь! Он или врет, или заблуждается. Им движет забота о себе самом.

Она сложила на столе худые руки. На безымянном пальце все еще оставалось углубление от обручального кольца, которое Вера еле смогла снять после развода – так крепко вросло в кожу.

– Ты ведь знаешь, когда Коля ушел, я осталась совсем одна.

– А дети? – нахмурилась Майя. – Как же Витя с Сашей?

– Вите с Сашей я не нужна, – спокойно ответила Вера. – Не возражай. Я сама виновата в этом. Знаешь, я поняла, что маленькие дети любят своих родителей безусловно, всего лишь по факту их существования. Любят самых разных: и пьющих, и глупых, и жестоких… Самое главное, любят даже бесчувственных. Это – аванс, аванс любовью. И часто случается так, что родители не умеют распорядиться этим авансом. Они думают, так будет всегда. Но со временем безусловность детской любви исчезает. Как только дети подрастают, их любовь нужно подпитывать своей. Их нужно очень-очень сильно любить, а если не умеешь, то учиться этому. Я плохо умела. И не училась. И была рада, когда мальчишки уехали, потому что закопалась по уши в своих бедах с мужем. А беда была вовсе не в нем.

Она помолчала, размешивая чай.

– Детям в детдоме я пытаюсь возвратить то, что дали мне когда-то мои собственные сыновья. А я не ценила этого, принимала как должное. Это такое очевидное счастье – когда тебя любят собственные дети – что над ним не задумываешься. Или задумываешься, когда уже слишком поздно.

Вера взглянула на поникшее лицо Майи и улыбнулась:

– Ты что, расстроилась? Не нужно. Говорю же, мои детдомовцы вернули меня к жизни. Ребенок – он как лакмусовая бумажка. Вытаскивает из тебя все лучшее и худшее. Благодаря ему ты можешь понять, какая ты в действительности ленивая скотина, не готовая оторвать задницу от дивана, чтобы почитать ему сказку на ночь. Или увидеть, что ты не такое уж никчемное существо, каким себе казался…

– Вера, ты не никчемная! – горячо возразила Майя.

– Теперь уже нет. Знаешь, поначалу мне казалось, что моей жизни отмерен совсем небольшой срок. И нужно успеть как можно больше, раз уж предыдущие сорок лет своей жизни я занималась непонятно чем. А сейчас я чувствую, что еще много-много лет впереди, и я столько смогу сделать! Я просыпаюсь с этой мыслью каждое утро и чувствую себя счастливой. Глупо, да, Май?

– Не глупо, – сказала Майя, вставая. – Я завидую тебе, Вера.

Поздно вечером она поменяла Антону повязку и сделала укол.

– Вы устали? – неожиданно спросил он, пристально глядя на нее.

Майя покачала головой.

– Я вижу, что устали, – настаивал он. – Дайте руку. Да не бойтесь вы!

Она осторожно протянула кисть. Антон размеренными движениями принялся разминать ей ладонь, и через несколько минут Майя почувствовала, что усталость отпускает ее.

В темном окне она видела их смутные отражения: мужчина и женщина, сидящие на кровати рядом, точно близкие люди.

Майя не любила отражения. Они всегда показывали ей неожиданную сторону происходящего. Как будто там, за окном или стеклом, кто-то смотрел на нее и корчил рожи.

Так пару лет назад они сидели с Пашей в кафе. В тот день все шло хорошо: и Паша был мил и острил не так уж часто, и Майя чувствовала себя спокойно. Ей всегда приходилось делать над собой усилие, чтобы соответствовать ему: смеяться над шутками, которые не казались ей смешными, или делать внимательное лицо, когда было скучно его слушать. Но Майе казалось, что так и должно быть. Не зря же все подруги призывали ее «работать над отношениями». Вот она и работала, и в тот день ей показалось, что наконец-то ее усилия принесли плоды: у них с Пашей все было отлично!

И вдруг взгляд ее упал в окно. Там, в несуществующем заоконном кафе с размытыми столиками виднелись двое: яркий, как фазан, мужчина в красном шарфе и женщина с утомленным лицом. У женщины была голубоватого цвета кожа и густо-синие круги под глазами. К ее стулу была прислонена лопата. Только обернувшись, Майя поняла, что это вовсе не лопата, а ее собственный зонтик! В отражении она выглядела так, словно сутками без отдыха и сна работала, работала, работала, – и наконец выкопала себе подходящую ямку. Теперь осталось только лечь в нее и лежать, обессиленно прикрыв глаза.

«Это – я?!» – поразилась Майя, считавшая, что сегодня на редкость удачно подкрасилась.

– Подожди секунду! – попросила она Пашу и побежала в женский туалет.

Честное туалетное зеркало отразило совсем другое. Да, лицо немножко бледное, но в Москве все такого цвета. К тому же она давно не отдыхала.

«Вот ведь привидится, – рассердилась Майя, возвращаясь обратно и избегая смотреть в окно. – Стекло глупое!»

Почему «работа над отношениями» трансформировалась в копание могилы для себя самой, она не стала задумываться. Не хотелось. Зонтик Майя сдвинула в сторону и продолжала слушать Пашу, старательно глядя или на него, или в чашку с кофе.

И вот сейчас отражение снова смеялось над ней.

«Никого у тебя нет, – говорило отражение. – С мужем развелась, новые отношения не построила. Выгнала красавца Пашу. Подруги рассеялись, осталась одна соседка Вера. И вот сидишь рядом с каким-то уголовником и даже руку ему дала. А ведь ты терпеть не можешь, когда тебя трогают малознакомые люди! До чего ты дошла, Марецкая?»

– Идиотская ситуация у нас с вами, – подумала она вслух и спохватилась, что сказала лишнего. – Вы только не обижайтесь.

– Я не обижаюсь, – усмехнулся Антон. – Ситуация действительно не самая обычная. Предлагаю вам рассматривать ее как сделку. Я покупаю ваше молчание и вашу заботу обо мне.

– А это, – Майя кивнула на свою ладонь, – тоже имеет отношение к нашему контракту?

– Само собой. Я заинтересован в том, чтобы вы чувствовали себя хорошо. Кстати, спасибо за куриный бульон, который вы мне сварили вчера. Очень вкусный.

– Слушайте, что вы сделали с моей рукой? – перебила его Майя. – Я чувствую себя так, будто только что проснулась.

– Это ненадолго. Минут пять-десять. Потом вам захочется спать.

– А где вы этому научились? – с любопытством спросила она.

– Я жил в Конго. Рядом с нами была китайская миссия, и кое-что мне показывал местный врач. А потом устроился курьером, и нас еще немного подучили.

Майе очень хотелось спросить, что он делал в Конго и каким ветром его занесло в курьеры. Но проявлять любопытство было неловко.

– Да спрашивайте, ради бога, – ухмыльнулся Антон.

– Вас и мысли учили читать?

– Несложно догадаться, о чем вы думаете.

– Тогда – про Конго. Вы долго там жили?

– Три года. Работал по контракту.

Антон не стал уточнять, по какому, и сам задал вопрос, который беспокоил его:

– А вы живете здесь одна?

«Красивая женщина, – думал он, – наверняка у нее кто-то есть». Обручального кольца на пальце он не увидел, но это ни о чем не говорило. Антон с опаской ожидал ответа, потому что появление в этой квартире постороннего не сулило ему ничего хорошего.

– Я здесь не живу, – ответила Майя. – Эта квартира досталась мне в наследство, я ее сдаю. А сама обосновалась недалеко от работы. Жильцы недавно съехали отсюда, так что вам очень повезло.

– А где вы работаете?

– В ювелирном салоне.

Белов недоверчиво поднял брови.

– Правда-правда, – заверила Майя. – И если бы вы вздумали уверять меня, что перевозите ценное муранское стекло, то пробыли бы в этой квартире очень недолго.

– Вы спрятали камни?

Он знал ответ на этот вопрос, но предпочел услышать от нее.

– Конечно, спрятала! А вы думали, я оставлю их валяться в ванне? Пускай послужат гарантией того, что вы честно расплатитесь со мной и с Верой. Кстати, если вздумаете меня убить, то вашего ценного груза вам точно не найти.

– Зачем мне вас убивать?

– Мало ли… Убрать опасного свидетеля.

– Какой вы свидетель! – отмахнулся Антон. – Вы ничего не видели, ничего толком не знаете… Как свидетелю вам грош цена.

Из чувства противоречия Майю охватило желание защитить свой свидетельский статус и доказать, что она прекрасный свидетель, замечательный свидетель, что таких свидетелей еще поискать! Но тут же осознала противоестественность этой позиции и не стала возражать.

– Вы консультант? Продаете украшения? – спросил Антон.

– Нет, я их делаю. Но мы с вами, кажется, начали говорить о вас, а не обо мне.

– Хорошо, – покладисто согласился он. – Давайте поговорим обо мне.

Майя хотела задать множество вопросов, но почувствовала, что ее одолевает сон. Веки слипались, голова отяжелела. Что он такое с ней сделал, этот чертов перевозчик?!

– Слушайте, вы опасный человек, – удивленно пробормотала она, борясь с желанием немедленно закрыть глаза и упасть на постель. – Вам же ничего не стоит… усыпить… кого угодно… просто поздоровавшись с ним за руку…

– Для вас – не опасный, – вполголоса сказал Антон. – А сейчас встаньте и идите к себе. Я не смогу вас перетащить, если вы уснете здесь.

Майя встала, с трудом добралась до своего диванчика и свалилась на него, не раздеваясь. Через минуту она уже спала.

Сон ее был крепким. Поэтому она не слышала, как Антон поднялся, вошел в кухню и остановился, не включая свет. Он постоял немного, пока глаза не привыкли к темноте. Женщина дышала ровно и спокойно, и Антон не опасался, что она проснется.

Белов присел на корточки, тщательно обследовал плинтус и нашел кусок, легко отходивший от стены. Обнаружив тайник, он вытащил бриллианты, пересчитал. Снова бросил задумчивый взгляд на спящую. Пока что она нужна ему. Значит, не стоит ее пугать: пускай пребывает в заблуждении, что полностью его контролирует.

Антон вернул камни на место, закрыл стену плинтусом и бесшумно вышел из кухни.

Через пару дней Майя снова увидела девушку, приносившую бриллианты. Она пришла за готовым ожерельем. Сема Дворкин справился с работой в кратчайшие сроки, отложив все остальные заказы.

– А чо, по-моему, недурно получилось, – оценила девица, глядясь в зеркало.

Она приложила ожерелье к себе. Над черной майкой с нарисованным на ней черепом украшение смотрелось экстравагантно.

– Нам приятно было работать с вами, – заверил Моня. – Если вы решите заказать у нас еще что-нибудь, мы будем очень рады. Тем более, у вас такой талант! Вы не думали связать свою жизнь с профессией ювелира?

– С вами, что ли? – удивилась девица.

С губ Мони едва не сорвалось «Боже упаси!», но в последний момент он сдержался. «Профессионал», – уважительно подумала Майя.

– Я хотел сказать, что вы могли бы найти практическое применение вашим способностям. Многие ювелирные дома были бы рады заполучить такого дизайнера.

– А, это… – протянула девица. – Надо подумать. Вообще-то я правда дизайнер по образованию.

– Но по призванию вы – ювелир! – заверил Верман. – Приходите, обязательно приходите к нам еще!

– Дядя, с чего ты рассыпался перед этой теткой как бисер? – подозрительно спросил Яша, когда в салоне не осталось клиентов. – Сема вклепал ей камешки, это я понимаю. Но откуда такой запал?

Верман отмахнулся:

– Ай, Яша, от тебя столько вопросов, что у меня нет столько слуха. Займись делом и не мельтеши.

– Нет, все-таки объясни! Майя, ты ее видела? Силиконовая долина, холмы, я все понимаю… Но дядя, кажется, никогда не питал пристрастия к искусственным материалам.

– Времена меняются, – вздохнула Майя.

Ей и самой хотелось узнать, отчего Моня вел себя с девушкой так, словно она – бесценная клиентка, хотя видел ее первый раз в жизни. Может быть, он заметил что-то, недоступное им?

– Бриллианты у нее прекрасные, Яша, – добавила Марецкая. – А она, кажется, даже толком не понимает их стоимости. Приехала к нам с камнями на десять миллионов – и без охраны.

– А откуда у леди такие камушки? – осведомился Яша.

– Кажется, отец оставил в наследство.

– Отец?! – Яша расхохотался так, что затряслась его огненная шевелюра. – Я вас умоляю! Дядя, и ты проглотил эту байку о папе?

– Я скромный ювелир, я верю своим клиентам, – возразил Моня. – Может быть, девушка немного и приврала. Может быть, у нее нашелся щедрый друг, почему бы и нет? Но какая нам разница! Мы же не полиция нравов, чтобы читать морали бедной девушке!

– Хорошо, что ты сказал о полиции! – воскликнул Яша. – Я боялся говорить при тебе это слово, но теперь вижу, что можно! А что ты сразу кидаешь брови на лоб? Все молчат, но я спрошу громко, как детсадовец со стульчика: ты уверен, что к нам сюда не придет прокуратура?

Верман начал закипать.

– Яша, к нам сюда может прийти только «Скорая помощь», потому что ты сделаешь из меня психического! При чем тут прокуратура?! При чем?! Если мы помогли хорошей клиентке за небольшой процент сделать, как она хочет, то разве мы в чем-то виноваты? Подумай об этом и больше не терзай мне голову. Она и так через тебя пухнет, как беременная.

Яша подумал над тем, что ему сказали. Но по лицу его было видно, что Моня не убедил его до конца.

– Дядя, я поступлю в институт, – торжественно сказал он. – Получу юридическое образование. И когда я его получу, то приду к тебе и скажу, в чем ты был не прав. Жди!

Моня схватил себя за голову и начал раскачиваться на месте.

– Он хочет поступать на юридический! Боже, ты слышишь – этот мальчик хочет поступать на юридический! Какой юридический, когда ты готовый практикующий хилер: дядю режешь без ножа. Иди в медицинский, не разбазаривай талант!

Конец их спору был положен самым неожиданным образом.

Дверь распахнулась, и в салон вошел кряжистый мужчина с грубым лицом. В толстой коже виднелись ямки, как в кожуре мандарина. За ним следовали еще два человека, но на них никто даже не посмотрел: все взгляды были прикованы к первому вошедшему.

Его гладкие волосы были зачесаны на затылок, открывая невысокий лоб. Волосы блестели от геля так сильно, что вошедший казался облитым сиропом. Сочетание итальянской прически с физиономией типичного среднерусского бандита произвело на Майю неожиданное впечатление: ей срочно захотелось оказаться как можно дальше от этого места. Она не была трусливой, но этот человек с идиотской прической внушал ей страх.

Она бросила взгляд на Моню, надеясь получить поддержку, и с изумлением увидела, что Верман тоже испуган. Он не трясся как осиновый лист и даже не побледнел, но Майя достаточно хорошо знала его, чтобы понять: шефу не по себе.

– Здравствуйте, Николай Павлович, – сказал Верман, сохраняя достоинство. – Всегда рады видеть вас в нашем салоне.

«Николай Павлович»? Что-то знакомое… Майя напрягла память. И, кажется, она уже видела это лицо… Где?

– У меня к тебе есть разговор, – оборвал Вермана гость.

– Хорошо, – покладисто согласился Моня. – Прошу вас, пройдемте ко мне.

Он открыл дверь своего кабинета и незаметно кивнул Семе. Тот вышел из «аквариума» и присоединился к Верману. Теперь они оба стояли рядом: маленькие толстячки, смешливые Шалтаи-Болтаи. Вот только лица обоих были слишком серьезны.

Воздух вокруг словно наэлектризовался. На Майю никто не смотрел, так же, как и на Яшу, застывшего напротив. Но она знала: стоит им обоим пошевелиться, и те двое, что сопровождали Николая Павловича, отреагируют очень быстро.

– Вы хотите побеседовать наедине? – осторожно уточнил Верман. – Или я могу попросить моего коллегу присутствовать?

– Твой коллега пригодится, – усмехнулся гость. И, судя по выражению лица Семы, этот ответ его не обрадовал. Майя нутром чувствовала, что он предпочел бы никогда не пригождаться человеку по имени Николай Павлович.

– А еще при нашем разговоре будет присутствовать Алиночка, – тяжело добавил гость. – Витя, пригласи Алину.

Один из сопровождающих вышел. Остальные замерли. Майя не знала, кто такая Алина, но догадывалась, что ничего хорошего от этой женщины не приходится ожидать.

Казалось, расслабленным в их компании чувствовал себя только гость. Николай Павлович так и стоял посреди комнаты, засунув руки в карманы, и смотрел пустым взглядом сквозь стену. Майя видела через окно, что к ним собирается зайти покупатель, но у входа его поймали двое мужчин в коротких куртках и завернули обратно.

«Охрана внутри, охрана снаружи, – отметила она. – Да кто он такой, этот Николай Павлович?! И где Алина?»

Ответ на последний вопрос она получила быстро. Охранник распахнул дверь, и в салон, цокая каблуками, вошла девушка.

И вот тогда Моня побледнел.

Майя непонимающе взглянула сначала на Вермана, потом на девушку, гадая, чем вызвана его реакция. Элегантная молодая особа в брюках и строгом черном свитере под горло. Красивое тонкое лицо с хищным носом и пухлыми губами. Кстати, и это лицо тоже показалось ей знакомым… Совсем недавно она его видела…

Марецкая вдруг вспомнила.

Это лицо она видела полчаса назад. Девушка в майке с черепом и Алина были одним и тем же человеком.

Майя почувствовала себя совсем нехорошо. Она не знала, в чем причины удивительного превращения, но предполагала, что ничего веселого оно им не сулило.

А вот Моня не просто предполагал – он знал наверняка. При виде черноволосой красавицы Верман сглотнул и дернулся в сторону, будто собирался сбежать. Но вовремя опомнился и даже выдавил из себя подобие улыбки.

– Ты уже знаком с Алиной? – осведомился Николай Павлович, сверля Моню взглядом. – Это дочь моего старого друга. Я забочусь о ней и по мере своих скромных сил стараюсь оберегать от всяких прохвостов и мошенников.

Показалось Майе или нет, что при слове «прохвостов» голос Николая Павловича стал угрожающим?

Моня по-прежнему оставался бледным как простыня, но у него хватило мужества пробормотать что-то вроде «Алине очень повезло с опекуном».

– Она без тебя знает, что повезло, – перебил его мужчина. – А то, что не повезло, мы сейчас исправим.

Он прошел в комнату, придерживая девушку за плечи. Телохранитель выжидательно посмотрел на Моню с Семой, и тем ничего не оставалось, как проследовать за гостем. Майя и Яша остались на своих местах, беспомощно взирая друг на друга через витрины с драгоценностями.

Второй телохранитель, не проронив ни слова, подошел к двери и развернул табличку с надписью «Извините, мы закрыты». Придвинул стул и сел у входа, как сторожевой пес, держа в поле зрения и саму дверь, и людей в салоне.

Майя постояла-постояла и вдруг разозлилась на себя. Какого черта?! Может быть, у Мони и есть причины пугаться этих людей, но она-то почему струсила? Стоит и боится двинуться с места только потому, что какой-то мордоворот оккупировал выход и поглядывает на них акульими глазками?

Майя вскинула подбородок и направилась на другую сторону, где тосковал Яша. Мордоворот проводил ее недобрым взглядом, но ничего не сказал.

– Яша, это что? – шепотом спросила она. – Рейдерский захват? Почему Моня не вызвал охрану? И что это за тип с головой в глазури? Почему ты не пошел с ними?

– Я похож на идиета? – тихо осведомился Яша. – Если господин Хрящевский говорит, что он хочет беседовать с дядей Семой и Моней, то Яша молчит в тряпочку и ждет, когда все закончится.

Майя ахнула:

– Хрящевский?!

Охранник повернулся и окинул ее рыбьим замороженным взглядом.

– Хрящевский… – повторила она тише, прикрыв рот рукой. – Ой-ей-ей…

Так вот почему его лицо показалось Майе знакомым! Николай Хрящевский по кличке Хрящ – один из королей ювелирного рынка и человек с бурным криминальным прошлым. Прямой конкурент Амана Купцова, весьма недовольный тем, что провинциальный выскочка оттяпал у него часть делянки.

Про Хряща говорили разное. Кто-то утверждал, что он остался тем же бандитом, каким был пятнадцать лет назад, и его до сих пор не посадили лишь потому, что у Хрящевского нашлись высокопоставленные заступники. Другие возражали, что все это поклеп и происки конкурентов, недовольных тем, как успешно бизнесмен ведет свое дело. Николай водил дружбу с тремя российскими певцами, в его украшениях регулярно появлялась известная жена не менее известного кремлевского чиновника. Хрящ посещал благотворительные балы и появлялся в светской хронике с такой же частотой, что и в криминальной.

– Яша, что ему у нас понадобилось? – прошептала Майя.

– Я знаю? – нервно отозвался парень. – Надо ждать.

Ждать им пришлось целый час. Оба прислушивались, но из кабинета не доносилось ни звука.

– Не стреляют – уже хорошо, – сказал Яша.

Майя не поняла, пошутил он или же был серьезен, но предпочла не уточнять.

Наконец дверь распахнулась, Яша с Майей вскинулись. Хрящевский с Алиной и охранником проследовали мимо, не бросив на них даже взгляда. Колокольчик тревожно прозвонил – и все стихло.

В кабинете было тихо. Яша с Майей переглянулись. На лицах обоих промелькнула одинаковая ужасная догадка.

– Н-н-нет, – неуверенно пролепетала Майя. – Н-не могли же они…

– Звони в милицию, – приказал побледневший Яша, делая шаг в сторону приоткрытой двери.

И тут наружу вывалился Моня Верман. Майя и Яша облегченно выдохнули хором, и Майя уже собиралась отругать шефа за то, что заставил их так нервничать. Но пригляделась, и слова застыли у нее на губах.

Моня выглядел ужасно. Он всегда гордился своим щегольским обликом, но сейчас от его франтовства не осталось и следа. Жилет встопорщился, галстук съехал набок, а сорочка выбилась из брюк и надулась пузырем над поясом. Верман комкал в руке насквозь мокрый платок и безуспешно промокал им лысину. Из бледного он стал ярко-красным, и пожелтевший Сема, выползший за ним следом, составил с ним достойный цветовой контраст.

– Дядя, что случилось?! – бросился к нему Яша. – Попей воды: на тебе такое лицо, что страшно посмотреть! Боже мой, дядя Сема, и ты туда же! Майя, все-таки придется звонить до милиции.

– Стой! – прохрипел Верман. – Никакой милиции!

Он в изнеможении рухнул на стул.

– Закройте дверь и окна, – распорядился Дворкин, который лучше владел собой.

Майя принесла воды, и он жадно выпил всю чашку.

– Может быть, дать лекарство, Семен Львович? – тревожно спросила она. – Вы с Моней плохо выглядите. Хотя бы валидол, а?

Моня издал горловой звук – нечто среднее между кудахтаньем и кашлем. Майя не сразу поняла, что он смеется.

– Марецкая, мне с того валидолу толку – как покойнику с газировки. А если у тебя болит душа за старого Вермана, так принеси ему стрихнина, чтоб не мучился.

Сема тяжело вздохнул и вытер лоб ладонью.

– Стрихнин, вы не поверите, стоит денег, – сказал он. – Хватит с вас, Моня, и крысиного яду.

– И я буду лежать синий и некрасивый? – покачал головой Верман. – Нет уж, Сема, я не дам вам этого удовольствия. Я буду лежать такой, чтобы все поглядели на меня и зарыдали от зависти. Потому что я, стройный и безразличный, уже отдыхаю спокойно в своем лучшем костюме, а они бегают вокруг взволнованные и в мятых подштанниках.

Майя с облегчением поняла, что они шутят. Снова шутят! Значит, не все так плохо, как ей показалось?

Вернулся Яша, закрывший окна:

– Вы расскажете нам, в чем дело, или так и будете морочить голову? Дядя Сема, чего от вас хотел этот разбойник? Мы уже думали, вы не выйдете живыми.

– Пускай этот шлимазл говорит, – кивнул Дворкин на Моню Вермана. – Скажи, во что ты нас втянул, не стесняйся!

И Моня, понурившись, рассказал.

Когда девица с бриллиантами появилась в его салоне и попросила вставить их в ожерелье, он сначала наметанным взглядом оценил камни, а затем их владелицу.

– Камни – прекрасные! – горячо убеждал Моня слушателей. – Марецкая, ты права: редко увидишь восемь таких чистых камней.

Верман даже усомнился, не синтетические ли бриллианты достались девушке в наследство, но Сема разубедил его.

«Конечно, это все натуральное, – заверил Дворкин. – Есть небольшие включения, прозрачность не идеальна. Камешки хорошие, да. Похожи на те, что ты привез из Цюриха».

Сема бросил фразу про Цюрих без задней мысли, но Моню словно обожгло. Из Швейцарии, где проходила ювелирная выставка, он привез, среди прочего, восемь бесцветных топазов.

Стоило Моне упомянуть топазы, Яша вздрогнул.

– Дядя, ты не мог! – воскликнул он.

– Ювелир короля Португалии мог, а я не мог?! – запальчиво крикнул в ответ Верман.

– Стойте! Замолчите оба! – рассердилась Майя. – Почему топазы? При чем тут король Португалии?

Яша с Моней переглянулись.

– Пускай Дворкин объясняет, – уныло сказал Моня, утративший весь задор. – Дворкин, объясни Марецкой, что там с королем Португалии.

И Сема объяснил. Выяснилось, что король Португалии ни при чем. Но всемирно известный алмаз под названием «Браганза» весом в полторы тысячи карат когда-то был огранен и вставлен именно в его корону.

– Ну и что? – продолжала недоумевать Майя.

– То, что это никакой не алмаз. Это топаз. Большой бесцветный топаз, который по ошибке приняли за алмаз. Большие деньги предлагали за него королю, говорят, без малого сто миллионов фунтов стерлингов.

– Надо было брать, – подал голос Верман. – Сглупил король.

– За то, кто сглупил, мы еще поговорим, – строго сказал ему Дворкин и повернулся к Майе. – Так вот, уточка, бесцветный топаз – камень неинтересный. Скучный камень, говоря откровенно. Разве что похож на алмаз. Вот его иногда и используют, чтобы…

– Чтобы подделать бриллианты, – закончила Майя упавшим голосом. – Моня, скажите, что вы не могли этого сделать!

– Я и не мог, – мрачно сказал Моня. – Сема мог. У него руки золотые.

– А у тебя глаз стеклянный! – сердито засопел Сема. – Ты же видел девчонку, разговаривал с ней, павлином хвост распускал. Как же ты ее просмотрел, а?

Майя опустилась на стул. Так вот что придумал Верман! Он оставил себе бриллианты, которые принесла Алина, и заменил их бесцветными топазами в полной уверенности, что девушка не сможет опознать подделку. Сема огранил их как бриллианты, и получились точные копии. За тем лишь исключением, что они стоили во много раз дешевле оригинала.