Текст книги "Чистый код: от смерти к рождению"

– Разбуди меня часа через два, тебе тоже поспать надо.

Сусанна в ответ только махнула рукой.

11

Человек шел по пустыне. Он не помнил, кто он, как он попал сюда. Его мысли тянулись как кисель, нестерпимо жгло солнце. Пустыня казалась мертвой, но человек знал, что это не так. Бурная жизнь начинается поздно вечером. Человек не помнил ничего про себя, не понимал, что с ним произошло, но он знал все о человечестве. Выражение детского изумления не покидало его лицо. Голова гудела, как котел, скоро наступит ночь, он мог и ночью идти. Он твердо знал, что от этого зависит его жизнь, а может, и еще чья-то? Дойдя до очередной горки из песка, он начал окапываться и уже через минуту провалился в тяжелый сон.

Очнулся он ночью, пустыня тоже очнулась. Она наполнилась странными звуками, очень знакомыми для человека. Он сто раз их слышал, а значит, он уже был здесь. Мысли были быстрыми, какие-то воспоминания хотели пробиться сквозь небытие. Лицо молодой красивой женщины с лучистыми синими глазами то и дело возникало перед ним. Человек чувствовал, что он в беде. Что это за женщина? Он знал, что она очень важна для него. Когда появлялось это видение, становилось трудно дышать – так сильно начинало биться его сердце. После этого он опять проваливался в небытие.

И вдруг эта женщина стала совсем реальной: она подошла к нему вплотную, дотронулась до его лба и сняла остатки тяжести с его головы.

Он открыл глаза и с удивлением огляделся.

– Где это он?

Рядом с ним на полу, прижавшись к нему, лежала безобразная старуха.

Человек в ужасе отпрянул от нее, больно ударившись затылком о стену, и тут же память вернулась к нему.

– О, Амон, меня зовут Сенах! Я видел во сне Бенну! Может быть, я уже умер и нахожусь в мрачных полях Иалу?

Лежащая рядом с ним старуха открыла глаза и радостно закричала:

– Оклямался, значит, роднянькай мой, кровинашка моя!

– Неужели я умер, но разве я в долине смерти? Верховный жрец рассказывал о ней по-другому. Значит, он врал?

А старуха уже вопила во весь рот:

– Нюрка, гляди-ка не понямает он мене! Иди сюды, помогни мене. Можат, ты чаво по-англицки знаяшь?

Нюрка сползла с кровати, накинула на плечи старенький платок Сусанны и, подойдя к ним, сказала:

– Ты что, Сусанна, забыла, что у меня всего три класса, я по-английски только йес, и то потому, что работа у меня такая.

Сенах не понимал, о чем говорят девушка и старуха. Он с недоумением смотрел на них. Наконец до него дошло, что он не умер, а находится в компании смазливой девчонки и сумасшедшей старухи, которая почему-то постоянно дергает его за рукав. Он смотрел на них, силясь оценить, что же все-таки происходит? Наконец он спросил:

– Где я?

Старуха от неожиданности отпрянула от него и завопила:

– Ой, матушкы святы! По-русски умеет балакать! Нюрка, слыхала?!

И, протягивая к нему руки, завопила:

– Кровинашка моя родная, ой, помру щас от счастия, ой, дяржи мяня Нюрка, дяржи.

Нюрке все это уже порядком надоело. Она прошлась по избе, нагло виляя бедрами, нарочно задирая и без того короткую ночную рубашку. Сусанна сразу заметила этот прием, коршуном налетела на Нюрку, толкнула ее, и тут завязалась драка.

Сенах попытался встать, но боль пронзила все его тело, он охнул и откинулся на подушку. Это привело женщин в чувство.

Сусанна запричитала:

– Чаго, больно сыначку? Больно? Счас мама пожалеят табя, покормит голубка мово, красавца мово писаного. Супчаку похлябаешь, милянький мой. Уж на Нюрке ты точно не женяся, мы табе честную девку найдем.

– Ах ты мымра! И чем же я плоха для него? Ты вообще мне спасибо должна сказать, я ему жизнь спасла! Если бы не я, то помер бы он.

При этих словах старуха в ужасе замахала на нее руками. А Нюрка продолжала:

– Все равно в одной хате жить будем. Как ты нас пасти-то будешь? Чай живой он мужик, не головешка какой, хоть и твой сын. По мне, конечно, лучше бы чужой он тебе был.

– Вот, скормила табя на свою голову, лучша бы выкянула на помойку.

– Ладно, полегче мне, мы с тобой ему слова сказать не даем. Давай узнаем, может, он уже женат? Гляди, какой взрослый.

Сенах в удивлении рассматривал женщин. Ту, что постарше, он совсем не понимал, она говорила на каком-то странном наречии, а младшая казалась совершенно бессовестной. Она то и дело кидала на него похотливые взгляды.

Наконец, собравшись с силами, он произнес:

– Может быть, вы мне объясните, куда я попал?

Сусанна прямо вся сомлела от этих слов. В умилении глядя на него, она произнесла:

– Домой попал, голуба моя, домой!

Он огляделся и произнес с изумлением:

– Даже когда я был рабом, я так плохо не жил. Разве можно здесь жить?

– А чем табе не хата? – обиделась Сусанна. – Гляди, сундук у нас есть, и стол с лавками, печка тожа большая, даж получша, чем у соседяй будят.

– А вы кто? – спросил в изумлении Сенах у женщин.

– Я, – сказала Сусанна, гордо выпятив вперед подбородок, – твоя мамка, которая потяряла табя, когда табе было всяго три года.

– Как же ты узнала меня? – изумился Сенах.

– А чавой-то табя не узнать? По всем твоим шрамам и родимаму пятну и узнала. Ты што думаешь, што мамка свово дитя не узнает? До трех лет кажную твою щелочку изучила. А есля не веришь мене, так сам проверь. У табя на попке шрамчик есть, энто ты на осколок от бутылки в два года сел, сам погляди, мы табе нижняи трусы не снямали.

Сенах знал про этот шрам.

Неужели эта женщина говорит правду? Мария сказала ему, что после перехода через калитку исполнится самое сокровенное его желание. Всю жизнь, пока не полюбил Бенну, он мечтал найти своих родителей. Значит, эта женщина – его мама? Разве он родился в этом времени? Ему всегда казалось, что он – сын Кемета. Он быстро спросил:

– А скажите, как вы меня потеряли?

– Как, как, пошли мы с тобой в лес, стоял ты передо мной и вдруг пропал, прямо у маня на глазах, я и охнуть не успела. Искала я табя, сына, по всяму лесу, много лет искала. Обнями мамку свою.

Нюрка закатилась от смеха:

– Вот дура старая, на хрена ему тебя обнимать, лучше пусть меня обнимет, я его утешу!

Сенах строго посмотрел на Нюрку и произнес:

– Ты, женщина, больше не будешь оскорблять мою маму! Мама, я заберу вас с собой, познакомлю с прекрасной чистой женщиной, – при этих словах Сенах покраснел.

Нюрка обиженно надулась. Заплакал Гришенька. Она бросилась его кормить, а Сусанна сидела, прижавшись к сыну, и приговаривала:

– Сыночка мой, прекраснай мой.

Потом нахмурилась и спросила:

– Скажи, санок, а что за баба, про которую ты говорил, стояшая она?

– Мама, она – самая лучшая, – горячо проговорил Сенах.

– А чаго не женися, раз лучшая?

– У нее есть муж, и она от него беременна. Но я буду всегда любить ее.

Сусанна махнула рукой:

– Ну, энто, санок, не проблема, развядем яе, будят твоею. Толька зачем табе чужое дите? Молодой ишо, другую найдем табе, вон у Таежной дяревни девок много. Одна краше другой.

– Я люблю ее, – произнес упрямо Сенах, – и буду любить всю жизнь. Понимаешь, она не такая, как все, она очень чистая, и к моему горю очень любит мужа.

Сусанна покачала головой.

– Ох, санок, санок, упрямай, весь в маня пошел. Ты молодой яще, перядумаешь.

Нюрка взвилась на Сусанну:

– Ну ты вообще, – она хотела по привычке обозвать старуху, но боязливо посмотрела на Сенаха и сдержалась от оскорблений.

– Так я и говорю, что ты, не видишь, у него любовь!

– Ладно, санок, не горюй, любов я табе организую. Таперь все будет, как ты хочашь. Табя как в том мире звали?

– Сенах.

– Тьфу ты, какое басурманское имя! Табя зовут Сеня, таперь и всем энто объяви. Так где жа ты жавешь?

По опыту Сенах знал, что говорить правду про калитки совсем не стоит, поэтому он произнес:

– Живу я в другой стране, но, если надо, буду жить с тобой. А если будет так, как ты говоришь, и Бенну полюбит меня, то я и ее сюда привезу.

Укладывая ребенка в кроватку, Нюрка заворчала:

– Самим жить тесно, а он еще бабу свою привезет!

– Молчи, Нюрка, – заступилась за сына Сусанна, – нам всем места хватит.

А Сенах, тяжело вздыхая, произнес:

– Если Бенну будет моей, то я построю для нее дворец!

Сусанна встрепенулась:

– Видяшь, Нюрка, в котеже жить будям, я в городе такие вядала. Ох, счастья на меня свалилась, ох, свалилась. Видна, богатый мой сыночка. Все, Нюрка, я с плохими делами завязаваю, буду людям только добро нясти.

Нюрка махнула рукой:

– Ладно, посмотрим, на сколько тебя хватит!

12

А во дворце Бенну ожидал сюрприз: Сененмут вернулся! Он был не один. Он пришел в гости со своей новой беременной женой. Звали ее Рани. И еще с ним была удивительная черная девочка лет одиннадцати. В ее внешности уже сейчас угадывалась будущая красавица. Она не была похожа на гадкого утенка, как большинство девочек ее возраста. У нее были маленькие груди, тонкая талия и соблазнительная круглая попка. Ее нежное лицо озаряла ослепительная улыбка, а глаза озорно блестели из-под смоляных, курчавых волос. Подтолкнув ее вперед, Сененмут произнес:

– Бенну, это мой подарок. Эту девочку зовут Синтия. Она будет играть с твоим ребенком и помогать тебе во всем. К тому же, она очень веселая, с ней забавно, скоро ты увидишь это сама.

Черная девочка низко поклонилась Бенну, ее глаза радостно блеснули. Бенну обняла ее:

– Мы обязательно подружимся, но я бы хотела познакомиться и вот с этой красавицей, – Бенну кивнула в сторону Рани. Та улыбнулась ей в ответ.

Сененмут весь сиял от гордости.

– Познакомься, дочка, это Рани. Она – моя жена, – и, улыбнувшись, добавил, – моя любимая жена.

«Папа стал другим», – отметила про себя Бенну. Она с удивлением смотрела на него. Когда они виделись в последний раз, папа был похож на живой труп. А сейчас перед ней стоял молодой улыбающийся мужчина. Неужели такая перемена произошла с ним из-за этой красавицы?» Сердце Бенну сжалось от ревности. Никогда раньше она не испытывала подобного чувства. Но она быстро справилась с собой. Ведь папа заслужил это счастье, и Бенну не испортит ему жизнь. Она будет радоваться вместе с ним. Бенну обняла новую жену Сененмута и произнесла:

– Мне очень приятно, Рани, я надеюсь, что мы подружимся. Папочка, ты получил мое послание?

– Да, дочка, и оно вернуло меня к жизни. Покажи мне внука!

Бенну достала младенца из люльки и осторожно передала его отцу. Сененмут бережно взял его на руки и с изумлением воскликнул:

– О чудо, дочка, он беленький, такие дети у нас не рождаются!

Бенну густо покраснела. Видя ее замешательство, Сененмут поспешил ее успокоить:

– Но все-таки такое иногда случается. Амон подарил ему замечательную внешность. Как ты назовешь его?

– Папа, я хотела, чтобы ты дал ему имя.

– Я тоже хотел попросить тебя об этом. Мы назовем его Аменхотеп, в честь моего друга и учителя.

– Папочка, мне очень нравится это имя, ведь оно означает «угодный Амону».

Сененмут любовался ребенком. Он поднял его высоко на вытянутых руках, покрутил, разглядывая со всех сторон, и вдруг воскликнул:

– О, посмотрите, у него на спине отметина Амона! Ребенок, бесспорно, будет счастливым! Мне кажется, я уже где-то видел такое же родимое пятно. Обернувшись к своей супруге и улыбнувшись ей, он произнес:

– Скоро и ты, моя Рани, подаришь мне ребенка. Я чувствую, что родится сын. Дети будут дружить, им весело будет расти вместе.

– Папочка, а ты когда вернулся? Бедный Гриос чуть не умер от тоски по тебе, он места себе не находил. Он похудел сильно, осунулся. Все бегал ко мне и спрашивал: нет ли от тебя весточки?

Услышав эти слова, Сененмут нахмурился:

– Я вернулся вчера, дочка. А Гриоса ты больше не увидишь. Я подарил его Аменхотепу за одну важную услугу.

Эти слова так поразили Бенну, что та воскликнула:

– Папа, ты что, отдал своего самого преданного слугу?! Как же ты будешь без него?!

На что Сененмут ответил ей спокойным, но ледяным тоном:

– Бенну, я прошу тебя, не вспоминай больше о нем. Рани, моя любимая, она полностью заменила мне Гриоса. Да мне и не нужна теперь нянька.

Причем ни один мускул не дрогнул на его лице. Таким Бенну еще никогда не видела своего отца. Она не могла вспомнить, чтобы папа говорил о ком-то в таком духе. Обычно он был очень мягок со всеми. Это что-то новое, безусловно, он изменился, причем сильно. Бенну не могла понять, хорошо это или плохо. Может быть, эта симпатичная девушка так повлияла на него? Раньше он жить не мог без своего слуги. Сердце у Бенну опять заныло от ревности. До сих пор внимание отца сосредотачивалось только на ней одной. Теперь ему не до нее. Сененмут сразу почувствовал настроение дочери и произнес с улыбкой:

– Доченька, ничего не изменилось. Просто ты стала мамой, теперь тебе будет не до меня. А у меня скоро тоже появится маленький, это не отдалит нас друг от друга. Я уверен, что ты подружишься с Рани. У вас будут общие интересы, через пять месяцев у нее тоже появится малыш.

Сененмут как будто оправдывался. Этот человек всю жизнь чувствовал себя виноватым. Бенну знала его очень хорошо. Ее сердце сжалось от любви и нежности, она промолвила:

– Папочка, прости меня, я немного ревную тебя к Рани. Но я справлюсь с этим, мы с ней обязательно подружимся. Ты, как никто другой, заслуживаешь счастья! Правда, Рани?

Эти слова привели Сененмута в восторг. Вскоре слуги накрыли стол и счастливое семейство отметило рождение Аменхотепа, сына Бенну и Миноса.

А вечером, проводив отца с его новой женой, Бенну вернулась к Аменхотепу. Ребенок приводил ее в восторг. Она любовалась им, нежно целуя его ножки и вдыхая сладкий запах младенца. Слезы радости блеснули в ее глазах. Ребенок проголодался, и тут же раздался его требовательный плач. Бенну осторожно взяла его на руки и подала кормилице.

«Как жалко, что она сама не может кормить его! Она всегда присутствовала при кормлении, поглаживала сына, смотрела, с какой жадностью ребенок сосал грудь».

В комнату постучали. Бенну разрешила войти. На пороге стоял ее слуга, в руках он держал огромную корзину с цветами. Низко поклонившись, он поставил корзину на пол.

Радостно вскрикнув, Бенну подбежала к цветам и вытащила письмо. Развернув его, она с жадностью стала пожирать его глазами. Письмо было от мужа. Он поздравлял ее с рождением сына и наследником и сообщал, что прибудет к ней через сорок дней после родов, как это и положено.

Бенну прижала к себе письмо и радостно закружилась на месте. Ее любимый вспомнил о ней! Он увидит своего сына, ведь это его сын, она уверена, что Аменхотеп понравится ему. Ее тело, истосковавшееся по мужу, сладко заныло. О, она устроит ему незабываемую встречу!

С завтрашнего дня она начнет готовиться к ней. Во-первых, она переделает их спальню, чтобы их встреча прошла так, как будто в первый раз. Во-вторых, она займется собой: две рабыни будут натирать ее тело особыми маслами, она знает, от какого запаха ее муж сходит с ума. А волосы? Она подбежала к зеркалу и стала придирчиво рассматривать себя. Нет, волосы бесспорно хороши, даже ухода не требуют никакого. «И еще, надену его любимые зеленые линзы», – Бенну ликовала.

«Наконец-то я дождалась своего счастья. И все благодаря Изольде. Я ей подарю большой перстень с рубином. И, кто знает, может, мой муж будет навещать меня так же часто, как он это делал, когда женился на мне?»

Сегодня Бенну уснула совершенно счастливой. Ночью ей приснился ее сын Аменхотеп, но не маленьким, а уже подросшим. Он бежал к ней по дорожке в ее саду и радостно протягивал к ней свои ручки. Сердце Бенну замирало от счастья. А рядом с ней стояла ее мама, она улыбалась своему внуку и гордилась им.

13

Наконец долгожданный день настал. Все было готово к приему мужа. Бенну радостно щебетала с утра, бегая по всему дворцу, расставляя по вазам цветы, срезанные в ее саду по такому случаю. Она забежала в спальню и придирчиво осмотрела ее. Эту комнату она всю переделала. Она теперь была темно-бордового цвета, по стенам слуги развесили картины с изображением голых женских тел в различных соблазнительных позах. Они ей совсем не нравились, но она знала, что мужа это приведет в восторг.

Она подбежала к люльке, которая стояла тут же, и залюбовалась сыном. Сын так вырос! Ему еще не было двух месяцев, но он уже так забавно улыбался ей. Он был похож на настоящего ангелочка. Какой он красивый! Сердце Бенну замирало от счастья. Она с каждым днем все больше привязывалась к сыну. Бенну ласкала его, щекотала, осыпала поцелуями. Особенно сильно восхищали ее розовые ножки ребенка! Она не переставала им удивляться: такие они маленькие, забавные, она не отрывала от них губ, теряя голову от счастья.

Каждый день она благодарила Амона и Изольду за этот бесценный дар. Разве та – мать, что рожает? Нет, настоящая мать, это та, которая отдает ребенку свою любовь. Эта мысль больно кольнула ее. Как же мама смогла отвернуться от меня, когда я родилась? Но Бенну тут же прогнала от себя эту мысль. Она все равно очень сильно любит свою маму.

Рядом со своей спальней Бенну устроила детскую, там и жила вместе со своим ребенком, оставив свою спальню для встреч с мужем. Днем Бенну переносила люльку к себе в спальню, и, когда малыш хотел есть, звала кормилицу и Синтию, которая смешила и развлекала всех, корча веселые рожицы.

Малыш закряхтел, ища грудь своим прелестным ротиком.

Бенну тут же позвонила в колокольчик. Кормилица моментально откликнулась на ее зов, ее грудь распирало от молока. Вслед за ней пришла и Синтия, она весело улыбнулась Бенну и спросила:

– Я нужна вам, госпожа?

Бенну улыбнулась ей в ответ:

– Посиди с нами, детка, сейчас Аменхотеп покушает, и мы с тобой поменяем ему пеленки.

За дверью послышался шум. Бенну встревоженно прислушалась: «Кажется, голос Миноса? Но почему так рано, в письме он писал ей, что придет вечером?»

А через минуту Минос стоял на пороге ее комнаты. Бенну радостно вскрикнула и бросилась ему на шею. Промелькнула мысль:

«Какая досада, я не успела надеть зеленые линзы!»

Муж равнодушно обнял ее, как будто они расстались только сегодня утром. Его глаза забегали по стенам спальни, губы растянулись в плотоядной улыбке:

– Ты хорошо поработала, моя крошка!

Потом его взгляд остановился на кормилице. Он отстранил Бенну, подошел к женщине и протянул руку, ощупывая грудь.

– Минос! – вскрикнула в отчаянии Бенну.

Он в удивлении уставился на нее.

– Не понимаю, что за возмущение? Я хочу эту женщину, и прямо сейчас. Его ноздри хищно раздувались. Кормилица в ужасе отпрянула, а Аменхотеп, потеряв грудь, обиженно закричал. Минос поморщился от отвращения.

– Это мой сын? – Он брезгливо взял его на руки и тут же отбросил от себя прочь. Кормилица еле успела подставить руки, чтобы ухватить ребенка.

– Тебя обманули, Бенну. Это не мой сын! Я не потерплю его в нашем доме.

Бенну в ужасе подбежала к кормилице, взяла у нее ребенка и прижала к груди. Минос рванул на кормилице платье. Аменхотеп громко плакал, требуя грудь. Заваливая кормилицу на кровать, Минос закричал:

– Если ты ему не заткнешь пасть, я размозжу ему голову!

Тут же заплакала Синтия. Только сейчас Минос заметил девочку. Он оскалил зубы и, показывая на нее пальцем, приказал:

– Ложись рядом!

Синтия, дрожа всем телом, исполнила приказание. Бенну в ужасе наблюдала за происходящим. Ребенок у нее на руках орал не переставая.

Минос взревел:

– Я, кажется, ясно сказал тебе, тварь! Заткни ему рот! Я упустил твою мать, а ты – ее отродье, вон отсюда!

Бенну в ужасе выскочила из комнаты. Она слышала каждый звук, доносящийся из ее спальни. Как ни странно, но малыш сразу успокоился и почему-то уснул.

Она слышала, как плакала кормилица и просила не трогать Синтию, как дико закричала девочка. Тут Бенну не выдержала, она положила ребенка на кровать и вернулась в спальню. Ее глазам открылась безобразная сцена: на кровати в огромной луже крови, корчась от боли, лежала Синтия. Минос грубо насиловал ее. Бенну с криком подбежала к мужу, вцепилась ему в волосы, пытаясь стащить его с девочки. Из его пасти вырвался крик удовольствия. Он изумленно смотрел на Бенну, потом достал из-за пояса короткую плеть и ударил Бенну прямо по лицу.

Плеть рассекла нежную кожу, горячая кровь залила ей лицо. Но Бенну не чувствовала боли. Она продолжала рвать на Миносе волосы. Он вскочил на ноги и со всей силы отшвырнул Бенну от себя. Больно ударившись о стену, она потеряла сознание.

А в комнату в это время вбежала Изольда. Увидев, что произошло, она вцепилась себе в волосы и затопала ногами от неожиданности и горя. Затем принялась бегать по спальне, испуская нечеловеческие вопли, усеивая спальню своими седыми волосами. Она обнюхивала, обшаривала комнату, обыскивая, просовывая голову во все щели.

Изумленный Минос закричал:

– Изольда! У тебя что, крыша поехала?! Что ты ищешь?!

Старуха остановилась, перевела дыхание и закричала:

– Соль ищу, чтобы привести Бенну в чувство!

– Дура, я хочу, чтобы она сдохла!

– Так я и знала, Минос! Зачем ты это сделал!? Я только что смотрела знаки. Она, – старуха указала на Бенну, – единственная, кто может взять для тебя книгу Судеб!

Глаза у Миноса вылезли из орбит.

– Что ты говоришь!?

Изольда быстро закивала.

– Да, да, Минос, мы ставили не на ту, Алиска никогда не сделает это для тебя! Я не думала, что такое может произойти с Бенну. Видно, этот ребенок так повлиял на нее. Абсолютная любовь, подумать только! А теперь смотри, что ты наделал!

Спрыгивая с Синтии и на ходу застегивая штаны, Минос грозно спросил:

– Изольда, а что за ребенка ты подсунула ей?

Та сначала растерялась, а потом замахала рукой, успокаивая Миноса:

– Твой это сын, твой, не сомневайся!

– Мой говоришь? – его ноздри широко раздувались от гнева. – Видно, совсем ты стала старой, что дала обмануть себя! Своих детей я за версту чую!

Старуха поморщилась: «Неужели ее обманули? И спросить-то не у кого. Гриос отлично сделал свое дело. Придется навестить ту девчонку, у которой родился этот ребенок. Неужели она до посвящения уже была беременной? Впрочем, теперь какая разница?»

Изольда приказала кормилице принести соль, а сама накинулась на Миноса:

– Послушай, тебе-то что, чей это ребенок, твой или нет? Главное, он получит для тебя этот дом! Ребенка мы… – и тут ее взгляд упал на кормилицу, – та все еще топталась на месте. Изольда грозно закричала:

– А ну, брысь отсюда! – женщина бегом выбежала из комнаты. – Придется ее убрать, кажется, мы много наболтали при ней. Сегодня пришлю новую кормилицу. Минос, нам все равно, от кого ребенок. Главное сейчас – вернуть любовь Бенну к тебе. Может, еще не все потеряно? Как ты был неосторожен, Минос!

Он в раздражении закричал:

– Это все ее мать-сучка! Она опять сбежала от меня, мои детки-уроды упустили ее. Понимаешь, я, когда Бенну увидел, совсем из себя вышел. Я был вне себя от гнева, Изольда! Мне казалось, что передо мной Мария. Бенну сейчас стала похожа на нее еще больше!

– Ладно, Минос, иди к себе, я тут осмотрю Бенну, приведу ее в чувство, поговорю с ней, попытаюсь вас помирить. Все супруги ссорятся, – скривила в улыбке свой безобразный рот старуха. Тут взгляд ее упал на Синтию.

– Черт, смотри, а негра сдохла!

Махнув рукой, добавила:

– Ну, туда ей и дорога, ненавижу черномазых.

Минос потянулся:

– А я люблю! Приготовь мне сегодня таких парочку. Именно чтобы такие были, молоденькие и с круглыми попками. Жаль, что эта тварь, – он указал рукой на Бенну, – не дала мне натешиться вдоволь.

– Ладно, ладно, иди уже, – притворно ворчала старуха, – есть у меня такие. Я и не ожидала, что тебе такие нравятся, обычно я использую их для черной работы.

Минос ушел, а старуха отдала приказание слугам перенести Бенну в детскую, пока в спальне уберут труп Синтии и отмоют кровь.

Изольда сама сходила к себе, набрала всяких мазей и натирок, надо было как можно скорей поставить Бенну на ноги. Она едва успела отмыть Бенну лицо от крови и намазать мазью, как в комнату ворвался Сененмут. Его вид был страшен. Старуха в ужасе уставилась на него своим единственным глазом.

– Что с моей дочерью, отвечай сейчас же, старая карга!

Заискивающе глядя на Сененмута своим единственным глазом, старуха запричитала:

– Ой, горе мне, горе. Не успела я, Сененмут. Молодые поссорились. Минос решил, что ребенка Бенну нагуляла, гляди, беленький какой…

Сененмута всего трясло от ярости:

– Моя Бенну?! Лучше бы ты, старуха, проглотила свой язык! Тебе ли не знать мою дочь!?

В комнату вбежал слуга Сененмута и что-то прошептал ему на ухо. Сененмут побледнел и прошептал:

– Ах ты тварь! Твой хозяин ответит за все! Убить ребенка, как он мог?!

Старуха испугалась. Она замахала на него руками.

– Ну что ты, Сененмут, говоришь такое! Ребенок жив, вон в люльке спит себе спокойно. А Бенну скоро придет в себя. Эта кормилица так и не смогла соль найти!

Чеканя каждое слово и задыхаясь от гнева, Сененмут произнес:

– Я говорю не о сыне Бенну. Я говорю о Синтии. Она жила у меня одиннадцать лет! Она была мне как дочь! Как он мог залезть на ребенка?! В Кемете нет больше таких уродов, как он! Что мне с тобой говорить, старая ведьма!

Сененмут коротко отдал приказание слуге, и тот принес в комнату папирус.

Что-то быстро написав на нем, Сененмут приказал:

– Старуха, ты передашь этот папирус Миносу. Я объявляю его брак с Бенну расторгнутым. А ему я даю три дня на то, чтобы он убрался из города. Все его земли и дворец переходят в собственность города. Я получил одобрение на это от фараона и главного жреца.

Старуха заметалась по комнате и зашептала в бессильной ярости:

– Ты не можешь так поступить с ним!

– Это почему? – удивился Сененмут, – я наделен всей полнотой власти! Он превратил наш город в вертеп! С его приходом порушились все моральные устои, в его дворце происходит беззаконие, и я с этим покончу! Я очищу от него город!

– А как же Бенну? – рыдая, старуха выдвинула свой последний аргумент, – ведь она любит его! Ты хочешь разрушить жизнь дочери, ее счастье?

– Счастье?! – Сененмут аж подпрыгнул на месте, – Посмотри на мою девочку, что он с ней сделал? Он обезобразил ее лицо, теперь на всю жизнь она останется с этим ужасным шрамом! И если сейчас, старуха, ты не прекратишь защищать его, я прикажу вырвать твой поганый язык!

В это время Бенну пришла в себя. Она открыла глаза, еще не понимая, что с ней. Наконец память вернулась к ней, и она застонала от ужаса и боли. Слезы градом полились у нее из глаз. Увидев Сененмута, она прошептала:

– Папочка, Минос очень плохой человек. Я больше не люблю его!

Обернувшись к старухе, Сененмут закричал:

– Слышала, старуха?! А теперь – вон отсюда!

Изольда стала умолять его:

– Подожди, подожди Сененмут, не выгоняй меня. Позволь мне переговорить с Бенну. Я знаю одну ее тайну, ей не понравится, если об этом кто-нибудь узнает!

Бенну с отвращением взглянула на Изольду и произнесла:

– Мне уже все равно, Изольда. Что бы ты сейчас не сказала, Аменхотеп – мой родной сын, и люблю я его больше всего на свете!

Делая последние отчаянные попытки урезонить Бенну, старуха закричала:

– Мы обе знаем, что это не так!

Тут терпение Сененмута закончилось. Он схватил старуху за шиворот и, засовывая ей за шиворот папирус, пинком выбросил ее из комнаты.

Вернувшись к Бенну, ласково погладил ее по голове.

– Доченька, не волнуйся, эта старуха больше не потревожит тебя. Пока твой бывший муж здесь, ты поживешь у меня.

Слабым голосом Бенну произнесла:

– Папа, он все равно убьет меня. Ты не сможешь вечно меня прятать.

– Это мы еще посмотрим! Бенну, девочка моя, скажи, а где Сенах? Как он допустил такое?

Бенну стало стыдно. Действительно, она совсем забыла о своем друге. Оправдываясь перед Сененмутом, проговорила:

– Папа, он теперь свободный человек, он ушел, и его нет очень давно. Может быть, он нашел свое счастье…

– Надеюсь, дочка, что он вернется. Он предан нашей семье. Я уверен, будь он рядом с тобой, не допустил бы такого. Я забираю тебя отсюда. Скажи, а в моем доме есть зеркала, из которых может появиться твой муж?

Бенну удивилась. Широко открыв глаза, она спросила:

– Ты знаешь о них?

– Конечно, Бенну. Мои слуги следят за тем, что происходит в этом доме, и докладывают мне. Я никому об этом не говорил, иначе тебя будут судить за колдовство.

– Но слуги, они могут предать, папа.

– Поэтому я и хочу, дочка, уничтожить эти зеркала.

Бенну вскричала:

– Папа, только не это! Иначе Сенах не вернется к нам!

– Хорошо, Бенну. Но ты не ответила на мой вопрос: есть ли у меня такие зеркала?

– У тебя дома три таких зеркала.

Сененмут кивнул.

– Хорошо. Ты покажешь мне их, и я выставлю возле каждого охрану. Если твой муж появится, то ему тут же отрубят голову.

– Папа, давай не будем рисковать, прикажи перенести эти зеркала сюда. А я и вправду пока поживу с тобой. И еще, надо уничтожить подземный ход, ведущий во дворец Миноса.

– Не волнуйся, мои люди уже делают это.

– Папа, – вскричала Бенну, – мы забыли про Халли! Как она попадет к нам, ведь она постоянно пользуется подземным переходом?

– Не волнуйся за нее, мы заберем ее к себе. У меня там есть свои люди, ей помогут бежать.

Но от этих слов Бенну не стало легче. Она подумала: «Два самых близких моих друга далеко от меня. Что с Сенахом? Его нет вот уже четыре месяца. Мне так стыдно, я даже не вспоминала о нем. А может быть, он женился? Сначала мужчине не нравится женщина, – она вспомнила об Ире, – но потом, кто знает, возможно, ей удалось затащить его в постель? Он такой неопытный в этих делах!»

Бенну прикрыла глаза. Видя, что дочка устала, Сененмут тихонько вышел из комнаты, отдавая последние приказания по ее переезду.

14

Между тем Изольда, подобрав свои юбки, бежала по подземному переходу во дворец к своему господину. Она прижимала к себе ненавистный папирус. Ее единственный глаз горел от ненависти, изо рта вырывались страшные проклятия и ругательства.

Путь в покои к господину лежал через гарем. Надо сказать, что девушек в гареме совсем не баловали. Здесь повсюду царила атмосфера холодной пустоты. Самая большая комната, где собирались жены и невольницы, была длинной и строгой. Огромные решетчатые окна выходили в сад, окруженный высокой стеной. Каждое окно было закрыто железной решеткой и находилось выше уровня глаз, эти окна были всегда закрыты ставнями и занавешены. Свет, проникавший через открытые арки, расположенные под самым потолком, падал на выложенный большими каменными плитами пол, по которому бесшумно скользили женщины. Вечером свечи в тяжелых бронзовых подсвечниках бросали причудливые тени на стены и потолок. Все здесь напоминало тюрьму. Это было место, где не существовало ни времен года, ни времени как такового, и те, кто попадал сюда, навсегда уединялись от внешнего мира.

Во дворце были спартанские условия жизни. Зимой здесь стоял пронизывающий холод. Женщины спали в одеждах, на соломенных тюфяках, под грубыми шерстяными одеялами. У каждой была своя крошечная комнатка, в которой помещалась лишь кровать. Вместо умывальника в углу комнаты на полу стояли глиняный кувшин и таз.