Текст книги "Невезучая"

– Мы с Толиком продумали и этот момент, – с довольным видом сообщила Маринка. – Он каждый день будет устраивать застолья, во время которых лорд накушается и напьется до безобразия и ему ни до чего не будет дела. Если у вас и произойдут какие-то несостыковки в общении с Толиком, он ничего не заметит.

– То есть Толик будет поить его каждый день? – уточнила я.

Это и вправду меня немного успокоило. Лорд вряд ли удивится столь обильным возлияниям – ведь весь мир знает, что русские пьют больше других народов! А во время пьяного угара ему недосуг будет замечать какие-то неточности в наших с Толиком ответах, а также странности нашего поведения, если таковые появятся.

– Ну разумеется. – Марина снисходительно откинула золотистую кипу волос с плеча. – Кто не согласится выпить русской водки да под хорошую закуску? Не дрейфь, он будет возить лорда на охоту, на рыбалку, покажет ему российский колорит во всей красе. Тебе только останется сидеть дома!

– Подожди, – спохватилась я, – но ведь я же работаю!

– Значит, возьмешь отпуск, – велела Марина, – или уволишься. Что у тебя за работа? Уверена, что никакой пользы ты на ней не приносишь, только штаны протираешь. Мы тебе заплатим. Тысячу долларов.

– Да не надо мне платить, – возмутилась я, – не нуждаюсь в деньгах. Но и увольняться я не хочу.

– Значит, сядешь на больничный. Не переживай, я тебе его сделаю, у меня знакомая работает в поликлинике. А деньги все-таки возьми: так мне будет спокойнее. Ты просто будешь выполнять свою работу, за которую заплачено. Ну что, договорились?

– Мне надо подумать, – промямлила я.

Казалось бы, о чем здесь думать? Никогда еще в моей жизни не было и не будет подобного приключения. И все же какая-то мысль не давала мне покоя, но я никак не могла ухватить ее за хвост.

– Видишь ли, Криворучка, – Марина перегнулась ко мне через стол так, что ее огромные голубые глаза оказались в нескольких сантиметрах от моих глаз, – лорд Адриан приезжает уже послезавтра. Поэтому завтра с утра ты должна быть в нашем с Толиком доме, чтобы оговорить некоторые детали и узнать главные события нашей жизни, чтобы вы одинаково отвечали на вопросы лорда и ты не попала впросак.

– Постой, а где ты будешь все это время? – вдруг решила уточнить я.

– Не волнуйся, я буду рядом, – пропела Марина.

– В каком смысле? – не поняла я.

– Я буду жить в этом же доме, – пояснила Марина, – играть роль домработницы. Сначала мы хотели сделать вид, будто я сестра Толика, но потом поняли, что Адриан может узнать, что у Толика нет ни братьев, ни сестер. Так что я – домработница.

Я невольно хихикнула. Представить себе Марину в роли домработницы было просто невозможно.

– Хватит ржать, – прервала она меня, – настоящая домработница тоже будет там.

– А если лорд Адриан влюбится в тебя? – пришло мне в голову.

Этим вопросом я явно польстила Марине. Она заулыбалась и смягчилась, положительно поглядывая на меня.

– Такое возможно. Толик уже высказывал подобное мнение, пытаясь удалить меня из дома на время его приезда, – промурлыкала Клюева. – Но тебя это не должно интересовать, с этим я разберусь сама. По рукам?

Мое богатое воображение тут же нарисовало картину: вот большой дом, в столовой за круглым столом чинно сидит симпатичный парень – Толик (я его не видела, но наверняка у него приятная внешность, раз Марина в него влюбилась), я, старик с трясущимися руками – лорд Адриан (раз он озаботился проблемами завещания, вполне естественно, что возраст его весьма преклонен), а Марина прислуживает нам за столом. И так как она не умеет этого делать, то постоянно обливает вином кого-то из нас, неловко ставит тарелки с едой, брызгая горячим соусом, роняет попеременно то хлеб, то столовые приборы… Лорд Адриан напивается и его старое морщинистое лицо становится похожим на брюкву. Он начинает распевать старые русские песни, немилосердно фальшивя и путая слова, а Толик лицемерно подхватывает. Я же сижу, глупо улыбаясь, наблюдая за этой сладкой парочкой… Да уж, ничего привлекательного. С другой стороны, всегда интересно выдать себя за кого-то другого, побывать в шкуре другого человека или хотя бы прикинуться им. К тому же что меня ждет впереди? Все те же беспросветные будни в библиотеке с Александровной, которая в очередной раз станет хвастаться своей новой вставной челюстью, которую ей преподнес зять в день рождения. Челюсть необычная, она в комплекте с брелоком, нажав на который раздается сигнал, по которому можно определить местонахождение челюсти. Александровна радовалась подарку, как ребенок. А я сразу сообразила, что зятю просто надоело находить вставные зубы то в собственной кружке, то в других неподходящих местах, поэтому и пришлось раскошелиться на дорогой подарок для тещи.

На весах – два старика: лорд Адриан и Александровна. Но если последнюю я знаю как облупленную, ведь мы работаем с ней уже много лет, то английских лордов никогда не видела вживую. И кто знает, представится ли когда-нибудь подобный случай?

– Даже не знаю, – протянула я, – это так неожиданно…

– Да что ты мямлишь, – разозлилась Клюева, – будто тебе предложение руки и сердца делают! Тебе же все равно нечем заняться, а так хорошим людям поможешь. Будешь знать, что не напрасно воздух коптишь! Вообще-то я так и знала, что с тобой каши не сваришь!

– А если знала, то зачем же приехала?

– Подумала: а вдруг Криворучка изменилась, стала настоящей женщиной, а не серой мышкой! – Марина прищурила глаза.

– А я что, искусственная женщина? – обиделась я.

– Да я не в этом смысле! Просто настоящие женщины живут здесь и сейчас, они ничего не боятся, с удовольствием пробуют что-то новое, живут на всю катушку.

– А я? – Я поджала губы.

– А ты как в школе – тебя словно и нет вовсе! Ты – человек-невидимка.

Мне стало так обидно, что я чуть не расплакалась. Уж очень сложно и тяжело слышать такие слова от девушки, которая когда-то списывала у тебя все подряд. Неужели я и в самом деле такая? А вот и нет!

– Я согласна, – торжественно произнесла я. – Но не более чем на неделю.

– Не волнуйся, лорд Адриан в письме упомянул о том, что приедет всего на несколько дней, так что ты будешь свободна гораздо раньше, чем через неделю, – подмигнула мне Клюева. – Вот и славно. Значит, завтра с утра я за тобой заезжаю. Слушай, а может, ты сама приедешь к нам за город?

В этом вся Клюева. Мало того что я делаю ей большое одолжение, так еще должна и сама выбираться за город!

– Не вопрос, – кивнула я.

А вот в этом вся я. Прекрасно понимаю, когда люди мной пользуются, но отказать им не могу – теряюсь перед наглостью и напором.

Марина нацарапала на салфетке мне их адрес и свой мобильный телефон и отбыла.

Я задумчиво сделала себе бутерброд и с удовольствием пожевала соевую колбасу. К сое меня приучил папа. Он несколько лет назад увлекся здоровым питанием, и нас с мамой подсадил на него. Но, честно говоря, я просто думаю, что ему надоели все эти рестораны, сауны, спиртное и, чтобы не выглядеть дураком перед партнерами, он начал говорить им, что является сторонником здорового образа жизни. И знаете, самое интересное, что многие из его окружения последовали за ним с радостью, словно ждали этого момента. Просто мужчины таковы: им совершенно не хочется выставлять на свет божий свои болячки, которых в пятидесятилетнем возрасте наберется немало! Или просто они устают от привычного образа жизни, но им стыдно в этом признаться. Вот и мой папа – он проделал долгий, но очень успешный путь от простого челнока к владельцу супермаркета и, видимо, устал от всего. Ему надоело каждый день «по работе» прикладываться к виски, хотя он всю жизнь предпочитал простую водку, надоело ходить в модную сауну, хотя он обожает париться в баньке. Надоело есть лобстеры, когда хочется обычных горяченьких пельменей. Но ведь положение обязывает! И мой папа нашел выход! Правда, сам к нему долго привыкал. Он ведь не лицемер, мой отец! Поэтому раз заявил во всеуслышание о здоровом образе жизни, значит, обязан его придерживаться даже в домашних условиях, – ведь он очень дорожит нашим с мамой отношением к нему! Вот папа и стал придерживаться… Мы с мамой все отлично поняли, но и виду не подали!

А выглядело все примерно так: мы с мамой завтракали яичницей с беконом и бутербродами с маслом и сыром или шоколадной пастой, а папа кушал овсяную кашу на воде, запивая ее обезжиренным кефиром. Мы обедали наваристым борщом, на второе потребляя французские сосиски с тушеной капустой, на десерт – шоколадный мусс, а папа давился соевым тушеным мясом и салатом из помидоров и огурцов, заправленных лимонным соком. На ужин мы с мамой довольствовались бутербродами с красной рыбкой или колбасой, а папа, стиснув зубы, пил травяной настой с ложечкой меда и позволял себе пару тостов. На него было жалко смотреть. Папа чуть не плакал от желания слопать горячую булочку с джемом, запить все это жирной простоквашей и закусить куском копченой колбаски, но ему было нельзя! Он сам себе запретил! Мы с мамой тоже мучились, глядя на него, и нам еда стала не в радость.

Поэтому примерно через пару недель мама нашла выход из создавшегося положения. Она перевела и нас на диетическую пищу. Папа был очень доволен, потому что мама умудрялась из разрешенных постных продуктов приготовить нечто очень вкусное. Но я однажды увидела, что мама отступает от нормы и кладет в кашу масло, пока папа не видит. Главное, он думает, что ест здоровую пищу, – таков был девиз мамочки. И я была с ней полностью согласна: ведь если посредством постной пищи мама и папа обрели стройные формы, то мне-то они были ни к чему, я и так уродилась худой. Несмотря на булочки, которые поедала в течение дня, я все равно не толстела ни на килограмм. А мне так хотелось поправиться, иметь хотя бы какие-нибудь формы!

Нет, полным людям живется проще, чем худым, – им хотя бы можно похудеть! А вот худым поправиться просто невозможно – это я уже поняла. Но вот удивление – когда я стала есть эту самую здоровую пищу, я начала поправляться! Представляете – булочки с маслом, жутко калорийные, на меня не действовали, зато начали действовать соевые мясопродукты и овощные замороженные смеси. Дурдом! Если бы мне об этом рассказал кто-то другой, я бы ни за что не поверила, но ведь это была я сама, у которой все не по-человечески! Приходилось признать, что природа и здесь обидела меня, наградив не только некрасивой внешностью и дикой невезучестью, но и неправильным обменом веществ. Так что мама с папой ели здоровую пищу, чтобы быть здоровыми и стройными, а я – чтобы стать хоть немного рельефнее.

Я вытерла крошки со стола, положила продукты обратно в холодильник и легла спать, потому что было уже час ночи.

Утром, вспомнив, что мне надо на работу, чтобы предупредить Александровну о том, что я беру больничный, я поднялась, умылась, стараясь не глядеть в зеркало. А ведь и правда – зачем мне рассматривать себя, если мое отражение меня не радует, и, накинув шубу, вышла из квартиры. Шуба была папиным подарком, поэтому я все-таки носила ее, но только на работу. Но если бы была моя воля, я надела бы что-нибудь менее заметное – пуховик, например, или свое старенькое пальтецо. Потому что роскошное меховое манто привлекало внимание, и я часто ловила на себе завистливые взгляды женщин. Я даже словно читала их мысли: «Ну зачем такой уродине такая шуба? Вот на мне бы она смотрелась…»

Под тяжестью этих взглядов и этих мыслей я съеживалась, сутулилась и стремилась в вагоне метро сесть, чтобы быстро закрыть глаза и не видеть взоров, обращенных на меня и мою шубу. Потому что если стоять, то глаза уже не закроешь, а следовательно, можно будет увидеть все эти переглядывания девушек и откровенные насмешки мужчин. Поэтому я влетела в метро, плюхнулась на единственное свободное место с краю и закрыла глаза, вспоминая вчерашний невероятный случай.

Надо же, впервые за много лет я предвкушала предстоящий день, и даже не день, а целую неделю – скорее всего, англичанин приедет именно на такой срок. Уже сегодня я окажусь в обществе красивых людей, которые будут от меня зависеть! Приятно, что я хоть чем-то могу помочь другим! Обычно от меня вообще ничего не требовали с самого детства, потому что с меня попросту было нечего взять.

От природы я всегда была робкой девочкой, болезненной и трусливой. Я не гуляла на улице зимой и не лепила снежных баб с другими детьми, потому что все зимние месяцы захлебывалась в соплях.

В магазин за хлебом меня не отправляли, потому что он находился через дорогу от дома, а я панически боялась переходов. Светофора у нас на перекрестке не было, на асфальте виднелась «зебра», но я не могла заставить себя ступить на нее и всегда дожидалась скопления народа, чтобы вместе со всеми перескочить проклятую зону. Мы жили в Митине, тогда этот район только начинали отстраивать, наш дом, старая хрущевка, непонятным образом оказался среди новостроек, которые даже наполовину не были заселены. Так что можно себе представить, сколько мне приходилось ждать хотя бы одного человека, решившего перейти улицу, да еще и поспеть за ним! Поэтому родители, которые по часу не могли дождаться собственное чадо из магазина, освободили меня от этой обязанности, вменив другую. Теперь я должна была выносить мусор.

Имея от природы маленький рост и тщедушное строение тела, я исправно волокла ведро к машине, которая собирала мусор и приезжала каждый вечер ровно в половине седьмого. Но всякий раз со мной случался казус. То я, поскользнувшись на банановой кожуре, падала прямо на лестнице, ведущей к мусоросборнику, и, глотая слезы стыда, ползала у жильцов окрестных домов под ногами, запихивая рассыпанный мусор обратно в ведро. То машина почему-то уезжала прямо перед моим носом, хотя шофер был обязан оставаться на месте до семи часов. Или я, с трудом поднимая ведро к люку и переворачивая его, внезапно оказывалась вся засыпана картофельными очистками и другими отходами жизнедеятельности нашей семьи.

Родители повздыхали и поручили мне уборку квартиры. Вернее, мыть пол меня не заставляли, зато я должна была пылесосить и протирать пыль. С пылесосом я справилась удачно. Довольно оглядев чистый ковер, я стала вытаскивать пылесборник, и конечно же он вывалился у меня из рук, крышка отвалилась, и весь тщательно собранный мной мусор оказался на своем законном месте. Я взялась было заново пылесосить, ожидая похвал от родителей, которые должны были вернуться с минуты на минуту, но мне, как всегда, «повезло». Электричество отключилось, и мама с папой застали меня в тот момент, когда в кромешной тьме я пыталась собрать рассыпавшийся мусор вручную. Тут же, словно по волшебству, включился свет, и я увидела, что не только не собрала мусор, но и разнесла его по всему ковру, то есть весьма тщательно разложила по местам.

– Неумеха ты моя! – вздыхала мама.

– Не расстраивайся, – вторил папа, – вот как раз из таких неуклюжих людей в будущем и получаются настоящие светила науки!

Наверное, я родилась в понедельник, потому что все, за что бы я ни бралась, валилось из рук. В большинстве случаев я только все портила. В школе учителя считали меня хулиганкой. Ну и верно, как назвать девочку, которая за один урок умудрялась разбить пробирку на уроке химии, сломать перекладину на физкультуре и перевернуть на соседку обед в школьной столовой? Почему-то все мои робкие ответы считались ехидными замечаниями и вызывали взрыв учительского негодования.

Бедные мама с папой, считавшие, что школа даст мне гораздо больше и в плане воспитания, и в смысле практических навыков, и уверенные в том, что уж со школьным материалом у их начитанной дочурки проблем не будет, грубо просчитались. Их вызывали к завучу чуть ли не каждый день. Там Анна Степановна, грозная полногрудая дама, читала им нотации. Однажды, когда я случайно выпустила из школьного террариума ужа, она завопила так, что слышно было в другой школе. А потом сказала папе, спешно купившему на Птичьем рынке такую же рептилию взамен утерянной, что они еще хлебнут со мной горя, что я хулиганка и по мне плачет колония для несовершеннолетних. Папа первый раз в жизни поднял голос на женщину и забрал мои документы из школы. Неделю я отдыхала дома, радуясь свободе и мечтая, что родители еще долго будут подыскивать для меня подходящее учебное заведение. Но тут грянула перестройка, папу уволили с работы, маму вслед за ним. Пока они переживали случившееся, им было не до меня. А затем я заболела на два долгих месяца. А потом настало лето.

Папе пришлось заняться челночным бизнесом, и к первому сентября меня определили в платную школу с гордым названием «Лицей № 7». Внешне лицей ничем не отличался от обычной школы, но зато педагоги в нем были совершенно иные. Мягкие, добрые, по-отечески заботливые. Неудивительно, что и среди детей была совершенно иная атмосфера. Меня никто не дергал за волосы и не дразнил Рыжухой. Никто не обращал внимания на обилие веснушек на моем лице, и про меня не говорили: «А вон кости пошли». Конечно, случались и неприятные случаи, как, например, с Мариной и Колей Смолянихиным, однако их и сравнить было нельзя с обилием куда более опасных неприятностей, случавшихся со мной в прежней школе.

Предавшись воспоминаниям, я вздохнула, забыв, что нахожусь в метро. Зато меня моментально заставили об этом вспомнить.

– Ну чего ты вздыхаешь? – услышала я визгливый голос и от неожиданности открыла глаза. Передо мной стояла женщина в потрепанном пальтеце, с огромной авоськой в руках. – Ишь ты, королева, расселась, а я стою, чуть задела – вздыхать начинает!

– Садитесь, пожалуйста. – Я попыталась встать, но обнаружила, что на край моей шубы уселся парень нетрезвого вида. – Встаньте, пожалуйста. – Я попыталась толкнуть его, но он так и не проснулся.

– Видали? – Тетка в пальто обернулась к другим пассажирам. – Я сказала, чтобы она мне место уступила, а она давай бедного парня будить. Он небось с работы едет, с ночной смены, устал!

– Ну и молодежь пошла, – покачала головой старушка, сидевшая напротив. – А что с тобой будет, когда и ты станешь пожилой? – обратилась она ко мне.

Я сидела пунцовая, как рак, и безуспешно пыталась вытащить шубу из-под увесистого парня, уставшего после работы. Только вот что за странная у него работа такая – винодел он, что ли? Спиртом от моего соседа несло за версту. Тетка в пальто презрительно поглядывала на меня. Когда мне наконец удалось вытащить свою многострадальную шубу из-под пятой точки опоры парня, я вскочила.

– Садитесь, – обратилась я к женщине.

– Ну нахалка, – завопила она, – встала, когда я уже выхожу! Какая наглая!

– А рыжие все нахальные, – пробасил внезапно проснувшийся парень, из-под которого я несколько остановок безуспешно пыталась выдернуть шубу.

– Точно! – резюмировала женщина и, волоча за собой сумку, выползла из поезда.

Я чуть не плакала. Ну почему она обратилась именно ко мне? Почему не вон к той девушке? Она и сидит ближе, и младше меня! Ясно почему – потому что девушка в пуховике, китайской перьевой курточке, а я в роскошной норковой шубе до пят! Да уж, лучше бы папочка купил мне на деньги, потраченные на шубку, машину. Я бы тогда не нервничала так всякий раз, заходя в метро! Но тут же я укорила сама себя: папе не жалко, он давно бы купил мне машину, если бы не боялся, что я или собью кого-нибудь, или угроблю собственную жизнь. Потому что я – это я. Невезучая, одним словом.

Подбегая к библиотеке, я заметила, что опаздываю, потому что в окне мастерской по ремонту обуви, той самой, где со мной приключился ужасный случай (когда-нибудь я решусь и расскажу о нем), уже горел свет. Если горит свет – значит, уже десятый час, потому что мастер приходил ровно в девять. Я заторопилась и, конечно, поскользнулась. Неуклюже упала на коленку, но быстро вскочила и похромала к двери родной библиотеки, периодически потирая коленку ладонью – было очень больно.

Когда я вошла в помещение, то первым делом заметила Александру Александровну. Она сидела на своем месте, как всегда, с той же самой прической – обернутой вокруг головы седой косой, но сегодня она сидела еще и в окружении своих подруг, таких же мерзопакостных старушонок. Она приглашала их в том случае, когда происходило что-нибудь экстраординарное, например, когда затонула подводная лодка «Курск», старухи муссировали эту трагедию неделю, старательно отсиживая на рабочем месте Александровны до последней минуты рабочего времени. Когда в США устроили теракты, женщины обсуждали это две недели, так громко, что бедные дети вообще прекратили ходить к нам в библиотеку за книгами, хотя новый учебный год только начался и учителя принялись задавать домашние задания. Я с утра не включала телевизор, поэтому первым моим побуждением было узнать, что же еще произошло в мире ужасного.

– Ты опоздала. – Александровна поджала губы.

По привычке я хотела было извиниться, повиниться, улыбнуться и загладить свою вину, как вдруг удивленно поняла, что ничего такого делать мне не хочется. Мало того, наш библиотечный щелкунчик вызывает у меня чувство неприязни. Бабуля вечно всем недовольна, и ее желчный характер всем хорошо известен. До меня в библиотеке работало пять девушек, и все они ушли отсюда друг за дружкой, ни одна не смогла ужиться с Александрой Александровной. Почему же я терплю все ее выходки? Да, мне нравится моя работа, я получаю удовольствие, проводя время среди книг. Однако же я – человек и отличаюсь по статусу от старой грымзы только возрастом.

– Пожалуй, я возьму больничный, – пробормотала я, не снимая шубы.

Она пропустила мои слова мимо ушей, увлеченно беседуя о чем-то с подругами.

– Я беру больничный, – громко и уверенно заявила я.

– Скоро начнутся новогодние каникулы, тогда и отдохнешь, – сообщила ехидная бабка.

– Нет, я беру больничный с сегодняшнего дня, – возразила я. – И сейчас же ухожу! Я пришла только потому, что знаю, что вы не поднимаете телефонную трубку в мое отсутствие.

– Я тебя не отпущу, – заартачилась она, – мне совершенно не хочется работать здесь одной. Да я просто не справлюсь!

Я хмыкнула. С чем она не справится, интересно? С десятком школьников и тремя пенсионерками, заглядывающими к нам?

Я направилась к выходу, подгоняемая бранью старушки библиотекарши и ее подруг. С ума сойти, откуда берутся такие вот старухи Шапокляк, вечно всем недовольные?

Выйдя из библиотеки, я подошла к шоссе и принялась тормозить машины. Папа с мамой обычно запрещают мне это делать, однако я не боюсь: ни один насильник не взглянет в мою сторону. Хоть какой-то плюс от моей внешности имеется!

Дом, к которому подвезла меня первая же остановившаяся машина, выглядел весьма внушительно. На минуту мне пришла в голову мысль, что Толик совсем не бедствует, зачем же ему идти на поводу у дяди-самодура? С другой стороны, несколько миллионов фунтов – это вам не шутки. Для обычных людей иметь миллион долларов – это предел мечтаний. Толик же, сумевший построить такой дом, знал, как заработать миллион. Но наверное, желание иметь не один, а пять или десять миллионов долларов (ведь эквивалент фунта стерлингов практически в два раза выше стоимости доллара) превысило все доводы рассудка. К тому же эти деньги – уже готовые, так сказать. Зарабатывать их в поте лица не надо, не надо и вкладывать в сомнительные (а в России практически каждое предприятие, связанное с вложением средств, можно назвать сомнительным) фонды и акции.

Я вздохнула, отпустила машину и остановилась перед решетчатыми воротами, над которыми красовалась массивная видеокамера. Позвонила, мужской голос моментально откликнулся и попросил меня представиться. Я сделала это по полной форме, вытянувшись в струнку.

– Мария Криворучко? – повторил голос. – Мне о вас ничего не известно.

– А почему вам должно быть обо мне известно? – хихикнула я. – Я же не эстрадная певица, не известная писательница, не актриса, наконец.

– Я говорю, что хозяева не предупредили меня о вашем визите. – В голосе секьюрити прозвучал металл.

– Так позовите Марину, она вам скажет, что я – не воровка. – Я уже начинала сердиться.

– Она спит, хозяин тоже, – ответствовал охранник. – Погуляйте часок вокруг дома, они обычно к одиннадцати просыпаются.

Вконец разозленная, я отошла от ворот. Черт бы побрал Клюеву и меня вместе с ней – ну почему мне так фатально не везет? Машину я уже отпустила, пока буду вызывать такси, Клюева уже проснется. Зачем только я обещала ей помощь? Что же мне теперь делать, как выбираться отсюда? Вряд ли от элитного коттеджного поселка ходят автобусы! Я почувствовала озноб и запрыгала на месте. Ну вот, морозец нешуточный, того и гляди, замерзну прямо перед воротами дома Толика. И когда приедет его дядя, меня поставят у входа, как статую в натуральную величину. Мне стало так жаль себя, что я бодро зашагала вокруг дома, следуя предложению охранника. Дом, выстроенный из красного кирпича, был окружен такой же красной кирпичной стеной с выступающими вперед и вверх столбиками через каждые восемь метров, видимо, для красоты.

Пока я обошла вокруг дома, прошло пятнадцать минут, из чего можно было заключить, что территория там, с другой стороны забора, не самая маленькая. Впрочем, достаточно было осмотреться вокруг, чтобы понять, что вокруг живут люди далеко не бедные. Все дома находились за высоченными заборами, и я могла разглядеть лишь балконы на третьих этажах и спутниковые тарелки, прикрепленные к крышам.

Сделав круг и снова оказавшись у витиеватых чугунных ворот, я окончательно осознала, что не смогу пробыть на морозе до одиннадцати – то есть еще двадцать пять минут. И моментально вспомнила, что Марина вчера записала мне свой номер мобильного телефона – рядом с адресом этого дома. Я радостно полезла в сумку, выудила исписанную крупным почерком салфетку, свой мобильный аппарат и принялась нажимать на кнопочки плохо слушающимися пальцами.

Пока я стояла у ворот с прижатой к уху трубкой, возле меня остановилось такси. Я поблагодарила Бога и решила, что если Клюева немедленно не проснется, то я усядусь в это такси и никогда больше не появлюсь в этом месте. И никакие мольбы бывшей одноклассницы не помешают мне забыть о ее просьбе! В конце концов, моя невезучесть происходит по большей мере оттого, что я позволяю другим людям пользоваться своей добротой. Мне несложно кому-то услужить, я люблю помогать людям. Но нынешнее положение уже выходит за рамки моей доброжелательности! Больше всего на свете я ненавижу холод. Терпеть не могу зиму и всякий раз терпеливо жду, когда же наступит весна. Почему я должна прыгать возле этого дома в то время, как Марина нежится в теплой постели, совершенно забыв про меня?

В последнюю секунду, когда я уже намеревалась отключить свой телефон и прыгнуть в такси, из которого кстати, никто не выходил – вероятно, такси приехало по вызову за кем-то из ближайших домов, Марина наконец взяла трубку. Я услышала ее недовольный и заспанный голос:

– Ну кто там еще?

– Это я, – буркнула я, – Маша. Между прочим, уже пятнадцать минут я стою возле вашего дома, охрана меня не пускает!

– А чего ты приперлась так рано? – возмутилась Клюева.

– Ты сама сказала – приезжай с утра, – рявкнула я в трубку.

– Но не затемно же! С утра – это к двенадцати часам!

– То есть ты предлагаешь, чтобы я уехала обратно и вернулась к двенадцати? – обозлилась я в очередной раз.

Клюева пару секунд подышала в трубку, вероятно понимая, что перегнула палку: ведь я нужна ей куда больше, чем она мне.

– Ладно, – буркнула она, – нажми на звонок у ворот и поднеси мобильный к микрофону рядом с ним. Я поговорю с охранником.

Через десять секунд мои проблемы закончились. Раздался долгожданный щелчок, дверь открылась, и я угрем проскользнула внутрь. Дорожка, ведущая к дому, оказалась тщательно расчищенной от снега. Вот по ней я и заковыляла к особняку, глядевшему на меня многочисленными окнами, разбросанными асимметрично. Не чувствуя ног под собой, я вскарабкалась по ступенькам на крыльцо и схватилась за ручку двери. На секунду меня вдруг настигла мысль: а что, если на входе ожидает очередной секьюрити, который будет, в свою очередь, снова меня мурыжить? Тогда я просто тихо скончаюсь под дверью этого дома. Однако мне повезло: замок щелкнул, и я буквально ворвалась в дом, сразу же споткнувшись о ковер и чуть не рухнув посредине холла. Интересно, какой умник решил, что ковер, начинающийся в нескольких сантиметрах от входа, – это очень стильно? Делаешь шаг, носком обуви задеваешь кончик ковра, и – твой нос уже практически залез в камин, пылающий у противоположной стены! Не раздеваясь и не разуваясь, я бросилась к огню, как первобытный человек, издавая такие же звуки. Мне ужасно хотелось залезть в огонь, чтобы моментально согреться, но краешком сознания я понимала, что между мной и саламандрой – мифической змеей, которая живет в огне, нет ничего общего. Через пару минут меня накрыла эйфория, и я закрыла глаза. Словно сквозь туман, я услышала топот ног по лестнице, но глаза открывать не стала. Вряд ли это несется Марина, чтобы побыстрее встретиться со мной. А с другими обитателями этого дома я пока незнакома. Однако голос Клюевой вывел меня из оцепенения.

– Криворучка, – зашипела она где-то сзади, – почему ты не сказала, что лорд уже здесь?

– Что? – От моей эйфории и следа не осталось. – Лорд уже здесь? И где же он?

– Он приехал в такси, ты не могла его не видеть!

Я моментально вспомнила, что такси действительно стояло неподалеку от ворот дома Толика, но откуда я могла знать, что в нем сидит лорд Адриан?

– Я полагала, что он приедет в кебе, – пробормотала я и тут же поняла, что мы все совершили фатальную ошибку и теперь обречены. – Боже, но ведь теперь ничего не получится, мы не успели даже познакомиться с Толиком, ни о чем не договорились… Почему он приехал так рано?! – воскликнула я.

– Откуда я знаю, – огрызнулась Марина, подскакивая к окну. – Наверное, старик впал в маразм и забыл, что должен приехать завтра! Черт, он уже идет! Толик!

По лестнице сбежал молодой человек, лихорадочно натягивая свитер, а затем руками приглаживая свои кудри. Я даже не успела его толком рассмотреть.

– Итак, – затараторила Марина, – я побежала переодеваться в домработницу, а вы ведите себя как можно более естественно. Криворучка, скажешь лорду, что ездила с утра по делам, ведь он видел тебя возле дома! Толик, не забывай улыбаться и проявляй интерес к Маше. Я побежала!

Как только она скрылась из вида, в дверь деликатно постучали, и Толик галантно распахнул ее. Мне пришлось отойти от камина, и я моментально почувствовала, что должна вести себя как хозяйка, значит – доброжелательно и гостеприимно. Сделав два шага вперед, я снова зацепилась – теперь уже не за ковер, а одной ногой за носок собственного сапога на другой ноге, и рухнула на четвереньки прямо у входной двери.