Текст книги "Золото для индустриализации. Торгсин"

Торгсин без расходов на дорогостоящее импортное оборудование и сырье, без миллионных трат на иностранную техническую помощь принес горы золота, сравнимые с теми, что благодаря огромным денежным вложениям и неимоверному напряжению сил добыли на рудниках и приисках. Золото, скупленное Торгсином, в значительной степени покрыло растрату золотой имперской казны и оплатило промышленный импорт тех лет. Особенно выделяется голодный 1933 год (табл. 9). В тот год люди принесли в Торгсин почти столько же золота, сколько огромным трудом «намыли» на «гражданских» предприятиях золотодобывающей промышленности!

К середине 1930-х годов золотодобывающая промышленность СССР встала на ноги и золотовалютный кризис был преодолен[249]249
  См., например, рост золотодобычи Дальстроя после закрытия Торгсина: 1936 – 33,4 т; 1937 – 51,5 т; 1938 – 62,0 т; 1939 – 66,3 т; 1940 – 80,0 т; 1941 – 75,8 т (Широков А. И. Дальстрой: Предыстория и первое десятилетие. Магадан, 2000. С. 103, 130; Nordlander D. J. Magadan and the Economic History of Dalstroi in the 1930s. P. 105, оба со ссылкой на ГАМО. Ф. Р-23сс. Оп. 1. Д. 5. Л. 14).


[Закрыть] (табл. 9). Создав отрасль, советское руководство обеспечило канал постоянного притока золота в кладовые Госбанка. Золотые безделицы и семейные реликвии населения уже не интересовали правительство. Да и много ли их осталось после стольких голодных лет? Торгсин стал не нужен. 1935 год был последним годом его существования.

Советский Союз при Сталине накопил значительный золотой запас. Золотодобыча росла, а продажа золота за границу после войны прекратилась. В 1953 году – год смерти Сталина – золотой запас СССР составлял более 2 тысяч тонн чистого золота[250]250
  По одним расчетам, он составлял 2804 тонны (Godek L. Op. cit. Р. 766), по другим – 2049,8 тонны (Рыбалкин Ю. Операция «Х»: Советская военная помощь республиканской Испании. 1936–1939. М., 2000. С. 125; Российское золото. Т. 3. М., 1994. С. 526).


[Закрыть]. Н. С. Хрущев во все годы своего правления и Л. И. Брежнев в 1970-е годы активно продавали золото. Первый в основном тратил его на закупки зерна за рубежом, второй – на поддержку стран третьего мира. К концу правления Брежнева золотой запас подтаял более чем на тысячу тонн[251]251
  Российское золото. Т. 3. С. 526. Советское послесталинское руководство довело внешний долг СССР до астрономических размеров. В начале 1990-х годов он составлял 86 млрд долларов США, с ежегодными выплатами по обязательствам в размере 18 млрд долларов (Godek L. Op. cit. Р. 757).


[Закрыть]. В 1980-е годы завершился процесс ликвидации золотой казны[252]252
  Эксперты спорят о том, что случилось с золотым запасом СССР. Одни сомневаются, что Сталин накопил столько золота. Другие считают, что в 1980-е годы советское руководство продало золото, чтобы поддерживать стагнирующую советскую экономику, латать дыры в бюджете и покупать потребительские товары для успокоения населения. Есть также мнение, что остаток советской золотой казны разворовали во время распада СССР.


[Закрыть]. На момент распада СССР, по завышенным западным расчетам, золотой запас страны составлял немногим более 300 тонн, а по заявлению Г. А. Явлинского, в то время (сентябрь 1991) советника президента Горбачева по экономическим вопросам, – порядка 240 тонн[253]253
  Российское золото. Т. 3. С. 526. Упала и промышленная золотодобыча. К началу 1990-х годов страна со второго опустилась сначала на третье, а затем на пятое место в мировой добыче золота (Godek L. Op. cit. Р. 761, 762). В годы правления президента Ельцина, по данным периодической печати, золотой резерв России несколько вырос, но до сталинской цифры ему было далеко: в середине 1994 года он составил 328 тонн, в январе 1996 – 340 тонн, в июне того же года – 386 тонн (Рыбалкин Ю. Указ. соч. С. 125 со ссылкой на: Понедельник. 1996. № 1. С. 40; Известия. 1994. 22 июля; Финансовые известия. 1996. 18 июня). В начальный период президентства Путина Россия, используя благоприятную конъюнктуру мирового рынка, за счет продажи газа и нефти накопила значительный золотовалютный резерв. По сообщениям центрального телевидения, на 8 февраля 2007 года золотовалютные резервы России составили 305 млрд долларов. Это был третий по величине резерв после Китая (без Гонконга, 1066 млрд долларов) и Японии (895 млрд долларов). Согласно данным Банка России, золотовалютные резервы Российской Федерации на 16 июля 2021 года составили 597,4 млрд долларов США (c середины 2007 года их стали называть международными резервами России) (https://cbr.ru/hd_base/mrrf/mrrf_7d).


[Закрыть]. Для сравнения: золотой запас США в начале 1990-х годов превысил 8 тыс. тонн[254]254
  Российское золото. Т. 1. М., 1993. С. 541.


[Закрыть]. Черпая из золотого запаса, советское руководство достигло дна: по признанию представителя одного из банков в Цюрихе, некоторые золотые бруски, поступившие в то время из России, имели символы царского времени[255]255
  Godek L. Op. cit. Р. 769 со ссылкой на: Precious Metals – Soviets Widen Range of Swap Deals // Reuters. 1991. 17 July.


[Закрыть]. Сталинское руководство не только создало советскую экономику, но и, запасая золото, накопило средства, обеспечившие ее существование и влияние СССР в мире на несколько десятилетий вперед. Советское время закончилось вместе с золотой казной Сталина.

Часть 2
Народная кубышка

Глава 1
Золото

Валютная паника. Лом и чекан. Испытание металла. В ожидании «с собачкой». Золотая пыль, вашбанк и клеенчатые нарукавники. Сделка не по совести. Золотая статистика голода. Где гуляет царский чекан?

Вопреки предсказаниям Маркса, судьба первого социалистического государства в конце 1920-х – начале 1930-х годов зависела не от мировой революции, а от презренного металла. Особые папки Политбюро свидетельствуют, что на рубеже десятилетий руководство страны переживало «золотую лихорадку»[256]256
  В августе 1931 года Политбюро в связи с платежами за американское оборудование даже требовало выяснить состояние мобилизационных запасов цветных металлов и сколько можно разбронировать (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 10. Л. 160).


[Закрыть], ее пиком стали 1931 и 1932 годы[257]257
  В 1930–1932 годах удельный вес валютно-экспортных вопросов в повестке дня заседаний Политбюро резко вырос. В 1932 году валютные и экспортно-импортные планы, которые рассматривало и утверждало Политбюро, разработаны особенно детально, буквально по месяцам.


[Закрыть]. Признаки паники видел каждый исследователь, который занимался этим периодом: ужесточение кредитной политики и контроля над расходами экспортных и импортных организаций, сокращение объемов непромышленного импорта[258]258
  См. протокол заседания комиссии Политбюро по вопросам внешней торговли и кредитной реформы от 19 декабря 1930 года (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 9. Л. 108–109). В январе 1931 года, следуя решению Политбюро, СТО выпустил постановление о десятимиллионном сокращении накладных расходов по импорту (Там же. Л. 171). Постановление комиссии Политбюро по валютным резервам от 23 июня 1932 года запрещало советским организациям за границей расходовать выручку от экспорта на административные и управленческие нужды. Оно требовало, чтобы заграничные организации НКВТ во втором полугодии 1932 года сократили административно-управленческие расходы на 1,4 млн рублей золотом. Показательно, что до выхода этого постановления Наркомвод, например, вообще не вел учета расходов валюты (Там же. Д. 12. Л. 202–206). О сокращении физических объемов непромышленного импорта см.: Там же. Д. 11. Л. 42 и др. Валютная экономия по импорту засчитывалась не в бюджет предприятий, а государству (Там же. Л. 25).


[Закрыть]; расторжение договоров о технической помощи с иностранными фирмами[259]259
  С начала индустриализации к 1931 году СССР только по договорам об иностранной технической помощи выплатил Западу 26 млн рублей золотом, то есть порядка 13 млн долларов. В 1931 году расходы на техпомощь превысили 30 млн рублей (см.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 9. Л. 123; Д. 10. Л. 30). О кампании Политбюро по пересмотру договоров о техпомощи см.: решения Политбюро от 30 ноября 1930 года, 5 мая и 8 декабря 1931 года, а также постановление СТО от 12 мая 1931 года. Решения Политбюро содержат внушительный список иностранных фирм, договоры с которыми подлежали расторжению. Показательно, что именно Политбюро, а не ВСНХ решало, с какими фирмами следует прекратить сотрудничество (Там же. Д. 9. Л. 123–124; Д. 10. Л. 28, 30–32; Д. 11. Л. 85–86). Даже Наркомтяжпром и Наркомвоенмор должны были сократить расходы на иностранную помощь. Договоры расторгались односторонне уведомлением фирм и остановкой платежей по обязательствам. По отчету ВСНХ, к концу 1931 года общая экономия по расторгнутым договорам составила 3,5 млн рублей. План на 1932 год предусматривал экономию в 15 млн рублей за счет аннулирования, отсрочки или изменения заключенных договоров (Там же. Д. 11. Л. 130). Заключение новых договоров было ужесточено: для этого требовалось разрешение СТО. Проверку расходов предприятий по договорам о техпомощи должен был проводить не Рабкрин – наркомат хозяйственного контроля, а служба госбезопасности – ОГПУ (Там же. Д. 10. Л. 32).


[Закрыть]; резкое урезание валютной части зарплаты советских служащих за границей[260]260
  С 1931 года по решению Политбюро советские служащие за границей вместо валюты стали получать пятую часть зарплаты в рублях и облигациях государственного займа (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 9. Л. 160). В 1932 году были введены новые валютные ограничения по выплате зарплаты советским служащим за границей. В мае 1932 года, например, Политбюро требовало исчислять зарплату советским сотрудникам в Японии и Синьцзяне не в местной валюте, а в золотых рублях, да так, чтобы оклады снизились на 25–35 % (Там же. Д. 14. Л. 143). Были снижены командировочные для поездок за границу, сроки командировок, запрещалось тратить иностранную валюту для экипировки командируемых, которые теперь должны были покупать все необходимое в СССР (ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 14а. Д. 1058; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 9. Л. 124).


[Закрыть] и иностранных специалистов в СССР, а вскоре и вовсе отмена «золотой формулы» в оплате иностранцев[261]261
  Постановление СТО от 10 августа 1932 года категорически запрещало государственным и общественным организациям включать в договоры и сделки, совершавшиеся на иностранную валюту, «золотую формулу», то есть давать обязательства платить золотом или по расчету на золото. Исключения допускались лишь с разрешения СНК (ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 13а. Д. 871).


[Закрыть]; кампании ОГПУ по изъятию золота у населения, операция «Кредитбюро» по сбору полисов иностранных обществ и наследственных документов у советских граждан для предъявления валютных исков за границей[262]262
  О Кредитбюро см. главу «„Красные директора“ Торгсина: политкомиссар».


[Закрыть]; организация под эгидой ОГПУ валютных гостиниц[263]263
  Решение об организации в крупных городах гостиниц, предназначенных только для иностранцев, было принято Политбюро в начале 1931 года. Плата в таких гостиницах принималась «исключительно в твердой иностранной валюте», и работали они под контролем ОГПУ (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 9. Л. 118).


[Закрыть]; замещение в обращении серебряной монеты никелевой[264]264
  Никелевая разменная монета была введена в обращение в марте 1932 года. Она стала ходить наравне с серебряной и постепенно заменила ее. Политбюро запретило Госбанку возвращать поступавшую в виде платежей от населения серебряную монету в обращение. Выпуск никелевой монеты позволил сэкономить валюту, так как серебряные монеты в СССР чеканили из импортного серебра (Там же. Д. 11. Л. 130; Д. 12. Л. 148).


[Закрыть]; изыскание новых «экспортных объектов»[265]265
  Политбюро обязало все государственные предприятия и учреждения «изыскать добавочные статьи экспорта» (см.: Там же. Д. 14. Л. 41; Д. 15. Л. 158).


[Закрыть], обернувшееся распродажей национальных музеев и библиотек[266]266
  С началом индустриализации спорадический вывоз художественных ценностей превратился в массовый экспорт. В СССР эта тема была под запретом, выходили лишь публикации в российской эмигрантской прессе за рубежом (см., например: Савицкий П. Н. Разрушающие свою Родину (Снос памятников искусства и распродажа музеев СССР). Берлин, 1936). Первое обширное научное исследование также появилось на Западе (Robert C. W. Russian Art and American Money, 1900–1940. Cambridge, 1980). В годы перестройки вслед за небольшими, но важными публикациями А. Мосякина (Продажа // Огонек. 1989. № 6–8) вышли в свет исторические исследования и сборники документов. См.: Васильева О. Ю., Кнышевский П. Н. Красные конкистадоры; Проданные сокровища России / Под ред. Н. Ильина, Н. Семеновой. М., 2000; Пиотровский Б. Б. История Эрмитажа. Краткий очерк: Материалы и документы. М., 2000; Эрмитаж, который мы потеряли. Документы 1920–1930 гг. СПб., 2001; Жуков Ю. Н. Сталин: операция «Эрмитаж». М., 2005; Осокина Е. Антиквариат: Об экспорте художественных ценностей в годы первой пятилетки // Экономическая история: Ежегодник. 2002. М., 2003; Она же. Небесная голубизна ангельских одежд: Судьба произведений древнерусской живописи. 1920–1930-е годы. М., 2018; а также сборники архивных документов, подготовленные Е. Ю. Соломахой: Государственный Эрмитаж. Музейные распродажи 1928–1929 годов: Архивные документы. СПб., 2006; Государственный Эрмитаж: Музейные распродажи, 1929 год. Т. I, II. СПб., 2014; Музейные распродажи: Строгановский дворец. СПб., 2015. Западные издания: Treasures into Tractors: The Selling of Russia’s Cultural Heritage, 1918–1938 / А. Odom and W. Salmond eds. Idyllwild, CA, 2009; Selling Russia’s Treasures. The Soviet Trade in Nationalized Art, 1917–1938 / N. Semyonova and N. V. Iljine, eds. N. Y.; L., 2013.


[Закрыть]; «сокращение отпуска золота на внутреннее потребление»[267]267
  См. постановление Валютной комиссии СНК от 15 августа 1932 года (ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 13а. Д. 872. Л. 1). Для предотвращения краж золота аффинажные заводы охранялись ОГПУ. Несмотря на запреты и ограничения, были и нерациональные с точки зрения индустриализации валютные траты. Например, Валютная комиссия СНК СССР 20 марта 1935 года выдала Наркомторгу 45 кг серебра и 10 кг золота для изготовления столовых приборов на 24 персоны для представительских нужд Амторга в Нью-Йорке, что вызвало протест Наркомфина (Там же. Оп. 16а. Д. 1168. Л. 1). Другой пример – покупка за границей пленки для производства первого советского (на иностранной пленке!) цветного фильма «Соловей-Соловушко». Политбюро установило дату выпуска (1 мая 1934 года), но вышел ли «Соловушко»? (Там же. Оп. 15а. Д. 844. Л. 87). В числе нерациональных валютных расходов были «закупка медикаментов для Москвы», то есть для Кремля (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 15. Л. 115), и выдача валюты на лечение государственных деятелей за границей. Так, в 1934 году вице-президенту АН СССР академику Комарову с женой было выделено 1,5 тысячи рублей золотом на поездку за границу на лечение сроком на 2,5 месяца (ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 15а. Д. 847. Л. 50).


[Закрыть]; покровительство Сталина нарождавшейся советской золотодобывающей промышленности, рождение золотодобычи ГУЛАГа. Поговаривали даже о выпуске фальшивых долларов[268]268
  Свидетельства об этом оставили высокопоставленные чины НКВД 1930-х годов А. Орлов и В. Кривицкий. По мнению спецслужб США, которые в 1933 году расследовали этот вопрос, операция началась в 1927 году. Она проводилась силами ОГПУ и военной разведки, ее направляли руководящие сотрудники этих ведомств Бокий и Берзин. По мнению Кривицкого и Орлова, операция должна была обеспечить валюту для индустриализации путем «обмена» фальшивых долларов на настоящие. Орлов в показаниях комиссии Сената США в 1955 году говорил, что первоначально планировалось вывезти на Запад 10 млн долларов. Кривицкий в 1939 году писал о 100 млн. В операцию оказались вовлечены многие иностранные коммунисты, которые зачастую не знали о сути акции. «Обмен» осуществлялся через банковское кредитование. Для проведения операции СССР якобы купил банк в Берлине (Sass & Martini – по показаниям Орлова). Все отмечали высокое качество подделки. Согласно Орлову, деньги печатал Гознак, Кривицкий же писал о «печатных устройствах, упрятанных в глубочайших недрах ОГПУ». Бумага якобы была настоящая, ее раздобыли советские агенты в США. Фальшивые доллары имели разные серийные номера, однако, поскольку оборудование применялось неамериканское, купюры имели неточности. О том, сколько фальшивых денег было пущено в оборот, есть только фрагментарные данные: по данным прессы, в январе 1930 года выявлено 75–100 тыс. за неделю в Гаване, 2,5 млн в Китае, партии в 40 тыс. и 100 тыс. долларов арестованы в 1930 году в Берлине и в 1933 году в Чикаго. Берзин якобы сказал Кривицкому, что через Китай были сбыты миллионы фальшивых долларов. В начале 1930-х годов в Европе и США прошли аресты и судебные процессы, которые оставили след в прессе тех лет. Советские разведчики требовали прекратить операцию. Они боялись провалов из-за финансирования агентуры фальшивыми деньгами. См.: The Legacy of Alexander Orlov. Prepared by the Subcommittee to Investigate the Administration of the Internal Security Laws of the Committee on the Judiciary. United States Senate. 93^rd Congress, 1^st Session. August 1973. Washington: U. S. Government Printing Office, 1978. Р. 50–57; Кривицкий В. Я был агентом Сталина. М., 1998. С. 85–100.


[Закрыть]. Руководство страны, собирая по-крупному и по крохам, заново создавало золотой запас России. Торгсин был одним из проявлений «золотой лихорадки», вызванной индустриализацией в условиях государственного золотовалютного банкротства. Золото сыграло главную роль в истории Торгсина, обеспечив львиную долю его доходов. Всего за четыре года (1932–1935) люди отнесли в Торгсин почти 100 тонн чистого золота!

Торгсин принимал золото во всех видах: ломе, ювелирных, художественных и бытовых изделиях, монетах, слитках, песке (шлихт), самородках и даже в утиле, в отходах. Запрещалось принимать только золотую церковную утварь, так как имущество церкви было национализировано. Церковные предметы в частном владении считались украденными у государства и подлежали конфискации[269]269
  См. распоряжение о прекращении приема золотых и серебряных предметов церковной утвари (РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 132. Л. 92).


[Закрыть]. Все это разнообразие уничтожалось оценщиками Торгсина. Оставалась гора золотого лома[270]270
  Управляющие региональных контор Торгсина писали о том, что порой нецелесообразно ломать золотые предметы, так как стоимость их как целых вещей выше стоимости лома. В одном письме сообщалось: «4–5 золотников золотых часов оценивается в 12–15 руб., а сами часы могут быть проданы за 100–150 руб. золотом». Более того, люди приносили в Торгсин и уникальные изделия, имевшие историческую и художественную ценность. В 1933 году Правление Торгсина требовало, чтобы приемщики сохраняли особо ценные антикварные предметы для продажи их иностранцам за валюту. (Об этом см. главу «Yours Faithfully Torgsin».) Однако в конечном счете все зависело от того, мог ли приемщик оценить уникальность вещи и хотел ли он брать на себя заботы по оформлению документов. С уверенностью можно сказать, что на переплавку из Торгсина ушли многие ценные предметы (РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 51. Л. 29; Д. 20. Л. 60).


[Закрыть]. Слово «лом» следует понимать буквально. Приемщик-оценщик (пробирер) выламывал драгоценные камни, механизмы, эмаль, дерево, ткань, кость и любые другие вставки, самородки разбивал молотком. О технике приемки свидетельствует набор инструментов приемщика Торгсина: плоскогубцы, круглогубцы, кусачки, магнит, часовая отвертка, напильники, оптическое стекло, ножницы для металла и наконец – внимание! – наковальня, зубило и молоток на 4–6 кг веса для рубки больших слитков[271]271
  Приемка и оценка драгоценных металлов: Руководство для скупочных пунктов Торгсина. М., 1933.


[Закрыть].

Но дело даже не только и не просто в том, что золотые изделия в Торгсине ломали. Расставаясь с семьями, которым некогда принадлежали, предметы теряли свою особость, свою историю. В обезличенной куче лома исчезали семейные напутствия, передававшиеся с кольцом прабабки от матери дочери или невестке, воспоминания о последних беззаботных довоенных именинах, что навевало подаренное мужем золотое колечко, истории о подвигах прадедов в минувших войнах, рассказанные их орденами. Отторгнутый от своих хозяев, золотой лом был свободен от человеческой памяти. Символично: «лом» стал главной категорией в официальной статистике учета золота в Торгсине. Второй группой учета были золотые монеты царского чекана, или просто «чекан». С попаданием в кладовые Госбанка и эта примитивная классификация исчезала. Все переплавлялось в слитки[272]272
  О переплавке монет см.: РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 132. Л. 54.


[Закрыть]. Множественность функций золота в итоге сводилась к одной – средство платежа: слитки переправляли в Европу для продажи на мировом рынке.

Взамен изымаемых из частного владения дореволюционных изделий из драгоценных металлов Ювелирное объединение Наркомторга наполняло внутренний рынок советскими поделками из мельхиора, биметалла, легковесного серебра, искусственных и низкокачественных драгоценных камней[273]273
  ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 16а. Д. 1170. Л. 4.


[Закрыть]. Эта операция, которую можно назвать массовым замещением ценностей или даже богатства[274]274
  Речь идет об украшениях, золотой домашней утвари и предметах обихода, ценных золотых безделицах – таких, как часы, табакерки, портсигары, шкатулочки и коробочки, которые являлись одной из составляющих материального достатка высшего и среднего классов старой России.


[Закрыть], имеет интересное социальное, историческое и художественное содержание.

Смертельный удар по «прежнему богатству» нанесла революция, но Торгсин продолжил дело. Именно его стараниями остававшиеся в частном владении ценности – ювелирные, бытовые и художественные изделия из драгоценных металлов и камней, в основном XVIII – начала XX века, – были не просто изъяты у населения, но уничтожены. Поменяйся власть, возвратить ценности и семейные реликвии было бы уже невозможно: снесено в Торгсин, разломано, переплавлено. Образцы прежнего богатства и достатка отныне можно было увидеть в музеях, в семьях же остались лишь единичные, разрозненные, чудом уцелевшие реликвии. Может быть кто-то, читая эти строки, и вспомнит одинокую золотую ложку в буфете – остаток некогда большого столового прибора.

Скупая ценности тоннами, Торгсин сыграл значительную роль в огосударствлении прежнего материального богатства и его антикваризации – превращении некогда массового в редкое, уникальное, а также в распространении нового социалистического «материального достатка». В массе своей дешевые поделки, которыми теперь наводняла внутренний рынок государственная ювелирная промышленность, продавались дорого лишь по причине монопольного положения производителя. В результате массового замещения богатства общество материально опростилось.

Революция уничтожила резкое социальное и материальное неравенство старого общества, главным образом ликвидировав его привилегированную верхушку. Однако пусть и потрепанный революцией, от прежних времен в 1920-е годы сохранился реликтовый средний класс. Статус среднего класса определялся, в частности, и материальными ценностями в семейном владении, остатками прежнего благополучия[275]275
  Единого понимания среднего класса у исследователей нет. Они определяют его уровнем доходов, образования и жизни, типом социального поведения и жизненных стратегий и даже самооценкой, то есть субъективным ощущением своего статуса самим человеком. Однако все исследователи среднего класса пишут о материально-имущественном положении как одной из важнейших определяющих его статуса.


[Закрыть]. Изъятие ценностей через Торгсин еще более нивелировало общество, опустило его к бедности и в этом смысле было новым ударом по остаткам прежнего среднего класса. Социалистическому обществу предстояло создавать свой средний класс, чей статус определялся бы новыми видами материального достатка и новым пониманием привилегий и богатства[276]276
  Вопросы о том, удалось ли создать советский средний класс и есть ли средний класс в современной России, остаются открытыми. Исследователи придерживаются разных точек зрения на этот счет.


[Закрыть].

Но вернемся в скупочный пункт Торгсина. В начальный период его истории, а также в большинстве случаев на периферии, из-за недостатка помещений приемка ценностей проходила прямо в магазине, где располагались столы оценщиков. Это создавало толчею в торговых залах, так что со временем скупочные пункты в больших городах стали располагаться в отдельных комнатах или зданиях[277]277
  Чем больше был город и чем больше в нем было торгсинов, тем больше в нем было и скупочных пунктов. В октябре 1933 года в Ленинграде, например, работал 21 скупочный пункт, в то время как в несравнимо более обширной Ленинградской области их было только 58 (ЛОГАВ. Ф. 1154. Оп. 3. Д. 59. Л. 261). Адреса скупочных пунктов города Ленинграда в 1934 году см.: Там же. Оп. 10. Д. 16. Л. 43.


[Закрыть]. По мере развития золотоскупка специализировалась и обособилась от скупки других ценностей[278]278
  В крупных городах пункты по скупке драгоценных камней отделились от скупки драгоценных металлов. Летом 1933 года скупочные пункты крупных городов стали подчиняться собственной администрации, Центральному скупочному пункту. В 1934 году, однако, сначала в наиболее крупных городах, а с августа по всей стране скупочные пункты были приданы магазинам и стали зависеть от их администрации. Центральный скупочный пункт был ликвидирован (Там же. Оп. 4. Д. 110. Л. 4; Д. 111. Л. 77–89).


[Закрыть]. В крупных городах оценщики-пробиреры, работавшие в Торгсине, были специалистами Госбанка[279]279
  Госбанк нес ответственность за их работу. Кроме того, Госбанк открывал приписные инвалютные кассы в магазинах Торгсина, где также работали его сотрудники. Торгсин, в свою очередь, отвечал за предоставление помещений, канцелярского имущества, инструментов, реактивов и пр., а также за охрану. По правилам, установленным в 1933 году, Госбанк сам должен был вывозить ценности со скупочного пункта не позднее следующего операционного дня.


[Закрыть], но в глубинке квалифицированных людей не хватало: ценности порой принимал директор магазина, он же и продавец, и курьер, который под свою ответственность возил их сдавать за много верст в ближайшее отделение Госбанка, откуда ценности поступали в кладовую Эмиссионного отдела Госбанка в Москве.

Процесс приемки и оценки ценностей был трудоемким. Оценщикам запрещалось по внешнему виду, «на глазок» определять подлинность металла или верить поставленной пробе: ходило много подделок. Металл должен был пройти испытание, во время которого оценщик царапал, колол, резал, а то и вовсе взламывал предмет, чтобы определить подлинность золота и его пробу[280]280
  Для испытания металла пробирер делал надрез напильником или глубокую царапину шилом или иглой. На место пореза капал азотной кислотой. Если реакции не было, то предмет золотой, если появлялось потемневшее пятно – серебряный, а если на месте разреза кислота начинала кипеть и показывалась зелень – медный. При покупке изделий, полых внутри, инструкция рекомендовала, предупредив владельца, взламывать предмет, так как в полости дутых изделий часто запаивались недрагоценные металлы. Убедившись, что предмет золотой, пробирер затем с помощью реактивов устанавливал пробу, то есть содержание чистого золота в металле. Советские оценщики пользовались новой системой проб. В «старое время» считалось, что химически чистое золото содержит в весовой единице 96 частей чистого золота. По новому измерению было принято, что химически чистое золото содержит в себе 1000 проб (частей) чистого золота. Проба 96-я старого измерения соответствовала, таким образом, 1000-й пробе, 72-я – 750-й, 56-я – 583-й, 36-я – 375-й пробе нового советского измерения. См.: Приемка и оценка драгоценных металлов. С. 18 и расчетные таблицы в приложении.


[Закрыть]. Затем он взвешивал золото. Инструкция предписывала оценщику тщательно выверить и очистить от пыли весы и использовать только клейменные гирьки. Запрещалось – на практике таких случаев хватало – применять в качестве разновеса монеты, спички и другие предметы. Перед взвешиванием оценщик должен был удалить из изделия все постороннее: механизмы, вставки, впайки других металлов. Государство пыталось извлечь пользу из выломанных незолотых частей. На совещании Ленинградской областной конторы Торгсина один из ответственных работников, например, советовал «обратить внимание на сбор мелких драгоценных камней и часовых механизмов, от которых отказываются сдатчики золота, необходимых для нашей промышленности»[281]281
  ЛОГАВ. Ф. 1154. Оп. 2. Д. 5. Л. 130.


[Закрыть].

При приемке шлихового золота оценщик должен был выбрать все подозрительные крупинки (песок, кусочки породы, грязь, посторонние металлы). Если примесь нельзя было легко удалить, то оценщик делал скидку на загрязненность, затем определял пробу и взвешивал. При приемке шлихового золота, которое собиралось не обычной промывкой, а с помощью ртути, оценщик должен был прокалить золотой песок на огне, чтобы оставшаяся в золоте ртуть улетучилась. При покупке самородков с вкраплениями породы оценщик разбивал их молотком и измельчал в ступке, чтобы удалить загрязненность[282]282
  В скупке шлиха, самородков и слитков Торгсин конкурировал с Главзолотом, которое имело магазины в районах приисков. В обмен на ценный металл частники-старатели покупали там товары. Главзолото, в отличие от Торгсина, проверяло, не является ли золото ворованным с государственных предприятий. Есть основания полагать, что Торгсин побил золотоскупку Главзолота. Он предлагал больше товаров и, видимо, вначале по более низким ценам. Кроме того, материалы свидетельствуют, что Торгсин платил за золото больше. В письме из Свердловской области (июнь 1934), например, говорилось, что скупочные цены в Торгсине были в два раза выше цен Уралзолота: в результате «все пошло в Торгсин», увеличились хищения с приисков и спекуляция (см.: ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 15а. Д. 828. Л. 6). Главзолото пыталось заручиться поддержкой правительства в конкуренции с Торгсином. Постановление Совнаркома СССР от 7 июля 1934 года, например, установило единые цены на товары, отпускаемые Торгсином и торгово-золотоскупочной сетью Главзолота, в обмен на шлиховое, рудно-шлиховое золото, самородки, а также неопробированные слитки (см.: РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 94. Л. 62).


[Закрыть]. Слитки и монеты перед взвешиванием также должны были быть очищены от пыли и грязи.

На основе веса предмета и пробы золота определялась цена. Следует сказать, что даже в случае сохранения в целости высокохудожественных и исторических предметов их стоимость определялась не значимостью, а весом металла. Возможные незолотые вставки при этом не выламывались, но оценщик на глаз делал приблизительную скидку в весе. Торгсин платил 1 руб. 29 коп. за грамм химически чистого золота[283]283
  Химически чистым золотом считалась тысячная проба по новому советскому и 96-я проба по старому измерению. Цена других проб определялась исходя из этой базовой цены по содержанию в изделии чистого золота. Для определения цены золота других проб нужно было разделить 1 руб. 29 коп. на 1000 и умножить на номер пробы, например 583. Инструкция – и это показатель уровня образованности приемщиков – специально объясняла, как нужно делить число на 1000. При расчете содержания чистого веса золота вычитался угар с лигатурного (смешанного с другими металлами) веса: для 900-й пробы – 1 %; по золоту ниже 900-й пробы – 3 % веса. См.: Приемка и оценка драгоценных металлов. С. 26–27 и расчетные таблицы.


[Закрыть]. Золотые монеты старого чекана, если не было следов порчи, принимались по номинальной стоимости, а дефектные по весу[284]284
  Иностранная золотая монета без дефектов принималась по паритету по специальной таблице Госбанка. Дефектная и та, что в таблице отсутствовала, по весу (РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 8. Л. 48; ГАСО. Ф. 1425. Оп. 1. Д. 1. Л. 26 об.).


[Закрыть]. Чтобы облегчить работу оценщика, Госбанк подготовил таблицы для расчета цен золота разных проб, но они появились только в 1933 году. В начальный же период оценщикам, особенно на периферии, приходилось полагаться на собственные арифметические расчеты.

Испытание золота было испытанием и для оценщика, который кошельком отвечал за ошибки[285]285
  Постановление Наркомата труда СССР от 27 августа 1932 года «Об имущественной ответственности работников, выполняющих операции с золотом, иностранной валютой и другими ценностями» требовало взимать с виновных в недостачах в 15–20 кратном размере стоимости ценностей (ЦГА РУз. Ф. 289. Оп. 1. Д. 200. Л. 42).


[Закрыть]. «На днях я убедился, насколько сложно идет процесс приемки, – говорил на совещании Ленинградской конторы один из директоров скупочного пункта. – Одна знакомая попросила меня принять ее без очереди, я дал пробиреру (кольцо. – Е. О.) и остался посмотреть, что он делает. Он в семи местах пробовал пробированное обручальное кольцо, и на камне поскоблил[286]286
  Речь идет об определении пробы золота с помощью камней и игл. Для этого на специальном черном шлифованном камне оценщик натирал крепкими нажимами испытываемое золото. Рядом специальными золотыми иглами разной пробы он натирал полоски и сравнивал их, по сходству цвета определяя пробу испытываемого золота. Этот метод был дорогим, а поэтому мало распространенным в Торгсине.


[Закрыть] и по-всякому. Я спросил его – почему вы так смотрите, он отвечает: „Нам банк столько наговорил, что мы за все отвечаем, мы так напуганы, что иначе не можем принимать“»[287]287
  ЛОГАВ. Ф. 1154. Оп. 2. Д. 5. Л. 12.


[Закрыть]. Дабы не потерять золото по причине перестраховки оценщиков, государство сделало их отказ от приемки золота затруднительным. За это оценщик мог быть административно и материально наказан. Даже в периоды, когда в обращении появлялись партии фальшивых золотых слитков, как это случилось, например, зимой – весной 1934 года, оценщик мог отказаться принять золото только в том случае, если был полностью уверен в подделке[288]288
  РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 132; ЦГАМО. Ф. 3819. Оп. 1. Д. 4. Л. 19. По инструкции, прежде чем отказать, оценщик должен был предложить сдатчику отправить слиток на экспертизу в ближайшее пробирное отделение Госбанка.


[Закрыть]. Правление Торгсина спешно разослало на места разъяснения, боясь, что известие о массовой фальсификации слитков и запрет Госбанка скупать подозрительные слитки без паспорта Пробирного управления, удостоверявшего пробу, вызовет массовый отказ оценщиков принимать золото. Видимо, сигналы об отказах уже начали поступать с мест. Правление подчеркивало в своем письме, что ограничения по приему золота являются временными, и призывало оценщиков не избегать ответственности в определении пробы. Для пущей уверенности за необоснованный отказ принимать золото Правление грозило оценщикам лишением продовольственного пайка[289]289
  ЦГАМО. Ф. 3819. Оп. 1. Д. 4. Л. 19.


[Закрыть].

Испытание золота было и испытанием для его владельцев, на глазах у которых происходила оценка. Можно только догадываться, что чувствовали люди, глядя на изрезанные, исколотые, разломанные вещи: боль от потери семейных реликвий; разочарование, если золото оказалось низкой пробы или вообще не золотом; боязнь быть обманутым; колебания – сдавать или не сдавать по предложенной цене, разрешать ломать предмет для определения пробы или нет. Документы описывают случаи, когда люди, не доверившись оценщику, несли золото в другой скупочный пункт. Бывало, что оценки одного и того же предмета разными пробирерами расходились: плохие весы, отсутствие гирь, реактивы плохого качества позволяли определить вес и пробу лишь приблизительно[290]290
  В архиве сохранились, например, жалобы на пробирера Гальперина, который работал в торгсине в Карасу (Узбекистан). По отзывам клиентов, он «ни черта не понимал» и его оценки расходились с оценками торгсина в Андижане (ЦГА РУз. Ф. 289. Оп. 1. Д. 200. Л. 72–76).


[Закрыть]. Приблизительность оценки нарастала по мере продвижения от столиц в глубинку, где пробиреры особенно плохо были обеспечены инвентарем и реактивами, да и квалификации не хватало.

Инструкции по приемке свидетельствуют, что государство не хотело потерять и пылинки золота, будь то по причине воровства или неаккуратности. Стол приемщика должен был иметь по бокам и со стороны оценщика бортики, «предохраняющие от возможного отскакивания на пол камней, пружин и др. предметов при взломе (выделено мной. – Е. О.) изделий», а также раструски золотой пыли. Со стороны клиента стол должен был быть защищен стеклянной перегородкой, через которую сдатчик наблюдал работу оценщика. В правой плоскости крышки стола следовало вырезать отверстия, каждое для определенной пробы золота. Приняв предмет, оценщик опускал его в отделение, соответствующее пробе золота. Опустив предмет в ящик, он уже не мог достать его оттуда: ящик был опломбирован в течение всего рабочего дня. С левой стороны в крышке стола предписывалось сделать еще одно отверстие и под ним аналогичный опломбированный ящик для утиля (камни, металлические отходы, бумага после вытирания реактивов, металлическая пыль и др.). Спиливание нужно было производить над специальным ящиком, дно которого покрывалось плотной белой бумагой. В конце рабочего дня пробирер должен был собрать золотую пыль, разлетевшуюся в результате испытания золота: смести со стола весь мусор в специальный ящик, очистить щеткой пылинки с рабочей одежды, указать уборщику точное место, где «самым аккуратным образом подмести пол», и даже тщательно вымыть руки в особом рукомойнике, «вашбанке». Поверхность стола пробирера должна была быть покрыта стеклом, или линолеумом, или металлическим листом, то есть материалом, не позволявшим застрять ни одной пылинке золота, а сам пробирер должен был работать в клеенчатых нарукавниках.

Государство стремилось и из отходов извлечь пользу. В конце рабочего дня оценщик должен был сдать золотоносный утиль старшему приемщику или заведующему, те хранили его в несгораемом шкафу и раз в два месяца, предварительно взвесив и опломбировав ящик, сдавали в Госбанк в Управление драгоценных металлов и инвалюты. Кроме того, скупочные пункты обязаны были сдавать в Госбанк бумагу, которая покрывала рабочий стол пробирера, дно ящиков, и ту, которой снимался жидкий реактив с металла, а также пришедшие в ветхость клеенчатые нарукавники. Для того чтобы пробирер собирал утиль, ему полагалась премия – 10 рублей за каждый грамм чистого золота, полученный из отходов.

Не везде и не всегда инструкции выполнялись. Не у каждого оценщика был такой стол или даже бумага, чтобы покрыть его, не говоря уже о клеенчатых нарукавниках[291]291
  Сердитые циркуляры, которые Правление Торгсина рассылало своим конторам (см., например: ЦГА РУз. Ф. 288. Оп. 1. Д. 30. Л. 59–60; Д. 39. Л. 27), подтверждают тот факт, что распоряжение правительства о сборе ценных отходов не соблюдалось.


[Закрыть]. Но для нас важно отношение государства к золотым операциям – взять у населения все до последней пылинки[292]292
  См. также специальное письмо «О золоте, распыляемом при поломке», направленное всем конторам Торгсина в апреле 1932 года (ЦГА РУз. Ф. 289. Оп. 1. Д. 16а. Л. 36).


[Закрыть]. Настойчивость, окрики и угрозы делали свое дело – золотая пыль уходила в Госбанк. В огромной стране «распыление» золота было значительным. В 1933 году «припек», образовавшийся из неоплаченных людям излишков и отходов золота и серебра, составил 9 млн рублей, эквивалент почти 7 тонн чистого золота![293]293
  РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 114. Л. 38. Материалы Торгсина свидетельствуют, что пробиреры не считали излишки, которые образовывались в результате несовершенства приемки драгоценных металлов, обманом населения, так как все шло государству (ЦГА РУз. Ф. 288. Оп. 1. Д. 40. Л. 258).


[Закрыть] В погоне за золотом появилась новая профессия – «скользящий пробирер» – оценщик, который выезжал в районы, где не было скупочных пунктов Торгсина[294]294
  ЛОГАВ. Ф. 1154. Оп. 2. Д. 5. Л. 126–127. Кроме того, там, где не было контор Торгсина, золото и серебро на его счет скупали отделения Госбанка. О правилах скупки драгоценных металлов отделениями Госбанка «против товаров Торгсина» см. циркуляр Госбанка, принятый в декабре 1932 года (ГАСО. Ф. 1425. Оп. 1. Д. 1. Л. 26–35).


[Закрыть]. Для проникновения в глухие уголки страны Торгсин использовал и частных агентов по скупке золота[295]295
  Предприимчивые люди, особенно в районах старательства, объезжали деревни, скупали золото, сдавали его от своего имени в Торгсин, а потом перепродавали втридорога полученные деньги Торгсина и его товары. По признанию Правления Торгсина, доходы таких частников превышали обороты некоторых торговых точек Торгсина. Вместо того чтобы ограничивать инициативу, Торгсин заключал с частными скупщиками договоры. Те обязывались ежемесячно сдавать определенную сумму ценностей. ОГПУ следило за деятельностью частных скупщиков, но по договоренности с Торгсином старалось их не трогать (РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 33. Л. 25; Д. 41. Л. 20).


[Закрыть].

В торгсиновской скупке постоянно толпились люди. Особенно много неразберихи и толчеи было в начальный организационный период. Из Ленинграда, например, писали: «Золотая касса не может в короткий восьмичасовой срок пропустить всех желающих сдать золото. Больше 70–80 человек не пропустить, а желающих 100 человек, приходится их разбивать по дням. Многие говорят: „Я больше не приду“»[296]296
  ЛОГАВ. Ф. 1154. Оп. 2. Д. 5. Л. 12. В период развертывания золотоскупки жалобы о невозможности «пропустить» всех желающих сдать золото были распространенным явлением.


[Закрыть]. В крупных городах, чтобы продлить рабочие часы скупки и ликвидировать нарастание очередей, оценщики работали в две смены и, как свидетельствует приведенный документ, существовала «запись на сдачу»[297]297
  Летом 1933 года двусменная работа была введена в 10 скупочных пунктах Ленинграда (Там же. Оп. 3. Д. 59. Л. 261).


[Закрыть]. Но на этом мытарства сдатчиков не кончались. За сданное золото оценщик выдавал им не товары и не деньги, а квиток – бумажку с номером, в народе прозванный «собачкой»[298]298
  Может, это был намек на то, что человеку еще предстояло побегать по инстанциям, может – указание на то, что документ был охраной, подтверждавшей права сдатчика.


[Закрыть]. С «собачкой» бывшие владельцы ценностей направлялись в очередь к контролеру по приемке ценностей[299]299
  Приняв ценности, пробирер в трех экземплярах выписывал квитанцию. Для золота и серебра были разработаны отдельные образцы квитанций. Один ее экземпляр оставался у пробирера, два других поступали для проверки к контролеру по приемке ценностей. Номер «собачки» оценщик проставлял на квитанции по приемке ценностей.


[Закрыть]. Пока сдатчики ждали в тесном и душном коридоре, контролер проверял квитанцию, которую получил от пробирера, – правильно ли назначена цена и произведен расчет[300]300
  В 1934 году, как свидетельствуют ленинградские материалы, должность контролера была упразднена, его функции выполнял и без того загруженный работой оценщик-приемщик (ЛОГАВ. Ф. 1154. Оп. 4. Д. 110. Л. 4).


[Закрыть]. Проверив квитанцию, контролер срезал с ее корешка контрольные цифры так, чтобы оставшаяся на квитанции сумма рублей и копеек соответствовала стоимости сданных ценностей. Затем по номеру «собачки» вызывал притомившегося сдатчика, отбирал у него квиток, а взамен вручал квитанцию[301]301
  Данные квитанции контролер записывал в ведомость, по которой и определялось, сколько ценностей скупочный пункт принял в этот день. Записи в ведомости в конце рабочего дня должны были сверяться с приемо-сдаточными реестрами, которые ежедневно по итогам дня составлял приемщик отдельно по золоту и серебру на основе оставшихся у него копий квитанций. Затем копии приемо-сдаточного реестра, одна в мешке с драгоценностями, другая на руках у инкассатора банка, отправлялись в Госбанк. В скупочном пункте оставался один экземпляр реестра для отчетности и еще один экземпляр уходил в Правление Торгсина для статистического учета. Эта система, при которой учет скупленных ценностей велся по линии двух ведомств, Торгсина и Госбанка, важна для определения достоверности статистики Торгсина. Образец приемо-сдаточного реестра и другие формы отчетности 1932 года по приему ценностей см.: ГАСО. Ф. 1425. Оп. 1. Д. 1. Л. 33 об.


[Закрыть]. Оставшийся у него экземпляр квитанции контролер под расписку отдавал в кассу, куда отправлялся и сдатчик. Здесь наконец-то он получал деньги Торгсина.

Форма денег в Торгсине с годами менялась. Вначале были боны, или товарные ордера Торгсина, сокращенно ТОТ. Подделать ТОТ было несложно, поэтому в 1933 году ордера отменили, а вместо них ввели более защищенные от подделок именные товарные книжки, которые народ называл заборными[302]302
  Видимо, потому, что по ним владельцы забирали (покупали) товар.


[Закрыть]. Именная книжка состояла из отрывных талонов. При оплате товара кассир магазина срезал талоны на сумму совершенной покупки. Полностью использованные книжки оставались в магазине в «мертвой картотеке». В 1934 году товарные книжки образца 1933 года, так называемые купюрные, были аннулированы[303]303
  Неиспользованные книжки образца 1933 года поступили в Госбанк в Москву. Специальная Тиражная комиссия проверила их и сожгла на электростанции. Может быть, поэтому в наши дни практически невозможно найти товарные книжки Торгсина образца 1933 года. Они могли сохраниться только в том случае, если остались неиспользованными у владельцев, но так как люди сдавали за них ценности, то стремились потратить деньги Торгсина все до копейки.


[Закрыть], а вместо них введены товарные книжки нового образца. Вместе с ними по всей стране был установлен и новый порядок, при котором покупатели прикреплялись к магазинам: они могли покупать товары только там, где сдали ценности.

Государство кнутом и пряником пыталось заставить скупку работать быстрее. По призыву Сталина летом 1933 года оценщики Торгсина, как и другие работники страны, перешли на сдельщину. Их зарплата стала зависеть от количества обслуженных клиентов. Нормы были напряженными: для получения максимальной зарплаты оценщик должен был обслужить 4200 или больше «сдатчиков» в месяц, то есть около 150 человек в день! Даже обслуживая порядка 100 человек в день (2400 чел. в месяц) – нагрузка немалая, – оценщик мог рассчитывать только на минимальную зарплату[304]304
  Минимальная зарплата выплачивалась и в случае обслуживания меньшего количества сдатчиков.


[Закрыть]. Сдельщина больно ударила по оценщикам периферийных мелких скупочных пунктов, где число сдатчиков ценностей было ограничено, по сути обрекая их на минимальную зарплату. В крупных же городах спешка в обслуживании клиентов в погоне за количеством была чревата ошибками. В годы карточной системы первой половины 1930-х годов не столько зарплата, сколько паек играл роль главного стимула улучшения работы. Оценщики и контролеры Торгсина получали «золотые» пайки. В паек входили торгсиновские экспортные товары, но платить за них нужно было в простых рублях по кооперативным ценам[305]305
  Те, кто работал в системе Торгсина, но не получал «золотой» паек, должны были снабжаться пайками на общих с остальным населением условиях через государственные распределители. В голодные годы карточной системы «золотой» паек был главной привилегией торгсиновских работников.


[Закрыть]. В 1933 году в Торгсине была введена дифференциация пайков: их величина стала зависеть от количества обслуженных «сдатчиков ценностей»[306]306
  Лучший паек в размере 12 золотых рублей полагался оценщикам при обслуживании 4,2 тыс. сдатчиков. Контролеры для получения лучшего для них пайка стоимостью 10 рублей должны были «обработать» 8,4 тыс. сдатчиков в месяц. При перевыполнении нормы оценщики и контролеры получали прибавку к зарплате. Наименьший паек стоимостью 6 золотых рублей полагался оценщикам при обслуживании 2,4 тыс. человек в месяц и меньше, а контролерам при обслуживании 275 сдатчиков в день. См.: Приемка и оценка драгоценных металлов. С. 47–49.


[Закрыть].

Люди, приносившие ценности в Торгсин, чаще всего понятия не имели, сколько стоят на мировом рынке золото, платина, серебро или бриллианты. Они «примеряли» скупочную цену Торгсина к ценам на продукты: сколько на эти деньги можно купить муки[307]307
  В некоторых случаях в глубинке скупочная цена и определялась в мешках муки. Так, специальная комиссия СТО, которая в 1933 году проверяла цены в Торгсине, в своей записке отмечала, что в приисковых районах за килограмм шлихового золота в I–II кварталах 1932 года Торгсин давал 3,3 т муки, в III квартале – 4,03 т, а в IV – 9,2 т муки. Увеличение выдачи муки было связано с понижением цены на муку в Торгсине (ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 15а. Д. 818. Л. 15).


[Закрыть] или сахара, дороже это или дешевле коммерческих магазинов[308]308
  Коммерческие государственные магазины открылись в СССР в 1929 году и работали в годы карточной системы. В отличие от закрытых распределителей, выдававших пайки, в коммерческих магазинах покупка не была, за некоторыми исключениями, ограничена нормами, но цены значительно превышали пайковые.


[Закрыть], крестьянского или черного рынка. В условиях ограниченной информации о состоянии мирового рынка государство могло назначить любую выгодную для себя скупочную цену, не боясь, что граждане уличат его в нечистоплотности. Прошли десятилетия, и пора разобраться в том, соответствовала ли скупочная цена Торгсина на золото мировой цене[309]309
  Мировая цена золота представляла паритет доллара к золоту, по сути это был курс доллара по отношению к золоту. В этой книге скупочная цена Торгсина на золото сравнивается с фиксированным паритетом, который устанавливался правительственными актами США. До начала 1934 года по паритету тройская унция золота (31,1035 г) стоила 20,67 доллара, а с начала 1934 года – 35 долларов США.


[Закрыть] и был ли обмен ценностей на товары равнозначным.

Поскольку Торгсин считался экспортным валютным предприятием, его цены исчислялись не в простых, а в золотых рублях. Золотой рубль нельзя было ни подержать в руках, ни увидеть, он не имел физической формы. Это была условная расчетная единица, аналог дореволюционного золотого рубля – условной расчетной денежной единицы Российской империи[310]310
  Золотой рубль как условная расчетная единица был введен в России в период денежной реформы в 1897 году. Его содержание соответствовало 0,774235 г чистого золота. В качестве счетной единицы в советское время золотой рубль стал использоваться в 1921–1922 годах из-за того, что бумажные деньги быстро обесценивались и вести статистические расчеты в них было невозможно. С октября 1922 года золотой рубль в СССР перестали применять во внутренних расчетах в связи с выпуском в обращение банкнот Госбанка в червонцах, но как условная единица советской статистики международных валютных расчетов, включая операции Торгсина, он сохранялся вплоть до 1936 года.


[Закрыть]. Советское руководство заимствовало и царский обменный курс золотого рубля по отношению к доллару, существовавший до Первой мировой войны: 1 золотой доллар США равнялся 1,94 золотого рубля. Этот официальный обменный курс просуществовал в СССР до середины 1930-х годов, то есть фактически весь период работы Торгсина. Стоимостное содержание золотого рубля было выше, чем простого бумажного. Так, золотой рубль Торгсина официально был равен 6 руб. 60 коп. простых советских рублей[311]311
  Официальный обменный курс бумажного и золотого рубля устанавливался финансовыми органами СССР. В разное время это были Наркомфин, Госбанк, специальные котировальные комиссии. На черном рынке курс торгсиновского рубля по отношению к простому рублю был в несколько раз выше. В период голода 1933 года на черном рынке за один торгсиновский рубль давали до 60 простых рублей.


[Закрыть].

За серебро, платину и бриллианты Торгсин платил населению существенно меньше их мировой цены. Навар, который получало советское государство на разрыве между скупочной ценой и ценой последующей продажи этих ценностей на мировом рынке, особенно по бриллиантам, был значительным[312]312
  Об этом см. главы «Серебро» и «Бриллианты».


[Закрыть]. Сдатчики золота в Торгсине находились в более выгодном положении. В соответствии с официальным обменным курсом доллара и рубля скупочная цена Торгсина на золото, 1 руб. 29 коп. за грамм чистоты, до февраля 1934 года была рублевым эквивалентом мировой цены на золото[313]313
  Этот вывод сделан на основании следующей информации. До 1934 года тройская унция (31,1035 г) золота стоила 20,67 доллара США, следовательно, грамм чистого золота стоил порядка 66,5 цента. Официальный курс доллара в СССР до середины 1930-х годов составлял 1 руб. 94 коп. Документы Торгсина подтверждают, что его руководство считало цену 1 руб. 29 коп. рублевым эквивалентом мировой цены на золото.


[Закрыть]. Относительно высокая скупочная цена на золото в сравнении со скупочной ценой на серебро, платину и бриллианты – свидетельство жизненной важности золота для государства в первой половине 1930-х годов.

Однако не будем торопиться хвалить государство за порядочность. В начале 1934 года мировая цена на золото изменилась. Тройская унция золота стала стоить почти на 15 долларов дороже прежнего[314]314
  30 января 1934 года президент США Рузвельт ратифицировал Золотой резервный акт, которым устанавливался фиксированный паритет доллара к золоту. Он составил 35 долларов за тройскую унцию.


[Закрыть]. По официальному обменному курсу, существовавшему в СССР, новая мировая цена золота в рублевом эквиваленте составила 2 руб. 18 коп. за грамм чистоты[315]315
  При цене на золото 35 долларов США за тройскую унцию грамм химически чистого золота стоил 1,125 доллара. При официальном обменном курсе 1 руб. 94 коп. за доллар США цена грамма золота в рублях составит порядка 2 руб. 18 коп.


[Закрыть]. Торгсин тем не менее продолжал скупать золото у населения по прежней цене, 1 руб. 29 коп. Таким образом, в течение 1934 и 1935 годов люди недополучали 89 коп. золотом за каждый сданный в Торгсин грамм чистого золота. С учетом того, что в эти годы Торгсин скупил у населения около 33 тонн чистого золота, недоплата, и только по этому признаку, составит около 30 млн золотых рублей, или, в соответствии с официальным курсом обмена, около 15 млн долларов США![316]316
  В Торгсине были и другие способы получения золотого «припека»: неточности в определении чистоты и веса, скидки на угар. За I квартал 1934 года подобный «припек» составил 4 % с суммы скупки, или в физическом выражении 213 тыс. рублей при скупке золота на 5344 тыс. рублей (РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 132. Л. 155).


[Закрыть]

Не следует также забывать, что обменный курс доллара и золотого рубля был заимствован советским руководством из «иного мира» – довоенной экономики Российской империи. В экономической жизни 1930-х годов при острейшем товарном дефиците и инфляции этот курс был искусственным. Он ничего общего не имел с действительной покупательной способностью рубля и доллара[317]317
  Цены в период карточной системы первой половины 1930-х годов зависели от вида торговли. В распределителях номенклатуры или в государственных распределителях для рабочих, где цены на пайки были низкими, покупательная способность рубля была высокой и могла соответствовать официальному обменному курсу. На крестьянском и черном рынках, особенно в периоды продовольственных трудностей, ввиду астрономических цен покупательная способность рубля была очень низкой. Другая сложность при расчете покупательной способности рубля состоит в том, что цены свободного рынка, крестьянского и черного, существенно колебались в зависимости от региона страны.


[Закрыть]. По отзывам американских инженеров, работавших на стройках социализма, покупательная способность рубля в начале 1930-х годов составляла 4–10 центов, то есть доллар был равен 10–25 рублям[318]318
  В декабре 1932 года американский журнал «Тайм» писал, что в России на черном рынке рубль продают за 3–20 центов (Silver for shoes // Time. 1932. December 26). К 1935 году мало что изменилось. «Тайм» в рубрике иностранных новостей сообщал, что длительно проживавшие в СССР иностранцы привыкли покупать рубли на черном рынке за 4 цента и даже меньше того (Paradise Money // Time. 1935. November 25). Американский турист, побывавший в России осенью 1931 года, конфиденциально сообщал в консульство США в Риге: «Говорят, что рубли можно купить в Берлине за 6 центов и даже дешевле, но опасно стараться ввозить их сюда. Как я понял, банки и частные дилеры в Берлине и Варшаве не заплатят больше 3 центов за рубль, который здесь стоит (в СССР по официальному курсу. – Е. О.) 50 центов!» (NARA. RG 84. Correspondence. American consulate. Riga, vol. 3, file 800-B. A copy of a series of impressions noted by an American citizen during his very recent visit (September-October, 1931) to Russia. P. 2–3).


[Закрыть]. Исходя из этого более правдоподобного соотношения покупательной способности рубля и доллара, сдатчики золота должны были бы получать за грамм чистоты гораздо больше того, что они получали в действительности, то есть не 1 руб. 29 коп., а от 6 руб. 65 коп. до 16 руб. 62 коп. С учетом того, что Торгсин скупил у населения порядка 100 т чистого золота, недоплата населению по причине искусственно заниженного обменного курса рубля по отношению к доллару составит астрономическую сумму – от более чем полумиллиона до полутора миллиардов золотых рублей!

При оценке адекватности обмена товаров Торгсина на золото необходимо учитывать и многие другие факторы. Так называемые золотые торгсиновские рубли были по сути простыми бумажками – бонами или расчетными книжками. Официально обменять золотые рубли Торгсина обратно на иностранную валюту или ценности даже в период существования Торгсина было нельзя, разве что на черном рынке. Вне СССР золотые рубли Торгсина представляли интерес только для бониста-коллекционера. Они имели хождение в узкой среде – в Торгсине да на околоторгсиновском черном рынке. Золотые рубли Торгсина имели ценность только потому, что советское правительство гарантировало, к тому же в течение довольно короткого времени, возможность купить на них продукты и товары. Объяви руководство страны в одно дождливое утро, что Торгсин создали враги народа, которых уже и расстреляли, золотые торгсиновские рубли тут же бы превратились в ничто. В обмен на реальные ценности люди получали сомнительные бумажки, гарантию по которым давало преступное сталинское руководство. В этих условиях единственной защитой против полного обмана населения была только крайняя нужда в золоте самого советского государства, при которой здравый смысл не позволял забивать курицу, несущую золотые яйца.

Деньги Торгсина имели срок действия, по истечении которого, если покупатель не продлил действие именной книжки, ему оставалось выбросить «золотые рубли» в мусор. Если до истечения срока действия торгсиновских денег в магазине не было муки, крупы, сахара – товаров главного спроса, то приходилось брать то, что дают. Принудительность ассортимента была и в другом: чтобы получить желанный мешок муки, покупатель порой вынужденно брал в нагрузку пионерский горн или гипсовый бюст Калинина. Сдача золота не гарантировала, что человек купит необходимые ему продукты и товары. Люди недополучали, а то и вовсе не получали то, ради чего они жертвовали ценностями.

Говоря о неравнозначности сделки «золото в обмен на товары», необходимо принять во внимание и то, что люди могли тратить деньги Торгсина только в его магазинах, так что приходилось покупать по тем ценам, которые диктовало государство. Анализ торгсиновских цен показывает, что государство сполна использовало свою монополию и голодный потребительский спрос. Советское руководство в Торгсине продавало товары своим гражданам в среднем в 3,3 раза дороже того, что брало с иностранцев, экспортируя эти товары за рубеж[319]319
  РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 133. Л. 141–143.


[Закрыть]. По отдельным товарам разрыв цен был значительно выше этого усредненного показателя. Так, в 1933 году товары «хлебной группы» стоили в Торгсине в 5 раз дороже их экспортной цены. Особенно экономически невыгодно было менять золото на продукты зимой и в начале весны 1933 года – это время наивысших цен на продовольствие в Торгсине и апогей голода, когда люди отдали государству львиную долю своих золотых сбережений[320]320
  Подробно об этом см. главы «Цены в Торгсине» и «Тайны Торгсина».


[Закрыть].

Хотя Торгсин продавал и предметы роскоши, главным образом в своих специализированных и элитных магазинах, его основной и самый ходовой ассортимент состоял из простых, жизненно необходимых товаров. Советские граждане платили золотом и втридорога не просто за товары обычные, но за товары порой сомнительного и нередко далеко не экспортного качества. Правление Торгсина в финальном отчете призналось, что за время своего существования Торгсин продал «неэкспортабельных товаров» на сумму около 40 млн рублей[321]321
  РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 175. Л. 130.


[Закрыть] – цифра явно и сильно заниженная, если учесть гигантскую порчу при перевозках и хранении продуктов в отсутствие холодильников, а также потери от бесхозяйственности, характерной для плановой экономики, где не было радеющего за свое добро собственника. Материалы Торгсина пестрят описаниями порченых продуктов и ширпотреба низкого качества. Доля импортных товаров в Торгсине была незначительна, основную массу поставлял отечественный производитель[322]322
  Об этом см. главу «Импорт: маслины для голодных».


[Закрыть]. Большинство товаров Торгсина не могло быть продано за границей за цену, которую платили советские люди, или вообще быть продано.

Анализ цен Торгсина, соотношения покупательной способности рубля и доллара, а также ассортимента и качества торгсиновских товаров, проведенный в этой и других главах, позволяет сказать, что советские люди не получили массы товаров и услуг, адекватных количеству сданного ими золота. Сделки по обмену серебра, платины и бриллиантов на товары Торгсина экономически были еще менее выгодны для советских людей, так как скупочные цены на эти виды ценностей были значительно ниже мировых цен.