Текст книги "Архитектура Дома Наркомфина вчера и сегодня"

Проводя и другие параллели с практикой послевоенного массового строительства, отметим, что кирпич широко использовался и параллельно строительству из крупных блоков и панелей, зачастую при возведении соседних домов с практически идентичными квартирами – сказывалась неразвитость индустрии, ощущавшаяся и после реформ Хрущёва, с одной стороны, а с другой, кооперативные дома и дома для партийной элиты строили именно из кирпича – как более качественные, хоть и более дорогие на стадии строительства. Ведь факты промерзания швов в крупнопанельных домах и прочие недостатки были к тому времени широко известны.

Публикаций о других домах с ячейками Стройкома, строительство которых началось в том же году в Москве, Саратове и Свердловске при непосредственном участии Гинзбурга и его ближайших сотрудников, в журнале «Современная архитектура» нет, так как он был закрыт в 1930 году.

Сама же идея эргономики как главного критерия компоновки жилища, промышленных и общественных зданий была лучше всего реализована в рекомендациях Эрнста Нойферта. Как истинный немец, он смог скрупулезно рассчитать габариты и человека (в положении стоя, лежа, сидя в разных бытовых ситуациях), и коровы, лошади, собаки и т. д., показав их в своих схемах (в плане и в фасадных проекциях). Да и как иначе рассчитать так называемую вместимость конюшни или столовой, кинотеатра или стадиона? Но важно отметить, что в 1929 году книга Нойферта еще не была издана, хотя профессионалам был известен пример так называемой «франкфуртской кухни» и работ по ее проектированию Маргарете Шютте-Лихоцки (этот опыт упоминает Гинзбург в своем докладе), который фактически и стал прототипом для кухонь в новых домах с общественным обслуживанием.

Гинзбург и его коллеги опирались на научный метод проектирования, учитывая изыскания в области эргономики, требования инсоляции, расчет движения жильцов по жилой ячейке и между предметами обстановки в комнате или кухне (по-немецки «шварц-планы»). Этой же проблемой, однако как чисто пространственной, занимались и другие зодчие СССР – например Иван Леонидов в своем проекте «Магнитогорье», – но государственное финансирование на работу смог получить только Гинзбург. Его деятельность оплачивалась через Цекомбанк, как и работа архитекторов-иностранцев. А возглавив в начале 1930 годов мастерскую при Наркомтяжпроме, Гинзбург проектировал промышленные города и поселки, санатории и типовые дома.

Надо сказать, что к конкурсному проекту «Зеленого города»[52]52
  В начале 1930 года Моисей Гинзбург от лица архитекторов секции социалистического расселения Госплана РСФСР выступил за так называемое новое расселение, или дезурбанизм. Для реализации опытных проектов было создано акционерное общество «Зеленый город», однако уже в 1931 году работы по их реализации были свернуты. См.: Овсянникова Е. Б., Васильев Н. Ю. История архитектуры Москвы. Конец XIX века – первая половина 1930 годов. Учебное пособие для архитектурных вузов. Екатеринбург: TATLIN, 2019. С. 189. Всеобщее внимание тогда было приковано к результатам более масштабного международного конкурса на Москву будущего (Там же. С. 193–198).


[Закрыть] Гинзбург и его сотрудники разработали еще несколько вариантов жилых ячеек – больше всего в одном уровне, включая те, которые годились для этого случая. Поскольку металл и цемент шли на промышленное строительство, им приходилось рассчитывать на легкие конструкции, фактически они улучшили дачный тип пригородной застройки, придали ей современные формы – поставив дома «на ножки» и снабдив плоской кровлей (в соответствии со знаменитыми принципами Ле Корбюзье, на которые ориентировались многие зодчие мира и тогда, и много лет спустя). В книге «Жилище» Гинзбург приводит довольно подробные графически, но недостаточные с точки зрения текстовых пояснений варианты применения ячеек Стройкома и самого метода их разработки для «Зеленого города» и градостроительных проектов для так называемого сектора башкирских работ Гипрогора. Они так и не были построены в современных для своего времени формах, в отличие от спроектированного мастерской Гинзбурга при Наркомате тяжелой промышленности промышленного района Красный Камень и поселка Ключики в Нижнем Тагиле, которые были частично реализованы, впрочем, без применения ячеек Стройкома.

Дом Наркомфина. Архитектура, идея, типы квартир, конструкции, эксплуатация

Итак, Дом Наркомфина стал наиболее полным воплощением идей дома переходного типа в интерпретации Гинзбурга и его коллег. Он сразу был разделен на три основных блока: хозяйственный, коммунальный и жилой (нереализованный проект второй очереди предполагал еще один хозяйственный и второй жилой корпуса).

Главной целью было продемонстрировать на практике экономичное решение для строительства дома с общественным обслуживанием, то есть со столовой, библиотекой, детским садом, гаражом[53]53
  Гараж в первой очереди строительства был просто крытой стоянкой на две машины (Форд-А), которые использовались вроде современного каршеринга – шофер отвозил и привозил жильцов по заявке, естественно не каждый день, а когда требовалось встретить на вокзале, отвезти на дачу и т. п. Наркомы и другие высокопоставленные жильцы пользовались служебными машинами, а частный автомобиль известен только у одного из жильцов довоенной поры – у Александра Дейнеки.


[Закрыть], «механической» прачечной, как было сказано в проекте. Однако не в такой программе было дело, а в применении различных модификаций квартир. Их называли ячейками по моде своего времени, подчеркивая компактность советской квартиры и возможность многократно повторять ее как стереотип в массовом применении. И в данном случае стояла далеко не очевидная на первый взгляд задача – попробовать соединить в одном корпусе в форме пластины как можно больше типов жилых ячеек.

23 мая 1929 года член строительной комиссии РСФСР М. Я. Гинзбург подает в Московское управление строительного контроля пояснительную записку и проект опытно-показательного коммунального дома Наркомфина РСФСР, который «составлен на основе проделанной Стройкомом РСФСР работы по типизации жилья. Дом состоит из отдельных корпусов: а) собственно-жилье, б) коммунальный центр (столовая, зал физкультуры, читальня и др.), в) ясли и детские помещения, г) служебный корпус (прачечная, сушильня и др.)

План застройки участка Дома Наркомфина с расположением буровых скважин. Не позднее мая 1929-го. ЦГА г. Москвы

В виду необходимости непосредственной связи всех квартир с коммунальным корпусом жилой корпус “А” решен по принципу горизонтальных связей – коридоров. Нижний ряд представляет собой 2-х этажные квартиры, в нижней части которых прорезан коридор, а верхний ряд – небольшие полуторно-комнатные квартиры, в которых один коридор приходится на 2 этажа, что позволяет при 50-ти квартирах обойтись лишь двумя лестничными клетками.

В виду неровности участка, вызывающего обычно в подобных случаях устройство большой поверхности цоколя, в настоящем случае дом поднят в большей своей части на высоту около 2 1/2 метров на отдельных столбах, что является значительно более экономичным и кроме того сохраняет нетронутой площадь парка.

Конструкция здания состоит из железо-бетонного каркаса (без опалубки) и заполнения бетонитовыми камнями. Междуэтажные перекрытия также из пустотелых бетонитовых камней. Внутренние перегородки – фибролитовые. Крыша плоская церезито-железобетонная»[54]54
  ЦГА г. Москвы. ОХ НТД Москвы. Ф. 2. Оп. 1. Д. 10024. Л. 6.


[Закрыть].

В том же архивном фонде содержится обширная переписка касательно согласования проекта, например 12 июля Московский строительный контроль в лице начальника Маматова просит «привлечь прораба инженера Прохорова С. Л. к ответственности» за производство работ без утвержденных чертежей[55]55
  ЦГА г. Москвы. ОХ НТД Москвы. Ф. 2. Оп. 1. Д. 10024. Л. 8.


[Закрыть]. За две недели до указанной даты, 29 июня, начальник управления строительного контроля запрашивает у Народного комиссариата финансов РСФСР дополнительные данные к представленным чертежам: «1) Договор на застройку; 2) сведения о кредите; 3) сведения об исследовании грунта; 4) об обеспечении материалами; 5) пояснительную записку о конструкции и; 6) отиллюминировать чертежи и нанести красную линию»[56]56
  ЦГА г. Москвы. ОХ НТД Москвы. Ф. 2. Оп. 1. Д. 10024. Л. 13.


[Закрыть]. Не получив запрашиваемые документы, также 12 июля Управление предупреждает Наркомат, «что при рассмотрении чертежей не исключена возможность изменения, как общей распланировки всего участка, планировки самого здания, так и частичное изменение конструкции, каковое обстоятельство может вызвать и дополнительные денежные расходы, поэтому производство постройки без утвержденных чертежей может повести к самым нежелательным последствиям»[57]57
  ЦГА г. Москвы. ОХ НТД Москвы. Ф. 2. Оп. 1. Д. 10024. Л. 9.


[Закрыть].

План расположения первой и второй очередей строительства Дома Наркомфина. Не позднее мая 1929-го. ЦГА г. Москвы

Сопроводительное письмо М. Гинзбурга к проекту Дома Наркомфина. 23 мая 1929. ЦГА г. Москвы

1 августа на Прохорова будет наложен штраф в 100 руб.[58]58
  ЦГА г. Москвы. ОХ НТД Москвы. Ф. 2. Оп. 1. Д. 10024. Л. 22.


[Закрыть], а 15-го числа Управление строительного контроля в третий раз запросит недостающую документацию, настаивая на выполнении «всех требований протокола Президиума Московского Совета № 46 от 26 июня 1929 года, что постройка прачечной и клуба, как самостоятельного здания, не может быть допущена. Независимо от этого предлагается внести в кассу Госбанка 545 руб. за разрешение и утверждение проекта»[59]59
  ЦГА г. Москвы. ОХ НТД Москвы. Ф. 2. Оп. 1. Д. 10024. Л. 26 об.


[Закрыть].

Еще примечательнее письмо в Наркомат от замначальника Управления строительного контроля от 19 ноября [1929?] Александра Мейснера: «…в представленном проекте сделаны исправления лишь в одном экземпляре чертежей, тогда как второй экземпляр остается неисправленным […] Отсутствие этого исправления задерживает выдачу разрешения»[60]60
  ЦГА г. Москвы. ОХ НТД Москвы. Ф. 2. Оп. 1. Д. 10024. Л. 50.


[Закрыть]. Это письмо проливает свет на проблему отсутствия полного комплекта чертежей Дома Наркомфина. Очевидно, что они не утрачены, а просто никогда не существовали в виде цельного комплекта.

Письмо А. Мейснера в Наркомфин РСФСР. 30 сентября 1930. ЦГА г. Москвы

Вместе с описью на бланке промыслово-кооперативного товарищества «Техбетон» Прохоров предоставляет чертежи перекрытий, прогонов и других конструктивных узлов[61]61
  Подробное описание типов блоков для стеновой кладки Прохоров подал еще 26 июля 1929 года (ЦГА Москвы. ОХ НТД Москвы. Ф. 2. Оп. 1. Д. 10024. Л. 44, 45).


[Закрыть] лишь 1 ноября 1929 года[62]62
  ЦГА г. Москвы. ОХ НТД Москвы. Ф. 2. Оп. 1. Д. 10024. Л. 27, 27 об.


[Закрыть]. В параллельной переписке Наркомат отвечает на другие вопросы Управления строительного контроля, а стройка уже вовсю идет.

Несмотря на «административный вес»[63]63
  Ровно в это время, в июне-июле разыгралась драма публичной критики еще одной знаковой конструктивистской стройки – дома-коммуны Текстильного института: критический фельетон, раздувший пламя скандала, написал Михаил Кольцов, см.: Овсянникова Е. Б., Васильев Н. Ю., Воронцова Т. А. и др. Архитектура Москвы периода НЭПа и Первой пятилетки. Путеводитель. 12 маршрутов. Москва: Реставрация-Н, 2014. С. 152.


[Закрыть] заказчика, Управление не оставляет стройку без внимания, сохранились акты осмотра строительства уполномоченным архитектором В. Глазовым от 18 февраля[64]64
  ЦГА г. Москвы. ОХ НТД Москвы. Ф. 2. Оп. 1. Д. 10024. Л. 63, 63 об.


[Закрыть] и 16 июля 1930 года[65]65
  ЦГА г. Москвы. ОХ НТД Москвы. Ф. 2. Оп. 1. Д. 10024. Л. 67, 69.


[Закрыть]. В февральском документе содержатся также сведения о субподрядчиках работ:

«1) Железобетонные, оштукатуренные, плотничные [работы] и установка и пригонка готовых оконных переплетов исполненных Гостромстроем выполнялись промысловым кооперативным товариществом “Стройбетон” [наверное, “Техбетон”. – Е. О. и Н. В.];

2) работы по отоплению, устройству вытяжной вентиляции, водопровода, канализации выполняет ОТОВЕНТ;

3) столярные изделия “Госпромстрой”;

4) малярные и стекольные “Малярстрой”;

5) магнезитовые перегородки и полы Промысловое кооперативное товарищество “Магнострой”;

6) Устройство электроосвещения “ГЭТ”;

Все работы выполняются по договорам по оптовым ценам и единичным разценкам».

Глазов отмечает довольно большое количество недостатков, среди главных – неудовлетворительное утепление и промерзание железобетонного каркаса и плохое качество установки окон, дверей и перегородок. Там же упоминается расчетный срок завершения работ – 1 марта 1930 года, «работы ведутся с запозданием против плана, составленного архит. Гинзбургом».

В заключении акта, кроме закономерных требований исправить недостатки, обнаруженные на стройплощадке, архитектор опять требует предоставить исправленные чертежи. Следующая инспекция обратит внимание на качество ксилолитовых панелей, штукатурных работ и покраски, работу вентиляции, выводы будут умеренно положительными, но не без перечня необходимых доработок.

Поэтажные планы коммунального корпуса с учетом перестроек 1940-х и более поздних. БТИ г. Москвы

Что касается служебного корпуса («предназначенного в 1-м этаже для прачечной и во втором для жилья персонала») – осталось два примечательных документа. Черновик письма (текст перечеркнут и документ, видимо, не отправлен) от [?] сентября 1930 года в Наркомат от замначальника Управления строительного контроля Александра Мейснера, где говорится, что «управление воздерживается от утверждения этих чертежей, ввиду того, что ориентировочная стоимость одного куба-метра, исчисленная = 28 руб. 63 коп., значительно превышает лимитную стоимость подобного рода строения, установленную Постановлением Строительной Комиссии РСФСР [то есть местом работы самого Гинзбурга. – Е. О. и Н. В.] от 15 февраля 1930 г. в размере 22 рубля за 1 куб. м»[66]66
  ЦГА г. Москвы. ОХ НТД Москвы. Ф. 2. Оп. 1. Д. 10024. Л. 83.


[Закрыть]. Это письмо вполне ясно показывает порядок удорожания нового строительства на железобетонном каркасе относительно более традиционного кирпича. Второе письмо было отправлено за подписью Мейснера в Наркомат финансов 30 сентября 1930 года и содержит отсылку не только к превышению стоимости кубометра (во 2-м пункте), но и к тому факту, что «с возведением этого строения произошла порча весьма ценного участка, в результате чего дальнейшая застройка по лицевой линии многоэтажным строением не может быть осуществлена»[67]67
  Елена Никулина приводит эскизы планировки квартала с периметральной застройкой жилыми домами, оставляющими Дом Наркомфина внутри квартала. См.: ЦГА г. Москвы. Ф. 2. Оп. 1. Ед. хр. 10024. Л. 192. Подробней см.: Никулина Е. Г. Городская ткань: архитектура и время. Статьи архитектора Елены Никулиной. Москва: «Моспроект-2» им. М. В. Посохина, 2011.


[Закрыть]. Соответственно, «построенное без разрешения […] бетонное 2-этажное строение […] не может быть Управлением утверждено»[68]68
  ЦГА г. Москвы. ОХ НТД Москвы. Ф. 2. Оп. 1. Д. 10024. Л. 90.


[Закрыть].

Фотокопия плана 1-го этажа. 1929(?). Музей архитектуры им. А.В. Щусева

Как ясно сейчас, эти и подобные[69]69
  Сохранилась еще и переписка касательно более частных вопросов устройства газификации и использования для нее полых каналов в бетонных блоках.


[Закрыть] им препятствия не стали фатальными, дом и его служебный и коммунальный корпуса были построены – за качество работ боролись не только Гинзбург с Милинисом, но и архитекторы-чиновники. Однако не все в них было использовано по назначению.

Фотокопия плана 2-го этажа. 1929(?). Музей архитектуры им. А.В. Щусева

Графические архивные материалы, сохранившиеся фрагментарно, – это «синьки» – чертежи – не во всем соответствуют реальной постройке (Гинзбург публиковал в 1934 году поданный на утверждение, а не окончательный вариант). В частности, в некоторых квартирах были выгорожены дополнительные комнаты, в квартире консьержа было изменено направление лестницы с продольного на поперечное и т. п.

О неочевидности архитектурной задачи мы говорим потому, что публикация проекта Дома Наркомфина оказалась намного проще его реализованного варианта. Во-первых, здесь была решена задача использовать ячейки с верхней и нижней спальней типа F. Во-вторых, появление больших квартир типа K (или 2F) надо было чем-то компенсировать, то есть заполнить те места, которые оставались свободны (по аналогии с домино при укладывании его в коробку). В-третьих, было решено на плоской крыше сделать общежитие в закругленном, как нос корабля, блоке. Нужна была и квартира коменданта (консьержа) внизу и т. д. Эти отличия от опубликованного проекта впервые обнаружились в ходе обследования Дома Наркомфина в 1990 году с участием студентов под руководством Елены Овсянниковой (МАРХИ), Жана-Клода Люди (Женевский университет), а также историка архитектуры Алексея Тарханова и дизайнера Марка Коника. Именно тогда выяснилось, что в Доме Наркомфина не менее 11 типов квартир. Оказалось, что ряд квартир были объединены силами самих именитых жильцов, часть квартир, наоборот, была разделена перегородками после превращения их в коммунальные, когда одна семья оказывалась в общей комнате, тогда как другие – в спальнях (в послевоенные годы, когда большинство высокопоставленных жильцов съехали или были давно репрессированы[70]70
  В 1937–1938 годах среди жильцов дома, по подсчетам Владимира Паперного, ссылающегося в свою очередь на данные общества «Мемориал», были репрессированы не менее трех наркомов, двух заместителей наркома, девяти человек со словами «глава», «директор», «председатель» или «управляющий» в названии должности. См.: Paperny V. Narkomfin Narratives: Dreams and Realities // O’Neil Ford Monograph, Vol. 6: Narkomfin – Moisej J. Ginzburg, Ignatij F. Milinis. Wasmuth, 2016. P. 22.


[Закрыть], в дом заселяли служащих Совета министров СССР, разделяя большие ячейки на несколько семей. Известны даже случаи разделения ячеек F на две семьи в доме на Гоголевском бульваре).

Рабочие чертежи лестницы (разрез по всей высоте, детали устройства парапета и ступеней). Не позднее мая 1929-го. ЦГА г. Москвы

И самым неожиданным оказалось вовсе не заявленное в проекте Дома Наркомфина обобществление быта, а сама комбинаторика разных вариантов квартир, не вполне очевидная ранее. Дело в том, что представить, как разные ячейки соединены между собой, на чем держатся и перекрытия комнат, и лестницы, вовсе не просто. Например, в одну из ячеек типа F входят из коридора вниз, а в другую наверх. При этом две двери расположены рядом и поэтому окрашены черной и белой краской, чтобы жильцы не запутались в двух подобных дверях. Но эта особенность была как раз хорошо известна изначально. Главная головоломка оказалась в торцевых частях дома с большими квартирами, тоже двухуровневыми, так как различные модификации почти всех иных ячеек, кроме двух типов F и типа K, не были заявлены в опубликованных чертежах и на деле оказались весьма необычными.

Поперечный разрез с застройкой 1-го этажа и пристроенным лифтом. БТИ г. Москвы

Первоначально общая компоновка жилой части Дома Наркомфина предполагала очень бедную номенклатуру квартир: 32 ячейки типа F и восемь ячеек типа K, размещенные вдоль двух коридоров, устроенных между двумя лестничными блоками. Торцевые квартиры были модификацией исходных двух типов (кроме одноуровневой «ячейки на одного» в северном конце верхнего коридора – аналогичную ей квартиру устроили также в скругленном объеме первого этажа), но большей площади, с окнами с трех сторон и даже балконами (у двух южных ячеек и верхней северной). И все это трудно понять по ортогональным чертежам с плоскостными проекциями планов, фасадов и разрезов. Довольно сложно представить также, как удалось сделать канализационные стояки и трубы с водой. Эта задача в ходе строительства Дома Наркомфина также была головоломкой для архитекторов и инженера. Расположение меньших ячеек над большими не позволило сделать канализационные стояки собственно вертикальными стояками у половины ячеек F: сначала нужно было «собрать» трубы горизонтально, и только сгруппировав, спускать, объединяя вместе – под домом сейчас видны обшитые рейкой массивные «колонны», контрастирующие с легкими бетонными «ногами». Но в нашем климате огромная проблема – промерзание, значит эти колонны со стояками надо было хорошо утеплить, как и нижнее перекрытие, что сделало дом намного дороже, чем сначала предполагали. И тут приходит на ум поговорка «красота требует жертв», потому что ради модных в свое время форм, характерных для средиземноморской архитектуры, пришлось жертвовать именно заявленной экономичностью проекта.

Плоская кровля-терраса (также дань модным принципам, введенным по аналогии с традиционной архитектурой Средиземноморья Ле Корбюзье), мало использовалась жильцами не только из-за климатических особенностей Москвы. Например, дочь Николая Милютина Екатерина (род. 1936) рассказывала, что за ее отцом однажды пришли из НКВД, перепутав его с другим советским чиновником – в прошлом меньшевиком Александром Милютиным, – и что, по семейному преданию, Николай Милютин спал с револьвером, да и не случайно он предполагал использовать пожарную лестницу для эвакуации из своей квартиры-пентхауса, а также предусмотрел на даче ряд мер, чтобы не даться живым при возможном аресте. Понятно, что крыша перестала быть местом встреч жильцов дома.

Итак, жилой корпус Дома Наркомфина расположен в глубине квартала и вытянут почти точно с севера на юг, параллельно той части Садового кольца, которая называется Новинским бульваром – собственно бульвара там давно нет, как и палисадников перед домами. Солнце приходило в помещения со стороны восточного фасада утром (в спальни, остекленную галерею, коридор, кухни), а со стороны западного фасада, куда выходили общие комнаты, совмещавшие столовые и гостиные, – вечером.

Все квартиры вписаны в габариты осей каркаса – колонн, поставленных в три ряда с шагом в продольном направлении 3,75 м и в поперечном – 3,5 м (с восточного фасада и до центрального ряда) и 4,5 м (от центрального ряда до западного фасада).

Ячейки F занимали один пролет, а ячейки K – два (16 пар ячеек F были расположены над восемью ячейками K). В отличие от ячеек F, ячейки K проектировались в двух зеркально-симметричных вариантах для удобства попарной группировки инженерных коммуникаций – вытяжек, стояков водоотведения и т. п.

В конце же верхнего коридора была устроена ячейка для одного человека, то есть квартира, сделанная в одном уровне. Исходное отношение в 20 % больших квартир и 80 % маленьких несколько изменилось в пользу первых благодаря устройству больших квартир в торцах: двух, оборудованных балконами, в южном и одной в северном, – это были ячейки K, расширенные за счет дополнительной комнаты в торце дома.

Примечательно, что рядом с квартирой № 18, верхней, расположенной в южном торце дома, точно в продолжении коридора до реставрации 2016–2020 годов сохранялась изолированная комната с доступом с лестничной площадки – возможно, служившая буфетом (существовавшим по свидетельству Екатерины Милютиной).

Квартира K в северном торце не отличалась от прочих этого типа, за исключением также дополнительной площади, равной ширине коридора и глубиной в 7 м.

Выше в северном торце были устроены квартиры, получившие название 2F (встречаются они и в доме РЖСКТ «Рабочий» в Саратове, доме-коммуне в Сормове, также в конце коридоров). Дело в том, что двойная ширина обычной ячейки F позволила сделать продольное, а не поперечное расположение лестницы и вывести санузел к окну, поставив в нем ванну (на том же этаже, что и коридор).

Интереснее то, что ячейки 2F появились вопреки не только утвержденному, но и опубликованному («Современная архитектура» № 5, 1929) проекту между лестничных узлов (со входом не из коридора, как в домах в Саратове и Сормове, о которых мы пишем ниже, а с лестничной площадки) – то есть вместо восьми обычных ячеек F крайние пары ячеек в начале и конце коридора были объединены в четыре большие квартиры. Из первоначально задуманных просторных лестничных площадок с окнами на восток на промежуточных этажах были выгорожены дополнительные спальни – и для ячеек 2F, и даже для первой и последней в нижнем коридоре ячеек K. Причиной этих изменений можно считать желание многих влиятельных жильцов получить квартиры как можно большей площади.