Текст книги "Радуга на сердце"

На спине ни царапины. Значит, ты стояла лицом к усилителю и… Боги Сети… Не успела закрыть глаза? Никто бы не успел, там микросекунды этой вспышки, что ярче сотни наших Солнц. Ты видишь меня, Линь? Нет, не так, почему я все делаю не так?

– Скорую, черт побери вас всех! – крикнул Санька, пальцами прощупывая едва заметный пульс на шее девчонки.

Его взгляд скользнул вниз, по безвольно откинутой руке Линь. Темно-красная венозная кровь стремительно покидала берега раны на запястье. Только не это…

А вокруг уже суетились. Притащили аптечку, в которой из всякой всячины только и было полезного, что жгут. Санька действовал в каком-то лихорадочном сумбуре. Искусанные до крови губы не давали произнести хоть слово, и он все пытался мысленно удержать ту, что тряпичным ангелом лежала сейчас в его руках. Он говорил с ней, говорил взахлеб, что-то про светлое будущее, где не будет боли и крови, где сегодня не кончится никогда, о домике возле Кивача, где они встретят рассвет… И даже программист уже не рисковал вмешиваться в этот прямой эфир. Никто не рисковал. Потому что Санька держал ее, выгорая изнутри. Линь что-то обрывочно отвечала, какую-то ерунду про занавески с цветными лентами, но отвечала, отзывалась, была здесь, в этом мире!

– Через сколько будет скорая? – выдохнул измазанный в крови Санька, на миг отвлекаясь от девочки и обводя взглядом притихшую толпу. Начальники поежились, и Саньку грозовым разрядом прошило понимание. – Вы что… До сих пор не вызвали?!

Тишина.

– Сволочи! Ладно, я сам…

– Нет, Александр Валько, – подал вдруг голос один из высоких начальников. – Мы не можем этого сделать. Это ЧП на предприятии.

Санька заледенел, пытаясь мысленно прозвониться, но, видимо, Первый Отдел уже поставили в известность и линию «А» перекрыли.

– Не спорь, крайним же останешься, – шепнул Пароёрзов.

Линия «Б»… Черт, тишина.

– Как-нибудь обойде…

Выход на городскую. Короткие гудки. Да что же вы творите…

Саньку кинуло в арктический холод. Линь молчала. Пульс почти нитевидный. Все, это конец. Вы нарвались.

Санька липкими от крови руками выхватил из кармана куртки смартфон и нажал кнопку вызова. Последний набранный номер. Буревестник.

– Кир-р-р-р! Вызови…

Кто-то бросился перехватить руку со смартфоном, но Санька закрылся плечом. Черт, черт, черт.

– …скорую к нашей…

Санька смотрел в лицо Линь. Глубокая царапина пересекала ее щеку по диагонали, задевая край нижней губы. Глухой удар по касательной в затылок. Нет. Не выйдет.

– …проходной! Прошу тебя…

Ну, вот и все. Отшвырнуть телефон, закрыть собой тебя от всех, родная. И поцелуй в губы – это мой последний шанс вырвать тебя из того мира в этот.

Чёрт подери, Санька, да что там у тебя творится?..

Кирька активировал голосовой вызов «скорой», параллельно запустив одну не очень легальную прогу, отслеживающую, откуда был сделан звонок, ведь точного адреса Валько так и не успел ему назвать. Равно как и сообщить толком, что случилось. Кирька ещё раз прокрутил в памяти срывающийся Санькин голос. Да какой там голос, так рычат волки, защищая своих детёнышей. Значит, задница случилась, скорее всего, не с ним самим…

Тихий писк успешного определения локации совпал с дежурным «Служба экстренной помощи СПб-онлайн слушает».

– Здравствуйте, – ответил Кирька. – Срочный вызов, промзона Металлостроя, э-э…

– Ожидайте, пожалуйста, переключаю вас на оператора Петербурга-12.

Каким способом убить того, кто поставил поп-версию «Канкана» на мелодию удержания вызова скорой, Кирька уже придумал. Осталось найти этого придурка, а пока…

– Скорая помощь, Петербург-12.

– Промзона Металлостроя, человек в критическом состоянии, – Кирька редко поддавался панике, но острый дефицит информации, в которой хакер нуждался не меньше, чем в воздухе и пище, выбил его из колеи. А значит, представляем по умолчанию самое худшее и идём на таран.

– Услуга вызова аэрокареты для данной территории недоступна, расчётное время прибытия машины – тридцать минут…

Кирька уже было вдохнул, чтобы выдать короткое «Выезжайте», но в эту же секунду голограмма его настенных часов сменилась с 14:59 на 15:00, а в следующую короткая шальная мысль ударила хакера под дых пониманием фатального: «Не успеют…»

Чёртовы пробки, три ж/д переезда – глядя одним глазом на открывшийся участок карты города, где, оказывается, располагалась санькина шарага, вторым Кирька видел вставший перед ним призрак двух дорог. Первая – сказать «старик, я сделал всё, что мог, и даже чуть больше того, и моя протянутая рука – не приглашение, чтоб ты сразу прыгнул мне на шею». А вторая…

Выйти из тени, тряхнуть стариной, обогнать Время.

От души долбанув кулаком в стену, Кирька сбросил звонок и метнулся к моноблоку. Что же ты делаешь со мной, Валько? Почему я не смог сейчас наплевать на тебя и твою жизнь, почему слетаю с нейтрали и подхожу к тебе на расстояние сильного электромагнитного взаимодействия, рискуя разбить к чертям на мелкие осколки хрустальную сферу синего льда, что так тщательно вымораживал вокруг себя?

Ощущение невесомой флэш-карты, мягко загоняемой в импланты, со времени признания транскода запрещённым способом проникновения в Сеть встало для хакера в один ряд с кайфом от прослушивания любимой музыки и оргазмом. Ну что, Саламандра, ради тебя Буревестник покажет класс прямо здесь и сейчас.

Небо реки-под-рекой было безмятежно синим, лишь кое-где проплывали белые облака, похожие на разбросанную над горизонтом сахарную вату. Транскод был оглушительно безлюдным, но на всякий случай белая птица активировала режим невидимости, и, заложив крутое пике, нырнула вниз, к белому прямоугольнику сервера «СПб-онлайн».

Мягкая посадка на козырёк покатой крыши – и Буревестник несколько раз ударяет клювом в тонкое стекло слухового окна. Удары не случайные, как может показаться. У каждого из них своя сила, тон, и промежуток между ними тоже не одинаков. Это – подбор ключа. После десятого удара стекло отзывается еле заметной вибрацией и разлетается на три крупных осколка. Путь открыт.

Кирька, лежащий на полу в глубоком трансе, едва заметно усмехается. Запретный город шлёт ему солнечный зайчик – мол, давно не виделись, хакер.

В здании – неимоверная сутолока, шум и гам до потолка, на котором высвечиваются тонкие линии новых маршрутов, и Буревестник несколько минут парит в воздухе, изучая схему. Вот, значит, как… Полтора километра за незримой, условной чертой, проведённой властями – и ты уже бесправный… в Москве таких называют «замкадышами», а в питерском сленге Кирька, вернувшийся в город не столь давно, затруднился с поиском определения. Ну, хрен там…

Подходящая машина нашлась на самом краю карты, и птица схватила клювом тонкую золотистую нить завершённого вызова, не давая тощему клубку прокатиться обратно на базу. Нить противно зудела в клюве, грозя раскалиться, как допотопная вольфрамовая лампочка, и Буревестник яростно замахал крыльями, перетаскивая её к отметке «промзона Металлостроя». Чёрт возьми, нужного адреса даже нет на карте, как и положено любому секретному объекту. А ты ещё прибеднялся насчёт места работы, Санька. Ладно, задаём ближайшую точку. Вот какой-то комплекс зданий… Доверишься интуиции, Буревестник?

Остаётся вбить нить Ариадны в потолок.

В транскоде реально всё, во что захочешь поверить, так?

Тогда пусть птице не будет больно, когда её клюв сломается.

Кирька взял разгон к потолку. Три метра… Два… Один.

Удар, и на сенсорной поверхности появляется тонкая трещина, нить нещадно бьёт Буревестника током, но он не разжимает клюва, замыкая собой новую цепь, и маршрут из золотого превращается в ярко-зелёный.

Где-то там, во внешнем мире, санитары аэрокареты хором матюгнулись, принимая очередной вызов, не давший им даже минуты на перекур, и развернули тяжёлую машину в воздухе. Где-то там темноволосый хакер застонал от боли, но лишь крепче зажмурился, не позволяя себе вынырнуть из реки-под-рекой.

Теряя сознание в стремительном падении вниз, Кирька успел кое-как выправить свой курс, чтобы свалиться точнёхонько в мусорную корзину под столом одного из служащих-аватаров. Из корзины взметнулся ворох белых бумажек, а птица уже провалилась сквозь двойное дно, только след простыл.

– Только попр-робуй там сдохнуть, Валько, воскрешу и сам убью, – рывком отключая соединение, Кирька заставляет себя злиться, чтобы не вырубиться от боли в носу. Нос хакера в реальности, конечно же, не сломан, но кровит по-страшному, да и башка кружится.

Попробуй сейчас убедить себя, Буревестник, что это всё – надуманное… что тебе снятся электроовцы2525
  Филипп Дик «Мечтают ли андроиды об электроовцах?»


[Закрыть], ложка гнётся силой мысли, а Сиддхартха ответил – «Спокойно, Андрей, никакого причала здесь нет…»

Украсив смачным алым плевком фаянс раковины, Кирька наскоро умылся и пулей вылетел из квартиры. Догнать и перегнать «скорую» даже в воздушной версии было для хакера делом техники, а теперь ещё и чести.

На свежем воздухе Кирьке немного полегчало, и к зданию «Санькиной шараги» он подлетел на полторы минуты раньше искомой белой машины – как раз вовремя, чтобы припарковаться за старой бойлерной и увидеть, как Санька выбегает из проходной с бездыханной окровавленной девушкой на руках, а следом за ним, пыхтя, пытаются бежать какие-то начальственного вида субъекты. Инстинкт заставил Кирьку бесшумно стечь с сиденья аэроцикла и пригнуться, в спину ему ударила оглушительная сирена «скорой», у водителя которой Санька к тому моменту был уже в прямой видимости, и одуревающему от всего происходящего хакеру осталось лишь с невероятным облегчением наблюдать из своего укрытия, как санитары принимают девчонку на носилки, ободряюще хлопая Саньку по плечу – мол, успели, спасём, а тот растерянно оглядывается по сторонам, заставляя Кирьку бросить всю свою силу воли на то, чтоб не выскочить другу (да, ёлки зелёные, после такого – уже другу) навстречу…

А потом чиновные субъекты хватают Саньку под локти и, с трудом преодолевая его сопротивление, уводят обратно к проходной, в мир, недоступный Кирьке.

Автор иллюстрации – Елена Пильгун

Глава 9

– Я ждал этого, Илья Моисеич, – как в трансе твердил Санька, пялясь в псевдо-мраморную столешницу.

Илья Моисеич, весь осунувшийся и словно даже похудевший, потрепал Саньку по руке. Санька снова вздрогнул, обжигаясь о воспоминания пятнадцатиминутной давности. Багровый с прозеленью начальник отдела вышел с больничного специально, чтобы лично поставить подпись на заявлении Александра Валько об уходе. По собственному, ага. Судорога свела Санькино плечо.

– Успокойтесь, Са-ша, ну п’аво же… – в голосе Ильи Моисеича проскочили почти отеческие нотки. – У вас ведь «уки золотые и мозги на месте, вы обязательно найдете себе новую «аботу…

– О да, – глухо рассмеялся Санька, до белых костяшек сжав кулаки. – Вы ведь еще не все знаете, Илья Моисеич. Вы думаете, они поняли, что чуть не убили девчонку?! Неделя прошла! Не-де-ля, а до них даже не дошло, что они натворили. Мало того, что все начальство скопом выдумало себе гипертонический криз с поносом и золотухой, лишь бы не светиться у всех этих комиссий на глазах, так они еще и придумали, за что меня кинуть! И если б за взрыв… Это б я понял. Но нет, они вытащили все-таки это чертово тестирование психологическое и им себе прикрыли задницу. Они меня боятся, – скривился Санька, – очень боятся, что я расскажу правду. Что стенд был недоукомплектован и его пускать было вообще нельзя. Потому что они при всем том правы, раздери их троян. Да, мы работали с нарушением техники безопасности. Но это же так просто – либо ты работаешь, плюнув на безопасность, либо не работаешь вообще. Ждешь монтажные крылья, черт побери. Нашим начальникам ведь одного только и надо: чтоб все было и ничего за это не было…

Тяжелое молчание нарушалось только шумом дождя. С началом июня жизнь в институте всегда затихала. Пора отпусков. Пора загадочного исчезновения людей с жалобами на головную боль и возвращения с южным загаром и темно-сиреневыми от черники руками. Лето в Питере. Странная пора.

– А работу мне уже с такой характеристикой не найти, – совсем тихо подытожил Санька. – Кому понадобится золотой работник с собственным мнением и неустойчивой психикой, да еще и повышенным уровнем конфликтности… Да и о какой работе речь, Илья Моисеич, если не сегодня-завтра сяду за решетку.

Райфе подошел к окну, стараясь не встречаться с Санькой глазами. Горькая полынь уже пропитала не только самого Валько, став его неотъемлемой частью, но, переполняя чашу его души, выплескивалась в окружающий мир. И теперь в собственном кабинете Райфе было душно, словно невидимый некто погрузил руку в старческую грудь и крутил в ладони сердце старого еврея.

– Так кто же виноват в случившемся? – спросил Райфе у дождевых капель на стекле. – Линь только вче’а пе’евели из «еанимации в обычную палату, я был у нее, ей вообще не до того. П’о начальников уже все ясно… Комиссии сделают к’айним, кого им скажут. Но неужели, Са-аша, вы сами не попытались «азоб’аться?

– Я разобрался.

Тишина.

– Это не вы, надо полагать?

– Не я. Это…

Санька запнулся. Не суди да не судимый будешь, так, мама моя дорогая? Так ты мне вбивала в голову с самых пеленок, тщетно надеясь, что этим угомонишь мой характер и «обостренное чувство справедливости»? Но я все равно научился обвинять других с тем же успехом, что и принимать ответственность на себя. И сейчас я снова скажу любимое dixi.

– …Артур. Но я его не сдам… этим.

Райфе удивленно обернулся.

– Но почему, Са-ша? Если он…

– Не только он. Я тоже. Я не уберег Линь.

Повинуясь порыву, Илья Моисеич мягко перетек к столу и крепко сжал Санькину ладонь. Санька с мольбой взглянул ему в лицо. Ради вашего бога, Илья Моисеич, не заставляйте меня ничего говорить сейчас. Я знаю, что все мной сказанное не уйдет дальше этого кабинета, но невыносимо трудно, просто невозможно признаться, что любишь того, перед кем виноват.

– Сходите к Ангелине, Са-аша, сходите… – настойчиво проговорил Илья Моисеич. – Она будет вам «ада, очень «ада. Я знаю. Я же видел, как она смот’ит… смот’ела на вас.

Санька помотал головой. Нет, нет, пожалуйста, оставьте меня в покое. К черту свет и благодать, просто не трогайте меня, иначе я просто сгорю заживо на ваших глазах. Пересилить немоту в ногах, встать, опираясь на плечо этого старого человека, который, кажется, прожил сотню жизней за раз и не обозлился с годами, и идти, идти, куда глаза глядят…

– Простите, Илья Моисеич, – выдавил из себя Санька, уже стоя в дверях, – мне нужно в город. Я б давно ушел в запой, да толку… Я две недели здесь еще маячить буду, зайду к вам.

И уже закрывая дверь, Валько услышал короткое:

– Ко мне ангел седой приходил поутру, он был болен, метался в горячем бреду2626
  Использован текст песни «Ангел седой» Светланы Сургановой


[Закрыть]…

Нет, Илья Моисеич, этот ваш контрольный выстрел громыхнул впустую, легкая контузия моего виска не в счет. Я нашел лекарство. По крайней мере, верю, что нашел.

Снова в город, как неделю назад.

Снова в лабиринт дворов-колодцев на берегу Фонтанки, как неделю назад.

Снова условный стук в обшарпанную дверь, как…

– Всего неделя прош-шла! – возмущенно прошипели в темноте провонявшей формалином прихожей за распахнутой дверью. – Я же говорил, нельзя так час-с-сто…

– Я плачу деньги, ты делаешь, – Санька вцепился пальцами в косяк. – Какие проблемы?

О, это вечное «все покупается и все продается». Санькин циник в голове удовлетворенно хмыкнул, когда мягкий, прохладный обруч сдавил лоб и затылок. За тебя всегда говорят деньги. Ты можешь смело ввалиться в самый дорогущий VIP-отель в рабочем комбинезоне, если в твоей руке золотая карта или соответствующего номинала бумажка. И будь уверен, за эти деньги тебя оближут, куда только достанут.

– Вс-споминай, – несмазанными петлями проскрипел голос.

Линь. Взрыв. Увольнение.

Острая боль прошила левую руку. Из ослабевшей ладони выдернули деньги.

– Вс-се. А теперь уходи. Если поменяешь точку времени и прос-странс-ства, забудеш-шь навсегда.

Санька брел по городу, не разбирая дороги. Его то мотало в переулках у Чернышевской, то выкидывало людским прибоем на Невский проспект, и тогда он замирал, прижимаясь спиной к каменным стенам, и, запрокинув голову, наблюдал за полетом чаек, совсем неслышных за городским шумом.

Он был один. Это ощущение запредельной, абсолютной ненужности было острым и щемящим, но в то же время удивительно точно соответствовало его мироощущению. Боги, да поставьте сейчас здесь рядом со мной жену и дочь – ничего бы не изменилось. Мы шли бы вместе, но я был бы на шаг впереди. Нет, на два шага, чтоб не видеть их даже периферийным зрением. Они могли бы взять меня за руки, а я бы вообразил, что тащу две сумки багажа на Московский, чтоб сбежать к чертовой матери. Они могли разговаривать со мной… Но это как вытягивать человека с того света, когда он не хочет возвращаться. Он вам ответит, но не вынырнет.

Ковенский переулок. Костел. Тишина.

В который раз он уже оказывался здесь в своих блужданиях по городу, но каждый раз именно тишина, как створки моллюска разворачивающаяся вокруг высокой монолитной башни, заставляла его оцепенеть на противоположной стороне дороги. Во все эти разы он не попал внутрь, а цепь на кованой решетке ограды не давала даже призрачного шанса вскочить зайцем на поезд к богу.

Но сегодня что-то неуловимо изменилось. Так же било в лицо солнце из-за башенного шпиля, так же закрыта была ограда, так же было ни души вокруг… Но Санька вдруг почувствовал, что он внутри этой каменной господней крепости. Ноги у него подкосились, он опустился на поребрик, и в пустой звенящей голове возникла одна простая и короткая мысль: «Вот бы показать это место Линь…» Нет, пожалуйста, нет! Не думай о ней, Саламандра…

Но там, на Фонтанке, не обманули. Анестетик для памяти работал безотказно. Не заставлял забывать, но гасил эту ноющую боль за грудиной. И одиночество, ради которого Санька всегда рвался в центр, вдруг разбилось с хрустальным звоном елочной игрушки. Саньку подняло. Он больше не оглядывался на костел. Шел по переулкам Лиговки, вдруг оказался на Стремянной, потом у темной воды под Аничковым мостом… И каждый кадр старого города, каждый удар пульса этого вечного столпотворения домов, стоящих плечом к плечу, сопровождался мыслью о том, как было бы здорово увидеть все это с Той, что стала дороже самой жизни.

Но если все дороги у большинства народов вели в Рим, то Санькины ноги сами вынесли его на Восстания. Стремительно темнело, но эта мгла была обманчива – белые ночи вступали в свои права, даря всем свои пьяные сумерки. Дом за номером 53 выглядел полностью необитаемым, если не считать горящий желтым прямоугольник под самой крышей.

Буревестник был дома. Ну что ж, тем хуже для него. Санька решительно перешагнул порог парадной. Они ни разу не виделись за эту неделю. И ни одного сообщения. Сколько раз порывался Санька написать ему что-то вроде «спасибо, выручил, скорая успела», но интуиция заставляла закусывать губу и молча смотреть на мигающий значок «_thunderbird_: online» то с компьютера, то с телефона.

Когда Санька, скинув ботинки в прихожей птичьего гнезда, ввалился в ярко освещенную комнату, такую же развороченную, как многие разы до этого, Кирька лежал на полу, словно Демиург после очередной неудачной попытки создать добро без зла и аверс монеты без реверса. Но еще с порога Санька почувствовал в воздухе грозовое напряжение. Спинной мозг покопался в своем нижнем основании и выдал запоздалое: «Так кому будет хуже сейчас, хозяин?»

Кирька приподнялся на локте. Зеленые глаза его полыхнули поистине демоническим огнем.

– Явился, – озвучил он свои наблюдения. – Дай угадаю… Тебе подгузник поменять надо, да?

Санька молчал. Что-то было не так. Нет, на это больное чувство юмора он давно уже наплевал и попытался принять Буревестника как есть, просто добавив к этим словам, претендующим на остроумие, метку «по умолчанию». Только раньше в шутках не было такой… агрессии? Гнева? Истины?

Словно подорвавшись на невидимом снаряде, Кирька вскочил с пола и пошел на Саньку, сверкая глазами. С тонких бледных губ срывались едкие фразы:

– Ты себе слишком много позволяешь, Валько. Я всего лишь протянул тебе руку и взял на расшифровку эту пищащую диковинку, а ты залез в мою жизнь… Без мыла, простите, залез. Я тебе и нянька, и мамка, и нюни подтереть, и нематериальную твою сущность, мать ее за ногу, отмыть… Я тебя спрашиваю: оно мне надо?! Ты же рак, а не ящерка, самый настоящий рак. Впился в меня клешнями и никак от тебя не отделаешься. Даже сдохнуть мне спокойно не дашь.

Санька сделал шаг назад. Список возможных причин этого буйного помешательства укорачивался со страшной скоростью. Но спиртным от Буревестника, уже нависавшего над Саламандрой-недоростком, не пахло. Может, какой гадостью обкурился?

– Это ты мне сейчас? – осторожно уточнил Санька и, поймав волну помешательства, мило улыбнулся. – Сколько пальцев я показываю?

Вскинутая перед собой рука с одиноко торчащим средним пальцем окончательно вывела Кирилла Заневского из самого плохого себя. Птичья лапа сомкнулась вокруг Санькиной руки, едва не сломав тот самый палец, и резким движением заломила ее за спину. Валько тихо вскрикнул под мельтешащие перед глазами белые искры и стремительно приближающийся пол. Чертов хакер, ты где так драться научился, а?

– Я тебе сейчас покажу такое небо в алмазах, Валько, что по ночам будешь под себя от стр-р-раха ходить…

Какого…

Вторая рука Кирьки перехватила взорвавшееся пульсом горло. Все, Заневский, ты труп.

Эффект неожиданности сошел на нет, а уж за свободу собственной сонной артерии Санька мог отдать все, что угодно. Поэтому вырваться из захвата, чуть не потеряв сознание от боли в почти вывихнутой руке, озвереть от этой самой боли и на последней волне подыхающего разума схватить беснующегося Кирьку в охапку. Волоком тебя придется тащить, Заневский, волоком. Прямо в твою неприличных размеров джакузи и под ледяную воду. Да и запястье мое туда же. Кому-то из нас точно полегчает.

Под гидроударом Буревестник еще что-то тихо пискнул про «истеричных детей», «мазохистов» и «извращенцев», но скоро затих. Тощая тушка в шортах и футболке мерно покачивалась на мелкой ряби наполняющейся ванны и, кажется, больше не испытывала желания убивать. Санька, еще пару секунд посмотрев на это безобразие, медленно сполз по кафельной стенке на пол и принялся растирать ноющее запястье.

– Извини, что попросил вызвать скорую… – начал он негромко. – Там у нас просто…

– Молчи, – донеслось из ванны.

Через минуту гробовой тишины Кирька слабо застонал и выдал:

– Это все твоя штуковина. Вот буду балериной, если это не она. Слышь, Санька… Ты это… Выйди, а? Я сейчас вернусь.

Санька поднялся. Интересно, а мне пошутить можно в этом мире?

– А как же небо в алмазах? Я зря надеюсь, да? – с истерическим смешком выдал Санька, чудом увернувшись от ледяных брызг и захлопывая дверь в ванную, за которой был уже прежний беззлобно матерящийся Кирька.

Прошел час и все вроде как вернулось на круги своя. Кирька рассеянно крутил в руках трекер. Рассеянность, впрочем, была обманкой: хакер напряжённо размышлял над сигналом, который успел вывести его из душевного равновесия, Мяту превратить в маленький пушистый вариант тиранозавра, а сейчас уже был оцифрован и разложен по полочкам в аудио-проге. Время от времени Кирька что-то бормотал себе под нос, пару раз прищёлкнул пальцами, черканул несколько строк в блокноте, нацепил серебристые наушники последней модели, ещё раз прослушал сигнал, закрыв глаза, а потом вдруг вскочил и со всего маху приложился спиной о стену.

– Чувак, – неожиданно тихим, страшным голосом позвал Буревестник. – Если тебе не влом, сгоняй за сигаретами, магазин с той стороны подъезда…

И, прежде чем Санька успел хоть что-нибудь сказать, в его ладони уже оказалась пустая тёмно-синяя пачка с тонкой серебристой полосой.

– Возьми, чтоб не мучиться, – Кирька нервно улыбнулся уголком рта. – На кассе покажешь, они найдут… Только прошу… прямо сейчас иди.

Санька покосился на хакера. Ладно, сигареты – повод, а что же тогда истинная причина, по которой ты меня отсылаешь? И сколько времени мне следует провести в «поиске», интересно знать?..

Кирька торопливо закрыл за Санькой дверь в квартиру, и электронный замок тихо пискнул ему вслед.

Сигареты, однако, нашлись только в третьем по счёту магазине, так что Санька, выполнив поручение, возносился на лифте уже в состоянии лёгкого мандража. Короткий звонок в дверь… Ещё один…

Тишина.

Выхватив смартфон (только б ещё поработал, неохота окончательно переходить на встроенную в башку телефонию), Санька набрал номер Заневского.

«Абонент не…»

– Заходи, – тонкая птичья лапка высунулась из-за двери и за шиворот втянула Саньку обратно в сумрачную прихожую, где еле уловимо пахло сухими бутербродами и кошкой. – Вот…

Обмен состоялся: в руках Саньки вместо сигаретной пачки оказался вырванный невесть откуда лист бумаги, исписанный по диагонали летящим почерком с редкими взлётами и провалами букв, похожих на зубцы кардиограммы.

– Что это? – машинально вопросил Санька, уже смутно угадывая очертания ритма, пусть и изорванного в клочья, но всё-таки стихотворного.

– Ты на трекер глянь, он на тумбочке, – ушёл от ответа Кирька, старательно пряча глаза.

Когда-то красный огонёк сейчас горел ровным зелёным цветом. Трекер больше не издавал ни звука. А ещё Санька и подумать не мог, что эту обитель аскета, которая и раньше-то не блистала порядком, можно умудриться так разнести. Занавеска живописно свисала со спинки стула, пара ящиков была выдернута из комода и отшвырнута к противоположной стене, а их содержимое – немногочисленные Кирькины шмотки и адова туча электронных мелочей – разлетелось по полу. Мяту из комнаты сдуло в неизвестном направлении, предположительно, под ванную.

– Кир… – обернувшись, Санька увидел, как хакер тихо сползает по стенке, закрыв лицо руками. Костяшки на его узких ладонях были сбиты до крови.

– Я разложил сигнал по частотам, сдвинул низы на полсекунды назад… – послышалось из-под сомкнутых пальцев. – И услышал… Чёр-рт… Не услышал, а… почувствовал что ли. Как раз перед тем, как ты пришёл. М-минуту дай мне, ни черта не помню…

Опустившись на колени рядом с Буревестником, Санька увидел, что тот едва заметно дрожит, и хотел было тронуть его за плечо, но какая-то сила остановила его руку. В памяти всплыл февральский экзамен по электротехнике: «Запрещается приближаться к изолированному от опоры молниезащитному тросу на расстояние менее одного метра…»

Санька мотнул головой и переключился на лист бумаги.

«рвётся горло криком чёрным

стоны жертвы обречённой

мне ласкают слух

кто обманом в дамки вышел

ненавижу

ненавижу

вышибаю дух

кулаком по наглой роже

льётся кровь и рвётся кожа

я отвык жалеть

я – закон и я – порядок

выжгу словом выжгу взглядом

разгуляйся, плеть»

Опешив, Санька уставился на Кирьку. Мда, я явно чего-то о тебе не знаю, Буревестник… Это и было то самое небо в алмазах, которое ты мне обещал?..

– Прости, что выгнал тебя, – словно почувствовав, что Санька дочитал до конца, отозвался Кир. – Не хотел, чтоб ты видел меня таким, когда я… расшифровывал сигнал. И спасибо за сигареты, они сейчас весьма кстати…

Короткое чирканье зажигалки – и комната наполнилась дымом, который отчего-то пах шоколадом. Кирька от души затянулся, выдохнув через нос. Санька молчал, не желая спугнуть Буревестника.

– Этот твой трекер… Как птенец, – наконец выдал Кирька. – Орёт на всю вселенную, зовёт… Вдруг кто поймает его волну и выдаст симметрию, тогда он вроде как успокоится… Но я до сегодняшнего вечера загонял обработанный сигнал в колонки, а надо было в наушники. Я ж при тебе ещё раз послушал, а потом понял, что с минуты на минуту такая волна накроет, что ездец… Ты ушёл, потом ни черта не помню. Дай гляну, что я там понаписал. У-у, разъём ему в порт…

Санька пристально смотрел на Кирьку, с невероятным облегчением наблюдая, как зрачки хакера возвращаются в пределы по-весеннему зелёных берегов его радужки, а болезненный излом тонких губ смывает волной слабой, но всё-таки тёплой улыбки.

– Слушай, Валько… – вскинул тонкую бровь Кирька. – Если я не залажал, а в общении с электроникой я редко лажаю, то вот этот адов посыл был зашифрован в трекере… Это, админ его дери, какой-то аудионаркотик типа «Берсерка»: послушал – и готов крушить налево и направо. Только знаешь, что… Я тебе по секрету скажу: пробовал я всю эту муть. И опиум слушать, и ЛСД, и оргазм даже… Фрилансил, нанялся тестировать новые разработки. Разу этак на десятом мы с заказчиком одновременно просекли, что не подходим друг другу. Не берёт меня. Не-бе-рёт, – хакер усмехнулся, но усмешка получилась неожиданно горькой. – А вот эта твоя коробочка пробила меня к чёрту навылет…