Текст книги "Вера Холодная. Королева немого кино"

Ната в смятении. Добрые слова Хромовой смутили ее и пробудили угрызения совести. Она возвращается в зал, с улыбкой идет к Журову, но сталкивается с Владимиром Бартинским. Один взгляд – и все слова Хромовой, все угрызения совести позабыты! Владимир приглашает Нату на танец…

После свадьбы Владимир и Муся уезжают в заграничное путешествие. Ната скучает подле влюбленного, услужливого Журова.

Наконец супруги Бартинские возвращаются, Ната встречается с Владимиром, и прежняя страсть вспыхивает с новой силой. Владимир и Ната становятся любовниками. Их встречи все учащаются… Они так счастливы вместе… Иногда им кажется, что они уже жили когда-то – может быть, в Древнем Риме, в погибшей Помпее? – и были любящими супругами.

Муся пребывает в счастливом неведении, но Журов и Хромова очень скоро начинают подозревать Владимира и Нату. Хромова пытается вызвать воспитанницу на откровенный разговор, но Ната упрямо замыкается в себе. Любовь сделала ее жестокой и эгоистичной. Она больше не боится причинить боль кому бы то ни было. Ради страсти она способна на все!

Однажды Журов, возвращаясь домой раньше времени, застает Нату с Владимиром. Он в ярости, он хочет ударить князя, но Ната бросается между ними, заслоняет собой возлюбленного. Журов отшатывается, а Ната, трепеща, приникает к груди князя. У нее не осталось даже стыда, чтобы скрыть свое падение.

Журов перестает общаться с женой. Они живут в одном доме как чужие. Нату тяготит это положение, и она решает, что время пришло, больше ждать и терпеть она не может, надо бежать с Владимиром, бежать как можно скорее и как можно дальше от Журова, от Муси, от Хромовой… Она идет к Владимиру, чтобы уговорить его на побег.

Но Владимира сейчас менее всего интересуют переживания любовницы. Он уже промотал приданое Муси, и теперь ему нечем отдать карточный долг.

Ната возмущена его холодностью. Так, значит, он вовсе и не любит ее! Для него это все было просто приятным развлечением – даже менее важным, чем карточная игра! И снова в сердце пылкой женщины вскипает жажда мести.

Между тем князь Владимир, желая выбраться из ловушки карточного долга, подделывает подпись тещи на векселе. Журов, отлично знающий подлинную подпись Хромовой, разоблачает его и грозит отдать под суд.

Муся в ужасе. Единственная надежда – на сестру: ведь Журов обожает Нату, и, если Ната попросит за Владимира, возможно, Журов смилостивится! Она идет к Нате, плачет, падает на колени…

Ната неумолима. Она наслаждается своей властью над сестрой-соперницей и над коварным возлюбленным. Но постепенно она начинает осознавать весь ужас положения, в котором оказался Владимир, сердце ее смягчается воспоминанием о любви, и она соглашается попросить Журова.

Расчет Муси оказался верен. Журов не может отказать жене – он любит ее, невзирая на ее неверность. Он соглашается отозвать свое обвинение.

Счастливые, женщины вместе спешат к Владимиру, чтобы сообщить ему о том, что он спасен.

Между тем Владимир сидит в своем кабинете с револьвером в руке. Он должен умереть… Он не может жить с таким позором… Но сил на самоубийство не хватает.

Входит миллионерша Хромова. Она начинает жестоко упрекать князя, который не только разорил, но еще и опозорил ее дочь. Но в ответ на все упреки Владимир униженно просит помочь ему, спасти его от ужасной участи, ведь Хромова богата, она ведь все может!

Возмущенная, Хромова выхватывает у зятя револьвер и стреляет ему в грудь. Владимир падает. Хромова вкладывает револьвер в его неподвижную руку.

В этот миг в комнату вбегают Ната и Муся. Они слышали звук выстрела и поняли, что опоздали… Они уверены, что Владимир застрелился, они и помыслить не могут, что это Хромова отомстила за слезы своей дочери! Муся падает на колени возле Владимира, рыдает, целует его руку. Хромова нежно обнимает дочь.

Ната тоже хочет подойти к телу любимого, делает шаг вперед… Но ее останавливает страшный, гневный и властный взгляд Хромовой – и она в ужасе отступает.

И стоит в стороне, не смея даже дать волю горю.

Князя Бартинского играл Полонский, коммерсанта Журова – Иван Перестиани, который, как и его герой – в Нату Хромову, был тайно и трогательно влюблен в юную Веру Холодную.

В роли Муси снялась известная и очень популярная актриса МХТ Л. М. Коренева. Казалось бы, «кинокрасавица» Вера Холодная не сможет соперничать с такой серьезной театральной актрисой, у которой есть все, что только ценится в актере, – школа, опыт, да и приятная внешность тоже, – но…

Но случилось чудо.

Известный театральный критик Веронин писал: «Игра Л. М. Кореневой внимательно следилась, волновала и трогала, но запоминался образ другой героини, которая не играла, но жила на экране, была в родной стихии и в этом царстве возникающих из мрака и в мрак уходящих теней».

Как утверждает киновед Б. Зюков, «Жизнь за жизнь» был первым фильмом в истории отечественного кино, для просмотра которого была объявлена предварительная запись, а в некоторых кинотеатрах «Жизнь за жизнь» демонстрировали по два месяца беспрерывно и все время имели хорошие сборы…

Уже после нескольких дней демонстрации фильма имя Веры Холодной в театральных афишах переместилось со второго места – на первое, ранее занимаемое Кореневой.

«Кинокрасавица» затмила театральную знаменитость.

«Кинокрасавица» сделалась «королевой экрана».

XII

Королеве полагаются королевские почести. Видимо, в качестве этих самых «почестей» ателье Ханжонкова принялось эксплуатировать Холодную еще жестче прежнего. Новые фильмы выходили на экран один за другим…

«Одна из многих» – история грехопадения наивной курсистки.

«Лунная красавица» – полумистическая салонная драма, в который сценарист А. Бар, видимо, зная о пристрастии Владимира Холодного к автоспорту, ввел тему автомобильных катастроф, словно бы преследующих главную героиню Аню Поспелову и ее близких; возможно, это была попытка добиться еще большего драматизма в игре Веры.

«Шахматы жизни» – по роману популярной тогда писательницы Анны Мар (ее книги, кстати, считались полупорнографическими и были запрещены для чтения в большинстве учебных заведений) – история нравственного перерождения падшей женщины под влиянием истинного чувства. Этот фильм считался одним из «серьезных» и был очень хорошо принят критиками.

«Разорванные цепи» – трагедия честной жены, покинутой ради беспутной певички…

Далеко не все из этих фильмов были шедеврами, не все были даже удачны, но в них снималась Вера Холодная, и зрители шли «на Веру Холодную» и Верой Холодной восхищались вне зависимости от того, удачна или нет была ее роль в очередном кинотворении.

Афиши кричали:

«Королева экрана и всеобщая любимица киевской публики, известная артистка-красавица – в художественно поставленной и красиво разыгранной драме “Шахматы жизни”.

Сегодня и ежедневно в кинотеатре “Ренессанс”, Крещатик, 31. Ход с Лютеранской».

Впрочем, почти наравне с восторгами почитателей Веру Холодную поносили завистники и те критики, которые мечтали выделиться, развенчав «всеобщую любимицу». Сочиняли бесчисленные анекдоты о ее глупости и о тех ухищрениях, к которым прибегают режиссеры, чтобы снимать эту «бесталанную, но миловидную натурщицу».

Киновед Ромил Соболев писал в статье «Легенда и правда о Вере Холодной»: «Существует анекдот о том, что Холодная заплакала, когда режиссер предложил ей однажды изменить прическу: она испугалась, что зрители не узнают ее. Нельзя не согласиться, что это был рискованный эксперимент, и нельзя не увидеть за ним противоречивости развития дарования актрисы. С одной стороны, растущее мастерство и ощущение нерастрачиваемых сил толкали ее на творческие поиски, приводили по логике к отказу от раз найденного и оказавшегося столь удачным образа. Но, с другой стороны, пойти на это было рискованно, так как дело могло кончиться потерей популярности и славы, пришедших как по волшебству в один день. Как было решиться, если многие отказывали ей в каком-либо даровании и считали, что Вера Холодная как актриса является исключительно созданием Бауэра? Считалось, что он снимает отдельными кусками статичные движения и выражения ее лица, а затем склеивает эти куски, как бы создавая образ. Если ему нужно показать, как актриса в одной сцене переходит от спокойного состояния к испугу, а затем опять успокаивается, то он снимал не игру, а отдельно спокойные позу и лицо, испуг, а затем улыбку. Три смонтированных кадра на экране показывали три различных состояния в единстве.

Если подобные случаи имели место (заметим, что В. Ханжонкова, монтировавшая фильмы с участием В. Холодной, решительно отвергает эту версию), то, конечно, в данном случае мастерство режиссера было несчастьем для актрисы. Выдвигая на передний план свое искусство создавать целостное зрелище из разнородных элементов, режиссеры типа Бауэра и Чардынина принижали роль актера как главного создателя художественного образа. (Пройдет всего несколько лет, и то, что у них только намечалось, оформится в стройную теорию монтажного кино и будет провозглашено в 20-х годах как откровение и основное художественное средство кино.)».

В ателье Ханжонкова не только активно снимали «королеву экрана», стараясь затратить как можно меньше времени на фильм, как можно скорее выпустить его на экраны, пусть даже в ущерб качеству самой ленты.

Они еще и широко пользовались тем, что само имя Веры Холодной производит на зрителей прямо-таки магический эффект.

Делалось это так: объявляли о съемках десятков новых фильмов якобы с «королевой экрана» в главной роли, а на самом деле в этих фильмах снимали каких-то других актрис, и зрители шли на фильм и первые недели давали «королевские» сборы… Ну а потом, естественно, приходилось делать официальное объявление в газетах о том, что по каким-то там обстоятельствам «королева экрана» Вера Холодная была заменена «молодой и талантливой актрисой». Конечно, интерес к фильму тут же падал. Но за несколько недель он успевал принести очень значительную прибыль.

Должно быть, уход Веры Холодной к Д. И. Харитонову стал для ателье Ханжонкова подлинной трагедией!

Глава 3. Королева экрана

Работа в ателье Д. И. Харитонова 1916–1918 годы

I

1916 год.

Необычайно – и неожиданно – пышный расцвет кинопроизводства в России, начавшийся в 1914 году, теперь достиг своего пика.

Война все еще продолжается, а значит, фильмы из-за рубежа в Россию практически не поступают.

Нет иностранной конкуренции, но есть своя, внутренняя, а потому не только количество, но и качество российских фильмов неуклонно возрастает.

Возрастает и популярность именно этого вида искусства у публики. Киновед Б. Б. Зюков приводит такие цифры: за один только 1916 год в России выпущено на экран 500 фильмов и продано 150 миллионов билетов в 4000 кинотеатров, что означает, что на каждый театральный билет приходилось десять-двенадцать билетов в кино!

Снимать кино становится все более прибыльным делом. Предприниматели всех мастей готовы вкладывать в кинопроизводство все большие средства… Но деньги предпочтительнее ставить все-таки на выигрышный номер, а стопроцентно выигрышных номеров в российском кино начала века было все-таки гораздо меньше, чем в нынешнем Голливуде.

И все равно – бизнес всегда сопряжен с риском… Можно ничего не выиграть и даже потерять – все! Но, как говорит гусарская пословица: кто не рискует, тот не пьет шампанского.

Дмитрий Иванович Харитонов, владелец большого кинотеатра «Аполло» в Харькове, решился рискнуть по-крупному.

Заручившись поддержкой хозяев нескольких южнорусских кинопрокатных контор, пустив в дело все свои собственные средства, Харитонов выстроил огромный кинопавильон на Лесной улице в Москве и объявил об открытии собственного киноателье.

Поначалу владельцы московских киноателье посмеивались над бойким, но, как им казалось, наивным провинциалом: киноателье не может состоять из владельца и павильона – нужны актеры, режиссеры, операторы, а главное, нужны звезды, те, на кого пойдет публика! А звезды экрана и вообще уважающие себя профессионалы от киноискусства не станут работать с никому не известным «кинопромышленником» из провинциального южного городка, не имеющим в Москве ни имени, ни репутации, ни связей, благодаря которым ему могли порекомендовать кого-то или его могли порекомендовать кому-то… Московские кинопромышленники считали – нет, были уверены! – что никто к нему не пойдет, никто не доверит карьеру человеку без имени и репутации и что «Д. И. Харитонов и К°» разорится уже через пару месяцев, выпустив на экран пару-тройку слабеньких лент, тогда как для серьезной конкуренции нужны десятки удачных, принятых публикой фильмов.

Возможно, кое-кто уже приглядывался к павильону на Лесной улице и пытался высчитать, сколько будет стоить здание, когда его будут продавать в связи с банкротством «киноателье Харитонова»…

Может быть, они были бы правы, если бы все это происходило еще лет десять, а лучше лет двадцать назад, в те благословенные времена, когда Российская Империя казалась незыблемой твердью, когда имя и репутация еще имели абсолютный вес в общественном мнении.

Теперь же все было иначе.

Российская империя содрогалась под ледяными ветрами грядущей революции, а деньги вполне заменяли и имя, и репутацию… Деньги сами по себе служили отличной репутацией обладателю! И очень быстро делали ему имя в любых кругах общества.

У Дмитрия Ивановича Харитонова деньги были. И немалые.

Он предложил всем виднейшим деятелям кино такие баснословные гонорары, что отказаться не решился никто. Таких денег до Харитонова в кино вообще не платили! Немудрено, что в павильоне на Лесной улице уже через несколько месяцев после открытия киноателье «Харитонов и К°» собрались все сливки кинематографического общества, вся киноэлита во главе с «королевой экрана» Верой Холодной.

Впрочем, она продержалась дольше прочих…

Первым к Харитонову пришел Петр Чардынин.

У Ханжонкова он был вторым режиссером – неизменно вторым, после блистательного Бауэра. А он чувствовал в себе могучий потенциал, он хотел быть первым, и он действительно стал первым у Харитонова, и к тому же сам стал сниматься в кино, чего Ханжонков никогда бы не допустил, – не потому, что Чардынин был плохим актером, он как раз оказался очень хорошим актером – нет, просто Ханжонков не любил «смешения жанров». Режиссер в его киноателье мог быть только режиссером: указывать актерам, как играть. И ни в коем случае не наоборот. Его режиссеры не снимались, а от актеров не принимались даже ценные советы по части постановки фильма! Каждый должен был оставаться на своем месте.

Вслед за Чардыниным ушли актеры – Владимир Максимов, Витольд Полонский и даже Осип Рунич, всей своей кинокарьерой обязанный Ханжонкову и Бауэру. Ушел прекрасный кинооператор А. Рылло, ушел художник А. Уткин…

II

Уйти от Ханжонкова к Харитонову Вера Холодная не могла решиться очень долго.

Она тоже была обязана своей карьерой Бауэру и Ханжонкову (Бауэру больше, чем Ханжонкову), и, хотя уже сторицей отплатила им за то, что они дали ей возможность появиться на экране, все равно никак не могла решиться на «предательство».

Но на ее плечах лежала материальная ответственность за семью – дочери, сестры, мама, бабушка…

Муж – на фронте. Жалованье младшего поручика невелико. Особенно в сравнении с довоенным жалованьем юриста… Ну, так ведь не за жалованье воевал Володя, а за свою святую Родину! А значит, и перед ним Вера была обязана. И этот долг был выше и чище, чем долг ее перед режиссером и хозяином ателье.

Да и потом: все ее друзья, все ее партнеры, к которым она привыкла, уже ушли к Харитонову!!! Они говорят: Харитонов дает больше свободы для творчества…

И, словно в довершение соблазна: ателье Харитонова на Лесной расположено всего в пяти минутах ходьбы от ее дома! А к Ханжонкову на Житную приходится больше часа ехать на извозчике.

В общем, Вера решилась.

Харитонов «купил» Холодную!

Московские кинопромышленники были потрясены, нет, более того – оскорблены! Привлекать знаменитостей гонорарами, «перекупать» их из других ателье – какой подлый, какой низменный ход! И главное – очень неожиданный… Действительно, разве они могли предполагать ранее, что «люди искусства» – артисты, режиссеры и операторы – тоже интересуются деньгами?!

Но, как бы то ни было, исправить произошедшее было невозможно. Харитонов не только пообещал большие гонорары, он их еще и исправно выплачивал!

И свобода творчества действительно была, что для «людей искусства» весьма немаловажно!

Если Бауэр для актеров был «царь и бог», то Чардынин – друг и советчик.

Бауэр никогда и ни в чем не позволял себя корректировать. Актеры обязаны были молча – именно молча! – исполнять все, что он им повелит, и так, как он им повелит. Приказы режиссера не обсуждались. Не приняты были обсуждения и между самими актерами.

Как впоследствии вспоминала Соня: «…На съемках фильма “Жизнь за жизнь” в кадре, где Полонский, падая, “умирал”, он принимал картинную позу: элегантно закладывал одну ногу на другую. Вера Холодная обратилась после съемок к режиссеру Бауэру: “Евгений Францевич, мы в этом кадре отправили Полонского на небеса; посмотрите кадр, и вы убедитесь, что это не мертвец; не хватает ему еще сигары во рту, и тогда зритель убедится, что он попал в рай”. Бауэр, который терпеть не мог подсказок артистов, не прореагировал, и этот кадр так и не был исправлен». (Цит. по статье М. Ландесман.)

Зато в киноателье Харитонова актеры и режиссеры все вместе обсуждали каждую сцену перед тем, как ее снять, и потом еще раз – после просмотра… Сама Вера Холодная говорила в интервью 1918 года: «С моим переходом в ателье Д. И. Харитонова простор для творчества – еще шире. Наша небольшая “коллегия” (я, Максимов, Рунич и Худо-леев) и режиссер во всем работают дружно. Мы, артисты, делаем сцену, режиссеры помогают нам выявить наиболее рельефно для экрана творческие замыслы. Да иначе и нельзя. Необходима полная свобода творчества артиста. Нельзя быть обезьянкой, повторяющей указку режиссера. Нужно и важно отходить от шаблонов, в каждой роли быть иной и искать новое».

В отличие от Е. Ф. Бауэра, для Петра Чардынина главным была не «красота кадра», а игра актера, или, правильнее сказать, сам актер.

Чардынин много времени тратил только на то, чтобы найти такие ракурсы, в которых актер – или актриса, что еще важнее, – будет выглядеть особенно хорошо, а те кадры, где хоть кто-то из исполнителей получался неудачно, безжалостно вырезал, даже если после приходилось заново переснимать всю сцену.

Особенно заботлив он был к Вере, в которую, как и многие другие, был тайно влюблен.

Для нее он создал даже особенный репертуар, состоящий только из подходящих ей ролей.

Хотя, с другой стороны, у Веры Холодной вообще никогда не было неудач – так какую же роль можно считать для нее неподходящей?..

…Впрочем, Петр Иванович Чардынин не просто обожал Веру Холодную – он перед ней преклонялся. Он считал ее созданием уникальным во всех отношениях. И себя – режиссера, создателя фильма! – он ставил не над ней, а на ступеньку ниже… Тогда подобное отношение режиссера к актрисе воспринималось с недоумением. Да и сейчас не всякий режиссер скажет такие слова об актрисе:

«На моих глазах выросло это прекрасное дарование. Расцвел пышный цвет, и я счастлив, что на мою долю выпало лелеять это нежное растение почти с момента его зарождения… Это самая большая гордость моей жизни… Гордость садовника, в саду которого распустился красивейший бутон, гордость ювелира, положившего хотя ничтожную грань на драгоценнейший алмаз…

Три года тому назад… нет, даже меньше, не три, а меньше, пришла к нам В. В. Холодная. Скромная, робкая, как всякое истинное дарование, она с трепетом вступила в кино, и мы сразу почувствовали, что в лице ее Великий немой приобрел нечто огромное. Каждый ее шаг, каждое новое выступление служило подтверждением этого, и мне особенно отрадно было сознание, что Вера Васильевна явилась блестящим подтверждением тогда еще смутных моих предположений, выросших впоследствии в глубокую уверенность, что театр и кино – вещи столь различные, что для кино должен прийти свой артист, как и свой писатель: свой Островский, свой Шекспир, своя Ермолова и своя Сара Бернар, и Вера Васильевна является блестящим подтверждением этому – она не была на сцене, и я с глубоким убеждением говорю, что в этом счастье для кино: В. В. ничего не взяла ходульного и фальшивого от театра, в ней остались ее простота, грация, проникновенность. У нее нет позы; но в каждом ее движении – музыка, пластика в каждом жесте. Пластика не фальшивая, не шаблонно-театральная, а одухотворенная гармония тела и души.

Нам часто приходится слышать упреки, что репертуар кино убог, бездарен, и в этом огромная доля правды – но ведь мы ждем еще своего Шекспира! Но тем более заслуг для служителей Великого немого, если им удастся стащить с ходуль фальшь и тривиальность, облагородить пошлость и приблизить к жизни. Посетители кино должны заметить, что редко кто обладает в такой степени этой способностью, как В. В. Самые шаблонные образы в ее передаче являются такими одухотворенными, такими трогательными и нежными, что заставляют забывать всю их фальшь и пошлость. В этом, конечно, и заключается ее успех, за это, конечно, и публика платит ей горячей любовью, благодаря этому она и сделала в такой ничтожный срок поистине головокружительную карьеру, и я почитаю для себя величайшим счастьем, что хоть частичка сияния ее падает на ее старого режиссера, и словами Несчастливцева я скажу: “Ты войдешь на сцену королевой и сойдешь королевой…”».

Работать у Харитонова было приятнее еще и потому, что он не принуждал своих актеров к бесконечным съемкам, не гнался за сроками. Он прекрасно понимал, что с таким звездным составом он в любом случае выиграет.

За полгода работы в киноателье Харитонова Вера Холодная снялась только в трех фильмах: «Столичный яд» по роману С. Фонвизина «Сплетня», «Пытка молчания» по пьесе Анри Бернштейна «Вор» и «Ради счастья» по одноименному роману С. Пшибишевского. Все три фильма – экранизации популярных литературных произведений. Все три фильма – в высшей степени удачные, хорошо приняты и публикой, и критиками. Да и потом… Всего три фильма за полгода! Правда, Вера начала сниматься еще и в четвертом, но закончен он будет только в будущем году. А у Ханжонкова за это же время сняли бы как минимум шесть, а то и все восемь картин!

Во всяком случае, за первую половину 1916 года Вера Холодная снялась у Ханжонкова как раз в восьми фильмах.

III

Наступил 1917 год – страшный, поворотный год в русской истории, год двух революций… Для Веры Холодной этот год начался выходом на экран одного из лучших ее фильмов: «У камина». Это был фильм «по мотивам» популярного романса. Нынче это может показаться странным, но в те времена подобные фильмы были весьма распространены и популярны. Моду на них ввел режиссер Чеслав Сабинский. Вере Холодной еще не раз предстоит играть именно в фильмах «по романсу», и, как ни странно, именно эти фильмы будут особенно удачны и особенно ценимы публикой – куда больше, чем экранизации популярных литературных произведений!

Сюжет фильма бесхитростен и бесконечно печален.

Светская красавица Лидия Ланина счастлива в браке. Она обожает своего гордого, благородного супруга, и он платит ей нежнейшей взаимностью и уважением. Безмятежно текут их дни – они молоды, богаты, у них много друзей. Прекрасная Лидия часто поет, аккомпанируя себе на рояле, а муж слушает ее пение, сидя у камина. А потом Лидия садится рядом с ним, и вместе они предаются мечтам…

Как-то раз, во время званого вечера, Лидия садится к роялю и поет недавно услышанный ею цыганский романс «У камина». Все присутствующие – в восторге, Ланин – горд и счастлив, но Лидия чувствует себя неспокойно. Она видит, каким отчаянным, влюбленным взглядом пожирает ее молодой красавец князь Пещерский – давний друг дома. Когда-то Лидия близко дружила с его сестрой – Людмилой. Людмила познакомила Лидию с братом, и вскоре князь Пещерский объяснился ей в любви, просил ее руки, но Лидия его отвергла: она уже тогда любила скромного и благородного Ланина. И вот теперь князь Пещерский так пылко смотрит на нее…

«Скорее бы кончился вечер! Я хочу, чтобы мы остались только вдвоем, у камина!» – шепчет Лидия мужу.

Но, как назло, в разгар вечера приходит распоряжение от начальника: Ланину надлежит срочно отбыть в командировку. Он прощается с женой и уезжает. Постепенно расходятся гости…

Лидия остается наедине с князем Пещерским. Она смущена. А князь, не отрывая от нее горящего взгляда, просит ее спеть еще раз – в последний раз!

Лидия поет, и князь, не совладав с собой, падает перед ней на колени, обнимает ее ноги, шепчет слова признания и в конце концов пытается силой овладеть ею. Лидия яростно сопротивляется, кричит… Ей удается вырваться. Она потрясена, тяжело дышит, сжимая пальцами порванное на груди платье.

Но князь и сам потрясен собственным поступком! Это низко, недостойно. Он оскорбил любимую женщину. Он видит страх в ее глазах… И он был отвергнут ею – в который раз! Прошептав какие-то извинения, он уходит.

Дома князь Пещерский затворяется в кабинете и вынимает из ящика стола револьвер: жить дальше с этой мукой в сердце невозможно! Глядя на висящий на стене огромный, в полный рост, портрет Лидии Ланиной, Пещерский подносит револьвер к виску… Но в запертую дверь стучится Людмила. Князь решает попрощаться с сестрой. Людмила отнимает у него револьвер и, желая спасти его и хоть как-то утешить, говорит, что Лидия Ланина на самом-то деле давно влюблена в него, Пещерского, но верность жениху, а теперь мужу для нее превыше всего. Людмила уговаривает брата подождать немного.

А сама едет к Лидии и уговаривает ее подарить Пещерскому хотя бы одно-единственное свидание, хотя бы объясниться с ним – в прошлый раз все вышло так ужасно и нелепо, князь чувствует себя таким виноватым, что готов покончить с собой! Одно-единственное свидание с Лидией может спасти ему жизнь! Пусть Лидия хотя бы скажет, что прощает его за оскорбительный для нее порыв.

Лидии жалко красавца-князя. Она соглашается на «одно-единственное свидание». Втроем они едут за город, затем в ресторан… Затем Людмила оставляет князя и Лидию в роскошных покоях наедине – для того чтобы дать им возможность «объясниться». И князь Пещерский снова говорит Лидии о любви – он снова пылок, но нежен и почтителен… Из зала несутся звуки цыганского романса – того самого, «У камина». Очарованная, в каком-то минутном затмении Лидия отдается князю.

…Но счастливыми любовниками они не становятся. Очарование минуло – и Лидия снова с гневом и отвращением отталкивает Пещерского. Она в ужасе от произошедшего. Угрызения совести сжигают ее душу.

Возвращается муж. Лгать Лидия не умеет и сразу же признается ему во всем. Благородный и гордый Ланин потрясен, убит… Он немедленно дает Лидии развод.

Теперь страдают все трое.

Ланин скорбит о прекрасных ушедших днях – сидя у камина, он вспоминает, как пела Лидия, как счастливы они были вместе.

Лидия томится в разлуке с любимым мужем, терзается стыдом за свое падение.

Князь Пещерский мучается угрызениями совести – ведь его страсть разрушила счастье двух прекрасных людей!

В конце концов стыд и тоска убивают Лидию, оказавшуюся слишком хрупкой для таких страданий.

Ланин и Пещерский, бывшие соперники, встречаются у ее гроба. Забыта вражда, нет никаких взаимных обвинений – каждый винит только себя. Они оба потеряли ее навсегда… И теперь это страшное горе их породнило.

Успех фильма «У камина» превзошел успех всех снятых до сих пор отечественных фильмов – действительно всех, а не только тех, в которых играла Вера Холодная!

«С громадным успехом всюду прошла картина Д. И. Харитонова “У камина”. Как на исключительное явление в кинематографии следует указать, что в Одессе картина демонстрировалась непрерывно в продолжение 90 дней, а в Харькове – 100 дней, причем крупнейший в Харькове театр “Ампир” четыре раза возобновлял постановки ее, все время по повышенным ценам, и все время были «шаляпинские» очереди».

(«Киножурнал», № 11 за 1917 год)

«Успех картины был исключительный, и, хотя входная плата была чрезмерно повышена, кинотеатр за шесть дней демонстрации не смог вместить всех желающих. Уже много лет не приходилось нам видеть ничего подобного. Публика заполнила фойе и вход, выходила несколькими очередями протяжением в пол-улицы и дожидалась получения билетов, несмотря на дождь и ненастье. Здесь сказалось, насколько все любят В. Холодную, В. Максимова и В. Полонского, конечно, в главной мере первую. Игра В. Холодной непревзойденная – она создавала в зрительном зале особую атмосферу.

По окончании приходилось видеть влажные глаза и слышать замечания вроде: “Неужели подобную художественную фильму нельзя будет сохранить, переснять и она погибнет, изорвавшись по театрам?”».

(«Киножизнь», № 17–26 за 1917 год)

…Фильм «У камина» не «изорвался по театрам», он просто был запрещен и снят с экрана в 1924 году: мера, принятая Главреперткомом для «регулирования проката».

В те времена запрещались, снимались с экрана и уничтожались (смывались) сотни и сотни популярных дореволюционных фильмов.

Некоторые из фильмов не смывали, а просто «перекраивали» – существовал целый «творческий коллектив» во главе с талантливейшим монтажером Эсфирью Шуб. Они брали иностранные или, реже, русские дореволюционные фильмы, переписывали сценарий так, чтобы в нем непременно появилась революционная идеология. И не только заменяли текст надписей, но даже умудрялись так переставить сцены и отдельные кадры, что полностью менялись сюжет фильма и финал! Таким образом молодое советское государство «перевоспитывало» своих граждан, каленым железом выжигая «мещанство».

Не только фильмы уничтожались и «переделывались», книги также изымались из библиотек – популярные до революции детективы, мистика, сентиментальные и любовно-авантюрные романы… Взамен обреченного на слом старого предлагалось некое «новое искусство».

Правда, оно так и не прижилось.

Это особенно видно теперь – нам. После семидесяти лет советской власти, после семидесяти лет идеологизированных кино и литературы в нашей стране – бум «мыльных опер» и любовных романов в нарядных мягких обложках. Наверное, без этого люди просто не могут жить. Но если теперь «мыльные оперы» и любовные романы сделались чисто женским развлечением, то в начале века (так и хочется сказать – на заре советской власти, ведь шел уже 1917 год!) «мелодрамы» с Верой Холодной (и не только с ней, но в основном с ней) смотрели все: и мужчины, и женщины, и солдаты на фронте, и отдельные представители революционно настроенной интеллигенции (те самые, которые потом будут бороться с «мещанским» и «устаревшим» и смывать фильмы Веры Холодной!), и подростки…