Текст книги "Любит – не любит"

Глава 12

Им предстояло ехать воспитывать младшего брата Максима. Вообще-то не им, а ему. Но он решил, что Альбина сумеет в этом помочь.

– Посмотришь свежим взглядом на этого оболтуса, – произнес он, – и скажешь, что с ним не в порядке. А я уж постараюсь принять меры.

Кирилл был сыном матери Максима от второго брака. На настоящий момент ему как раз сравнялось шестнадцать, и Вера Александровна полагала, что старший брат лучше ее сможет понять подростка в переходном возрасте. К тому же они с мужем собирались отметить годовщину своей свадьбы подальше от дома. Присматривать за Кирей в их отсутствие выпало, естественно, Максиму.

Он любил свою мать, желал ей только добра и очень обрадовался, когда на дне рождения у подруги она познакомилась с Павлом Николаевичем. Тот не шел ни в какое сравнение с ее первым мужем, слабовольным мямлей, который передоверил жене все – от стирки своих носок и воспитания их общего ребенка до зарабатывания денег. Отец Максима был скульптором, точнее, окончил Строгановское художественное училище и ждал крупного заказа на нечто эпохально-монументальное. А чтобы скрасить затянувшееся ожидание, попивал пиво на детской площадке и рассуждал с местными забулдыгами о высоком. И вот однажды в состоянии подпития он угодил под машину – буквально вывалился ей под колеса из щели между гаражами, когда назрела потребность в новой порции пивасика и «народ» послал его в ближайший магазин.

Вере Александровне было очень жалко мужа: как-никак живой человек и прожили вместе четырнадцать лет. Но через три года она встретила Павла Николаевича и неожиданно поняла, что прежде и не жила вовсе, а влачила жалкое существование, как пишут в книгах. Год спустя у них родился сын Кирюша, а еще через четыре года путем сложной головоломной операции по купле-продаже самим себе квартир Максим обзавелся собственной жилплощадью, в которой и обретался до сих пор. Донельзя счастливый и довольный…

– Приготовься, сейчас увидишь, – предупредил он Альбину и нажал на кнопку звонка. – Надеюсь, уже проснулся. Как-никак уже без четверти час.

Дверь открылась не сразу, и Бина успела изойти от любопытства. Наконец загремела цепочка, повернулся замок и… О да, посмотреть было на что.

На пороге, позевывая – это ж надо заявиться в такую рань в воскресный день, говорил весь его вид, – стоял парень. Ярко-рыжий и патлатый, нос картошкой, светло-карие глаза, длиннющие белесые ресницы плюс нежнейшая бело-розовая кожа. А на подбородке несколько волосков, претендующих на звание эспаньолки. В ухе серьга, на шее зеленая с белыми разводами бандана узлом назад. Дальше, точнее ниже, еще увлекательнее. За белой майкой с рисунком летательного аппарата Леонардо да Винчи следовали джинсы… размера, наверное, семидесятого. Во всяком случае, Кирюша вполне мог передвигаться внутри них. Широкие-преширокие, и штанины начинались где-то чуть выше колен. Джинсы полностью скрывали черно-белые кроссовки, зашнурованные, но не завязанные ярко-малиновыми шнурками.

– Хай, брателло! – воскликнул Киря. – Не ожидал тебя так скоро. Ну, заходи, инспектируй.

– Мой брат Кирилл, – представил его Максим, прежде чем войти. – А это Альбина. Мы вместе работаем.

– Привет, Альбина! – поздоровался парень. – Очень рад.

– Я тоже рада, – ответила Бина и пожала протянутую ей руку.

Они вошли, и девушка начала с любопытством озираться по сторонам. Квартира как квартира. Обычная трешка в панельной пятиэтажке. Однако Кирилл знал, чем потрясти воображение неподготовленного человека. Он прямиком направился в свою комнату. Гости – за ним.

То, что увидела Бина, можно было охарактеризовать тремя словами: тщательно организованная свалка. И в довершение общего бедлама – на валяющемся на полу покрывале лежал пес. Фантастическая и одновременно обаятельнейшая помесь. Конструкция от таксы, от нее же гладкие длинные темно-коричневые уши и хвост стручком. Явно терьеристые бакенбарды и пробивающиеся сквозь рыжую шерсть пушистые завитки платинового оттенка, видимо доставшиеся от прабабки болонки. Из-за того, что сквозь эти завитки четко проглядывало плотное собачье тельце, один из приятелей Кирилла как-то назвал пса прозрачным. Плюс два идеально круглых темных глаза и легкая мечтательная полуулыбка на морде.

Вера Александровна нашла его год назад на газоне в страшный ливень. Промокший до костей песик дрожал, свернувшись клубочком. Пройти мимо него мог только очень жестокосердный человек. К тому же она решила, что общение с животным благотворно подействует на младшего сына. Заставит его заботиться о несчастном создании, посеет в душе ростки чего-то доброго и светлого.

Собачку решили назвать Персиком.

– Если бы не этот светлый пух, он был бы вылитый Нектарин. А так, конечно, Персик, – заметил Павел Николаевич.

Как ни странно, но Кирилл с Персиком быстро сошлись. Выражаясь современным языком, закорешились и стали не разлей вода. Только Киря упорно звал его не Персиком, а Перчиком, а чаще и вовсе Перцем. Песик не возражал и по любому поводу лез лобызаться с хозяином.

Сейчас он радостно завилял хвостом и выбрался из гнезда в покрывале.

– Боже, что это? – воскликнула Бина.

На шее Персика красовалась такая же, как у Кирилла, бандана, только бордового цвета, а от макушки и до хвоста шел «ирокез», сооруженный явно при помощи пенки и лака для волос.

– Клево, правда? – радостно заулыбался Киря. – И ему идет. Ко мне, Перец, я тебе причесон поправлю.

Персик с готовностью вспрыгнул Кириллу на колени и счастливо замер. Хозяин мог делать с ним все, что угодно. Но Персик был ценим не только за преданность и ласку. Любая девчонка, увидев забавного песика, тут же расплывалась в улыбке, и Кире оставалось только решать, снисходить до знакомства с ней или нет.

– Перец – клевый пацан. Ни одна чика перед ним не устоит! – не раз хвастался он.

Сидеть на полуразобранной кровати было как-то неловко, но другого места для Максима с Альбиной в комнате просто не нашлось. Кирилл с Персиком на коленях расположился прямо на полу, на крохотном островке паласа, между горкой из одежды и кучкой из учебников.

– А у тебя и птички есть, – заметила Бина и, встав, подошла к клетке, которая стояла на полке компьютерного стола.

– Ага, – кивнул Киря.

Двух хохлатых корелл Вера Александровна приобрела раньше, чем в доме появился Персик, но в тех же воспитательных целях.

– Гашиш и Кока, – торжественно представил попугаев Кирилл.

Одна из птиц тут же возмущенно вздыбила хохолок и, захлопав крыльями, завопила:

– Франтик – генерал! Франтик – красавчик!

– Ну, ты тупой в натуре, – неодобрительно покачал головой Кирилл. – Сколько повторять: это раньше ты был Франтиком, а теперь ты Гашиш. Я сам придумал, – гордо сообщил он Альбине. – Правда, клево? Клево – стопудово!

Он произнес последнюю фразу с таким упоением от своих поэтических способностей, что, казалось, сейчас воскликнет наподобие Александра Сергеевича: «Ай да Киря! Ай да сукин сын!»

– Правда, – улыбнулась девушка и спросила: – А другая птица не возражает, что ты ее переименовал?

– Кто ж ее знает? Но думаю, что нет.

Кока, урожденная Райка-Попугайка, по-человечьи не разговаривала, а посему в пререкания с хозяином не вступала и в результате прослыла на редкость умной птичкой.

– Может, пойдем в кухню? – предложил Максим, у которого руки чесались надавать братцу подзатыльников за беспорядок, а после заставить привести комнату в божеский вид.

Кирилл это прекрасно понимал, поэтому не торопился покидать насиженный пол.

– А здесь чем плохо? – спросил он, наивно округлив глаза, и Персик тут же такими же круглыми глазами уставился на Максима.

– Чаю попить хочется, – жестко произнес он. – Да и торт мы с собой принесли.

– Вот с этого и надо было начинать! А какой? – живо поинтересовался Киря, моментально вскакивая. Персика он зажал под мышкой.

– С ягодами в желе, – ответила Альбина. – «Лесная поляна» называется. Между прочим, мой любимый.

– И мой тоже! – оживленно откликнулся хозяин захламленной комнаты.

В кухне оба гостя облегченно перевели дыхание. Там все было как у людей. И чистый пол, и ничем не заваленный угловой диванчик, и электрический чайник, и чашки с цветочками. А не с фривольными надписями или со скрещенными костями, к примеру. Самоутверждаясь, Кирилл четко определил территорию, на которой мог вытворять что хотел, и тактично не посягал на большее.

«Значит, с полным правом можно говорить о его чувстве ответственности и гуманном отношении к близким», – подумала Альбина. Она решила, когда останутся наедине, сказать Максиму, что бояться за младшего брата нет причин. Его эпатаж в одежде и в поведении – лишь дань подростковой моде, и он способен вызвать не опасения, а лишь снисходительную улыбку.

Пока же имел место допрос с пристрастием, который проходил под чаепитие. Кирилл смилостивился и, ублаженный любимым тортом, на все вопросы въедливого старшего брата отвечал подробно и без подначек. Дабы поскорее от него отделаться.

Когда Максим, собрав нужную информацию, намеревался перейти к советам и нравоучениям, в педагогический процесс неожиданно вмешалась Альбина.

– Ой, а что это у вас тут за цветочек? – воскликнула она, указав на окно.

– Мой конопень! – гордо заявил Киря.

– Конопень?

– Ну, конопля, значит. Клевая, правда?

Максим так и подскочил на своей табуретке.

– Совсем рехнулся! Да это же подсудное дело! Конопень он разводит, придурок несчастный! О родителях подумал бы, раз своей жизни не жалко!

Кирилл с Персиком недоуменно переглянулись. Затем старший из них со знанием дела начал:

– Ну, за один куст не посадят – я выяснял. И потом…

– И потом, вряд ли от этого бедного растения толк будет, – снова встряла в разговор Бина и подошла к окну.

Персик, видимо, так привык болтаться у хозяина под мышкой, что зевнул и приготовился подремать в подвешенном положении, пока суд да дело.

– Это почему же толка не будет?.. – обиженно протянул Киря, подходя к ней. – Я же старался.

– Ну, горшок маленький, света не хватает. Вон какой тополь под окнами вымахал. Да и подкармливать любое растение надо… – деловито стала перечислять Бина.

Максим чуть не взвыл. Это ж надо так ему навредить! Сейчас, вместо того чтобы наставить великовозрастного лоботряса на путь истинный, научит, как обустроить плантацию этого самого «конопеня» в домашних условиях.

– …Нет, все это, конечно, можно исправить, – шла тем временем неспешная беседа. – Но ты только подумай, Кирюша, сколько возиться придется. А тебе и с Перцем погулять надо, и с приятелями пообщаться. А если, чего доброго, твой песик или Гашиш с Кокой на зуб конопень попробуют, что тогда?

– Ласты склеят? – озабоченно спросил Киря.

– Ну, я не специалист, – развела руками Альбина. – Ласты, может, и не склеят, но коньки точно отбросят или в ящик сыграют…

Кирилл той рукой, в которой был зажат Персик, попытался почесать в затылке. Не получилось, и он поднял другую руку.

– Что же тогда делать?

– Может, убрать этот цветок от греха подальше? – предложила Альбина. – Чтобы потом не расстраиваться, а?

– Прям щас?

– Лучше прям щас. Я тебе помогу.

– А что нужно?

– Большой полиэтиленовый пакет.

Когда Кирилл принес пакет, Альбина взяла растение за стебель и легко вынула его из горшка вместе с комом сухой земли, опутанной корнями.

– Видишь, как ты его пересушил, – заметила она.

Парень виновато опустил голову.

– Вроде земля черная была, вот я и подумал, что она мокрая.

– А чтоб не думать, нужно было по горшку постучать. Если звук звонкий, значит, надо полить, если глухой – оставить как есть.

Говоря это, Альбина ловко упаковала «конопень» так, чтобы не было видно ни листочка.

– По дороге выбросим в мусорный контейнер, – сказала она, ставя пакет у входной двери.

– А с пустым горшком что делать? – спросил Киря. – Некрасиво получается.

– Хочешь, я тебе другое какое-нибудь растение дам? – предложила Бина. – За которым особо ухаживать не надо.

– Такие разве бывают?

– Конечно. Заезжай ко мне на работу и сам выберешь.

– А дома у тебя цветы тоже есть?

– Полным-полно.

– Тогда я лучше к тебе домой приеду. Как-нибудь вечерком загляну. Не возражаешь?

И Кирилл с нагловатой усмешечкой посмотрел на брата, который буквально места себе не находил от раздражения во время их дружеской беседы. «Тоже мне юные натуралисты выискались!» – раздраженно думал он.

Но тут, на Кирюшино счастье, зазвучали позывные Альбининого сотового, и она, чтобы не мешать братьям, вышла в другую комнату.

– Слушай, твоя Биночка просто высший класс! – с сияющим видом сообщил Максиму Кирилл и показал большой палец. – Это на ней ты собираешься жениться?

– Не на ней! Я вообще не собираюсь жениться! – отрезал старший брат.

– Это здорово! А скажи, брателло…

Но Максима было нелегко сбить с толку.

– Лучше ты скажи, как намерен провести сегодняшний вечер.

Кирилл поморщился. Мысли его потекли уже по совсем другому руслу, и возвращаться к прежней теме ему не хотелось.

– Встречаюсь с приятелями.

– С какими?

– Ты их знаешь. Леха Никанор, Зубастик и Пашуня Корешок.

Максим кивнул. Насколько он помнил, эти трое опасности не представляли.

– А девочки с вами будут?

– Обижаешь, брателло! Как же без них?

– Что ж ты про них ничего не говоришь?

– А чего тебе говорить, раз ты их все равно не знаешь? – с вызовом произнес Киря.

И Персик поддакнул – точнее, подтявкнул – ему из подмышки хозяина.

– Тебя не спрашивают, – наставительно сказал псу Максим и снова обратился к брату: – И все-таки.

– Ксюша и Нюша. Или Ксюха и Нюха. Как тебе больше нравится?

– Ну-ну, ты мне не хами, – сурово нахмурив брови, посоветовал Максим. – Кто они такие? Как познакомились? Сколько им лет?

Кирилл с подчеркнуто скучающим видом ответил и под конец миролюбиво попросил:

– Кончай, ладно? Сам бы на стенку полез от подобного допроса… Ты лучше скажи, у вас с Биночкой ничего такого нет?

– А тебе с какой стати знать? – удивился Максим.

– Я бы ее тогда пригласил на вечер…

– Ты?!

– Я. Точнее, мы с Перцем.

Максим оторопело посмотрел на младшего братца, затем насмешливо поинтересовался:

– Ты хоть помнишь, сколько тебе лет?

В ответ Киря пренебрежительно скривил рот:

– А-а, ты об этом, брателло? Во-первых, не принято обсуждать возраст дамы, а во-вторых, сейчас это даже модно.

– Что – модно?

– Когда твоя… партнерша тебя старше, – небрежно обронил Кирилл со скучающей физиономией много чего повидавшего на своем веку сластолюбца. – Ее только надо слегка разлохматить и одежду на ней чуть перекособочить. Тогда запросто сойдет…

За кого запросто сойдет Альбина, он не успел договорить, потому что Максим пошел на него грудью, свирепо сверкая глазами.

– Сейчас ты у меня получишь! – прошипел он.

– Эй, ты что, с ума сошел? – вскричал Киря и обратился в бегство, не по-товарищески прикрываясь Персиком.

На шум выскочила Бина, и потасовка кончилась, так и не начавшись.

– Что тут происходит? – спросила она.

– Он дерется, – хихикая, сказал Киря, указывая на брата пальцем. – Большой, а маленьких обижает. Защити меня от него, Биночка. – И, издевательски улыбаясь Максиму, припал к груди девушки.

Она погладила его по рыжей патлатой голове:

– Бедняжечка. Он больше не будет.

– А если будет, можно я на него тебе пожалуюсь? – И на Альбину уставились две умильные физиономии.

Даже если бы не хотела, она все равно расхохоталась бы.

– Можно.

Но Максиму было не до смеха. За то время, что Альбина отсутствовала, его настроение резко изменилось. Он уже жалел, что взял девушку с собой.

– Ну, нам пора, – твердо сказал Максим. – Если что будет нужно – звони.

– Всенепременно, – ответил Кирилл. – И вы с Биночкой меня не забывайте. Я же еще маленький, сам сказал. Вдруг что не так сделаю… Да, и конопень не забудьте.

На пороге он помахал им лапкой Персика. Не отдельно взятой, естественно.

– Пока-пока.

Когда дверь за ними захлопнулась и молодые люди спустились на один пролет, Альбина спросила:

– Что-то случилось, пока меня не было?

«Случилось, и очень важное», – понял вдруг Максим.

– Выходи за меня замуж, – сказал он, глядя ей в глаза, и сам даже не сообразил, каким образом вылетели у него эти слова.

– Хорошо, выйду, – кивнула Бина, не отводя взгляда.

Он не успел даже толком подумать, прежде чем сделал предложение. У нее вообще не было времени обдумать ответ. И тем не менее оба знали, что готовы под присягой повторить свои слова.

Не было ни шампанского, ни свечей. И одеты они были весьма буднично: на Максиме джинсы и тенниска, на Альбине любимые белые бриджи и свободная желтая блуза из тонкого трикотажа. Рядом, у мусоропровода, стояла батарея пустых бутылок из-под пива, под ногами шуршали разорванные целлофановые упаковки от сухариков и валялись окурки. Но когда поднимающаяся по лестнице пожилая женщина увидела, как молодые люди целуются, то замедлила шаг и выждала немного, чтобы им не мешать.

– Совет вам да любовь, – еле слышно прошептала она, когда проходила мимо Максима и Бины.

С грустно-добродушной улыбкой вспомнила она свою свадьбу в октябре сорок пятого года. На столе стояла сладковатая вареная картошка и бутылка кагора, купленная на деньги от заложенной в ломбард бабушкиной золотой цепочки. Но ведь ее Виктор вернулся с войны, и она чувствовала себя счастливее всех на свете. Да так и прожила с этим ощущением до сегодняшнего дня…

Несмотря на то что дверной глазок был с панорамным обзором, увидеть, что происходит на лестничной клетке, ни Киря, ни Персик не могли, как ни старались. Зато им все было слышно.

– Йес! – сдавленно прошептал Кирилл, услышав Альбинино «хорошо, выйду», и сделал свободной рукой жест, каким машинист паровоза в допотопных фильмах дергал за ручку, давая гудок встречному составу. – Теперь от нас наверняка отвяжутся. Сечешь, Перец? А сейчас давай чмоки-чмоки, как те двое недоумков-перестарков на лестнице.

Упрашивать Персика не пришлось.

– Может, пойдем куда-нибудь отметим сие знаменательное событие? – предложил Максим, когда они садились в машину.

– Ну, если тебе так хочется, – неопределенно произнесла Бина.

– А тебе чего хочется? – поинтересовался теперь уже ее жених.

– Поехать домой.

Он тронул машину с места и привычно взял направление на Замоскворечье. К себе домой, туда, где и зародились их близкие отношения, правда, тогда они и подумать не могли, чем все может закончиться.

Уже на Большом Каменном мосту Максим спохватился и сказал:

– Извини, я не спросил, куда именно домой.

– Все равно куда. Главное – чтобы вместе.

«И ведь действительно это – главное, – удивленно подумал он. – Как все, оказывается, просто и ясно в этой жизни…»

Глава 13

Свадьбу они рассчитывали устроить тихую, по возможности втайне от сотрудников, следовательно, во время отпуска. Чтобы потом поставить всех перед свершившимся фактом. Слишком уж на фирме были озабочены предполагаемым бракосочетанием Максима с Тиной, чтобы всего пару месяцев спустя объявлять о новом, но уже с другой невестой. Несолидно как-то получалось и несерьезно, если, конечно, смотреть со стороны. Но они знали ситуацию изнутри, точнее, чувствовали, что поступают так, как надо.

Альбина решила до последнего ничего не сообщать родным. Скорее всего, чтобы не сглазить. Максим же, напротив, был просто одержим идеей познакомить родителей с невестой. Этим он хотел показать всем – и в первую очередь самому себе, – что как никогда уверен в своем выборе.

Долго искали место для проведения церемонии знакомства. Ресторан и кафе отмели из-за официальности обстановки, хотелось чего-то более домашнего. Мысль собраться всем в квартирке Альбины отверг Максим. Заявляться вчетвером на территорию будущей невесты ему казалось неприличным. Будто он выставлял Бину напоказ со всем ее «приданым». Оставалась его квартира.

Но тут неожиданно позвонила мама Максима Вера Александровна и сказала как бы между прочим:

– Ты столько рассказывал о своей Альбиночке, что нам очень хочется с ней познакомиться. Почему бы вам с ней не прийти к нам в эти выходные? Скажем, в субботу, часиков в пять. И Кирюша обещал обязательно быть в это время дома…

– Кто бы сомневался, – пробормотал себе под нос Максим.

– Что ты сказал? – переспросила Вера Александровна.

– Сказал, что это просто замечательно, – ответил Максим. Так оно, впрочем, и было.

Альбина поворачивалась перед зеркалом и так и сяк, меняла наряды, перепробовала всю имеющуюся у нее помаду – и никак не могла ни на чем остановиться. Ей до ужаса хотелось понравиться родителям Максима. А ведь раньше она считала, что до ее отношений с молодыми людьми никому не должно быть никакого дела. Она уже не маленькая, сама во всем разберется. Сейчас же все было с точностью до наоборот.

Поэтому, когда на пороге квартиры появился Максим, он застал Бину чуть ли не в слезах. Открыв ему дверь, она бросилась в комнату и села спиной к прихожей.

– Я никуда не пойду, – решительно заявила девушка. – Как я твоим родителям покажусь на глаза, если похожа… – она собралась с духом, чтобы констатировать очевидный, по ее мнению, факт, – на пугало.

Нельзя сказать, что Максим воспринял это утверждение всерьез. Однако придал лицу сосредоточенное выражение, даже брови нахмурил.

– Ну-ка, ну-ка, дай на тебя посмотреть.

С этими словами он подошел к Альбине, за плечи поднял ее из кресла и повернул лицом к себе. На него уставились два огромных темных глаза, полных невыразимого огорчения и блестящих от готовых пролиться слез. От переживаний на щеках Бины выступил яркий румянец. Наверное, поначалу тщательно уложенные волосы теперь торчали во все стороны от того, что в порыве отчаяния в них немилосердно вцеплялись пальцами. «Она очаровательна, как… как воробей, который по весне с восторгом плещется в луже. Она сейчас во сто крат лучше себя накрашенной и нафабренной», – подумал Максим.

– Ну, не молчи! – взмолилась Альбина, которая решила, что оказалась права в своих опасениях.

– Я вообще-то не спец по пугалам. Я, как ты помнишь, занимаюсь гостиничным бизнесом, но… – Он нарочно замолчал, и девушка, не выдержав, замолотила кулаками по его груди.

– Вот видишь! Вот видишь! – запричитала она.

– Вижу, – сказал Максим, обнимая ее, чтобы утихомирить. – Ты самое красивое пугало, которое мне доводилось когда-либо встречать. Прости, что не сразу сказал тебе об этом. А теперь поехали… Да, кстати, дядя Паша терпеть не может прилизанности. Он считает, что у человека во всем, будь то характер, манера поведения, одежда, должна быть живинка.

– А у твоей мамы она есть, эта живинка? – спросила Альбина, скатываясь пять минут спустя по лестнице вслед за Максимом, который решил не ждать лифта, застрявшего где-то на верхних этажах.

– Теперь есть, – заверил ее он.

Это была чистая правда. Вспоминая детские годы или разглядывая старые фотографии, Максим видел свою маму неизменно с волосами собранными в аккуратный пучок, в отглаженных строгих блузках и юбках. А то, что их было раз-два и обчелся, он понял лишь много лет спустя. Но потом в ее жизни появился Павел Николаевич, разлохматил ее и перекособочил на ней одежду, как сказал бы Киря.

Вера Александровна с тех пор свои густые цвета меди волосы небрежно скручивала в жгут и закалывала на затылке «крабом», при этом одна или две прядки как бы случайно выбивались из прически. Поверх брючного костюма она теперь могла надеть длинную безрукавку с ажуром, как у рыбачьего бредня, а у ее платья, по задумке модельера, один бок мог быть короче другого. И как ни странно, Вере Александровне это шло, делая привлекательнее и моложе.

«Да, живинка – это вещь», – поняла Альбина, едва увидев стройную моложавую женщину в лиловом трикотажном платье, со связкой бижутерии из тонких кожаных ремешков и бронзовых подвесок на груди. Рыжий блеск украшений перекликался с рыжими распущенными волосами и играл в светло-карих смеющихся глазах.

За хозяйкой дома возвышался ее супруг – с густой шевелюрой темных, чуть тронутых сединой волос и без галстука. «Похоже, галстуки в этой семье не в почете, – подумала Бина. – Но им идет, по-разному, но определенно идет».

Ритуал знакомства закончился, толком не начавшись.

– Чего торчать в прихожей, – пророкотал Павел Николаевич, – когда о себе можно рассказывать и за столом. Тем более уже все готово. – В его глазах это был веский аргумент.

Путь в несколько шагов от прихожей до комнаты, где был накрыт стол, стал для Альбины знаменательным. Из девушки старшего сына Веры Александровны она как-то незаметно, но необратимо превратилась в близкого человека всей семьи. Свою лепту в это внес Персик.

«Сиамский близнец» Кирюши тут же признал девушку и стал деликатно трогать ее лапкой, прося погладить.

– А я что говорил, – тут же заявил непосредственный младший отпрыск семейства. – Перец разбирается в людях, сто пудов! А вы…

На него тут же цыкнули, однако информацию, видимо, приняли к сведению. «Здесь все просто доверяют друг другу. И если Максим сказал, что я его девушка, они восприняли это как должное и от всего сердца порадовались за него, – подумала Альбина. – А мои анкетные данные их волнуют меньше всего».

Павел Николаевич вел застолье, возможно не так витиевато выражаясь, как кавказский тамада, но атмосфера за столом царила веселая и непринужденная. И вскоре Бина уже жалела, что ничего не сказала родным о будущих изменениях в своей жизни. Как было бы здорово, если бы и они оказались с ними за одним, именно этим столом. Но, как известно, обжегшись на молоке, дуют на воду…

– Да, пока не забыл, мы с Перцем будем вашими свидетелями на свадьбе, – заявил вдруг Киря, прерывая общую беседу.

«Свадьба» – это слово прозвучало в тот вечер впервые, и все за столом неожиданно притихли.

– Вообще-то мы еще не решили… – робко начала Альбина, которая вдруг почувствовала себя самозванкой, поставившей в неловкую ситуацию милых и гостеприимных людей.

А тут еще Максим подхватил ее фразу:

– Вот-вот, не решили. Так что не суетись раньше времени, малыш… Может, у нас и другие кандидатуры имеются. Правда, Бина?

Та, в полной растерянности, лишь неубедительно кивнула.

– Перец, нас с тобой тут не уважают, – с видом оскорбленного достоинства произнес Кирилл.

И Персик – на этот раз без банданы, но с шерстью, торчащей на голове наподобие игл дикобраза, – оторвался от блюдца с чаем и недоуменно посмотрел на хозяина.

– Ты слышал, у них есть кандидатуры получше нас с тобой? Ну, родственничков Бог послал. – И Киря нарочито обиженно засопел.

Пес сначала облизнул усыпанную крошками печенья морду, затем принялся по-собачьи утешать своего хозяина. Выглядело это умилительно и жалостливо одновременно, хотя было ясно, что оба дурачатся.

– Да пошутил я, – рассмеялся Максим. – Куда ж мы без вас!

Кирилл мгновенно сменил огорченное выражение лица на торжествующее и озабоченно воскликнул:

– Тогда Перцу надо будет непременно купить фрак или смокинг. Что мы, хуже других?

Но ни фрака, ни смокинга Персику, увы, не купили – фигура оказалась нестандартная. А шить выходило очень дорого. Все равно полтора месяца спустя, на церемонии бракосочетания, он выглядел самым чопорным и великосветским – с черным галстуком-бабочкой на шее и с бутоньеркой за ухом. Тщательно вымытые и расчесанные светлые завитки пушистым облаком окружали его.

Это уже потом, в ресторане, с шерстью, распавшейся на голове на прямой пробор, без розочки и со съехавшей на сторону бабочкой Персик напоминал подгулявшего приказчика из галантерейной лавки. Он явно чувствовал себя виновником торжества и «пошел по рукам», с видимым удовольствием путешествуя от одного гостя к другому. Под конец его с трудом отыскали среди груды подарков и букетов. Вымотанный до предела оказанным ему вниманием и объевшийся тем, что есть собакам не положено, пес спал без задних и передних ног на коробке с богемским стеклом.

– У нас врожденное чутье на моду и качество, – не без гордости заметил Кирилл, бережно, чтобы не разбудить, беря Персика на руки.

Наступила церемония прощания, когда кучка наиболее близких друзей и родственников с обеих сторон, усталых, переполненных эмоциями и хорошим алкоголем, братаются, клянутся не далее как в следующие выходные встретиться вновь и не понимают, как могли жить, не подозревая о существовании друг друга.

Матери молодых тут же нашли массу общих интересов, например в области выращивания клематисов на садовом участке, а отцы демонстрировали один другому, как надо подсекать щуку, чтобы та не сорвалась. При этом все опасались, как бы Павел Николаевич, делающий рискованные спиралевидные движения всем своим объемистым телом, не сшиб ненароком в вестибюле ресторана бра с цветными хрустальными подвесками.

Пребывающая в состоянии эйфории от красивого праздника и восхищенная туалетом невесты двоюродная сестра Максима Анюта во всеуслышание заявила, что тоже хочет выйти замуж, и как можно скорее. К тому же отбитый в нешуточной схватке букет невесты предопределил подобное настроение. Не отходящий от нее ни на шаг долговязый парень по имени Слава – давний воздыхатель, отчаявшийся услышать заветное «да», – после этих слов перестал, кажется, дышать, боясь спугнуть свое счастье.

Сверкая от возбуждения глазами, Анюта выхватила из рук Кирилла мирно посапывающего Персика, проделала с ним тур вальса по заполненному людьми холлу и, встряхнув, воскликнула:

– И собачку я тоже хочу! Или нет, лучше ребеночка! Славик, что скажешь? Тебе кого больше хочется?

Тот был готов решительно на все и всем своим видом дал понять это. Но в этот момент Персик проснулся и удивленно посмотрел на Анюту, словно спрашивая: «А это еще кто такая?»

– Ой, смотрите, он же вылитый Ричард Гир! – восторженно возопила девица, потрясая песиком.

Толпящиеся на сравнительно небольшом пространстве вестибюля шумные гости мгновенно смолкли и уставились на Персика, отреагировав на знаменитое имя.

– Правда-правда! Личико клинышком, глазки темные и круглые, как вишенки, а шевелюра светлая и пушистая, – продолжила Анюта.

При этих словах Персик проснулся окончательно, приосанился, насколько позволяла поза, и одарил девушку таким проникновенным взором, что сходство с популярнейшим киноактером из весьма проблематичного превратилось в почти непреложный факт.

– Нет, пожалуй, лучше все-таки начать со щеночка, – проворковала Анюта и чмокнула пса в черный влажный нос.

Персик ответил ей взаимностью.

– Действительно, лучше, – пробормотал слегка отрезвевший от этой сцены Слава и добавил уже громче: – Вот свадьбу отыграем, тогда и решать будем. А пока…

– А пока – горько! – прокричал кто-то из гостей.

Его тут же охотно поддержали.

Новоявленный жених устремился к Анюте с объятиями, двоюродная сестра Максима довольно зарделась, а Кирилл предусмотрительно выхватил из ее рук своего четвероногого приятеля.