Текст книги "Он и я"

Глава 18

Мне никак не удается унять дрожь. Потряхивает даже после того, как выходим из ванной и расходимся в разные стороны номера – Гордей в гостиную, а я в спальню. Тщательно промокнув волосы, натягиваю сорочку и тянусь за подготовленным халатом. Однако быстро соображаю, что он мне не поможет.

Дрожу ведь не от холода. Никакая одежда не усмирит эту тряску.

Бросаю пестрый шелк обратно на кровать, как раз когда появляется Тарский. На нем надеты свободные спортивные штаны, торс обнажен. А я помимо воли вдруг задумываюсь: надел ли он трусы.

Сумасшедшая!

Зачем мне это знать? Я, между прочим, все еще злюсь! И вместе с тем тревожусь относительно информации, которую Таир мне недодал в душе. Если я правильно поняла, он собирается уходить от отца после нашего возвращения из Европы.

Почему? Что теперь? Что мне делать? Как я буду без него?

Не хочу об этом сейчас думать. Не желаю волноваться заранее. Потом… Все потом, иначе не справлюсь.

– Ложись спать, Катерина, – привычно суровым тоном выводит меня из раздумий.

– Снова пытаешься от меня отделаться? Не получится! – проговариваю нараспев. – Я ведь обещала тебе звездную ночь. Не сопротивляйся, хуже будет.

Чуть склоняя голову, Тарский сводит брови и пронизывает меня мрачным взглядом. Могу лишь предположить, насколько достала его.

– А что мы такие недовольные, я не пойму? М-м? – вновь расхожусь в эмоциях. – Бешу тебя, да? Поступаешь со мной плохо, творишь все эти жестокие вещи, ведешь себя как сволочь… А теперь удивляешься, что я ответ «пишу»?! Наручники – это красная карточка! Сто прогулок тебе не помогут. Полет в космос не реабилитирует! Нельзя вот так вот взять и пристегнуть Катерину Волкову к кровати!!! Может, ты привык к особому контингенту баб, – бурно перевожу дыхание. Лишь одно упоминание о предполагаемых связях подкидывает дров в трескучий костер моих эмоций. – Да, наверное, пристрастился к своим лярвам… Но со мной так нельзя! И только мне решать, как теперь будем восстанавливать справедливость и ловить баланс. Именно сейчас и будем!

– Смени направление, Катерина.

По взгляду кажется, Тарский готов свернуть мне шею.

Вау! Отлично! То, что мне нужно.

– А то что? – уточняю ангельским голоском.

Сознательно накаляю.

– А то быть беде.

– И пусть!

Всем своим видом показываю, что напугать меня больше не получится. Точно не сейчас.

– Как знаешь, – отрубает Тарский неожиданно равнодушным тоном и выходит обратно в гостиную.

Я, естественно, за ним волочусь.

Мне нужны зрители. Мне нужен именно он!

Гордей садится за стол, а я останавливаюсь перед ним.

– Ты оставил меня без ужина. Я проголодалась.

– Что заказать? – спокойно уточняет и снимает телефонную трубку, чтобы позвонить на ресепшн.

– Клубнику, сливки и шампанское!

«Не слишком ли охренела твоя царская задница?», – вот, что в глазах его вижу.

Но вслух не комментирует. Лишь приподнимает брови и выдыхает, когда я подгоняю:

– Давай, давай…

Невозмутимо повторяет мой заказ администратору и возвращает трубку на корпус аппарата. Упирая локти в стол, скрещивает руки в замок и опускает на них подбородок. Смотрит на меня в ожидании дальнейших действий.

– Как насчет легкого аперитива?

Не дожидаясь ответа, воодушевленно всплескиваю ладонями и направляюсь к мини-бару. Впрочем, никакой реакции от Тарского не следует, даже когда я выхватываю первую подвернувшуюся бутылочку и свинчиваю с нее крышечку. Так же беспрепятственно опрокидываю внутрь себя небольшую часть янтарной жидкости. После первого же глотка жадно хватаю воздух. Могу предположить, что на вкус эта элитная бадяга не лучше, чем средство для чистки унитаза. Внутренности обжигает, на глазах выступают слезы, и я просто стараюсь не расплакаться.

Однако, продышавшись, делаю еще один глоток.

– Завязывай.

Вообще-то я и сама собиралась закругляться, ибо ничего приятного в этом напитке для себя не раскрыла. Вот только все, что говорит сегодня Гордей, воспринимается мной в штыки. Совершаю еще два глотка лишь ему назло.

Наконец в дверь стучат, и я с облегчением откладываю полупустую бутылочку. Делаю шаг по направлению к тележке, которую вкатывает в номер паренек из обсуживающего персонала, и внезапно ощущаю головокружение. Фигура Тарского плывет, лицо становится размытым пятном. Это меня по каким-то причинам смешит. Не пытаясь сдержать хихиканья, подхожу к столику и выхватываю из ведерка запотевшую бутылку.

– Дай сюда, – требует Таир, указывая на шампанское.

Когда стою, в голове проясняется. Могу вполне четко рассмотреть его грудь. В лицо взглянуть не решаюсь. Чересчур близко он подошел. Мне лишние эмоции сейчас ни к чему.

– Сама хочу! – уворачиваюсь вместе с бутылкой. – Никогда этого не делала… – быстро срываю фольгу и раскручиваю мюзле. Пробка вылетает из бутылки с громким хлопком, обливает пеной меня и Тарского. Он чертыхается, а я искренне хохочу. Наклоняясь, ловлю губами вырывающийся из горлышка напиток.

Сладкий, свежий, ароматный, игристый…

– Мм-м… Вот это вкусно! – выкрикиваю довольно. – Давай бокалы… Давай, давай… Ну, пожалуйста! – предполагается, что это будет просьбой, но на деле похоже на рявканье полоумной алкоголички.

Гордей матерится и подает лишь один, его я и наполняю до краев. Не хочет пить, я уговаривать, конечно, не собираюсь. Сама же щедро прикладываюсь. Да, определенно, после крепкого алкоголя шампанское ощущается как райская водица.

Когда Тарский, плюнув на то, что я делаю, возвращается за стол, незамедлительно следую за ним. Подхожу совсем близко. Пробираюсь между широко расставленных ног. В поисках опоры для своей бедовой задницы, упираюсь ягодицами в стол.

– Таи-и-и-р-р… – тяну игриво. Алкоголь моему безбашенному характеру добавляет гари. – Что делать будешь? Ну, что ты со мной делать будешь? Что? Скажи!

Смотрит и молчит. Пытается показать, что не трогает его то, что я вытворяю. Но я ведь вижу, как горят глаза. Там бесовское пламя пляшет.

Хочу добавить жару. Хочу, и добавлю.

Чуть поодаль от себя, рядом с какими-то туристическими брошюрами, опускаю бокал. Прижимая ладони к столешнице, подтягиваюсь и полностью сажусь.

Раздвигаю перед Тарским ноги.

На мне нет белья. Шелковая сорочка задирается и, я надеюсь, позволяет мне продемонстрировать себя в самом выгодном ракурсе. Взгляд мужчины плавно спускается вниз и замирает.

Я, безусловно, не жду, что Тарского резко любовный удар хватит. Однако хотелось бы получить хоть какую-то реакцию.

Он же лишь смотрит неотрывно, и на этом все. Так как веки его опущены, не могу оценить степень прожарки. С кровью хочу! Но тут еще важно, чтобы совсем не соскочил. А я не особо в своих чарах уверена… Не уверена, но настроена весьма решительно.

Тушите свет!

Поднимая руки и спуская с плеч тоненькие тесемки, оголяю грудь. Гордей ее уже видел, конечно. И мне показалось, она ему понравилась, поэтому и сейчас рассчитываю на результат.

Он глубоко вдыхает и медленно поднимает взгляд. Плавно стопорится на уровне моих торчащих сосков и так же мягко продвигается выше. К моему лицу. Я вижу его глаза. И… Там такой шквал безумия и адовой черноты – шваркает молнией.

Вздрагиваю всем телом и с хрипом перевожу дыхание. Слишком яростно, задушенно и жадно захватываю воздух, выдыхаю и вовсе рывками.

– Таи-и-и-р-р… – вытягиваю практически шепотом. – Я не чувствую сердца. Можешь проверить, на месте ли?

Сначала кажется, что никакой реакции я не дождусь. Плавлюсь под напором его глаз. Добровольно сгораю, но и его с собой уволочь хочу. Душу и разум затуманить. Вынести все. Собой наполнить.

Как тогда… Когда стояла перед ним на коленях.

Резко вздрагиваю, когда Тарский поднимается и втискивает между моих ног свои бедра. Склоняясь ко мне, заставляет отклоняться назад и ловить руками опору.

Горячая и широкая ладонь ложится мне под грудь, вызывая сумасшедшую миграцию встревоженных внутренним взрывом мурашек. Носятся, глупые, с юга на север. Места себе не находят. Только проблема в том, что спокойного уголка в моем организме не осталось.

– Ой-й-й, бьется… Надо же… – ощущая, как безумно ударяется в ладонь Гордея мое сердце, пытаюсь улыбаться и продолжать игру. А оно ведь уже по всему телу вибрации шлет. – А у тебя? Дашь потрогать?

Не отвечает, и я решаюсь самостоятельно захватить желанную территорию. Прижимаю руку к его твердой и теплой груди. Принимаю мощные частые толчки и пьянею, конечно. На меня ведь реагирует это сердце. Из-за меня сходит с ума!

Медленно моргая, смотрю Тарскому в глаза. Там сейчас так мало знакомых красок. А те, что есть – темные, яростные, манящие и опасные.

Вскрикиваю, когда он опрокидывает меня на спину. Настольная лампа слетает со стола. Освещение слабеет, но у меня перед глазами другие вспышки маячат. Суетливо скольжу по столешнице ладонями. Опрокидываю бокал. Чувствую растекающуюся влагу, а затем слышу звон бьющегося стекла.

– Наигралась?

Он сердито спрашивает, я сердито отвечаю:

– Нет.

– Что тебе еще нужно?

– Смотри на эти следы, – подношу к его лицу запястье. – Все твоя вина, – голос вопреки намерениям теряет твердость. Звучит отрывисто и низко. – Можно я тебя за них помечу? – шепчу, обвивая шею руками. – Хочу укусить тебя, разодрать твои плечи… Подставляйся, иначе не успокоюсь!

– Кровожадная Катенька… – цедит Тарский и склоняется ближе.

Чувствую его дыхание на лице и свое теряю. Его выдохи поймать пытаюсь. Вдохнуть на полный объем легких желаю… Либо меня скачками догоняет алкоголь, либо тут примешивается тот самый сексуальный дурман.

Боже, он меня с головой накрывает!

– Просто… – выдаю и взвизгиваю, когда он зарывается лицом мне в шею. Прикасается к ней губами. Горячо и влажно прихватывает. С силой всасывает… Да, я визжу и вскрикиваю на каждом этом странном поцелуе. Меня трясет от удовольствия, и я не могу от него отказаться. Напротив, хочу получить по максимуму. – Просто я тебя ненавижу…

– Странная у тебя… ненависть…

Как же приятно его дыхание щекочет мою кожу… Как же сладко ощущаются поцелуи… Только бы не останавливался никогда… Только бы длилось вечно…

– Да… А у тебя от нее срывается сердце… Я же чувствую… Ты такой большой… Таи-и-и-р-р… Ох, Боже… Ты такой огромный и так реагируешь… Что это? Я нравлюсь тебе? Я очень сильно тебе нравлюсь! И ты, взрослый суровый мужик, не можешь с этим справиться!

– Заткнись.

– Заткнусь, но я… Я все знаю…

– Ничего ты не знаешь.

– Я тебя в этой чертовой Европе доведу до греха…

– Кусай уже, и будем в расчете.

– Не будем… Кусаю…

Собираюсь лишь слегка, для приличия, прихватить зубами ту самую красивую линию шеи. Но, едва ощущаю вкус его кожи, будто с катушек слетаю. Обхватываю Тарского ногами, с тягучим стоном страстно прижимаюсь, ловлю по всему телу вспышки удовольствия и со всей дури вгрызаюсь зубами. Попутно прохожусь ногтями по спине. Только никакая это не месть… Все это совершаю с дикой жаждой плотского наслаждения, которое, чувствую, только он способен мне дать.

Глава 19

На физическую боль и прочие неосторожные действия с моей стороны Гордей отзывается с привычной сдержанностью. Хрипло и горячо выдыхает мне в плечо и, обхватывая ладонями под грудью, давит на ребра. Сердце удваивает эту мощь, с обратной силой бросаясь на амбразуру.

– Соблюла свои интересы, Катенька? – спрашивает, когда, разжимая зубы, принимаюсь смачно лизать травмированную кожу.

– Еще нет… Еще… Со-бляду… Со-блядь… Ах… Соблюду!!! Еще не все, Гордей… Далеко не все… – всасываю так, как делал он с моей шеей.

Повторяю в надежде, что ему понравится, настолько же, как понравилось мне. Хочу, чтобы ему было приятно… Очень хочу!

– Присоска, блядь…

Редко ругается, но тут очевидно, что стальная выдержка его подводит. Меня это страшно воодушевляет и неимоверно распаляет. Не скрывая страстного желания, дерзко покусываю и жадно сосу его влажную кожу.

Наивно полагая, что смогу удерживать Тарского одними лишь ногами, спускаю ладони ему на грудь. Сердцебиение ловлю. Кажется, только так могу отследить всю силу его возбуждения.

Да… Да… Да-да-да!

Мне очень вкусно. Ему очень нравится.

Ошибки быть не может.

Издавая странные голодные звуки, с разгорающимся аппетитом вбираю все доступные ощущения. Соль и терпкость, сладость и остроту, неповторимый жар и тугую плотность.

Когда возникает необходимость наполнить легкие воздухом, вдыхаю его запах. Вдыхаю и быстро-быстро тарахчу:

– Ты здесь с кем-то спишь?

Озвучиваю и понимаю, что мне крайне важно это знать.

– Мы приземлились девять часов назад.

– Спал в Европе? – незамедлительно исправляюсь.

– Не твое дело, – отрубает и прокладывает по моему плечу очередную цепочку влажных и страстных поцелуев.

– Значит, нет? – настаиваю, извиваясь. Оттолкнуть не пытаюсь, просто ощущений чересчур много, чтобы сохранять неподвижность. – Скажи ты… Скажи же…

– Нет, – выталкивает Тарский сердито.

Замирая, довольно улыбаюсь в плывущий перед глазами потолок. Шумно вдыхая, беру новый разбег.

– Спи со мной, – шепчу горячо.

Таир тяжело выдыхает и притискивает мои плечи к столешнице. Несмотря на все мои попытки удержать, отстраняется. Взглядом дополнительно припечатывает. По ощущениям, крепче рук это действует. Окатывает полыхающей темнотой. Пока я стараюсь сохранять естественную ритмичность дыхания, к груди соскальзывает. Так смотрит, будто физически касается. Это не оценка на пригодность, я ведь знаю, что уже нравлюсь Тарскому. Все ему подходит. Очень даже… Однако сейчас он будто сражается со своими желаниями. И хоть делает это все еще достаточно выдержанно, замечаю, как высоко на каждом вздохе поднимается его грудь, вижу этот безумный хмель в глазах, каждой клеточкой своего тела чувствую одуряющий вал похоти, который он пытается остановить.

А я хочу, чтобы обрушил. Очень хочу!

– С головой все в порядке? – безусловно, злится на мою откровенность.

Не любит он такие разговорчики. А я просто по-другому не умею. Говорю как есть, долго в себе держать не получается.

– Лучше всех!

– Сейчас тормозни, Катенька, – выдыхая, задерживает дыхание. Грудь и плечи будто шире становятся. Каменеют в одном положении. – Я серьезно. Тормози.

– Почему, Гордей? Почему нет? Из-за отца, да? – допытываюсь я.

Кажется, чаще, чем сейчас, мое сердце попросту не способно биться. Да не только мое, ни одно человеческое не способно!

– Из-за тебя.

– Врешь… – выталкиваю обиженно. – Знаю, что хочешь меня…

– Я не сказал, что не хочу, – спокойно отбивает он.

– Что тогда?

Тарский снова глубоко вдыхает и склоняется ближе.

– Портить жалко, – выдыхает с теми редкими нотками мягкости, которая задевает сильнее любого физического раздражителя.

На контрасте с тоном еще ярче взглядом опаляет и, смещая ладонь, жестко сжимает мою шею. Пугает и подавляет – все как обычно.

– Поздно… – смело этот жгучий взгляд принимаю.

Со своей стороны, без опаски, чересчур много отдаю. Не знаю, как и когда получилось, только Тарский уже рубцом на сердце лег. Красной меткой эту оголтелую мышцу прожег. Что это за чувство? Откуда? Зачем?

– Совсем ты, Катенька, рамсы попутала, – тут его голос будто чужим становится. Слышала, как подобным отцовских бойцов чихвостил. Ко мне же впервые таким тоном загоняет. – Два пальца сожму, дышать не сможешь. Не боишься? Знаю, что боишься.

– Это я-то? Ни капельки! Бойся лучше ты меня…

– Катя…

– Просто…

– Просто прекрати говорить. Просто закрой рот.

– Я так не умею… – надуваю губы, потому как это единственная часть тела, которой он пока еще позволяет мне шевелить. – Таи-и-и-р-р…

Едва растягиваю эти звуки, он сминает пальцами сбившуюся под моей грудью сорочку. Зажимая в кулаках тонкую ткань, дергает в разные стороны и попросту располовинивает по всей длине.

Громко охаю… Тут уж действительно страх за показную браваду вырывается. Злюсь на то, что все снова идет не так, как я хочу!

Ладонь без какой-либо сознательной связки вверх взлетает. Однако хлестануть Тарского по щеке не удается. Он перехватывает запястье и резко отводит. Со стуком обратно обе руки к столу пригвождает.

А потом обратно наклоняется, прочесывает мое обнаженное тело своим голым торсом… Зажмуриваюсь от передоза нахлынувших эмоций. И совсем дышать прекращаю, когда ощущаю губы Гордея на своей груди. Веки, словно сломавшись, часто и вместе с тем заторможенно трепещут. То ли собираются подняться, то ли обратно отгораживают внутренний мир от внешнего… Стону громче, чем мне хотелось бы… Вдыхая, набираю слишком много воздуха… Дрожу – сладко, трепетно, жарко… По нарастающей… Особенно, когда Тарский добирается до соска. Меня словно огненной стрелой пронизывает. Лихорадка усиливается. Становится отчаянной, буквально неистовой. Таир лижет тугой комок, перекатывает язык по напряженному кружку, и я уже готова взорваться. А затем он втягивает сосок губами, и я окончательно теряю земные ориентиры.

Юпитер, я лечу… Встречайте!

Еще не на вершине, лишь на пути к ней, а эти ощущения острее и ярче, чем обычный оргазм. Меня кроет волной дичайшего возбуждения. Я раскрываю бедра шире, требовательно стону и прижимаюсь промежностью к его животу. К сожалению, выпуклость, которая мне необходима, чтобы заполнить мой тантрический паз, недоступна. К тому же этот энергетический жезл сдерживают брюки.

Хочу их с него стянуть. Хочу, чтобы он мной овладел… По-настоящему!

Только Гордей не отпускает мои руки, не позволяет двигаться и как-то участвовать.

Не доверяет? Самому себе он не доверяет!

Я готова сделать все. Возбуждение настолько ослепляет, никаких запретов не оставляет. Инстинктивно вскидываю бедра и отчаянно трусь влажной плотью о жесткие волоски, которые плетут ту самую блядскую дорожку вниз по каменному животу Тарского.

– О, черт… Мм-м… О, Боже…

Это настолько нереально приятно! Предположить себе не могла… Уверена, что еще пару секунд, и получу разрядку. Этого и добиваюсь, продолжая елозить под ним. Но Таир, словно утратив терпение, отрывается от моей груди, с низким стоном смещается и, наконец, толкается в мою разгоряченную промежность членом. Прикусывая какое-то чувствительное местечко чуть ниже уха, грубо придавливает всем своим весом к твердой поверхности. В какой-то мере это даже больно, но мне плевать… Пропитываю ткань его штанов соками своего возбуждения.

Я – водопад. Бурная река. Неконтролируемая стихия.

– Целуй… – шепчу, будто в бреду нахожусь, ведь Тарский не перестает ласкать мою шею языком. – Трогай… Трогай там… Хочу… Разденься…

– Катя… Молчи…

– Давай, давай…

– Молчи, сказал, – в этот раз действительно жестко осекает и выпрямляется.

Выпуская руки, пробегает пальцами по моему натянутому телу вниз. Обжигает невесомыми касаниями, словно следы оставляет… Накрывая промежность, скользит между влажных половых губ к сердцевине изнывающей плоти. Я уже вовсю покрикиваю… Потому как никак себя не контролирую. Выгибаясь, как могу для него раскрываюсь.

Протяжно хриплю и резко вскрикиваю, когда Гордей, протянув вязкие соки вниз, неожиданно вставляет в меня два пальца. Проталкивает их, до боли растягивая неподготовленные стенки влагалища. Замирая, изумленно расширяю глаза. Без каких-либо страховок ныряю в густую темноту Тарского. Он подавляет. Заставляет верить, что именно так все и произойдет. Прямо сейчас он лишит меня девственности пальцами.

Это не то, чего я добивалась… Но остановить его не могу.

В оцепенении нахожусь. Тело лишь судорожной тряской живет. И все позволяет.

Вот только электричество внезапно вырубает. Таир прикрывает веки, рвано выдыхает, и натиск исчезает.

Возобновляется лишь визуальное давление, когда распахивает одурманенные похотью глаза. Грубая ласка плавно сменяется тягучими поглаживаниями чувствительной плоти. Пальцы Гордея очень медленно скользят выше и мягко давят на клитор.

Внутри меня новый квантовый скачок происходит. Перезапускаюсь. Сменяю настройки. Докрасна распаляюсь. Но сейчас эти волны качают как-то спокойнее. Вибрирующими витками, как будто по спирали, нарастает удовольствие.

Потянувшись к Тарскому, обвиваю его шею руками и пытаюсь привлечь к себе.

– Поцелуй меня… – прошу охрипшим, словно сорванным голосом.

Он смотрит на мои губы. Долго смотрит, и все же не делает попытки приблизиться. И мне не позволяет сократить расстояние. Он мои губы, не касаясь, клеймит. Одним взглядом все границы нарушает. Ожоги и микротравмы оставляет.

– Поцелуй…

Снова закорачивает вся нервная система. Искрят и потрескивают узлы и соединения. Лампочки периодически гаснут. Но на каждой вспышке ясности я ловлю этот взгляд Таира. Он на мне находится непрерывно.

– Поцелуй… – шепчу на повторе, хоть и понимаю, что не будет этого. – Поцелуй…

Оргазм бурным валом обрушивается. Все тело острыми импульсами прошивает.

Так… Так… Так разве бывает?

Кричу. Замираю. Вдыхаю его запах.

Снова кричу. Снова вдыхаю. На прерывистом спаде ощущений с каким-то странным грудным рокотом стону.

Гордей хрипло выдыхает и практически моментально отступает. Он так и не снял штаны. Вижу, как они топорщатся в паху, мокрые пятна своего возбуждения замечаю… Уверена, сейчас его сердце раскачивает грудь с бешеной силой, но больше не делаю попыток поддеть и спровоцировать. Я еще не научилась, как должна вести себя после близости.

К тому же она между нами вроде была, а вроде и нет… Тарский даже не пожелал получить разрядку.

Протянув мне футболку, которую, очевидно, планировал сам надеть, отходит к мини-бару. В один приход приканчивает початый мной алкоголь.

Я же, не глядя в его сторону, несколько смущенно обтираю тело порванной сорочкой, натягиваю футболку и соскакиваю со стола на пол. Ноги дрожат, пока иду. Надеюсь, что визуально это незаметно.

Подхватив с тележки шампанское и уцелевший бокал, с разбитым вздохом оседаю на ковер. Провожу языком по пересохшим губам и с опозданием понимаю, что искусала их в кровь.

Машинально смотрю на Тарского, ловлю его взгляд. Молчит, как обычно. Только глаза сохраняют черноту и бесовское пламя.

– Теперь я собираюсь веселиться… Ты со мной? – выдавливаю сипловатым голосом.

Говорить ведь проще, чем молчать. Особенно, когда ситуация такая напряженная. Но Таир в ту ночь больше никаких реакций не выказывает. Вернувшись в кресло, из которого я изначально его пыталась вытрясти, досиживает там остаток ночи. Мрачно наблюдая за тем, как я напиваюсь, беспрепятственно слушает мой непрекращающийся треп.

Посмей я еще раз сунуться к нему, он бы не колебался ни секунды… Овладел бы мной по-настоящему. Вижу это, чувствую, понимаю… Только не уверена, что выстою под собравшимся внутри него ураганом.