Текст книги "Е. П. Дурново (Эфрон). История и мифы"

Осенью 1905 г., как это видно из неоконченного чернового наброска «истории организации», составленного членом фракции Маргаритой Успенской, Железнодорожный район г. Москвы впервые решил «заставить» Московский комитет «прислушаться к требованию работников периферии». Район заявил, что он «будет сноситься с комитетом» через своих уполномоченных, а не через «комитетских кумушек», потребовал присылки нелегальной литературы по спискам, составленным «самими пропагандистами», «признал нужным получить право образовать собственную кассу», добывать деньги и расходовать их, завести свои типографии, мимеографы и самостоятельно же выпускать прокламации.

Фракционеры выработали проект нового устава партии, в котором предусматривалась необходимость немедленного переустройства организации на демократических началах «с проведением принципа автономии личности и отдельных организаций». Проект устава вводил принцип выборности всех партийных органов.

Оппозиционеры обсудили проект вначале в Железнодорожном, потом в Немецком районах Москвы и предложили его комитету. В сентябре 1905 г. партийная конференция партии эсеров отвергла предложенный проект нового устава, после чего начался отход районов от МК.

На октябрьской 1905 г. конференции, проходившей после манифеста 17 октября в здании Московской консерватории, было открыто заявлено о недостатках организации, об оторванности рабочих от партработников, высказано было недоверие комитету. От него потребовали отчета, он будто бы не мог его представить. Комитет не признавал своих ошибок. Он, по словам М. Успенской, «по-прежнему продолжал хозяйничать, не считаясь с мнением работников периферии, в нем по-прежнему процветало кумовство – кооптировались родственники и близкие друзья, по преимуществу, состоятельные люди, таким образом, получалось, что руководство в организации принадлежало кучке богатых деньгами и связями людей, совершенно игнорировавших массу работников. Поступавшие комитету мелкие суммы расходовались безотчетно, оружие распределялось по «знакомству» и «личным отношениям».

Фото семьи Эфронов с младшими сыновьями, начало 1900-х гг.

Все это заставляло некоторые районы, не дожидаясь общей конференции и утверждения проекта нового устава, переорганизоваться «революционным путем»: они самостоятельно определили состав районного схода, куда ввели «значительное количество сознательных рабочих», а «комитетским лицам доступ туда был закрыт», сами выбрали своих представителей для связи с МК. «И с этого времени, – пишет М. Успенская, – работа пошла дружно и энергично»[322]322
  ГАРФ. Л. 121, 121 об.


[Закрыть].

Комитет медлил с созывом очередной конференции. Она состоялась 1 ноября 1905 г. только благодаря настойчивым требованиям Железнодорожного района, затем в обстановке надвигающегося вооруженного восстания в Москве в этом же месяце их прошло еще две. И хотя критика комитета оппозиционерами была на них встречена сочувственно, «торжество новой группы не состоялось».

Поведение МК перед московским восстанием и во время него окончательно убедило «оппозицию», что рассчитывать на руководство «централистов» нельзя. Так на одном из собраний на вопрос «следует ли забастовку переводить в вооруженное восстание и возможно ли надеяться на помощь войск», представители комитета решительно заявили «о готовности 1/2 войск перейти в ряды революционеров». «Как только эти заверения на деле не подтвердились, комитет настолько растерялся, что не дал ни плана выступления, не сумел выслать вовремя боевые дружины», – писала М. Успенская[323]323
  ГАРФ. Л. 122.


[Закрыть].

В дни декабрьского восстания «оппозиция» формально еще входила в московскую организацию эсеров, но ее действия шли вразрез с комитетом: он выполнял указания ЦК на отсрочку восстания, а оппозиционеры 7 декабря на своем собрании решили перейти к военным действиям.

Так к разногласиям по организационным вопросам добавились расхождения по вопросам тактики. Декабрьское вооруженное восстание окончательно размежевало «оппозицию» с партией.

При выборе делегатов на I общепартийный съезд (январь 1906 г.) МК, сообщает М. Успенская, «явно узурпировал права московской оппозиционной организации». Он устроил дело так, что большинство ее членов на съезде не было представлено, так что надежды «оппозиции» провести на нем свою программу действий рухнули: съезд, вопреки настояниям членов «оппозиции», не только санкционировал прежде принятый проект программы и временный организационный устав, но и дополнил последний «новыми нежелательными для «оппозиции» надстройками, создав «Совет партии», особый орган для обсуждения и решения неотложных вопросов тактики и организации, вновь выдвинутых условиями жизни». Единственная уступка «оппозиции»: он допустил «некоторую выборность при образовании партийных учреждений, сократив пользование правом кооптации»[324]324
  Там же. Л. 122, 122 об.


[Закрыть].

Программа, принятая I съездом эсеровской партии в январе 1906 г., основной своей целью ставила подготовку социально-революционного переворота, который должен был уничтожить царизм, экспроприировать капиталистическую собственность, реорганизовать производство и весь общественный строй на социалистических началах, уничтожить деление общества на классы. Программа предполагала полную победу рабочего класса и, в случае надобности, установление его временной революционной диктатуры. Это была программа-максимум.

А. Я. Эфрон (Трупчинская).

По программе-минимум революционное движение, оказывая лишь «частичное влияние на изменение общественного строя и ход законодательства», будет отстаивать, поддерживать или «вырывать своей революционной борьбой» следующие «меры»: в области политической и правовой – признание полной свободы совести, слова, печати, собраний, союзов, стачек; неприкосновенности личности, избирательного права, демократизации республик, автономии областей, выборности, сменяемости, подсудности всех должностных лиц, не исключая депутатов и судей, отделения церкви от государства, объявления религии частным делом, уничтожения постоянной армии и замены ее народным ополчением.

А. Я. Эфрон (Трупчинская).

В хозяйственной области и финансовой политике программа предусматривала введение прогрессивного подоходного налога, почти полное уничтожение косвенных налогов, сокращение рабочего дня, установление минимума зарплаты, государственное страхование рабочих, охрану труда во всех отраслях производства и торговли, социализацию земли с обращением ее в общественное достояние без выкупа, развитие общественных служб и предприятий.

Предостерегая рабочий класс против так называемого «государственного социализма», программа заканчивается такими словами: «Партия социалистов-революционеров, ведя непосредственную революционную войну с самодержавием, агитирует за созыв Учредительного собрания на указанных выше демократических началах для ликвидации самодержавного режима и переустройства всех современных порядков в духе установления свободного народного правления, необходимых личных свобод и защиты интересов труда. Такую программу (минимум) этого переустройства она будет как отстаивать в Учредительном собрании, так и стремиться непосредственно проводить в революционный период».

В конспиративной части программы говорилось о средствах достижения намеченного партией социального и государственного переворота в России; ими служили: пропаганда, агитация, фабричные и аграрные бунты, демонстрации, террор. Цель пропаганды – «сделать пропагандируемых социалистами», а цель агитации – «вводить их в активную революционную борьбу». При помощи террора уничтожая «наиболее вредных представителей власти», партия с-p хотела «с большим успехом довести до конца политическое освобождение России».

Январский 1906 г. съезд эсеров «утвердил и временный организационный устав», который, хотя и с некоторыми ограничениями, признал право «кооптации», взаимного контроля «сверху вниз» и «снизу вверх», строгого подчинения партийной дисциплине, с предоставлением, однако, незначительной самодеятельности низшим организациям. Съезд высказался против фабричного и крестьянского террора. ЦК в объяснительной записке к программе и уставу объяснил, почему было принято такое решение: нельзя увлекаться эмоциями, нам надо решать не только текущие задачи, но и «злобы века»[325]325
  ГАРФ. Ф. 102, 00, 1906. Д. 151. Л. 2.


[Закрыть].

После январского 1906 г. съезда «оппозиция» решила порвать «всякие сношения с МК и начать самостоятельную работу в среде 3-х своих объединенных районах – Немецкого, Сокольничьего и Рогожского».

На майской 1906 г. конференции «оппозиция», которая вначале называлась «Московской организацией партии социалистов революционеров», потом «Оппозиционной фракцией социалистов-революционеров», приняла новый устав, обсудив его проект вначале по районам, построенный на совершенно иных началах. Он стремился к тому, чтобы «создать условия», при которых «инициатива как учреждений, так и отдельных лиц имела бы полное применение». Отличительными чертами устава от официального были: «полный принцип выборности всех учреждений», недопустимость кооптации, автономность районов, перемещение центра власти на места, строгая дифференциация профессиональной работы. Все выборные органы имели только исполнительную власть и были ответственны перед своими избирателями, а власть «законодательная» принадлежала по уставу единственному ее носителю – общему сходу конференции), который решал все простым большинством голосов. Верховный орган – Исполнительный комитет – был лишь простым координатором деятельности автономных районов. Вместо централизма оппозиционеры вводили безбрежный демократизм, который явился одной из главных причин их гибели.

По программным вопросам фракция осталась на позициях партии, из которой вышла, но допускала свободу пропаганды «родственных революционных учений», в том числе, анархизма.

На первых порах, примерно до марта 1906 г., фракция «влачила жалкое существование», была «бедна и средствами, и работниками». Чтобы обрести финансовую самостоятельность, 7 марта 1906 г. «оппозиция провела исключительно дерзкую и масштабную экспроприацию.

«Сегодня в 5 часов дня шайка злоумышленников, вооруженных револьверами, бомбами, проникнув в здание Общества Взаимного кредита на Ильинке, похитив в присутствии шестидесяти служащих 875 тысяч рублей, скрылась. Сопротивление не оказано, жертв нет», – такую телеграмму отправил 7 марта 1906 г. в ДП начальник московского охранного отделения полковник Климович.

На другой день, 8 марта, московский градоначальник Рейнбот сообщил ДП подробности. Ограбление произошло в самом центре Москвы, на Ильинке. Нападавшие («их было человек 15») обезвредили 4 городовых, сторожа и швейцара, находившихся в здании городского Взаимного кредита. Их всех вместе с 60-ю служащими загнали в угол зала и приставили вооруженную охрану. Привели в негодность телефон. Касса еще не была заперта.

Похитив, по заявлению правления банка, 875 000 руб., нападавшие скрылись. До этого они предложили всем находившимся в зале зайти в комнату кассы, положили у дверей ее бомбы и объявили, что «в случае открытия дверей они взорвутся».

Двое городовых, открыв окно, спустились по пожарной лестнице во двор и «открыли тревогу, но задержать злоумышленников уже не представлялось возможным».

Неожиданность нападения была так велика, что «из присутствовавших в зале никто не может дать приметы

грабителей». В городе циркулируют слухи, что «цифра 875 тысяч», которую указывает правление, будто бы сильно преувеличена: лица, возглавляющие Правление банка, писал Рейнбот, «не вполне добросовестные», особенно «в политическом отношении».

Оставленные злоумышленниками «3 жестяные банки из-под чая, оказавшиеся фитильными бомбами», были «снаряжены гремучим студнем». Устройство не исключало возможность взрыва от толчка двери[326]326
  ГАРФ. Л. 8.


[Закрыть].

Елизавета Петровна Эфрон, которая в марте 1906 г. еще не стала членом фракции, видимо, сильно пораженная этим «необычайным приключением современных Рокамболей», пишет дочери Анне, что «в Москве все ломают голову над тем, кто это сделал…, все добровольные следователи и сыщики, признаться сказать, и мы, немного, грешные стараемся проникнуть в эту тайну и разрешить загадку, кто они были?».

Далее Е. П. строит целый ряд догадок и предположений, указывает, как следует полиции вести розыски этих грабителей, и высказывает убеждение, что «это люди не местные, иначе бы полиция их знала наперечет: таких ловких жуликов да не знать», и решает, что это «финлянцы». Оценивая «экспроприацию», Е. П. пишет: «Мне больно за этот свободный, или, вернее, свободолюбивый народ (то есть финнов), который пошел на такие штуки и проделки. Как там хочешь, а кража, самая смелая, самая ловкая, все же остается кражей»[327]327
  Там же. Ф. 102, ДО, 1906. Д. 20. Ч. 22. Л. 72.


[Закрыть].

Организационное оформление фракции, изобилие денежных средств способствовали быстрому росту ее численности и активизации деятельности. В состав ее вошла масса работников различных специальностей: техники, инженеры, люди, знакомые с саперным, артиллерийским делом, художники, изготовлявшие рисунки зданий, предназначенных для экспроприаций, пиротехники, которые «в совершенстве могли изготовить взрывчатые вещества и снаряды».

Ко времени ликвидации фракция состояла из 4 автономных организаций: рабочей, крестьянской, военной и боевой.

Раньше всех была создана рабочая организация. Она, по словам начальника московского охранного отделения полковника Климовича, «представляла собой первоначальный кадр и зародыш фракции». Цель ее – «воздействие на рабочих г. Москвы». Для работы «в среде крестьян специально для подготовки их к Всероссийскому вооруженному мятежному выступлению» была образована крестьянская организация. Военная, как писал 2 августа 1906 г. Климович в ДП, «имеет целью специальное развращение войск преступной агитацией и организацию военных бунтов, по возможности, целыми областями». Полковник утверждал: оппозиционеры «прекрасно осознают», что «успех революции немыслим, пока войска остаются верными Его Величеству и будут принимать участие в подавлении мятежа».

Предметом особых забот фракции была боевая организация, которая, по уставу, состояла из местных (по районам города) боевых дружин и «летучих отрядов», обязанных охранять массовки, осуществлять руководство во время вооруженного восстания, «совершать партизанские набеги (взрывать полицейские участки, расстреливать полицейских и т. д.)». Отряды дружинников из рабочих и служащих московских предприятий изучали с помощью инструкторов саперное дело, учились обращению с артиллерийскими орудиями, проводили учебные стрельбы. Для закупки оружия в Европу был послан специальный представитель фракции. Для «партизанских набегов» приобрели конные повозки и автомобиль.

Климович доносил ДП, что в боевой организации были «допущены коммерческие принципы», то есть оружие и бомбы «продавались по хорошей цене революционерам других партий, а, в особенности, анархистам-коммунистам». В деле «экспроприаций», писал полковник, оппозиционеры тесно сливались с анархистами и профессиональными грабителями, причем последние, вооружившись на средства оппозиции, провели за последнее время ряд «экспроприаций», грабя по очереди: раз на фракцию, а раз на себя»[328]328
  ГАРФ. Л. 71–74.


[Закрыть].

Фракция оборудовала три крупных типографии, в которых печатались прокламации и листовки тиражом в 5–10 тыс. экземпляров, призывавшие рабочих и крестьян готовиться «к решительной минуте великой российской революции», которая свергнет самодержавие и передаст власть Учредительному собранию. Специальная газета для крестьян звала деревню к беспощадной борьбе с помещиками и властью.

Для пропаганды своей программы фракция организовала сеть кружков, работавших по специально подготовленным программам, что вызвало необходимость создания библиотек. Они делились на три типа: для районных работников, для фабрик или сельских кружков и «для распространения в массе», так называемые «странствующие» библиотеки.

Подбору книг в них фракция уделяла много внимания. Из массы книг, отобранных при арестах, можно было составить приличную библиотеку с каталогом около 600 наименований.

Такую бурную деятельность и такие радикальные взгляды фракция проявила не сразу. Вначале она добросовестно хотела придерживаться той программы-минимум, в которой говорилось о невозможности немедленного осуществления социалистического строя в России, но долго удержаться на этой позиции она не могла и под влиянием наиболее радикальных и энергичных членов быстро и неуклонно пошла в сторону «максимализма», призывая рабочих и крестьян теперь же «в момент уже начавшейся революции, захватить в свои руки все средства производства, всю власть и всю землю»[329]329
  ГАРФ. Л. 125.


[Закрыть].

Сначала «максималисты», работавшие во фракции, руководящей роли не играли, но постепенно их энергичная проповедь немедленной «экспроприации» частной собственности находила все больше сторонников, и уже, примерно, с апреля 1906 г. «максималисты» приобрели исключительное влияние. Об этом говорили члены так называемой «Группы 1-го мая социалистов-революционеров», отколовшейся от фракции (10 человек), которые открыто выступали против перехода фракции на позиции максимализма. «Оппозиционная фракция», говорили они, «начав с розни в принципах организации, пошла дальше и дошла (хотя устав этого еще не признает) до новых позиций: ее потянуло в сторону анархизма и максимализма… Автономия личности, свобода индивидуальности, если только не пустые звуки, – есть ширмы, за которыми прячется анархизм и максимализм, по юности попирающий партийную дисциплину».

Действительно, в печатном воззвании, выпущенном 29 мая 1906 г. Рогожским районом, содержался уже совсем не законспирированный, незашифрованный призыв к рабочим и крестьянам «прекратить разнузданную вакханалию наших тиранов: царя, министров, губернаторов, помещиков, капиталистов, фабрикантов». «Разве мы не можем справиться с нашими врагами – угнетателями? Нет, дружный натиск, и народ свободен! Народу – власть, землю; трудящимся – фабрики, заводы. Экспроприация и социализм!» [330]330
  Там же. Л. 126 об.


[Закрыть]

В рукописи, отобранной 15 июня у члена фракции Клары Зельцер, было решительно заявлено, что программа-минимум социалистов-революционеров как «промежуточная станция» отнюдь не нужна, так как «эпоха политических революций уже пережита и социализация всех средств производства наиболее соответствует духу времени и действительности переживаемого момента». «И мы говорим, что нужно захватить все средства производства, всю власть, и захватить теперь же, в момент уже начавшейся революции»[331]331
  ГАРФ. Л. 127.


[Закрыть].

В воззвании, взятом полицией 31 августа 1906 г., крестьянам рекомендовалось отбирать деньги у казны и частных лиц, не платить податей, забирать деньги из казенных винных лавок, отнимать почтовые деньги, не давать солдат правительству – обессиливать врага.

В сентябре 1906 г. от имени Рогожского района, а потом и от имени Исполнительного комитета фракции была выпущена листовка «Памяти Владимира Мазурина», члена «Оппозиционной фракции», возглавившего операцию по ограблению банка Взаимного кредита 7 марта 1906 г., казненного в ночь на 1 сентября 1906 г. за вооруженное сопротивление полиции при его задержании.

В листовке говорилось, что В. Мазурин был не только виднейшим членом «Оппозиционной фракции», но таким революционным деятелем, «под неотразимым влиянием которого складывалась и крепла оппозиционная организация». В заслугу Мазурину ставилось создание им «новой революционной теории», в которой сочетались черты и максимализма, и анархизма. Он считал, что «русская революция окончательно определилась как революция трудовых масс против эксплуататоров всех родов и рангов». Лозунг «Земли и воли» уже не охватывает всего содержания революции, а потому новой «революционной платформой» является социализация земли, фабрик и власти. Этот принцип Мазурин понимал как «право на жизнь, свободную от тисков государственного гнета и насилия», явно обнаруживая склонность к отрицанию государственной власти. «Владимир Мазурин, – говорилось в прокламации, – был убежденный максималист, отрицал совершенно парламентаризм, который, по его словам, загнал в тупик западноевропейское рабочее движение». Мазурин высказывал радость по поводу того, что «разгон Думы толкнул русский народ с тесного и скользкого парламентского пути на широкий верный путь революции». По его мнению, все организации социалистов-революционеров должны «приготовиться к полной победе, чтобы организовать ее, иначе победа раздавит их. Несоциалист тот, кто боится полной победы труда над эксплуатацией».

Несмотря, однако, на такое исключительное положение максималистов во фракции, далеко не все члены ее сочувствовали проведению в жизнь подобной программы. Те, кто был не согласен с ней, готовы были даже «привлечь к ответственности Исполнительный комитет», который «присвоил себе право изменять программу и тактику организации». Члены фракции, уже арестованные к сентябрю 1906 г. и сидевшие в Бутырской тюрьме, в своем открытом письме к товарищам «Оппозиционной фракции», оставшимся на свободе, выразили энергичный протест по поводу выпуска Исполнительным комитетом прокламации «Памяти В. Мазурина»: в ней, говорили заключенные, «изложена программа и тактика максималистов, а не всей оппозиции». Если же ИК выражает мнение большинства оставшихся работников «по решению их конференции», то его «нравственной обязанностью является заявить о существовании самостоятельной максималистской организации», так как «выступление под флагом прежней оппозиции и за ее подписью является навязыванием массе работников взглядов, ими не принятых и не разделенных».

В другом письме из тюрьмы «историк» фракции Маргарита Успенская сделала еще более резкие заявления. Она говорила, что если нет надежды на присоединение фракции вновь к партии эсеров, то «не стоит дальше работать в оппозиции»: если максималистам удастся на почве оппозиции создать свою собственную организацию, то работа в ней будет «не только бесплодна, но и вредна». «Вообще мне думается, – писала М. Успенская, – что максимализм много принесет вреда партии социалистов-революционеров, а может быть и русской революции». Она говорила, что от действий максималистов в Сокольническом районе «осталось отвратительное впечатление», и называла их «максималистской сволочью». «Чем скорее они будут предоставлены себе самим, своим собственным силам, тем лучше, тем скорее проявится их полная несостоятельность».

Но такие протесты против гегемонии максималистов в организации исходили, по-видимому, от незначительного меньшинства, а организация работала именно под «неотразимым влиянием» таких вождей, как Владимир Мазурин и его последователи. В прокламации «Памяти В. Мазурина» совершенная под его руководством «историческая» миллионная конфискация «сумм Московского Кредитного общества» «в самом людном месте столицы, в самое людное время» рассматривалась как осуществление на практике теории

Мазурина, заключающейся в том, что на конфискацию надо смотреть не только как на способ добывания средств для революции, но и как на акты чисто революционные. «Как помещичий строй, – говорил Мазурин, – уже пал под ударами аграрного террора во всех его формах, точно так падет и капиталистический». Он считал, что капиталистический строй можно уничтожить «бескровными, но действенными формами» террора, к которым он относил забастовки и конфискации капиталов. «Сделайте благополучие капиталиста беспокойным и даже небезопасным, и у защитников этого благополучия опустятся руки». Развитие самодеятельности в организации «экспроприаций» достигло такого уровня, что ни резолюция Рогожского района от 5 августа 1906 г. о временном «прекращении «эксов», террористических актов и вообще боевых выступлений», ни октябрьская 1906 г. резолюция Исполнительного комитета о том, что «каждый экспроприационный акт санкционируется ИК и организуется Боевым Советом организации», а полученные таким путем суммы «полностью поступают в распоряжение Исполнительного комитета» – не могли остановить неудержимый поток «экспроприаций» самодеятельных. Проводивших их не удалось испугать даже угрозой исключения из фракции[332]332
  ГАРФ. Л. 127 об.


[Закрыть].

Пропаганда и агитация «Оппозиционной фракции» среди рабочих и крестьян, а, главное, применение ею массового террора и «эксов» заставили московское охранное отделение принять чрезвычайные меры. Его начальник Климович писал в ДП: «Признавая исключительный вред фракции, я направил на обследование ее деятельности значительную часть московского охранного отделения и достигнув достаточного выяснения организации, в период с 15 июня по 31 июля произвел целый ряд ликвидаций». Начальник московской охранки сообщал, что рабочая, «а также частью боевая организации» были ликвидированы им 14–16 июля 1906 г.; крестьянская, «зародившаяся позднее и не успевшая получить значительного развития», – 26 июля 1906 г.[333]333
  Там же. Л. 218–227.


[Закрыть]

До конца 1906 г. были разгромлены 3 типографии фракции, склады литературы, оружия, аресту подверглись более 100 человек – весь цвет «оппозиции». Кроме оружия и бомб, в руки полиции попало большое количество документов фракции, ярко характеризовавших все стороны ее деятельности.

Последней была ликвидирована крестьянская организация «оппозиции», когда 17 января 1907 г. полиция захватила ее подпольную типографию и 5 членов фракции. Обыск квартир и захват подпольной типографии дали возможность охранке узнать о последних днях жизни фракции и образовании взамен ее московской группы «Союза социалистов-революционеров-максималистов». «После того, – пишет в «Кратком отчете о деятельности крестьянской организации с сентября 1906 г.» арестованный 17 января 1907 г. Иван Петрович Тарасов, – как летом была арестована почти вся крестьянская организация, в августе едва могла организоваться новая. До конца года аресты продолжались в больших размерах. Денег мало. Пришлось сокращать работу. Но все же боролись с правительством. Так как в конце декабря выяснилось, что почти все уцелевшие работники-максималисты, то на групповых собраниях решено было прежнюю оппозиционную организацию изменить в организацию максималистическую, образовавши Московский Союз социалистов-революцюионеров-максималистов с присоединением его к Всероссийскому союзу социалистов-революционеров-максималистов»[334]334
  ГАРФ. Л. 185.


[Закрыть].

Судебный процесс по делу «Оппозиционной фракции партии социалистов-революционеров» проходил с 25 сентября по 17 октября 1908 г. К нему было привлечено 83 члена фракции, на заседание не явились 7 человек, в том числе Елизавета Петровна Эфрон. Приговор был объявлен 22 октября, 8 декабря 1908 г. он вступил в силу. По нему 5 подсудимых приговорили к каторжным работам на разные сроки, 26 – к ссылке на поселение, 18 человек заключили в крепость, 2-х членов фракции отдали в арестантские роты, 1 – заключен в тюрьму, 1 был признан «действовавшим без разумения». 19 человек оправдали. Хотя под стражей до суда некоторые просидели 2 года и 4 месяца, этот срок им не был засчитан[335]335
  ГАРФ. Ф. 63, 1906. Оп. 26. Д. 434. Т. 3. Л. 222.


[Закрыть].

Сведения о принадлежности Е. П. Эфрон к «Оппозиционной фракции партии социалистов-революционеров» начальник охранного отделения Москвы впервые сообщил в ДП 15 июня 1906 г. Получил он их «агентурным путем». Он писал, что во главе деятельности «оппозиции» среди крестьянского населения встала «известная отделению как ярая анархистка жена 2-й гильдии купца, Елисавета Петрова Эфрон, 44 лет, племянница бывшего Московского генерал-губернатора».

Полковник Климович называет Е. П. главой Исполнительного комитета, созданного совместно крестьянской и рабочей организациями, одну из дочерей («Веру или Елизавету») – заведующей бюро внешних сношений крестьянской организации.

В донесении говорится о собрании Исполнительного комитета 14 июня 1905 г. в общежитии Московского сельскохозяйственного института, на котором, кроме членов ИК, присутствовало «еще около 15 человек». На собрании «читался и разъяснялся» «Устав» крестьянской организации, «а затем Елисавета Эфрон выслушала отчет неизвестного, именующего себя «Донским», только что приехавшего из Клина, куда он, ездил для агитации среди местного населения, и дала ему, а равно и некоторым другим участникам собрания поручения по агитации и распространению тенденциозной литературы среди крестьянского населения Ярославской, Смоленской и Орловской губерний».

Далее полковник сообщает, что «указанная литература будет получаема из известного в Москве книжного магазина «оппозиции» «Рассвет», в котором, в числе прочих, служит упоминавшаяся уже дочь Елисаветы Эфрон. В заключение Е. Эфрон указала адрес для провинциальной корреспонденции: платформа «Удельная» Московско-Рязанской ж. д., г-же Бур».

Климович просил ДП, «в виду крайней серьезности названной операции, о чем достаточно свидетельствует ее устав», учредить просмотр корреспонденции и сообщать ему. К докладу он приложил «добытый агентурным путем» 1 экземпляр «Устава крестьянской организации»[336]336
  ГАРФ. Ф. 102, 00, 1906. Д. 20. Ч. 22. Л. 9, 10.


[Закрыть]. Несмотря на неточности «агентурных сведений» (Елизавете Петровне в 1906 г. было уже 52 года, она не была племянницей московского генерал-губернатора, не возглавляла Исполнительный комитет «оппозиционной фракции», ни Лиля, ни Вера не заведовали бюро внешних сношений, не работали в магазине «Рассвет» и прочее), в главном они были достоверны: к 15 июня 1906 г. Е. П. стала активным членом «Оппозиционной фракции», в частности, ее крестьянской организации, которая имела свой «Устав», где конкретизировались задачи крестьянской организации и определялась ее структура.

Крестьянская организация ставила своей задачей «объединение всей массы трудового крестьянства и рабочего люда в деревне в стройную и сильную организацию в целях сознательного и дружного выступления всего трудового народа в борьбе за землю и волю».

Членом ее по уставу мог быть всякий, кто принимал программу и тактику партии социалистов-революционеров и устав крестьянской организации. Он отвечал за свои действия перед группой, а она – перед своими выборщиками. Все группы составлялись только из выбранных членов.

Крестьянская организация состояла из следующих «подразделений»: сельское братство, районное братство, уездный братский комитет, губернский крестьянский комитет, областной крестьянский комитет, Всероссийская крестьянская организация (в нее входили избираемые по 1 человеку от каждого областного комитета).

Губернский крестьянский комитет имел при себе 4 бюро: организационно-агитационно-пропагандистское, литературно-техническое, боевое, по внешним сношениям. Каждое бюро посылало по 1 человеку в Исполнительный комитет Московской организации (последняя исполняла функции «Всероссийской организации»)[337]337
  ГАРФ. Л. 121, 121 об.


[Закрыть].

Новые члены «из крестьян и рабочих» принимались (и исключались) на собрании братства простым большинством голосов. Относительно финансов организации в уставе сказано: «Желательно, чтобы каждый член братства вносил установленный процент на общее народное дело»[338]338
  Там же. Л. 122.


[Закрыть].