Текст книги "Невероятная одиссея человека. История о том, как мы заселили планету"

Охотники за древними черепами: пещера Ниах, Борнео

Прилетев в Саравак, один из штатов Малайзии, расположенный на острове Борнео, я снова отправилась в джунгли. Пещера Ниах – одна из множества пещер в горном известняковом массиве Гунунг-Субис примерно в 15 км от побережья. Пещера находится в национальном парке, и мы остановились в коттеджах парка. Чтобы добраться до пещеры, я пересекла реку Ниах на пароме, а затем прошла через джунгли 3,5 км по дощатым настилам до самой пещеры.

Я очень волновалась перед посещением Ниах, ведь это было одно из мест, в которых я очень хотела побывать и при планировании поездки внесла в «список желаний». Великолепная, просторная пещера естественного происхождения в фантастическом пейзаже среди высоких откосов известняка, покрытых влажным тропическим лесом, выглядела типичной археологической стоянкой. Это одно из самых известных мест археологических раскопок в Юго-Восточной Азии.

Раскопки в пещере Ниах между 1954 и 1967 гг. вели Том Харрисон, бывший в то время директором музея штата Саравак, и его жена Барбара. Том оказался на Борнео в 1932 г. еще студентом в составе орнитологической экспедиции. Но, очарованный культурой даяков, «охотников за головами» с острова Борнео, решил заняться антропологией. Во время Второй мировой войны Харрисон был заброшен на парашюте на Борнео в тропический лес с заданием завербовать коренных жителей против японцев. Таким ужасным способом он успешно возродил практику охоты за головами. Харрисон находился на Борнео до капитуляции японцев, а потом и в последующие годы. После войны он занял должность директора музея в Сараваке. Том Харрисон знал об очень древних останках человека, найденных на Яве, – разновидности Homo erectus, известной как «яванский человек», – и начал раскопки в пещере Ниах в поисках «человека с Борнео» [1].

Я подошла к пещере через крупный открытый грот, известный как пещера торговцев, где собиратели XX в. промышляли гнездами саланган и продавали свою странную добычу изготовителям деликатесного супа. Сегодня в пещере по-прежнему работают собиратели гнезд. Из пещеры торговцев я поднялась по деревянным ступенькам, плавно переходящим в дощатый, слегка приподнятый над поверхностью земли настил, и внезапно оказалась перед огромным западным входом в Большую пещеру Ниах. Она была просто огромной: высотой 60 м и длиной 180 м. Хотя я и видела ее на фотографиях, но оказалась не готова к реальным масштабам. Я видела деревянные столбы, свисающие с потолка пещеры, и наблюдала, как сборщик гнезд поднимался сначала по веревке, а затем по столбу. Он сбрасывал подельникам маленькие гнезда, напоминающие пластиковые чашки, с перьями в затвердевшей слюне. Выглядели они весьма неаппетитно. В последние годы сбор гнезд увеличился до такой степени, что популяция саланган резко сократилась; теперь сборщики работают в рамках строгих квот, но, как и с большинством других пищевых продуктов класса люкс, все это кажется жестоким и ненужным. Тем не менее за такой причудливый китайский деликатес собиратели гнезд получают хорошие деньги.

Том Харрисон обнаружил множество доказательств использования пещеры Ниах древними людьми, включая большое количество захоронений периода неолита, датируемых между 2500 и 5000 л. н. [2]. Я обошла место раскопок Харрисона у западного входа в пещеру. Первоначальные траншеи остались открытыми, и многие захоронения периода неолита были на самом виду. Это довольно странно: обычно археологи забирают человеческие останки, поскольку хотя в течение тысяч лет кости и сохранились, но при раскопках меняются окружающие их прежде условия, что может привести к ухудшению их состояния. И конечно, эти неолитические захоронения выглядели довольно неважно. Вход в пещеру Ниах был освобожден от высоких деревьев, чтобы туристы могли оценить ее размеры и все великолепие. Но из-за такого освещения на известковых сводах, потолке пещеры и захоронениях выросли зеленые водоросли.

Я пришла не из-за захоронений: они были слишком недавними. Ниже неолитического кладбища, прямо у западного входа и в глубине донных отложений располагалась вырытая Харрисоном «адская траншея» длиной 7,5 м, получившая такое название из-за адских условий, в которых работали археологи: душно, жарко и влажно. Но тяжелая работа окупилась, когда в 1958 г. Том Харрисон обнаружил «глубокий череп». Это был явно анатомически современный человек, с круглым черепом и надбровными дугами и затылком современного вида. Судя по глубине, на которой был обнаружен череп, ожидалось, что он окажется достаточно древним. Сразу над черепом, в слое осадочных пород, располагался древесный уголь, который Харрисон отослал на радиоуглеродное датирование. Результаты показали, что на тот момент он нашел самое раннее свидетельство пребывания современных людей за пределами Африки: возраст черепа составлял 40 тыс. лет [2]. В то время к таким данным отнеслись с недоверием: для современного человека на Борнео это казалось слишком рано.

Большая пещера Ниах

Сам череп обычно хранился в музее штата Саравак в Кучинге, но куратор Ипои Датан любезно организовал возвращение черепа на первоначальное место, и поэтому я смогла увидеть череп в пещере, в которой он был найден. Я аккуратно открыла картонную коробку. Фрагменты черепа были склеены и проложены ватой для защиты при транспортировке на мотоцикле в лес. Я осторожно вынула их. Это были большая часть куполообразного свода, или вершины черепа, фрагмент левой височной кости рядом с левым ухом и часть основания черепа. Верхняя челюсть с верхними зубами осталась в Кучинге, но из отчетов я знала, что зубы мудрости отсутствовали, а значит, череп принадлежал молодому человеку, и возраст его (или ее) составлял лет двадцать – двадцать с небольшим. В основании черепа также присутствовали признаки сращения двух костей в сустав со сложным названием «клиновидно-затылочный синхондроз» – этот признак подтверждал, что череп принадлежал взрослому, а не ребенку.

Было довольно трудно понять, мужской это череп или женский. К признакам мужского черепа относится более грубая форма и больший объем (поскольку мужчины обычно более мускулисты и более крепкого телосложения), но у двадцатилетних эти особенности часто находятся в процессе развития. Многие восемнадцатилетние мужчины еще выглядят по-девичьи, хотя и протестуют против такого определения. Наблюдая за людьми в университете, я действительно замечаю разницу между студентами первого и третьего курсов. Они растут во всех направлениях, и за три года их лица заметно меняются. На мой взгляд, «глубокий череп» выглядел как женский, но с учетом молодости того или той, кому принадлежал этот череп, я не была полностью уверена. Другие исследователи описывали череп как «вероятно, женский».

Квадратная форма глазниц, широкий нос, немного выдающаяся челюсть и форма зубов хорошо соответствовали предположениям исследователей, что древние жители Юго-Восточной Азии, то есть предки современного населения Андаманских островов и коренных народов Малайзии, Филиппин и Австралии, должны были походить друг на друга [2].

Харрисон так и не опубликовал полного отчета о стоянке, и в 2000 г. международная группа археологов во главе с Грэмом Баркером из Кембриджского университета и Ипои Датаном, который привез для меня череп из музея штата Саравак, спустились в пещеру Ниах для исследований [3]. Их задача состояла в сборе информации из открытых траншей – эти данные содержались в ноутбуках, на фотографиях и в найденных в ходе первых раскопок археологических материалах. Кроме того, они собирались начать некоторые новые раскопки. Определенный Харрисоном возраст «глубокого черепа» – 40 тыс. лет – всегда вызывал споры. Некоторые археологи предполагали, что датировка была неверной, другие утверждали, что череп был намного более поздним и даже относился к периоду неолита, а из-за расположения в наиболее глубоких слоях его считали старше, чем на самом деле.

Таким образом, одна из ключевых задач группы Баркера заключалась в том, чтобы узнать, был ли череп действительно настолько древним, как говорил Харрисон. Вернувшись к «адской траншее», они подтвердили точное место обнаружения «глубокого черепа». Стало ясно, что, скорее всего, череп не провалился на глубину, на которой был обнаружен. Затем с помощью современного радиоуглеродного УМС-датирования был определен возраст древесного угля из осадочных отложений, в которых череп был найден, и методом урановых серий – возраст самих костей. Новая датировка возраста «глубокого черепа» составила примерно 39–45 тыс. лет, что подтверждало предположение Харрисона о его древности.

В регионе есть несколько других стоянок с очень древними окаменелыми останками. В пещере Табон на острове Палаван на Филиппинах к северу от Борнео найден череп, возраст которого составляет примерно 17 тыс. лет, а также большая берцовая кость, возраст которой определен как 58 тыс. лет, хотя этот результат еще следует подтвердить [4]. Коренной зуб, возможно, принадлежавший современному человеку, со стоянки Пунунг на Яве может быть еще более древним [5]. Археологические стоянки позднего палеолита в Корее датированы периодом около 42 тыс. л. н., некоторые останки современного человека есть в пещерах, возраст которых, оцененный через датирование связанных останков, составляет примерно 40 тыс. лет [6]. Но и через пятьдесят лет после обнаружения «глубокий череп» остается самым ранним свидетельством присутствия современных людей в Юго-Восточной Азии и одним из самых древних за пределами Африки [2].

При повторных раскопках в пещере Ниах были найдены другие человеческие кости, включая фрагменты большой берцовой кости и еще одного черепа. Внутренняя поверхность этих фрагментов черепа была окрашена охрой, что поставило перед археологами вопрос, было ли это частью ритуала похорон или, возможно, череп просто использовали в качестве «банки с краской».

Свод черепа Ниах

Кроме останков древних людей было обнаружено множество свидетельств их образа жизни, и даты заселения пещер отодвинулись в прошлое еще дальше от возраста «глубокого черепа». Один из важных выводов, сделанных в результате находок пещеры Ниах, заключается в том, что охотникам-собирателям удавалось выжить в окружающей среде, которая только на первый взгляд кажется зеленой и обильной. На самом деле здесь очень сложно найти пищу. Многие растения, выглядящие довольно привлекательно, ядовиты, а животные хорошо прячутся в плотной листве. Я уже представляла себе, какие знания и навыки нужны современным охотникам-собирателям, чтобы добыть пропитание в малайских джунглях. В пещере Ниах присутствовали доказательства такой же смекалки и находчивости, насчитывавшие примерно 46 тыс. лет.

Группа Баркера исследовала огромное количество костей животных из раскопок Харрисона, по которым можно было судить о пищевом рационе и способах охоты жителей пещеры. Кости животных находились в слоях, датированных периодом между 33 и 46 тыс. л. н. Многие кости были обожжены, что, вероятно, говорило об остатках очагов, небольшого домашнего хозяйства эпохи палеолита. Другие же хранили следы разделывания туши животного, поэтому археологи могли быть уверены в том, что в этом процессе участвовали люди. Судя по всему, благодаря многочисленным окрестным обитателям охотникам удавалось поймать разнообразную дичь: кости принадлежали различным видам животных, включая бородатых свиней, лангуров и варанов.

Некоторых из этих животных добыть было не слишком трудно; моллюсков легко находили в реках и болотах, а по некоторым сведениям, современные охотники из тропиков ловили дикобразов, панголинов, варанов и черепах просто руками. Я могла поверить в это, поскольку видела, как девочки племени ланох проворно вытаскивали из реки Эйр-Бах изворотливых рыб.

Однако на обезьян охотиться труднее. Наличие костей обезьян в осадочных породах пещеры Ниах говорит о том, что люди успешно охотились на животных, живущих на деревьях. Прямых доказательств существования метательных орудий нет, об этом можно судить лишь по тому, чем они питались. Я вспомнила о духовых трубках охотников ланох. Полностью изготовленные из природных материалов, они бы не сохранились в земле длительное время. Через тысячелетия все, сделанное из бамбука или древесины, исчезло бы, став невидимым для археологов. Теперь я намного лучше понимаю, насколько трудно определить, на что был похож чей-то образ жизни, если все, что обычно остается, – лишь несколько обломков камня и фрагменты костей.

Древность духовых трубок и лука со стрелами все еще остается спорной. Нет никаких доказательств их раннего использования, но следует учитывать, что большая часть органических материалов полностью разрушается. Самые ранние убедительные доказательства использования лука и стрел связаны с Европой. Это было всего 11 тыс. л. н., хотя некоторые археологи утверждают, что их могли изобрести намного раньше [7]. В пещере Ниах найдены костные и хрящевые наконечники, которые, возможно, могли использоваться в качестве стрел.

Найденные в пещере кости свиньи также указывают на довольно сложную технику охоты – а также на любовь к свинине. В современной Малайзии на свиней традиционно охотятся с собаками и с помощью копья, духовой трубки, лука и стрел, ловушек, а также из засады. Собак можно сразу исключить, поскольку они появились на Борнео только в период неолита. Другие методы отвергать нельзя, но без большего количества археологических данных можно только догадываться о том, каким образом охотники-собиратели добывали дичь.

В пещере Ниах было столько свиных костей, что археологи XXI в., повторно определяющие ее возраст, предположили, что, возможно, именно охота на свиней привлекла людей в этот регион. Кости исследовали на предмет определения возраста съеденных свиней: две пятых части костей принадлежали молодым свиньям. В современной Малайзии отмечалось и увеличение, и резкое сокращение популяции свиней, связанное с колебаниями урожая плодов тропического дерева под названием диптерокарпус (по-гречески «двукрылоплодный»). Диптерокарпусы, в свою очередь, зависят от погодных циклов в Южном полушарии. В годы обильного плодоношения популяция диких свиней может всего за несколько месяцев увеличиться почти в десять раз, в результате чего возрастет доля молодых особей. Возможно, как раз в «хорошие свиные годы» группы охотников-собирателей устраивали сезонные лагеря у входа в пещеру Ниах и лакомились свининой [3].

Найденные кости обезьян также служили подсказками для понимания, как выглядела окружающая среда того времени – скорее всего, около пещеры росли деревья. Это подтвердил анализ пыльцы из отложений «адской траншеи», показавший периодическое чередование гор и низменностей с влажным лесом. Приблизительно 40 тыс. л. н. здесь находилась низина, покрытая тропическим лесом, более неоднородным, чем сейчас, так как климат был суше, хотя и с большим количеством дождей [2, 8]. Середина OIS 3 – между 40 и 47 тыс. л. н. – была особенно теплым и влажным периодом [6]. Я приехала к пещере Ниах в самый разгар сезона дождей; днем часто шли ливни, и, сидя в сухой пещере, я смотрела на промокший лес и представляла охотников-собирателей. После дождя влага быстро испарилась, и с крутых лесистых склонов напротив входа в пещеру поднимались легкие клубы тумана.

Похоже также, что охотники-собиратели знали, как извлечь максимальную пользу из растений, и научились обрабатывать ямс для удаления ядовитых веществ. В сыром виде ямс (Dioscorea hispida) достаточно ядовит, и небольшое его количество может убить взрослого человека. Но плоды и семена ямса можно сделать безопасными, если зарыть их на пару недель в землю, а затем отварить, или зарыть семена вместе с пеплом на более длинный срок. Обнаружив ямы с пеплом и частицами орехов, группа Баркера предположила, что, возможно, древние охотники-собиратели использовали такой способ для удаления ядовитых веществ. Было также сделано предположение, что собиратели регулировали лесные массивы, используя огонь для расчищения некоторых участков: археологи обнаружили особенно высокое содержание пыльцы юстиции (растения семейства Acanthaceae), которая одной из первых поселяется на освобожденных с помощью огня участках в современном лесу. По сути эти данные говорят о выжигании обширных областей густых влажных тропических лесов в Юго-Восточной Азии в период между 30 и 40 тыс. л. н. [8].

В недавнем прошлом племена охотников-собирателей Юго-Восточной Азии вели кочевой образ жизни и в зависимости от времени года были вынуждены перемещаться с места на место, чтобы более экономно использовать ресурсы джунглей. Из данных, найденных в пещере Ниах, следует, что древние собиратели тоже вели бродячую жизнь, но снова и снова возвращались в пещеру, которая была основным местом их пребывания, и откуда они делали вылазки в поисках еды. Большая часть свидетельств деятельности человека в пещере – кости животных, оставшиеся после еды. В пещере очень немного каменных орудий, но, поскольку они изготовлены из камня, принесенного с расстояния 5 км от пещеры, логично, что, покидая пещеру, охотники-собиратели не выбросили бы орудия за ненадобностью. В архивных материалах раскопок Харрисона также имеется несколько костяных орудий, найденных среди костей забитых животных в слое, возраст которого составляет порядка 33–46 тыс. лет. Это шесть фрагментов обработанной кости, включая один заостренной формы, напоминающий шило или инструмент для проделывания отверстий [3].

Костяные орудия рассматриваются как одни из предметов, характеризующих период верхнего палеолита, и традиционно считаются частью более сложной технологии и культуры, появившейся в Европе около 40 тыс. л. н. в период ориньяка. Однако мы уже видели, что корни этой очевидной «революции», возможно, находятся в Африке и что первые люди, покинувшие Африку, уже могли изготавливать сложные орудия, включая костяные наконечники, закрепленные на древке копья.

Хотя в пещере не было никаких усовершенствованных каменных орудий, украшений или произведений искусства, сравнимых с европейскими периода верхнего палеолита, Баркер утверждал, что, судя по археологическим находкам, изобретательность и долгосрочное планирование свидетельствуют о «современном» подходе к жизни. Несомненно, собиратели обладали способностью использовать широкий диапазон ресурсов: заманивали животных в ловушки, на охоте использовали какое-то метательное оружие, очищали клубни ямса от ядовитых веществ и с помощью огня освобождали лесные участки от деревьев. Способность выжить во влажном лесу помогла расселению людей по Юго-Восточной Азии. Но в этом регионе они были не одни, и, расселяясь, начали посягать на территории, занимаемые более древними людьми [2].

Хоббит: Флорес, Индонезия

За последние десять лет самым впечатляющим вкладом в историю эволюции человека стало обнаружение останков карликовых людей, живших на индонезийском острове Флорес. Это событие всколыхнуло палеоантропологическое сообщество, а издания пестрели заголовками о «находке века». Но что действительно привлекло всеобщее внимание, так это доказательства существования другого вида человека в одно время с современными людьми. Хоббиты жили на своем индонезийском острове вплоть до недавнего времени – примерно до периода 10 тыс. л. н. Мы уже знаем, что, когда в Европе появились современные люди, там все еще бродили неандертальцы, но эта новость оказалась до мурашек неожиданной.

Уже давно привычна мысль, что сегодня мы единственные представители рода на планете (хотя с генетической точки зрения имеется достаточно аргументов, чтобы отнести к роду Homo и шимпанзе, и горилл). Некоторые даже считают, что мы настолько не похожи на других животных, что являемся особым созданием. Когда же обнаруживается другой вид, ставящий под сомнение нашу уникальность, иллюзия рассеивается. Как сказал на момент открытия Крис Стрингер: «Это замечательно, ошеломляюще и даже сенсационно… Это ставит под сомнение саму идею о том, что именно делает нас людьми». Тот факт, что кроме нас на планете, возможно, были (а по мнению некоторых, все еще существуют) другие люди, не совсем человеческого облика, так или иначе жутковат. Еще более ужасны мифы острова Флорес об эбу-гого: небольших существах, населяющих пещеры и вызывающих у сельских жителей настороженность и страх.

В 1995 г. Майк Морвуд и Дуг Хоббс находились в Северо-Западной Австралии на побережье Кимберли. Они вели раскопки стоянки XVIII в., где индонезийские рыбаки варили трепангов, продавая их китайцам как деликатес. Но контакты между Азией и Австралией гораздо древнее обнаруженных исторических материалов. Первые австралийцы могли прибыть из Индонезии. Поэтому археологи приступили к планированию раскопок в Индонезии для поиска древних современных людей, заселивших этот регион, и предков первых австралийцев [1].

Индонезийский остров Флорес казался лучшим местом для начала: здесь уже были найдены древние каменные орудия, и Майк Морвуд мог объединиться с работающими там индонезийскими палеонтологами и археологами. Но уже тогда ощущалось что-то интригующее, что никак не вязалось с Флоресом. На всем протяжении плейстоцена остров Флорес был отделен от ближайших островов Бали, Ломбок и Сумбава глубоководными морскими каналами. Считалось, что современные люди – единственные гоминиды, кому удалось пересечь море. Но ранее обнаруженные на Флоресе орудия казались слишком древними для современных людей. Возникли некоторые сомнения – а действительно ли это были каменные орудия.

Международная группа, проводившая в 1997 г. раскопки, обнаружила в слое вулканического туфа долины реки Соа каменные орудия, датированные периодом между 800 и 900 тыс. л. н. Статья об этом достаточно важном открытии была опубликована в журнале Nature. Морвуд предположил, что орудия изготовили Homo erectus, поскольку, как было известно, в то время в Юго-Восточной Азии присутствовали только эти гоминиды. Но это означало, что Homo erectus пересекли море, что было весьма спорным утверждением.

В последующие годы работы в долине реки Соа продолжались. Группа увеличилась, нужно было исследовать несколько пещерных стоянок, в которых при предыдущих раскопках обнаружили некоторые более свежие доказательства присутствия современных людей, включая захоронения и каменные артефакты последних 10 тыс. лет. В апреле 2001 г. начались раскопки в Лианг-Буа, «прохладной пещере». В качестве землекопов взяли местных жителей, представителей народа манггараи. Они работали лопатами и бамбуковыми палками, затем перешли на кувалды и долота, чтобы пройти через слои твердого натечного камня. Эти раскопки были глубже предыдущих, и с увеличением глубины стороны траншеи тщательно укреплялись. Морвуд не собирался останавливаться на слоях, которые казались «бесплодными» или в которых отсутствовали какие-либо признаки деятельности человека, он хотел дойти до основной породы. И был вознагражден. В глубоких слоях обнаружили тысячи каменных орудий, костей и зубов животных. Берт Робертс датировал останки, их возраст составил от 74 до 12 тыс. лет. В течение того сезона раскопок единственной находкой, имеющей отношение к человеку, стала странная маленькая и довольно изогнутая лучевая кость.

В 2003 г. группа обнаружила скелет, который приняла за скелет ребенка Homo erectus. Это было интересное открытие. Крупный череп со скошенным лбом хорошо соответствовал Homo erectus, но был очень маленьким. Тело не было похоронено специально, каким-то образом оказавшись в неглубоком водоеме, оно быстро погрузилось в слои грунта, благодаря чему кости сохранились. Они не окаменели и были очень мягкими. Чтобы укрепить кости и поднять скелет на поверхность, использовали смесь моментального клея UHU и лака для ногтей. Когда кости аккуратно очистили, стало ясно, что скелет Лианг-Буа номер 1 (LB1) принадлежал не ребенку, а крошечному взрослому.

Питер Браун, профессор палеоантропологии Университета Нью-Ингленд, вылетел с Майком Морвудом в Джакарту, чтобы осмотреть миниатюрный скелет. Используя расплавленный свинец, Питер Браун определил объем черепной коробки, который составил всего 380 мл. Судя по найденным ранее окаменелым останкам, объем мозга любого взрослого представителя рода Homo должен составлять по крайней мере 600 мл, а современных людей – от 1000 до 2000 мл. Большой мозг – основная особенность людей. Небольшой объем мозга может быть вызван различными патологиями, например микроцефалией, но даже в таком случае объем менее 600 мл очень необычен. Самые древние известные окаменелые останки, найденные за пределами Африки в Дманиси в Грузии и датированные периодом около 1,8 млн л. н., принадлежали гоминиду небольшого роста с маленьким объемом мозга (рост 1,4 м, объем мозга 600 мл), но все равно несравнимого с LB1.

Питер Браун не думал о наличии патологии и не считал, что скелет принадлежит Homo erectus. Он с самого начала хотел отнести его к совершенно новому виду и назвать Sundanthropus tegakensis. LB1 действительно был очень странным: Питер Браун считал, что по внешнему виду карликовый гоминид даже ближе к древним африканским австралопитекам, чем к кому-либо из представителей рода Homo. Тем не менее Морвуд полагал, что, несмотря на столь малый размер мозга, у LB1 имеется достаточное количество признаков, позволяющих отнести его к роду Homo [1]. За этим последовал анализ поведения: изготовление орудий не означает принадлежности к предшественникам Homo. В 2004 г. статья о находке была опубликована в журнале Nature: «новый карликовый гоминид», названный Homo floresiensis, «человек флоресский» [2]. Морвуд и его коллеги предположили, что этот вид произошел от родственной популяции Homo erectus, которая оказалась изолированной на Флоресе и подверглась «эндемичной задержке развития».

Публикация вызвала настоящую бурю среди палеоантропологов и попала в заголовки всех газет мира. Основные дебаты разгорелись относительно того, был ли это действительно новый вид или современный человек с патологическими изменениями. Индонезийский палеоантрополог Теуку Якоб утверждал, что LB1 был просто низкорослым современным человеком с микроцефалией [3]. Но при дальнейших раскопках в Лианг-Буа обнаружили еще двенадцать неполных скелетов, поэтому можно было не принимать в расчет предположение о принадлежности LB1 единственному индивиду с патологией. Даже если результат повторного измерения черепа LB1 и показал несколько большее значение, примерно 417 мл, форма черепной коробки не соответствовала микроцефалии [4]. Однако споры вспыхнули с новой силой после появления в журнале Proceedings of the Royal Society статьи, в которой утверждалось, что причиной низкорослости и малого объема мозга обитателей Флореса, возможно, была врожденная патология щитовидной железы [5]. Но авторы этого последнего утверждения даже не видели реальных костных останков, и их диагноз, поставленный по фотографиям, совершенно не заслуживал доверия. По их мнению, на фотографиях размер гипофизарной ямки (углубления в кости черепа, в котором расположен гипофиз) больше обычного, что является симптомом врожденного гипотиреоза. Это заявление опровергли исследователи, которые видели КТ-снимки черепа.

Когда пытаются объяснить странности скелета с острова Флорес патологией, то предполагают, что его главной особенностью, которая как раз и требует объяснений, является маленький череп. Но при этом не принимается во внимание ни то, что череп заметно отличается от черепов современных людей, ни то, что у скелета необычное соотношение между конечностями. Группа австралийских исследователей во главе с Дебби Аргью, сравнив LB1 с низкорослыми современными люди и другим видом гоминид, согласилась с Морвудом – LB1 не был микроцефалом и, поскольку он достаточно сильно отличается и от современных людей, и от Homo erectus, его можно выделить в новый вид. Однако они также привели аргументы против идеи, что Homo floresiensis произошел от Homo erectus, поскольку он обладал некоторыми особенностями, помещающими его где-то между австралопитеками и ранними Homo [6]. Тщательный анализ костей запястья и плеча LB1 также показал отличия от костей современных людей [7, 8].

Итак, я очень волновалась перед предстоящей возможностью увидеть настоящие кости. Пасмурным мартовским днем я встретилась в Джакарте с Тони Джубиантоно, директором Национального научно-исследовательского центра археологии. Он провел меня вниз по коридору, ведущему в центр, и мы вошли в кабинет, где находились стол, диван и сейф. Тони вынул из сейфа пластиковые контейнеры Tupperware с костями с Флореса и отнес их в более просторную комнату, где уже был подготовлен стол, на который я могла выложить скелет LB1.

В полной тишине, под взглядами Тони и телекамеры я распаковала кости. И сильно озадачилась. Кости были совершенно крошечные.

Я последовательно складывала из костей скелет: сначала, на одном конце стола, череп, потом фрагменты позвоночника, кости рук, кистей, таза, ног и стоп. Так я бы поступила с любым древним скелетом в своей лаборатории в Бристоле.

Это был очень, очень странный маленький скелет. Не было никаких сомнений в том, что LB1 взрослый – все эпифизы (расширенные концевые отделы длинных костей) срослись со своими диафизами (телами костей), полный набор зубов. Но это был невероятно маленький взрослый. Он никоим образом не выглядел патологическим, либо же это должна была быть какая-то необычная болезнь из области научной фантастики, объединившая все его особенности: ужасный недуг, исказивший время и отбросивший части тела на миллионы лет эволюции назад.

Некоторые фрагменты LB1 выглядели как у современного человека, в частности зубы располагались в дугообразных челюстях и по форме, и по размеру напоминали вполне современные человеческие зубы. Но было в нем что-то явно нечеловеческое: неправдоподобно маленький череп с самым широким местом внизу около ушей, округлая средняя часть нижней челюсти, отсутствие подбородочного выступа, утолщение на внутренней поверхности, общая толщина нижней челюсти и ширина ее ветви (части челюсти, поднимающейся до челюстного сустава). Кости конечностей были массивными по отношению к своим размерам, тазовые кости своей странной формой напоминали широкий таз австралопитеков. Соотношение слишком длинных рук и довольно коротких ног было ближе к ранним Homo или даже австралопитекам, окаменелые останки которых обнаружены только в Африке.

До этого момента весь мой опыт «общения» со скелетами ранних гоминид состоял в рассматривании фотографий и слепков. Но на мой взгляд, этот небольшой скелет был очень похож на грацильных австралопитеков (Australopithecus afarensis и africanus), живших в Африке 2,5–4 млн лет назад. Так что же делает подобный представитель гоминид в Индонезии?