Текст книги "Персик"

59

Ноэлю понравился «Крийон». Это был очень современный отель, спокойный и роскошный, а коммутатор работал просто отлично. Его телефон раскалился от звонков в Детройт и из, Детройта, а после заключительного совещания с верхушкой правления «Ю.С.Авто» он получил добро на выполнение своего плана. Завтра пятеро блестящих молодых сотрудников из отдела маркетинга «Ю.С.Авто» сядут в самолет и отправятся в Париж. Ноэль лично проинструктирует их относительно дальнейших шагов, а потом напоит и накормит, прежде чем отправить на выполнение задания.

На столе перед ним лежал список дилеров компании де Курмонов по всей Европе. Имена самых крупных и самых верных были выделены красным – во Франции, Германии, Великобритании, Италии, Испании и Португалии. Ноэлю даны полномочия предложить им исключительные права на европейское распространение имевшего успех «сталлиона» «Ю.С.Авто». Он собирался также предложить им на первых порах благоприятные условия с обещанием солидной рекламы и поддержки в каждой стране – шанс, которого они не захотят упустить, даже несмотря на верность де Курмонам. Ноэль, конечно, не собирался просить их отказываться от «флер». Это уже было лишним. Он знал, какую машину предпочтут покупатели, когда у них появится возможность выбирать между «сталлионом» и «флер». У «флер» не было ни единого шанса.

Получить «добро» из Детройта оказалось не таким уж легким делом. Правление было осторожным, но они доверяли его мнению, а когда Ноэль намекнул, что рассчитывает на удачу, потому что имеет личные связи с одним из членов семьи де Курмон, этот довод окончательно решил дело. Конечно, это была лишь первая часть плана. Он многому научился от Клер Антони… результат и количество очков, быстрые решения и умение вертеться – успех сегодня и сегодня же награда за него. Ноэль добьется выхода «Ю.С.Авто» на рынок де Курмонов, а затем, когда компания будет ослаблена из-за огромных потерь в сбыте своих автомобилей, он вклинится в нее.

Резкий звонок междугородной связи прервал ход его мыслей, и он раздраженно снял трубку.

– Ноэль? У вас все в порядке?

– Все хорошо, Пич, – сказал он, откинувшись на стуле и забрасывая ноги на стол. – Просто занят, как всегда.

– О, извините… может быть, мне перезвонить позже. У меня ничего важного.

– Важно уже то, что вы позвонили, – спокойно сказал Ноэль. – И, кроме того, нет ничего более приятного для меня, чем говорить с вами. Это гораздо интереснее всего, чем я сейчас занят.

Мягкий очаровательный смех Пич согрел холодный гостиничный номер.

– Во всяком случае, сейчас я звоню не потому, что у меня проблемы, – добавила она. – Я просто хотела рассказать вам, что Вил здесь, со мной, в Лондоне. Ваши адвокаты надавили на Гарри, и он ведет себя очень прилично – думаю, потому что знает – у него нет выбора, но лучше иметь видимость дружеских отношений, во всяком случае для Вила.

– Как он поживает? – спросил Ноэль.

– Ему должны сделать последний рентген в больнице, а после, если все будет хорошо, ему разрешат уехать со мной. Я хочу взять его во Францию, на Ривьеру. Поживем у бабушки. Там он быстро наберет силы.

Ноэль прижал трубку подбородком и заложил руки за голову. Он молчал, ожидая, что она скажет.

– Я увижу вас в Париже, Ноэль?

– Я хотел бы, Пич, но не уверен, что пробуду здесь так долго. Сможете заранее сообщить, когда будете здесь?

– Да, конечно. Я так и сделаю. – В голосе Пич звучало разочарование. – Я хотела поблагодарить вас еще раз за помощь – я не знаю, что могло бы случиться со мной без вас, Ноэль. Нет, вернее, знаю: я бы потеряла Вила. Как я могу отблагодарить человека, который собрал по кусочкам мою разбитую жизнь?

– Не нужно никаких благодарностей, Пич, – мягко ответил Ноэль.

– Я скучаю без вас, – неожиданно сказала Пич. – Мне было хорошо с вами, Ноэль Мэддокс.

– Отлично. И я скучаю. Даже больше, чем должен.

Возникла пауза, и затем Пич повторила:

– Так я сообщу, когда буду в Париже.

– Я буду ждать. – Ноэль положил трубку и, улыбаясь, откинулся назад. Жизнь была хороша и шла в должном направлении.

60

Вил Лаунсетон был смышленым ребенком. Все эти годы он чувствовал натянутые отношения между отцом и матерью и знал; что у его друзей отношения между родителями были другими. Но об отце говорили, что он – гений, а его мать была эксцентричной француженкой с очень эффектной внешностью. Всем отцам его друзей она очень нравилась, хотя сам Вил не считал ее красивой. У нее был слишком большой рот, и нос, немного вздернутый вверх, как у матери Джейка Нортрана, хотя Джейк и рассказывал мальчишкам своего класса по секрету, конечно, что настоящий нос его матери заменили пластикой. Долгое время Вила мучил вопрос, как миссис Нортран может дышать пластиковым носом, пока Пич не объяснила ему, смеясь, что Джек имел в виду пластическую операцию. Кроме того, Пич была слишком высокой и одевалась совсем не так, как остальные матери, но Вил уже перерос тот момент, когда хотелось, чтобы она выглядела как все и пользовалась своим настоящим именем – Мари или Изабель, а не Пич. Он хотел этого, когда ему было шесть-семь лет, а сейчас Вил по-настоящему гордился тем, как она выглядела, особенно на огромных рекламных щитах. Его мать неожиданно превратилась в «звезду», и авторитет Вила в школе подскочил вверх.

Конечно, он догадывался еще до несчастного случая, что что-то происходит. Тетя Августа все чаще и чаще стала приезжать в Лаунсетон, а его мать – оставаться в Париже или встречаться с ним в Лондоне, а не дома. Тетя Августа была хорошей, но он не мог представить себе, почему его отец предпочитал ее обществу Пич. Августа была легко предсказуема, с ней было скучно. Когда она гостила в Лаунсетоне, Вил знал наперед, что будет каждый день на обед; он поспорил как-то сам с собой и оказался на сто процентов прав. Но, видимо, отцу нравилось именно это.

Однако он испытал потрясение, когда, уже идя на поправку, узнал, что всегда будет жить с отцом и Августой, мать никогда не вернется. Он плакал каждую ночь и однажды даже услышал, как экономка сказала, что очень жестоко заставлять мальчика так убиваться по матери. А потом все переменилось, и жизнь снова стала похожа на прежнюю, когда он был то с отцом, то с матерью, – но никогда с обоими вместе. Вот и сейчас он в Париже, с Пич. И с этим новым человеком.

Вил подозрительно рассматривал Ноэля, сидя за столом на борту парохода «Муше». Пич же казалась довольной, все время улыбалась и была ласкова. Вил понял, ей хотелось, чтобы ему понравился Ноэль Мэддокс. Идея поехать на пароходе по Сене принадлежала Ноэлю, хотя Вил считал эту поездку смехотворной: кому нравится сидеть за ужином и смотреть из окна на все эти старые здания, даже и подсвеченные прожекторами? Когда они встретили мистера Мэддокса в «Крийоне», и тот сообщил Пич, что заказал столик на борту «Муше», поскольку считал, что это будет интересно Вилу, в глазах матери Вил прочел сигнал, означавший: улыбайся и веди себя прилично, что он и сделал. Разве он не сказал: «Спасибо большое, сэр, это будет очень интересно»? Но это не означало, что ему действительно должно быть интересно. Лучше бы он купил гамбургер и чипсы в магазине около площади Оперы и сходил на новый фильм с Джеймсом Бондом в кинотеатр на Елисейских полях, а этот американец вообразил, что Вил – турист. Да он знает Париж не хуже Лондона – и гораздо лучше мистера Мэддокса!

– Посмотри, Вил, – сказала Пич, когда пароход проходил под мостом де Сюлли. Справа открывался великолепный вид на Иль-Сен-Луи, а прямо виднелись шпили собора Богоматери на Иль-де-ля-Сите.

– Посмотри, дорогой, ты можешь увидеть наш дом.

Вил встал, вглядываясь в выпуклые окна, и Пич с улыбкой обернулась к Ноэлю.

– Мы никогда не видели его с реки, – сказала она.

– Вы живете там? – спросил Ноэль, глядя на внушительные фасады домов из серого камня.

– Вон там! – взволнованно закричал Вил. – Тот дом, который стоит на самом углу, вон там!

Люди, сидящие рядом, стали оборачиваться, и Пич сказала, радуясь его возбуждению.

– Тише, дорогой. Дом был построен одним из де Курмонов в семнадцатом веке, и он довольно знаменит. Все большие частные дома в Париже назывались «отель», по типу «отель де виль» – городская ратуша. Боюсь, что отелю де Курмонов пришлось пережить недавно некоторые изменения. Сейчас он сам зарабатывает на свое содержание – как и вся семья. Он стал опознавательным знаком де Курмонов – парижским символом компании в мире.

Лицо Ноэля оставалось спокойным, когда он снова обернулся к столу и налил вина в бокалы.

– Посмотри, мама, посмотри туда! – закричал Вил возбужденно, когда стали видны суровые стены Нотр Дам. Прожекторы осветили фантастических существ на водосточных трубах и башнях.

– Вот видите, – шепнула Пич, – ему все-таки интересно.

Ноэль пожал плечами.

– У меня нет опыта общения с мальчиками, но могу предположить, что ему больше пришлось бы по душе съесть гамбургер и посмотреть фильм с Джеймсом Бондом.

Вил обернулся и добродушно улыбнулся ему.

– Все в порядке, мистер Мэддокс, – сказал он мягко. – Я совсем не против. А фильм С Бондом посмотрим завтра.

– Согласен, – улыбнулся ему в ответ Ноэль.

Позже Ноэль бродил по великолепным комнатам дома де Курмонов, в то время как Пич укладывала Вила спать. Он внимательно осмотрел громадную мраморную лестницу и фрески с изображением летящих херувимов на куполообразном потолке, старался представить Пич маленькой девочкой, поднимающейся по этим широким ступеням, преодолевающей их одну за другой, направляясь в спальню. Он прошелся по холлу, пол которого был выложен мраморными черными и белыми квадратами, и подумал, играла ли она на нем в классики, обошел огромную элегантную гостиную с множеством диванчиков, любуясь портретом Мари-Франс де Курмон, прабабушки Пич, кисти знаменитого художника. На другой стене висел портрет Леони кисти Сарджента – неземной красоты, в облегающем золотом платье, с протянутыми вперед руками и спящей черной пантерой у ног.

– Это бабушка, – раздался голос Пич сзади.

– Я знаю, – сказал Ноэль.

– Идем, посмотрим на Месье.

Пич взяла его за руку и повела обратно в зал. На портрете был изображен мужчина. В твердых линиях рта угадывалась некоторая жестокость, а глаза смотрели пронзительно и властно. Его взгляд, казалось, следовал за Ноэлем, даже когда он отступил в сторону. А синие глаза Месье были такие же, как у Пич, – темные и волнующие. На маленькой позолоченной табличке внизу стояло:

«Жиль, герцог VI де Курмон».

– Я с ним иногда разговариваю, – призналась Пич, – когда я здесь одна.

– О чем вы с ним говорите?

– Ну, я делюсь с ним решениями, которые приняла относительно компании. Рассказываю, что пытаюсь сделать. Обещаю ему, что буду стараться выиграть.

– Вам это удается? – спросил Ноэль, взглядывая не нее.

– Стараюсь, – вздохнула Пич.

– Скажите мне, – неожиданно спросил Ноэль, – когда вы были ребенком, вы когда-нибудь играли в классики на этих мраморных изразцах?

Пич вдруг вспомнила ненавистные уродливые подпорки и запах черных кожаных ремней, и ей показалось, что до сих пор они стягивают ее ноги.

– Я никогда не играла в классики, – резко ответила она. Взяв Ноэля за руку, она повела его по широкому коридору в главную гостиную.

Они уселись друг против друга на белых диванах по обе стороны большого камина под сверкающими венецианскими канделябрами семнадцатого века. Горничная в белом кружевном передничке поставила на столик около Пич серебряный поднос с кофе.

– Вил – хороший мальчик, – заметил Ноэль, – и очень смышленый. Он знал, что я промахнулся с этой экскурсией, но простил мне ошибку.

– Не переживайте из-за этого. Я ошибаюсь очень часто – возьму его на фильм или спектакль, который понравился бы ему годом раньше, а сейчас оказывается слишком «детским» для него. Трудно угнаться за растущими детьми – они всегда на шаг опережают нас.

– Когда-нибудь все это будет принадлежать ему, – сказал Ноэль, отпив из чашки.

– Все это и то, что, может, останется от «империи» моего деда. – Пич неуверенно посмотрела на Ноэля. – Мне неприятно беспокоить вас, когда вы и так были слишком добры ко мне, но я очень ценю ваше мнение. Я знаю, что вы один из самых уважаемых авторитетов в автомобильной индустрии.

Ноэль смотрел, как Пич сбросила свои туфли, – он заметил, что они на низких каблуках, чтобы Пич не была выше его. Она свернулась на белом диване, подперев голову рукой, и встретилась глазами с Ноэлем. В мягком коралловом платье, с золотистой кожей, пышными каштановыми волосами, она была исполнена чистой красоты дорафаэлевых девушек Россети. А цвет глаз, устремленных на него с тревогой, напоминал глубокую синеву ночного неба.

– Видите ли, Ноэль, «флер» не продается так, как мы надеялись, – стала объяснять Пич. Этот автомобиль должен был сделать гигантский скачок на мировой рынок и составить конкуренцию таким машинам, как японский «датсун», итальянский «фиат» и немецкий «фольксваген». «Флер» – хорошая машина, Ноэль, может быть, немного дорогая для своих размеров, но прочная и добротно сделанная. Ручки на дверцах не отваливаются, и она заведется холодным зимним утром – словом, надежная.

– Да, «флер» – хорошая машина, – осторожно согласился Ноэль.

– Тогда почему, Ноэль? Почему она не идет на рынке? У всех наших дилеров большие сферы сбыта, они оставались преданными де Курмонам многие годы – некоторые еще с довоенных времен. А «флер» стоит на витрине, вместо того чтобы ездить по дорогам!

– Вы готовы услышать правду? – спросил Ноэль.

Она взглянула на него.

– Неужели все так плохо?

– «Флер» – меньше, чем нужно, а цена завышена. Ошиблись на стадии замысла. Автомобиль ориентирован на рынок, которого просто не существует. Ошибку допустили уже конструкторы. Автомобиль получился ни тем, ни другим: он слишком велик, чтобы называться компактным, и слишком мал для семейного автомобиля. Сзади нет места для парочки детей и собаки и, может быть, для кое-каких покупок. Линии тоже неважные – он недостаточно «спортивный» и не совсем «сегодняшний», так сказать. «Флер» – как переделанная модель прошлого года. Вы должны простить меня за то, что я сейчас скажу, – но ваша конструкторская команда должна быть уволена, все, до единого человека.

Пич в ужасе смотрела на него.

– Но «флер» должен был спасти де Курмонов, – возразила она, – в него вложены миллионы.

Ноэль пожал плечами.

– Мне очень жаль, Пич. Вы просили сказать правду. Конечно, вы можете спросить и других людей, но, боюсь, в «Ю.С.Авто» все придерживаются того же мнения.

– Но сначала реакция была очень хорошей, – сказала Пич, – хотя критики были жестоки. Или, как я теперь понимаю, объективны.

– Сначала всегда хорошая реакция, особенно на такую рекламную кампанию, как ваша, и я хочу вас поздравить. Это был единственный положительный момент относительно «флер». Главным образом из-за вашей внешности.

Пич с трудом улыбнулась.

– Ноэль, вы представляете себе, что произойдет, если автомобиль не будет расходиться? Компания не сможет продолжить работать – слишком много денег вложено в него.

– Вообще не надо было менять уровень рынка сбыта, – ответил Ноэль. – Конкурентами «курмону» должны стать «мерседесы», а не «фольксвагены». Старик на портрете был прав – он создал дорогостоящую машину для избранных, а также соответствующий образ. Ваше лицо должно было бы продаваться на самом высоком, дорогом рынке наравне с «мерседесами» и «поршами», а вы все свели к интересам домашней хозяйки с окраины. Вам требуются конструкторы, большие затраты и ограниченное производство. «Курмон» не должен предназначаться для средних и низших классов, Пич. Это ведь так очевидно. Ориентируйтесь на самый верх, и тогда вы победите.

Пич сидела выпрямившись, руки сложены на коленях, ноги сдвинуты вместе – она напоминала школьницу, слушающую объяснения своего учителя. Ноэль заметил, что ногти пальцев ног были покрыты лаком кораллового цвета, а обнаженные ноги были нежными и мягкими. Руки, поскольку она была в платье без рукавов, казались Ноэлю гладкими и шелковистыми. Свет канделябров падал на золотистую кожу её груди в том месте, где вырез платья опускался ниже. Ноэль с усилием оторвал от нее глаза.

– Все кажется таким очевидным, таким простым сейчас, когда вы объяснили, – проговорила Пич упавщим голосом. – Я знаю, вы правы. Я вам верю.

Ноэль улыбнулся.

– Люди платят мне тысячи за совет такого рода, – заметил он. – Воспользуйтесь им, если хотите. Я гарантирую, он сработает.

– Я буду платить вам, – неожиданно воспрянула духом Пич, – если вы начнете работать для компании де Курмонов, Ноэль Мэддокс, и покажете нам, как и что надо делать!

– Пич, – Ноэль поднялся на ноги и потянулся, – боюсь, что де Курмоны не могут позволить себе взять меня на работу.

Она проводила его до дверей, ступая босыми ногами по мраморному полу холла. Вечер был теплым, и гирлянды лампочек освещали Сену. Они стояли вместе на верхней ступени лестницы.

– Но только вы можете спасти компанию, Ноэль, – продолжала убеждать его Пич. – Никто, кроме вас, не понимает, что надо делать.

Ноэль улыбнулся.

– Хорошо, я подумаю об этом, обещаю. – Наклонившись, он прикоснулся к ее губам. – Спокойной ночи, Пич.

Пич сбежала за ним вниз по ступенькам.

– Ноэль… Спокойной ночи!

Он помахал ей рукой, удаляясь.

– Я позвоню вам завтра, – сказал он на прощанье.

Пич ждала Ноэля, сидя за столиком в «Максиме». Она была единственной женщиной здесь – все другие столики были заняты представителями делового мира, которые обсуждали важные сделки и крупные суммы за фаршированными цыплятами, запивая их вином «Гран-Кру». Она пригласила сюда Ноэля, чтобы поговорить о деле, и нервничала сейчас, разрываясь между воспоминаниями о едва заметном трепете его губ, когда он целовал ее, и необходимостью поступать согласно его совету или пережить падение де Курмонов. Выходя утром из дома, Пич подошла к портрету деда.

– Я сделаю, что смогу, дедушка, – пообещала она.

Появился Ноэль, он шел к ней мимо других столиков. Его худое смуглое лицо было сурово и сосредоточенно. Он выглядел человеком, способным справиться с любой ситуацией и умеющим управлять собой и своей жизнью. Господи! Последний раз она так волновалась, когда впервые увидела Гарри на крикетном матче в Лаунсетоне. Но Ноэль Мэддокс никогда не позволит, чтобы его соблазнила женщина, – так, как это можно было сделать с Гарри. Ноэль был человеком, который сам находит то, что ему нужно, – и берет это. Его глубоко посаженные глаза, темные и отсутствующие, вспыхнули, когда он увидел ее.

– Пич, – сказал он, протягивая руку. – Извините, я опоздал… позвонили по делу из Детройта, возникло несколько проблем, с которыми нужно было разобраться.

– Ничего срочного, надеюсь?

– Ничего важного, что могло бы оправдать мое опоздание, – небрежно сказал он. – Мне действительно очень жаль.

Он взглянул на шампанское, ожидающее в ведерке со льдом у столика.

– Мы что-нибудь празднуем?

– Надеюсь, что да. Именно поэтому мы здесь.

Ноэль рассмеялся, в то время как официант стал наполнять их бокалы.

– Праздник уже то, что я здесь с вами, Пич, – добавил он смущенно. – Вы такая красивая в этом желтом платье, похожи на сливочное ванильное мороженое, облитое шоколадом.

Ей вспомнились экзотические сравнения, к которым прибегал Гарри… обнаженная девушка, украшенная гирляндами цветов, пантера на зеленых лужайках Англии, в тропических джунглях или на белом мягком песке морского берега…

– Это самый приятный комплимент, который мне когда-либо делали, – сказала она, довольная.

– Я не мастер делать комплименты, – неловко признался Ноэль. – Я умею только работать.

– Именно по этой причине мы встретились здесь, – сказала Пич. – Я разговаривала с Джимом Джемисоном сегодня утром. Ноэль, он сказал мне, что вы встречались с ним несколько недель тому назад?

– Я обсуждал с ним возможный интерес «Ю.С.Авто» к компании де Курмонов, – признался Ноэль.

– Вы никогда не говорили мне, что наша компания может заинтересовать «Ю.С.Авто».

Ноэль пожал плечами.

– До вчерашнего дня мы не обсуждали с вами деловые вопросы. Я был в Европе по делам «Ю.С.Авто» и услышал о положении дел де Курмонов. Я думал, что встретиться с Джимом будет нелишним, хотя он, наверное, сказал вам, что я не знал даже, кому принадлежит компания.

– Тем не менее, – сказала Пич, – я рассказала Джиму о нашем разговоре вчера, и он вынужден был согласиться, что вы сказали правду. Он согласился со мной и в том, что компании нужны вы, Ноэль. Не просто кто-нибудь вроде вас, а именно вы.

Ноэль подавил торжествующую улыбку, спрятавшуюся в уголках его рта. Он победил. Он получил, что хотел, – место президента компании было почти в его руках. Ноэль насладился моментом, прежде чем ответить.

– Пич, вы отдаете себе отчет, о чем вы просите? Вы ведь знаете, что я – один из самых высокооплачиваемых сотрудников «Ю.С.Авто», – через несколько лет я могу рассчитывать на пост президента. Такая работа под ногами не валяется, Пич, это одна из самых высоких должностей в мире, и за нее платят дьявольски много. Почему я должен пожертвовать всем этим и пытаться спасти умирающую иностранную компанию?

Пич уставилась в свой бокал, как будто ее интересовали маленькие спирали пузырьков газа.

– Я просто надеялась, потому что… потому что мы – друзья. Сейчас я понимаю, что это глупо с моей стороны – и очень несправедливо.

Ноэль взял ее за руку.

– Пич, наша дружба есть и будет. Ее глаза оставались тревожными.

– Я должен подумать об этом, – сказал он. – Может быть, есть выход – но я не уверен, что де Курмоны будут счастливы воспользоваться им.

– Я буду счастлива! – воскликнула Пич. – Я ведь и есть де Курмон!

– Есть возможность включить компанию в состав «Ю.С. Авто». Тогда мы можем получить финансовую поддержку для того, чтобы поставить компанию снова на ноги и начать работать. Конечно, это означает что вам придется частично лишиться прав в вашей компании, но это – единственное условие, при котором кто-либо решится вкладывать в нее деньги. Но я могу обещать вам, Пич, что, если вы решите пойти по этому пути, имя де Курмон станет в ряду с первыми именами в автомобильной индустрии. Оно вернется туда, где было раньше, при Месье, – на самый верх.

– Кажется, у меня нет выбора, – сказала Пич, испытывая противоречивые чувства, – горечь, что она теряет управление компанией, и радость, что ее можно спасти. – Или компания перестанет существовать, или я отдаю власть.

Ее глаза встретились с его взглядом.

– Я доверяю вам, Ноэль. Я сделаю так, как вы говорите.

Ноэль улыбнулся ей и сделал глоток шампанского.

– Пройдет, вероятно, несколько месяцев, – сказал он, – прежде чем мы сможем закончить все формальности. – Он знал, что к тому времени «сталлион» вытеснит с рынка автомобиль де Курмонов «флер», и компания будет только рада его предложению и деньгам «Ю.С.Авто».

– Я подожду, – пообещала Пич, ее глаза снова ожили.

Ноэль поднял бокал и произнес:

– Тогда давайте праздновать! – Он улыбнулся своей золотой богине. Она была для него тем, чего он желал больше всего на свете.