Текст книги "Персик"

69

Париж сверкал в лучах октябрьского солнца, когда Пич с маленьким Чарльзом на коленях смотрела из окна такси, по пути из аэропорта Орли на Иль-Сен-Луи. Черные очки, которые она надела, должны были скрыть от посторонних опухшие от слез глаза.

Когда она позвонила Ноэлю, голос женщины был полон такой теплой, полусонной интимностью, что у нее не оставалось сомнений в том, что случилось, даже если бы эта женщина и не сказала всего того, что она услышала, – сначала, что Ноэль спит, а потом, что не спит. Пич была так поражена, что сначала потеряла дар речи, и только потом почувствовала боль. Господи! Никто никогда не говорил ей, что бывает так больно! С Гарри было совсем не так – но она никогда и не доверяла Гарри так, как Ноэлю. Настолько она уверовала в то, что Ноэль никогда не предаст ее доверия, что во время всех его путешествий по Штатам без нее ей никогда ив голову не приходило сомневаться в нем. Мягкий смех этой женщины снова зазвучал в ушах, и Пич пришлось потрясти головой. С несчастным видом она посмотрела на милое личико своего сына. Он улыбнулся и был очень взволнован тем, что едет в такси. Чарльз любил находиться в автомобиле – Ноэль всегда говорил, что, очевидно, сын пошел него.

Чарльз выглянул из окна, когда такси свернуло во двор их парижского дома, и радостно засмеялся.

– Мы снова дома, мама, – сказал он, сияя.

– Да, мы дома, Чарльз, – сказала Пич, – во всяком случае, думаю, что да.

Она взглянула на дом, который раньше казался ей таким гостеприимным и живым. Его большая прихожая наполнилась возбужденными криками маленького Чарльза, а из-за закрытых двойных дверей главной гостиной доносились голоса.

– Сегодня – семинар для дилеров, мадам Мэддокс, – пояснил Оливер.

Ну да, конечно, она совсем забыла об этом! Ноэль, с присущей ему способностью, развил ее мысль о том, что дом должен приносить доход на свое содержание, и стал использовать его для проведения конференций агентов но сбыту, семинаров дилеров, рабочих совещаний со своими служащими. Вообще-то одной из причин, по которым Пич уехала на этой неделе, было желание не встречаться со всеми этими деловыми людьми, хотя, конечно, у них с Ноэлем были свои личные апартаменты.

– Месье Мэддокс, мадам, звонил из Детройта. Он просил передать вам, что позвонит еще раз сегодня вечером.

«Ну, и что он скажет? – подумала Пич. – Что она не так поняла? Что женщина была экономкой и только что вошла с утренней чашкой кофе?» Пич сама могла бы придумать тысячу таких оправданий для него, чтобы выкрутиться, – если бы могла поверить ему. Но чего этим добьешься? Ее доверие к нему было подорвано, и что бы Ноэль ни сказал, она чувствовала себя так, как будто у нее выбили почву из-под ног.

Пич взглянула на часы. Она дождется его телефонного звонка, не будет спрашивать, не будет обвинять. Он сядет в самолет сегодня вечером и завтра будет здесь с ней. Она выслушает все, что он собирается сказать ей, потому что так сильно любит его и до сих пор надеется, что все неправда. Ведь остается же вероятность того, что она неправа.

Ноэль встретился с Биллом Мастерзом, президентом «Грейт Лейкс Моторс», в одиннадцать часов на следующее утро и после взаимного обмена любезностями изложил причину, которая привела его сюда.

– Вы не самая подходящая кандидатура, Ноэль, – сказал Мастерз, покачав головой. – Вам пришлось бы долго убеждать совет в обратном и, должен сказать, меня тоже. Согласен, что вы хорошо показали себя во Франции, вы проделали колоссальную работу, этого у вас не отнимешь. Но мы живем в Штатах, Ноэль. Правила игры здесь другие. У вас есть Уоллстрит, все эти держатели акций, наши пайщики наступают нам на пятки. Попробуйте объяснить им, что вы вкладываете деньги в новые технологии и потому их дивиденды в ближайшие годы значительно уменьшатся, и вы увидите, что произойдет… Экономика всей страны содрогнется от негодования.

– Не надо менять все самым крутым образом, – возразил Ноэль. – Как мае представляется, все можно сделать постепенно. Я бы хотел попытаться все объяснить вам за обедом, и если возможно, и председателю.

– Артур сегодня в Вашингтоне, вернется ближе к вечеру, но это не помешает нам с вами хорошо поесть вместе, и вы сможете рассказать мне, что замышляете.

Ноэль осторожно взглянул на него. Мастерз заглотнул наживку, хотя и не одобрял его идей. Это пока была лишь щелочка, но достаточно было и ее.

За обедом он сказал Мастерзу:

– Доходы компании опять перевешивают; если вы не будете осторожны, они поскачут вниз по наклонной, как это было уже в семьдесят третьем. Конечно, они могут подниматься первые полгода и снижаться в следующие полгода, но мы с вами знаем, что у «Грейт Лейкс» неприятности, и никакая бухгалтерия не сможет надолго скрыть действительного положения вещей. Один-единственный раз компания должна планировать на длительный срок. Пайщики получали приличные деньги все это время, и настал час вложить капитал в производство.

Мастерз наблюдал, как официант осторожно разделывает его печеную рыбу, «морской язык» по-дуврски, улыбнувшись, когда тот положил две безукоризненные половинки на тарелку. Принесли зеленый салат, заправленный лимоном, который любил Мастерз, и, дожидаясь, пока Ноэлю принесут заказанную им рыбу-меч, он пил минеральную воду «Перрье».

– Я вижу, что вы тоже избегаете лишнего холестерина, – заметил он, – это болезнь чиновников. Вы, конечно, слышали о Лансе Антони? Очень не повезло. Ланс – достойный человек. Он мог бы оказаться сейчас на вашем месте, если бы не его болезнь.

– Да, это большая потеря, – осторожно согласился Ноэль.

– К счастью, у него хорошая жена и отличная семья, – заметил Мастерз. – Очень трудно уходить в отставку раньше положенного срока, тем более когда ты хороший работник. А сейчас, Ноэль, расскажите мне, что вы планируете сделать с «Грейт Лейкс Моторс».

– Разделать ее, – усмехнулся Ноэль, – как только что сделали с вашей рыбой. Вынуть из нее хребет и вставить новый. Удалить полдесятка старых подразделений, производящих свои собственные автомобили, и сделать из них только два – подразделение больших автомобилей и подразделение маленьких. Заставить их работать как самостоятельные компании и сделать их ответственными за свои собственные автомобили. Избавиться от внутренних подразделений, производящих для нас детали и части, чтобы мы могли покупать их на рынке по устраивающим нас ценам. Создать абсолютно отдельную компанию для проведения исследований и разработок и выйти с автомобилем, который бы мог конкурировать с японскими малолитражками, и срезать их цену. Больше заинтересовать рабочих в их труде: заключить договора между ними и управлением на основе консенсуса, как это делают японцы, чтобы они почувствовали себя уже не просто наемной рабочей силой. И нагрузить в первую очередь производство инженерами и проектировщиками, работающими вместе, как мы делали, выпуская «дюка», причем нашей целью было ускорить производство и уложиться в три года вместо пяти.

Мастерз внимательно смотрел на него.

– Ноэль, – сказал он, проглотив рыбу, – вам станет жарко на совете директоров с такими-то идеями.

Ноэль пожал плечами.

– Это совету директоров скоро станет жарко, независимо от того, примут они мои идеи или нет. Яйцо или курица, так сказать.

Забыв о еде, он стал развивать пункт за пунктом свои теории.

– О’кей, о’кей, – в конце концов сказал Мастерз. – Давайте посмотрим, сможем ли мы связаться с Артуром сегодня вечером, и тогда вы изложите свои идеи ему.

Ноэль поудобнее устроился на стуле и отпил из своего стакана глоток минеральной воды. Первый барьер был взят.

Мать Артура Оранелли была ирландкой, а отец – итальянцем, и он имел репутацию драчливого ирландца и прыткого итальянца. Ему было шестьдесят семь лет, и он поднялся по служебной лестнице почти так же, как Ноэль. В тот вечер, потягивая виски, разбавленное водой, в его неброском, удобном доме в Гросс-Пойнт, Ноэль почувствовал, что будет внимательно выслушан здесь, безо всяких предубеждений, которых он опасался сегодня утром, стоя под душем. Артур Оранелли выслушает его и будет судить о нем по его предыдущей работе и по идеям управления «Грейт Лейкс Моторс».

Было уже около полуночи, когда он, наконец, закончил излагать свои замыслы и ответил на прямые вопросы Оранелли. Ноэль откинулся на спинку стула, чувствуя себя опустошенным. В руке он держал стакан с виски, о котором совсем забыл, и наблюдал, как Оранелли меряет шагами отделанную деревом библиотеку, скользя взглядом по полкам с книгами в красивых переплетах и редкими книгами, стоящими за стеклом. Оранелли был известным коллекционером.

– Я люблю книги, – сказал Оранелли, поймав его взгляд, – а автомобили мне только нравятся. Не то, что вы: автомобили – ваша страсть, а страсть иногда мешает человеку объективно смотреть на вещи.

Ноэль слушал его, не перебивая.

– Что именно вы хотите от «Грейт Лейкс Моторс», Ноэль? Поговаривают, что ваш успех с «дюком» вскружил вам голову и вам нравится роль звезды.

Руки Ноэля крепче сжала стакан.

– Это образ, созданный газетами и телевидением, – сказал он, – я не могу контролировать все, что печатают и говорят на ТВ. Мои задачи гораздо более личные, мистер Оранелли. Я бродил мальчишкой по этим улицам без гроша в кармане, и только моя страсть к двигателям и автомобилям сделала меня тем, кто я есть сейчас. Роль звезды меня не привлекает. Власть – вот что мне надо. Мне нужна власть, чтобы изменить компанию, которая может утонуть под собственной тяжестью. У меня нет иллюзий, что быть председателем такой компании – легкая прогулка, это горячее место. Я готов принять все камни и стрелы, которые средства массовой информации, сегодня обожающие меня, будут счастливы обрушить на меня завтра. – Он пожал плечами. – Это их игра. А мою вы теперь знаете.

Оранелли кивнул.

– Вы откровенный человек, таких немного. В этом бизнесе откровенность может помочь или погубить вас. Но в данном случае она вам на руку. Все, что вы сказали мне сегодня вечером, имеет смысл, хотя не все еще ясно и многое не сработает по целому ряду причин. Но это уже ваша забота. А пока я буду считать вас своим преемником.

Ноэль глубоко вздохнул и встал, чтобы пожать руку Оранелли.

– Спасибо, мистер Оранелли. Я очень ценю это.

Оранелли, довольный, рассмеялся.

– Хочется опять стать молодым и начинающим, – заметил он. – Теряешь вкус борьбы, когда доживаешь до моего возраста. Но скажите мне, Ноэль, – обратился он к нему, провожая к выходу, – а как же «Курмон»? Ведь это семейная компания вашей жены, не так ли? И она связана с «Ю. С. Авто». Что случится с «Курмон», если вы переключитесь на «Грейт Лейкс Моторс»?

Первый раз Ноэль не знал, что сказать. Он ни разу не вспомнил о Курмонах с той минуты, как получил от Клер Антони внутреннюю, информацию о «Грейт Лейкс Моторс».

– Моя жена – председатель компании, сэр, – сказал он. – У нас отличная команда в правлении, и, конечно, я передам управление тому, кто придет вместо меня. Никаких столкновений интересов между нами не будет.

– М-м-м, – задумчиво протянул Оранелли, – но может возникнуть чисто личный конфликт. Ну, вам виднее. Спокойной ночи, Ноэль. Хорошо, что мы встретились.

Возвращаясь в город и раздумывая над словами Оранелли, Ноэль вдруг вспомнил о своем обещании позвонить Пич и о том, что он давно должен был лететь в Париж. С беспокойством думая о жене, он решил позвонить ей утром и вылететь самым ранним самолетом.

70

Ее чемоданы уже грузили в автомобиль, а симпатичная девушка, которую Пич выбрала, памятуя старую Нанни Лаунсетон, чтобы помогать ей с Чарльзом и будущим ребенком, ждала в холле, держа Чарльза на руках. Пич подумала, как мило он выглядел в своей маленькой красной шерстяной шапочке, а его серьезные серые глаза были совсем как у Ноэля. Резкий звонок телефона заставил ее вздрогнуть, хотя этого звонка она ждала всю ночь, не в силах заснуть. Оливер был у машины и помогал укладывать чемоданы, и Пич вернулась обратно и сняла трубку в маленькой гостиной.

– Пич, слава Богу, я, наконец, дозвонился до тебя. – Голос Ноэля был очень усталый.

– Ты мог бы позвонить в любое время, Ноэль. Кстати, я все время ждала, что ты позвонишь. Мне передали также твое сообщение, что ты собирался быть дома утром, – холодно ответила она.

– Пич, извини меня, я был связан по рукам и ногам весь вчерашний день и не мог позвонить. Я освободился только глубокой ночью и не хотел будить тебя.

– Я уверена, тебе и в голову не пришло, что я просто не могла спать. Или что могу ждать твоего звонка – хотя сейчас сама удивляюсь, почему я это делала.

– Пич, тут происходят большие перемены – я не могу сказать все по телефону, это слишком важно.

Пич отодвинула от себя трубку и удивленно посмотрела на нее – ни слова о том, что случилось, ни звука о той женщине. Он мог говорить только о работе.

– Я надеюсь, что длинные дни и длинные ночи не включают ту женщину, которая подошла к телефону вчера? – спросила она дрожащим голосом. На другом конце провода наступило молчание. – Так как, Ноэль? – сказала она. – Только не надо выдумывать никаких историй. Я знаю, что это была твоя любовница, – я поняла это по ее голосу.

– Она не моя любовница, Пич…

– Но она была в постели с тобой! – Она ждала и молилась, чтобы он отрицал это и доказал, что произошла ошибка. – Так что же, это правда, не так ли? – Ее голос задрожал еще сильнее.

– Пич, что ты хочешь от меня услышать?

– Я хочу услышать от тебя правду.

– Я никогда не лгал тебе…

– Значит, она все-таки была в постели с тобой!

– Да, была… Но это совсем не то, что ты думаешь, Пич…

– Не то, что я думаю? Боже ты мой! Ноэль, ты, должно быть, думаешь, что я все такая же глупая маленькая девчонка, на которой когда-то женился Гарри! Если ему это сходило с рук, то сойдет и тебе. А я так верила тебе! Так любила тебя!

– Не переставай меня любить, Пич, – взмолился он. – Это не имеет никакого отношения к нам с тобой – я все тебе объясню, когда увидимся.

– Когда увидимся? Тогда почему ты не здесь? Вся моя жизнь пошла прахом, а ты за тысячи миль от дома. Ты даже не побеспокоился позвонить мне, потому что, видите ли, был очень занят. Черт тебя подери, Ноэль Мэддокс, я ненавижу тебя!

Бросив трубку, Пич взбежала по ступенькам в свою комнату, не замечая Чарльза и изумленной девушки, дожидавшихся ее у входа.

Она вся дрожала и опустилась на кровать, огромным усилием воли сдерживая слезы. Надо взять себя в руки и контролировать свои чувства. Ей надо подумать о Чарльзе. Она была ответственной матерью, даже если и не смогла стать достаточно хорошей женой и возлюбленной, чтобы удержать своего мужа. Зайдя в ванную, Пич выпила стакан ледяной воды и плеснула немного себе на лицо. Потом осторожно спустилась по широкой мраморной лестнице навстречу своему сыну, который ждал ее.

Когда они сошли по ступенькам к машине, она опять услышала телефонный звонок.

– Если это мистер Мэддокс, Оливер, – сказала Пич, – передайте ему, что я уже уехала. И что я не собираюсь возвращаться.

Туман окутал Детройт, как мягкое шерстяное одеяло, отрезав город от всего мира, прервав воздушное сообщение и поймав Ноэля в ловушку в его неожиданно ставшем одиноким доме. Большие окна, которые обычно служили рамой сверкающей картины города, казались сейчас занавешенными простым серым холстом, заслоняя собой устремленные вверх башни и гранитные улицы, которые дали ему жизнь.

С упакованной сумкой Ноэль ждал у телефона. Торжественное григорианское песнопение громко разносилось из многочисленных динамиков его квартиры, а единственная яркая лампа освещала бежевую поверхность телефона, выглядевшего так, словно это был единственный предмет, который что-то значил в комнате. Каждый час Ноэль набирал номер виллы Леони, с нетерпением дожидаясь, когда Марианна снимет трубку, вслушиваясь в щелкающую и гудящую линию.

– Мадам совсем не подходит к телефону, – сообщила она ему встревоженно. Да, конечно, она попросит Пич перезвонить ему по этому номеру.

Ее голос становился все тоньше и взволнованней с каждым его звонком, когда она снова и снова повторяла ему одно и то же.

– О, месье Мэддокс, – сказала Марианна наконец, – нет смысла больше звонить, мадам не будет с вами разговаривать. Вы должны приехать сюда как можно скорей.

Черт возьми, он так и знал. Если он хотел спасти свой брак и удержать Пич, он должен был сесть в следующий самолет и покинуть этот город, погруженный в туман. Расстроенный, Ноэль взял трубку и позвонил в аэропорт поинтересоваться, что, собственно, они собирались делать в сложившейся ситуации, но услышал лишь спокойный, ровный голос, которым пользовались служащие аэропорта, чтобы успокаивать пассажиров, что туман, видимо, рассеется к полудню, и с ним немедленно свяжутся, как только самолет будет готов к вылету.

Направившись на кухню, Ноэль налил себе еще одну чашку черного кофе, переключив свои мысли с Пич на вчерашнюю встречу поздно вечером. Он надеялся, что Артур Оранелли уже на его стороне, потому что Оранелли имел больше влияния в индустрии, чем кто-либо. Билл Мастерз, похоже, согласится с Оранелли, и их совместный авторитет и поддержка как в совете, так и на Уолл-стрит, приблизят к нему его мечту. Нервы Ноэля напряглись, когда он представил себя на этом месте, на самом верху башни, обладателем трона – и власти. Заряженный нервным волнением, он выпил еще одну чашку черного кофе и продолжал ходить по своей квартире, ненавидя пустые окна, которые отрезали его от Детройта. В конце концов Ноэль бросился на диван и снова набрал номер во Франции. На этот раз было занято, бросив трубку и прождав десять минут, он опять набрал номер. Ноэль стал звонить каждые десять минут, но все время было занято. Пич сняла трубку, чтобы телефон не звонил.

Приглушенный телефонный звонок заставил его вздрогнуть. Он с надеждой схватил трубку.

– Да! – прокричал Ноэль.

– Мистер Мэддокс? Вам звонят из агентства международных линий. Мы рады сообщить вам, что, по прогнозу, туман рассеется к часу дня и ваш рейс по новому расписанию назначен на час сорок пять. Над Нью-Йорком ясное небо, и вы легко сможете там пересесть на самолет до Парижа. Мы забронировали вам место на «Эйр-Франс», рейс в шесть тридцать. Вы подтверждаете оба рейса, сэр?

– Отлично. Я выезжаю. – Повесив трубку, Ноэль облегченно вздохнул. Он вылетит из Парижа самолетом в Ниццу и будет на вилле следующим утром. Ноэль вспомнил дрожащий голос Пич по телефону, холодный и далекий… Видит Бог, он не хотел причинять ей боль! И надо найти способ помириться с ней, убедить, что это ничего не означало… Но он никогда не сможет объяснить ей, почему той ночью ему оказалась нужна Клер Антони или почему он искал успокоения в ее объятиях… только ему одному было известно, какое страшное нервное напряжение овладевало им каждый раз, когда предстояло взять еще один барьер на своем пути.

Он взглянул на часы. Двенадцать – он может уже отправляться в аэропорт, не имело смысла больше ждать – на дороге, наверное, еще туман.

Взяв пальто и сумку, Ноэль щелкнул выключателем, отключил проигрыватель и направился к дверям. Снова зазвонил телефон, и он беспокойно оглянулся. Черт, кто это мог быть? Может, Пич? Бросив сумку, он торопливо прошел в комнату.

– Ноэль?

Это был Билл Мастерз, и Ноэль застыл, весь во внимании.

– Дa?

– Рад, что поймал вас. Оранелли сказал, что вы уезжаете сегодня во Францию, но я подумал, что туман задержал вас. Сразу скажу, в чем дело, Ноэль. Артур и я поразмыслили над вашими предложениями, и мы оба одобрили то, что услышали от вас. Предстоит жестокая схватка, Ноэль, но мы оба хотим видеть вас председателем «Грейт Лейкс Моторс».

– Спасибо, Билл. Я очень ценю вашу поддержку, – ответил он, чувствуя, как внутри все взорвалось от радости.

– И я, и Артур поддержим вас на этой неделе, но у нас нет ни малейшего сомнения, что вы сами лучше всех себя подадите. Поэтому мы хотели бы, чтобы вы остались в Детройте. Ноэль, как вы думаете, ваша французская компания может обойтись без вас дней десять?

Бледно-желтое солнце наполнило комнату своим светом, как только туман рассеялся, открывая Детройт его взгляду. Ни минуты не колеблясь, Ноэль ответил:

– Я останусь здесь, сэр, столько, сколько будет нужно.

71

Погода на юге была не по сезону теплая. Несколько припозднившихся отпускников собрались вокруг бассейна в «Хостеллери», впитывая октябрьское солнце, как ленивые сонные животные. Пич бродила по безупречно подстриженным садам, оборачиваясь то и дело на берег, где маленький Чарльз радостно возился под зонтиком со своей няней. Она подумала о ребенке, которого носила в себе уже четыре месяца, о еще не родившемся ребенке Ноэля. Он был очень взволнован, когда услышал, что она вновь беременна.

– Мы заполним эту детскую детьми, – сказал он со счастливым видом, – пусть они разбудят этот огромный старый дом. Новое поколение Мэддоксов как следует потрясет кошелек старых де Курмонов!

Пич помнила, как смеялась над его возбуждением, довольная, что на этот раз он не чувствовал беспокойства, которое владело им перед рождением Чарльза. Ноэль перестал винить во всем свою неизвестную мать. То, что происходило в его жизни, стало уже делом его собственных рук. И этими же руками он уничтожил любовь и доверие, которые были основополагающими в их отношениях. Прошла уже неделя с тех пор, как Марианна передала его сообщение, что он вынужден задержаться в Детройте по делам, – хотя почему ему нужно было оставаться в Детройте так долго, когда его собственная компания здесь, во Франции, было выше ее понимания. Будь проклят этот Детройт, если бы Ноэль любил ее, он сел бы в первый же самолет, спеша оказаться рядом с ней и все объяснить, попросить прощения… Боже, почему Ноэль не поступил именно так, почему, почему? Вместо этого он оставляет ее одну, обиженную и оскорбленную. Странно, что неверность Гарри никогда не трогала ее до глубины души, но с Ноэлем она чувствовала себя раздавленной из-за того, что ее любви оказалось для него недостаточно. Ноэлю нужно было нечто большее, чем Пич могла предложить. Означает ли это, что она была плохой женой? Не она ли сама была виновата? Неуверенная в себе и неспособная понять Ноэля, Пич пошла обратно к вилле.

– Месье Мэддокс снова звонил, мадам, – сказала ей Марианна, – Поговорите с ним в следующий раз, пожалуйста. Ничего хорошего из вашего молчания не получится.

Пич кивнула головой.

– Ты права, Марианна.

Ради Чарльза и будущего ребёнка надо было принимать решение.

Она лежала в постели, когда раздался, наконец, телефонный звонок.

– Пич, я в аэропорту Ниццы, – сказал Ноэль. – Через час буду дома.

Дома. Он до сих пор считал это своим домом… и несмотря на обиду, сердце Пич подскочило, когда он назвал ее по имени.

– Ты слушаешь меня? – Голос Ноэля звучал обеспокоенно.

– Да, слушаю, – ответила Пич.

– Тогда до скорой встречи. Как Чарльз?

– С ним все в порядке.

– А ты, Пич?

– Увидимся позже, Ноэль, – сказала она, вешая трубку.

Уже повесив трубку, Пич поняла, насколько она оскорблена. Ноэль, видимо, решил, что она со своими чувствами может и подождать, пока он не закончит свои непонятные дела, которые задержали его в Детройте, – бизнес или любовная интрижка, Пич не знала и не хотела знать. Он приедет сюда, воображая, что, как только попросит прощения, она сразу же бросится в его объятия – как, без сомнения, поступали другие женщины. Господи! Как она на него зла! Пич готова была раздавить его своим гневом, ранить его так, какранил ее он!

Ноэль никогда раньше не видел Пич в таком состоянии. Она туго стянула волосы в узел, а ее четкие, словно высеченные из камня черты лица, унаследованные его от бабушки, хранили печать глубокой усталости. Пич словно заледенела в своем гневе, и, казалось, можно было откалывать от нее кусочки льда. И смотрела она на него темными и холодными глазами своего деда.

Он протянул навстречу ей руки, но она продолжала стоять у камина, не замечая этого.

Ноэль пожал плечами.

– С чего мне начать? – спросил он.

Пич окинула его ледяным взглядом.

– С той ночи две недели назад, а может, пойдем еще дальше? Сколько еще ночей ты провел с ней?

– Не было других ночей, Пич, – во всяком случае, после того, как я встретил тебя. Эту женщину я знал задолго до тебя, Пич. Я клянусь, что все не так ужасно, как кажется. Это не было чем-то запланированным. Просто так сложились обстоятельства. Мы встретились совершенно случайно…

– Я понимаю – вспомнили старые времена?

Ноэль вздохнул.

– Нет, и не ради старых времен. Так получилось, что у Клер в тот момент было очень тяжело на душе, она чувствовала себя одиноко, и я тоже…

– А как же я? – Крик Пич был исполнен душевной муки. – Мне было так же одиноко, как и тебе, но мне достаточно того, что я жду тебя. Я ведь не думала о том, как скрасить ночи С другими мужчинами. Почему у тебя было по-другому?

– Я не смогу объяснить тебе, Пич, потому что я не уверен, что сам себя понимаю. В тот самый вечер я почувствовал какую-то неуверенность… в своей работе, в себе самом…

– Неуверенность? Это ты-то? Я никогда не замечала в тебе именно этого качества, Ноэль. Мне казалось, что ты всегда знаешь, что делаешь и чего именно хочешь добиться в жизни.

– И что это значит? – устало спросил Ноэль.

– Многие говорят, что ты женился на мне, чтобы получить «Курмон».

– Но ты знаешь, что это неправда.

– Ты так думаешь?

– Послушай, если так думают другие, давай докажем им, что они ошибаются. Причина, по которой я должен был остаться в Детройте, не в женщине, а в том, что председатель «Грейт Лейкс Моторс» собирается в отставку. Появилась возможность занять это место, если я подам там себя соответственно. И я добился этого, Пич. Добился! Похоже на то, что совет предложит мне место председателя! – Ноэль шагнул в ее направлении и протянул ей свои руки. – Вот к чему я стремился всю свою жизнь. Ты представляешь, что это значит для меня?

Пич смотрела на него, не веря своим ушам.

– Председатель «Грейт Лейкс Моторс»? – воскликнула она. – А как же компания де Курмонов? А как же мы? О, я теперь понимаю, я вижу, как ты хорошо все продумал, Ноэль. Я отдала тебе «Курмон», полагая, что ты хочешь добиться успеха ради самой компании, как и я. Она стала нашей компанией, нашей семьей, нашей жизнью… а сейчас я понимаю, что она нужна была тебе как очередной трамплин, чтобы подняться еще выше. И поэтому ты женился на мне – ты хотел воспользоваться «Курмон»!

– «Курмон» была уже умирающей компанией, я смог бы завладеть ею и без женитьбы на тебе, – холодно ответил Ноэль. – Можешь верить, а можешь и не верить, но я женился на тебе потому, что любил тебя. И даже больше того, – добавил он, неожиданно смутившись, – мне нужна была только ты.

– Зачем? Чтобы стать кем-то с именем, которого у тебя никогда не было? – Пич сделала шаг в его сторону, бледное лицо запылало гневом. – Ведь у тебя до сих пор нет имени – и ты всегда будешь сиротой из приюта, ведь так, Ноэль? Тебе хотелось величественного имени, чтобы оно соответствовало твоим величественным амбициям? Ты – загадка, одиночка, ты не позволяешь никому узнать твое настоящее «я», и знаешь почему? Потому что там, внутри, у тебя ничего нет. Почему ты не взглянешь правде в глаза, Ноэль? – язвительно продолжала она. – Твоя мать бросила тебя, когда ты родился, потому что она не хотела тебя! И чтобы компенсировать это, ты захотел иметь все! Я готова спорить, что даже когда она бросила тебя, ты скучал только по ее молоку, оно необходимо было, чтобы выжить и пойти дальше! Но жизнь устроена не так, Ноэль. Ты так и не понял, что ты должен и отдавать что-то взамен. – Она сверкнула глазами, кипя от негодования, ледяная маска слетела с ее лица. – Мне все равно, что ты богат, удачлив и могущественен. Ты уже не изменишься, Ноэль. Ты всегда останешься сиротой из Мэддокского благотворительного приюта!

Она искала ответ в его холодном, скрытном взгляде, но его лицо оставалось каменным.

– Ты права, Пич, – наконец, произнес он, повернувшись и направляясь к дверям, – это именно то, что я есть.

Дверь захлопнулась за ним с резким и решительным щелчком.

– Боже мой! – закричала Пич. – Ты даже не мог хлопнуть дверью! Почему ты ни разу не вышел из себя, ты, проклятый железный человек?!

Она бросилась на диван, слезы градом катились из ее глаз. Она била кулаками по подушкам. Боже мой! Что она наговорила, что она наделала? Пич вскочила на ноги, ненавидя себя, ненавидя его.

– Я не хотела обидеть тебя, Ноэль, – закричала она, распахивая дверь и сбегая вниз, в холл, – Я не хотела обидеть тебя!

Но Ноэль уже ушел.