Текст книги "Ниагара в хрустальном бокале"

21

Постепенно уроки музыки стали для Джоанны любимым времяпрепровождением. Когда подступал назначенный час, она смахивала пылинки с фортепиано, подкручивала высоту кресла под рост своего ученика и раскладывала ноты, не забывая то и дело посматривать на часы. Эта очередность действий превратилась для нее в волнующий ритуал. Когда же звонкий искристый голосок Шона заполнял каждый уголок ее квартиры, вмешиваясь с веселым собачьим лаем, Джоанна чувствовала себя почти счастливой. Она так полюбила чужого ребенка, сама не зная почему, что часто намеренно назначала ему дополнительные занятия. Но и Шон, к радости Джоанны, с удовольствием спешил к ней на урок. Очевидно, их взаимная привязанность происходила от музыкального таланта обоих и легкости, с которой они благодаря ему понимали друг друга. И, несмотря на то что каждый урок начинался с повторения пройденного, ни Джоанна, ни Шон не уставали от кажущейся монотонности. Ученик оттачивал свое мастерство, а учительница успешно реализовывала свои способности. Впрочем, не только способности. Иногда она чувствовала какое-то неуловимое родство с Шоном, словно нить прошлого связывала их двоих. То же самое переживал и он, инстинктивно ощущая родственную душу в Джоанне, ища у нее защиты и материнской заботы, которой ему недоставало в семье.

Джоанна должна была провести с Шоном двадцать пять занятий. Им предстояло еще шестнадцать уроков с разучиванием довольно сложных вещей, но на душе у Джоанны с самого утра было неспокойно. Пока Шон проигрывал новую мазурку, Джоанна нервно следила за бегущей секундной стрелкой на часах, отгоняя странное тревожное ощущение, какое обычно возникает перед грозой.

Шон безучастно водил руками по клавишам, печальная тень омрачала детские черты.

– Сегодня ты делаешь много ошибок. У тебя неприятности? – спросила Джоанна, дружески приобняв Шона за плечи.

– Это из-за предков, – понурившись еще больше, ответил Шон. Ему очень хотелось поделиться с Джоанной своими переживаниями, и в то же время он чувствовал неловкость. Он помолчал и, видя, что Джоанна не начала зевать и не отвернулась со скучным лицом, продолжил: – Стоит им встретиться, они постоянно цапаются, мама говорит папе, что он сломал ей жизнь, а папа отвечает, что ему надоело выслушивать ее капризы.

Джоанна с интересом прислушивалась к детскому голосу Шона, нанизывающему в разговоре фразу за фразой, и не могла избавиться от ощущения, что он ей кого-то напоминает.

– Твои родители в разводе?

– Я не знаю, но папа уехал от нас две недели назад. Скажите, Джоанна, это значит, что он нас больше не любит? – Большие темно-карие глаза доверчиво устремились к Джоанне, и она не могла не улыбнуться.

– Любит, конечно. И тебя любит, и твою маму. – Она говорила тихо и очень доброжелательно, чтобы успокоить тот бурлящий вулкан, который проснулся в ранимой душе мальчика. – Но, может, лучше пожить отдельно, чем ссориться и кричать друг на друга?

– Да, наверное. Вы такая умная, – покачал головой Шон, улыбаясь. Между передними зубами у него была небольшая диастема, поэтому улыбка придавала его лицу забавную изюминку. – Почему у вас нет мужа?

Джоанна смутившись, встала.

– Ты же сам сказал, я умная. Хочешь горячего шоколаду?

– А можно мне на вас жениться, когда я вырасту? – расхрабрившись, спросил Шон.

Нахмурившись, Джоанна уже открыла рот, чтобы пожурить мальчика, но, вспомнив, как сама в пять лет вздыхала о своем учителе музыки, придумала отличный выход:

– Давай договоримся так: если к совершеннолетию у тебя не появится подружка, ты разыщешь меня, и мы обсудим этот вопрос.

– Идет.

И они ударили по рукам.

Минуло полтора часа. Из-за того что Шона не забрали вовремя, занятие продлилось дольше обычного и доставило огромное удовольствие Шону. Чтобы отвлечь ребенка от тревожных предположений, Джоанна занимала его горячим шоколадом и веселыми песенками. Но когда в гостиной появился лучший друг Шона бриар Макс, восторгу не было предела. Тем временем, улучив минутку, Джоанна позвонила Лоуренсу, шоферу, который всегда приезжал за Шоном и еще ни разу не опаздывал. Водитель сказал, что сегодня Шона заберет мать, а сам он целый день в автосервисе.

Наконец под окнами громко посигналили.

– Наверное, папа! – радостно закричал Шон и, бросив мутузить пса, вскочил с пола.

Шон подбежал к окну и запрыгнул на подоконник. У подъезда Джоанны затормозил желтый «ниссан».

– У-у, – недовольно промычал Шон.

– В чем дело, Шон?

– Приехала моя мама. – Он спрыгнул с подоконника и снова уселся на ковер. – Это машина ее подруги Джессики. Можно, я еще немного поиграю с Максом?

– Конечно, можно, но давай позовем твою маму к нам. А то она будет волноваться. – Джоанна наконец расслабилась – потенциальная беда миновала.

– Не будет. Наверное, она опять пьяная и будет ругаться. Вчера она заехала за мной к Питу и обругала его маму за то, что Пит не вернул мне вовремя книгу.

Джоанна присела перед Шоном, взяв его руки в свои:

– Детка, не будь таким суровым. У каждого случаются плохие дни. Спустись, позови маму к нам. Я угощу ее своим фирменным кофе.

Она смотрела из окна, как Шон нехотя подошел к машине. Из салона никто не показался, но через опущенное стекло выглядывал чей-то локоть. В конце концов Шон смог уговорить мать покинуть «ниссан». Слегка покачиваясь, на мостовую ступила высокая, как показалось сверху Джоанне, женщина в модной шляпке. На ней были легкие расклешенные брюки и туника, развевающаяся на ветру. Неуверенным шагом, поддерживаемая Шоном, его мать взошла по ступенькам.

Джоанна успела расставить чашки и достать коробку французского печенья. Дверь в квартиру она оставила нараспашку.

Первым в комнату вбежал Шон и по секрету шепнул:

– Лучше бы она осталась в машине.

Джоанне так давно хотелось познакомиться с отцом или с матерью Шона, чтобы рассказать о его поразительном таланте и том, как он в душе переживает каждую семейную размолвку. Поправив волосы, она улыбнулась и протянула руку вошедшей женщине.

– Джоанна Тайлер, учительница Шона. Я так рада, что вы… ко мне… зашли…

Последние слова ей дались с большим трудом. Рука, не встретив ответного приветствия, опустилась сама собой. Джоанна, оторопев от шока, стояла с широко раскрытыми немигающими глазами и не могла дышать. Не менее болезненный удар получила и мать Шона. Чтобы не упасть, она прислонилась спиной к дверному косяку и только часто-часто моргала. Глазами она уже выразила многое, но для словесных пассажей не хватало трезвости ума. Перед Джоанной предстала Ванесса Деннехи, разодетая в пух и прах, вдребезги несчастная и хмельная.

– Это вы! – ледяным голосом сказала Джоанна, положив руки на плечи испугавшемуся Шону.

– Эгоистичная дрянь! – завизжала Ванесса, наступая на Джоанну. Приблизившись, она вцепилась в плечо Шона и оттащила его в сторону. – Кто позволил тебе прикасаться к моему ребенку?!

Но Шон проскользнул между матерью и Джоанной и, смело защищая учительницу, сказал:

– Мама, почему ты обзываешь Джоанну? Она хорошая, сегодня мы с ней разучивали мазурку.

– Значит, вот кого нанял твой отец обучать тебя музыке? – Ванесса отшвырнула сына с такой силой, что он, упав, ударился головой о пол. – Понятно, почему он так расхваливал ее таланты! Свили себе любовное гнездышко и ребенка моего хотите забрать?

Представшая перед Джоанной в Ниагара-фолс высокомерной и важной дамой, знаменитым адвокатом, Ванесса сейчас стремительно теряла все набранные очки.

Шон заплакал, Джоанна кинулась к нему и прижала его голову к своей груди.

– Иди, малыш, поиграй с Максом. Нам с твоей мамой надо посекретничать. – Она вывела мальчика из комнаты и притворила дверь.

Джоанна пыталась вдохнуть побольше воздуха, но обнаружила, что воздуха ей все равно не хватает, и крепче ухватилась за стол, чтобы не упасть.

– Как жаль, что мне не дали засадить тебя за решетку, – с новой силой зашипела Ванесса. – Ну ничего, теперь я позабочусь, чтобы тебя лишили права преподавать детям. Я уничтожу тебя, я сдеру с тебя шкуру!..

– Только что вы ударили своего сына, миссис Деннехи, и даже не заметили этого. Может, это достойный повод, чтобы бросить пить и заняться своим ребенком? – Джоанна говорила спокойно, делая над собой невероятное усилие, чтобы скрыть нарастающее волнение и дрожь в пальцах. – У Шона талант к музыке и…

Ванесса сделала попытку броситься на Джоанну, но оступилась и упала на колени, выронив сумочку.

– Ты еще смеешь учить меня, ехидна! Ты больше никогда не увидишь моего сына! Шон, негодный мальчишка, иди сюда немедленно! Я приказываю тебе!

Она схватила с пола туфлю и швырнула ее в дверь. На испуганном лице Шона не было ни кровинки. Он был весь белый от страха, и Джоанне казалось, что ее сердце сейчас должно разорваться на куски. Она помогла мальчику собрать ноты в папку и тайком поцеловала в лоб.

– Прощай, Шон. Слушайся родителей и не бросай музыку. – Она почувствовала, как сильная рука выдернула Шона из ее объятий.

– Я не хочу уходить, мама, не хочу, не хочу, – заливаясь слезами, повторял Шон.

Джоанна выбежала следом на площадку и прокричала:

– Пожалуйста, только не бросай музыку!

22

Не спеша звать Ванессу, Роджер глянул в привычные потемки квартиры. Увидев эту квартиру несколько лет назад, Ванесса настояла, чтобы Роджер продал свой старый дом в Бруклине, с окнами на бухту Аппер-Нью-Йорк-бей. И они перебрались в Форест-хиллс, самый фешенебельный микрорайон Куинса. Сколько счастливых мгновений помнили эти стены, и сколько разочарований пришлось им повидать за последние месяцы. Казалось, еще вчера Роджер с Ванессой показывали грузчикам, куда вносить коробки с утварью и книгами, и вот здесь не осталось ничего из вещей Роджера. О том, что он здесь жил, напоминала только фотография в детской. Когда отец уехал, Шон вынул из альбома снимок, на котором они вместе стояли на вершине горы, и поставил на своем письменном столе.

Шон! Что же будет с ним, когда он узнает о нашем разводе? – с горечью думал Роджер. Он должен возненавидеть меня, и Ванесса приложит все силы, чтобы возбудить в нем это чувство. В сотый раз за последний месяц мысли Роджера вновь обратились к ней. И в который раз он тщетно гнал их от себя. Ванесса красива, блистательна, удачлива. Однако недоставало в ней мягкости, нежности, доброты. Чтобы стать преуспевающим адвокатом, Ванесса была готова на любые грязные уловки, лишь бы получить место в престижной конторе. Она добилась своего, не заметив, как превратилась в жестокую, расчетливую женщину под стать мужчинам-бизнесменам, которых так отчаянно хотела обставить.

В гостиной теперь все выглядело иначе. На месте прежнего белого дивана с большими уютными подушками вальяжно распластался новый: длинный, обтянутый зеленой кожей, словно крокодил. В стену напротив дивана был вмонтирован домашний кинотеатр. По телевизору шел какой-то старый мюзикл. Ванесса сидела в левом углу дивана, поджав ноги и сгорбившись. На лице не было ни одного сухого места, глаза вспухли от слез. Вокруг нее все было усыпано использованными бумажными платочками. Услышав его шаги, она отвернулась и обтерла щеки платком.

Господи, может быть, она все поняла? – подумал Роджер. И ему вдруг захотелось обнять Ванессу. Трусливое желание, попытка примириться перед разводом. Он сел напротив нее – какой-то неловкий, глупый, сутулясь, не зная, куда девать руки.

– Я открыл своим ключом. Это в последний раз, – сказал он.

Ключ звякнул о стеклянный стол. Ванесса безразлично посмотрела на него, ей было все равно, останется ключ у Роджера или будет выброшен с мусором.

– Ты готова?

Он помог ей подняться, заметив про себя, что не испытывает никаких эмоций, касаясь ее ладоней, придерживая за талию.

– Нельзя же быть такой аморфной! – Он резко встряхнул ее за плечи и снова усадил перед собой.

– Чего ты хочешь? – бесстрастным голосом спросила она. На Роджера пахнуло коньяком. Ванесса снова напилась.

– Ванесса, прошу тебя, умоляю, открой глаза, прозрей! – Роджер взял ее холодные руки в свои и сжал, стараясь удержать ее внимание. – Многое для нас обоих уже кончилось. А каким будет наше будущее и будущее Шона зависит от доброй воли каждого из нас. Отбрось это ощущение катастрофы, оттого что супружество не удалось. У нас было столько счастливых, возвышенных мгновений, и они никуда не денутся, они в нашей памяти. Но давай смотреть правде в глаза, трещина между нами пролегла задолго до появления Джоанны. И никто, кроме нас, не виновен в этом.

– Джоанна… Снова Джоанна. Ты разводишься со мной из-за нее, а вовсе не потому, что супружество не удалось. – Ванесса отняла свои руки и высморкалась в последний платок, который лежал у нее на коленях. – И зачем я согласилась поехать на эти проклятые водопады? Я привыкла к тому, что ты мне изменяешь, потому что все эти девицы не стоили меня. Поэтому ты всегда возвращался ко мне. А чем эта лучше тех?

– Я прощаю тебе эти слова о Джоанне в память о наших счастливых моментах. Я люблю Джоанну, и мне все равно, что ты думаешь о ней. И знаешь, ведь это не к тебе я возвращался все эти годы. К Шону. Если бы ты не занималась только собой, тратила время не на магазины, а на нас с Шоном, мы могли быть отличной семьей.

– Я не дам тебе свободу, чтобы ты женился на ней, – безумно улыбаясь, сказала Ванесса. – Мечтаешь взять в жены музыкантшу, подстилку в мужском оркестре?

Звук звонкой пощечины отрезвил ее, она вскочила и босиком отбежала к двери. Она не чувствовала боли, но страшный взгляд мужа напугал ее больше, чем удар.

– Замолчи, злобное чудовище! – заорал Роджер. – У тебя пьяная истерика. Ты немедленно приведешь себя в надлежащий вид, и мы поедем в суд. Или мне придется волочь тебя по земле.

Полная дама с жидкими, разлетающимися волосами и серыми глазами, посмотрела на мистера и миссис Деннехи. Уверенным движением руки с коротко остриженными ногтями судья указала супругу на стул слева, супруге – на стул справа.

– Я хотела сначала принять каждого из вас отдельно, – сказала она, – но, увы! – у меня нет времени.

Дама безразлично взглянула сначала на Ванессу, затем на Роджера – они застыли неподвижно и почти отсутствовали, разделенные некой воздушной стеной и чем-то вроде паралича, мешавшим им поворачивать головы друг к другу.

– Мне было бы приятно, если бы вы сидели рядом друг с другом не в последний раз. Сейчас моя задача заключается в том, чтоб заставить вас вспомнить, как это было впервые…

Далее следовало несколько дежурных фраз, сказанных доверительным тоном и призванных вызвать в памяти их полное согласие, которое никогда не должно было превратиться в разногласие. Дама упомянула и малыша Шона, который так нуждается в добрых отношениях между мамой и папой, даже если эти отношения немного испортились. После двадцати пяти секунд торжественной тишины размышлений на истца бросили взгляд, сопровождаемый шепотом:

– Вы настаиваете?

Профиль Роджера не дрогнул, он настаивал даже взмахом ресниц. Секретарь суда встал и впустил в комнату адвокатов. Поскольку бумага о разделе имущества при разводе была составлена вместе с брачным договором, адвокатам оставалось засвидетельствовать свое присутствие и подписать необходимые по процедуре документы.

Роджер не помнил, как выбежала Ванесса, прикладывая платок к глазам. Бедная Ванесса, растерявшая все свои женские качества и столь неудачно заменившая их другими: жаждой достатка, поисками выгод, связей, использованием родственных уз. Он шел на цыпочках, словно опасался споткнуться или раздавить что-то. По обоюдному согласию родителей Шон остался с матерью. Лучше плохая мать, чем никакой, уговаривал себя Роджер, вспоминая, что в течение восьми лет у Ванессы все-таки изредка проявлялись материнские инстинкты. Какие-то посторонние мысли терзали Роджера, и он никак не мог понять, в чем же причина его недовольства: ведь то, чего он добивался, прошло успешно. Уничтожена последняя преграда между ним и Джоанной, вот только согласится ли она в последний раз поверить его словам, простит ли ему ложь? Теперь он знал: Джоанна никогда не собиралась замуж за Салливана, она придумала это, чтобы оградить себя от притязаний Роджера, чтобы уйти от объяснений.

Это означало только одно: Роджер ей не безразличен и встречи с ним причиняли ей боль. А если сердце болит, стало быть, оно все еще любит. Ему хотелось бы ненавидеть, но оно любит. Маленький горящий фитилек, пламя которого колышут ветра сомнений, но гнется, но не гаснет.

И Роджер верил в него, верил вопреки всему.

23

Мало сплю, много работаю, сказала себе Джоанна и открыла дверь в ванную. Первое, что она увидела, это грустное бледное лицо с широко распахнутыми глазами. Джоанна с трудом узнала себя в зеркале – исхудавшую двадцатичетырехлетнюю женщину, и, чем дольше она смотрела, тем меньше ей нравилось выражение собственного лица.

Шона больше не приводили. И хотя на счет Джоанны были переведены деньги за весь курс, она постоянно думала о своем ученике, о его отце, на которого был так похож мальчик. Она сделала все, чтобы Роджер не узнал о ее бедах, но слухи не поймаешь в мешок и не запрешь в темном чулане.

После нашей встречи в парке он навел справки, и, конечно, ему рассказали о скандале в «Эйвери Фишер холл», предполагала Джоанна. И он устроил мне эту работу, сделал добро, о котором я не просила, которого бы не приняла от него. Я не хотела иметь с ним дел, и он провел меня, как девчонку. Я должна была догадаться. А сколько Шон рассказывал мне о своих родителях, и я даже не заподозрила… И манера говорить у него такая же, как у Роджера. Зачем Роджеру понадобилось помогать мне? Неужели только из чувства вины? Шон говорил, что родители не живут вместе и часто ссорятся. А что, если я ошиблась?

Терзания Джоанны усиливала тоска по Шону. Привязавшись к нему, она остро чувствовала, как сильно ей не хватает их музыкальных уроков, его суждений и улыбок. Иногда ночами она просыпалась от ужаса: ей снилось, что пьяная Ванесса снова бьет Шона, а он плачет и просит у Джоанны защиты. Джоанна подумывала о том, чтобы найти другого ученика. Занятия излечили бы ее от печали, и к тому же ей было необходимо оплачивать аренду квартиры. Заплаченные Роджером деньги за сорвавшиеся уроки она твердо решила не тратить. Она их не заработала, а значит, не имела на них никакого права.

Однако случай распорядился жизнью Джоанны совсем не так, как она предполагала. Рано утром в ее квартире раздался телефонный звонок. Она удивилась, потому что никому, кроме Линды, не был известен номер ее телефона, а Линда, как правило, по утрам была на съемках.

Вкрадчивый женский голос был незнаком Джоанне. Женщина назвала свое имя – Мари Кассель, – представилась художественным руководителем оркестра «Метрополитен-опера» и предложила работу как пианистке.

– Вы шутите, наверное? – дерзко спросила Джоанна. – Ни один театр в городе не дает мне работу.

– Я не знаю, о чем вы, – дрогнувшим голосом ответила Мари. – Во-первых, я говорю вам об опере, а во-вторых, я слышала ваши сочинения.

– Где? – изумилась Джоанна.

Она не отсылала свои записи на студии или в театры. Откуда в «Метрополитен-опера» могли узнать о ее маленьком увлечении? Весь разговор показался Джоанне чьим-то злым розыгрышем.

– Вы, конечно, не помните меня. Я видела вас на вечеринке у Билла Салливана. – Джоанна догадалась, что Мари улыбнулась. – Вы в тот вечер дивно играли на рояле. Я спросила у Билла, и он сказал, что вы сами написали музыку. Вы мне не верите?

– Верю, – виновато сказала Джоанна после паузы. – Простите, в последнее время меня постоянно разыгрывают. Вы предлагаете мне заключить контракт?

– Да, если мы устроим друг друга. Но у нас очень мало времени. Вы должны приехать сегодня, – она помолчала, вероятно, выбирая подходящее время, – в два часа. Если вы откажетесь, мне придется предложить эту работу другому.

В голосе Мари послышалось огорчение. Джоанна подпрыгнула от радости. Наконец-то ее мечта сбудется!

– Я приеду. Вы действительно из «Метрополитен-опера»?

– Детка, пора розыгрышей в вашей жизни прошла. Вам выпал счастливый билет, – засмеялась Мари. – Не опаздывайте.

Джоанна летала от счастья. Какая удача, что она уступила уговорам Салливана и села за рояль в тот вечер! Какая удача, что Мари Кассель согласилась прийти в его дом на вечеринку! Невероятное совпадение, помноженное на удачу.

Хорошие новости возбуждают невероятный аппетит. Впервые за последние недели Джоанна по-настоящему проголодалась. Обнаружив, что холодильник пуст, она признала себя никудышной хозяйкой и, накинув ошейник на Макса, решила прогуляться до супермаркета. На улице Джоанна привязала Макса неподалеку от витрины, чтобы приглядывать за ним через окно. Корзинка быстро наполнилась, и Джоанна не спеша направилась к кассе. С улицы донесся собачий лай. Джоанна машинально посмотрела в окно. Около Макса стоял мальчик в кепке с рюкзаком за плечами, ласково гладил его по голове, а Макс лаял и мел хвостом по мостовой.

– Шон! – Джоанна узнала его со спины и теперь молилась, чтобы он не убежал и дождался ее.

Очередь двигалась медленно. Тем временем Шон отвязал Макса и стал прогуливать его вдоль витрины. Мальчик приблизил лицо к стеклу, заглянул в магазин. Джоанна помахала ему, и они улыбнулись друг другу. Но неожиданно лицо мальчика изменилось, он испуганно подался в сторону, увлекаемый Максом и, не удержавшись на ногах, упал.

Джоанна выбежала на улицу. В ту же секунду в уши ударил визг тормозов и звон стекла. Джоанна посмотрела туда, где столкнулись два машины, и увидела Макса. Он лежал не двигаясь посреди дороги на кучке осколков. Шон опередил оторопевшую Джоанну и первым подбежал к Максу.

– Я хотел с ним поиграть, а тут из машины вылез лабрадор. Я не смог удержать Макса… – Шон всхлипывал, роняя слезы на гладкую шерсть пса, и боялся поднять глаза на Джоанну.

Ей тоже хотелось плакать. Она бы так и сделала, не будь рядом маленького Шона. Пока он рядом, она должна была крепиться, играть в спокойствие.

– Не плачь, Шон, он поправится. Вот увидишь, сейчас мы отвезем его к доктору, – говорила она, стараясь не разрыдаться.

Услышав о докторе, Шон воодушевился. Он помог Джоанне оттащить Макса с проезжей части и велел поймать такси. Джоанна не верила в чудеса. Из разбитой головы Макса красной струйкой бежала кровь, он закатил глаза, грудь тяжело ходила под ребрами. Нет, она не верила, что пес выживет.

– Я знаю одного хорошего доктора, он вылечил мою кошку, когда она подавилась батарейкой, – сказал Шон. – Не плачьте, Джоанна, он спасет Макса.

Джоанна улыбнулась: перед ней стоял настоящий маленький мужчина, волевой и решительный.

Ветеринарная клиника, куда непременно хотел ехать Шон, располагалась в другом районе. Джоанна опасалась, что Макс погибнет от потери крови раньше, чем таксист разберется в мудреных объяснениях Шона.

В коридоре клиники пахло лавандой. Макс оказался невероятно тяжелым, и Джоанна почти не чувствовала кончиков пальцев: руки онемели в крепкой сцепке. Шон без слов пролетел мимо девушки за конторкой, скоро они были внутри большого зала ожидания. На креслах, под креслами, у ног хозяев стояли, сидели и лежали собаки и кошки всех мастей. Появление мальчика и девушки с раненой собакой на руках вызвало всеобщее оживление.

– Мы никогда не дождемся своей очереди, – заплакала Джоанна, целуя горячий нос Макса.

Но вдруг Шон скользнул прямо в кабинет и оттуда позвал Джоанну.

– В чем дело? – Из-за ширмы на голос Шона вышел врач, и Джоанна, сраженная, остановилась у порога.

Перед ней в белом халате предстал Роджер Деннехи.

– Шон? Джоанна?! – воскликнул он. – Как вы здесь…

Тут он увидел Макса и, больше не тратя времени на слова, помог уложить его на стол. Джоанна была так растеряна, что не нашла сил объяснить Роджеру, как произошло несчастье. На выручку пришел Шон. Перестав плакать, он собрался и в нескольких словах описал случившееся.

– Я понял. – Роджер выглянул в коридор и закричал: – Эвелин, быстро готовьте все к операции!

Шон прижался головой к его животу и спросил:

– Пап, а Макс не умрет?

У Джоанны вновь выступили слезы, она глазами умоляла Роджера солгать ребенку.

– Он – мой талисман. А талисманы не умирают, – воодушевленно сказал Роджер и посмотрел на Джоанну.

Она все поняла.

Через полтора часа тягостного ожидания Роджер приоткрыл дверь операционной, Джоанна и Шон тотчас вскочили с дивана.

– Это было нелегко, очень нелегко… – сказал Роджер трагическим голосом, опустив глаза.

Джоанна схватилась рукой за дверной косяк и оперлась на него, у Шона задрожал подбородок.

– Вы, конечно, можете плакать, – продолжил Роджер, – но лучше бы вам пойти и купить Максу правила пользования «зеброй».

Притворная печаль слетела с его лица, Роджер улыбнулся, и все трое обнялись, словно были дружной семьей. Джоанна приняла предложение Роджера оставить собаку в клинике до выздоровления, Максу требовался присмотр врача и витаминные уколы.

– Это было бы очень кстати. У меня сегодня прослушивание. Кажется, я нашла работу по душе.

Джоанна светилась от радости. Глядя на Роджера, она благодарила судьбу за то, что теперь они снова стоят бок о бок. Он помог ей уже в четвертый раз. Что бы ни было завтра, сегодня у нее определенно счастливый день!