Текст книги "Напиши мне про любовь"

Сраженная меткостью анализа, Жаклин умолкла. С трудом верилось, что Дюбретта так благородна и беспристрастна, как хочет казаться, но журналистка безошибочно поставила диагноз: Джин страдала от болезненного презрения к самой себе.

– Чушь! – все-таки фыркнула Жаклин.

– Чушь? А я думала, вы со мной согласитесь. На чьей же вы стороне?

– Ни на чьей. Да, мне не по вкусу качество этих книжек, но точно так же я против всего; что попахивает цензурой. Кто вы такая, чтобы говорить людям, что им следует или не следует читать? Кроме того, не все они так уж плохи. Вы читали книги Валентайн?

– Валентайн. – Взгляд Дюбретты остановился на хрупкой фигурке в золотой короне. – Ничего себе штучка, верно? Красива, удачлива, умна... О да, я прочла все, что она написала. Очень хорошо. Кабы Хэтти не захомутала ее и не навесила ярлык «королевы любви», она смогла бы сделать себе имя как серьезная писательница.

В голосе Дюбретты прорывалась какая-то странная, чуть ли не злорадная нотка. Она прижала сумку к груди, будто младенца, и тихо произнесла:

– Только поглядите на нее. Подобная красота кажется нереальной. Она словно женщина из легенды – Гуиневер, прекрасная Розамунда, Елена Троянская...

Жаклин поежилась. По чистому ли совпадению все перечисленные дамы благодаря своей красоте были обречены на гибель или позор? Вроде бы не так уж много Дюбретта выпила, но ведет себя очень странно.

Тут к ним подошла Сью. Вручила Жаклин бокал и пригубила свой с таким жеманством, что Жаклин заподозрила: девушка наверняка разжилась еще одним на стороне.

– А вы кто, милая дева? – спросила Дюбретта. – Тоже из конюшни Хэтти?

– Увы, не повезло, – с горечью ответила Сью.

– Не спешите с выводами, детка. Еще до исхода ночи будете благодарить господа за то, что не связались с этой сворой.

Виктор склонился и что-то шепнул мисс Валентайн – та с улыбкой посмотрела на него. Сьюзен фыркнула:

– Ну и позер!

– Виктор? Уж это точно! – согласилась Дюбретта. – Не вздумайте в него влюбиться: он прожженный обманщик, с этой его смазливой физией – слишком смазливой, если уж на то пошло... А вон там, гляньте, – и впрямь симпатичный мужичок. И между прочим, глаз с вас не сводит.

– Слишком старый, – покачала Сью головой, скользнув глазами по мужчине, на которого указывала Дюбретта.

– Ну, поседел он раньше срока, – заметила Жаклин. – Но для тебя и впрямь староват.

– Ваш друг? – с любопытством спросила Дюбретта.

– Уже нет.

Жаклин подняла бокал в ироническом приветствии. В противоположном конце комнаты профессор Джеймс Уиттиер ответил тем же, с еще большей иронией во взгляде. Жаклин поманила его жестом – Джеймс отрицательно качнул головой. Жаклин пожала плечами – Джеймс тотчас направился к ним.

Заинтересованная этим обменом знаками, Дюбретта наблюдала за Джеймсом.

– В моем вкусе! – объявила она. – До чего ж шикарные волосы! А морщины только прибавляют мужчине шарма. И с виду вроде бы умен.

– А я и правда не дурак, – сообщил Джеймс, слышавший большую часть этой речи. – И еще у меня потрясающее чувство юмора. А кто вы, проницательная Дама?

– Дюбретта Дюберстайн, – представила Жаклин. – И не делай вид, будто не знаешь, кто она такая, – ты каждый день читаешь ее колонку. Дюбретта, позвольте представить вам профессора Джеймса Уиттиера, заведующего кафедрой английского языка Колдуотер-колледжа, штат Небраска. Выдающийся ученый и гнусный подхалим.

Протягивая руку для приветствия, Дюбретта слегка переместила сумку – ремешок зацепился за цветы, и пышный букет полетел на пол. Джеймс нагнулся за букетом, Дюбретта нырнула следом. Их руки встретились среди цветов; правда, поэзию мгновения слегка подпортила проволочка, некстати впившаяся Джеймсу в палец. Печально оглядев увядшую бутоньерку, Дюбретта запихнула ее в сумку и поинтересовалась:

– Вы ее бойфренд?

– Нет! – хором ответили Жаклин и Джеймс.

– Просто он случайно оказался в Нью-Йорке одновременно со мной, – пояснила Жаклин. – Спонтанно так, да?

– С каких это пор я обязан сообщать тебе о своих намерениях?

– Я же тебе сообщила.

– И ясно дала понять, что мое общество нежелательно. Намеки я, слава богу, понимаю. – Джеймс надменно скривил губы. – Ты хотела побыть одна, вот я и оставил тебя в покое. И лишь по чистой случайности оба мы оказались...

– И ты не пытался привлечь мое внимание вчера в вестибюле? – не унималась Жаклин. – И не звонил дважды... нет, трижды?

Лицо Джеймса выражало благородное негодование.

– Я с самого начала собирался посетить этот спектакль. Он обещал стать событием, заслуживающим внимание знатока халтуры. И пока что оправдывает мои ожидания, так что надеюсь... Черт, где ты откопала эту шляпу?

– Прости, – мягко произнесла Жаклин, – я не хотела тебя обижать. Поверь, Джеймс, я вовсе не специально тебя игнорировала.

– Правда?

Они не сводили друг с друга глаз.

– Оставить вас наедине? – спросила Дюбретта.

– Нет, – отрезала Жаклин. У Джеймса вытянулось лицо, и она поспешила добавить: – Но, думаю, Джеймс заслужил компенсацию за мою неумышленную грубость. Давайте познакомим его с тетушкой Хэтти и ее бандой.

– Отличная мысль! Мне, кстати, надо кое о чем поговорить с Хэтти.

Когда они проходили мимо сцены, квартет заиграл «Историю любви».

Джеймс подтолкнул Жаклин локтем:

– Только, бога ради, не вздумай петь!

– "Как, с чего начать? Мою историю, чтоб вновь не повторять..." Ладно, ладно... Какой же ты зануда, Джеймс!

– Как тебе книжки, что я преподнес?

– Ты открыл для меня новые горизонты наслаждения, о Джеймс! – пылко отозвалась Жаклин.

Толпа зрителей у ограды «садика» поредела: профессионалы, засвидетельствовав свое почтение, занялись более серьезными вещами – выпивкой и сделками. Лишь несколько робких матрон стояли столбами, пожирая глазами Виктора фон Дамма, да еще дамочка, судя по виду литературная агентша, отчаянно пыталась привлечь внимание Валери Валентайн. Бдительная Хэтти мигом блокировала эти попытки.

Внезапно Джеймс воскликнул:

– Это еще что такое? – И указал на бесформенный силуэт, притулившийся у ворот.

Лори сидела, скрестив по-турецки ноги, а складки ее розового платья клубились вокруг массивного зада, напоминая лужицу от растаявшего клубничного мороженого. Она быстро обернулась, напомнив Жаклин сторожевого пса. Но тут же заулыбалась:

– А-а, миссис Кирски.

– Привет, – отозвалась Жаклин.

– Твоя подружка? – заинтересовался Джеймс.

Тут и тетушка Хэтти увидела надвигающуюся процессию. Отогнав поверженную соперницу, она расправила пухлые плечи и приготовилась отразить новую угрозу.

– О, да вы только поглядите, кто к нам пожаловал! Дюбретта, дорогая, как мило с твоей стороны снизойти до нашего презренного общества! О, и хорошенькая подружка Виктора тоже здесь! И миссис Кирк!

– Ее фамилия Кирби, – вмешалась Дюбрела. – Такая же, как и у Джо.

Хэтти будто и не слышала.

– Кто такой Джо? – спросил Джеймс у Сьюзен.

Та беспомощно пожала плечами:

– Я вообще не понимаю, что тут происходит.

– А кто этот томный красавец? – кокетливо прищурилась Хэтти. – Готова поспорить, крупный издатель или инвестор.

– Учитель, – ответствовала Дюбретта, пока Джеймс смущенно теребил галстук. – Преподаватель английского языка и литературы. И если у него есть лишние деньги, я бы посоветовала вложить их куда-нибудь еще.

– Дело в том, дорогой профессор, что милая Дюбретта нас не любит. – Хэтти продемонстрировала все свои зубы. – Мы представляем наиболее успешно развивающуюся область издательской индустрии, контролируем более сорока процентов рынка книг в мягкой обложке, и лично я...

– Это сегодня, Хэтти, дорогуша, – перебила ее Дюбретта, баюкая свою сумку. – Сегодня! Мой вам совет, профессор: лучше подождите до завтра, прежде чем вкладывать деньги в любовные романы.

– Значит, собираешься написать о нас очередные пакости. – Деланая улыбка Хэтти не померкла. – Так ради бога, милочка! Ты же знаешь старый добрый закон рекламы...

– "Упомяните мое имя, неважно как". Но знаешь, Хэтти, тебе может не понравиться, как я упомяну твое имя в ближайшем выпуске. Я же обещала, – продолжала Дюбретта без тени улыбки, – что в один прекрасный день сквитаюсь с тобой. Это было очень давно, но я не забыла.

На мгновение на лице Хэтти, словно в зеркале, отразилась неприкрытая злоба, сквозившая во взгляде репортерши. Но, прежде чем она ответила на угрозу, раздался тихий голос:

– Миссис Кирби. Здравствуйте, миссис Кирби.

Валери Валентайн поднялась с такой непередаваемой грацией, что вмиг приковала все взгляды к своей стройной фигурке. Джеймс громко сглотнул. Жаклин хмуро покосилась на него.

– Заходите, прошу вас, – пригласила мисс Валентайн. – Присоединяйтесь к нам.

Казалось, тетушку Хэтти вот-вот хватит удар, однако она взяла себя в руки.

– Какая чудесная мысль! Мы все замечательно поболтаем.

Дюбретта первая прошествовала в ворота, следом – Джеймс, смачно наступив Жаклин на ногу, ибо зачарованно пялился на улыбающуюся Королеву Любви. Поклонницы зашлись от зависти и восторга, когда Виктор склонился над рукой Жаклин.

– Где вы были? – шепнул он. – Ви-Ви вас искала.

– Плохо искала, – парировала Жаклин, Чучело попугая качнулось, будто согласно кивая.

Джо-Виктор ничего не ответил и с надеждой во взоре повернулся к Сьюзен. Девушка проигнорировала его протянутую руку и, гордо вздернув носик, продефилировала мимо. Виктор поплелся следом, оставив Жаклин в компании дохлого попугая.

Она мрачно наблюдала за Джеймсом. Этот номер его программы ей был превосходно известен: пристальный, жгучий взгляд, глубокий выразительный голос и цитаты из поэтов елизаветинской эпохи. «Ужель тот самый лик, что двинул в бой сто тысяч кораблей? – вопросил он, беря руку мисс Валентайн. – И чьим велением сгорели башни Илиона?»

Мисс Валентайн слушала раскрыв рот. Сью продолжала игнорировать Виктора, да так нарочито, что это смахивало на пародию. На «графа» никто не обращал ни малейшего внимания, да и он, похоже, никого не замечал. Можно было только гадать, что за мысли (если таковые имелись) бродили в его красивой голове.

Жаклин вовсе не отмахнулась от мольбы мисс Валентайн о помощи, но она не представляла, как на нее ответить. Ведь Валентайн была в буквальном смысле слова пленницей тетушки Хэтти. И Жаклин не могла придумать способа с ней связаться, не нарушив секретности, соблюсти которую явно стремилась девушка. Даже если мисс Валентайн сама снимет трубку, она не сможет говорить свободно, не рискуя быть подслушанной. Жаклин решила подождать, пока девушка сама найдет какой-нибудь выход. Правда, пока что это представлялось проблематичным. Вокруг слишком много народу. И хотя Хэтти поглощена беседой с Дюбреттой – не слишком сердечной, судя по их мрачным лицам, – старуха то и дело поглядывала на Валентайн. Что ж, рассудила Жаклин, стоит воспользоваться всеобщей зацикленностью на Королеве Любви, чтобы тем временем поговорить наконец с Джин. Но, повернувшись к фикусу в кадке, с которым пыталась слиться ее подруга, Жаклин наткнулась на загадочный взгляд Макса Холленстайна.

– Очень рад снова вас видеть, миссис Кирби. Может, вам удастся убедить Ви-Ви выйти и встретиться с почитателями.

Огромные глянцевые листья фикуса яростно закачались, и тоненький голосок пропищал:

– Он меня знает! Я встречалась с ним два года назад, на заседаниях Ассоциации по изучению современного языка.

– Ты о Джеймсе? Да он наверняка тебя не вспомнит, Джин! У него ужасная память на лица, а сейчас ты выглядишь...

В один прыжок Джин лихо преодолела забор и смешалась с толпой. Макс восхищенно присвистнул.

– Она была чемпионом нашего корпуса по прыжкам с места, – гордо сказала Жаклин.

– Ага, вот откуда вы знакомы. Стало быть, вам известна ужасная тайна нашей Ви-Ви.

– Ничего мне не известно. В отличие от вас. Может, просветите, чем вызваны зловещие тучи, нависшие над этим избранным обществом? Что за чертовщина со всеми творится?

Глаза Макса расширились в притворном ужасе.

– «Нет розы без шипов; чистейший ключ мутят песчинки...»

– «...солнце и луну скрывает тень затменья или туч»[1]1
  Шекспир У. Сонет 35 (пер. с англ. С. Я. Маршака). – Здесь и далее примеч. перев.


[Закрыть], – подхватила Жаклин. – Правда, Хэтти даже с натяжкой не назовешь розой, вы не находите?

Макс хмыкнул:

– А она, кажется, и впрямь не в себе. Наверное, уловила милую шутку Дюбретты. И что она так болезненно реагирует – не пойму.

– А вас не бесят нападки Дюбретты?

– Не стоило бы признаваться, – Макс нарочито виновато покосился на Хэтти, – но, если честно, едкие шуточки Дюбретты меня забавляют. Она сильная личность и обладает чертовски острым умом. А ее нападки, как вы их называете, совершенно безвредны – только воздух сотрясают.

– Но тогда почему так нервничают Хэтти и Джин?

– Дорогая миссис Кирби, – уже серьезно заговорил Макс, – вы явно заразились от Ви-Ви паранойей. Я не раз пытался убедить вашу приятельницу, что незачем тревожиться: если научный мир и впрямь узнает о ее второй профессии, самое худшее, чего ей стоит опасаться, – над ней станут подшучивать.

– Но для Джин это серьезная угроза.

Брови Макса взлетели вверх.

– А она всегда была такой... э-э... – Он деликатно помедлил.

– Неврастеничкой? Нет. Застенчивой, робкой, консервативной – да. Но в таком жутком состоянии я ее никогда не видела.

– Но это ведь ее первое появление на публике, – возразил Макс. – Даже опытные актеры испытывают страх перед сценой. И не забывайте о Лори. Не у одной Валери Валентайн нервы сдают от этого бедного создания. В ряды фанатов зачастую стекаются крайне неуравновешенные личности – правда, в нашей отрасли это не так распространено, как в других, особенно в кино и на телевидении, но...

– Но Хэтти привнесла в свою, как вы говорите, «отрасль» немало элементов шоу-бизнеса. В этом и заключается одна из причин ее успеха.

– Верно. Это способствовало ее успеху, но и здесь есть свои побочные явления. Одно из них – Лори.

– Понятно. Кое у кого из фанов чердак не в порядке, а так все тип-топ.

– Вот-вот. – Макс рассмеялся. – Но я забыл о правилах хорошего тона, а душка Хэтти, разумеется, никогда о них не знала. Позвольте предложить вам вина. – Он жестом указал на столик, где были расставлены бутылки и бокалы.

Хэтти отнюдь не забыла о приличиях, а может, решила, что с Дюбреттой самый верный подход – это ее напоить. В общем, на пути к столику с напитками старуха с Максом столкнулись, на полном ходу и к невыгоде Макса. Придя в себя, он довольно невнятно пояснил:

– Хотел предложить миссис Кирби бокал вина.

– Мы сейчас все выпьем! – торжественно объявила Хэтти.

Они с Максом обменялись взглядами, после чего старушка потянулась к бутылке.

– Я сам, Хэтти, – небрежно обронил Макс.

Позднее, когда стало крайне важно восстановить ход событий, Жаклин никак не могла решить, насколько эта сумятица была спонтанной, а насколько – спланированной. Все прочие гуськом потянулись к столу – все, кроме мисс Валентайн. Даже «граф» встал, к облегчению Жаклин, – она уже начала опасаться, не помер ли фальшивый аристократ.

Розовая глыба на полу за заборчиком медленно колыхнулась и поднялась, словно лава, переливающаяся через жерло вулкана.

– Вы сказали, что я смогу подать ей вино.

– Ну, Лори... – начала было Хэтти.

– Вы же обещали!

– Господи... ладно. Но только будь очень осторожна.

– Да-да, конечно. – Лори шагнула к воротцам.

– Мне не нужно вина, – поспешно возразила Валентайн. – Честное слово, я не хочу.

– Я буду осторожна, – повторила Лори с обожанием во взоре и неуклюже двинулась к столу.

Она чуть не налетела на Джеймса – едва успев отскочить с ее пути, тот нашел убежище подле Жаклин.

– У девчонки явно не все дома, – буркнул Джеймс себе под нос. – Что тут за ведьмин шабаш?

– Когда я с ней разговаривала полчаса назад, она была вроде в порядке, – пожала плечами Жаклин.

– Прошу прощения, что, кроме вина, нечего предложить, – заговорил Макс, пытаясь соблюсти светские условности, а Лори между тем нависла над ним. – Это любимое вино мисс Валентайн – весьма приятное бордо; кроме того, красное вино как нельзя лучше подходит к теме нашей конференции.

– А я, признаться, рассчитывала на розовое, – улыбнулась Жаклин.

Макс расцвел в ответной улыбке, а тетушка Хэтти виновато сказала:

– Да-да, я тоже хотела его заказать, но наша Вэл не любит розовые вина. А Макс не имеет понятия, как создавать нужное настроение.

В бутылке, которую выбрал Макс, вина оказалось лишь на один бокал. Он отставил его в сторону:

– Здесь какой-то осадок. Открою другую. Нет, Лори, не трогай, мисс Валентайн это не понравится.

Мисс Туппер недоуменно посмотрела на него и снова потянулась к бокалу, который Макс поставил на стол. Открывая новую бутылку, он терпеливо повторил:

– Возьми другой, Лори.

Та будто и не слышала. Рука ее зависла над бокалом. Макс разлил вино. И не в пластиковую дешевку, а по настоящим хрустальным бокалам, красиво оттенявшим рубиновый блеск бордо.

– Вот, возьми, – все так же терпеливо повторил Макс, выбрав бокал, наполненный лишь наполовину, возможно не слишком доверяя твердости руки Лори.

Но Лори, будто завороженная, смотрела на первый бокал, не собираясь брать тот, что ей предлагал Макс. Не дожидаясь, пока фанатка определится с выбором, Валентайн плавно скользнула к столу.

– Я возьму этот, – заявила она, хватая первую попавшуюся посудину. – Не хочу, чтобы мне прислуживали.

Лицо Лори горестно сморщилось, слезы хлынули потоком, увлекая за собой макияж.

– Вы же говорили, что я подам ей вино! Вы же обещали!

– Бога ради! – Хэтти вырвала у Валентайн бокал и поставила обратно на стол. – Ну вот, подай. Возьми любой, Лори... бери вот этот.

Передача была торжественно совершена, хотя прекрасное лицо мисс Валентайн застыло в отвращении. Ей настолько не хотелось дотрагиваться до руки Лори, что она едва не выронила бокал. Повинуясь сигналу тетушки Хэтти, Лори побрела обратно к своему посту. Остальные, вздохнув с облегчением, разобрали бокалы с вином.

Жаклин так до конца и не поняла, что же произошло в последующие решающие секунды. Джеймс и Макс склонились друг к другу, обсуждая вино. Сьюзен и Виктор-Джо удалились в уголок, где могли поговорить без посторонних. Валери Валентайн брезгливо взирала на свой непочатый бокал, будто рука Лори оставила там следы. Дюбретта с тетушкой Хэтти, молча стоя рядом, пригубили вино. А «граф»... нет, она совершенно не помнила, где он был и что делал.

Внезапно бокал выпал из руки Дюбретты – однако не разбился, приземлившись на мягкое зеленое покрытие. Дюбретта согнулась пополам, прижав руки к животу. Хэтти, стоявшая к ней ближе всех, отшатнулась.

Дюбретта рухнула на пол.

То ли она сама, падая, то ли остальные, бросившиеся на помощь, задели столик, и он опрокинулся. Вино хлынуло кровавым потоком, заливая искусственную траву. Бокалы, подпрыгивая, пустились в пляску смерти.

Жаклин первая очутилась подле Дюбретты. Та дышала часто и прерывисто.

– Забыла... таблетки... – с трудом выговорила она.

Жаклин осторожно отобрала у Дюбретты сумку и перевернула ее вверх дном. Оттуда посыпались монеты и всякие мелкие предметы, среди них – пластиковый пузырек с пилюлями. Жаклин поймала его на лету и принялась судорожно возиться с крышечкой, проклиная продиктованные лучшими побуждениями нормы фармацевтической промышленности. Справившись наконец с пробкой, она вытряхнула одну пилюлю и сунула ее в перекошенный рот Дюбретты. Кто-то протянул бокал. Вино. Возможно, не самый удачный выбор, но другой жидкости под рукой не было. Приподняв голову Дюбретты, Жаклин помогла ей сделать глоток.

– Вызовите врача, и побыстрее! – распорядилась она.

– Может, среди публики найдется! – Макс Холленстайн метнулся к воротцам, но тетушка Хэтти решительно встала у него на пути:

– Черта с два. Люди и без того пялятся. Поднимите ее и унесите отсюда.

– Скорее, – торопила Жаклин, держа руку на запястье Дюбретты. Пульс был слабым и неровным.

Взгляд репортерши затуманился. Внезапно на лице ее проступило удивленное выражение.

– Голу... – невнятно прошептала она. – Глю...

Слабое биение под пальцами Жаклин дрогнуло и исчезло.

Глава 5

1

Жаклин схватила пудреницу Дюбретты, потерла зеркальце рукавом и поднесла к ее губам.

– Где этот чертов врач?!

– Виктор побежал за ним. – Сьюзен, хоть и побледневшая, отлично владела собой. Девушка опустилась на колени. – Ну как?

– Никак. – Отбросив зеркальце в сторону, Жаклин рванула ворот жакета Дюбретты и с силой надавила на грудь. – Без толку, – пробормотала она. – Сью... ты умеешь делать искусственное дыхание?

Девушка молча кивнула, придвинулась ближе и, склонившись, приникла губами к губам Дюбретты. Жаклин принялась массировать грудную клетку.

– ...четыре, пять... давай, Сью...

Им уже казалось, что эти движения они повторили тысячу раз, когда наконец вернулся Виктор в сопровождении высокого мужчины в очках и ярко-красной жилетке. Путь пришлось прокладывать сквозь перешептывающуюся толпу. Оглядев место действия, эскулап поскреб в затылке и спросил:

– Где больной?

Его замешательство было вполне понятно: мисс Валентайн лишилась чувств, вокруг нее суетились Макс и «граф», а Лори, заламывая руки, отчаянно рвалась к своему павшему идолу – Хэтти и Джеймсу стоило немалых трудов ее удержать.

– Здесь. – Жаклин встала. – По-моему, это сердце.

– Как обычно, – последовал сухой ответ.

Доктор поспешно поддернул брюки и опустился на колени. После короткого осмотра он произнес:

– Что ж, очевидно, вы правы, мадам. У нее было больное сердце?

– Какая теперь разница! – Оставив Лори на попечении Джеймса, Хэтти нависла над врачом. – Она умерла или нет?

– Умерла, – коротко бросил врач; поднявшись отряхнул пыль с брюк и, тронув Сьюзен за руку, уже мягче добавил: – Бесполезно, деточка. Мне очень жаль.

– Да она и знать не знала эту женщину! – вскричала Хэтти. – О чем ревет? Не пойму. Послушайте, доктор, необходимо убрать эту... это отсюда. У нас здесь как-никак праздник.

Осознав, что оказался под прицелом сотни любопытных взглядов, доктор невольно попятился.

– Я не кардиолог, – поспешно сообщил он. – Я дерматолог и не... Ничего не могу сделать. Да я ничего и не сделал – вы сами видели... Вы бы лучше сообщили... э-э... властям. Прошу прощения... – И торопливо растворился в толпе.

На смену ему явился один из служащих отеля, которого, как и Хэтти, больше всего волновало, как бы побыстрее очистить территорию от «беспорядка». Тело старательно завернули в простыню и вынесли через служебный вход. После чего Хэтти глубоко вздохнула и принялась размышлять, как быть дальше.

Мисс Валентайн, уже в сознании, но бледная и потрясенная, тяжело опиралась на руку Макса. Джеймс и Лори застыли в схватке – силы явно были равными. Сью, безутешно рыдая, нашла убежище в объятиях Джо-Виктора, на лице которого сквозь маску сдержанности невольно прорывалась радость. Сквозь брешь в увитой розами решетке Жаклин углядела отблеск медно-рыжего парика и принялась протискиваться к нему, но, едва Хэтти откашлялась, парик исчез.

– Итак, к делу! – объявила Хэтти. – Профессор... какого черта вы вытворяете? Я же велела вам убрать отсюда эту девицу.

Джеймс выкатил глаза, но ответить был не в силах. Хэтти продолжала:

– Виктор, оставьте в покое эту красотку и помогите Максу отвести мисс Валентайн в номер. А вы... – Она перевела взгляд на Жаклин, но та ее опередила:

– Я позвоню в полицию. Или, может, ее уже вызвали? – Она иронически оглядела служащего отеля. Тот мрачно кивнул:

– Да, мадам. Я об этом позабочусь.

– Но... – начала Хэтти.

– Придется, мадам. На сей счету нас четкие инструкции. В случае внезапной смерти...

– Но она умерла от сердечного приступа, – не сдавалась Хэтти. – Так сказал доктор.

– Это простая формальность... неприятная, но неизбежная... так полагается...

– Сукин с... – вырвалось у Хэтти, но, вмиг овладев собой, она вновь вошла в привычный образ: – Прямо не ведаю, что говорю. Я так расстроена, – пояснила она зрителям по ту сторону заборчика. – Валентайн, детка, пойдите прилягте. Тетя Хэтти придет к вам, как только все уладит.

Проворно перебравшись через хлипкую загородку, она засеменила к возвышению, где музыканты с похвальным усердием продолжали наяривать «Это любовь, любовь, любовь!». Макс увел Валентайн. Джо, нагло игнорируя генеральский приказ, заботливо проталкивал Сьюзен сквозь толпу. Лори, прервав поединок с Джеймсом, устремилась следом за Валери Валентайн. Тяжело дыша, Джеймс обессиленно опустился в кресло. А Жаклин с ужасом поймала себя на том, что проникновенно вторит квартету:

– "Когда сердце твое замирает в груди..."

Она умолкла. За решеткой из роз вновь показался знакомый парик, однако на сей раз не исчез, когда Жаклин приблизилась.

– Давно ты здесь?

– Я все видела. – Зубы Джин выбивали нервную дробь. – О боже, боже... Что же теперь будет?

– Откуда мне знать? На твоем месте я бы отсюда слиняла.

– Пойдем со мной. – Дрожащая рука протянулась к ней сквозь просвет в решетке.

– Не сейчас. Поговорим позже.

Душещипательная мелодия прервалась, и зазвучал воркующий голос тетушки Хэтти:

– Дорогие друзья. Мне ужасно не хотелось бы омрачать нашу радостную встречу...

Джин испарилась. Отряд официантов ворвался в пасторальный загон и рьяно принялся наводить порядок. Столик вновь поставили на ножки, непочатые бутылки вина выстроили аккуратной батареей, а грязные бокалы убрали. Один из официантов, опустившись на колени, вытирал разлившееся вино, другой сметал в мусорное ведро осколки. Должно быть, кто-то раздавил один или несколько бокалов – ведь Жаклин отчетливо помнила, как они подпрыгивали на резиновом полу, целые и невредимые.

Главное – поспешить. Нагнувшись, она подхватила блестящий осколок чуть ли не из-под веника – осторожно, чтобы не пролить те несколько капель жидкости, что сохранились в его изгибе. Затем подскочила к человеку, вытиравшему пол:

– Это я заберу с собой! – И выхватила у него тряпку.

Ошарашенный официант безмолвно повиновался.

Зажав под мышкой микроскопическую лиловую сумочку, Жаклин огляделась в поисках помощи. Поделом ей, надо было брать свою обычную торбу.

Все, кроме Джеймса, ушли. Жаклин решительно двинулась к нему, и профессор неохотно оторвался от созерцания распоротого шва на плече своего пиджака.

– Возьми-ка! – распорядилась она. – Да нет же! Вот это. Какой же ты бестолковый, Джеймс! Да что с тобой?

Джеймс, галстук которого сбился куда-то под ухо, а седая шевелюра напоминала раскуроченное воронье гнездо, был слишком зол, чтобы говорить, даже если бы Жаклин предоставила ему такую возможность.

– Возьми мою сумку, – велела она. – Вытащи у меня из-под локтя. Открой. Достань платок. Разверни его... Вот так.

От мощного аромата фиалковой туалетной воды, исходившего от платка, нос Джеймса задергался, как у кролика.

– Не стану спрашивать, что у тебя на уме, – буркнул он. – Даже не собираюсь.

Жаклин положила осколок хрусталя на платок, кружевные края которого были расшиты лиловыми цветочками. Заляпанная вином тряпка отправилась в полиэтиленовый мешок для мусора, реквизированный с тележки уборщиков.

– Спасибо, Джеймс.

– Я не намерен спрашивать, что ты задумала, – повторил он.

– А зачем спрашивать? Человек твоего недюжинного ума...

– Ты уже уходишь или соберешь еще немножко мусора?

– Джеймс, мы не можем уйти. Скоро сюда явится полиция.

– Полиция? О боже, только этого не хватало. Пошли.

К ним подскочил один из официантов с сумкой в руках:

– Простите, мадам, это ваше?

Невнятно поблагодарив, Жаклин перебросила сумку через плечо и продолжила:

– Нам не следует уходить. Полицейские захотят опросить свидетелей.

– Но все остальные ушли, – возразил Джеймс.

– Тем более. Мы должны исполнить свой долг.

– Черт, какая же ты противная, когда фарисействуешь! Так ты идешь со мной или нет?

– Нет.

Джеймс с достоинством удалился. Жаклин поправила сумку на плече – и тут вдруг ее осенило: это же сумка Дюбретты. Поспешно и – как она от души надеялась – незаметно Жаклин смешалась с толпой удалявшихся гостей, отыскала в уголке вестибюля свободный диванчик, присела и выпотрошила сумку.

Собрал ли официант все ее рассыпанное содержимое, Жаклин не знала, но полагала, что собрал: слишком уж долго он ползал по ковру. М-да, а барахла в сумке Дюбретты не меньше, чем в ее собственной. Внушительная куча пожитков была обильно посыпана табаком. Старательно отряхивая каждый предмет, Жаклин укладывала их обратно в сумку. Салфетки, расческа, губная помада, компакт-пудра, ключи, сигареты, спички, бумажник, кошелек с мелочью, письма и счета, чековая книжка, декоративный букет (смятый и увядший), тюбик зубной пасты...

– Хм, – вырвалось у Жаклин.

Вернув на место большую часть причиндалов, она отложила те несколько, что требовали более тщательного осмотра. В бумажнике нашлось с десяток купюр (пересчитать Жаклин не потрудилась), пачка кредитных карточек и черно-белый снимок симпатичной молодой девушки. Фотография явно старая: темные волосы девушки подстрижены «под пажа» – стрижка, модная в студенческие времена Жаклин. Любопытно, это Дюбретта в юности? Вроде бы разрез глаз и форма носа те же. Невольно вспомнив застывшее лицо Дюбретты, Жаклин поежилась и захлопнула бумажник.

Так, смотрим дальше... Полупустая аптечная склянка с маленькими желтыми таблетками; на этикетке – название, показания к применению и дозировка. Позаимствовав у Дюбретты ручку и клочок бумажки – чек из гастронома, Жаклин старательно списала все сведения с этикетки, после чего бросила пузырек в сумку.

Среди писем только одно было личным. Адресованное «Дюбретте» и отправленное на адрес газеты, где публиковалась ее колонка, оно начиналось словами: «Ахты поганая старая ищейка!»

Видать, кто-то из почитателей ее таланта. Письмо тоже полетело в сумку.

Остался только один предмет. Жаклин торопливо пролистала стенографический блокнот. Тот самый, в котором журналистка не раз строчила за последние несколько дней. Страниц восемнадцать-двадцать были испещрены скорописью – на взгляд Жаклин, совершенно непонятной.

Не без труда она запихнула блокнот в свой лиловый «конверт». Крохотная сумочка вся перекорежилась и встопорщилась, но тут уж ничего не поделать. Жаклин встала и стряхнула с юбки табачные крошки.

– Какая мерзость! – не выдержала близсидящая дама.

Жаклин глянула на засыпанный ковер.

– Точнее не скажешь! – охотно согласилась она и едва успела поймать слетавшие с носа очки. Вернув их на положенное место, она отправилась на поиски субъекта, из которого можно было бы вытянуть необходимые сведения.

Ноги привели ее к кабинету в служебной зоне отеля. Рассудив, что если постучит, то, скорей всего, нарвется на совет идти своей дорогой, она попросту повернула ручку двери и вошла.

На Жаклин уставились четыре пары глаз. Голова Дюбретты завалилась набок; глаза ее еще не остекленели и поблескивали, словно журналистка была рада видеть знакомую.