Текст книги "Несносная девчонка"

Глава пятая

Крессида подняла голову, услыхав, как Джек вошел в библиотеку. Она замерла, ожидая увидеть за его спиной семейство Станоп. Затем ее взгляд упал на блюдо у него в руках. Что он несет? Печенье? И к тому же улыбается своей неотразимой улыбкой, от которой у нее подпрыгивает сердце. Несмотря на грелку у ног, по телу пробежали холодные мурашки. Она не должна в него влюбляться. Не должна!

– Ваши… посетители ушли?

Что у нее с голосом? Неужели он дрожит только потому, что появился Джек?

Гамильтон уселся на подоконник и поставил рядом блюдо.

– Слава богу, они ушли, – сказал он, вытягивая длинные ноги. – А вы – трусиха. Я едва спас печенье для вас.

Для нее? Спас?

– Я… решила поставить на полки те книги, с которыми папа закончил работать. – Отчасти это правда, но книги она расставила за десять минут. Крессида спохватилась и торопливо выговорила: – Я должна поблагодарить вас за письменный стол, сэр. Весьма признательна.

– Да? – Его голос ласкал слух.

– Да, конечно. Очень признательна, – повторила Крессида, стараясь не придавать значения тому, как приятно у нее на душе. – Вы… вы очень добры. И продумали все мелочи.

Он снова улыбнулся, а она растаяла от радости. Какая же искушающая у него улыбка!

– В таком случае садитесь со мной рядом и угощайтесь печеньем. Расскажите, что еще вы нашли в шкатулке леди Кейт.

Крессида поборола смятение. В конце концов, он и раньше сидел с ней на подоконнике – и мир не рухнул. Опасен не Джек, а ее глупые фантазии. Надо всего лишь помнить, что он просто добрый человек, и тогда все будет в порядке.

– Я нашла рецепт абрикосовой наливки, – ответила девушка.

– Странно, – заметил он. – Прабабушка терпеть не могла наливок. Она пила исключительно бренди. Возьмите печенье.

– Спасибо. – Крессида взяла одно печенье и сразу почувствовала терпкий запах мускатного ореха. – О! Это – то самое?

Подняв глаза на Джека, девушка увидела его напряженный, пылающий взгляд. Она поняла, что сейчас произойдет, почувствовала всеми фибрами души. В мозгу предостерегающе стучало: беги! Но ее подвело сердце – оно млело и не позволяло уйти. Она осталась. Джек наклонился и нежно коснулся ее губ. Крессида замерла и, охнув, приоткрыла рот. Огромная ладонь обхватила ее подбородок и запрокинула голову. Крепкая рука обняла Крессиду. У нее перехватило дыхание, и она застыла, объятая жаром, а он водил языком по ее губам. Она интуитивно прильнула к нему и пошире раскрыла рот.

Джек не ожидал такой податливости. Господи, какая же она сладкая! И этот дрожащий рот, покорно раскрывшийся от прикосновения его губ… Такое любому мужчине трудно вынести. Он застонал от удовольствия. Голова у него закружилась. Она такая же сладкая и душистая, как печенье, как лето. Она – воплощение желания. И это желание нахлынуло на него подобно жаркой волне. Он был потрясен и с огромным трудом выпустил Крессиду из объятий, пока эта волна не потопила его. Тело заныло и одеревенело, протестуя против требований долга чести. Тяжело дыша, Джек не сводил с нее глаз. Он не собирался ее целовать, но устоять перед невинной улыбкой было выше его сил. Как теперь извиняться?

– Простите меня, сэр.

Крессида встала и, ничего больше не сказав, вышла из библиотеки. Джек не верил своим ушам.

«Простите меня, сэр»? Что это значит?

У себя в комнате Крессида приняла твердое решение: она должна избегать Джека. Постоянно. И никогда больше не оставаться с ним наедине. И не потому, что боится его – она боится себя. Крессида дотронулась до губ. Какое удовольствие она только что испытала! Она-то считала, что целует мужчина, а женщина просто принимает поцелуй. Но Джек приглашал ее разделить с ним эту радость.

Она нервно теребила бахрому шали. Вот Эндрю… Тот силой пытался заставить ее подчиниться его прихотям. А Джек… Здесь опасность кроется в ее собственном желании принять все, что он может предложить. Девушка испытывала к нему не только физическое влечение. Ей нравилось быть рядом с ним, шутить, смеяться, беспокоиться о его руке. От беспокойства всего один шаг до любви. Но этот же шаг ведет к пропасти. В глубине души она знала, что уже готова на все. Необходимо любым способом удержаться. Одно дело, когда тебя толкают к краю, и совсем другое – прыгнуть вниз самой.

Джек недовольно смотрел на пустой угол около окна. Крессида больше не работала за письменным столом и не сидела на подоконнике. И больше не читала книги для собственного удовольствия. Она приходила в библиотеку только затем, чтобы помогать отцу. Даже завтракала у себя в комнате. Чаем и гренками. Да она умрет с голоду! Обычно по утрам у нее бывал хороший аппетит, а теперь она перестала спускаться в столовую.

Джек понимал, почему: доктор Брамли часто вставал поздно и Крессида не хотела оставаться наедине со своим хозяином.

«Простите меня, сэр». Он не мог забыть эти слова.

Не следовало целовать ее. Но ведь она ответила! При воспоминании о мягких, податливых губах у Джека все заныло внутри. А потом Крессида испугалась.

Может, она вообще не хочет, чтобы он ее целовал, и избегает его, чтобы этого не случилось? Да ей достаточно просто сказать ему.

Джек в ярости зашипел. Черт! Он должен быть благодарен Крессиде за то, что она не искушает его своим присутствием. Но как же, черт возьми, он скучает по ней! Она больше не порхает по лестницам, не спорит о том, как правильнее расставить книги на полках. Он не слышит ее смеха… Ему ее не хватает, и все тут!

Желание поцеловать ее не проходило, не говоря уже обо всем остальном. Гамильтон не понимал самого себя, так как никогда страсть не управляла им. Он ловил себя на том, что огрызается на всякого, кто попадается под руку. А происходит это из-за постоянного напряжения и бессонных ночей.

Может, отец знает, где она? Джек осторожно задал этот вопрос доктору Брамли, но тот окинул изумленным взглядом библиотеку и промямлил:

– Разве ее здесь нет? А… да, действительно нет. Минутку. Она вроде бы говорила о прогулке или еще о чем-то… Но она приготовила достаточно книг, так что работы мне хватит, поэтому, милый мальчик, не волнуйтесь.

У Джека чуть было не вырвалось ругательство. Крессида отлично знает, что он несколько часов по утрам занимается делами поместья и лишь потом появляется в библиотеке. Поэтому она спускается сюда пораньше, готовит как можно больше книг для отца и успевает исчезнуть до прихода хозяина. Такая тактика достойна аплодисментов. Но для начала девушка заслужила подзатыльник. Правда, прежде придется ее разыскать.

Куда отправилась Крессида, не знал никто. Правда, Эванз утешил Джека сообщением, что мисс Крессида тепло одета. Он должен найти ее и сам в этом убедиться. Это его долг как хозяина и главы семьи. Да провались все к дьяволу! Он просто хочет ее видеть.

Джек отправился на конюшню. Плевать на возражения Клинтона. Он прикажет оседлать лошадь и отправится на поиски.

Тихонько ругаясь себе под нос, Джек свернул в сторону конюшни. Тот обворожительный поцелуй… Он никогда ничего подобного не испытывал. Господи, ему всегда представлялось, что целовать невинную и неискушенную девушку просто скучно. Но когда Крессида, поколебавшись, коснулась его губ, охватившее его желание было подобно удару и едва не свело с ума…

А где, черт побери, Клинтон? Но лучше сначала он навестит своего коня, а уж потом позовет конюха.

– Дэнни, не позволяй ему толкать меня носом. Я почти закончила. В следующий раз не принесу сахар.

Не ожидая услышать этот голос, доносившийся из стойла раненой лошади, Джек замер. Что здесь делает Крессида?

– Правильно, мисс Крессида. У Огненного длинный нос.

Господи! Да это Дэниел, младший сын Клинтона. Чем же сия парочка занимается?

Послышался приглушенный смех, и у Джека бешено заколотилось сердце.

– Очень длинный. И волосатый. Без твоей помощи я бы не справилась. А у меня для тебя сюрприз.

Последовало смущенное бормотание.

– Да я и не помышляю предлагать тебе деньги, Дэнни. Подожди минутку…

Наступило долгое молчание.

– Ну вот. Готово.

Джек услышал звук рвущейся бумаги.

– Как думаешь, твоим родителям понравится?

– Вот это да, мисс Крессида! Ну в точности я! Я и не знал, что тоже получусь. Думал – только старина Огненный. Что ж вы мне ничего не сказали?

Крессида засмеялась.

– Тогда бы у тебя был неестественный вид.

– Отпустить Огненного, мисс?

– Сначала я уберу альбом. Все в порядке. Ах, ты, большой слюнявый дурачок!

Джек заглянул в стойло и увидел Дэнни Клинтона, который держал в руке лист бумаги. А Крессида сидела на перевернутом ведре и кормила сахаром его любимую верховую лошадь.

– Доброе утро, мистер Джек, – тоненьким голоском выкрикнул Дэнни.

У Крессиды вырвалось слабое «ох», и она обернулась. Огненный зажевал быстрее и стал толкать девушку, требуя еще сахара.

– Привет, Дэнни, – ответил Джек, входя в стойло. Повернувшись к Крессиде, он сказал: – Вот вы где, моя дорогая. Ваш отец беспокоится.

Она удивленно подняла брови, услыхав явную ложь.

– В самом деле? Это произошло до или после того, как вы обратили его внимание на мое отсутствие?

– Посмотрите, мистер Джек, – с восторгом произнес Дэнни, – что мисс Крессида нарисовала для мамы и папы. – Он с гордостью показал набросок.

– Боже мой! – воскликнул Джек.

Сходство было поразительное. Крессиде непонятно каким образом удалось всего несколькими штрихами передать непоседливость мальчика и его любовь к лошадям. Перепачканная рука благоговейно гладит блестящий нос животного. А лошадь… Крессида разглядела в сильном, резвом коне доброго гиганта, нерешительно сующего нос в карман мальчишки.

Джек отдал рисунок Дэнни и посмотрел на Крессиду – она собирала рисовальные принадлежности. Он смог увидеть только ее покрасневшую шею. По крайней мере девушка тепло одета. Если бы она была в тонком муслиновом платье, обрисовывающем округлые бедра, он этого не вынес бы.

– Скажи своей маме, Дэнни, что я велю вставить рисунок в рамку, если она захочет, – предложил Джек.

Дэнни раздулся от гордости.

– Ух ты! Картина на стене? До свидания, мистер Джек! До свидания, мисс. Спасибо вам!

Крессида тем временем сложила свои вещи и выпрямилась. Она раскраснелась, а Джек мог думать только об одном – разрумянится ли она еще пуще, если он ее поцелует. Сначала, конечно, нежно, но когда она опомнится от изумления и ответит на его поцелуй, то… Он знал, что страсть захлестнет его, стоит ему коснуться ее рта.

– Вы искали меня? Папе нужно принести еще книг?

От ее вопроса Джек опомнился.

– У вашего отца достаточно книг. И хотя я недоумевал, куда вы подевались, на конюшню зашел, чтобы проведать Огненного. Ведь это по моей вине у него поранена нога.

– В таком случае не буду вам мешать, – сказала Крессида и пошла к двери.

Но он поймал ее за кисть. Девушка сжалась. Надо выдернуть руку. Но как это сделать, не причинив ему боли?

– Сэр, вы ведете себя нечестно.

– Нечестно, Кресс? Почему?

– Вы держите меня правой рукой и прекрасно знаете, что, если я попытаюсь вырваться, то сделаю вам больно.

– Знаю, разумеется, но иду на риск, моя дорогая. Иногда риск бывает оправдан. Скажите – у вас много рисунков?

– Не очень, – отрезала девушка. – Я давно не рисовала.

Отпустит он ее или нет?

– Моя мама любила рисовать, – сказал Джек. – Кажется, она до сих пор этим занимается.

Нежные нотки, прозвучавшие в его голосе, поразили Крессиду.

– Ваша мама еще жива?

Он удивился.

– Да. Она большую часть года проводит в Лондоне.

– Не здесь?

Джек покачал головой и с усмешкой объяснил:

– Мама считает, что, если мне нужна хозяйка в доме, то я должен жениться. Но особняк для нее всегда готов. На Рождество она приезжала вместе с моей сестрой леди Барраклаф, ее мужем и всей семьей. Слава богу, они отбыли до того, как я сломал ключицу.

– Простите, я не поняла…

– Устроили бы жуткую суету, – пояснил Джек. – Хуже, чем вы вместе со слугами.

– Я не устраиваю суеты, – сквозь зубы процедила Крессида.

– Разве? Тогда почему вы не хлопнете меня по плечу и не вырвете руку? Или это не входит в ваши планы?

Какие планы? О чем он? Девушка быстро нашлась:

– Вам незнакомы хорошие манеры и обычная порядочность?

– Сдаюсь. Мама с сестрой одобрили бы ваш ответ.

Что ей до того? Родственницы знатных женихов обычно равнодушны к дочерям обнищавших священников.

– Вам еще что-то нужно узнать? Если нет, то будьте так добры и отпустите мою руку. Огненный, сейчас же прекрати!

Гнедой, отчаявшись получить еще сахара, стал зубами стягивать с ноги повязку.

Джек выругался, отпустил Крессиду и шагнул к коню. Ухватившись за недоуздок, он приподнял его голову.

– Тебе придется потерпеть еще немножко, старина.

Крессиде следовало бы убежать, но слишком велико было искушение поддеть Джека.

– Ну и ну! – сказала она. – Он ведет себя, как некий джентльмен, не желающий носить перевязь.

Джек, лаская Огненного, бросил на Крессиду сердитый взгляд.

– Не вижу никакого сходства.

– А я вижу, – не унималась девушка, – и не одно: упрямство, нежелание слушаться советов, любопытство, разумеется. Продолжать?

Джек покачал головой и в его глазах промелькнул дерзкий огонек.

– Я должен указать на одну отличительную особенность.

– Какую? – сладким голосом пропела Крессида, не заметив скрытого подвоха.

– Огненный – мерин, – с улыбкой пояснил Джек.

Крессида почувствовала, как вспыхнули щеки. Она поняла, что он имеет в виду.

– Здесь осталось много маминых рисунков, – как ни в чем не бывало продолжал Джек. – Кстати, она рисовала папиных любимых верховых лошадей. Хотите на них взглянуть?

Крессида пришла в ужас и разозлилась. В памяти всплыли материнские слова, и она даже услышала мамин голос: «А больше всего, моя девочка, остерегайся, когда джентльмен предложит тебе посмотреть его… картины, какие-нибудь предметы искусства или фамильные драгоценности».

Мама никогда не уточняла, к чему это приведет. Она была уверена, что Крессида знает, как должна реагировать благовоспитанная молодая леди.

И Крессида ответила ледяным голосом:

– Как мило с вашей стороны. Но если показ ваших, к примеру, гравюр подразумевает определенное предложение, то я, к сожалению, вынуждена отказаться от подобной чести – я ее не заслуживаю.

У Джека от удивления приоткрылся рот, что доставило ей огромное удовольствие. Он, видно, не рассчитывал, что она вовсе не глупенькая мисс, которую легко обмануть. Хотя она и не знает, почему гравюры или драгоценности могут представлять опасность.

– Не будь вы дочерью вашего отца и моей гостьей… – От злости Джек задыхался. – Я бы перекинул вас через колено и отшлепал как следует за подобную пошлость!

– Как вы смеете!..

Он бесцеремонно прервал ее:

– А если бы вы были мужчиной, то вызвал бы вас на дуэль. – Неожиданно он схватил ее за плечи, притянул к себе и поцеловал. Так же порывисто отпустил и отстранился. – Вот это уже точно потеря рассудка, а не чувства меры! – хрипло произнес Джек и вышел из конюшни, хлопнув дверью.

А трясущаяся Крессида привалилась к стене.

Джек, уходя, едва ответил на приветствие Клинтона. Да, тема лошадей оказалась небезопасной. Если он не возьмет себя в руки, то рано или поздно кого-нибудь придушит. Скорее всего, Крессиду. Либо соблазнит ее. Господи! Он опять думает о том же. И еще о том, что она хочет женить его на себе. У нее хватило наглости намекнуть, что он почти совратил ее. Чем, черт возьми, он это заслужил?

Он прибавил шаг и направился к дому по дорожке, обсаженной кустами лаванды. Обычно он прогуливался медленно, наслаждаясь благоуханием. Но не сегодня. Лавандой пахла одежда Крессиды, и это привело его в ярость.

Джек никогда не совращал невинных девиц и никогда не играл с чувствами благородных девушек, которые могли ожидать от него предложения руки и сердца. Так далеко он не заходил. И уж точно никогда не позволял себе проводить сравнения между жеребцами и меринами. Его любовные похождения ограничивались куртизанками. Были тайные связи и со светскими дамами. Скандалов Джек не боялся, поскольку светское общество обожало пикантные истории. Просто он всегда считал, что главное в любовной связи – взаимное удовольствие. Такой жизненный опыт совершенно не подготовил его для общения с Крессидой.

Джек обогнул дом и застыл на месте. Черт! Снова экипаж! Он надеялся, что гости его не заметили. Эванз не соврет, сказав, что не знает, где хозяин. Но гнедые… Превосходные чистокровные лошади показались Джеку знакомыми.

Однако голова его была занята другими, более насущными делами. Что с ним стряслось, раз он раздумывает о совращении Крессиды Брамли? Выходит, он либо вдруг превратился в страшного негодяя… либо собирается на ней жениться. Жениться на ней?! На вспыльчивой скандалистке, которая выводит его из себя и заставляет произносить такие слова, какие он никогда в жизни и не помышлял сказать благовоспитанной девушке. Не говоря уже о том, что ему хотелось с ней сделать.

А все-таки эти гнедые очень уж знакомы…

Что может быть хуже, чем брак с Крессидой Брамли? Да она перевернет вверх дном всю его размеренную жизнь. Но поскольку Кресс ни в коей мере не соответствует образу женщины, на которой ему хотелось бы жениться, то будет разумнее, если он займется восстановлением своего душевного равновесия.

К черту эти мысли! Лучше посмотрим на этих валлийских гнедых. Они нисколько не хуже упряжки Марка… Джек присмотрелся повнимательнее. Господи! Да это же гнедые Марка!

Словно в тумане, Джек наблюдал, как один из его лакеев бросился к карете и откинул ступеньки. Затем появилась высокая, атлетическая фигуpa графа Резерфорда. Спрыгнув на землю, он протянул руки и ему передали крошечный, завернутый в шали сверток. Марк одной рукой прижал к груди бесценную ношу, а другую протянул жене. Они приехали втроем. С малюткой Джоном, крестником Джека.

– Марк! Мэг! Что вы здесь делаете?

Марк со смехом сказал:

– Наносим тебе визит. Ты не рад?

– Чердак для тебя найдется. Привет, Мэг, дорогая. – Он заключил графиню в крепкие объятия.

– Джек! Сейчас же опусти меня, медведь ты этакий! Забыл о плече?

– Боже мой, – простонал Джек. – Появилась еще одна женщина, которой не дает покоя мое проклятое плечо.

Он опустил Мэг и шаловливо подмигнул другу.

– Не возражаешь против такого обращения с твоей женой, старина?

– Мэг знает, как обходиться с дураками! Если она просто треснет тебя по плечу, то считай, что тебе повезло.

– Ой, перестаньте, – вмешалась графиня. – Джек, что за идиотское письмо ты прислал Марку? Неужели мы ездим сюда только ради охоты?

– Идите скорее в дом, – поторопил их Джек. – Моему крестнику холод не понравится. Как он?

– Спит, – сообщил Марк. – И делает это достаточно долго, а если его разбудить не вовремя, то очень сердится.

– Как и его папочка? – пошутил Джек. Марк озорно заулыбался.

– За нехватку сна я получаю определенное вознаграждение. И все же давай отнесем его в дом и посмотрим, какую детскую приготовила ему экономка. Мы приехали бы раньше на несколько дней, но решили не спешить в дороге, чтобы он не устал и не замерз.

До Джека дошел наконец смысл слов Марк.

– Постой! Ты сказал, что она приготовила детскую? Разве вас ждали?

– Конечно, – улыбнулась Мэг. – Я написала миссис Робертс, что мы сегодня приезжаем.

– Великий Боже! – изумился Джек. – Никто из слуг и словом не обмолвился! Это просто мятеж! Они дождутся, что я всех уволю без рекомендаций!

– Когда уволишь, дай мне знать – мы с радостью их примем, – весело заявила Мэг.

Глава шестая

Крессида тупо смотрела на дверь своей спальни, надеясь, что ей не придется спускаться вниз. Граф и графиня, близкие друзья Джека. Ее бросило в жар, когда она вспомнила, как в последний раз попалась на глаза виконтессе. А графиня наверняка еще более высокомерна. Особенно, если наслышана об интриганке мисс Брамли.

Может быть, передать через служанку, что у нее болит голова? Если она просидит здесь еще немного, снедаемая сомнениями, то голова обязательно разболится. Как она встретится с Джеком за обедом после их разговора на конюшне? Присутствие графини пугало еще больше.

Крессида вздохнула. Сидеть здесь, трясясь от страха, бесполезно. Если верить тому, что сообщила прислуживающая ей горничная, владения Резерфорда находятся далеко от Корнуолла. Маловероятно, что до них дошли тамошние сплетни.

Крессида встала и оправила платье. Оно, конечно, старомодное, перешито из маминой накидки, но другого у нее нет. Мягкий, темно-зеленый бархат еще не потерял блеск, а кружева цвета слоновой кости, приколотые к глубокому вырезу, освежали наряд.

Графиня, уж конечно, будет усыпана бриллиантами подобно матери Эндрю, леди Фэрбридж. А у нее ничего нет, кроме маминого ожерелья из металлических цветочков. Крессида с печальной улыбкой вынула украшение из шкатулки.

Крессида незаметно вошла в гостиную, сердясь на себя за то, что волнуется.

«Какое тебе дело до графа и графини? Почему тебя беспокоит их присутствие?»

Она не увидела графиню – ее заслонила крупная фигура Джека. Он смеялся над чем-то сказанным ею. Она, разумеется, нравится ему больше, чем бестактная маленькая родственница, подумала Крессида.

Первым на нее обратил внимание граф – высокий, с рыжеватыми волосами и светло-серыми глазами.

– Добрый вечер. Вы, как я понимаю, мисс Брамли. Джек вместо того, чтобы нас познакомить, поглощен флиртом с моей женой. Поскольку вы с ним родственники, я позволю себе сделать это без него. Я – Резерфорд. – И с дружелюбной улыбкой Марк протянул ей руку.

– Добрый… добрый вечер, милорд.

От прикосновения его ладони к своей Крессида не испытала никакого трепета, хотя он так же красив, как Джек.

В ответ на его улыбку она нерешительно улыбнулась.

– Учтите, я не кусаюсь, – сказал он.

– Д…да?

О боже! Неужели она не способна вымолвить что-нибудь поумнее? А Марк засмеялся.

– Точно не кусаюсь, мисс Брамли, что бы вам ни наговорил обо мне Джек.

Крессида почувствовала, что краснеет, но, заметив равнодушный взгляд Джека, похолодела. Почему каждый раз, когда они рядом, ей кажется, что весь мир перевернулся? И почему его сегодняшнее поведение не внушает ей отвращения? Любая уважающая себя дочь священника была бы возмущена.

Джек отодвинулся, и она увидела графиню Резерфорд, которая с интересом смотрела на нее голубыми с поволокой глазами и улыбалась.

«Да она не старше меня! И смотрит так, будто рада познакомиться».

– Мэг, позволь представить тебе мою дальнюю родственницу мисс Крессиду Брамли. Мисс Брамли, это леди Резерфорд.

Леди Резерфорд с удивлением взглянула на Джека, приоткрыла рот, собираясь что-то сказать, затем передумала и протянула Крессиде руку.

– Здравствуйте, мисс Брамли.

Крессида, смутившись, пожала ей руку, вспомнив, что леди Фэрбридж никогда не протягивала более двух пальцев тому, кого считала ниже себя.

Граф обратился к Крессиде.

– Я-то думал, что знаком со всеми родственниками Джека, включая вашего отца. Ровесников я называю по имени и для вас не собираюсь делать исключение.

– Ты очень любезен, Марк, но, боюсь, мисс Брамли предпочтет придерживаться строгого этикета. Ей не нравится даже намек на фамильярность. – Холодный тон Джека больно резал слух.

Пытаясь перевести разговор на другое, Крессида, оглянувшись, спросила:

– А папа еще не спускался? Наверное, мне следует пойти за ним.

Потом она пришлет служанку сказать, что у нее разыгралась мигрень и она вынуждена лечь спать.

– Доктор Брамли удалился к себе, – сообщил Джек. – Ему нездоровится.

– О, в таком случае прошу меня извинить. Я должна подняться к нему.

– У него есть все необходимое, – оборвал ее Джек. – Я об этом позаботился. Если ему что-нибудь понадобится, он позовет служанку.

– Спасибо, – сухо поблагодарила Крессида. – Но если папы здесь нет, то и мне не стоит…

– Ерунда, ~~ заявила леди Резерфорд. – Не оставите же вы меня одну с этими джентльменами, мисс Брамли. Сейчас начнутся бесконечные разговоры о какой-нибудь дурацкой мельнице или о последних гонках парных двухколесных экипажей, в которых Джек участвовал.

Чудесная улыбка леди Резерфорд смягчила сердце девушки.

Спустя два часа Крессида вместе с леди Резерфорд вышла из столовой. Она была изумлена и очарована. С такой высокородной дамой она никогда прежде не общалась. Графиня старалась изо всех сил втянуть мисс Брамли в общую беседу. А с какой стати граф Резерфорд запросто болтал с ней о приходских делах и о том, как они сочетаются с обязанностями землевладельца? Неужели она им понравилась? Трудно поверить. Но если они узнают правду, то миледи придет в ужас, а милорд и близко не подпустит ее к своей жене.

В коридоре леди Резерфорд с улыбкой сказала Крессиде:

– Прошу меня извинить, мисс Брамли. Я должна подняться наверх.

– Конечно, миледи, я прекрасно понимаю, – вежливо ответила Крессида.

– Не думаю, что понимаете, – улыбнулась ее светлость. – Мне нужно покормить Джона. Я еще не отняла его от груди.

Крессида была поражена.

– Вы сами его кормите?

Девушка смутилась и покраснела. Кто она такая, чтобы задавать подобные вопросы графине? Но леди Резерфорд лишь улыбнулась.

– Конечно. Я знаю, что это не модно. Но замечательно. Дома я приношу его в библиотеку после обеда, а Марк сидит рядом. Боюсь, для бедняги Джека это было бы слишком тяжелым испытанием. – Она заразительно засмеялась. – Могу себе представить его лицо.

– Вам нравится Дж… мистер Гамильтон? – спросила Крессида и вздрогнула, вдруг представив, как она нянчит ребенка Джека, а он сидит рядом.

Мэг кивнула.

– После Марка я больше всех привязана к нему. Он очень добрый, и у него душа рыцаря. А теперь я пойду. Увидимся утром. Надеюсь, вашему отцу станет лучше. Спокойной ночи, мисс Брамли. Я позволю себе больше не спускаться, так как после кормления Джона ужасно хочется спать.

– Спокойной ночи, – ответила Крессида и медленно направилась в библиотеку.

Интересно, что испытываешь, когда кормишь ребенка? Она не могла понять, почему леди Фэрбридж считала кормление грудью отвратительным занятием. Но если так, то зачем Господь дал женщинам грудь?

В библиотеке горел огонь в камине, а шторы были задернуты. Сейчас она выберет себе книгу и пойдет спать, но прежде проверит, как там папа. Крессида, зевая, подошла к высокому окну и немного раздвинула шторы. Над лесом висела полная луна, серебряный свет освещал покрытые снегом деревья и сады. На небе поблескивали звезды. Крессида узнала созвездие Ориона и Большую Медведицу, находить которые ее научила еще мама. Ребенком она была уверена в том, что звезды – это окна в раю, через которые смотрят Бог и ангелы. Крессида уселась на подоконник и плотно задернула шторы.

А если мама наблюдает за ней сверху? Что она подумает о своей глупой дочке? Наверняка расстроится.

«Ухаживай за папой, дорогая. Он очень добрый, но такой рассеянный. Он всегда очень хорошо ко мне относился и я старалась отплатить ему тем же».

А вот она, Крессида, поставила отца в такое положение, что он был вынужден защищать дочь от ужасных последствий ее поведения. И это стоило ему прихода. Но здесь он вполне счастлив. Мистер Гамильтон… Джек позаботится о нем. Пусть он и грубиян, но папу любит. Как было бы славно, если бы он и ее полюбил. Но она должна – до того, как уедет – предупредить его об одной маленькой отцовской странности. Джек, несомненно, поймет. В конце концов, папа не делает это намеренно.

Луна продолжала светить в окно, звезды блестели на небе… и Крессида задремала.

Она проснулась, дрожа от холода, и услышала голоса.

– Я думал, ты наверху с Джоном, но Люси сказала, что он сразу заснул, а ты спустилась в библиотеку взять книжку.

Господи, да это граф Резерфорд!

– Да. А я думала, что ты беседуешь с Джеком. Где он? – А это уже говорит миледи.

– Он поднялся к себе. Иди сюда, милочка.

Крессиду удивил хриплый, гортанный голос графа. Он с любовью смотрел на жену за обедом… Но что происходит сейчас? Может, ей следует выглянуть, чтобы они знали, что не одни здесь? Крессида не знала, как поступить. А вдруг они обнаружат ее, спрятавшуюся, словно ребенок, за шторами?

– Мэг… О боже, как я хочу тебя. Поцелуй меня снова…

Послышались стон и прерывистое дыхание. Потрясенная Крессида просунула нос между портьерами и разинула рот.

Лорд Резерфорд сидел в кресле у камина, держа графиню на коленях. Боже, что он делает? Он так страстно ее целует, словно вот-вот откусит ей нижнюю губу. И миледи это, кажется, нравится. Она прижалась к графу и запустила руки ему в волосы. А эти звуки похожи на всхлипывание, но явно от удовольствия. Великий Боже, да он гладит ей грудь, Крессиду бросило в жар, ее охватило желание – как тогда, когда Джек поцеловал ее. С Эндрю все было по-другому. Он испугал девушку, грубо требуя удовлетворения своих желаний. Если бы она не вырвалась из его рук, то попала бы в ужасную беду, от которой папа уже не спас бы.

Широко раскрыв глаза, Крессида смотрела, как граф осыпает поцелуями шею жены. Вот его губы спускаются все ниже и ниже… А как это могло быть у нее с Джеком?

– Марк?

Граф поднял голову.

– Еще?

– Да, о да…

– Ах ты, маленькая распутница.

Нежные поцелуи переместились на грудь, рука – на бедро и скрылась под тяжелой бархатной юбкой. У Крессиды перехватило дыхание при мысли о том, что Джек может вот так же ее ласкать. Она почувствовала слабость в ногах, а графиня тем временем поудобнее устраивалась в объятиях мужа.

– Мэг, любимая. Ты такая… теплая…

Крессида сидела, прижавшись к окну. Ей не следует здесь находиться. Неудивительно, что девушкам почти ничего не говорят о брачном ложе. От того, что ей удалось подглядеть и услышать, заболело и горело от жара все тело.

– Пойдем, дорогая, нам пора. Если мы задержимся…

А дальше последовали пылкие, полные любви слова лорда Резерфорда, прямо говорившие о том, чего он хочет.

У Крессиды горели щеки и тряслись колени. Только бы они не обнаружили ее!

– Марк, – раздался хрипловатый голос графини. – Это же не наша библиотека. Что, если войдет Джек?

В ответ последовал смех.

– Любовь моя, не искушай меня. Но старину Эванза точно хватит удар. Пойдем, шалунья. Пора спать. Дай-ка я поправлю твои юбки.

– А твой галстук?

– Ты опять его сорвала, бесстыдница?

– А ты разбросал мои заколки по полу.

– Дурочка, я утром все подберу. Если Джек их обнаружит, то ему будет о чем задуматься.

– Что касается Джека…

– Да, душечка? Это твоя сережка?

– Да, моя. Как ты думаешь, чем удручен Джек?

– У него крапивная лихорадка.

– Что?

– Крапивная лихорадка. В штанах. Хватит беспокоиться о нем – позаботься обо мне. Пойдем в постель.

Крапивная лихорадка! Что имеет в виду Резерфорд? Крессида продолжала подглядывать в щелку.

Они наконец вышли из библиотеки, плотно закрыв за собой дверь.

Подождав для верности несколько минут, Крессида вылезла из своего убежища. Она смотрела на кресло, в котором только что сидели граф и графиня и… представляла Джека на месте Резерфорда. Но зачем думать о том, каково было бы ей оказаться у Джека на коленях?