Текст книги "Добродетельная леди"

– Моя Немезида? – Он коротко рассмеялся. – Еще не родилась женщина, дорогая моя, которая сможет одолеть Хью Монтгомери.

– Я смогла! – Брайони робко улыбнулась ему, и у Рейвенсворта замерло сердце. На ее зовущих к поцелуям щеках заиграли нежные, восхитительные ямочки. – Однако, – продолжила она и посмотрела на него проницательным взглядом (ямочки, к сожалению, мгновенно исчезли), – я не желаю вам никакого зла. На самом деле я хочу для вас только добра.

– Правда? Почему? – спросил он, действительно заинтересованный.

– А почему нет?

– Вы не знаете меня, – просто сказал он, потом добавил как бы в раздумье: – Пока.

Брайони не заметила подтекста.

– Что за странная вещь! Как будто бы желать кому-то добра можно только при близком знакомстве. Я желаю добра всему миру.

– Даже негодяям и убийцам? – Он насмехался над ней.

– Конечно. Я не имею в виду, что не прочь, чтобы исполнялись все их побуждения. Это было бы просто глупо.

– О, да, конечно!

– Теперь вы смеетесь надо мной.

– Я бы не посмел.

Его глаза потеплели от одобрения. Брайони не отважилась задержаться на них взглядом. Она опустила глаза на свои босые ноги и вспомнила о туфлях. С нарочитой галантностью он принес их и надел ей на ноги. Его руки были теплыми, но она вздрогнула. Взрыв смеха прозвучал очень близко и вернул ей ощущение реальности.

– Кто вы? По крайней мере назовите ваше имя.

Брайони колебалась. Она не хотела, чтобы ее имя стало мишенью для насмешек каких-то распутников. Он открыл дверь, чтобы выпустить ее. Его улыбка была очаровательна.

– Тогда, Немезида лорда Рейвенсворта, берегитесь! Я не позволю вам снова одолеть меня.

Он смотрел ей вслед, пока она не исчезла в двери на лестницу для слуг. Он признавал, что его интерес был уязвлен, но только слегка. Она была необычной девушкой, но что из того? Его Немезида? Да к дьяволу ее! Она всего лишь умеренно миловидна, а у него нет времени на девиц, которых трудно добиться. На дереве изобилие цветов, и ни один из них ничуть не отличим от других. Ему стоило только протянуть руку и взять то, что хочется. И все же, неохотно признал он, пройдет какое-то время, прежде чем он забудет этот поцелуй.

Глава 3

Леди Эстер Гренфелл была интересной женщиной сорока восьми лет, которая в юности слыла красавицей. Она сидела в кровати и безмятежно пила свою первую чашку кофе, и это явно указывало на то, что утро будет невыносимым. Сэр Джон, ее господин, повелитель и преданный муж, похоже, не был дружелюбно настроен. Как тиф в клетке, он расхаживал туда-сюда перед ее кроватью, бросая мрачные взгляды в ее направлении.

– Эстер, – осуждающе сказал он, – ваша дочь зашла слишком далеко. Она неисправима! Вы что, вообще не контролируете ее поведение? Ей нужна хорошая порка, и если она не исправится уже сегодня, то непременно отведает кнута.

Леди Эстер откусила крошечный кусочек тоста.

– Мой дорогой, Харриет просто молода и неопытна. Я знаю, что-то в ее поведении выглядит... возмутительно, но в душе она хорошая девочка, – успокаивающим тоном проговорила она.

– Выглядит возмутительно? Мадам, она ведет себя вызывающе. – Сэра Джона нельзя было умиротворить. – Вы понимаете, дорогая, – продолжал он сурово, – что наша младшая дочь приобретает репутацию кокетки, девицы крайних взглядов, взбалмошной сорвиголовы?

– Вы преувеличиваете, дорогой.

Сэр Джон поднял вверх указательный палец:

– Пункт первый – разорванная помолвка; пункт второй – курение сигар, совершенно бесстыдное, и где – в садах Карлтон-Хауса; пункт третий – опасная гонка в двухколесном экипаже в Туикнеме, в которой она едва не сломала шею; и последний, но ни в коем случае не самый незначительный, пункт четвертый – употребление алкоголя в «Олмаке» и оскорбление леди Джерси, когда она была навеселе.

– Вы хотите сказать, что Салли Джерси тоже была пьяна? – Леди Эстер подавила смешок.

– Мадам, вы намеренно искажаете мои слова. Сейчас не время для шуток. Неподобающее поведение вашей дочери позорит доброе имя нашей семьи.

Леди Эстер спустила стройные ножки с кровати и подошла к высокому зеркалу.

– Это правда, – дружелюбно согласилась она. – Поведение Харриет не такое, какого можно было бы желать.

– Это совершенно не то, на что я рассчитывал, – раздраженно продолжил сэр Джон. – Она бросается из одного приключения в другое. Где мы допустили ошибку? Из наших пяти других детей никто ни разу не доставил нам ни малейшего неудобства.

– Да, они определенно избаловали нас хорошим поведением и послушным нравом.

– Почему же она не может быть похожей на них?

– Потому что, дорогой, – ответила леди Эстер, одаряя мужа любящим взглядом, – как вы прекрасно знаете, ваше младшее дитя похоже на вас.

– Вы имеете в виду, я полагаю, – сухо ответил он, – то, что вы называли моей растраченной молодостью – безрассудными поступками мальчишки. Но позвольте мне напомнить вам, что поведение, терпимое для мужской части рода человеческого, считается отвратительным применительно к прекрасному полу.

– И это говорите вы? – спросила леди Эстер, насмешливо приподнимая красиво очерченные брови. Она подняла руку, чтобы поправить выбившийся серебряный локон на виске. – Почему вы, лицемерный старый плут, забываете, что ваша сестра Джейн – да-да, непогрешимо правильная в последние годы мать Брайони – была ни на йоту не лучше. Именно дурная слава молодых Гренфеллов заставила моего отца так долго сопротивляться нашему браку. Вы ни на грош не заботились о репутации семьи, пока у вас не появились собственные дети.

Сэр Джон хотел что-то сказать, но леди Эстер было невозможно остановить.

– О да, вы исправились, я знаю, если вы об этом собирались сказать. И у меня нет сомнений, что Харриет тоже избавится от юного сумасбродства.

– И когда же нам ожидать столь приятного события? Сегодня? Завтра? В следующем году?

– Она пойдет по стопам своего отца, дорогой. Когда подходящий мужчина появится на ее горизонте, она сделает все необходимое, чтобы заслужить его внимание.

Сэр Джон не мог найти возражений, пока не вспомнил о еще одной козырной карте.

– Вы понимаете, Эстер, что подписка вашей дочери в «Олмаке» была аннулирована?

– Ну и что из того?

– Как это что? Не могу поверить, что вы не понимаете значимости такого беспрецедентного действия. Ее подвергли остракизму!

– Тьфу! – Леди Эстер выскользнула из своей ночной рубашки и стала надевать почти прозрачную хлопчатобумажную сорочку. Сэр Джон окинул стройное тело жены одобрительным взглядом.

Она беззаботно махнула рукой.

– У этих дам-патронесс из «Олмака» слишком высокое мнение о своей влиятельности. До нас, Гренфеллов, им не дотянуться. Мне неинтересно проводить по средам вечера с этими скучными, но такими образцово-пристойными дамами. Какое лицемерие! Всем известно, что свекровь самой Салли Джерси не так давно была любовницей принца-регента, да и все еще была бы ею, если бы он хотел этого. И Салли думает, что может служить образцом морали для таких девушек, как Харриет? – Голос леди Эстер дрожал от возмущения.

Сэр Джон предусмотрительно оставил свои мысли при себе. После паузы его жена продолжила более спокойным тоном:

– Однако если не по другим причинам, то ради Брайони нужно заставить Харриет понять ошибочность ее поведения.

Леди Эстер запуталась в складках голубого платья из тончайшего батиста, и сэр Джон подошел, чтобы помочь ей застегнуть его на спине. Голубой всегда шел ей, подумал он, наблюдая, как она небрежно водит гребнем по своим коротким темным кудрям. Даже сейчас, через тридцать лет, он не мог понять, как же ему все-таки повезло заполучить несравненную леди Эстер Вудвард, царицу первого и единственного ее сезона, которая уступила его ухаживаниям и приняла его предложение. Он положил руки ей на плечи и посмотрел на нее с притворной подозрительностью.

– Мадам жена, вы знаете, что я уступаю вам во всем. Скажите, что вы задумали. – Она пошла к соседней гардеробной, которую они превратили в уютное местечко, где можно найти покой и уединение. Леди Эстер устроилась в удобном кресле и указала мужу, куда он должен сесть. Он достал сигару из инкрустированной слоновой костью шкатулки на столе и закурил ее, прежде чем присоединиться к ней.

– Итак, – произнес он наконец, – я с нетерпением хочу услышать ваше мнение.

– Джон, дорогой, Харриет не единственная наша проблема. По-своему – совершенно по-другому, конечно, – ваша племянница Брайони скоро поставит нас в не менее затруднительное положение.

– Чепуха! – категорически перебил ее сэр Джон. – Брайони – добродетельная леди и во всем такая, какой должна быть. У нее чудесный характер, она не легкомысленна, на ее слово можно положиться, и она не устраивает скандальных выходок, которые так чертовски привлекают нашу упрямую дочь.

– Мой дорогой, она квакерша.

– И что из того?

– Точно не знаю. Но вы не находите ее немного... излишне пуританской?

– Как это?

– Ну, например, платья, которые мы заказали, прислали на этой неделе – превосходные, очень красивые, скромные платья для юной леди, вступающей в свой первый сезон. Они ей удивительно к лицу. Но знаете, когда она стала носить их, я поняла, что в них что-то не так.

– И?..

– Через некоторое время я заметила, что каждое платье с вырезом, ниже вот такого... – леди Эстер провела линию немного ниже шеи, – было закрыто куском кружева.

– Это просто доказывает, что у моей племянницы даже в таком юном возрасте должные представления о скромности.

– О Боже, да вы изменились, – возразила леди Эстер. – Но есть еще и другое. Брайони честна до грубости. Никто не осмеливается спросить ее мнения ни по какому вопросу, потому что она высказывает его, совершенно не задумываясь о последствиях.

– Ну, это просто смешно. Если вы спрашиваете ее мнение, почему девочка обязательно должна сообщить его вам завуалированным? Мне она кажется очень непосредственной!

– О, да, но в светском обществе так не делают. Ей нужно многому научиться. И я уверена, что нашла идеальное решение. – Она улыбнулась с явным удовлетворением.

– И какое же? – поинтересовался он.

– Я спросила нашу дочь, не хочет ли она стать наставницей Брайони и показать ей, как нужно вести себя в обществе.

Сэр Джон потерял дар речи. Наконец он смог выдавить:

– О чем вы думаете, мадам? Наша дочь не смогла бы и оборванной торговке рыбой показать, как вести себя в свете. Брайони не нужны советы Харриет.

– Не будьте таким бестолковым, болван вы эдакий. – Слова были грубы, но она сказала их так нежно! – Харриет будет показывать Брайони пример. И она вряд ли станет демонстрировать ей дурные поступки, так ведь?

– Эстер, надеюсь, вы знаете, что собираетесь делать. У меня есть серьезные опасения насчет этой дурацкой идеи. Мне кажется, вы должны придумать что-то другое.

– Но, Джон, Харриет слишком упряма, чтобы принять замечания от такой добропорядочной и чопорной девушки, как Брайони.

– Вот именно!

– Неужели вы такого низкого мнения о нашей дочери, сэр, что заранее осуждаете ее? – В глазах леди Эстер блеснула недружелюбная искорка.

– Конечно, нет, любовь моя, – примирительно ответил сэр Джон. – Нет необходимости защищать от меня вашего детеныша. Я просто хочу, чтобы она была больше похожа на свою мать.

– Но она похожа на вас. Сколько раз мне нужно это повторять? И именно потому, что она похожа на вас, я нахожу ее в высшей степени... о... привлекательной и самой очаровательной из всех наших детей.

– Эстер!

– О нет, не упрекайте меня, я просто честна, а ведь это добродетель, которую вы, по вашему признанию, так цените. Харриет немного несдержанна – ну, может быть, это преуменьшение, – но она такая веселая, жизнерадостная девочка. Это именно те качества, которыми я восхищалась в вас, когда мы впервые встретились. О, Джон, вы были таким... живым. – Она импульсивно протянула руку, чтобы прикоснуться к его руке. – Я не хочу, чтобы ее дух был сломлен.

– Этого не будет, любовь моя, – успокаивающе произнес он, накрывая ее изящную ладонь своей сильной рукой. Через секунду его пальцы крепче сжали ее руку, и он притянул ее к себе на колени. – И вы уверены, что этот стареющий, достойный осуждения плут менее живой, чем когда-то?

– Только чуть-чуть! – Она игриво посмотрела на него.

– Тогда, мадам жена, я исправлю это заблуждение немедленно. – И он заключил леди Эстер в объятия.

– Обратите внимание, – сказала мисс Харриет Гренфелл. Две пары глаз напряженно следили за каждым ее движением. – Все должно быть сделано с величайшим изяществом. Берешь табакерку в правую руку, – она достала маленькую овальную коробочку чеканного серебра, – и перекладываешь в левую, вот так. Потом ударяешь по табакерке указательным пальцем правой руки. – Она ловко ударила по крышке коробочки. – Теперь, Вернон, смотри внимательно. Это самая сложная часть. Открываешь табакерку быстрым движением большого пальца левой руки. – Она открыла ее натренированным жестом. – Запястье должно быть расслаблено. Если ты откроешь табакерку слишком поспешно, можешь рассыпать содержимое и станешь посмешищем. Теперь предложи табакерку своим ближайшим соседям. – Она протянула открытую табакерку. – Возьми немного, – предложила она.

Брайони заглянула в коробочку.

– Похоже на корицу. А как мне это взять?

– Вот так, – ответил ее брат, гордясь своими познаниями. – Всего лишь щепотка между большим и указательным пальцами. – Ища поддержки, он взглянул на Харриет, которая одобрительно кивнула. Брайони последовала его примеру. – Я смотрел, как лорд Рейвенсворт нюхал табак на балу, – сказал Вернон в виде объяснения. При звуке этого имени Брайони навострила уши.

– Нет. Не клади прямо в нос, – предостерегла Харриет. – Сначала немного разотри между пальцами. Теперь аккуратно втяни сначала одной ноздрей, потом другой, вот так, – продемонстрировала Харриет. Ее зрители подчинились.

– Довольно приятно, – сказала Брайони и со следующим вдохом оглушительно чихнула. Она застенчиво улыбнулась. – Что я сделала не так?

– Ты взяла слишком много, – заметил Вернон с высоты своих познаний.

– Я научусь, когда попрактикуюсь, – пообещала Брайони.

– О нет, ты не научишься, сестренка. Нюхать табак – это занятие для джентльменов.

– Как это? – Она посмотрела на Харриет, ища поддержки. Харриет пожала плечами.

– Одна из тех необъяснимых традиций, которые господствуют в светском обществе и которым мы должны подчиняться. Некоторые дамы не обращают внимания на правила, но это в основном пожилые герцогини, и они не связаны теми условностями, которым подчиняются такие дебютантки, как мы.

Часы на полке над мраморным камином пробили час.

Это встревожило Вернона.

– Провались ты! Мой наставник ждет меня, и я не могу задерживаться. У меня проблемы с греческим – этот отвратительный Эсхил, ну, вы знаете. Прошу прощения, дамы. – Он повернулся, чтобы покинуть маленькую желтую гостиную, которой пользовались только младшие члены семьи. У двери он обернулся: – Брайони, ты не могла бы уделить мне часок сегодня вечером, чтобы повторить со мной то, чему мистер Кит с таким трудом учит меня? Твои объяснения гораздо понятнее.

– Могу, если ты считаешь это полезным, но я люблю этот язык, и обучать тебя доставит мне страдание, – поддразнила Брайони.

Он проигнорировал подтрунивание сестры.

– И, кузина Харриет, могу я также попросить вас продолжить инструктировать меня в изящном искусстве нюхать табак?

– Разумеется, – ответила его смущенная кузина, все еще потрясенная тем, что эта худенькая девочка рядом с ней оказалась такой образованной.

Дверь закрылась со щелчком, и Брайони вернулась к прерванному занятию.

– Харриет, ты делаешь это так красиво. Я ведь не ошибаюсь, считая тебя очень опытной в этом вопросе?

Харриет заговорщически улыбнулась.

– Я не могу и мечтать сделать это на публике. Это просто невозможно. Но если я втихомолку нюхаю табак, кто об этом узнает? Да и кому до этого дело? Иногда я вижу, как дама нюхает табак с запястья джентльмена, но это самое большее, что она может себе позволить. Попробуй. – Она положила щепотку табаку на тыльную сторону запястья и протянула руку Брайони. Брайони элегантно втянула носом. На этот раз она не чихнула.

– Новички всегда берут слишком много, – продолжала Харриет. – Фокус в том, чтобы взять самую маленькую щепоточку, какую сможешь. Если кто-то чихает или морщится, когда нюхает табак, все впечатление испорчено.

– Можно, я попробую? – спросила Брайони.

– Разумеется. – Харриет протянула табакерку кузине и подумала, что эта кроткая девушка гораздо более отважна, чем ей показалось сначала.

Брайони проделала весь ритуал несколько раз, пока не достигла совершенства.

– Мне нравится, и я не вижу в этом никакого вреда, а ты?

– Ни малейшего, – согласилась Харриет.

– Тогда, кузина Харриет, в уединении будуара мы, возможно, можем вместе наслаждаться табаком?

– С удовольствием! – восторженно ответила Харриет.

Брайони оказалась приятной собеседницей, и Харриет была довольна новой подругой. Ее кузина, отнюдь не развязная в собственном поведении, ничуть не осуждала более чем сомнительные предприятия, в которых участвовала Харриет. Если Харриет пользовалась редкой возможностью выпить бокал вина, Брайони отказывалась без малейшего упрека. Игру в карты она отвергла под предлогом того, что не хочет лишить своих друзей и знакомых даже фартинга, но когда Харриет предложила ей сыграть просто для развлечения, Брайони согласилась. Для всех обитателей Брумхилла скоро стало очевидно, что, если их юная родственница «не видит в этом никакого вреда», она становится такой же беззаботной и веселой, как любая другая девушка.

Однако в отношении того, что нужно говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды, Брайони была непреклонна. В кругу семьи Гренфелл это качество ее характера не вызывало никаких возражений, поскольку Брайони никогда не позволяла себе высказывать свои взгляды, если ее не спрашивали. Только тот, кто действительно хотел услышать незаинтересованное мнение, просил Брайони высказаться. Хотели немногие.

Однако в обществе такую прямоту могли посчитать откровенной дерзостью, и Харриет в своей роли наставницы не раз приходилось использовать все свои чары, чтобы вывести Брайони из затруднительной ситуации.

Леди Гренфелл бдительно следила за юными подопечными и с удовольствием наблюдала их растущую близость. Она была рада видеть, что под опекой ее дочери чопорное поведение Брайони стало гораздо более свободным. От нее также не укрылось, что общение с Брайони благотворно повлияло на непредсказуемую Харриет. Она чувствовала законную гордость, что всего через несколько недель ее «дурацкая идея» уже начала приносить плоды. И поскольку в глазах отца поступки Харриет, наконец-то, стали соответствовать поведению настоящей леди, он снова разрешил ей пользоваться коляской, в которой она едва не сломала себе шею.

Глава 4

У маркиза Рейвенсворта были комнаты на втором этаже Олбани-Хауса на Пиккадилли. Два джентльмена в неброских, но элегантных костюмах – черных сюртуках и желтых панталонах – расположились в его кабинете в удобных, хотя и старомодных креслах по обеим сторонам пылающего камина. Каждый сосредоточенно курил гаванскую сигару. После нескольких минут красноречивого молчания темноволосый джентльмен поднял длинный мускулистый торс из глубин кресла и встал, чтобы открыть окно.

– Немного туманно, – пробормотал он в качестве объяснения.

– Несомненно, – рассеянно заметил его светловолосый компаньон. Рейвенсворт вернулся на место. Через некоторое время виконт Эйвери продолжил их разговор с того момента, где он прервался.

– Не то чтобы я хотел сломить ее дух, но, разумеется, будущий муж имеет право выразить собственное мнение по поводу поведения своей невесты? Я просто хотел обуздать сумасбродство Харриет.

– О, я полностью согласен, – ответил Рейвенсворт. – Для изысканно воспитанной дамы поведение Харриет Гренфелл оставляет желать много лучшего. – Маркиз медленно затянулся сигарой. – В женщине другого класса, – задумчиво продолжал он, – такое поведение не считается зазорным; кто-то может посчитать его привлекательным и даже соблазнительным. Но в жене это было бы непростительно. Как ты убедил ее разорвать помолвку?

– Я не убеждал, – угрюмо отозвался виконт. – Это была ее идея. Я просто сказал, что ей придется выбирать между оригинальностью и мной. Она выбрала первое.

– Ты точно не жалеешь об этом? – спросил Рейвенсворт, почувствовав нотку разочарования в голосе Эйвери.

– Ну конечно, жалею! Ты думаешь, я хочу связать себя с какой-нибудь из этих безжизненных девиц, которыми меня продолжает забрасывать моя мамочка? Брак – это пожизненный приговор, друг мой.

– Но джентльмен, если обнаруживает, что жена не в его вкусе, всегда может обзавестись другими увлечениями, – многозначительно произнес Рейвенсворт.

– Нет, нет, – сказал Эйвери, пожимая плечами. – Это невозможно. Я потерял всякий интерес к другим женщинам, даже красавицам. Теперь ты понимаешь, в какой переплет я попал?

– Боже мой! – воскликнул Рейвенсворт. – Это серьезно! Я понятия не имел, дорогой мой, что ты так потрясен Харриет.

– О, без сомнения, – ответил Эйвери, предпринимая неуверенную попытку стряхнуть с себя унылое настроение.

Вошел лакей и, что было абсолютно излишне, подсыпал в огонь полный совок угля. Когда он вышел, Рейвенсворт продолжил:

– Но это высвечивает совершенно другой аспект проблемы. Ты не говорил мне, что влюблен в эту леди.

Эйвери пожал плечами.

– Что из того? Харриет и пальцем не пошевелит, чтобы соответствовать моим представлениям о леди, а я не намерен уступать.

– Женись на ней и заставь ее отвечать твоим желаниям!

– Ты с ума сошел, Рейвенсворт? – недоверчиво спросил Эйвери.

– Нет, друг мой, – ответил Рейвенсворт покровительственно. – Просто использую возможности своего мозга. Подумай немного! Почему поведение Харриет Гренфелл так странно? Почему она не подчиняется общепринятым стандартам?

– Это от природы. Ее отец, как я слышал, был таким же.

– Вот это уже ближе к истине. Все потому, что мисс Харриет Гренфелл – эксперт в управлении обоими своими слепо любящими ее, потакающими ей родителями. Но когда Харриет выйдет замуж, под чьей властью она окажется?

– Своего мужа, разумеется.

– А если ты будешь этим мужем?

– Рейвенсворт, к чему ты клонишь? – В голосе Эйвери прозвучало нетерпение.

– Только это. Муж, если у него есть воля, просто обязан управлять своей женой. Он может угрожать ей всеми видами неприятных последствий – лишить ее денег на наряды или даже свободы. Если она не будет слушаться, ты, если захочешь, можешь отослать Харриет в одно из отдаленных своих имений и забыть о ней.

– Харриет это не понравится.

– Конечно, ей это не понравится, болван ты этакий. В этом-то и весь смысл. Женщина как необъезженная лошадь. Ее надо приучить к поводьям, не давая воли.

Лорд Эйвери серьезно обдумал слова Рейвенсворта.

– И ты собираешься так управлять женой, когда наденешь на себя оковы? – с сомнением спросил он.

– Бесспорно! Если мне не повезет и я женюсь на девице, которая будет перечить мне. Но этот день еще очень далеко.

– Что? Разве ты не встречал никого, кто тебе действительно нравится?

– Встречался со множеством женщин, но ни одна из них не прельстила меня настолько, чтобы предложить ей больше, чем мою прославленную... постель. – Рейвенсворт улыбкой поздравил самого себя.

Эйвери криво усмехнулся.

– Однажды, Рейвенсворт, ты повстречаешь свою Немезиду, и я надеюсь, что буду рядом, чтобы увидеть это.

Элегантная рука Рейвенсворта, готовая поднести окурок сигары к его губам, вдруг замерла в воздухе.

– Что ты сказал? – Он как будто был испуган. Эйвери повторил свои слова.

Его светлость медленно выпустил кольцо дыма, которое лениво поплыло к высокому сводчатому потолку. Он наблюдал за ним несколько мгновений, прежде чем ответить.

– Думаю, я уже столкнулся с ней. – Его голос ничего не выражал.

– Правда? – Глаза Эйвери загорелись интересом. – И что?

– Ничего! Просто какая-то худенькая девчонка, которую я увидел на балу у Гренфеллов. Вернее, не совсем на балу, а в библиотеке.

– И что же занесло тебя в библиотеку?

– Я был с Адель.

– Это объясняет все. Продолжай!

– М-м?.. – Слова Эйвери прервали то, что выглядело как приятная задумчивость. – Она сказала, что мой поцелуй заставляет ее трепетать.

– Ты, должно быть, шутишь! Ты целовал другую женщину, когда был с Адель?

– Конечно, нет! Я избавился от Адель.

– Что? Значит, она бесстыжая девица, да?

– Довольно оригинальная.

– Кто она? – спросил Эйвери.

– Я думал, ты можешь знать о ней. Гренфеллы в последнее время не нанимали новую гувернантку или компаньонку?

– Насколько я знаю, нет. Подожди! У Харриет есть кузина, которая гостит у них. Квакерша из Филадельфии, что в Шропшире.

– Никогда не слышал о такой. – После минутного размышления Рейвенсворт спросил: – Что значит квакерша?

Эйвери задумался.

– Черт, если бы я знал. Из того, что говорила Харриет, я понял, что они ужасно добродетельны.

– М-м... жаль!

– Почему? Ты заинтересовался ею?

– Только слегка! Она, как говорится, бедная родственница?

– Не могу сказать. Возможно. Но ее происхождение безупречно. Не хочешь ли ты взглянуть на ее семейное генеалогическое древо? Я могу устроить это. – Лицо Эйвери просто сияло.

Рейвенсворт смутился.

– Нет нужды. Я не собираюсь жениться.

– Нет? Тогда тебе лучше забыть о ней.

Рейвенсворт надменно выгнул бровь, и Эйвери фыркнул от смеха.

– Я серьезно, Рейвенсворт, – предупредил он. – Эта девушка не из тех, кто возьмет на себя грех. Даже не думай об этом. Говорю тебе, она добродетельна.

– Ты забываешь, она позволила мне поцеловать ее. Кроме того, добродетель не даст ей того, что могу предоставить я.

– Она не захочет ничего из того, что ты можешь предложить, если это будет без благословения церкви.

– Эйвери, ты неисправимый романтик, – осуждающе произнес Рейвенсворт.

– А ты дурак настолько же, насколько и циник, – парировал виконт.

Рейвенсворт молчал. Наконец он пробормотал:

– Посмотрим.

Лорд Эйвери ничего не ответил.

Через мгновение Рейвенсворт небрежно стряхнул пепел с сигары в стоявшую возле его локтя пепельницу. Он откинул голову на спинку кресла и неприязненно посмотрел на клубы дыма в кабинете.

– Атмосфера здесь просто невыносимая. Почему бы нам не глотнуть свежего воздуха? – Он погасил окурок сигары и решительно встал.

– Куда? – поинтересовался Эйвери, забирая свой плащ у Денби, камердинера его светлости. – В Гайд-парк?

– Нет, – задумчиво протянул Рейвенсворт, поправляя безукоризненный галстук. – Гораздо дальше. Как ты посмотришь на то, чтобы составить мне компанию и прокатиться в Ричмонд? У меня там есть друзья, которых я сто лет не видел.

Лорд Эйвери широко улыбнулся:

– Я готов. А твои друзья, случайно, не родственники ричмондских Гренфеллов?

Рейвенсворт похлопал его по плечу.

– Это одно и то же, дружок.

Ричмонд-парк, этот обширный участок земли, который Карл I сохранил для королевской охоты, был всего в нескольких минутах езды от Брумхилл-Хауса. Не стоило ожидать, что можно встретить кого-то из бомонда в такой ранний час, потому что Ричмонд был в целых семи милях от Лондона, и только самые энергичные возницы и всадники забирались так далеко и обычно уже после полудня.

Брайони и Харриет были не единственными прогуливающимися в парке. Обитатели Ричмонда и соседнего Туикнема с удовольствием пользовались привлекательным ландшафтом, где на площади более двух тысяч акров легко могли затеряться немногочисленные всадники и экипажи.

После долгой поездки в двуколке, которой девушки управляли по очереди под присмотром едущего верхом грума, они остановились около тополиной аллеи, и Харриет отправила Эванса на добрых полчаса проминать лошадь. Грум с готовностью подчинился, оставив кузин в двуколке наслаждаться зрелищем пасущегося невдалеке стада пугливых оленей.

– Ты не против, если я закурю?

Брайони не была уверена, что правильно расслышала.

– Прошу прощения?

Харриет повторила вопрос.

– Ну, я не вижу в этом никакого вреда, – осторожно ответила Брайони.

– Хорошо, – сказала Харриет, извлекая из глубин своего ридикюля тонкую черуту. – Я не делаю этого в доме, потому что папа не одобряет. Но при случае могу насладиться такой роскошью. Не хочешь присоединиться ко мне?

Брайони не решилась, но с нескрываемым интересом наблюдала, как ее подруга покатала в пальцах сигару и поднесла ее к уху. Звук, похоже, удовлетворил ее, потому что в следующую минуту она зажгла сигару и глубоко затянулась. Брайони смотрела, как облачко дыма вылетело изо рта кузины, когда та выдохнула.

– Пускаешь облака[1]1
  Blow a cloud – курить (сленг., англ.). – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть], – со знающим видом заметила Брайони.

Харриет рассмеялась.

– Ты знаешь мужской жаргон, как я вижу'. Вернон, я полагаю?

Брайони кивнула.

Подъехала коляска. Брайони с Харриет наблюдали за ее приближением с легким интересом. Брайони скользнула равнодушным взглядом по пассажирам – два молодых человека из общества, отметила она, один темноволосый, другой блондин. Когда коляска затормозила и встала, глаза Брайони остановились на темноволосом мужчине. Он показался ей смутно знакомым.

Накидка с пелериной была небрежно наброшена на его широкие плечи, и пока она смотрела, он снял шляпу и перчатки и небрежно провел рукой по черным кудрявым волосам. Лицо его было покрыто темным загаром, а его губы, растянувшиеся в приветственной улыбке, смягчили то, что могло иначе показаться отталкивающим выражением лица. Брайони не была тщеславна, но она знала, что в своем скромном, но изящном зеленом бархатном плаще и шляпке в тон, украшенной лентами, она выглядела как никогда очаровательно, и порадовалась этому.

– Это Эйвери, – простонала Харриет, глядя на светловолосого джентльмена. – Вот, возьми это! – В следующее мгновение Брайони ощутила горящую черуту в своей руке. Она осторожно взяла ее двумя пальцами.

Лорд Рейвенсворт выкрикнул:

– Мисс Гренфелл, как поживаете? Я так понимаю, сэр Джон простил вашу последнюю пагубную поездку? Как вам удалось обвести его вокруг пальца? – Он взглянул на лорда Эйвери и улыбнулся.

Брайони узнала голос и почувствовала, что ее сердце забилось чуть-чуть быстрее. Она смотрела, как Рейвенсворт подъехал ближе, его глаза открыто и бесцеремонно оглядывали ее фигуру. Брайони была скромна, но лишена ханжества. Ее абсолютная невинность защищала ее и позволяла вести себя независимо. Краска очень редко заливала ее щеки. И она не чувствовала необходимости опускать взгляд, когда джентльмен так откровенно разглядывал ее. Отсутствие опыта общения с джентльменами-хищниками гарантировало естественность поведения Брайони. Она осознавала внимание Рейвенсворта и ответила ему прямым взглядом.

– Могу я представить... – начала смущенная Харриет.

– Мою Немезиду, – прервал ее Рейвенсворт, вдруг узнав чистый, спокойный и уверенный взгляд Брайони. – Я бы узнал эти глаза где угодно.