Текст книги "Добродетельная леди"

– Нет. Думаю, предпочтительнее в восемь. К десяти каждый повеса в городе будет обивать порог вашего дома. – Он недоброжелательно улыбнулся. – Только один чемодан, дамы, пожалуйста! Даже если это означает, что вам придется выходить за ваших будущих мужей в одной рубашке. – Брайони бросила на него взгляд «холодное презрение». Но он не произвел на лорда никакого впечатления. Его светлость лишь незаметно потрепал ее по подбородку.

Брайони распахнула дверь в спальню Харриет и вошла.

– Я увидела свет, – сказала она с извиняющейся улыбкой, – и решила зайти.

Харриет сидела на краю кровати, апатично расчесывая золотые локоны. При появлении Брайони она отложила щетку.

– Брайони, – произнесла она запинаясь, – я обещала маме, что позабочусь о тебе. Не могу высказать, как я сожалею, что подвела тебя, и все обернулось так ужасно. – У нее больше не было слез, чтобы плакать, и она шмыгнула носом и высморкалась в мокрый платок, который сжимала в кулаке.

Брайони быстро пересекла комнату и обняла безутешную девушку.

– Харриет! Харриет! Стыдись, робкое ты создание! Не вешай голову, бедная девочка! Разве я выгляжу так, будто мне нужна опека? Ты не подвела меня, кузина! – Она слегка встряхнула ее. – Дорогая моя, ты же не думала всерьез, что я буду следовать светским условностям?

Харриет подняла голову и заглянула в спокойные глаза кузины.

– Но если тебя изгонят из общества, если люди не будут тебя принимать, ты будешь уничтожена.

– Глупости! – резко оборвала ее Брайони. – Я наследница значительного состояния. Через год я достигну совершеннолетия и смогу делать все, что захочу. Надеюсь, ты не допускала мысли, что я хочу выйти замуж за одного из этих бездельников, которым меня представили, и позволю забрать мои деньги из-под моего контроля?

Шмыганье Харриет резко прекратилось. Она недоверчиво воззрилась на кузину и, встретившись с твердым взглядом, вознаградила ее несмелой улыбкой.

– Тебя это правда не беспокоит?

– Моя ситуация меня действительно не волнует, – поправилась Брайони. – Но мне горько думать, что я стала причиной твоих страданий. Харриет, ты хочешь вращаться в высшем обществе? Ответь честно, если я разрушила твои шансы заслужить благосклонность света.

Харриет скептически взглянула на нее.

– Благосклонность света? Ты должна бы знать, как мало я стремлюсь к этому. Я никогда не дала бы и гроша за непонятные условности так называемой элиты.

– Тогда зачем так падать духом? Ведь не из-за меня же? Разве ты не видишь, что мы думаем одинаково? Почему ты желаешь мне того, что я, как и ты, презираю?

На выразительном лице Харриет отразилось сначала удивление, а потом облегчение. Она усмехнулась.

– Брайони, – выдохнула она шепотом, – ты думаешь, что это у нас в крови?

– Возможно, – ответила Брайони, в ее голосе сквозило веселье. – Но я повеса по убеждению, а не только по зову крови.

Харриет прыснула, вспомнив что-то.

– Шалопаи-Гренфеллы, – сказала она с многозначительной улыбкой.

– Оторвы-близнецы!

– Лукавые кузины!

– Озорные девицы!

– Никудышные леди!

– Непредсказуемые женщины!

Две пары глаз блестели лукавым весельем.

– Харриет, – озорно поинтересовалась Брайони, – значит ли это, что мы иногда, очень редко, сможем разделить понюшку табаку в уединении нашего будуара?

Не говоря ни слова, старшая из девушек достала перламутровую табакерку из ящика комода и театральным жестом протянула ее кузине. Элегантным движением, говорящим о долгой практике, Брайони предложила табакерку глядящей на нее горящими глазами кузине.

– Не желаешь ли присоединиться? – протянула она. Харриет ответила, что будет в восторге.

Девушки пребывали в этом беззаботном настроении почти целый час. Брайони искренне радовалась, что к Харриет вернулась ее былая живость. Однако когда речь зашла о чемоданах, которые нужно было упаковать к завтрашней поездке, они стали серьезнее.

– Я совсем не жажду встретиться с мамой и папой, – мрачно сказала Харриет.

– Что они могут нам сделать? – беззаботно произнесла Брайони. – Мы не совершили ничего плохого. Не съедят же они нас.

– Ну, конечно! – ответила Харриет, полная мрачных предчувствий.

Брайони пожала плечами.

– Не важно, главное, мы вместе, а присутствие лорда Эйвери, по крайней мере для тебя, будет некоторым утешением.

– А как же лорд Рейвенсворт? – игриво поинтересовалась Харриет, проницательно глядя на Брайони.

Брайони покачала головой.

– Его придется терпеть. Но я не собираюсь позволять его светлости диктовать мне условия. Мы едем в Бат. Это приключение, Харриет, и я готова наслаждаться каждой его минутой.

Харриет взмахнула ресницами. После короткого размышления она одобрительно кивнула.

– Ты права, Брайони, как всегда. Мы не сделали ничего, чего нужно бы стыдиться. Меня не напугает кучка злобных сплетников. Вместе мы выдержим это.

– Кстати, Харриет, – доверительно сказала Брайони перед уходом, – ты ведь не забудешь упаковать табакерку, дорогая? У меня еще не было времени купить собственную.

У Харриет глаза на лоб поползли от удивления. Испуганные голубые глаза заглянули в решительные серые. Брайони подмигнула, и улыбка озарила лицо Харриет.

– Кузина, – с понимающим видом ответила Харриет, – можешь рассчитывать на меня.

Глава 11

Это была лучшая гостиница в городе, как проинформировал их его светлость, перед тем как спуститься вниз и заказать ужин. Если говорить правду, подумала Брайони, это была единственная гостиница, которой кичилась деревня, если можно назвать небольшой ряд домов таким громким именем. Пока более удачливые путешественники давали отдых усталым костям на уютных перинах замка, Рейвенсворт посчитал целесообразным разместить свою компанию в живописной, но крохотной гостинице, больше похожей на большой деревенский дом, в захолустной деревеньке в добрых десяти милях от шумного Мальборо. Он хотел, как он выразился, защитить репутацию девушек, какая бы она ни была, от пошлого любопытства, а в отдаленных местах менее вероятно встретить знакомых.

Дверь в отдельную приемную распахнулась, и Рейвенсворт широкими шагами вошел внутрь. Он вопросительно окинул взглядом комнату.

– Вы в полном одиночестве, мисс Лэнгленд? Где же ваши спутники?

Брайони достаточно любезно, но без сердечности в голосе объяснила, что лорд Эйвери и Харриет пошли прогуляться. После утомительной езды в тесной карете глоток свежего воздуха может немного поднять настроение Харриет, решил лорд Эйвери.

Рейвенсворт молча переварил эту информацию, потом подошел к пылающему камину. Он протянул руки к огню и потер их друг о друга. Брайони обратилась к вчерашнему номеру «Таймс», лежавшему на ее коленях.

– Нет нужды спрашивать, не страдаете ли вы от упадка духа, мисс Лэнгленд, – учтиво начал он, поворачиваясь спиной к огню. – Ничто, как мне известно, не свернет вас с вашего пути.

Брайони услышала упрек в его словах и, снизойдя до ответа, слегка наклонила голову.

– Как скажете, милорд.

Он уселся в кресло напротив Брайони и удобно откинулся на подушки. Из кармана сюртука он достал простую серебряную табакерку и стал рассеянно постукивать пальцами по крышке. В глазах Брайони вспыхнул огонь, и Рейвенсворт, заметив его, резко сказал:

– Не будьте столь глупы, думая, что я приглашу вас составить мне компанию, девочка моя. Вы не возражаете, я надеюсь, если я буду наслаждаться в одиночестве?

Брайони объявила, что он может делать все, что захочет, и обратила все внимание на газету. Через несколько минут Рейвенсворт снова нарушил их молчание:

– Мисс Лэнгленд, Брайони, будьте так добры, удовлетворите мое любопытство.

Брайони вопросительно посмотрела на него и ждала.

– Меня интересует, как вы оцениваете произошедшее. Теперешняя ситуация не может быть счастливой для вас. И все же вы невозмутимы, спокойно читаете вчерашние новости, как будто окружающий мир вас совершенно не интересует. Вы не жалеете, что втянули себя и свою кузину в такую прискорбную ситуацию?

Брайони твердо взглянула на него.

– Я не вижу ничего дурного в моих действиях, милорд. Если бы была затронута моя совесть, это было бы другое дело. В такой ситуации я бы не успокоилась, пока все не исправила. Но не думайте увидеть меня с опущенной головой из-за какого-то незначительного несоблюдения приличий. Я невосприимчива к такой чепухе.

Рейвенсворт почувствовал, как в нем нарастает гнев, и прорычал:

– Вы что, совсем не понимаете, что прилично, девчонка? В вашем поведении, к сожалению, нет того, что подобает хорошо воспитанной молодой девушке. Говоря откровенно, мисс Лэнгленд, вы сами навлекли на себя этот позор.

– Вздор, – перебила его Брайони, не в силах терпеть несправедливость его упреков, и бросила газету на пол. – Позор? Что плохого я сделала? Я готова признать, что лишилась доброго мнения светского общества, которое я презираю. Разве плохо признать свое знакомство с дамой, которая проявила ко мне такую исключительную доброту? Я признаю, что с моей стороны было легкомысленно ставить мисс Уилсон в неловкое положение в Опере, но это было по неведению, а не по злому умыслу. – Ее голос дрожал от обиды и презрения. – Этот мир перевернут с ног на голову, милорд, когда христианскую леди сразу же осуждают за то, что она всего лишь выполнила свой долг, а так называемым благородным джентльменам позволено безнаказанно предлагать карт-бланш приличной девушке.

– Оставьте свои опасения на этот счет, мисс Лэнгленд, – язвительно заметил Рейвенсворт. – Я уже давно решил взять назад свое первоначальное предложение.

– Да как вы смеете, сэр! – воскликнула Брайони, вскакивая на ноги.

– Вы хотите сказать, что желаете, чтобы я повторил мое предложение? – с притворным удивлением поинтересовался Рейвенсворт, глядя в ее рассерженное лицо.

Она поняла, что он издевается над ней, делает из нее посмешище, и все ее тело задрожало от подавляемого гнева.

– Вы знаете, что не хочу, – ответила она с видом оскорбленного достоинства. – По-моему, я приложила все усилия, чтобы абсолютно точно выразить свое мнение на этот счет. Ваш образ жизни, ваше поведение отвратительны мне. – Она невольно поморщилась. – Короче говоря, милорд, мужчина, за которого я выйду замуж, будет не таким, как вы.

От этого последнего заявления у его светлости от гнева покраснела шея. Он неторопливо поднялся и угрожающе направился к ней. Брайони отступала, пока ее дрожащие руки не вцепились в край высокого буфета за ее спиной. Она остановилась.

Он неспешно подошел к ней и с напускной небрежностью оперся руками с обеих ее сторон о буфет. Его лицо было холодно-невозмутимым, но Брайони смутно сознавала, что оно скрывает какие-то более глубокие чувства. Ей не нравился слабый запах его одеколона, и она отвернулась, чтобы избежать его тревожащего влияния. Его близость была пугающей, волнующей, и она почувствовала, как кровь приливает к ее щекам. Ей стало трудно дышать, и она раскрыла губы, чтобы вдохнуть воздуха.

Когда он заговорил, его голос оказался лишен всяких эмоций:

– Тише, Брайони. Ваше последнее замечание должно было ранить, не правда ли? И теперь, когда вы преуспели в своем достойном похвалы намерении, зачем так бояться? Умоляю, продолжайте. Как я припоминаю, вы остановились на том, что не выйдете за такого человека, как я.

Брайони взглянула на дверь и со смешанным чувством страха и отвращения подумала, не должна ли она хотя бы попытаться убежать от своего захватчика. Голос Рейвенсворта около ее уха, обманчиво мягкий, предостерег ее от этой попытки.

– Даже не думайте об этом! – Его рука схватила ее подбородок и повернула ее лицо так, что ей пришлось посмотреть ему в глаза. – Расскажите мне о таких, как я, мужчинах, Брайони, – тихо сказал он. – Я хочу послушать.

Она решила, что будет честна, даже если он убьет ее за это.

– Вы не человек чести, милорд, – начала она, трепеща от собственной отваги. – И вы непоследовательны. Вы критикуете меня за пустячное несоблюдение условностей, хотя сами считаете вполне приличным для меня стать вашей любовницей. Вас не волнует ни мое счастье, ни душевное спокойствие моей семьи. Вы думаете только о своем эгоистичном удовольствии. Я отдам себя только тому мужчине, за которого выйду замуж. Он будет...

– Мужчина, которому я отдам себя, – насмешливо передразнил его светлость. – Послушайте меня, мисс Брайони Лэнгленд. Мужчиной, которому вы отдадите себя, буду я, или вы вообще не достанетесь никакому мужчине. – Его тон смягчился. – Вы что, вообще ничего не понимаете, глупенькая? – Он наклонил голову к ее лицу, его взгляд скользил по каждой ее черточке, и Брайони почувствовала его теплое дыхание на своем виске. – Брайони? – хрипло пробормотал он, как будто спрашивая ее позволения на что-то.

Хотя она не боялась его, она смутно сознавала, что он представляет для нее какую-то угрозу, и, если она позволит ему любить себя, не будет, не может быть пути назад. Она колебалась. Его губы скользили по ее глазам, и воля Брайони к сопротивлению стала слабеть. Ее пульс участился, и она почувствовала знакомый трепет, который начал медленно распространяться по телу. Ее дыхание превратилось в неровные, судорожные вдохи. Она замечала эти симптомы со странной отчужденностью, как будто она была доктором, который осматривает пациента с приступом какой-то болезни.

– Брайони. – Его голос звучал нежно и убедительно, пробуждая что-то глубоко внутри ее. Ее вздох был странной смесью покорности и предвкушения. Она повернула к нему лицо в ожидании поцелуя. Сильные руки прижали ее ближе, и его рот накрыл ее губы с мучительной нежностью. Не думая ни о чем, она изогнулась навстречу ему, плотно прижимаясь к его стройной фигуре. Ее руки скрестились позади его шеи. Целовать Хью Монтгомери, подумала Брайони, было самым замечательным удовольствием, какое только она испытывала в жизни.

Он отстранился от нее немного неохотно, и Брайони была разочарована.

– Скажите, о чем вы сейчас думаете! – хрипло приказал он, пожирая ее глазами.

Она медленно вздохнула.

– Я думаю, что мне нравится целоваться с вами больше всего на свете.

– Даже больше, чем нюхать табак? – спросил он с насмешкой.

Она посмотрела на него с надменной улыбкой.

– Когда я нюхаю табак, трепещет только мой нос. Когда вы целуете меня, трепет превращается в настоящее землетрясение.

Ее ответ, похоже, доставил его светлости безмерное удовольствие. Он наклонился, чтобы поцеловать ее снова, и Брайони почувствовала, что предвкушение внутри ее перерастает в ненасытное желание.

– Скажите теперь, что вы чувствуете, – произнес он наконец.

– Я хочу больше. – Ее голос был мечтательным.

– Больше чего? – провокационно пробормотал он в ее волосы.

Брайони попыталась собраться с мыслями. Она не могла сказать с уверенностью, чего хочет. Но она знала, что только у него есть эта странная сила довести ее возбуждение до дурманящего исступления.

– Я не знаю... Больше вас, – ответила она, нетерпеливо притягивая его голову к своей.

– Моя дорогая девочка, – ответил он, прежде чем прильнуть губами к ее губам. – Я хочу всю тебя.

Она слышала, как его сердце бьется так же сильно, как ее собственное. Какая-то новая движущая сила, какой-то голод был в его губах, когда он стал покрывать поцелуями контуры ее шеи и нежные возвышенности грудей. Дикое возбуждение захлестнуло Брайони. Рейвенсворт почувствовал ее ответ, и его прикосновения стали более страстными, более собственническими, жадными, они призывали ее уступить ему с безраздельной страстностью. Брайони вдруг испугалась, смутилась и отстранилась, чтобы заглянуть в его лицо и найти там утешение.

– Скажите, что вы думаете, – задыхаясь, попросила она, стараясь разгадать выражение его полузакрытых глаз.

– Я думаю, моя чаровница, что если я очень скоро не лягу с вами в постель, то сойду с ума.

Ресницы Брайони задрожали, когда она осознала, что могут предвещать слова Рейвенсворта. Почувствовав, что она слегка отстранилась, его светлость вдруг понял, в какое затруднительное положение попал из-за неосторожного языка. Он попытался исправить ошибку:

– Брайони, нет! Вы не так меня поняли! Я не имел в виду ничего постыдного. Вы должны знать, каковы мои намерения насчет вашего будущего.

Ее щеки покрылись алыми пятнами, в глазах блестели непролитые слезы. Она отступила, пытаясь освободиться из объятий Рейвенсворта.

– Умоляю, не говорите больше ничего, – сухо произнесла она. – У меня, должно быть, помутился рассудок. – Она деланно рассмеялась. – Я знаю, что вы за человек. Я ошиблась, позволив вам такие вольности. Это – безумие. Я сама не своя. – Она покачала головой, словно пытаясь избавиться от наваждения. – В моей жизни не может быть места для человека вашего характера, – продолжала она со всхлипом. – Мы как масло и вода. – Она сделала отчаянную попытку высвободиться из его рук. – Отпустите меня! – приказала она, и слезы, наконец-то, заструились по ее щекам.

– Брайони, выслушайте меня. Я прошу у вас прощения...

С лестницы послышался звук торопливых шагов.

– Проклятие! – в сердцах выругался Рейвенсворт. Он резко отпустил ее и отвернулся к камину, приняв непринужденную позу. Раскрасневшаяся Харриет влетела в комнату. Пылающий гневом взгляд леди говорил присутствующим, что прогулка с Эйвери не только подняла ей настроение. Эйвери вбежал в гостиную через секунду после нее.

С напускным спокойствием Харриет подняла упавшую газету и устроилась в кресле около камина. Она развернула ее с яростным шуршанием и сделала вид, что читает. Эйвери робко улыбнулся остальным.

Ужин, хотя и гораздо лучший, чем они ожидали в таком непритязательном на вид заведении, прошел в неловком молчании. Все почувствовали облегчение, когда дамы, наконец, удалились и оставили джентльменов наедине с лучшим бренди, какое могла предложить гостиница.

Когда джентльмены остались одни, Рейвенсворт вопросительно поднял бровь.

– Ну? – поинтересовался он.

– Катастрофа! – мрачно ответил Эйвери.

– Она отказала тебе?

– О нет, она приняла мое предложение. – Лорд Эйвери грустно рассмеялся. – Я жду, что она швырнет это предложение мне в лицо завтра же утром.

– Так что пошло не так?

Лорд Эйвери задумался. Он вздохнул. Потом лукаво взглянул на Рейвенсворта.

– Из того, что я сказал, Харриет составила мнение – ошибочное, уверяю тебя, – что я возлагаю всю вину за случившееся на ее кузину Брайони.

– Ее одну и надо винить! – в ярости рявкнул Рейвенсворт, допивая бренди одним глотком. – Говоря так, ты не обижаешь меня! Какая мать, такая и дочь, я не сомневаюсь. Ее отцу следовало ее почаще пороть, когда она была ребенком.

– Судя по тому, что я слышал, ее вообще вряд ли пороли.

– Скоро это можно будет исправить, – пригрозил Рейвенсворт. Он наполнил бокал и почти мгновенно осушил его.

– Ты все еще хочешь жениться на ней? – спросил Эйвери, разглядывая бриллиантовое кольцо на своем пальце.

– Если смогу убедить ее, и я это сделаю, – мрачно ответил Рейвенсворт, как будто мысль о завоевании дамы не доставляла ему вообще никакого удовольствия.

– Она превратит твою жизнь в ад.

– Я смогу справиться с ней, – опрометчиво заявил Рейвенсворт, выпитый бренди придал ему ложной уверенности. – Даже если мы устроим наш дом в диких дебрях Африки, – добавил он, пытаясь пошутить, – уверен, что Брайони и светское общество поладят вполне сносно.

Лорд Эйвери улыбнулся.

– Харриет это не понравится. Она без ума от этой девушки. Если ты не против, Рейвенсворт, я скажу, что, по-моему, Брайони плохо влияет на Харриет.

– Дружище, – в сердцах ответил Рейвенсворт, – тебе не нужно убеждать меня. Брайони плохо влияет на всех и каждого. Везде, где она проходит, она сеет зло. Посмотри на меня. До того как я встретил ее, я был вполне разумным человеком, разве не так? – риторически поинтересовался он. – Редко в плохом настроении, всегда хорошая компания, если зайдут друзья. Мне было наплевать на весь мир, – задумчиво произнес он, как будто ностальгически вспоминая золотые дни юности. – Жизнь была такой простой. Я наслаждался случайным флиртом с красавицами сомнительной морали, а какой мужчина этого не делает? Моя ошибка была в том, что я позволил своему взгляду упасть на добродетельную, кроткую мисс. Учись на моих ошибках, Эйвери, – посоветовал он, стараясь сохранить рассудительность. – Она до такой степени сбила меня с толку, – добавил он грустно, – что я больше не различаю, что хорошо, а что – плохо. Я чувствую себя хоть наполовину разумным, лишь когда совершенно пьян.

– Я выпью за это, – педантично ответил Эйвери, протягивая свой бокал Рейвенсворту, чтобы тот снова наполнил его из уже полупустой бутылки.

После двух бутылок бренди одурманенные джентльмены помогли друг другу подняться по лестнице, которая, они могли поклясться, стала необъяснимо круче. Они упали в постели полностью одетыми, забыв даже снять заляпанные грязью сапоги. Денби, промелькнула смутная мысль у его светлости, к счастью, здесь нет, чтобы стать свидетелем позора своего хозяина.