Текст книги "Царь мышей"

– Чушь собачья! – топнул Петрович ножкой по не очень прочному полу. – Что с того, что с кровью, зато теперь послужат доброму делу. И ежели кто из твоих приятелей хоть малую толику утаит, то пеняйте на себя – не токмо грабить буду, но и убивать на месте! – Петровича «несло», он уж и сам не особо соображал, что говорит. Но остановиться не мог. – За народное добро, пограбленное у народа, любому глотку перегрызу, так и знайте! Лично царю обо всем доложу, он мне доверяет. Одному мне, – с гордостью стукнул Петрович себя в грудь. – А эти, они все мелкие ворюги, что угодно готовы стянуть. Не выйдет, господа хорошие!..

Петрович продолжал разоряться, а Васятка слушал и каждое слово мотал на ус, хотя усов по молодости лет еще не носил. По всему выходило, что Петрович, даже если в запале чего и приврал, все-таки был подотчетен напрямую самому царю Путяте. Единственное, что не очень укладывалось в светлой голове Васятки – неужели Путята не мог для столь ответственного задания найти кого-то поумнее? Объяснение напрашивалось одно – при выборе между честным дураком и человеком умным, но «себе на уме», Государь отдал предпочтение первому.

* * *

На утренней службе в храме Всех Святых народу было не очень много. И хоть на отца Александра из-за отсутствия его юного помощника ложилась большая, чем обычно, нагрузка, он сразу приметил двоих незнакомцев, одетых в чиновничьи кафтаны. Правда, на одном из них кафтан сидел как-то мешковато, и креститься он норовил то не той рукой, то не в том направлении, и второму чиновнику приходилось его незаметно толкать в бок и что-то шептать на ухо. Первый чиновник испуганно переменял руку, правильно складывал пальцы, но потом снова путался, и все начиналось сначала. Словом, чувствовалось, что они явились в церковь не помолиться, а с какими-то другими намерениями.

Сразу по окончании службы они подошли к отцу Александру.

– Чем могу служить, господа? – вежливо спросил священник. Он сразу понял, что обращение наподобие «чада мои» в данном случае было бы не совсем к месту.

– Мы из градоуправления, – ответил тот чиновник, что все время наставлял своего товарища в церковных обрядах. – Меня зовут Нестор Кириллович, а моего помощника…

– Порфирий, – поспешно представился помощник, почувствовав замешательство начальника. – Можно без отчества.

– Ну что ж, прошу пожаловать ко мне в покои, – гостеприимно предложил отец Александр.

Пока священник вел гостей в ту часть церковного здания, где квартировался вместе с Васяткой, Порфирий так внимательно приглядывался ко всем дверям и стенам, будто хотел увидать, что за ними скрыто. Впрочем, подобная наблюдательность скоро объяснилась, и очень просто.

– Батюшка, мы к вам явились с немаловажным делом, – сказал Нестор Кириллович, когда хозяин и гости уселись кто где в небольшой, но довольно уютной горнице отца Александра. – Ваша церковь давно не чинена, и настала пора ее подновить.

– А то ежели запустить, то потом еще дороже выйдет, – добавил Порфирий.

– Понятно, – улыбнулся в бороду отец Александр. – Это дело хорошее, богоугодное. Очень рад, что у городского начальства наконец-то дошли руки и до нашего захолустья. Как я понял, вы хотите осмотреть храм и составить смету? Постойте, давайте сперва чайку выпьем, а потом уж и приступим.

– Нет-нет, приступим сразу, – решительно заявил Порфирий, заметив, что его начальник уже готов поддаться уговорам хлебосольного хозяина. – А то нам еще десяток мест нужно осмотреть… То есть обойти.

– Служба есть служба, – согласился отец Александр. – В таком случае, прошу за мной.

Обход помещений много времени не занял – чуть более часа. Чувствовалось, что господа чиновники обладали в этом деле немалым опытом, особенно Порфирий. Он безошибочно находил всякие темные закоулочки и внимательно их осматривал, сообщая о разных неполадках вроде трещинок в стене и разошедшихся половиц, а Нестор Кириллович добросовестно все записывал, макая перо в чернильницу, подвешенную на цепочке поверх кафтана, и при этом умудряясь не запачкаться.

Пока Нестор Кириллович заносил данные в опись предстоящих работ, Порфирий успевал поговорить с отцом Александром, который по просьбе чиновников отпирал всякие кладовки, чуланы и прочие подсобные помещения. Правда, непринужденная беседа Порфирия и отца Александра чем далее, тем более походила на допрос последнего первым. Порфирия занимало все – и много ли в церкви прихожан, и как обстоит дело с пожертвованиями, и не докучают ли соседи. Отец Александр, как мог, удовлетворял неуемное любопытство должностного лица и насторожился лишь при очередном вопросе:

– Тут вот у вас, батюшка, прислуживал такой молодой мальчонка, а нынче я его не вижу. Что он, прихворнул?

– Нет, слава Всевышнему, здоров. Просто я ему сегодня дал выходной, – ответил отец Александр. – А что, это имеет отношение к починке храма?

– Нет-нет, ни малейшего, – заверил Порфирий. – А скажите, погреб у вас есть?

– Есть и погреб, – сказал священник. – Вы и туда собираетесь залазить?

– Непременно, – подтвердил Порфирий.

– Обычно все неполадки именно из погреба и начинаются, – поддержал своего подчиненного Нестор Кириллович.

– Ну что ж, коли так, то добро пожаловать в подвал, – гостеприимно предложил отец Александр.

Когда Нестор Кириллович и Порфирий наконец-то покинули храм, оставив по мелкой монетке «на общую свечу», отец Александр присел прямо на нижнюю ступеньку паперти и негромко проговорил:

– А они, видать, не дураки. Хорошо, что мы успели переправить Ярослава в надежное место. Хотя в наше время самое надежное место – на кладбище…

* * *

Журналистка Надежда Чаликова оставалась журналисткой даже здесь, в параллельном мире. В отличие от так называемых «журналюг», более вдохновляющихся всякого рода «грязным бельем», Надя всегда старалась докопаться до истины, что, конечно, не препятствовало ей так или иначе проявлять свое отношение к происходящему. И поэтому теперь, оказавшись в одной карете с доном Альфонсо, она добросовестно пыталась выяснить, что же за черная тень пролегла между Кислоярским царством и Новой Ютландией – версия о первом попавшемся под руку «образе врага» Чаликову удовлетворяла не до конца. Журналистским чутьем она ощущала, что тут непременно должно было скрываться что-то еще.

Дон Альфонсо добросовестно пытался удовлетворить любопытство своей попутчицы, но и он никак не мог вспомнить ничего, что могло бы омрачить отношения двух государств и настроить кислоярцев против Ново-Ютландского королевства:

– Насколько мне известно, больших разногласий у нас никогда не бывало. Знаю, что король Александр несколько раз бывал в гостях у царя Дормидонта, а Дормидонт как-то приезжал к Александру и остался весьма доволен оказанным приемом.

– Но, может быть, Его Величество Александр пытался навязать ему ваш образ жизни, ваши верования? – спросила Надя, имея в виду выступления на открытии водопровода.

– Какие глупости! – возмутился дон Альфонсо. – Да, мы живем по-своему, иначе, но ни Александр, ни рыцари, даже самые вздорные, никогда и не думали что-то навязывать соседям!

– А может быть, тут дело в Путяте? – вдруг разомкнул уста Василий, который больше молчал, внимательно слушая разговор Нади с доном Альфонсо.

– Как вы сказали – Путята? – насторожился дон Альфонсо.

– Ну да, Путята, – подтвердил Дубов. – Новый Кислоярский царь, вместо Дормидонта.

Дон Альфредо, казалось, что-то усиленно вспоминал:

– Да-да, конечно же, Путята. А вы случаем не помните, каково его родовое прозвание?

Надежда и Василий переглянулись – родового прозвания нового царя они не знали. Или даже считали, что Путята – это и есть фамилия, а не имя.

– Помнится, наш друг господин Рыжий сказывал, будто бы царь Путята принадлежит к старинному, но обедневшему роду князей Чекушкиных, – припомнил Серапионыч. Он, как и Дубов, тоже весь путь помалкивал, предоставив Надежде «интервьюировать» славного рыцаря.

– Ну, тогда я, кажется, понимаю, в чем дело… – как бы про себя произнес дон Альфонсо.

– И в чем же? – не отступалась Надя.

– Да ну что старое ворошить, – махнул рукой дон Альфонсо. – А впрочем, извольте. Лет этак десять, или даже чуть больше тому назад из Царь-Города в Новую Ютландию сбежал один высокопоставленный вельможа. По его собственным словам, гонимый за правду, но позже выяснилось – за казнокрадство и мздоимство. Вскоре на его поимку был отряжен некто Путята, и как раз-таки из рода князей Чекушкиных. Якобы по заданию Сыскного приказа. А гонимый за правду мздоимец нашел прибежище в замке славного рыцаря Флориана – да вы, Надежда, его хорошо помните. Путята же, узнав об этом, сразу отправился в замок Флориана, однако не пошел к хозяину, а стал выспрашивать прислугу – повара, горничную, конюха: дескать, давно ли гость тут живет, да какие у него привычки, что он кушает и с кем встречается.

– Ну и что тут предосудительного? – удивился Дубов. – Сбор информации – неотъемлемая часть следственных действий.

– Я то же самое потом говорил Флориану, – подхватил дон Альфонсо, – да разве ему растолкуешь! Ежели, говорит, он прибыл с честными намерениями, то должен был придти ко мне и все рассказать, как есть. И если бы доказал, что мой гость – и впрямь мздоимец и вор, то я и поступил бы по справедливости. А высматривать, выспрашивать да выведывать – недостойное занятие. Я еще понял бы, если бы этим занимался обычный простолюдин, но уж со званием князя такие поступки вовсе несовместимы… – Дон Альфонсо вздохнул. – Путяте еще повезло, что ему попался Флориан, тот его просто выставил из своего замка и все, а другой бы и поколотил напоследок.

– Это скорее вашему королевству повезло, что не поколотил, – отметила Надя. – А то бы теперь господ рыцарей в Царь-Городе еще не так шпыняли…

– Ну да ладно, бог с ним, с Путятой. Вы-то куда путь держите? – спросил дон Альфонсо. – Уж не в Белую ли Пущу?

– Да нет, малость поближе, – ответил Василий. – В Загородный царский терем. Совсем скоро будет поворот направо, там вы нас и высадите.

– Ну, зачем же высаживать? – возразил дон Альфонсо. – Давайте уж до самого места довезу.

Карета замедлила ход и остановилась перед самым перекрестком – тракт пересекала проселочная дорога, причем справа она была более-менее ухожена, а слева – ухаб на колдобине.

Дверь приоткрылась, и в карету заглянул возница:

– Хозяин, куда теперь – прямо или налево?

– Направо, – вместо хозяина ответила Надежда.

– А налево, стало быть, та дорога, что на Новую Мангазею? – спросил кучер.

– Нет-нет, как я понял, дорога на Мангазею чуть дальше, – сказал Дубов. – А эта ведет к деревеньке Боровиха.

Возница вскочил на козлы, и карета покатила к Терему. Вторая карета, ведомая Чумичкой, произвела тот же маневр.

– Любезнейший дон Альфонсо, а того казнокрада в конце концов поймали, или как? – спросил доктор Серапионыч.

– Вроде бы поймали, – не совсем уверенно ответил славный рыцарь. – После изгнания из Флориановского замка Путята уехал домой, и беглеца на время оставили в покое. Он гостил то у Флориана, то у других доблестных рыцарей, одно время даже у меня. Но говорил, что опасается оставаться в Новой Ютландии и хотел бы отправиться в другую страну, подальше от Царь-Города. И вот за несколько дней до отъезда он получил от короля Александра письмо, где тот приглашал изгнанника к себе на прощальный ужин и даже обещал прислать за ним свою карету. И действительно, в назначенный час подали карету, но до королевского дворца она так и не доехала – исчезла по дороге, будто в болото провалилась. Поначалу мы так и подумали, но когда Его Величество об этом услышал, то был изрядно изумлен – оказывается, в тот день он никого не приглашал и никакой кареты ни за кем не посылал. Потом уж я краем уха слышал, что этого беглеца судили в Царь-Городе и отправили в темницу.

– И вы полагаете, дон Альфонсо, что к его похищению каким-то боком причастен Путята? – с самым невинным видом спросил Дубов.

– Да ну что вы! – возмутился рыцарь. – Это уж было бы слишком: князь ни за что не станет опускаться до таких бесчестных деяний, достойных разве что разбойника с большой дороги. Да если бы я, или хоть любой другой из наших доблестных рыцарей, позволил себе что-то подобное, то его не то чтобы царем не поставили, а напротив – отлучили бы от рыцарского звания и окружили всеобщим презрением!

Тем временем карета подъезжала к Загородному терему. Видимо, здесь уже знали о прибытии гостей – ворота были открыты, и два стрельца-охранника отдали приветствие, подняв секиры. Карета остановилась на площадке, откуда уже виднелся крутой скат теремовской крыши. Правда, охрана была предупреждена о прибытии только одной кареты, и прямо перед лошадьми второго экипажа ворота закрылись. Вылезшие из кареты Дубов и его спутники, чего греха таить, не без некоторого злорадства наблюдали, как Петрович собачится с охранниками, требуя пропустить его – борца за права угнетенных и доверенное лицо самого царя Путяты. Если первому утверждению стрельцы еще как-то могли поверить, то признать в грязном оборванце Государева посланника они никак не желали. И лишь когда Петрович недвусмысленно полез за кухонными ножами, Надя сжалилась:

– Пропустите, он с нами!

Как только вторая карета наконец-то заняла свое законное место рядом с первой, один из охранников предложил:

– Хозяин ждет вас – не угодно ли пройти в терем? – И отдельно обратился к кучеру дона Альфонсо: – И вы тоже извольте пожаловать – в людской вам приготовят обед.

– Ступайте без меня. Я должен проверить сохранность мешка, – пробурчал Петрович.

Оставив царского соглядатая возле карет, гости последовали за стрельцом по ухоженной каменистой дорожке, которая вилась между живописных цветничков и растущих там и сям кустарников. Терем представлял собой двухэтажное здание, причем первый этаж был сложен из тяжелых булыжников и частично из кирпичей, а второй, в скате крыши – из почерневших бревен. Шагах в ста от левого угла терема отдельно стоял домик, сделанный из того же материала и в том же стиле, что первый этаж терема.

Почти сразу же за теремом темнел густой лес.

А с верхней ступени крыльца дорогих гостей уже приветствовал хозяин – бывший Кислоярский царь Дормидонт.

* * *

Анна Сергеевна и Каширский шли по Белопущенскому тракту и привычно перебранивались.

– Ну что вы там тащитесь, – прикрикивала Глухарева на своего нерадивого спутника, который то и дело останавливался и с умным видом что-то разглядывал на дороге.

– Смотрю, на месте ли следы, – безмятежно отвечал Каширский. – Возможно, карета в каком-то месте свернула, тогда и нам придется повернуть. – Однако, решив, что выразился слишком уж просто, «человек науки» уточнил: – Скорректировать вектор движения.

– Да куда тут свернешь, когда кругом один лес, – не унималась Анна Сергеевна. – Лучше бы соединились с вашим этим, как его, хрена собачьего, астралом, и узнали, куда они поехали!

– Ну, зачем всуе беспокоить астрал? – возразил Каширский. – Мы и без того знаем, что господин Дубов и его спутники в карете господина Рыжего отправились по данной дороге на поиски неких сокровищ. Не так ли?

– Ну, так, – подтвердила Анна Сергеевна.

– Дорога ведет в Белую Пущу, но вероятность, что они следуют туда, предельно минимальна, – продолжал Каширский.

– С чего это вы взяли?

– Анна Сергеевна, когда вы следили за домом Рыжего, вы заметили, чтобы в карету грузили много багажа?

– Да какое там! – фыркнула Глухарева. – Багажа вообще никакого. Я даже удивилась – едут пять человек, считая кучера, и ни барахла, ни жратвы!

– Вот именно, – подхватил Каширский. – Из этого следует, что едут они не столь далеко, да еще в такое место, где им не придется заботиться ни о ночлеге, ни о хлебе насущном. Разве это не логично?

– Уж не от Дубова ли вы логикой заразились? – злобно прошипела Анна Сергеевна. – Через астральные, блин, контакты…

– Вот потому-то я не вижу смысла спешить, – подытожил Каширский. – Далеко они не уедут, а поскольку вдоль данной дороги населенных пунктов не так уж много, то идентификация местонахождения наших подопечных – вопрос времени.

– Вопрос времени, – передразнила Анна Сергеевна. – А за это время они уже отыщут клад и смоются ко всем чертям!

– Ну, не думаю, – степенно возразил Каширский. – Если бы все было так просто, то Рыжий не стал бы приглашать экспертов, а сам отыскал сокровища.

– У вас на все готов ответ, – сварливо проговорила Анна Сергеевна. – А толку от вас… Надо было попросить Херклаффа – он бы живо узнал, куда они поехали, без вашего халявного астрала. Это ведь настоящий профессионал, не то что некоторые!

При этом Анна Сергеевна кинула столь выразительный взгляд на своего сообщника, что стало ясно, к кому она применила последние слова своей бурной тирады.

– Логично, – согласился Каширский. – Давайте свяжемся с Эдуардом Фридриховичем. Анна Сергеевна, у вас мобильник при себе, или позвоним с ближайшего почтамта?

Анна Сергеевна в ответ лишь злобно зашипела и резко прибавила шагу. Каширский едва за нею поспевал. Но не пройдя и десятка шагов, он резко остановился и чуть не припал к земле.

– Да что вы там, ногу подвернули? – недовольно прикрикнула Анна Сергеевна.

Каширский ничего не ответил, но извлек из-под одежды увеличительное стекло и стал внимательно разглядывать поверхность дороги.

– Осторожнее, Анна Сергеевна, не торопитесь, – попросил Каширский. – Тут очень странные следы. Я сказал бы, зловещие.

То, что здесь происходило нечто странное, а то и зловещее, Анна Сергеевна могла разглядеть и без оптики – на протяжении нескольких шагов вся дорога буквально была изборождена следами колес и лошадиных копыт.

– Что тут, Бородинская битва была, что ли? – брезгливо проговорила Глухарева.

– Бородинская не Бородинская, но, похоже, что-то было, – с видом знатока ответил Каширский. – Вот видите, здесь следы каретных колес и нескольких лошадей, дальше – «Бородинское побоище», а еще дальше – снова следы, но уже трех карет, а лошадей будто целый табун. И у одной довольно странные копытца, похожие на ослиные… – Каширский внимательно разглядел следы странных копыт и радостно констатировал: – А-а, так это же ваши туфельки!

– Какие у меня туфли, такие у вас мозги! – мрачно процедила Анна Сергеевна. – Ну и что все это значит?

– Вариантов объяснения может быть много, – с готовностью откликнулся Каширский. – Ясно одно – мы на верном пути!

– Это вам кто говорит – ваши анальные голоса? – скривилась Глухарева.

– Нет, интуиция ученого! – гордо ответствовал Каширский.

* * *

Дормидонт был непритворно рад приезду старых знакомцев и тут же повел их в обширную трапезную, где уже был накрыт стол.

– Нет-нет, дела подождут, – оживленно говорил бывший Кислоярский монарх, рассаживая гостей, – а сперва откушаем, что бог послал. Ты, боярин Владлен, садись рядом со мною, как самый дорогой мой гость. Шутка ли, – добавил Дормидонт, обращаясь к остальным, – пол века пил горькую, а пришел вот этот вот эскулап и за три дни отвадил от меня всякую, понимаешь, тягу к хмельному зелью!

Когда же Серапионыч попытался с приличествующими церемониями представить Дормидонту славного ново-ютландского рыцаря, бывший царь даже не дал доктору этого сделать:

– Ба, да вы же… Вы же Альфонсо! Вот уж, право, не ожидал. Постойте, когда ж мы с вами виделись? Ну да, тому назад лет тридцать. Я ж тогда еще только царевичем был и приезжал в гости к вашему королю Александру. Хотя нет, и Александр тогда еще никаким королем не был. А вас помню – разбитной такой были парнишка и состояли при… Погодите, при ком же – при короле Иезекииле или при его наследнике Александре?

– Кажется, при наследнике, – улыбнулся дон Альфонсо, весьма тронутый тем, что Дормидонт его до сих пор помнит.

– Ну, за встречу! – провозгласил Дормидонт. – Простите великодушно, себе не наливаю – отверзлась моя душа от сей отравы.

Все выпили наливки, один царь – кваса.

– Удивляясь вашей памяти, Государь, – заметил Дубов. – Я хоть и молодой еще, и по профессии вроде бы должен все помнить, а вот ведь порой забываю, с кем еще неделю назад встречался, а вы – видели человека тридцать лет назад, и надо же, узнали!

Царь от всей души расхохотался:

– Что ж вы думаете – раз я до седины дожил, так уж и всякую память потерял? Я могу забыть про вчерашнее, а что пол века назад было – все помню. Так выпьем же за то, чтобы лучшие воспоминания младых лет согревали нас до конца дней!

И с этими словами Дормидонт собственноручно разлил по чаркам искристое вино из жбана, стоявшего посреди стола. Ради такого случая он даже плеснул себе чуть-чуть на донышко.

– Хорошее винцо, – одобрил Дормидонт, – передайте, дон Альфонсо, благодарность Его Величеству Александру, но попросите, чтобы больше не присылал. А то, понимаешь, не удержусь и снова запью. А на что мне это теперь нужно? Живи себе да радуйся!

И хоть говорил Дормидонт весело, оживленно, однако Чаликова уловила во взгляде бывшего царя такую неизбывную тоску, что у нее невольно сжалось сердце. Это сейчас, при гостях он так бодрится, подумалось Надежде, а что он чувствует, о чем думает в долгие дни и ночи одиночества и бездействия?

– Ну я ж говорю – не жизнь, а сплошная радость, – продолжал Дормидонт. – Днем рыбку в озере ловлю, грибы-ягоды в лесу собираю. По вечерам вот приохотился умные книжки читать, а то пока царствовал, некогда было. – Царь вздохнул. – Жаль, Танюшки поблизости нет. И раньше не слишком часто к батьке наведывалась, а теперь ее Рыжий и вовсе куда-то, понимаешь, сплавил. К тетке в гости, говорит. А чего она там потеряла?

– Ах да, кстати, мы ведь везем к вам весточку от Татьяны Дормидонтовны, – вспомнил Василий.

– А чего ж молчали-то? – оживился Дормидонт. – Давайте ее сюда!

– Да нет, письмо у Петровича, – сказал доктор. – Ну то есть у нашего, как бы это поприличнее сказать, сопровождающего.

– Чего-то он задерживается, – заметила Чаликова. – Уж не заблудился ли?

– Или высматривает, где бы чего стянуть, – проворчал молчавший доселе Чумичка.

– Стянуть? – изумился Дормидонт. – Я бы и сам рад чего стянуть, да нечего. Сами видите, по-простому живем. Разве что меня украсть можно, да кто на такое добро позарится?

И царь вновь захохотал, как показалось Наде – слегка натужно.

Тут из-за дверей раздался пронзительный визг:

– Да пропустите вы, засранцы, мне к самому нужно! Я царев посланник, а не какой-нибудь там!

Дверь распахнулась, и в трапезную, зацепившись дырявыми башмаками за порог, впал Петрович.

– Что, вот он-то и есть царский посланник? – несколько удивился Дормидонт при виде живописного отрепья, в котором щеголял бывший Соловей-Разбойник. – Ну, дает однако же Путята!

Имя нового царя прозвучало в первый раз со времени приезда гостей, и Наде показалось, что дружеская непринужденная обстановка словно бы оказалась нарушенной.

Тем временем царский засланец неспешно поднялся с пола и, подойдя к столу, протянул хозяину мешок, а сам, не дожидаясь приглашения, уселся за стол. Дормидонт слегка поморщился, но ничего не сказал, а молча вскрыл мешок. Запечатанный сверток с посланием от царевны он бережно положил рядом с собой, а стопку бумаг, перетянутых бечевкой, не глядя сунул слуге:

– Отнеси ко мне. А еще лучше – сразу в печку. – И пояснил: – Мне тут Путята присылает всякие отчеты о том, что в стране происходит, а я даже и не читаю. Так, просмотрю для порядка – старались же люди – и в сторону.

– Чего так? – удивился Серапионыч.

– А зачем? – пожал Дормидонт могучими плечами. – Все едино, теперь я ни на что повлиять не могу. Да и, по правде сказать, не хочу. А для чего зря себя расстраивать?

– Ну так ведь новости бывают не только плохие, но и хорошие, – возразил Василий.

– Хороших вестей у меня и тут хватает, – ответил царь. – Вот хоть на той неделе вот такую щучищу, понимаешь, словил. – И Дормидонт раздвинул руки, едва не смахнув все, что было на столе. – Скажу вам, рыбалка у нас тут – ого-го! Непременно свожу вас на пруд… Да знаю-знаю, вы сюда за каким-то делом прикатили, ну так что же с того? Дело делом, а и рыбная ловля – тоже дело. Вот вчера я тако-ого леща поймал!.. Или нет, еще больше.

– Как врач могу сказать, что вывих плечевого сустава – профессиональная травма всех настоящих рыболовов, – заметил Серапионыч.

– Это из-за того, что приходится удочку резко дергать? – предположила Надя.

– Да нет, из-за того, что рук не хватает улов показывать, – совершенно серьезно ответил доктор.

Все рассмеялись, и громче всех – Дормидонт. Один Петрович, имевший за плечами не самый приятный опыт общения с рыболовами, презрительно скривился.

Тут засобирался дон Альфонсо:

– Ваше Величество, благодарю вас за гостеприимство, но мне пора ехать.

– А чего так скоро? – с некоторым разочарованием сказал Дормидонт. – В кои-то веки свиделись, и нате вам пожалуйста – ехать пора.

– Дело в том, Государь, что путь я держу в… – дон Альфонсо еще раз произнес мудреное название, – и хотел бы засветло добраться до Новой Мангазеи, чтобы там заночевать.

– А при чем тут Мангазея? – удивился Дормидонт. – Ехали бы через Царь-Город – так чуть не вдвое ближе.

– Да вот друзья отсоветовали, – кивнул дон Альфонсо на Чаликову и Дубова. – Говорят, в Царь-Город нам, ново-ютландцам, лучше не соваться.

– Отчего же? – еще более изумился Дормидонт.

Ничего не поделаешь – пришлось Чаликовой вкратце пересказать то, что она слышала и видела на открытии водопровода. И хоть Надежда старалась не сгущать краски, а скорее даже наоборот, но по мере повествования лик бывшего царя все более мрачнел.

Зная лучше других нрав Дормидонта, Серапионыч ожидал бури, но тут, к счастью, в трапезной появился дон-Альфонсовский кучер:

– Простите, хозяин, но в путь отправляться никак нельзя – правое заднее колесо сломалось.

– Как же так, Максимилиан? – нахмурился дон Альфонсо. – Разве ты не проверял колеса, когда мы выезжали из дома?

– Такой вид, что его только что подпилили, – спокойно ответил Максимилиан. – Ума не приложу, кто бы мог это сделать?

– Тот, кто оставался возле карет, покамест нас повели в терем, – заметил Дубов.

Все взоры оборотились на Петровича, который по-прежнему сидел, развалившись на стуле, и цапал со стола всякие лакомые кусочки.

– Ну что вы на меня уставились? – заверещал Петрович. – На какого шута мне ваше колесо? Неча на других валить, коли свое добро беречь не умеете!

– А кто еще, как не вы, Петрович, – не удержался Васятка. – Я ж помню, какой вы злющий были, когда все пересели к дону Альфонсо.

– Да, я! – нимало не смущаясь, заявил Петрович. – А чего с такими цацкаться? Они нам всякие пакости делают, а мы им даже колесо подпилить не можем? – И, обернувшись к дону Альфонсо, Петрович скорчил мерзкую рожу и высунул язык.

И тут поднялся Дормидонт – медленно, но грозно.

– Дон Альфонсо – мой гость, – сдержанно проговорил Дормидонт. – И в моем доме я не потерплю никаких выходок. Вам понятно, господин Петрович, или как вас там?

Тут бы Петровичу помолчать, а еще лучше – признаться, что не по делу погорячился, но увы: когда его «несло», то остановиться было уже трудно, почти невозможно.

– "В моем доме", – передразнил он Дормидонта. – А что здесь твое? Это все награблено у трудового люда, а сам ты – такой же голодранец, как я!

Кулак Дормидонта с грохотом опустился на стол. Явственно звякнула посуда.

– Вон, – негромко проговорил царь. – Ступай на конюшню и скажи, что я велел тебя как следует высечь.

Петрович соскользнул со стула, попытался подняться, но, зацепившись за половичок, растянулся на полу.

– Вон!!! – рявкнул Дормидонт.

Петрович с трудом встал на четвереньки и как мог скоро пополз к выходу. Следом за ним тянулся след дурно пахнущей жидкости.

– Да, так что же с колесом будем делать? – как ни в чем не бывало спросил царь, задумчиво проводив Петровича взором. – Скажи, любезнейший Максимилиан, до Мангазеи оно, конечно, не доедет?

– Не доедет, Ваше Величество, – уныло подтвердил возница.

– А до Боровихи, пожалуй, доедет, – продолжал Дормидонт. – Вот что я вам посоветую, дон Альфонсо – поезжайте-ка вы к нашему кузнецу. Он такой у нас умелец, что любую неполадку, понимаешь, в два счета починит.

– Ну, тогда сразу же и поеду, – засобирался дон Альфонсо.

– И я с вами, коли не возражаете, – вызвался Дубов. – Всегда мечтал поглядеть на настоящую кузницу. Васятка, а ты как?

Васятка молча кивнул.

– Это вы хорошо придумали, – одобрил Дормидонт. – А то уехали бы, и только вас, понимаешь, и видели. А так еще вернетесь. Тогда уж и потолкуем, и былое вспомним.

Оставшись за столом втроем с хлебосольным хозяином и доктором Серапионычем, Надежда решила приступить собственно к сути дела.

– Ваше Величество, я давно увлекаюсь изучением всяких древних построек, – начала она как бы издалека, – а ваш терем кажется мне весьма редкостным сооружением. Не могли бы вы нам с доктором немного про него рассказать?

Однако Дормидонт сразу «раскусил» чаликовские маневры:

– А вы не крутите, сударыня, кругом да около – скажите сразу, чего узнать желаете. Что ведаю, ничего не утаю.

Надя вопросительно посмотрела на Серапионыча.

– Полагаю, Наденька, нам незачем что-либо скрывать от Государя, – заметил доктор. – А о том, для чего мы сюда прибыли, знает даже Петрович. Затем и отряжен – следить за нами.

– И очень хорошо, что теперь его здесь нету, – добавила Чаликова.

– Вообще-то мне, наверно, не следовало отсылать его на конюшню, – чуть помолчав, произнес Дормидонт. – А уж тем более сечь. Просто меня давно уже никто так бесстыдно не гневил… Да, так за каким делом бишь вы сюда приехали?

– Прежде всего мы были рады возможности повидать Ваше Величество, – поспешно, пока Надя не приступила к расспросам, сказал Серапионыч. – И лично для меня все дела и все задания – не более как удачный повод с вами повидаться.

– Да ладно уж тебе, эскулап, – пробурчал Дормидонт, хотя чувствовалось, что слова доктора пришлись ему по душе, потому что были искренни. – Это все присказки, а вы давайте ближе к делу.

– Суть дела в том, – решительно заговорила Надя, – что обнаружилась рукопись, из которой следует, что сокровища вашего предка, царя Степана, возможно, спрятаны где-то здесь. Или в самом тереме, или в его окрестностях. И вот для их-то поисков ваш зять господин Рыжий нас и пригласил.

– Какая еще рукопись? – изумился Дормидонт. – Какие сокровища?!

Чаликова достала из сумочки журналистский блокнот:

– Я тут вот кое-что переписала. Это письмо двухсотлетней давности, адресованное вашему пращуру царю Степану. Оно было случайно найдено в царь-городском древлехранилище, и кто-то решил, что там идет речь о сокровищах, которые он вывез из Новой Мангазеи. – Надя перелистнула несколько страниц и зачитала: «Докладаю тебе, батюшка Великий Царь, что поручение твое выполнил и привез искомое имущество в Боровиху, где и ожидаю тебя, дабы распорядиться оным по твоему, Государь, усмотрению и повелению. Засим поздравляю тебя со славной годовщиною твоего рождения и желаю прожить еще шесть десятков лет на радость себе и на благо народу нашему. Остаюсь, батюшка, твой верный и преданный холоп Митька Смурной».