Текст книги "Царь мышей"

* * *

Каширский продолжал раскопки, радуясь уж тому, что не слышит над ухом неразумных указаний Анны Сергеевны и истошных воплей Петровича. Теперь ничто не мешало ему настроиться на «золотую волну» и более точно определить, откуда она исходит.

Каширский на миг прекратил кидать землю, приподнял лопату наподобие антенны и стал медленно поворачивать по кругу. И вдруг, отложив в сторону свое орудие, решительно бросился в самый угол ямы, где стал лихорадочно, руками раскапывать влажный песок.

Похоже, на сей раз экстрасенсорика все-таки не подвела господина Каширского – очень скоро его пальцы наткнулись на что-то твердое, оказавшееся поверхностью небольшого металлического сундучка, уже изрядно заржавевшего. Даже не извлекая его из ямки, Каширский с замиранием души отодрал крышку и обнаружил внутри ларец поменьше, сделанный из зеленого камня, похожего на малахит. Крышка была украшена непонятным, но очень красивым узором, а по стенкам бежали тонко выточенные зеленые слоники.

«Ценная вещичка, – подумал кладоискатель, невольно залюбовавшись отделкой шкатулки, – а что внутри…»

– Анна Сер… – крикнул было Каширский и осекся: на радостях он совсем забыл, что кроме него и Анны Сергеевны, здесь крутился Петрович.

Каширский поставил шкатулку на землю и осторожно выглянул из ямы, однако не обнаружил поблизости не только Петровича, но и самой Анны Сергеевны. И лишь приглядевшись повнимательнее, узрел на другом берегу озера двоих копошащихся обнаженных людей. Один из них, в коем Каширский опознал Петровича, то и дело пытался сбежать, а другой, точнее другая, а еще точнее госпожа Глухарева, не давала ему этого сделать.

– И чем они там занимаются? – в недоумении вопросил Каширский. – Впрочем, что ни происходит, все к лучшему…

Содержание малахитовой шкатулки оказалось подстать самой шкатулке – она была до краев наполнена золотыми монетами, украшениями и иными драгоценными предметами, предназначения которых Каширский не знал. Недолго думая, он стал набивать сокровищами карманы, однако более крупные изделия, вроде золотого кувшинчика, если и влезали в карман, то подозрительно оттуда выпирали.

На дне ларца лежал исписанный листок пергамента, на котором Каширский прочел следующее: «Малая толика Ново-Мангазейских сокровищ была перепрятана здесь мною, Димитрием Смурным, на пятом году царствия Феодора Степановича». Далее следовал длинный и подробный перечень: сколько золотых денег и какого достоинства; сколько перстней, сколько жемчужных ожерелий, золотых сосудов и прочих драгоценностей.

Каширский на миг задумался. Ход его мыслей был примерно таков: «Стало быть, здесь только часть сокровищ. Анна Сергеевна, конечно, захочет продолжать поиски остального, и все кончится, как всегда. То есть мы попадемся охранникам и потеряем даже то, что я нашел путем сложнейших астральных изысканий. Вот именно – нашел-то я, а Анна Сергеевна только под ногами мешалась. И что ж теперь, делиться с ней пополам? Ну уж дудки!».

В голове Каширского возник весьма хитроумный план, однако его исполнение требовало некоторого времени. Выглянув из ямы и убедившись, что Анна Сергеевна и Петрович все еще на прежнем месте и предаются прежнему непонятному занятию, Каширский приступил к делу. Прежде всего он разорвал «накладную» на мелкие клочки и закопал их в другом углу. Затем, разложив содержимое шкатулки на дне ямы, отобрал самые ценные и в то же время некрупные изделия, которые аккуратно рассовал по многочисленным карманам своего затрапезного кафтана. Остальное он столь же аккуратно сложил в малахитовую шкатулку, которую вернул в ржавый сундук и присыпал песком.

Произведя эти манипуляции, господин Каширский выбрался из ямы и стал поджидать свою сообщницу.

Вскоре Анна Сергеевна появилась тем же путем, что и покинула место раскопок – то есть вплавь через озеро.

– Ну как, нашли что-нибудь? – спросила Глухарева, неспешно облачась в свои черные одежды. Каширский приметил, что в голосе его компаньонки на сей раз не было обычного раздражения, а наоборот – чувствовалась удовлетворенность и даже некоторая расслабленность, каковые Каширский тут же приписал благотворному воздействию водных процедур.

– Да нет, пока что не нашел, – вздохнул Каширский. – Но чувствую, что цель близка. А где же наш любезный Петрович?

– Хм, я его надолго вывела из строя, – горделиво заявила Анна Сергеевна. – А вообще, зря мы тут копаемся. Разве не видите – нам подкинули самую примитивную «дезу», а мы и попались, как рыба на крючок!

– Ну и что вы предлагаете? – как бы между прочим спросил Каширский.

– Кинуть все это археоложество к бесам, идти к терему и следить за дубовской бандой! – отчеканила Анна Сергеевна, и в ее голосе послышались прежние нотки. Видимо, благотворное воздействие водных процедур оказалось не очень-то длительным.

– Что ж, правильное решение, – одобрил Каширский. – Но я попросил бы вас, дорогая Анна Сергеевна, повременить еще самую малость. У меня такое чувство, будто сокровища где-то близко. Знать бы, где копнуть.

– А вы знаете? – с непередаваемым сарказмом переспросила Глухарева.

– А я знаю! – не без вызова ответил Каширский.

– Ну так копайте, – неожиданно легко согласилась Анна Сергеевна. – Но не долго. А то уже темнеть начинает – будем еще тут по потемкам блудить!

Однако Каширский решил сыграть свою роль до конца:

– Анна Сергеевна, мне нужна ваша помощь. Я тут несколько притомился и хочу на некоторое время передать вам свои экстрасенсорные способности…

– Только давайте без буйды, ладно? – перебила Анна Сергеевна. – Говорите, что я должна делать.

– Следуйте за мной. – Каширский спрыгнул в яму и помог спуститься туда Анне Сергеевне. – Вы что-нибудь чувствуете?

– Чувствую, – честно призналась Анна Сергеевна. – Непреодолимое желание надавать вам по шеям!

Каширский щелкнул пальцами:

– А сейчас? Разве вы не ощущаете золотого потока, идущего вон из того угла?

– Ну, предположим, ощущаю, – нехотя согласилась Глухарева. – Только все это шарлатанство!

– А вы проверьте, – предложил Каширский. – Вот вам лопата, копните и убедитесь, что ваши чувства вас не обманывают.

– А по-моему, вы уже совсем с крыши съехали от своего экстрасенсорного астрала, – пробурчала Анна Сергеевна, однако лопату взяла.

– Ну, копайте же, – поторопил Каширский.

Анна Сергеевна нехотя стала ковырять землю, и вскоре лопата наткнулась на что-то твердое:

– И вправду, что-то есть. Ну вы, блин, даете!..

Еще через пару минут окрестности огласились победным криком – так Анна Сергеевна выражала бурную радость по поводу извлечения малахитового ларца, наполовину заполненного драгоценностями. Ее напарник также старательно радовался, хотя избегал при этом резких движений, которые могли бы вызвать звон второй половины клада в его карманах.

Но тут окрестности огласились звуками совсем другого рода:

– Всех перережу! Всех пограблю! Всем кровь пущу!

(Очевидно, Анне Сергеевне все-таки не удалось «вывести надолго из строя» бывшего Грозного Атамана).

Госпожа Глухарева едва успела прикрыть заветную шкатулку своими юбками – над ямой изобразился Петрович. Правда, вид он имел, мягко говоря, не совсем товарный, а лохмотья были надеты наизнанку.

– Ну, долго вы еще тут будете? – вопросил Петрович, глядя на Анну Сергеевну со смешанным чувством страха и ненависти.

– А ты что, хочешь продолжить, котик мой? – почти пропела Глухарева и потянулась к грязным штанинам Петровича, насколько это можно было сделать, не очень вставая со шкатулки. Петрович отдернул ногу, будто от змеи, и даже отпрыгнул от края ямы, словно она была полна крокодилов и львов.

– Что делать? – тихо спросила Анна Сергеевна у своего сообщника. – Может, замочить его к такой-то матери?

– Не надо, – самым обычным голосом ответил Каширский. – Лучше дадим установочку.

И, вытянув руки в сторону Петровича, он принялся вещать замогильным голосом:

– Даю вам установку. Вы должны десять раз медленно обойти вокруг озера, после чего станете совсем другим человеком. Ступайте же!

Петрович послушно повернулся и, вздыхая, побрел вдоль берега. Но когда он сделал первый круг и вернулся на прежнее место, то ни Каширского, ни Анны Сергеевны уже не застал – лишь на краю ямы чернела воткнутая в землю лопата.

* * *

Выйдя на двор, Василий и его друзья увидели, что небо уже почти стемнело и даже высыпали первые звезды. День был столь насыщен событиями, что пролетел, как на крыльях.

Дубов незаметно дотронулся до Надиной руки:

– Наденька, вам и вправду так сильно хочется найти эти сокровища? Даже зная, что…

– Да-да-да, – перебила Чаликова. – Честно говоря, мне и хочется их найти, и надеюсь, что не найдем…

Замок на дверях оказался еще более проржавевшим, чем ключ – похоже, за прошедшие два десятилетия его открывали не очень-то часто (если вообще открывали). Чтобы заставить ключ повернуться, Чумичка даже извлек из-под кафтана баночку какой-то густой жидкости и капнул в скважину замка. Однако на вопрос, обычное ли это масло, или некое волшебное средство, колдун лишь загадочно усмехнулся.

Внутри было совсем темно и затхло. Пришлось зажечь светильник, и тогда уж удалось разглядеть помещение. Домик состоял из двух не очень больших комнат, причем одна явно обустраивалась еще при царе Степане, а вторая просто доделывалась уже после него – там был обычный дощатый пол, а стены и потолки безо всяких «излишеств». Зато первая комната, при всей запущенности, все-таки производила впечатление: хотя пол и очень сильно протерся, но было видно, что когда-то он был покрыт разноцветным паркетом с тонким узором; стены и потолок украшала лепнина, причем не какой-нибудь «ширпотреб», а сделанная со вкусом настоящего художника. В углу красовалась изразцовая печка.

Василий сверился с чертежом и указал на стену, противоположную печке:

– Вот здесь.

– Где – здесь? – переспросила Надя.

– Где-то в этой стене. А более определенно тут уже не понять.

Надежда оглянулась. Обстановка комнаты ничего не говорила о том, что здесь творилось на протяжении двух веков – лишь несколько забытых на окне глиняных горшков, может быть, напоминали об увлечении Дормидонтовой матушки. Почти полное отсутствие мебели давало возможность более ясно оценить архитектуру и оформление: причудливый рисунок паркета, печные изразцы, ни один из которых не повторял другой; наконец, изысканные лепные украшения. Например, посредине потолка красовалось очень искусно выполненное гнездо аиста. А на той стене, где предполагался тайник, раскинулся барельеф, изображающий опушку леса. Надежда невольно залюбовалась тонкой отточенной выделкой каждого растения, каждого животного – и должна была признаться себе, что ничего подобного не встречала ни в Эрмитаже, ни в Версале, ни во дворцах Рима и Венеции.

А Васятка так и вовсе разинул рот от изумления – он-то уж точно ничего такого за свою недолгую жизнь не видывал.

– И заметьте, друзья мои – это самая обычная комната, а вовсе не какая-то парадная палата, – сказал Василий. – Можно только представить себе, каков был бы весь Терем, если бы царь Степан прожил на несколько лет дольше.

– Ну, приступим? – Доктор полез в чемоданчик за стетоскопом и приладил раструб к уху огромного медведя, выглядывающего из чащи леса. В полумраке, царящем в комнате, и медведь, и деревья казались настоящими и гляделись почти зловеще.

Вооружившись авторучкой, Надя принялась простукивать стену с другого края, где мимо пенька деловито бежал ежик с несколькими грибами на колючей спине. Васятка и Чумичка не очень понимали действий Нади с Серапионычем и оттого наблюдали за ними со смешанным чувством любопытства и недоверия. Дубов же, напротив, прекрасно понимал и оттого глядел с не меньшим недоверием – он знал, что в таких случаях на внешнее впечатление полагаться не следует, ибо в нем наличествует немалая доля самовнушения. И если человек хочет что-то обнаружить (в данном случае – пустоту в стене), то он ее обнаружит независимо от того, есть ли она там, или нет.

Надежда и Серапионыч медленно продвигались навстречу друг другу и наконец встретились у подножия кряжистого дуба. Доктор вытащил из ушей трубки и вопросительно глянул на Чаликову.

– По-моему, если что и есть, то ближе к середине, – как-то не очень уверенно ответила журналистка.

– Знаете, Наденька, я пришел к тем же выводам, – закивал доктор. И, еще немного поколдовав над барельефом, очертил рукой прямоугольник примерно метр в длину и полтора в высоту.

– Вот здесь! – И, заметив выражение некоторого сомнения на лице Дубова, предложил ему стетоскоп: – Не верите, сами послушайте.

– Нет-нет, доктор, и вы, Наденька, я вам, конечно, верю, но что вы предлагаете делать, так сказать, практически?

– Как что? – изумилась Надежда. – Конечно, ломать стену!

Однако этому воспротивился Васятка:

– Да что вы, такую красотищу портить!

– Я и сама не хочу ничего портить, но как же быть? Ведь ореха не отведаешь, скорлупки не сломав.

– Мы пойдем другим путем, – решительно заявил Дубов. – Давайте сперва подумаем. И тайник, если он есть, и эта замечательная картина – они могли быть созданы только при жизни царя Степана, так как затем работы были резко свернуты. А Митька Смурной спрятал сокровища за несколько дней до смерти Степана, стало быть, маловероятно, что барельеф был сделан поверх тайника.

Некоторое время все молчали, как бы осмысливая слова Дубова. Первым прервал молчание Серапионыч:

– Знаете, друзья мои, все это напоминает одно давнее дело Василия Николаича, в которое я имел честь был впутанным.

– А вы его потом прозвали «Полетом над гнездом ласточки», – улыбнулся Василий. – Нет-нет, Наденька, не пытайтесь вспомнить, это случилось еще до нашего с вами знакомства.

– Ну вот, и тогда тоже сокровища были запрятаны за барельефом со зверями, хотя и не столь искусно сделанным. Нужно было всего лишь каким-то особым способом дотронуться до ласточки, и в стене открывалось отверстие…

– Ну так и здесь ласточка есть! – радостно подхватила Чаликова. – Вот, глядите, как раз посередине.

С этими словами Надя принялась щупать изображение ласточки – дергать за хвост, теребить клюв, нажимать на крылья.

– Наденька, оставьте птичку в покое, – остановил ее Дубов. – Что-то мне подсказывает, что искать нужно не там.

– Мне тоже, – добавил Васятка. – Я не знаю, как вернее сказать… Ну, в общем, это должно быть где-то повыше. Потому что иначе кто-то мог просто случайно задеть, и тайник бы открылся.

– А ведь верно! – воскликнул Дубов. – Молодец Васятка, умная голова. Владлен Серапионыч, не могли бы вы поточнее обозначить ту часть стены, где вы услышали пустоту? И главным образом верхнюю границу.

– Нет ничего проще. – Доктор вновь всунул трубку в уши и принялся более внимательно, чем в первый раз, прослушивать стену. Потом взгромоздился на стул – чуть ли не единственный предмет мебели, бывший в комнате. Дубов с Чумичкой даже встали поближе, чтобы подстраховать доктора на случай, если стул не выдержит.

– Вот здесь! – Серапионыч провел линию по вершине дуба и рядом с ним, где по «небу» пролетали птицы. – Ну а вертикальные пределы те же, что я вам показывал. – И с этими словами доктор ловко спрыгнул со стула.

– Ну что ж, и это уже больше, чем ничего. – Василий поднял светильник кверху и осветил аистиное гнездо на потолке. Кругом него были заметны несколько вмятин – вероятно, память об алхимических опытах одного из бывших хозяев Терема. Затем детектив подошел к печке и приложился к ней ладонями, будто желая согреться, хотя печку не топили уже, наверное, лет двадцать.

Остальные молчали, понимая, что именно в этот миг, может быть, в уме Василия что-то происходит, когда еще немного – и он исторгнет из себя нечто незаурядное.

Однако произнес Дубов слова, которые поначалу вызвали у его друзей даже некоторое недоумение:

– Не слишком ли много аистов?

– В каком смысле? – удивленно переспросила Надя.

– Многие изразцы на печке изображают аистов, – Василий загнул палец. – На потолке их целое гнездо, – он загнул еще один палец. – Потом, те две птицы, что летят по верху на барельефе – они ведь тоже аисты, или я ошибаюсь?

– Не ошибаешься, – впервые разомкнул уста Чумичка. Остальные согласно закивали.

Василий разогнул пальцы и радостно потер руки – Надя и Серапионыч знали, что это движение означает высшую степень возбуждения:

– И обратите внимание: медведь один, ежик один, даже ласточка, и та одна, а аистов – два!

– Ну и что из этого следует? – все никак не могла сообразить Надежда.

– Пока что ничего, – улыбнулся Дубов и вдруг столь стремительно вскочил на стул, что тот заскрипел пуще прежнего, и теперь уже Серапионычу пришлось «на всякий случай» встать рядом.

– Вот, смотрите, – раздался сверху голос Дубова. – Первый аист летит высоко, под самым потолком, и несколько правее, так что в прямоугольник, очерченный Владленом Серапионычем, не попадает.

– Не попадает, – подтвердил доктор.

– А второй чуть пониже. И гляньте: в отличие от своего товарища, он немного выгнул шею книзу, и оттого его голова… Да-да-да, как раз! Пожалуйста, возьмите кто-нибудь у меня светильник, а я исследую голову аиста.

– Вася, но это же гениально! – в искреннем восхищении выдохнула Надя, принимая фонарь.

– Элементарно, – ответил детектив со скромностью, впрочем, отчасти наигранной.

Дубов смахнул с аиста многолетнюю пыль и стал осторожно ощупывать его голову.

– Дайте что-нибудь острое, – попросил он через несколько минут.

Доктор вновь отворил чемоданчик, уложил туда сделавший свое дело стетоскоп, достал хирургический скальпель и протянул Василию:

– Только осторожнее, не порежьтесь.

– Не скажу за весь барельеф, но аист сработан из чего-то прочного, возможно, даже из мрамора, – стал объяснять Дубов. – И работа очень тонкая. А его глаз, такое впечатление, что заделан какой-то лепниной, и к тому же весьма небрежно.

С этими словами он приставил острие скальпеля к глазу аиста и стал медленно поворачивать.

– Чувствую, что здесь, – сказал он после нескольких минут упорных, но тщетных усилий, – а никак не поддается. Еще бы, за двести-то лет не то что затвердело – закаменело!

– Да вы, дорогой Василий Николаич, просто с инструментом управляться не умеете, – усмехнулся доктор. – Дайте-ка мне.

Дубов и Серапионыч вновь поменялись местами, но и доктору с его навыками никак не удавалось сковырнуть с аистиного ока затвердевшую лепнину. Однако Серапионыч не унывал:

– Ну что ж, попробуем по-другому.

С этими словами он вытащил из внутреннего кармана свою заветную скляночку и осторожно вылил малую толику содержащегося в ней живительного эликсира на голову аиста. Раздалось очень тихое, слышное одному Серапионычу шипение, и если голова, шея и клюв благородной птицы остались по-прежнему тверды, то вещество, залеплявшее глаз, стало мягким, будто известка или пластилин, и вскоре из-под его слоя показалась маленькая темная бусинка.

Серапионыч ласково погладил аиста по спине:

– Да, бедняга, нелегко ж тебе было два века вслепую лететь…

– Ну, Владлен Серапионыч, что у вас там? – от нетерпения даже чуть подпрыгнула Чаликова.

– А вы, Наденька, сами поглядите, – предложил доктор, спускаясь на пол.

– Ух ты! – выдохнула Надежда, заступив на его место.

– Попробуйте его чем-нибудь ткнуть, – с замиранием в голосе попросил Дубов.

Надя поднесла к глазу аиста шариковую авторучку, которой только что простукивала стену, и кончиком стержня надавила на глаз, сначала чуть-чуть, а потом со всех сил.

И вдруг бусинка начала как бы проваливаться вглубь, и Надя почувствовала, что следом прямо у нее под руками со скрипом проваливается и часть барельефа.

– Вот это да! – ахнул Васятка, увидев, как в стене появилась трещина в виде прямоугольника точно по границам, которые определил Серапионыч. Хотя миг назад барельеф имел совершенно цельный вид, без малейших намеков на какие-то зазоры.

Надя отпустила авторучку, и стена обрела прежний вид.

– Или мне померещилось… – не договорил Дубов, стоявший дальше других от барельефа.

Чаликова вновь надавила на глаз – и часть барельефа вновь провалилась внутрь стены.

– Попробуйте ее сдвинуть, – дрожащим голосом проговорила Надя, продолжая держать стержень в аистином глазу.

Доктор взялся за ствол березки, над которой летел аист, и подвижная часть барельефа сначала очень медленно, как бы через силу, а потом все увереннее стала уходить влево, будто дверь раздвижного шкафа.

А в открывшемся проеме показалась груда золотых изделий тончайшей работы, усыпанных драгоценными камнями столь же искусной огранки.

Глядя сверху на все это несметное богатство, Надежда вдруг почувствовала неимоверную скуку. Почему-то вспомнилась Москва, родители, младший брат, родная редакция, потом совсем уж неизвестно почему – детство, Новый Год, елка, запах мандаринов, хрупкие елочные игрушки, таинственно поблескивающие в свете разноцветных лампочек… Почти как эти сокровища, только гораздо веселее и ярче.

Надя медленно спустилась со стула и прислонилась к стене. Василий подошел и несмело взял ее за руку.

Трудно сказать, что испытывали в этот миг их друзья. Васятка и Серапионыч разглядывали драгоценности, не решаясь прикоснуться. А внимание Чумички привлек лежащий на самом верху очень крупный ограненный бриллиант.

– Красивый камешек, – почему-то вполголоса произнес доктор. Надежда почти через силу заставила себя взглянуть на «камешек»:

– Неужели это и есть тот знаменинтый алмаз? Внушительно смотрится, но на пол пуда никак не тянет…

Чумичка молча поднял бриллиант и переложил на сидение стула, чтобы все могли его получше рассмотреть. Отделка была очень необычная: с трех сторон переливались небольшие, сделанные безо всякого видимого порядка гранки, но с четвертой стороны он был плоским, будто срезанным.

– Это же… – не веря своим глазам, прошептал Василий.

А Чумичка извлек из-под кафтана еще один такой же камень с такой же «срезанной» гранью и соединил их

– Выходит, вторая половина магического кристалла все эти годы лежала здесь? – тихо произнесла Надя.

– Получается, что так, – столь же тихо ответил Василий. И сказал уже громче: – Кристалл твой, Чумичка. Он принадлежит тебе по праву.

– А что будем делать с остальным? – обратился ко всем вместе и в то же время как бы ни к кому доктор Серапионыч.

Никто не ответил. И не потому что не знали, что отвечать, а потому что ответ был и так ясен. В том числе и самому Серапионычу.