Текст книги "Царь мышей"

* * *

Вновь зазвонил телефон, и Солнышко побежал в прихожую:

– Владлен Серапионыч? Да нет, я все время дома. Ага, ваше снадобье смыл, как вы говорили. Помогает, еще как помогает! Надежда уже звонила. Сказала, что вместе с Васяткой следует за объектом. Хорошо, непременно передам. Вы будете в городе, вблизи автобусной остановки. Да-да, я все время «на телефоне».

Солнышко положил трубку и вернулся в комнату. Варенька, закинув ногу на ногу, сидела в кресле и разглядывала свой портрет:

– Значит, ты мне его даришь? Тогда подпиши.

Солнышко взял карандашик и с важностью начертал крупными буквами: «Варя». Ниже поставил дату и подпись: «Художник Гр. Лиственницын». После чего торжественно вручил листок Вареньке:

– Когда-нибудь искусствоведы будут писать диссертации: «Кто такая Варя и какова ее роль в творчестве художника Григория Лиственницына?». А может, и не будут.

– А ты не больно-то задавайся, великий художник, – засмеялась Варя. – Кажется, кое-кто обещал меня чаем напоить.

– Тогда прошу на кухню, – широким жестом пригласил хлебосольный хозяин. – А заодно и «Алгебру» прихвати. Помнишь то уравнение, на котором мы в прошлый раз застряли? Так вот, кажется, я разобрался: вместо икс нужно ставить икс в квадрате, и тогда все сходится…

И вдруг прямо в дверях кухни Варенька покачнулась и, наверное, упала бы, если бы Солнышко ее не подхватил. Очнувшись, Варя обнаружила себя в объятиях Солнышка, однако взор его был устремлен куда-то в бесконечность, а на лице блуждала странная улыбка.

Варя осторожно высвободилась из рук Солнышка и присела на табуретку:

– Извини, я сама не пойму, что со мною случилось.

Солнышко перевел на нее взгляд:

– И с тобою тоже?

– А с кем еще?

Солнышко сел на ту же табуретку с другой стороны, словно бы избегая смотреть Варе в лицо.

– Это трудно объяснить, – чуть помолчав, заговорил он. – В какой-то миг я ощутил, что я не один, а меня как бы двое. Потом один из нас двоих как бы медленно удалился, словно растворился в воздухе… Или не в воздухе, а где-то еще. Не знаю где. И я вновь остался один. – Солнышко резко обернулся, и его лицо оказалось совсем рядом с Вариным. – А может, я схожу с ума?

– Дурачок, – засмеялась Варя. – Просто у нас переходный возраст, вот и случаются всякие чудеса в решете.

– У обоих сразу? – совершенно серьезно переспросил Солнышко. И встряхнул головой, словно прогоняя наваждение. – Ну ладно, Варюха, побазарили – и хватит. Давай чаевничать. Тебе с сахаром или с вареньем?

* * *

Когда Серапионыч накануне угостил самого себя гремучей смесью жидкости из скляночки, он надеялся, что «младший» доктор выйдет из строя по меньшей мере на весь следующий день. Однако в действительности все произошло несколько иначе – то ли «старший» доктор переоценил воздействие своего эликсира, то ли недооценил силы себя «младшего», но после нескольких часов «мертвецкого» сна Владлен Серапионыч проснулся. Там же, где и заснул – в своем рабочем кабинете при мертвецкой, лицом в салате. Невыносимо трещала голова – обычно в таких случаях Владлен Серапионыч лечил «подобное подобным», но теперь на бутыль с плескавшимися на донышке остатками медицинского спирта он не мог и глядеть.

Увидев прямо перед собой на столе морговский бланк с какими-то неразборчивыми формулами, доктор зажмурился и попытался вспомнить, откуда это взялось, но разум с трудом повиновался ему. Безнадежно махнув рукой, Владлен Серапионыч не глядя сунул бумагу в карман и, с трудом выбравшись из-за стола, нетвердою походкой отправился в секционную залу. Убедившись, что новых поступлений не было, он решил сходить домой, благо жил совсем недалеко от работы.

Владлен Серапионыч запер входную дверь, прикнопил к ней дежурную записку «Скоро буду» и, стараясь держаться ровно, побрел по переулку.

По счастью, добрался доктор до дому, не встретив по пути ни знакомых, ни соседей – разговаривать с кем-то было бы теперь для него сущею пыткой – и, очутившись у себя в квартире, первым делом кинулся на кухню, где в холодильнике имелось все на случай похмелья.

Однако, отворив дверцу, доктор был неприятно удивлен: он полагал, что холодильник должен быть полон продуктов, а их почему-то оказалось значительно меньше. Но, к счастью, банка с солеными огурцами стояла на месте. И хотя самих огурцов, как показалось Владлену Серапионычу, тоже стало меньше, но рассола еще оставалось предостаточно. Доктор выдохнул, сделал несколько жадных глотков прямо из банки, и ему сразу резко полегчало.

– А теперь недурно бы прилечь на пол часика, – сказал доктор самому себе и поплелся в комнату. Но в прихожей его перехватил звонок в дверь. – Ой, как некстати, – обреченно вздохнул Владлен Серапионыч, однако дверь открыл. На пороге стоял незнакомый человек в халате-спецовке с потрепанным портфелем, из которого торчали куски проводов, отвертки, паяльники и прочий инструментарий.

– Чем могу служить? – вежливо осведомился хозяин.

– Нет-нет, товарищ, это я могу вам служить, – обаятельнейше улыбнулся нежданный гость. – Из вашего здания приходят жалобы, что более плохо, чем раньше, видно телевидение. Поэтому я отправился проверять коллективную антенну и эту, как ее зовут… – Телемастер на миг задумался. – Про коньяк… Нет, про пиво…

– Про водку? – пришел ему на помощь Владлен Серапионыч.

– Я, я, натюрлих, проводку, – обрадовался мастер. – Пардон, товарищ, я теперь изучаю иностранные языки и немного путаюсь в словах.

– А, ну так проходите в комнату, телевизор там – предложил доктор. – А кабель проходит… Ну, впрочем, что я вам объясняю – вы все знаете лучше меня. Если что, я на кухне.

– Данке шон, мерси, палдиес, – вежливо поклонился телемастер и, удалившись в комнату, загремел инструментами. А доктор нетвердыми шагами направился обратно в кухню.

Сунув руку в карман сюртука за платочком, чтобы протереть пенсне, Владлен Серапионыч извлек оттуда морговский бланк с химическими формулами и медицинскими терминами на латинском языке.

– Почерк мой, – констатировал доктор. – Но когда ж я это написал – неужто ночью? Ни черта не помню. Да уж, верно умные люди говорят – пить надо меньше!

Чтобы чем-то себя занять, Владлен Серапионыч стал штудировать странный рецепт, хотя это было не так просто (за последующие двадцать лет его «докторский» почерк стал еще более докторским) – и обнаружил, что все основные ингредиенты непонятного эликсира имеются у него в аптечке. И Владлен Серапионыч, недолго думая, полез в стенной шкаф, где в темном углу на верхней полке хранились медикаменты.

Выставив на кухонный стол целую армаду пузырьков с разнообразными настойками, микстурами и прочими снадобьями (вплоть до валокордина, нафтизина и зеленки) и вооружившись пипеткой и чайной ложечкой, доктор принялся соединять их в маленьком граненом стаканчике, неофициально именуемом «стопкой».

(Записывая рецепт эликсира, «старший» Серапионыч нарочно выбрал упрощенный вариант, который нетрудно было изготовить из подручных лекарственных средств. А «младшему» на протяжении последующих двадцати лет предстояло его дополнять и совершенствовать, попутно изобретая новые модификации).

Вылив в стопку все указанные в рецепте жидкости, Владлен Серапионыч взялся за аспирин, пол таблетки которого следовало мелко растолочь и высыпать в смесь, но тут с ним произошло нечто странное – как будто что-то щелкнуло в голове, и все поплыло перед глазами. Такое состояние длилось совсем недолго – всего несколько секунд, а потом наступила необыкновенная ясность. Даже похмельный синдром куда-то улетучился.

– Что это было? – недоуменно пробормотал доктор. – Неужто лекарств нанюхался? Или тут что-то другое…

Однако додумать Владлен Серапионыч не успел – со стороны дверей послышалось деликатное покашливание. Оглянувшись, доктор увидел телемастера – увлекшись приготовлением эликсира, он даже позабыл о его присутствии.

– Ну как, все в порядке? – спросил Владлен Серапионыч.

– Да, все есть в порядке, – отвечал мастер, хотя мог этого и не говорить: его невыразительное лицо сияло так, будто он только что отгадал шесть номеров в Спортлото.

– Погодите, пожалуйста, – остановил Владлен Серапионыч телемастера. – Конечно, это не по вашему профилю, но не могли бы вы заодно посмотреть бачок? Третью неделю протекает, а водопроводчика не дозовешься.

– Давайте посмотрим, – охотно согласился мастер. – Я есть специалист широкого профиля. И анфаса тоже.

Однако, изучив бачок, мастер с сожалением развел руками:

– Я очень сожалею, что не располагаю техническими возможностями исправить ваш бачок. Но это ничего – мы пойдем по другой дороге.

Телемастер провел руками по поверхности бачка, что-то прошептал – и вода перестала течь.

– Ну, голубчик, да вы просто волшебник! – восхитился Владлен Серапионыч. – Погодите минуточку, я вас поблагодарю.

И, не слушая возражений мастера, доктор кинулся в комнату, где у него в особом месте хранилась шкатулка с деньгами на текущие расходы – сейчас там должно было быть около тридцати рублей купюрами и мелочью.

Однако, заглянув в шкатулку, Владлен Серапионыч понял, что кто-то побывал не только в его холодильнике – куда-то исчезли пять рублей и почти вся мелочь.

– Ну и бог с ними, – легко решил доктор и, взяв трешку, поспешил в прихожую, однако телемастера там уже не застал.

– Бывают же бескорыстные люди, – покачал головой Владлен Серапионыч и вернулся на кухню – продолжать фармацевтические эксперименты.

* * *

Пока Маша с Генкой «выясняли отношения», уединившись за ивами, их товарищи просто загорали на травке, изредка перекидываясь словами.

Тут же поблизости находилась и невидимая Чаликова – как она сама себе объясняла, чтобы быть рядом, если Васе Дубову будет угрожать опасность. Тем более, что Анна Сергеевна, как Надя убедилась после происшествия на бульваре, готова была «в интересах дела» уничтожить не только Василия, но и любого, кто попался бы ей под горячую руку.

Вместе с тем, подглядывая таким образом за ребятами и подслушивая их разговоры, Надежда уже как бы «примеряла» шапку-невидимку к журналистской деятельности, хотя в глубине души испытывала глубочайшую тоску, представляя себе, что было бы, если бы такая шапка досталась какому-нибудь скандальному репортеру из «желтой прессы».

Васятка продолжал загорать на прежнем месте, стараясь как можно меньше обращать на себя внимание. А чтобы ничем не отличаться от своих соседей, он даже, хотя и не без внутренней борьбы с природной стыдливостью, снял «семейные» трусы. На самом же деле Васятка не просто загорал, а внимательнейше наблюдал за окрестностями, чтобы в случае опасности предупредить Надежду, а при надобности и самому придти ей на помощь.

Люся лежала на подстилке спинкой кверху и, казалось бы, дремала. Василий, немного приподнявшись на локтях, невольно любовался ее стройными ножками и чуть выпуклой попкой – сзади Люся выглядела куда привлекательней и, пожалуй, женственнее, чем спереди.

Вдруг, не открывая глаз, Люся дотронулась рукой до Васиного плеча:

– Вась, а Вась.

– Что, Люсенька? – Дубов перевел взор на Люсино лицо, озаренное солнцем, и впервые подумал, что она – очень симпатичная девчонка.

– Вась, а что у вас было на самом деле?

– У кого?

– Я ж все видела. Сначала как ты с Машкой целовался, а потом долго с ней говорил. И как что-то сказал Генке, а потом они оба туда ушли. Интересно, что ты ей такого сказал?

– Это тайна следствия, – отрезал Вася.

– Ну и пожалуйста, – фыркнула Люся. – Не больно-то и надо. Ой, что это?

Над рекой пронеслось протяжное уханье.

– Сова, – не очень уверенно определил Митька. Он загорал вблизи Люси, как бы невзначай подложив ладонь ей под грудку. И, похоже, Люсе это нравилось.

– Так она же вроде бы ночная, – удивилась Люся.

– Значит, и среди сов встречаются «жаворонки», – логично объяснил Вася.

Но больше всех насторожилась незримая Надежда – она-то знала, что означает совиный крик: будь бдительна. По дороге Надя с Васяткой договорились, что в случае чего он будет кричать разными птицами. Уханье совы обозначало, что Васятка просто что-то заметил или почувствовал, а для более определенных степеней опасности предназначались голоса других пернатых.

Тут, словно в ответ сове, раздалось мерное кукование. Надя мучительно пыталась вспомнить, что значили эти звуки, пока не сообразила, что слышит голос настоящей кукушки, а Васятка тут не при чем.

Люся прислушалась:

– Кукушка, кукушка, сколько мне жить?

– Покамест не помрешь, – усмехнулся Вася и вдруг, резко помрачнев лицом, крикнул: – Нет! Только не это!!!

Люся удивленно посмотрела на него, потом на Митьку, но и действия того были не менее странными: он резко вскочил, схватил «Смену» и, не прицеливаясь, несколько раз щелкнул.

– Ребятки, что с вами? – не на шутку всполошилась Люся. – Муха це-це укусила?

– Вот именно, – пробурчал Вася. Люся вдруг увидела, что он дрожит, словно в ознобе и, пододвинувшись поближе, прижалась к нему, словно желая согреть.

– Спасибо тебе, – признательно прошептал Вася. – И ты, Митя, ползи сюда. Я вам что-то должен сказать… Или нет, лучше не надо.

– Раз уж начал, то говори, – потребовала Люся, убедившись, что Вася почти «в норме».

– Ну ладно. Хотя я не знаю, как это объяснить. Когда закуковала кукушка… – Вася прислушался. – А ведь она продолжает куковать. Так что тебе, Люся, жить предстоит долго и дай бог счастливо. А я услышал… Или нет – почувствовал. Даже не знаю, как это выразить. В общем, какой-то голос, но не вне, а внутри себя. И он сказал, что я скоро… что меня скоро не станет. И даже назвал точную дату, когда.

– Надеюсь, не сегодня? – спросил Митька. Он слушал сбивчивый рассказ своего друга с напряженным вниманием и, казалось, понимал его даже лучше, чем Вася понимал сам себя.

– Нет, не сегодня, – ответил Вася. – Но скоро. Очень скоро.

– И ты запомнил, когда? – тихонько проговорила Люся.

– Да, – кратко ответил Дубов. – Но вам не скажу. Да и вообще, прошу вас – пускай это останется между нами троими. Даже Генке с Машей говорить не будем.

Надя подумала, что странный «внутренний голос», скорее всего, ввел Василия в заблуждение: она-то знала, что по меньшей мере в ближайшие двадцать лет он будет жив и здоров, а уж о том, чтобы ничего не произошло сегодня, она, Надежда Чаликова, позаботится.

– Ну ладно. – Вася приподнялся с травы и обхватил руками колени. – Тему закрыли.

– Закрыли, – согласилась Люся. – Открыли новую: а с тобой-то, Митя, что стряслось?

– Со мною, кажется, стряслось то же, что и с Васей, – признался Митька. – Только не голоса, а видения. Они как бы стали вокруг меня, и я решил их сфотографировать. Но они так быстро исчезли…

– Ты хоть запомнил, что это были за видения? – спросил Вася.

Митька с сожалением покачал головой:

– То-то, что не запомнил. Запомнил только, что они были очень явственными, почти осязаемыми. Единственное, что мне запомнилось – это какое-то дерево, какие у нас не растут. Оно было рядом со мной, и когда я схватил фотоаппарат, то дотронулся до ветки, и ощутил ее прикосновение!

– Ну, когда проявишь пленку, тогда и узнаем – видение, или нет, – усмехнулась Люся.

Услышав такое, Надя подумала – уж не коллективный ли это гипноз в духе Каширского? И словно подтверждая ее опасения, раздалось утиное крякание – так Васятка давал знать, что появились Анна Сергеевна и Каширский. Чаликова внутренне напряглась, готовая ко всему.

– Знаете, а ведь и со мной тоже в этот миг было что-то не совсем обычное, – чуть помолчав, заговорила Люся. – Мне стало как-то очень легко и свободно, и я будто поднялась над собой, над этой полянкой, над речкой. Увидела вас, потом Генку с Машей, а потом просто куда-то улетела.

– А потом вернулась? – совершенно серьезно спросил Митька.

– Нет, улетела – и все, – так же серьезно ответила Люся.

– Постой-постой, но если ты улетела, то с кем же мы теперь разговариваем – не с тобой? – не то в шутку, не то всерьез допытывался Вася.

– Не знаю, – тихо ответила Люся. – Может, и не со мной.

– Ну, все ясно, – подытожил Митя. – Мы все трое с ума спятили.

– Пойти искупаться, что ли? – сам себя спросил Вася. И сам себе ответил: – А что, схожу.

Это решение удивило не только Митьку с Люсей, но и Чаликову: не только в детстве, и в более зрелом возрасте Дубов не любил воды, и даже под душ становился очень редко и неохотно. А уж искупаться в речке для него и вовсе было целым событием. Друзья с пониманием относились к этой маленькой странности, хотя порой и подшучивали, впрочем, весьма добродушно. Если уж Вася, уступая уговорам, все-таки входил в воду, то это было настоящее представление: сначала он щупал воду пальцами ноги, отдергивал, зябко ежился – словом, изображал тяжкие мучения. Потом все же заходил поглубже, пару раз нехотя окунался и стремглав выскакивал на берег.

Но сегодня все было иначе: к общему изумлению, Василий спокойно вошел в воду и, зайдя по пояс, поплыл, по-собачьи колотя руками и ногами по воде.

Проводив Васю задумчивым взором, Люся спросила у Митьки:

– Как ты думаешь, чем теперь Машка с Генкой занимаются?

– Наверное, целуются по-французски, – не задумываясь, ответил Митька.

– А как это? – удивилась Люся. Вместо ответа Митька просто показал, как.

– Да что ж ты делаешь, гад такой! – отбиваясь, закричала Люся.

– Целую по-французски, – спокойно ответил Митька. – Но если тебе не нравится, то больше не буду.

– Почему не нравится? – возмутилась Люся. – Давай еще разок. Пока никто не видит…

Тут раздалось воронье карканье, означавшее, что над Васей нависла смертельная опасность. Недолго думая, Надя с невысокого бережка кинулась в воду и как могла быстро поплыла к Васе, который продолжал беззаботно плескаться, даже не подозревая о том, что ему грозит.

Хотя Чаликова и была невидимой, но всплеск от ее резкого входа в воду оказался достаточно заметным даже для занятых французскими забавами Васиных друзей.

– Щука, наверное, – предположил Митька. – Или сом.

– Как бы эта щука нашему комиссару Мегре чего-нибудь не откусила, – хихикнула Люся. – Ну, что встал? Продолжай давай!

В этот миг Василий почувствовал, что тонет. Вернее, что какая-то неумолимая сила тянет его ко дну. Он хотел крикнуть, но чуть не захлебнулся…

Та полянка, где уединились Генка и Маша, с трех сторон была окружена кустарником, но к реке выход имела. Вопреки Митькиным смелым предположениям, Маша с Генкой вовсе не предавались французским глупостям, а просто очень тихо и серьезно о чем-то разговаривали, сидя на бережку и болтая ногами в воде. Маша нежно держала Генку за руку чуть выше локтя, а Генка так смотрел на Машу, что было ясно – ее чувства не остались без ответа. Лишь в какой-то миг, заглянув в Генкины глаза, Маша прочла в них страшную тоску и немой вопрос: «Господи, за что это именно мне?», впрочем, относившийся вовсе не к Маше, а к чему-то совершенно другому.

– Ой, Ген, кто там? – вдруг проговорила Маша, увидев чью-то голову на поверхности реки.

Генка поправил на носу очки:

– Неужто Васька? Да куда ж его занесло – он же плавать не умеет!

И Генка, не задумываясь, сиганул в воду и резкими движениями поплыл к Васе.

– Генка… – прошептал Вася, увидев друга. – А я тут чуть не утонул.

– Вижу, – усмехнулся Генка и, подхватив Васю, уверенно загреб к берегу, где их уже ждали Митька с Люсей и Маша, пришедшая на «основную» полянку через ивняки.

– Что случилось? В чем дело? Вася, ты живой? – забросали они вопросами и утопленника, и его спасителя.

– Живой, живой, – ответил Генка, бережно укладывая Василия на подстилку. Люся тут же принялась его растирать махровым полотенцем.

– Ребята, здесь вообще купаться нельзя, – тихо и медленно заговорил Вася, едва придя в себя. – Там что-то такое… Или подводное течение, или двойное дно. Или что-то и вовсе необъяснимое. Сначала меня стало засасывать, и я уже решил, что все, мне капут. Но потом кто-то, или что-то, не знаю что, подняло меня на поверхность и держало, пока не подплыл Генка.

– Прямо борьба темных и светлых сил, – усмехнулась Маша.

– Вы можете смеяться, сколько хотите, но, по-моему, так и было, – тихо, но твердо ответил Вася. – Другого объяснения я не нахожу.

– Ты это расскажи на приемной комиссии в комсомол, – не удержался Митька от глупой шуточки.

– А я уже не знаю, буду ли туда вступать, – вздохнул Вася.

Выйдя победительницей из борьбы с «темными силами» (имеющими, впрочем, имена и фамилии) за душу юного Василия Дубова, Надежда вдруг обнаружила, что у нее с головы не то слетела, не то была сорвана шапка-невидимка. Стараясь держаться под водой, она поплыла в сторону Васятки. По счастью, ребята, занятые утопленником, ее не заметили.

Одевшись в «учительское» платье, Чаликова углубилась в лес, где вскоре услышала знакомый голос Анны Сергеевны Глухаревой, бранившей своего нерадивого напарника. Каширскому доставалось за все – от происшествия на боровихинском огороде до некачественных «установок» юному Дубову войти в речку. Попутно Анна Сергеевна осыпала многоэтажными и весьма заковыристыми проклятиями немалое количество физических и юридических лиц: от Дубова и Чаликовой до Херклаффа и Путяты и от Кислоярской милиции до охраны Загородного терема. Надя поняла, что «пилить» Каширского Анна Сергеевна будет еще долго, и следовательно, в ближайшее время непосредственная опасность Василию не угрожает.

А Вася, приподнявшись на подстилке, внимательно посмотрел на Генку и Машу:

– Скажите мне откровенно – незадолго до того, как… В общем, не было ли у вас какого-то ощущения, как будто что-то не совсем так, как обычно. Нет-нет, – поспешно добавил Дубов, – я не имел в виду ничего личного, а другое. Ну, вы понимаете.

Генка с Машей поглядели друг на друга, потом на Васю.

– А откуда ты знаешь? – спросила Маша.

– У нас у всех троих такое было, – вместо Васи ответила Люся. – Вот мы подумали, что и у вас тоже?..

– Да, Вася, ты прав – что-то было, – первым решился Генка. – Это длилось считанные мгновения, но мне открылись некие, назовем их так, тайные знания.

– И тут же закрылись? – хихикнула Люся.

– Нет, – кратко ответил Генка. – Они стались при мне. – И, как бы предупреждая следующие вопросы, поднял руку. – Простите, ребята, но я и без того сказал вам больше, чем имел право.

Генкины слова ребята восприняли без особого удивления, а точнее, пропустили мимо ушей – он вообще иногда изъяснялся несколько витиевато.

– Маша, а как тебе – тоже что-то открылось? – спросил Митька. – Или наоборот, закрылось?

– И не открылось, и не закрылось, – усмехнулась Маша. – Просто кое-что привиделось и прислышалось.

– И что же? – не отступался Митька.

– Потом расскажу, – пообещала Маша. – Лично тебе, Митенька, и на ушко, а при всех не могу – не совсем прилично. – И, обернувшись к Дубову, Маша с участием спросила: – Ну как, Вася, тебе уже лучше?

– Да, – кратко ответил Вася. По его лицу Маша видела, что он хочет сказать что-то еще, но не решается. Но и Маша, и все остальные так ласково и участливо глядели на Васю, что он продолжил: – Знаете, ребята, я только одно хотел сказать вам: я очень люблю всех вас и счастлив, что вы у меня есть.

Произнеся это, Василий смущенно замолк. Вид у его друзей тоже был весьма озадаченный – такого от Васи никто не ожидал. При всей доброте и душевной щедрости он обычно бывал сдержан, если не сказать скуп во внешних проявлениях чувств и совсем не склонен к сентиментальностям. Скорее Митька мог бы «выкинуть» что-то подобное, но уж никак не Вася. Хотя, с другой стороны, он ведь только что чудом спасся от смерти…

– Ребята, а давайте снимемся все вместе, на память! – вдруг предложила Маша.

– Всем вместе не получится, – возразила Люся. – Кто-то один должен фотографировать.

– Сейчас устроим, – пообещал Митька и возвысил свой и без того звонкий голос: – Эй, парень, можно тебя на минутку?!

Васятка обернулся и увидел, что к нему приближается один из друзей юного Дубова. Васятка хотел было надеть «семейные» трусы, но так как и Митька, и все остальные по-прежнему загорали безо всякого стеснения голышом, решил, что здесь так и полагается. Поэтому он просто поднялся со своей подстилки и сделал несколько шагов навстречу Митьке, у которого на шее висел какой-то странный предмет в кожаной оболочке.

– Извини, что тревожу, – заговорил Митька. – Мы просто хотели тебя попросить, чтобы ты нас сфотографировал.

– Что-что? – не понял Васятка.

– Ты что, фотоаппарата никогда не видел? Ну да не беда, я тебя вмиг научу. Смотришь вот в это окошечко…

Пока Митька договаривался насчет фотографирования, Вася отозвал Генку в сторону:

– Извини. Ген, я опять насчет того, что ты говорил. Знаешь, если бы я услышал это от кого-то другого, то принял бы за шутку или розыгрыш. Но не от тебя. Стало быть?..

– Стало быть, – утвердительно кивнул Генка.

– У меня к тебе один вопрос. Всего один. Правда ли, что…

– Правда, – не дослушав, ответил Генка.

– И это никак нельзя предотвратить? – почти с мольбой спросил Вася. Генка отрицательно покачал головой:

– Прошу тебя, Вася, не воспринимай это так трагически. Поверь мне, в этом нет ничего страшного. И что это действительно так, ты убедишься раньше, чем это случится.

Вася подумал было, что Генка под словом «это» подразумевает что-то другое, и хотел даже уточнить, но тут их беседу прервал Митькин голос:

– Васька, Генка, хорош трепаться, я фотографа привел!

Пока Васятка под нескромными взглядами Маши неловко переминался с ноги на ногу, вертя в руках диковинную штуковину, именуемую не менее диковинным словечком «фотоаппарат», Митька, всерьез считавший себя фотохудожником, составлял композицию:

– Маша, ты становись сюда, слева от Генки. А ты, Вася, с другой стороны и клади руку Маше на плечо. Люся садится в первом ряду, и не позируйте с такими кислыми рожами, а улыбайтесь и смотрите прямо в объектив, и тогда вылетит птичка…

– А он симпатичный, – нагнувшись, шепнула Маша на ухо Люсе.

– Кто?

– Да наш фотограф. Похоже, он вообще впервые без трусиков загорает. И еще у него такие выразительные серые глаза!

Люся в ответ лишь усмехнулась – во всем, что касалось мальчиков, Маша была неисправима. А о ее слабости именно к сероглазым мальчикам знали все.

Тем временем Митька закончил составлять фотокомпозицию и присел на травку рядом с Люсей:

– Ну, давай. Теперь смотри в окошечко, и когда увидишь, что все мы в нем помещаемся, жми на кнопочку!

Васятка довольно долго водил аппаратом по сторонам и, наконец, щелкнул.

– Постой, куда ты? – удивился Митя, когда начинающий фотограф отдал ему «Смену» и повернулся, чтобы вернуться к себе. – Оставайся с нами, знаешь, как у нас тут весело! Кстати, и познакомимся. Митька, то есть Дмитрий Александрович.

– Васятка, – представился Васятка.

– Значит, мы тезки! – обрадовался Дубов, протягивая руку.

А Люся, здороваясь с Васяткой, ухитрилась заглянуть ему в глаза – они и впрямь оказались серыми.

– И все-таки, простите меня, я не могу, – сказал Васятка. – У меня там…

И когда все принялись уговаривать Васятку остаться, неожиданно вмешался Генка:

– Ребята, не удерживайте его. Васятке действительно нужно быть там, где он находился.

– Ну, раз надо – значит надо, – с сожалением протянул Митька. – Но как надумаешь – приходи к нам! Или нет, постой – давай я тебя сниму.

– Откуда снимешь? – не понял Васятка.

– Ну, сфотографирую. Встань вот сюда, и держись свободно, как будто никто тебя и не снимает. – Митька отошел на несколько шагов и щелкнул аппаратом. – Замечательно. Сегодня проявлю, а на днях напечатаю. Так что, Васятка, приходи сюда снова – получишь карточки.

Васятка молча кивнул, хотя знал, что при всем желании сюда уже не вернется, разве что в другом времени.