Текст книги "Царь мышей"

* * *

Хотя народу было, как всегда, немного, вечернее богослужение отец Александр проводил с особым чувством – ведь оно было последним в его недолгой карьере священника: сперва в приграничной Каменке, а потом в Царь-Городе, в Храме Всех Святых на Сорочьей улице.

Давно уже ушли и последние богомольцы, и немногочисленные певчие хора, а отец Александр, задув почти все свечи, медленно ходил вдоль стен полутемного храма, от иконы к иконе, словно навсегда прощаясь.

Однако возле образа святой Анны священник наткнулся на какого-то человека в темном, который коленопреклоненно молился.

– Батюшка, благослови, – глухим голосом попросил человек. Но когда отец Александр попытался перекрестить незнакомца, тот резко выпрямился, и священник даже сам не понял, как его запястья оказались скованы наручниками.

– Что за шутки?! – проревел отец Александр, пытаясь освободиться от оков.

– Шутки кончены, батюшка, – вкрадчиво проговорил «богомолец». – И будьте так любезны, ведите себя потише, если не хотите бо-ольших неприятностей.

В подтверждение своих слов он извлек из-за пазухи пистолет и направил его на священника.

– Кто вы такой и что вам надо? – едва сдерживая гнев, спросил отец Александр.

Вместо ответа незнакомец вытащил из кармана зажигалку «Зипо» и поджег лампадку перед святой Анной.

И хоть лампадка дала совсем немного света, отец Александр узнал своего обидчика:

– А-а, Мишка. Вот уж не думал здесь тебя встретить. Не думал…

– Мы везде, – с особым смыслом ответил «Мишка», подчеркивая и «мы», и «везде». – А ты что думал, батюшка – мы, по-твоему, лохи?

– Пропала страна, – вздохнул отец Александр.

– Для таких, как ты – точно пропала, – ухмыльнулся Мишка. – Но мы люди не злые и даем тебе последний шанс – будешь на нас работать?

Вместо ответа отец Александр резко дернулся и попытался скованными руками выбить пистолет из рук незваного гостя, но тот увернулся:

– Грубо, Александр Иваныч, грубо и прямолинейно. Поверьте, мы вовсе не хотели с вами «заедаться», но вы же сами всю дорогу лезли на рожон.

– Я поступал по совести, – с достоинством ответил отец Александр. И презрительно добавил: – Хотя вам этого, боюсь, не понять.

– Где уж нам, – криво ухмыльнулся Мишка. – Это вы у нас всегда весь в белом, на белом коне и с шашкой. А мы – подлые серые крысы, так, что ли?

– Я этого не говорил, – буркнул отец Александр. – Это вы сказали, Михаил Федорович, ну а мне остается лишь согласиться.

Михаил Федорович даже не счел нужным как-то отвечать на эту дерзость:

– Эх, батюшка, батюшка, а ведь мы вас предупреждали, старались, труп к соседям подкидывали…

– Что вам надо? – резко перебил отец Александр.

– Вот это деловой разговор, – удовлетворенно кивнул Михаил Федорович. – Итак, вопрос первый: где Ярослав?

– Какой Ярослав? – переспросил священник.

– Кончай паясничать, – со злобой прошипел Михаил Федорович. Все его наигранное благодушие куда-то вмиг улетучилось. – Или ты отвечаешь на все наши вопросы, или… Да впрочем, ты нас знаешь.

– Знаю, – сдержанно ответил отец Александр. – И сказал бы все, что о вас думаю, да перед ними неловко. – Священник перевел взгляд на образа.

– Хватит мне зубы заговаривать, – повысил голос Михаил Федорович. – Отвечай, где Ярослав!

– О том я одному Богу скажу, – с тихой непреклонностью промолвил отец Александр, – но не вам, прислужникам дьявола.

– Очень хорошо, – процедил Михаил Федорович, – сейчас ты узнаешь, на что мы способны… Лаврентий, хватит прятаться, выходи!

Из-за прилавка, за которым во время богослужений торговали свечами и образками, поднялся человек. Стеклышки его пенсне хищно блеснули в тусклом свете лампадки…

* * *

«Запорожец» миновал покосившийся столбик с табличкой «Кислоярск», и вскоре по обеим сторонам дороги замелькали «коробки»-пятиэтажки, вызвавшие живейшее любопытство Васятки:

– Как, неужто в них люди живут?

– Живут, Васятка, еще как живут, – отвлекшись от нерадостных мыслей, отвечала Надежда. – Конечно, не царские хоромы, но тоже ничего.

– Владлен Серапионыч, вас к дому подвезти? – спросил Петр Степаныч.

– А, нет-нет, не надо, – отозвался доктор. – Спасибо, что до города подбросили. Высадите где-нибудь в центре, где вам удобнее.

– Возле универмага вас устроит? – предложил Петр Степаныч.

– Да-да, просто замечательно! – обрадовался Серапионыч. – Это как раз рядом.

Чаликова несколько удивилась – как раз универмаг находился довольно далеко от особняка Софьи Ивановны, вдовы банкира, где снимал квартиру Дубов и где обычно останавливалась Надя – но вслух своего удивления высказывать не стала.

Вскоре Петр Степаныч высадил своих пассажиров у скверика напротив универмага – мрачноватого здания послевоенной постройки – и, сердечно простившись, укатил.

– Ну, куда теперь? – вздохнула Надя.

– Давайте присядем, – предложил доктор. – Я должен вам кое-что сказать.

Выбрав свободную скамеечку, путники уселись. Внимание Нади привлекла очередь человек из тридцати перед входом в универмаг. Перехватив ее взгляд, Серапионыч пояснил:

– Видать, дефицит выкинули, вот они с вечера и занимают.

Васятка хотел было спросить, что такое дефицит, но его опередила Надя:

– Какой дефицит? А мне казалось, что времена дефицита и ночных бдений в очередях давно канули в Лету.

Доктор с видимым облегчением вздохнул – то, что он собирался сказать, должно было стать для Нади очень неприятным сюрпризом, но ее последние слова как бы облегчали Серапионычу задачу.

Вместо ответа доктор протянул Наде «Кислоярскую газету»:

– Вчерашняя – мне ее презентовал наш любезнейший Петр Степаныч.

Надя рассеянно глянула на первую страницу. Слева под заголовком «Победители социалистического соревнования» красовались несколько фотопортретов, а справа крупными буквами было напечатано: «Встреча Константина Устиновича Черненко с Эрихом Хоннеккером».

Надежда глянула на дату – и сразу все поняла. Получили объяснение и допотопный автобус, и отсутствие пассажиров на остановке, и помолодевший на двадцать лет Петр Степаныч.

– О Господи, только этого нам еще не хватало, – выдохнула Чаликова, устало склонив голову на плечо Васятке.

– Что-то случилось? – участливо спросил Васятка.

– Да, но об этом позже, – деланно бодро проговорил Серапионыч, поднимаясь со скамейки. – А пока что подумаем о ночлеге. Есть тут у меня на примете одно местечко. Конечно, не отель «Англетер», но, как говорится, чем богаты.

Взяв свои нехитрые пожитки, путешественники пересекли скверик и свернули в ближайший переулок, провожаемые подозрительным взглядом пожилого милиционера, фланировавшего вдоль универмаговской очереди. По счастью, он принадлежал к той половине Кислоярска, с коей Серапионыч был лично знаком, иначе непременно бы «довязался» к его спутникам – женщине в слишком легкомысленном платье и слишком по-деревенски одетому мальчику.

– Владлен Серапионыч, куда вы нас ведете? – спросила Надежда.

– К себе на работу, – как нечто само собою разумеющееся, ответил доктор. – Теперь там никого нет, если не считать пациентов, но они нам, надеюсь, не помешают. Равно как и мы им.

– А как мы туда попадем? – продолжала Надя расспросы. – Через окно, что ли?

– Зачем через окно, – беззаботно рассмеялся Серапионыч. – У меня же ключ с собой.

И доктор, порывшись в кармане сюртука, выудил даже не один ключ, а целую связку.

– А вы уверены, что он подойдет?

– Должен подойти. Насколько помню, замки последний раз меняли лет эдак двадцать пять назад. Или, вернее, пять, как раз незадолго до Олимпиады…

Васятка молча слушал разговор Нади с Серапионычем, но даже при всей природной сообразительности ничего понять не мог, хотя почти каждое слово в отдельности, само по себе, было вроде бы понятно.

Пройдя по еще двум пустынным улицам, путники остановились перед обшарпанным каменным зданием с покосившимся крыльцом. Рядом с дверями красовалась вывеска: «Министерство здравоохранения РСФСР».

– Добро пожаловать, – пригласил Серапионыч, когда дверь благополучно раскрылась. По счастью, Васятка не знал, в каком именно учреждении, подчиненном Минздраву, работает доктор, а Чаликовой было уже все едино, где преклонить усталую главу.

Щадя нервную систему своих друзей, доктор повел их к себе в кабинет не через «покойницкую» залу, а по небольшому темному коридорчику, упиравшемуся в дверь с табличкой «Старший методист».

– Здесь в пятидесятые годы располагался райком комсомола, – пояснил Серапионыч и распахнул дверь.

К общему удивлению, кабинет не был пуст: под потолком горела одинокая лампочка без абажура, а за столом, заваленном всякой всячиной, сидел человек. Из-под небрежно накинутого некогда белого халата виднелся серый сюртук, точно такой же, как у Серапионыча, но значительно новее. Да и сам человек за столом казался точной копией Серапионыча, только чуть менее потрепанной.

Перед двойником стояла опорожненная на треть литровая бутыль с этикеткой «Медицинский спирт», граненый стакан, блюдо с овощным салатом и «кирпич» черного хлеба. При этом двойник доктора читал «Сборник советской фантастики» и еще умудрялся слушать то, что вылетало сквозь шум и помехи из приемника «VEF-201» с выдвинутой до предела антенной:

– …Генеральная Ассамблея ООН большинством голосов приняла очередную резолюцию, осуждающую ввод советских войск в Афганистан. Предлагаем нашим слушателям комментарий политического обозревателя Русской службы Би-Би-Си…

Серапионыч деликатно, однако достаточно громко кашлянул. Его двойник отложил книжку и приглушил приемник. Приходу гостей он ничуть не удивился:

– Здравствуйте, товарищи. Присаживайтесь, выпьем…

– После, после, – решительно перебил Серапионыч. – У нас к вам дело.

Двойник пошарил в выдвижном ящичке стола, вытащил оттуда пенсне на цепочке, точно такое же, как у Серапионыча, водрузил на нос и внимательно оглядел гостей:

– Простите, с кем имею честь? Впрочем, вас, голубчик, я уже, кажется, где-то встречал…

Решив, что последнее замечание относится к нему, Серапионыч ответил:

– Совершенно верно. Меня вы могли видеть в зеркале. Видите ли, друг мой, я – это вы, только двадцать лет спустя. Мы с госпожой Чаликовой и Васяткой немного заблудились во времени и случайно попали в прошлое. То есть к вам.

К удивлению Нади, «младшего» Серапионыча это сообщение ничуть не удивило.

– Ну вот вам пожалуйста, а я думал, что такое только в книжках бывает, – ткнул он в «Советскую фантастику». – По этому случаю надо выпить!

– Нет-нет, доктор, мы не пьем, – поспешно отказалась Надя из опасения, как бы «старший» Серапионыч не поддался соблазну выпить «на брудершафт» с самим собой двадцатилетней давности.

– А вы что, за рулем? – сочувственно поинтересовался «младший» Серапионыч.

– Да, за рулем, – подтвердила Чаликова. – Машины времени.

– А-а, ну понятно, – кивнул «младший» доктор с видом знатока научной фантастики.

– Да и потом, дорогой коллега, какую гадость вы пьете, – поморщился «старший» доктор, принюхиваясь к запаху, идущему из бутыли. – А вот мы, люди будущего, употребляем совсем другие жидкости.

С этими словами доктор извлек свою знаменитую скляночку, отвинтил крышечку и слегка плеснул в стакан с остатками спирта.

– И это можно пить? – с некоторой опаской спросил «младший» Серапионыч.

– Не только можно, но и нужно! – подхватил «старший». – Давайте я вам запишу рецепт, будете сами изготавливать. Чудный эликсир для поднятия тонуса! У вас, голубчик, не найдется кусочка бумажки?

«Младший» Серапионыч пошарил на столе, потом в столе, и вытащил целую стопку морговских бланков с круглой печатью.

«Старший» Серапионыч извлек из внешнего кармана сюртука старомодную ручку с золотым пером (точно такая же торчала из соответствующего кармана у его двойника), трудноразборчивым докторским почерком набросал на бланке некую сложную формулу и внизу дописал: «Добавлять по вкусу в чай, суп и др. жидкости». При этом от зорких глаз Васятки не укрылось, что несколько незаполненных бланков Серапионыч незаметно сунул себе в карман.

Между тем «младший» Серапионыч поднял стакан до уровня лица, слегка взболтал, наблюдая, как «чудный эликсир» растворяется в спирте (а отнюдь не в чае или супе), и залпом выпил.

Однажды Серапионычу удалось «соблазнить» Надю на дегустацию своего «чудо-эликсира», и она до сих пор не без некоторого содрогания вспоминала, что испытывала при этом, но тогда она «приняла на душу» всего капельку, да еще растворенную в кружке чая, а тут имела место быть совершенно гремучая и непредсказуемая смесь «скляночной жидкости» со спиртом, пусть и медицинским.

И воздействие не замедлило – влив в себя содержимое стакана, «младший» Серапионыч попытался было зачерпнуть ложкой немного салату, но не успел, уронившись лицом прямо в блюдо.

– Это надолго, – сочувственно произнес «старший» Серапионыч. – Теперь он… то есть я не скоро очухаюсь.

– А нам-то что же делать? – растерянно переводя взор с одного Серапионыча на другого, спросила Надя.

– Утро вечера мудренее, – оптимистично откликнулся доктор. – Можно, конечно, переночевать и тут, но ежели доктор на боевом посту, стало быть, квартира свободна.

– А как же мы его одного оставим в таком виде? – забеспокоился Васятка. – Вдруг с ним чего случится? Вот, помню, в прошлом году у нас в деревне…

– Да нет, Васятка, с ним ничего не случится, – заверил доктор. И пояснил: – Иначе я бы теперь перед тобой не стоял. Ну, идемте.

Когда Серапионыч закрывал на ключ входную дверь, Чаликова задала ему вопрос, который ее очень занимал:

– Скажите, Владлен Серапионыч, но если он – это вы, то вы должны были запомнить то, что теперь было? Согласитесь, не каждый день к нам являются путешественники во времени.

Доктор от всей души рассмеялся:

– Ну разумеется, запомнил. Но исключительно как сон, приснившийся после чтения фантастики под спиртик… Осторожно, здесь ступенька кривая, в потемках и оступиться недолго. Да, так вот, с тех пор я решительно «завязал» как с тем, так и с другим. Двадцать лет читаю только газеты, а пью исключительно жидкость из скляночки. Тем более после того, как по некоему, как мне казалось, алкогольному наитию записал ее химико-фармацевтическую формулу.

– Значит, хоть минимальная польза от нашего путешествия во времени все-таки была, – через силу рассмеялась и Чаликова.

Не до смеха было лишь Васятке. Казалось, какая-то неприятная догадка осенила его, и в течение всей дороги по темным улицам до дома, где жил Серапионыч, он хмурился и не произнес ни слова.

* * *

В отличие от некоторых своих собратьев по ремеслу, Чумичка старался вести здоровый образ жизни, в частности – засветло ложился спать и рано вставал. Так как накануне выспаться почти не удалось, то сегодня Чумичка, проводив в дальний путь Надежду, Серапионыча и Васятку, сразу же отправился на боковую с намерением не просыпаться до самого рассвета.

Если кому-то случалась надобность разбудить Чумичку, то усилия приходилось прикладывать воистину неимоверные – разве что не стрелять из пушки над самым ухом. Но на этот раз произошло невероятное – Чумичка проснулся сам. А проснувшись, некоторое время лежал в постели с открытыми глазами, стараясь понять, что случилось. Может, виной столь неурочного пробуждения был какой-нибудь кошмарный сон? Чумичка редко видел сны, а если и видел, то потом никак не мог вспомнить, о чем они, даже в самых общих чертах. Но на сей раз ему ничего не снилось – в этом Чумичка был уверен.

Так и не придя ни к какому выводу, Чумичка закрыл глаза и попытался заснуть, но тут где-то глубоко в его сознании раздался тихий равномерный стук. Чумичка тряхнул головой, но стук не исчез, и более того – с каждым мигом становился все громче и настойчивее.

– Что за чудеса! – проворчал Чумичка, нехотя поднимаясь с кровати. Впрочем, ему по роду занятий как раз и приходилось иметь дело главным образом с чудесами.

Колдун щелкнул пальцами правой руки, и в небогато обставленной горнице стало чуть светлее, хотя вроде бы никакой светильник не загорелся.

Накинув шлепанцы, Чумичка стал ходить из угла в угол, прислушиваясь, откуда исходит стук. Вскоре ему стало понятно, что источник – где-то возле тулупа, который висел на спинке стула посреди горницы. Этот тулуп был для Чумички своего рода рабочей одеждой – в его многочисленных внутренних карманах и кармашках хранились принадлежности колдовского ремесла, в том числе и скляночки с живою водой, которая спасла жизнь дону Альфонсо.

В одном из карманов находился магический кристалл. Вернее, его половина – вторая в саквояже Надежды Чаликовой отправилась «за городище». Чумичка извлек кристалл и понял, что звуки исходят из его глубин. Более того, Чумичке казалось, что все мелкие грани кристалла озарены багровым пламенем.

Чумичка вскинул левую руку, щелкнул пальцами, и в комнате вновь стало темнее. Но багряное пламя не исчезло – оно, как и звук, исходило из глубины кристалла. А звуки становились все громче и настойчивее, и колдун каким-то внутренним чувством понял, что если он это не остановит, то может произойти что-то страшное и непоправимое. И уже не столько разумом, сколько по какому-то наитию Чумичка со всех сил швырнул кристалл оземь.

Стук мгновенно прекратился, а когда колдун поднял кристалл, никакого красного свечения из него уже не исходило. Чумичка засунул кристалл обратно в карман тулупа и лег в постель, а уже через мгновение провалился в глубокий сон.

Чумичка не знал и не мог знать, что в этот же самый миг совсем в другой части Царь-Города, в таком же темном помещении, только более обширном, безо всяких видимых причин замолкло мерное тиканье будильника с прикрепленными к нему проводками, ведущими к мешочку, из которого через дырку медленно сыпался белый порошок.

* * *

Надежде уже доводилось бывать и на работе, и дома у Серапионыча. И вот, оказавшись в морге двадцатилетней давности, Надя увидела, что и тогда все было, как теперь: и стол, заваленный всяким хламом, и лампочка под потолком, и репродукция левитановской картины «Над вечным покоем», приклеенная прозрачной изолентой прямо к обоям. Не говоря уже о докторских сюртуке, пенсне и авторучке.

В общем, если бы Чаликовой предложили сравнить кабинет заведующего Кислоярским моргом сегодня и двадцать лет назад и «найти 15 различий», то она бы нашла, пожалуй, только одно: вместо «ВЭФ»а стоял «Панасоник». Хотя объяснялось это достаточно просто: «ВЭФ» работал только от батареек – шести больших цилиндров «Марс» ценой 17 копеек за штуку, итого 1 рубль 2 копейки. По тем временам это было совсем не дорого, а теперь такие батарейки понемногу выходят из обращения, да и стоят значительно дороже, так что увы – пришлось приобрести радиоаппарат, работающий от электросети, да еще имеющий диапазон «FM», отсутствующий у приемников советского производства.

Заметим, однако, что такая привязанность к старым вещам и к старым модам отнюдь не мешала Серапионычу идти в ногу со временем – Надя многократно в этом убеждалась, когда речь заходила и о современном искусстве, и об общественной жизни, и даже об Интернете.

Когда Серапионыч привел гостей в свою квартиру на четвертом этаже дома старой постройки, Надежда убедилась, что и здесь никаких существенных перемен за двадцать лет не произошло – обстановка была такая же, как и раньше, разве что на комоде вместо десяти слоников стояли только девять: не хватало десятого, которого Чаликова привезла доктору в позапрошлом году из командировки в Кот д'Ивуар и который, в отличие от прочих, был сделан не из фарфора, а из самой настоящей слоновой кости. (Так, во всяком случае, уверял торговец на базаре, уступивший ей этот симпатичный сувенир за полтора доллара).

В целом же квартира Серапионыча и тогда, и теперь производила куда более благоприятное впечатление, чем его рабочий кабинет – было видно, что доктор старается держать ее в порядке, хотя и чувствовалось отсутствие заботливой хозяйки.

Приведя гостей к себе домой, Серапионыч решил их напоить чаем (в стенном шкафу обнаружился початый чайный пакетик №36), но вот с закуской было сложнее – в холодильнике лежали только банка кабачковой икры и несколько «Завтраков туриста». Зато в хлебнице оказалась едва начатая буханка черного хлеба за 14 копеек.

Лишь когда они уселись за кухонный столик, Надя обратила внимание на странное молчание Васятки. «Ну еще бы – попал совсем в чужой мир, – сочувственно подумала Надя, – а мы, вместо того чтобы помочь ему освоиться, сами ничего понять не можем».

– Видишь ли, Васятка, дело какое, – начала Надя, – мы должны были пройти между столбами и попасть в свой мир. В свою страну. Но произошло нечто необъяснимое, и мы оказались не совсем там. То есть не то чтобы не совсем там, а не совсем тогда…

Почувствовав, что несколько запуталась, Надя глянула на доктора, который сосредоточенно резал хлеб тонкими кусочками.

– Да не нужно объяснять, я все понял, – разомкнул уста Васятка. – Мы попали в вашу страну, только на два десятилетия раньше. И вот я думаю – отчего такое произошло?

– Провал во времени, – предположил Серапионыч. И, припомнив некогда столь почитываемую им советскую научную фантастику, мечтательно добавил: – Ну там, аннигиляция времени и пространства, сдвиг в нуль-транспортации, нарушилась связь времен…

– Нет-нет, я о другом, – продолжал Васятка, терпеливо выслушав доктора. – Ведь вы же несколько раз проходили между столбов, но всегда попадали в одно и то же место и время.

– Ну, так, – кивнула Чаликова, еще не понимая, к чему клонит Васятка.

– И я так думаю, что это не случайность, – уверенно заявил Васятка. Подув на горячий чай, он осторожно сделал несколько глотков. – Отчего такое произошло именно сегодня? Почему мы попали именно на двадцать лет назад, а не на десять, пятнадцать или все сто?

– А ведь верно! – Серапионыч откусил кусок хлеба. – Как говорил поэт, если звезды зажигают, значит, это кому-то нужно.

– Но кому и зачем? – тихо промолвила Чаликова.

– Мне кажется, кому-то понадобилось отправить вас в ваше прошлое, – продолжал Васятка. – Однако это произошло как раз в то время, когда мы переходили из «нашего» в «ваш» мир. Значит, и здесь существует какая-то связь…

– А-а, кажется, до меня что-то начинает доходить! – воскликнула Надежда. – Мы должны вспомнить во-первых, всех, кто бывал и в том, и в другом мире, и во-вторых, что они делали в начале – середине восьмидесятых годов. Только таким путем у нас есть шанс нащупать хоть какую-то ниточку к разгадке.

– Хорошо бы так, – с сомнением вздохнул доктор. – Но вообще-то попробовать можно. В таком случае начать следует с тех, кто участвовал в предыдущих походах «за городище». – Серапионыч извлек «золотую ручку» и стал записывать прямо на полях «Кислоярской газеты»: – Дубов, вы, я, майор Селезень, баронесса Хелен фон Ачкасофф. Еще кто-то?

– Еще Иван Покровский, – вспомнила Надя.

– Итого – шесть человек, – подытожил доктор. – Начнем с Василия Николаича, ведь его деятельность в параллельном мире была наиболее активной. Но двадцать лет назад он был примерно в том же возрасте, что теперь Васятка, так что вряд это как-то связано с ним. – И доктор поставил рядом с именем Дубова знак «минус», хотя совсем вычеркивать не стал.

– Меня смело зачеркивайте, – с грустью улыбнулась Чаликова. – Я в те годы жила в Москве и даже понятия не имела, что есть такой город – Кислоярск.

Серапионыч послушно вычеркнул Чаликову из списка, но так как ручка у него была все-таки не шариковая, а перьевая, то с ее помощью можно было писать с разной степенью нажима. И Надю доктор вычеркнул со слабым нажимом.

– А вот мою кандидатуру прошу взять на заметку, – сказал Серапионыч. И пояснил: – Как раз во время своего первого пребывания в Царь-Городе я сталкивался с таким явлением, как зомби. Это были покойники из нашего мира, которых известный вам Каширский каким-то способом оживлял и переправлял в параллельный мир. Там они послушно помогали ему совершать всякие злодейства, вплоть до убийств. И вот я подумал – а не понадобилось ли Каширскому, или кому-то еще, вербовать себе таких «помощничков» среди мертвецов двадцатилетней давности? А я как раз руковожу заведением, где всегда можно разжиться покойниками…

– Да, но вас-то, доктор, зачем нужно было отправлять в прошлое? – перебила Надя. – Ведь там уже есть один Владлен Серапионыч, и тоже заведующий моргом. Вот с ним бы и договаривались. Хотя после вашей склянкотерапии, боюсь, это будет не так-то просто…

Доктор ничего не ответил, но поставил напротив себя жирный вопросительный знак.

– Пойдем дальше. Кандидат исторических наук баронесса Хелен фон Ачкасофф. В начале восьмидесятых она еще не была ни баронессой, ни кандидатом.

– Кстати, госпожа Хелена всегда проявляла особый интерес ко всяким тайнам, скрытым в былых временах, – оживилась Надя. Но тут же сама себе возразила: – Хотя вообще-то она специализируется в более отдаленных эпохах, чем закат советского застоя.

– Однако есть еще одно обстоятельство, – со своей стороны возразил доктор, – о котором вы вряд ли знаете. В конце восьмидесятых годов в нашем городском архиве случился пожар, и многие ценные документы сгорели. А Хелена как раз тогда вела усиленные поиски по части краеведения и много раз в моем присутствии кручинилась, что ее изыскания заходят в тупик как раз из-за сгоревших бумаг. И как-то раз в шутку сказала, что будь у нее машина времени, то вернулась бы на год назад и более плотно поработала в архиве. На что я ей возразил, что, имея такую машину, она могла бы съездить хоть на сто, хоть на двести лет назад и узнать, как все происходило на самом деле, а не из архивных свидетельств. Им ведь тоже, знаете ли, не всегда можно верить.

– Все так, но ведь сейчас баронесса далеко от Кислоярска, на какой-то конференции, – заметила Чаликова.

– Могла и вернуться, – пожал плечами Серапионыч и обозначил имя баронессы, как и свое, знаком вопроса. – Ну, кто у нас следующий? Майор Селезень. Он же честной отец Александр. Не знаю, как вы, Наденька, но я его в этом раскладе никак не вижу. Дело в том, что в начале восьмидесятых Александр Иваныч оказывал помощь дружественному народу Афганистана, а в Кислоярске появился значительно позже.

Так как ни Чаликова, ни Васятка не возражали, доктор вычеркнул майора Селезня из списка подозреваемых.

– Ну и номер последний – поэт Иван Покровский, – сказал Серапионыч. – Который двадцать лет назад тоже был поэтом, но молодым. Хотя и сейчас не старый. Насколько я понял из его рассказов, в Царь-Городе Иван Покровский если и бывал, то только проездом, а в основном его приключения имели место в Новой Ютландии. Да и как-то я не представляю себе этого служителя муз впутанным в межвременные разборки…

Доктор уже занес ручку, чтобы вычеркнуть Покровского из списка, но этому неожиданно воспротивилась Чаликова:

– Владлен Серапионыч, погодите. Ведь Иван Покровский – единственный известный наследник тех баронов Покровских, что обитали в усадьбе Покровские Ворота. И несколько лет назад усадьба была ему возвращена. А раньше в ней, как вам лучше меня известно, находилось правление колхоза.

– Ну да, разумеется, – доктор подлил себе в кружку горячей воды из чайника, – но какое это имеет отношение…

– Самое прямое! – воскликнула Чаликова. – Есть наследник – надо возвращать. А нет наследника – нет и проблемы.

– Так что же, Надя, вы хотите сказать, что кто-то хочет в прошлом избавиться от Ивана Покровского, чтобы в будущем не отдавать ему усадьбу? – аж вскочил Серапионыч. – Но это же невозможно! Иван жив, я сам его неделю назад видел, и не где-нибудь, а в Покровских Воротах, и разговаривал, как с вами сейчас! Да если каждый начнет лазить в прошлое и вытворять там, что захочет, так это ж вообще будет черт знает что!

– Ну не волнуйтесь, Владлен Серапионыч, это ж я так, в виде предположения, – стала успокаивать Надежда. И вдруг вскочила еще резче, чем доктор, едва не расплескав чай. – Я поняла, в чем дело – Рыжий!

– Погодите, Надежда, а Рыжий-то при чем? – удивился Васятка, сосредоточенно молчавший, пока Надя и Серапионыч перебирали знакомых.

– Сейчас объясню. Рыжий – тоже человек из нашего мира. Когда-то его звали Толей Веревкиным, он жил в Ленинграде и учился не то на историка, не то на археолога. Их группа под руководством профессора Кунгурцева приезжала сюда, чтобы проводить раскопки в окрестностях Кислоярска, и в частности – на Гороховом городище. Однажды, оказавшись на Городище после захода солнца, Веревкин случайно открыл существование параллельного мира, пробыл там несколько дней, а затем окончательно туда ушел. Ну а чтобы его не искали, устроил инсценировку, будто утонул, купаясь в Финском заливе под Питером.

– Ну да, вы уже мне как-то об этом рассказывали, – откликнулся доктор, выслушав сбивчивый Надин рассказ. – И что же?

– А то, что это произошло как раз летом, во время археологической практики. И как раз двадцать лет назад. Может, пока мы тут разговариваем, Толя Веревкин переходит через Горохово городище! – Надя плюхнулась обратно на табуретку.

Некоторое время все сидели молча, переваривая «информацию к размышлению». Потом доктор глянул на настенные часы «Слава», висящие над холодильником, и сказал:

– Давайте, друзья мои, пойдем спать. Я пока слазаю в чулан за раскладушкой. А с утра на свежую голову разберемся.

– А если не разберемся? – тихо спросила Надежда.

– Тогда вечером вернемся на городище и пройдем между столбов. А дальше видно будет, – сказал Серапионыч уже в дверях.

– Ну что же, Васятка, приберем со стола, – предложила Надя.

С этими словами она пустила воду и стала машинально споласкивать посуду, отдавая ее вытирать Васятке. При этом мысли ее текли куда быстрее, чем вода из крана:

«Легко сказать – вернемся и пройдем. А где уверенность, что мы не попадем, например, во времена царя Степана? А вернувшись в „свою“ реальность, не окажемся в эпохе Наполеона или Ивана Грозного. Или, того хлеще, угодим в какое-нибудь далекое будущее? А домой так и не вернемся…»

Однако делиться этими тревожными мыслями ни с Васяткой, ни с Серапионычем Надя, разумеется, не стала.