Текст книги "Царь мышей"

Васятка изо всех силенок вцепился в ржавую крышку, и она со страшным скрипом приподнялась. Вскоре любопытным взорам предстало содержимое сундука. Большую часть находки составляли переплетенные книги и тетради явно архивного содержания. Лишь на дне лежали несколько украшений, судя по виду, не очень-то драгоценных, да с десяток икон, на удивление хорошо сохранившихся.

«Так что же, это и есть знаменитые сокровища царя Степана?» – с некоторым разочарованием подумал Василий, листая церковную книгу Христорождественского Ново-Мангазейского собора с записями о свадьбах, крестинах и отпеваниях давно умерших и давно всеми забытых людей.

– Конечно, нет, – словно прочитав его мысли, сказал Васятка. – Ясно, что Димитрий Смурной нарочно закопал сундук здесь, на виду, чтобы ежели кто найдет, считали, будто это и есть главный клад. Для того и несколько украшений внутрь положил. А настоящие сокровища, понятное дело, в более тайном месте припрятал.

– Да, очень возможно, – сдержанно ответил Дубов, понимая, что Васятка, наверное, прав, и следовательно – поиски продолжаются.

– А с ним что делать? – указал дон Альфонсо на сундук и его содержимое.

– Что делать? – призадумался Василий. – По правде сказать, не знаю. Наверное, решать вам? – обернулся он к Патапию Иванычу.

– Зря мы все это затеяли, – тихо проговорил Патапий Иваныч.

– А я даже рад, что настоящих сокровищ там не оказалось, – добавил Илья.

Дубов извлек из сундука несколько аляповатую золотую брошку, усыпанную то ли драгоценными камнями, то ли стекляшками.

– Может быть, сударыня, вы оставите ее у себя? – обратился он к Настасье. – По-моему, она вам будет очень к лицу.

– Благодарю, не надо – решительно отказалась Настасья. – Такие украшения богатым барыням впору, а нам ни к чему.

– Ну так хотя бы иконки возьмите, – предложил Василий, но этому решительно воспротивился Патапий Иваныч:

– Нет, нет! Как же можно молиться образам из разоренного храма? Грех один да позор!

– Ну что ж, должен признать вашу правоту, – развел руками Василий. – И в таком случае нам остается одно – не злоупотреблять вашим гостеприимством и, откланявшись, удалиться.

– Погодите, а как же пообедать? – воскликнул Илья. – Жена такую похлебку сготовила – пальчики оближете!

– Нет-нет, нам и впрямь пора, – вмешался дон Альфонсо, которому показалось, что его спутники уже готовы внять уговорам и остаться на обед. – Не забудьте – мне еще засветло нужно доехать до Новой Мангазеи.

– До Новой Мангазеи? – рассеянно переспросил Дубов. – Да-да, конечно же!

Бросив мимолетный взгляд на сыщика, Васятка понял, что тот уже каким-то образом связал находку на огороде с путешествием дона Альфонсо, но, по обыкновению, говорить ничего не стал.

Тем временем кладоискатели бережно погрузили свою находку в карету и, сердечно простившись с хозяевами, последовали за сундуком. Максимилиан взмахнул кнутом, и карета покатилась по пустынной Боровихинской улице. Патапий Иваныч, Настасья и Илья глядели вослед карете, пока она не скрылась из виду.

* * *

Нынешний день для отца Александра тянулся длинно и скучно, особенно в отсутствие верного друга Васятки. Пожалуй, единственным событием, как-то выбивавшимся из обычного течения, был визит чиновников градоуправления.

– Сходить прогуляться? – вслух подумал отец Александр. И сам же себе ответил: – А отчего бы и нет.

Сказано – сделано. Заперев храм и бережно спрятав огромный ключ в не менее огромном кармане рясы, священник не спеша двинулся по Сорочьей улице.

Около соседней избы он остановился, хотя с недавних пор всякий раз убыстрял шаги, проходя мимо этого места. Но на сей раз отец Александр не только остановился, но даже в задумчивости облокотился о ветхий забор, словно бы чего-то или кого-то ожидая.

И точно – вскоре двери избы отворились, и на крыльцо вышел человек. Но то была не Матрена, которая несколько дней назад обнаружила в сенях неизвестного покойника, и даже не ее законный супруг Иван, а куда более важная особа – в недавнем прошлом начальник Сыскного приказа, а ныне боярин и советник самого царя Путяты.

– Ба, Пал Палыч, – несколько преувеличенно обрадовался отец Александр. – То есть, пардон, боярин Павел! Вот уж кого не чаял встретить…

– Да, знаете, решил еще раз глянуть на место происшествия, – ответил боярин Павел, крепко жмя руку отцу Александру. – Вдруг в суматохе что-то упустил.

– Ну и как?

– Никаких новых улик, не стоило и заявляться, еще раз хозяев волновать. Матрена, бедняга, уж решила, что я пришел ее в острог везти… А вы куда, батюшка?

– Да так, прогуливаюсь, – отвечал священник. – Если желаете, могу вас проводить.

И отец Александр с боярином Павлом зашагали по Сорочьей улице. Сперва молча, а потом Пал Палыч заговорил, но гораздо более тихим голосом, чем при встрече:

– Боюсь, что новости у меня для вас не самые утешительные, батюшка… Или вы позволите именовать себя Александром Иванычем?

– Да ради бога, – умеряя свой могучий бас, отвечал отец Александр. – Тем более что меня в миру и впрямь так зовут.

– Ну что ж, тогда сразу о мирских делах. Как вы понимаете, для меня нет никакой тайны, что вы – из тех же краев, откуда ваши друзья.

– Так я ж этого особо и не таю, – пожал плечами отец Александр. – Конечно, не трублю на всяком углу, но и не скрываю.

– Это я к тому, что вам есть, куда возвращаться, – продолжал Пал Палыч. – И советую вам… Да нет, прошу, умоляю – уезжайте.

– Неужто я вам так надоел? – прогудел отец Александр.

– Да при чем тут надоел, – не поддержал шутки Пал Палыч. – Мне стало известно, что за каждым вашим шагом следят самым пристальным образом. И более того, ваша жизнь в полном смысле висит на волоске.

– Ну, нашли, чем удивить! – несколько натянуто рассмеялся отец Александр. – Это я и так знаю. – И, резко посерьезнев, продолжал: – А вообще-то вы, Пал Палыч, наверное, правы – пора возвращаться. И не потому что следят или на волоске, а потому что не нужен стал я здесь. И там не особо нужен, но там – моя родина. Вот дождусь, когда мои земляки из поездки вернутся, так вместе с ними домой и подамся.

– И когда же они возвратятся?

– Трудно сказать, – призадумался отец Александр. – Может, завтра, а может, еще на пару дней задержатся.

– Тогда вам, Александр Иваныч, не следует их дожидаться, – гнул свое боярин Павел. – Поверьте, я нисколько не преувеличиваю опасность, может быть, даже преуменьшаю.

– Благодарю вас за заботу, Пал Палыч, – откликнулся отец Александр. – Но не могу же я вот так вот просто взять и исчезнуть. Я должен позаботиться хотя бы о Васятке…

– О Васятке не беспокойтесь, я его не оставлю, – перебил боярин Павел. – Вы в толк еще и то возьмите, что рядом с вами и его жизнь может оказаться под угрозой!

За разговорами отец Александр и боярин Павел прошли всю Сорочью улицу и свернули на другую, почти столь же тихую, разве что избы там стояли чуть ближе одна к другой и выглядели чуть нарядней.

– И потом, есть еще одно дело… – Отец Александр не только понизил голос еще больше, но и отвел Пал Палыча чуть не середину улицы, будто опасаясь, что их случайно услышат в каком-то из дворов. Благо уличное движение здесь было таким же, как и на Сорочьей. То есть никаким.

– Вы об Ярославе? – тихо переспросил Пал Палыч. – Да, вы неплохо придумали – приютить его у меня, потому что в мой дом никто не сунется. Но скажу вам откровенно – это не решение вопроса. Поверьте, я не боюсь, но и мое положение с каждым днем становится все менее прочным.

Боярин Павел ненадолго замолк. Наконец, будто решившись, заговорил медленно, взвешивая каждое слово. Но отец Александр чувствовал – то, что говорил боярин Павел, было выстраданным, во что он и не хотел бы, но, как честный и реально мыслящий человек, вынужден был верить.

– За сорок лет работы в Сыскном приказе я не делал ничего, что противоречило бы закону и моей собственной совести. А за те десять лет, что возглавлял Приказ – и другим не дозволял делать этого. Да, мне приходилось трудиться среди воров, разбойников, мздоимцев, но я, простите за громкие слова, никогда не изменял понятиям о совести и чести, хоть это порой бывало и нелегко. А теперь ощущаю, что оставаться порядочным человеком с каждым днем становится все сложнее. Это трудно объяснить, но вы меня, конечно, понимаете.

– Да, разумеется, – кивнул священник. – Я-то здесь всего второй год, но то же самое чувствую…

– Вот видите, – подхватил боярин Павел, – а каково тут жить и видеть, как честных и неподкупных людей убирают, а на их место назначают либо явных глупцов, либо таких, по ком давно темница тоскует! Каково наблюдать, как твои друзья и единомышленники один за другим приноравливаются к обстоятельствам и вливаются в общую толпу служителей не делу, а личностям.

– А чем вы это можете объяснить? – пристально глянул отец Александр на боярина Павла. – Корысть? Страх? Что-то еще?

– Не знаю, – развел руками Пал Палыч. – Наверное, и то, и другое, и третье. Что-то мрачное и гнетущее, словно разлитое в воздухе с тех пор, как… – Боярин Павел не договорил, но отец Александр все понял:

– А что Государь?

– Так я и Государю то же самое всякий раз говорю, – невесело усмехнулся боярин Павел. – А он всякий раз отвечает: «Да-да, дорогой Пал Палыч, я с вами полностью согласен, это совершенно недопустимо. И ежели чего узнаете, непременно обо всем докладывайте мне лично, мы вместе обмыслим, что делать», и все такое.

– Ну и как, прислушивается Государь к вашим словам?

– Прислушивается, да еще как, – уныло кивнул боярин Павел, – но поступает чаще всего точно наоборот. Не пойму только, отчего он все еще благоволит ко мне – я же знаю, какие гадости на меня наговаривает его окружение!

– В нашей стране сказали бы – для поддержания авторитета власти, – заметил отец Александр. – Как бы это получше объяснить? Если при властях находится человек вроде вас, известный честностью и неподкупностью, то и сама власть, какая бы она ни была, получает больше доверия в обществе.

– Возможно, – не без горечи усмехнулся Пал Палыч и одернул на себе боярский кафтан, к которому еще не очень привык. – Однако вернемся от общего к частностям. Я не хочу и знать, кому ваш Ярослав так круто переступил дорогу, что его извести пытались. Вопрос в другом – могу ли я чем-то помочь, и если да, то как?

– Видите ли, дорогой Пал Палыч, тут кроме прочего еще и сердечные дела примешались. Возлюбленная Ярослава – мужняя жена, и она готова бежать вместе с ним. Сперва в Новую Мангазею, а потом за границу. Но теперь я вижу, что бежать придется ему одному, а Евдокия Даниловна присоединится к нему позже… Ну, чего тебе? – спросил отец Александр у лохматой черной собаки, которая молча сопровождала их с самого начала улицы. – Вот попрошайка! – И, пошарив в карманах рясы, священник сунул ей какой-то пирожок. – Все, больше не проси, нету.

– Извините, Александр Иваныч, какая Евдокия Даниловна? – тихо переспросил Пал Палыч, когда собака отошла с пирожком на обочину. – Уж не… Впрочем, меня это не касается. – И, помолчав, добавил: – Даже если и та самая.

– Ну вот, язык мой – враг мой, – обескураженно развел руками отец Александр. – Пал Палыч, можно Ярослав побудет у вас до завтра? К тому времени я все подготовлю для его побега, а потом, Богу помолясь, и в свой путь отправлюсь. Вы, главное, о Васятке позаботьтесь. Я бы его с собою взял, да в нашей стране, боюсь, ему неуютно будет…

– На этот счет не беспокойтесь, – твердо ответил Пал Палыч. – Ну, вроде все обговорили? Тогда давайте прощаться. Незачем Тайному приказу очи мозолить – дескать, о чем это два таких неблагонадежных подданных так долго лясы точат?

– Э, любезнейший Пал Палыч, тут уж не Тайным приказом, а еще чем потайнее пахнет, – как бы в шутку возразил отец Александр. – Ну, благослови вас Господь на добрые дела!

Священник истово перекрестил Пал Палыча, тот низко ему поклонился и продолжил путь уже в одиночестве. Отец Александр проводил его взором, тяжко вздохнул и побрел восвояси.

* * *

В ожидании, пока подадут обед, Василий Дубов прямо в трапезной демонстрировал содержание сундука, обнаруженного на огороде возле бывшей кузницы. А попутно рассказывал, как им удалось его найти. Особо при этом он расхваливал Васятку, впрочем, без опаски «перехвалить», ибо сам Васятка отсутствовал: едва карета дона Альфонсо прибыла в Терем, он тут же заявил, что настоящий, главный клад, по его разумению, зарыт где-то на берегу пруда, и, выбрав в чулане лопату «по себе», отправился на поиски. Естественно, Петрович тут же увязался за ним, и таким образом ничто не мешало откровенной беседе и предстоящему дружескому обеду.

Дормидонт очень внимательно рассматривал иконы и перелистывал церковные книги – Надежда чувствовала, что эти занятия как-то отвлекали его от невеселых дум. По ходу дела царь уверенно определял, какому иконописцу мог принадлежать тот или иной святой лик, выказывая себя немалым знатоком в этой области. На одной иконе, в художественном отношении далеко не самой совершенной, Дормидонт остановился особо:

– Да это ж икона Святой Богоматери – она считалась покровительницей Новой Мангазеи. Мне про нее рассказывали в тамошнем главном Соборе, будто бы перед вторжением Степана из нее начали источаться слезы. Настоятель просил меня вернуть ее в Мангазею, а я бы рад, да ведь все исчезло, что Степан оттуда вывез!

– Ну хорошо, пускай золото, алмазы, иконы и прочее, но для чего им понадобилось вывозить и прятать церковные книги? – несколько удивленно произнес доктор. – Они ведь, кажется, никакой материальной ценности не представляют?

– Владлен Серапионыч, да как вы не понимаете! – вскинулась Чаликова. – Дело же не в золоте и не в алмазах. Для захватчиков куда важнее не просто ограбить побежденных, а поставить их на колени, а для этого прежде всего выбить из них всякую память о прошлом, превратить в быдло, в манкуртов, родства не помнящих! – И, спохватившись, обернулась к Дормидонту: – Извините, Ваше Величество, что столь нелицеприятно отзываюсь о деяниях вашего предка…

– Да чего уж там, – великодушно махнул рукой Дормидонт. – Ежели по совести, то изрядная скотина он был, царь Степан, царствие ему… – Дормидонт запнулся, не будучи уверен, в каком царствии пребывает теперь его пращур. И заговорил напористо, по-деловому: – Друзья мои, вы еще не надумали, что делать с вашими находками?

После некоторого молчания заговорил Дубов:

– Нам было поручено отыскать спрятанные золото и драгоценности. Мы с Васяткой пришли к выводу, что основная их часть находится в другом месте, и будем искать дальше… Государь, – вдруг обратился сыщик напрямую к Дормидонту, – что бы вы сделали, если бы в вашу бытность царем у вас оказались эти иконы и церковные книги?

– Вернул бы в Новую Мангазею, – твердо ответил Дормидонт. – Я же, понимаешь, не Степан.

– А уверены ли вы, что так же поступит ваш уважаемый преемник?

Дормидонт промолчал, но это молчание говорило красноречивее всяких слов.

В разговор вступил дон Альфонсо:

– Господа, я как раз еду в Новую Мангазею и мог бы доставить туда и иконы, и книги. Конечно, если вы мне доверите.

– А то кому же еще доверять, как не вам! – громогласно заявил Дормидонт. – Но тогда, любезнейший дон Альфонсо, вам надо выезжать прямо теперь. Жаль, не пообедаем вместе с вами, да уж чего там, не в последний раз видимся. Зато я вам, понимаешь, гостинцев велю дать – по дороге и перекусите, коли проголодаетесь.

Дормидонт хлопнул в ладоши, и в горницу вошел слуга.

– Значится, так, принеси нам два мешка покрепче. Да постой ты, торопыга – зайди в стряпную и скажи, чтобы гостю еды приготовили. Да чтоб не жадничали, а от всей, понимаешь, души!.. А в мешки мы в один святых сложим, а во второй книги, – подмигнул царь, когда слуга бросился выполнять приказание. – И положим их так, что ежели кто ненароком и заглянет, то пускай думают, что там всякая ветошь!

Тут слуга принес два мешка, и друзья принялись упаковывать туда ценный груз. Когда все было готово, Дубов отвел доблестного рыцаря в сторонку:

– Дон Альфонсо, судя по всему, в Мангазею вы прибудете поздним вечером. И мой вам совет – сразу поезжайте на постоялый двор Ефросиньи Гавриловны, вам его всякий укажет. Хозяйке можно доверять всецело, в этом я и сам имел случай убедиться.

– Ну, давайте уж по дедовским обычаям присядем на дорожку, – предложил Дормидонт.

Посидели, помолчали.

– В путь! – решительно поднялся дон Альфонсо и взвалил на себя мешок с церковными книгами. Мешок с иконами взял Дубов.

Когда и мешки, и гостинцы были уложены в вещевое отделение кареты, Дормидонт и его гости сердечно простились с доном Альфонсо, не забыв по еще одному стародавнему обычаю троекратно поцеловаться. И никто не заметил, как Чумичка приоткрыл свой старенький кафтан и, пошарив в одном из многочисленных внутренних карманов, извлек оттуда маленькую склянку и передал ее дон-Альфонсовскому вознице Максимилиану.

Наконец, карета стронулась с места, миновала ворота и вскоре исчезла за поворотом. Проводив ее задумчивым взглядом, Дормидонт неспешно повел своих гостей обратно в терем. А когда они шли через лужайку, Наде показалось, что в кустарнике что-то мелькнуло.

– Заяц? – схватила она Дормидонта за широкий рукав.

– У нас этого добра хватает, – не особо удивился царь. – Да я, по правде сказать, до них не охотник. То ли дело рыбалка! Вот, помню, на той неделе…

Пока Надя и Серапионыч выслушивали очередную «рыбацкую байку», Дубов внимательно вглядывался в кусты. А затем вполголоса поделился наблюдениями:

– Нет, там не заяц, а покрупнее зверь будет. И не один, а два.

– Неужто медведи? – вскинул Дормидонт густые брови. – Говорят, Степан любил на медведей хаживать…

– Ну, можно сказать, что и медведи, – усмехнулся Василий. – Одного звать Каширский, а второго – Анна Сергеевна.

– О боже, – вздохнул Серапионыч. – Только их не хватало!..

– Маленькие издержки кладоискательского производства, – с чувством обреченности сказала Чаликова. – Ваше Величество, а может быть, вы прикажете страже вышвырнуть их отсюда куда подальше?

– Нет-нет, ни в коем случае! – решительно воспротивился Дубов. – Мы поступим с ними не столь гуманно – напустим на них нашего дорогого Петровича!

– Василий Николаич, а вам не кажется, что от вашего предложения попахивает, простите за выражение, некоторой долей садо-мазохизма? – очень осторожно спросил Серапионыч.

– По отношению к кому – к Петровичу или Анне Сергеевне с Каширским? – выступил Дубов со встречным вопросом.

– Ко всем троим, – вместо Серапионыча ответила Чаликова. И, возвысив голос, продолжала так, чтобы ее услышали за кустами: – А после обеда мы с доктором вам покажем одно местечко – уверена, что клад именно там!

Когда хозяин и его гости возвратилась в трапезную, стол уже ломился от всяких кушаний и запивок.

– Прошу к столу, – радушно пригласил царь. – А кстати, отчего ваш возница не здесь? Я ж знаю, что он вам, понимаешь, не токмо лошадей правит, а наравне с вами.

– Наш Чумичка не любит шумных сборищ, – ответила Чаликова.

– Где же тут шумные сборища? – удивился Дормидонт, усаживаясь во главе стола. – Да вы садитесь, не чинитесь, накладывайте себе чего нравится, у нас все по-простому, без шума и сборищ!.. А Васятка ваш где – все на озере? Надо бы спослать за ним, а то не дело без обеда-то, понимаешь.

Но спосылать за Васяткой не пришлось: он появился сам – в закатанных штанах и без рубашки, которую держал свернутой в руке. Следом за Васяткой плелся Петрович.

– Ну как, Васятка, нашел чего? – спросил Дубов.

– Нет, но чувствую, что найду, – скромно ответил Васятка. – Ой, простите, я ж совсем раздетый…

– Да ничего, сынок, оставайся как есть, – добродушно улыбнулся царь. – Я ж знаю, каково это – лопатой на солнцепеке махать. Ты лучше присаживайся да ешь.

Разумеется, Васятка не заставил просить себя дважды – да и еда на царском столе оказалась куда вкуснее, чем в холостяцком хозяйстве отца Александра.

Петрович переминался с ноги на ногу – его-то никто за стол не приглашал, а сам садиться он не решался, памятуя о крутом нраве Дормидонта.

– Васятка, а где ж твоя лопата? – спросила Надежда.

Васятка прожевал то, что было у него во рту:

– А я ее на берегу оставил. Потом думаю опять туда пойти.

– Нет-нет, ты мне будешь нужен здесь, – сказал Дубов и незаметно для Петровича подмигнул Васятке.

– Ну, здесь, так здесь, – легко согласился Васятка.

– А за лопатой давайте я схожу, – вызвался Серапионыч. – Заодно и покопаю малость, раз ты считаешь, что там есть смысл копать…

Разумеется, это было сказано не столько для Васятки, сколько для Петровича – будучи наименее компетентным (как он сам скромно полагал) в деле кладоискательства, Серапионыч «жертвовал собой» для того, чтобы хоть на время оставить своих друзей без докучливого надзора со стороны царского посланника.