Текст книги "Царь мышей"

* * *

Обычные утренние хлопоты остались позади, и Ефросинья Гавриловна, владелица лучшего в Новой Мангазее постоялого двора, пила свой утренний чай с ежевичным вареньем.

За окном, выходившим на одну из оживленнейших улиц, шла обычная жизнь торгово-ремесленного города: то и дело проезжали телеги и богатые кареты, сновали люди в нарядах самых разных стран и народов, в лавках шла бойкая торговля, а в харчевне многочисленные купцы и приказчики успешно совмещали обильный завтрак с заключением всяческих торговых сделок.

Утреннее чаепитие было для Ефросиньи Гавриловны временем недолгого отдохновения от всяких дел, и подчиненные в эти пол часа старались ее без особой надобности не беспокоить.

Вчерашний день прошел как нельзя лучше – от постояльцев отбою не было, прибыл даже один богатый купчина, который оставил в обеденном зале кучу денег, превышавшую обычный доход за три дня. А ночью не было никаких происшествий на почве неумеренного потребления вина, так что Ефросинья Гавриловна пребывала в наилучшем настроении – вот как немного, оказывается, нужно человеку для счастья. А чтобы счастье было полным, Ефросинья Гавриловна протянула руку под стол, где у нее на особой подставочке стоял кувшин со смородиновой наливкой, коей она потчевала своих наиболее дорогих гостей, а иногда угощалась и сама. Но в меру – ведь ей предстоял долгий и хлопотный трудовой день.

Но не успела хозяйка подбавить в чай немного наливки, как в дверь заглянул ее старший помощник.

– Ну, чего застрял? – благодушно прогудела Ефросинья Гавриловна низким грудным голосом. – Входи, раз уж пришел. Чаю хочешь? Наливки не предлагаю: негоже, чтобы на постояльцев духом хмельным веяло – дурная слава пойдет.

Помощник чуть обиделся:

– Вы так говорите, Гавриловна, будто я напрашиваюсь, чтобы вы мне налили.

– Да ты не серчай, Тимофей, – ласково пророкотала Ефросинья Гавриловна. – Я ж прекрасно знаю, что ты и капли в рот не берешь, особливо с утра. Говори, с чем пожаловал.

– Тут к нам один почтенный господин прибыл, – откашлявшись, приступил Тимофей к докладу. – С виду рыцарь из Мухоморья, то есть из Новой Ютландии, и с ним еще один, по внешности и одежде возница, но ни лошади, ни кареты нет…

– Ну и прекрасно, – перебила Ефросинья Гавриловна. – Посели их в согласии со средствами, что ж ты по таким пустякам ко мне бежишь?

– Дело в том, что он хочет с вами лично поговорить, – объяснил Тимофей. – По важному будто бы делу. Вынь да положь ему Ефросинью Гавриловну!

Хозяйка поставила блюдце на стол:

– Прямо так по имени-отчеству меня и назвал? Странно, что-то я раньше знакомства с рыцарями не водила… Ну что же, без причины он бы встречи со мною не искал. Зови его сюда!

Тимофей вышел, а в горницу, чуть заметно прихрамывая, вошел благородный господин в сильно помятом щегольском камзоле, держа в руках не менее щегольскую шляпу со сломанным пером. На шее у него был явственно виден шрам, который не мог скрыть даже поднятый воротничок. Господина поддерживал под руку другой человек, одетый попроще, но тоже довольно изысканно.

Обладавшая безупречной зрительной памятью Ефросинья Гавриловна мысленно «прокручивала» в уме всех, с кем ей приходилось встречаться за последние тридцать или сорок лет – однако ни того, ни другого не узнала.

– Ну что ж, прошу садиться, – указала Ефросинья Гавриловна на диванчик, так как на единственном стуле сидела сама. – С кем имею честь говорить?

– Меня зовут Альфонсо, – произнес господин в камзоле. – Я – рыцарь из Новой Ютландии. А это – мой друг Максимилиан.

Сказав это, дон Альфонсо зевнул и обессиленно закрыл глаза.

– Извините, сударыня, мы всю ночь пешком добирались до вашего города, – вступил в беседу Максимилиан, выглядевший чуть свежее своего хозяина. – А перед тем претерпели немало бедствий…

Дон Альфонсо открыл глаза:

– Но это долгий рассказ. А дело у нас немалой важности. К вам обратиться мне посоветовал ваш друг Василий Николаевич Дубов…

– Дубов? – переспросила Ефросинья Гавриловна. Память на имена у нее была чуть хуже, чем на лица, но и Василия Николаевича Дубова среди своих знакомых она не могла припомнить. А уж тем паче среди друзей.

– Ну, тот человек, что в прошлом году останавливался у вас вместе с двумя скоморохами, – увидев, что имя Дубова хозяйке ничего не говорит, стал объяснять дон Альфонсо.

– А-а-а, ну конечно же! – почти театрально хлопнула себя по лбу Ефросинья Гавриловна. – Я-то больше знала его как Савватея Пахомовича. Ну как же, как же! И какое дело привело вас ко мне?.. Хотя нет, о деле потом. Сначала вы должны хоть сколько-то отдохнуть. Шутка ли – всю ночь пешком… Тимофей!

В горницу вошел помощник:

– Чего изволите, хозяйка?

– Поручаю гостей твоим заботам. Накорми их и отведи в такое место, где бы им не мешал шум с улицы. Но платы отнюдь не бери.

– У меня есть чем заплатить, – попытался было возразить дон Альфонсо, но Ефросинья Гавриловна пресекла все попытки:

– Друзья Савватея Пахомовича – мои друзья, а с друзей платы за проживание я не беру. А когда выспитесь – добро пожаловать ко мне. Тогда-то и о делах потолкуем.

– Прошу за мной, – пригласил Тимофей. Максимилиан поднялся с диванчика первым и помог встать дону Альфонсо. Чувствовалось, что гости и впрямь попали в изрядную переделку.

Оставшись одна, Ефросинья Гавриловна вновь достала кувшин с наливкой, однако, немного поразмыслив, вернула его на место – день и без того сулил быть весьма занятным.

* * *

Стена, окружающая Царь-Город, имела несколько ворот – по числу дорог, расходящихся из Кислоярской столицы в разные стороны света. При городских воротах постоянно находились стрельцы-охранники, имеющие весьма широкий круг обязанностей. Им доводилось и задерживать подозрительных людей (как это произошло с Каширским), и разъяснять въезжающим, как им лучше добраться в ту или иную часть города, и самое основное – досматривать кареты и обозы с товарами, главным образом на предмет въездных податей. Впрочем, размер податей был скорее символическим, дабы совсем не отвадить своих и чужих купцов от Кислоярской столицы, расположенной в стороне от больших торговых путей.

Количество стрельцов, дежуривших у тех или иных ворот, зависело от того, какая дорога через них проходила. К примеру, на тех воротах, через которые можно было добраться до Горохового городища, достаточно было одного или двух стражников, да и те по большей части дремали без дела: эта дорога, миновав несколько захудалых деревенек, терялась среди болот в двух-трех верстах за городищем. Самою оживленной была застава, за которой начинался Ново-Мангазейский тракт: здесь постоянно сновали в обе стороны фуры и обозы с товарами, и на их досмотре рука об руку со стрельцами трудились чиновники из Податного приказа. Служба при «Мангазейских» воротах почиталась у них самой хлопотной, но в то же время и наиболее «хлебной».

Чуть по-своему обстояли дела на тех воротах, которые называли «Белопущенскими» или «Бельскими». С одной стороны от них находилась так называемая Бельская слободка, известная весьма лихими нравами, а с другой начиналась дорога, по которой за два-три дня можно было добраться до Белой Пущи и Новой Ютландии, а за пару часов – до Боровихи и Загородного царского терема. Поток проезжающих на этой дороге бывал очень неравномерным и порой непредсказуемым – иногда за день проходили несколько десятков пешеходов да проезжали одна-две повозки, а порой на заставе одновременно оказывались несколько экипажей, и путникам приходилось ждать своего череда.

Именно в такой «затор» попали наши кладоискатели, возвращаясь в Царь-Город из Загородного терема. Как раз в это время привратники досматривали какой-то груз, вывозимый из города, и Чумичке пришлось остановить карету на обочине, где имелось нечто вроде площадки – как раз для подобных случаев. Седоки охотно высыпали из кареты на свежий воздух. Как раз перед ними своей очереди ждала добротная карета, запряженная тройкой столь же добротных упитанных лошадей. По краю площадки прогуливались обитатели кареты – пышная дама в собольей накидке и с тяжелыми серьгами в ушах, очень похожая на купчиху с картины Кустодиева, и не менее степенного вида господин в поддевке и в лихо скрипучих кожаных сапогах.

Дубов заговорил с ними:

– Почтеннейшие, я так вижу, что вы здесь часто ездите, вы не знаете – долго нам еще ждать?

Господин в поддевке ласково глянул на Василия:

– Думаю, что не очень. Хотя, вообще-то, если бы они там постарались, то могли бы и поскорее.

– А куды торопиться? – вступила в беседу «кустодиевская» дама. Голосок у нее оказался неожиданно тоненький. – Им за быстроту не плотють.

– Что верно, то верно, – согласился ее спутник. – Кстати, позвольте представиться: купец Кустодьев, а это моя супруга Федосья Никитична.

– Василий Дубов, – несколько удивившись фамилии купца, в ответ представился детектив, разумеется, не уточняя рода своих занятий. – И чем же вы, почтеннейший господин Кустодьев, торгуете? – спросил Дубов, более, впрочем, из вежливости.

– Ну, сам-то я не столько торгую, сколько помогаю торговать другим, – охотно откликнулся купец. – У меня струги по Кислоярке ходят в Новую Мангазею и далее, в Замошье.

Новую Мангазею Василий знал, и даже очень знал – а вот о Замошье слышал впервые.

– Это такой городок на Венде, в десяти верстах за Мангазеей, в соседнем княжестве, – пояснил Кустодьев. И, понизив голос, добавил: – Зело удобное местечко для нашего брата купца – с тамошними мытарями насчет налогов завсегда можно договориться, и ко взаимной выгоде.

«Ну понятно – оффшорка для отмывания черного нала», – перевел Василий слова купца на язык современных ему понятий.

– А еще туда все те бегут, кто угодил в опалу к царю-батюшке, – хихикнула Федосья Никитична. Господин Кустодьев строго посмотрел на нее:

– Струги у меня уходят каждодневно ровно в полдень. Так что ежели у вас есть какие товары, то милости прошу – я беру по-божески, останетесь довольны. Спросите у городского причала, где кустодьевский лабаз – вам любой укажет.

– Спасибо, если появится надобность, то непременно воспользуюсь, – заверил Дубов.

Как и предрекал почтенный купец, долго ожидать не пришлось. Кустодьевскую карету пропустили за считанные минуты (видимо, он умел договариваться не только с Замошьевскими мытарями), а когда настал черед наших путешественников, то выяснилось, что их уже ждали, и даже более того –

встречали со всеми возможными почестями. Василий не мог понять – то ли об их приезде уже знали, то ли ожидали вообще: не сегодня, так завтра. Как бы там ни было, все трое привратников, встав в ряд, торжественно приветствовали кладоискателей, подняв вверх секиры. А старший даже лично пожал руку каждому, начав с Петровича. Видимо, несмотря на лохмотья, он, как личный представитель Путяты, почитался за старшого.

Если Петровича так и распирало от гордости, что его держат за важную особу, то Дубова с Чаликовой такой прием не очень-то радовал – это значило, что покинуть Царь-Город «по-тихому» будет гораздо сложнее, чем они предполагали.

Серапионыч же вел себя со всегдашнею милой непосредственностью. Едва завершилась церемония приветствования, он обратился к старшему охраннику:

– Скажите мне, любезнейший, вон тот очаровательный домик, – доктор указал на мрачноватое строение неподалеку от заставы, не то большую избу, не то маленький терем. – Это случайно не та харчевня, про которую мне рассказывал боярин Андрей?

Не присутствовавший при беседе доктора с опальным боярином, охранник несколько удивился подобному вопросу, однако ответил:

– Нет, сударь, тот очаровательный домик принадлежит мне. Зато чуть дальше, за углом, и впрямь находится харчевня. Но та ли, о которой вы говорите…

– Та, та, ну конечно же, та самая! – радостно подхватил Серапионыч. И обратился к своим спутникам: – Друзья мои, раз уж мы оказались в здешних краях, то должны там побывать – помните, я вам говорил о просьбе боярина Андрея?..

(С боярином Андреем, обвиненным в отравлении князя Борисава Епифановича, доктор встречался по личному разрешению боярина Павла и под предлогом оказания лекарской помощи. Но толком поговорить им так и не удалось – охранники следили за каждым словом заключенного и его гостя).

Единственный, кому предложение доктора пришлось не по душе, оказался Петрович.

– Позвольте с вами не согласиться, почтеннейший Серапионыч, – заговорил он в своей новой манере, – ибо мне следует немедля оповестить нашего всемилостивейшего Государя Путяту об итогах наших разысканий.

– Как, вы собираетесь ехать прямо к Путяте?! – чуть не взвыла Надежда. – Нет-нет, лучше уж в харчевню.

Однако это противоречие неожиданно легко разрешил начальник стрельцов:

– Так вы, господа, не волнуйтесь – езжайте по своим делам. А господина Петровича мы сами к Государю препроводим, и в наилучшем виде!.. Насчет ваших находок тоже не извольте беспокоиться, – поспешно прибавил начальник, – все будет в сохранности, даже не сомневайтесь!

Заверив Петровича и стрельцов, что о сохранности находок они изволят беспокоиться меньше всего, путники поспешили за угол, к харчевне.

Помещение, где они оказались, было весьма обширным, но вид имело довольно неряшливый. Едва гости уселись за столом со скатертью явно не первой и даже не второй свежести, к ним вышла трактирщица, по внешнему виду более напоминавшая мадам из заведения несколько иного рода.

Окинув посетителей быстрым оценивающим взглядом, хозяйка деловито осведомилась:

– Чего изволите – девочек, мальчиков?

– Да нет, сударыня, мы людей не едим, – не подумав, ответила Чаликова. – Мы ж не Херклаффы какие-нибудь!

– Нам бы позавтракать, – попросил Дубов.

«Мадам» оглядела гостей куда уважительнее:

– О, ну это меняет дело. Стало быть, вам и девочек, и мальчиков?

Здесь уж не выдержал Чумичка:

– Ты прекрати, старая потаскуха, нам тут голову морочить. Сказали тебе – принеси еды, вот и неси!

– Ну и пожалуйста! – «Мадам» ушла, обиженно вихляя задом. Как показалось Дубову, обиженность у нее вызвало не столько существительное «потаскуха», сколько прилагательное «старая».

Едва хозяйка исчезла, из-за соседнего столика встала небрежно накрашенная и столь же небрежно нарумяненная девица в латанном синем сарафане и нетвердой походкой подошла к гостям:

– Ого-го, кто к нам пожаловал! Вы мне сходу приглянулись – я хочу всех вас поиметь здесь и сейчас!

Девица пошатнулась и, чтобы не упасть на грязноватый пол, схватилась за плечо Дубова:

– А вы, сударь, очень миленький мужчинка. Давайте я тебя обслужу по лучшему разряду. Много не возьму, сколько дашь, тем и удовольствуюсь!

– Оставьте меня в покое, – проворчал Василий, с трудом освободившись из цепких лапок девицы. А та уже переключилась на Серапионыча:

– А вам, господин хороший, непременно нужна такая девушка, как я. Не глядите, что выпимши, я еще ого-го!.. И что вы только в ней нашли, – ткнула пальцем девица в сторону Чаликовой, – ни кожи, ни рожи!

– На себя погляди, лахудра, – не осталась в долгу Надя, которая в глубине души считала себя самой обаятельной и привлекательной журналисткой всего постсоветского пространства и потому любые намеки на свою внешность воспринимала весьма остро.

Тем временем девица принялась охмурять Васятку:

– О, какой миленький парниша! Я вижу, вы еще невинный, но это не беда, я тебе помогу. И даже платы не возьму, так ты мне приглянулся!

– Чего она хочет? – тихо спросил Васятка у Серапионыча.

– Это я тебе потом объясню, – усмехнулся доктор.

– Эй, Акунька! – раздался из-за двери голос «мадамы». – Кончай приставать к приличным людям, а то живо за порог вылетишь!

– Это за какой такой порог? – возмутилась Акунька. – Я, между прочим, на свои пью!

– Ну и пей себе, а людей в покое оставь! – не отступалась хозяйка. – Не видишь – у них на тебя «не стоит»!

– Ничего, скоро встанет, – пообещала девица, однако оставила гостей в покое и пересела за свой столик, где ее дожидалась недопитая чарка и недоеденная луковица.

И тут Васятка негромко сказал:

– А ведь она – вылитая княгиня Евдокия Даниловна…

– Кто – вот эта вот чувырла? – удивилась Надежда. – Ну, Васятка, ты уж придумаешь!

– Евдокия Даниловна Длиннорукая? – тут же насторожился Дубов. Однако, внимательнее приглядевшись к девице, должен был в очередной раз признать наблюдательность Васятки: действительно, если бы с нее снять густой слой румян и белил, слегка причесать и поприличнее одеть, то ее, пожалуй, можно было бы спутать с супругой градоначальника. Правда, и княгиню Дубов видел всего раз, на открытии водопровода, да и то издали, но зато Васятка многократно встречал ее в церкви на Сороках, так что ему можно было верить.

– А это как раз то, что нам надобно, – вполголоса сказал детектив.

– Что именно? – удивилась Надя. – Эта вульгарная девка? Вот уж не думала, Васенька, что у вас такой дурной вкус!

Дубов лишь беззаботно рассмеялся и, встав из-за стола, подошел к девице:

– Сударыня, не желаете ли пересесть за наш столик?

– А что – уже встало? – радостно прогудела девица. – Я сразу увидела, что приглянулась вам, да вы признаться не хотели!

Василий галантно подал девице руку, так что она, явно не привыкшая к такому изысканному обхождению, даже несколько застеснялась. А Дубов, не давая ей опомниться, подвел ее к столу и усадил между собой и Чаликовой.

Наде это не очень понравилось, но она сообразила, что если Дубов и имеет какие-то виды на эту жрицу «первой древнейшей», то явно не по ее основному роду занятий. Но что именно задумал Василий, Чаликовой не могла подсказать даже ее интуиция, свойственная работникам «второй древнейшей».

Тем временем Дубов уже завел с девицей беседу:

– Сударыня, мне хотелось бы для начала узнать, как вас зовут-величают?

– Акуня, – ответила девица.

– А по имени-отчеству?

– Акулина Борисовна, – чуть смущенно сказала Акуня. Было видно, что ее давно никто не величал «по батюшке», да и вообще не обращался столь уважительно, как этот странный господин в знатном кафтане.

– А вас как звать-величать? – робко спросила Акуня.

– О, ну, у меня имя очень редкое, – обаятельнейше улыбнулся Дубов, – Василий Николаевич. Но вы можете звать меня просто Вася.

– А можно Васяткой? – чуть осмелела девица.

– Нет, Васяткой вы можете звать нашего юного друга. Кстати, представлю вам и остальных моих спутников. Надежда. Владлен Серапионыч. А это – Чумичка, наш… – Василий Николаевич чуть было не сказал «колдун», но вспомнив, что Чумичка не любит афишировать свой род занятий, сказал «возница».

Тут в зале появилась «мадам» с большим горшком какой-то похлебки, пахнущей очень зазывающе, а следом за нею два половых несли подносы со всякими закусками и запивками. Судя по виду, половые по совместительству и были теми «мальчиками», которых «мадам» пыталась предложить гостям.

– Акунька, ты опять к людям пристаешь? – напустилась хозяйка, установив горшок посреди стола. – Гляди, дождесся у меня!

– Нет-нет, сударыня, это не она, а мы к ней пристаем, – успокоил хозяйку Дубов.

– А-а, ну-ну, совет да любовь, – захихикала «мадам». – Кушайте, господа, на здоровье!

– Да и вы угощайтесь, Акулина Борисовна, – пригласил Дубов. – Чего вам положить – супчику, картошки, салату?

– Мне бы водочки, – потупив глазки, сказала Акуня.

– Ну, водочки, так водочки, – согласился Василий, но, к ее разочарованию, налил самый чуток, на донышке. – Больше не могу, ибо вы нужны нам трезвой.

– Чаво? – взбрыкнула Акуня. – Всем приличным господам я и выпимши хороша, а вам, видишь ли, тверезая нужна! А пошли вы к бесу, извращенцы!

И Акуня сделала вид, что хочет встать и уйти.

– Да заткнись ты, шалава, и выслушай, что тебе говорят, – не выдержала Чаликова. – А уж потом, блин, выкобенивайся, сколько душе угодно!

– Так бы сразу, блин, и сказали, – ухмыльнулась Акуня. – А то крутите, блин, вокруг да около, блин!

(Похоже, это словечко из нашего современного словаря пришлось Акуне изрядно по душе).

– Ну вот, а дело у нас до вас такое, – чуть помолчав, продолжал Дубов. – Вам, уважаемая Акулина Борисовна, придется некоторое время поработать княгиней.

Детектив замолк, ожидая, как воспримет Акуня это необычное предложение.

– Ага, ну понятно, – деловито кивнула Акуня. – Вы меня хочете какому-то князю в пользование отдать. Так, что ли?

– Не совсем, – откликнулся Василий. – Вы должны будете изображать из себя настоящую княгиню, да так, чтобы ваш супруг… то есть ее супруг даже не заметил, что рядом с ним вовсе не его жена. Ну и, естественное дело, вознаграждением останетесь довольны. Стало быть, по рукам?

– Ну, блин, вы даете, – прогудела Акуня. – Точно извращенцы, но вы мне понравились. Эх, черт с вами, согласна!..

– Ну что ж, иного ответа я и не ожидал, – удовлетворенно потер руки Дубов. – В таком случае не будем откладывать – да и поедем!

– Как – поедем? – негромко переспросила Чаликова. – Не повезем же мы ее к Рыжему! Все ж таки приличный дом…

– Разумеется, нет, – подхватил Дубов. – Мы поедем на Сорочью улицу, в храм отца Александра!

– А-а, вот оно что, – протянула Надя. До нее, похоже, только сейчас начал доходить замысел Дубова. – Похоже, Васенька, вы опять втягиваете нас в какую-то авантюру. Вот за это я вас и люблю.

– Простите, Василий Николаич, – не без сожаления оторвался Серапионыч от похлебки, – но как вы объясните наш визит к Александру Иванычу? Я, правда, не совсем понял, что вы задумали, но заранее поддерживаю. Однако мне кажется, что это будет выглядеть несколько подозрительно…

– Вовсе нет, – возразил детектив. – Мы просто подвезем Васятку до дома, вот и все. А то, что мы давно знакомы с отцом Александром, ни для кого не секрет.

– С отцом Александром мы давно знакомы с позавчерашнего дня, – напомнила Чаликова. – Ведь официально мы познакомились с ним на открытии водопровода.

– Так вы что, собираетесь везти меня в церковь? – настороженно спросила Акуня, из всего разговора понявшая только это. – Да ежели я там в таком виде появлюсь, так меня же, блин, камнями побьют!

– Не побьют, – оптимистично пообещал Дубов. – Да и вид у вас будет совсем другой, уж об этом мы позаботимся.

– Ну, другой, так другой, – ответила Акулина Борисовна, хотя и не очень-то была уверена, что все произойдет именно так. Во всяком случае, судьба предоставляла ей редкий случай хоть ненадолго покинуть привычную жизнь в Бельской слободке, засосавшую, ее подобно болоту, и испытать что-то новое и ранее неведомое.

Однако уже почти на пороге Серапионыч остановился:

– Постойте, я ж совсем забыл, ради чего сюда вас всех затащил.

Акуня удивленно на него уставилась:

– И чаво же ради?

– Передать поклон от некоего боярина Андрея. Впрочем, к вам, Акулина Борисовна, это вряд ли относится…

Однако, увидев, как побледнело, даже сквозь слой дешевых румян, лицо Акуни, доктор понял, что его слова относятся именно к ней.

– Боярин Андрей просил сказать, чтобы вы не верили в его виновность, – негромко договорил Серапионыч.

– А я никогда и не верила, – столь же тихо ответила Акуня. И тут же резко возвысила голос: – Ну, чего встали, блин, идемте скорее!