Текст книги "Острова богов"

На берегу кипит работа: матросы грузят ящики, над их головами краны переносят сети с грузом. Сети раскачиваются, а потом опускаются на палубу. К причалу медленно подъезжает грузовик, и трое матросов машут руками, указывая ему направление. На носу ближайшего корабля включают граммофон, туда же выходят девушки в ярких одеждах. Они поднимают руки вверх и начинают танцевать, двигая бедрами так, что бахрома на юбках разлетается во все стороны. Потом они пытаются делать синхронные шаги и заливаются смехом. Они веселятся, не обращая внимания на то, что рядом трудятся люди, готовя флот к отбытию.

Сколько шума из-за одного избалованного мальчишки.

Королева отправляет своего брата с визитом в соседние королевства, чтобы очаровать правителей, а для него это событие не важнее, чем модный нынче послеобеденный чай с дюжиной друзей. Он не обращает внимания ни на что, в том числе на напряжение в воздухе.

Его суда определенно не будут заходить дальше Мелласеи. Их не заставят платить пошлину, не будут обыскивать, как в последнее время происходит с нами, простыми моряками. Моему отцу тоже неизвестно о нововведении, и это одна из причин, по которой ему следовало бы вернуться в ближайшее время. Что ж, я сама расскажу ему все при встрече.

Около прохода стоят две напыщенные стражницы гвардии королевы в начищенной синей форме. Проблемы не заставили себя ждать.

– У меня дело к капитану «Фреи», – говорю я самым вежливым тоном, на который только способна.

Одна из женщин вскидывает бровь и нарочито медленно достает из кармана список.

– Имя?

– Селли Уокер, но его там нет.

– Нет?

– Нет. – Нотки раздражения просачиваются и становятся очевидны. Мне известно, что будет дальше. Так часто случается со мной – вижу, что события разворачиваются не в мою пользу, и не могу заставить себя промолчать, поискать позитивный способ изменить ситуацию до того, как случится все самое плохое.

– Жаль это говорить, но, раз твоего имени нет в списке, а на руке нет повязки члена экипажа, пустить дальше я тебя не могу.

По ее тону очевидно, что ей совсем не жаль.

– Послушайте, может, кто-то из вас может сообщить капитану «Фреи», что пришла Селли Уокер, дочь Стэнтона Уокера? Я уверена…

– Я здесь не для того, чтобы выполнять твои поручения, девочка. – Стражница перебивает меня, потом оглядывает с ног до головы как раз в тот момент, когда я поднимаю руку, чтобы пригладить растрепавшиеся волосы. Взгляд ее задерживается на грязных коленях брюк – напоминание о крушении кареты, еще один повод поблагодарить его высочество.

– Уже уходишь? – Вопрос звучит как утверждение. Ее напарница переводит взгляд с танцующих на палубе девушек на меня и тоже задумчиво оглядывает с головы до ног. – Или тебе указать дорогу?

Чтобы промолчать, я прикусываю язык так сильно, что удивляюсь отсутствию крови. Отвернувшись, окидываю взглядом веселящуюся знать – совершенно бесполезную прослойку общества – и опять отворачиваюсь. Что ж, раз здесь меня не пропускают, поищу другой способ.

Прохожу вперед по причалу и смотрю через плечо назад – гвардейцы королевы пристально за мной наблюдают. Перехватив мой взгляд, стражница делает вид, что потеряла ко мне интерес, и смотрит в другую сторону.

Я пользуюсь моментом и прячусь за грудой ящиков. Надо подождать: может, гвардейцы отойдут в сторону или отвернутся, тогда у меня будет шанс добраться до трапа. Надо только подойти ближе, чтобы появился шанс действовать быстро.

Я пытаюсь протиснуться в узкую щель между двумя рядами ящиков и вылетаю, словно пробка из бутылки, прямо на кого-то. Человек, отпрянув, поворачивается, раскидывает руки и хватает меня. Мы смотрим друг другу в глаза, и я понимаю, что стою в объятиях парня примерно моего возраста. Его загорелая и теплая кожа по цвету похожа на золотистый песчаник, из которого построены дома в Киркпуле, будто он часть самого города. Под модной растрепанной челкой карие глаза, ухмылка задорная и уверенная – он знает, что красив.

Терпеть не могу, когда так улыбаются.

– Наконец-то, – восторженно и громко произносит он, видимо, совсем не обеспокоенный возможностью привлечь внимание охраны и матросов. – Думал, ты уже никогда не придешь.

Я неотрывно смотрю на него и стараюсь дышать ровно. Любопытно, у него такие длинные ресницы. Губы изогнулись, словно что-то его веселит. Вероятно, я. Этого довольно, чтобы я пришла в себя.

Упираюсь одной рукой ему в грудь и толкаю, освобождаясь от объятий.

– Я не знаю, кто ты такой, и времени болтать у меня нет. Какого черта ты прячешься за ящиками?

– Ну, я слышал, что ты сюда придешь, – отвечает загадочный незнакомец, тактично умолчав, что за ящиками прячусь и я.

Непонятно, кто он такой. Одет как работники доков: рукава рубашки закатаны до локтей, темно-коричневые брюки с черными подтяжками. Однако рубашка белоснежная, а ткань брюк дорогая, и вообще выглядит он слишком круто для рабочего. Может, слуга из дворца? И прячется здесь по каким-то своим причинам?

На ящиках – лучшее место для наблюдения за стражницами королевы. Сверху лежат огромные букеты цветов. Ими украсят такелаж[3]3
  Такелаж – на судне: совокупность всех снастей, включает тросы, канаты, цепи и прочее.


[Закрыть] на кораблях принца, а для меня они станут отличной маскировкой. Я прячусь среди них и готовлюсь ждать.

– За чем наблюдаешь? – раздается голос почти у самого уха. От неожиданности я едва не падаю вниз.

Парень забрался следом, и теперь пытается увернуться от моей руки, которой я размахиваю, чтобы зацепиться за невидимую опору в воздухе.

Улучив момент, он обхватывает меня за талию и заставляет опуститься обратно в кучу цветов. И смеется, видя мой хмурый взгляд.

– Что ты здесь делаешь? – требовательно говорю я.

– Не мог остаться в стороне, – отвечает он с ухмылкой. – Думал, ты слышала, что я забираюсь следом. Не хотел напугать, извини.

Он убирает руку, и я случайно замечаю изумрудного цвета метки на ее тыльной стороне. Необычный цвет резко контрастирует с темной кожей. Я замираю, что-то внутри переворачивается.

Замысловатые знаки, таких я еще не видела. Они сложны для восприятия, я даже не могу понять, что они значат. Впрочем, достаточно одного беглого взгляда, чтобы они произвели впечатление.

Вытягиваю руки так, чтобы удержать равновесие. Старательно сдерживаю желание узнать причину его нахождения здесь, ведь он будет спрашивать о том же, и это приведет к нежелательным для меня последствиям.

– Это леди Вайолет Бересфорд, – непринужденно бросает мой собеседник. Я поворачиваюсь, чтобы проследить за его взглядом, и натыкаюсь на девушку в серебристо-синем платье – цвета моря в сумерках. Она танцует и смеется, запрокинув голову.

– Что ж, рада, что кому-то удается весело проводить время.

– А тебе нет?

– Ты был сегодня в городе? Хоть минуту? – раздраженно интересуюсь я и наклоняюсь вперед, чтобы разглядеть сквозь листву стражниц королевы, которые уделяют службе больше времени, чем мне хотелось бы. Вот и третья идет к ним по причалу.

– И что такого?

– Кто в этом городе развлекается, кроме знати? Я всего несколько дней на берегу, и все, с кем говорю, спрашивают об иностранных портах, интересуются слухами о войне, которую готовы начать в Мелласее. Видя такое, я понимаю, почему народ так обеспокоен.

Парень склоняется, чтобы разглядеть людей на палубе. Плечо его совсем рядом, я чувствую его тепло. Звучит веселая музыка, леди Вайолет по-прежнему танцует и пытается увлечь спутниц.

– И что ты видишь?

– А ты не видишь? – фыркаю я. – Его корабли все в цветах.

– Но ты не станешь отрицать, что он… Постой, а что не так с цветами?

Стражницы внизу оживленно разговаривают с вновь прибывшей, а та бурно жестикулирует. Может, ей удастся увести их куда-то?

– У меня нет однозначного мнения о цветах, – отвечаю я так уверенно, будто это правда.

– Просто у тебя характер такой, с причудами.

– Послушай. – Я сдерживаю вспышку гнева, ведь нехорошо будет просто столкнуть его с ящиков. – Каждый человек на каждом торговом судне в доках знает, в каком мы непростом положении и какая напряженная обстановка в каждом новом порту, куда мы заходим. У Алинора большие проблемы. Они там нежатся на послеполуденном солнышке, а в Мелласее поднимаются до рассвета. Интересно, что в такой ситуации собирается делать королева?

– Ну, она…

– Ага, привлекла к делу малыша-принца. Будто хочет специально еще больше все усложнить.

– Тебе не кажется, что это грубо?

Я опять презрительно фыркаю.

– Мы говорим о мальчишке, который сменил три наряда на празднике солнцестояния. Это только за один вечер!

– Вообще-то я слышал, что четыре, и на нем был плащ, расшитый пайетками из настоящего золота.

– И что из этого, по твоему мнению, делает его лучше?

– Надо сказать, тебе многое о нем известно, – задумчиво произносит он.

– По-другому никак, ведь все только о нем и говорят.

– И ты в том числе, хотя, кажется, недолюбливаешь его.

– Это неважно, – бросаю я и поджимаю губы. – Пусть на него работают все портные на землях Моря Полумесяца, главное, чтобы он выполнял свою работу.

– Может, он ее выполняет. – По тону парня ясно, что права все же я.

– Да что ты говоришь? Посмотри, он привез на свои корабли половину цветов из дворцового сада, а ведь скоро зима. Могу себе представить, сколько оранжерей и труда потребовалось для такой глупости. Добавь сюда еще всех шеф-поваров из Фонтеска – и все ради того, чтобы дефилировать от города к городу и заводить дружбу с соседями.

– А разве не надо дружить с соседями? – Он окидывает хмурым взглядом бегающих по причалу стражниц. Их стало больше еще на два человека.

– Непременно надо заключить союз с соседями, – уверенно киваю я. – Но его никто не станет воспринимать всерьез. Ведь и раньше наверняка так было.

– Ох, – восклицает он, и я поворачиваюсь, чтобы понять причину. Сейчас я обращаю внимание не на красивое лицо, а на интонации. Он говорит и слушает слишком заинтересованно. Он знаком с принцем? В голове всплывает предупреждение Ренсы следить, кому и что я говорю, особенно незнакомцам. А этот парень как раз незнакомец, ведь свое имя я ему не называла.

Честно признаться, я понимаю, что вылила на этого парня свое раздражение на то, что я не увижу отца и что я не могу с легкостью попасть на «Фрею». Мне не следовало так себя вести. Но ведь он сам встал на моем пути. А совсем рядом стражницы королевы, их становится все больше – уже целая дюжина. Одна стоит и машет руками, отдавая приказы остальным, а другие носятся по причалу. Похоже, стоит забыть о том, чтобы незаметно проскользнуть на «Фрею», ведь скоро солдаты будут в каждом уголке доков.

Придется мне ждать наступления темноты, а потом действовать, иначе капитана судна мне не увидеть.

– Начинается движение, – задумчиво произносит парень, оглядывая стражниц. – Похоже, они что-то потеряли.

– Похоже, – бормочу я в ответ.

Ну и ладно. Я подожду вечера и проберусь на «Фрею». До рассвета она не снимется с якоря, а в темноте остаться незамеченной проще. Можно, например, спрятаться где-то на корабле и подождать, когда они уйдут далеко в море: тогда меня уже никто не сможет высадить на берег.

Сейчас надо выбираться отсюда и бежать на «Лизабетт», пока Ренса не разозлилась окончательно из-за моего долгого отсутствия.

– Эй, смотри! – восклицает парень, и я резко оборачиваюсь.

– Что? Что ты увидел?

Он указывает на палубу ближайшего корабля, где гости окружают девушку, которая катит причудливой формы маленькую тележку.

– Подают угощение. Спорю на полкроны, это пирожные из Фонтеска.

Я издаю звук, похожий на рычание, и парень замолкает.

Он один из этих молодых дворян и никакой не слуга.

Город гудит, наполняется тревогой. Вокруг нас корабли торгового флота, владельцы которых потеряют очень много, если не все, в случае войны. А эти люди вместо того, чтобы искать решение, веселятся, порхают у этой тележки со сладостями, как чайки над рыбацкой лодкой.

– Сначала цветы, теперь выпечка? Она чем тебе не угодила? – спрашивает он и хмурится. – А потом что? Котята?

– Потом… Скажи, ты можешь просто уйти?

Он хитро подмигивает.

– Если забыла, я занял это место первым. Ты сама свалилась из ниоткуда прямо на меня.

Я бы очень хотела просто вытолкать его из моего убежища, но конструкция слишком хлипкая. Поэтому я улыбаюсь во весь рот и вытягиваю из букета сапфирово-синий цветок – цвета королевской семьи Алинора.

Парень смотрит, не моргая.

Наклоняюсь и пристраиваю цветок ему за ухо.

– Вот так, – говорю я. – Все бесполезное вокруг так красиво украшено. Не хочу, чтобы ты был обделен.

Он постепенно расслабляется, губы растягиваются в милую улыбку. Он выглядит так, словно испробовал все шалости в мире, а половину из них вообще придумал сам.

Его карие глаза смотрят прямо на меня. Кончиками пальцев я случайно касаюсь его волос, и сердце странным образом подпрыгивает. Должно быть, солнце напекло.

Мы оба замираем и смотрим друг на друга.

– Значит, ты не захочешь пойти перекусить? – тихо спрашивает он.

Откуда у меня странное ощущение, что этот поединок я проиграла?

– Для одного дня довольно благородных поступков.

Я начинаю переворачиваться, чтобы сползти вниз, и, честно признаться, делаю это быстрее, чем стоило, – больше похоже на бегство.

– Будем надеяться, что наш принц лучше, чем ты о нем думаешь.

– Сомневаюсь, – отвечаю я и спрыгиваю вниз прежде, чем он успевает сказать что-то еще. Пробираюсь вперед, радуясь, что щель такая узкая – обернуться не получится. У меня нет времени думать об этом парне и прочей ерунде. Единственное, что меня сейчас заботит, – пришвартованное в северных доках судно.

Даже если придется карабкаться на борт по канату, я это сделаю, и на рассвете я выйду в море на «Фрее».

ДЖУД. Клуб «Красавчик Джек». Порт-Наранда, Мелласея

Толпа ревет. В последний момент я замахиваюсь, чтобы нанести удар ладонью, а не костяшками пальцев.

Запрещенный прием.

Ну и пусть.

Парень шатается, сплевывает кровь и бьется в конвульсиях, а я насмехаюсь и издеваюсь над ним. Толпа стягивается к боксерскому рингу. Он находится в подвале, где единственный источник света – лампа под потолком. Длинная тень, что отбрасывает мое тело, покачивается из стороны в сторону, пока я наблюдаю, как он встает на ноги и восстанавливает равновесие. Дыхание мое учащается. Убивать пока рано, надо накормить монстра. Сейчас, когда сердце бьется чаще, а кожа покрывается потом, я чувствую себя живым. Такого одной едой не добиться.

Он утирает рот рукой, размазывает кровь и оставляет на щеке алое пятно, а потом вновь принимает боевую стойку. На этот раз он более насторожен и внимателен ко мне. Взгляд скользит по фигуре – я ниже его почти наполовину. Но я вдвое быстрее, это точно.

Убрав с глаз прядь черных волос, я смотрю прямо на него. И он отводит взгляд первым.

Толпа вокруг превращается в размытое пятно. Она тот монстр, что подхлестывает меня, – рев восторга, подсказки, возмущения, голоса, делающие ставки и требующие выпивки. Блики света на стеклах очков, едкий дым сигар стелется по полу ринга. Я перевожу дыхание и бросаюсь на соперника.

Кулак громилы передо мной движется с критической скоростью. Сжав зубы, приседаю, чтобы увернуться, – висок пронзает острая боль. Поднимаюсь прежде, чем соперник успевает понять, что происходит, и вновь наношу удар, воспользовавшись тем, что он на какую-то долю секунды потерял ориентацию. На этот раз я попадаю в глаз: кожа лопается, выпуская струи крови. Рев монстра становится оглушительным.

Громила мотает головой, как промокшая под дождем собака, пытаясь оценить ситуацию. Я остаюсь как можно ближе, но все же уворачиваюсь от неловкого удара – попытки ответить. Прицельно бью в челюсть снизу и с удовольствием смотрю, как голова его резко запрокидывается.

Чьи-то руки сжимают мои плечи и волокут в сторону. Я кричу, сопротивляюсь, пытаюсь вырваться, но пальцы лишь впиваются сильнее. Звуки слышны совсем близко, почти у самого моего уха.

– Джуд, остановись! Прекрати, слышишь? Сделай перерыв, закончишь с ним позже!

Я медленно возвращаюсь в реальность, опускаю кулаки и позволяю людям распорядителя оттащить себя подальше от пошатывающегося противника.

Перерыв – время, когда делаются ставки. Чем больше банк, тем больше моя доля. Мне надо прикончить громилу. Сейчас же, пошатываясь, он идет в свой угол импровизированного ринга, где его принимают и усаживают две пары рук.

– Постарайся не свалить его в первые десять секунд, – раздается над ухом. Мужчина стоит за моей спиной, хватка становится крепче, словно он пытается удержать меня от рывка вперед. Все это игра для публики, и я поддерживаю ее – смотрю хмуро исподлобья. Внутри я именно такой, каким они хотят меня видеть, – хладнокровный убийца. Мальчик из частной школы-пансиона, опустившийся на дно жизни. Это доказывает, что благородные ничем не лучше простолюдинов.

– Ты меня слышишь, милорд? – понизив голос, спрашивает распорядитель.

– Не называй меня так, – резко бросаю я.

Это обращение мне не подходит. Никогда не подходило.

– И не приближайся к нему, – глухо произносит мужчина.

– Уж от этого я смогу удержаться. – Я говорю, не сводя глаз с человека напротив, хотя он отворачивается, не желая контакта. Он уже повержен, мы оба это знаем.

Мужчина смеется прямо мне в ухо. Кто-то протягивает полотенце, чтобы я вытер пот. Прижимаю его к лицу, и на мгновение плотная, шершавая ткань заглушает свет и шум. В моменты крайней усталости, когда дал излишне большую нагрузку телу, я умею отключать голову и чувства: я ни о чем не думаю, ничего не чувствую, просто существую. Такой момент уже близок, и я жду его с болью, которая всегда со мной.

Убираю полотенце и сразу натыкаюсь взглядом на огромную фигуру Дазриэля. Он с легкостью движется сквозь толпу. Рукава его рубашки закатаны до локтей. На руках видны магические рисунки, похожие на извивающиеся языки пламени изумрудно-зеленого цвета.

Он не обращает внимания на негодующих людей, остающихся за спиной, и шагает вперед через ринг, словно не замечая, что идет поединок.

Останавливается прямо передо мной, произносит слова приветствия. На лацкане красными искрами переливается камень-булавка.

– У Руби есть для тебя работа.

– Он еще здесь не закончил, – вмешивается распорядитель и крепче сжимает мои плечи.

– У Руби есть для тебя работа, – повторяет Дазриэль, словно не слыша и не замечая возражений.

Я стряхиваю с себя руки, вытягиваю из-за спинки кресла рубашку и, работая локтями, начинаю пробираться к лестнице. Вой недовольства за спиной нарастает. Это место всегда было для меня отдушиной, стало оно таковым и для толпы. Люди ощущают возрастающее в воздухе напряжение, сгущаются темные тучи войны, и только я даю им возможность отвлечься. Печально.

До выхода на улицу я даже не пытаюсь надеть рубаху. Натягиваю лишь после того, как прохладный воздух осушает пот на теле. Не оглядываясь, следую за Дазриэлем в переулок. Убегаю от одного монстра к другому.

СЕЛЛИ. Корабль «Лизабетт». Киркпул, Алинор

Босая нога стоит на грубой краспице[4]4
  Краспица – поперечный брус на больших парусных судах, может использоваться для несения радиоантенн, флажных сигналов, огней и т. п.


[Закрыть], я перехватываю канат и начинаю подниматься. Ближе к верху мачта становится все тоньше, ведь она рассчитана на то, что будет раскачиваться, поддаваясь потоку ветра, но здесь, в гавани, можно ощутить лишь легкий бриз.

На берегу горожане закончили работу и направляются в таверны. Сгущаются сумерки, свет тускнеет, замирает жизнь – я вижу это, заглядывая в окна домов на холме. Люди хотят поесть и выпить, а потом расслабиться, сбросить напряжение, пройдясь по улицам и горланя песни.

Каждый раз в новом порту я с волнением схожу на берег, восхищаясь обилием звуков, образов, запахов. Вместе они образуют затейливую приветственную картину.

Но довольно скоро меня начинает тянуть в море, и я тоскую по шлепкам бьющихся о деревянный борт волн. Однако я рада, что сегодня вечером мы не снимаемся с якоря, ведь у меня важное дело – надо забрать припрятанную заранее сумку и ускользнуть на берег. Тогда на рассвете я уже буду на пути к отцу, и Ренса не сможет меня догнать. К тому моменту, когда меня обнаружат матросы «Фреи», мы отойдем слишком далеко от берега, чтобы переправить меня обратно, а выбросить за борт дочь Стэнтона Уокера они не посмеют.

В подзорную трубу удалось разглядеть, что в северных доках все успокоилось. Знать веселится на кораблях, над водной гладью разносятся протяжные звуки из трубы граммофона, толпа стражниц рассеялась. Не видно и того парня – нет, я совсем не пытаюсь его найти.

Я вспоминаю его – слышу голос, представляю лицо с красивыми карими глазами и лукавой ухмылкой. «Что не так с цветами?» – проносится в голове его вопрос. Я раздраженно фыркаю. А потом: «Просто у тебя характер такой, с причудами».

Я мысленно сталкиваю его с ящиков, как должна была сделать сегодня, и с улыбкой смотрю, как он машет руками и вскоре исчезает из вида. Так для тебя достаточно причудливо?

Спохватываюсь, что говорю с воображаемым человеком, и вновь принимаюсь осматривать причал.

Он пуст – нет ни мальчишек на лодках, ни капитана Ренсы, которая уверена, что я сижу взаперти в каюте. Впрочем, ничто из этого меня не волнует, ведь уже темнеет, и мысленно я на «Фрее». Впрочем, расставание с «Лизабетт» дается нелегко.

Я снимаю кожаные перчатки с обрезанными пальцами, хватаюсь одной рукой за канат и сразу ощущаю, насколько груба его поверхность. Наш корабль не украшен, как королевский, но он родной и проверенный временем торговый партнер. Наш красавец-винджаммер[5]5
  Винджаммер – крупный коммерческий парусник, буквально «выжиматель ветра». Может нести много парусов даже в шторм и развивать при этом высокую скорость.


[Закрыть] достаточно большой как в ширину, так и в длину. Он может вместить значительную по численности команду и набить в брюхо много груза. И паруса его больше, чем у любого другого судна в гавани.

Среди кораблей торгового флота отца я больше всего люблю «Лизабетт». Я на ней выросла, училась ходить по ее палубе, пряталась от матросов в самых труднодоступных местах трюма, засыпала, привязанная к койке, чтобы не упасть во время качки. Но весь прошлый год корабль был моей тюрьмой. Глядя вниз, я вижу причину, улавливаю ее легкоузнаваемый силуэт посреди палубы. Я не передам Ренсе письмо отца. Она определенно подозревает, что он не вернется в ближайшее время. Знай она наверняка, точно стала бы следить за мной пуще прежнего, предполагая, что я сделаю нечто похожее на то, что планирую.

Вот она уже стоит у трапа и напряженно смотрит на него, будто выжидает. Может, думает, что он исчезнет?

Сегодня почти половина экипажа отпущена на берег. Обычно мы не задерживаемся в портах так надолго, как в этот раз. В ожидании «Фортуны» люди неспокойны, поэтому Ренса спустила трап и позволила нескольким счастливчикам повеселиться и, вероятно, потратить все до последней кроны из жалования. С меня она сняла стружку, отчитала как следует за опоздание и велела оставаться на корабле.

Почему Ренса так нервничает и ждет возвращения матросов? Стемнело совсем недавно, их точно не будет еще несколько часов. Почему же она стоит у трапа? Ощутила, в каком напряженном состоянии пребывают люди в городе? Я это заметила еще несколько дней назад. Всем нам, морским душам, уже давно стало известно, что тучи сгущаются.

Стоп, или Ренса подозревает, что поймает на трапе меня? Надеюсь, что нет, и она не будет торчать здесь всю ночь, иначе придется выбираться вплавь, что совсем неприятно.

Задумавшись о холодной воде гавани Киркпула, я внезапно улавливаю движение на носу корабля.

Ренса невысокого роста и плотная, а появившийся человек высок, хоть и неуклюж, и похож на гусеницу-многоножку, конечности которой не умеют действовать слаженно. Кожа у Ренсы теплого бронзового цвета, значительно потемневшая за годы, проведенные в море, а у этого мужчины такая белая, что аж слепит. Такая бывает у тех, кто постоянно сидит в помещении. Впервые я увидела этого мужчину утром. Он взошел на борт с забитыми книгами чемоданами, которые с трудом мог поднять. У него был билет до Траллии, куда готовилась отбыть «Лизабетт».

Увидев его в тяжелом шерстяном бушлате, я решила, что он ровесник отца. Только очень сутулый, как все ученые. Голова обрита наголо – а зря, из-за формы черепа это ему совсем не идет. Позже, когда Ренса заставила меня помогать ему таскать вниз багаж, я поняла, что он почти моего возраста. Странный человек, хотя мне он понравился. Мы много не говорили, обменялись всего несколькими фразами, но сразу стало ясно, что он из тех людей, которые сразу переходят к сути.

Внизу на причале какое-то шевеление, ветер треплет ритуальные флаги, повешенные днем Кайри. Натягиваю перчатки, бесшумно скольжу вниз и ступаю на балку, перекрестную мачте. Затем еще ниже. Наконец, нащупываю пальцами босых ног рею, отползаю в сторону и зависаю, держась одной рукой.

Ренса делает рывок вперед и начинает спускаться по трапу на причал, где останавливается, тихо урча, автомобиль. Может, это еще один пассажир? А багаж прибудет следом в грузовике или телеге, запряженной лошадьми, и не вечером, а при свете дня. Выходит, Ренса многое от меня скрывает.

Мы почти никогда не берем пассажиров – место для них не предусмотрено. Единственная каюта уже занята Ученым. Нам с Кайри не велели освободить наше крохотное жилище. Не будет же человек, подъехавший на автомобиле, спать в гамаке с матросами?

Я продолжаю спускаться с мачты: двигаюсь бесшумно, словно призрак. Тем временем из нутра автомобиля появляется шофер. Он поправляет белые перчатки и, трусцой обежав машину, распахивает дверь с противоположной стороны.

На причал выходит мужчина или юноша – издалека определить трудно, тем более в темноте. Он определенно молод, одет в хорошо скроенный костюм и белую рубашку. Расправив плечи, оглядывается, задержав взгляд на кораблях королевского флота и «Лизабетт». На долю секунды, как мне кажется, на лице его появляется улыбка.

Движения легкие и странным образом знакомые. Кивнув водителю, он даже не пытается помочь тому выгрузить багаж. Сумок слишком много для пассажиров того класса, которые покупают у нас билет на проезд. И слуг у них не бывает.

Что, седьмое пекло, здесь происходит?

Сильный порыв ветра выбивает пряди из косы и раскачивает рею под ногами. Звуки граммофона не позволяют услышать голоса, но происходящее понятно и без этого. Ренса делает странные поклоны, будто не знает, как приветствовать прибывшего. И очевидно, нервничает.

За прошедший год я видела ее в разном состоянии: плачущей, расстроенной, твердо держащей штурвал во время шторма в открытом море. Еще она бесстыдно фальшивила, когда пела по вечерам, и скрежетала зубами, слушая мои возмущенные речи. Но я никогда – никогда! – не видела, чтобы она пребывала в растерянности и не знала, как поступить.

Мужчина помогает ей, протянув руку. После рукопожатия они обмениваются парой фраз. Затем привычным жестом мужчина отпускает шофера. Я пригибаюсь и пытаюсь найти в кармане куртки подзорную трубу. Раскладываю ее, кручу, подбирая нужный фокус, и направляю на гостя. Ренса держит фонарь рядом с его лицом, и мне удается разглядеть карие глаза. Изогнутые в самодовольной улыбке губы. Рука поднимается пригладить растрепавшиеся волосы, и становятся видны магические рисунки на ее запястье.

Но как?..

Он последний из всех живущих в Киркпуле, кого я ожидала увидеть. Что делает здесь парень из доков?

Торопливо пробираюсь по мачте, цепляясь за тросы. Взгляд то и дело натыкается на освещенные корабли принца, так отчетливо выделяющиеся в темноте. Ветер усиливается, оживляя ритуальные флаги. В тех местах, где свет падает на водную гладь, видно, что появилась рябь, а за ней и мерцание. Не думаю, что погода будет такой же и утром: перед рассветом обычно поднимается киркпульский бриз, но сейчас мне не до этого. Разворачивающееся перед глазами действо выводит меня из равновесия.

Парень пришел жаловаться на меня Ренсе? Из-за того, что я сказала о принце и ему подобных? Скорее всего, нет, к чему тогда багаж? Но что же происходит?..

Касаюсь пальцами ног реи, мокрой от вечерней росы, и медленно переношу вес с одной ноги на другую, попутно соображая, что делать. Ренса и парень исчезли – видимо, спустились на нижнюю палубу.

Может, лучше бежать незамедлительно и оставить мешок с вещами? Но я скинула обувь, чтобы забраться на мачту, а без нее уйти нельзя. От сапог не отказаться так просто, как от остальных вещей. К тому же что бы ни привело сюда моего случайного знакомого, это, скорее всего, очень важно. Следовательно, надо все узнать и передать отцу. Чем больше важных сведений я принесу, тем быстрее он перестанет ворчать и ругать меня. К тому же если я все не выясню, то умру от любопытства быстрее, чем «Фрея» пройдет южный мыс Мелласеи.

Я прижимаюсь спиной к мачте и вижу, как мимо проходит, задумчиво опустив голову, Ученый. Он идет к трапу. Спускается осторожно, держась за перила обеими руками, словно корабль наш – не благопристойная дама, спокойно стоящая в доке, а коварное, взбалмошное существо, способное в дурном расположении духа выбросить его за борт.

На пути ему попадается Ренса, которая возвращается после того, как занесла багаж таинственного пассажира. Почему капитан исполняла роль носильщика? Ренса останавливается на трапе на полпути, давая мужчине возможность протиснуться, не отрывая руки от перил. К счастью, ему удается благополучно спуститься и не упасть в воду.

Парня нигде не видно. Должно быть, остался там, куда проводила его Ренса. Сама капитан быстрыми широкими шагами направляется на корму[6]6
  Корма – задняя часть корпуса корабля или судна.


[Закрыть]. Я крадусь следом. Ветер треплет, кажется, даже мои уши. Ренса останавливается у штурвала, а я отхожу дальше к борту, чтобы не попасть в поле ее зрения, и оказываюсь у нашего алтаря у бизань-мачты[7]7
  Бизань-мачта – кормовая мачта на трех– и более мачтовом судне.


[Закрыть]. Это небольшая постройка, не больше камина, только шире. Там, где полагается быть каминной полке, натянут канат с ритуальными флагами, на месте огня небольшой жертвенник с подношениями от команды. По возможности, я стараюсь никогда не подходить к нему так близко.

Первый помощник капитана и корабельный маг Кайри сидит, пригнувшись, и шепчет заклинания. Перед ней горят зеленые свечи, привезенные мной из города, лицо полуприкрыто длинными рыжими волосами.

Я наблюдаю за ней довольно долго. Свечи горят, будто тают, растворяясь в воздухе, когда духи принимают подношения. Значит, вот откуда ветер. Я сама не сильна в магии, но хорошо знаю, как заклинания работают. Кайри проделала огромную работу, если ей удалось умилостивить стольких духов. У нее получилось не просто поднять ветер, а еще и направить его так, как нам нужно, и фактически сдвинуть корабль тихой ночью. Вот уж не думала, что Кайри способна на такие штуки.

Вообще-то я и сейчас уверена, что она не способна.

Сама недавно видела, как по трапу поднялся человек со знаками сильного мага на руках.

– Он здесь? – Кайри поднимает голову и обращается к Ренсе.

– Располагается, – отвечает та и упирается руками в бока. – Спросил, где колокольчик, вдруг ему что-то понадобится. Представляешь?