Текст книги "Острова богов"

Кайри фыркает, и я закатываю глаза от того, как в этот момент она похожа на моего нового знакомого, встреченного у ящиков.

– Представляю. Будет о чем рассказать. И духов повеселим. Они его любят.

– Да, мне говорили об этом, – сухо произносит Ренса.

Кайри чуть поворачивает голову и переводит взгляд с капитана на меня.

– Селли, мы скоро снимаемся с якоря. – Маги на расстоянии чувствуют людей, которых хорошо знают.

Затем Кайри переводит взгляд на медленно тающие свечи и обращается к духам, которых так хочет умилостивить.

Я кусаю губы от досады. Мои магические знаки, спрятанные под перчатками, бесполезны. С той самой поры, когда я училась ходить по этой палубе, они доставляли мне только неприятности.

Ренса оборачивается, вглядывается в темноту и, наконец, замечает меня. Вытянув руку, манит пальцем, заставляя выйти из темноты.

Теперь прятаться бессмысленно, и я делаю шаг вперед.

– Капитан, что..? – И тут до меня с опозданием доходит смысл слов Кайри. – Она сказала, мы снимаемся с якоря? Но ведь говорили, что в семь часов.

– Мы отходим, – Ренса перебивает меня резко, тон ее суров. – Займи свое место.

– Как отходим? – Я словно получила удар под дых. Взгляд Ренсы смещается в сторону от моего плеча. Я оборачиваюсь и вижу, что оставшаяся часть экипажа бесшумно перемещается по палубе к швартовым канатам. – Что происходит? Кто он такой?

Тысячи слов возражения и возмущения застревают в горле. Если мы выйдем из порта сейчас, вечером, я упущу единственный шанс отправиться на север к папе. Утром уйдет «Фрея», и ветра и бури закроют проход прямо за ней. А я останусь здесь, по крайней мере до весны.

Кажется, что некая сила сдавливает грудную клетку, выкачивает воздух из легких. Я не выдержу такой удар, когда я так близка к цели. Я не смогу, я не справлюсь.

– Ренса, я… – Взгляд мой блуждает в темноте от одной фигуры к другой. За спинами людей почти бесшумно раскрываются паруса. – Нет, я…

– Не сейчас, Селли. – Капитан резко обрывает меня, встает к штурвалу, водит руками по гладко отполированном дереву и нашептывает молитву.

– Но я…

– Если тебе интересно, – тем же шепотом она обращается уже ко мне, – то отец оставил тебя здесь на обучении именно ради этого момента. Я лишь сожалею, что не смогла достойно тебя обучить. Мы намеренно оставляем половину команды на произвол судьбы на берегу, покидаем порт без груза, с которым могли бы выйти в плюс по приходно-расходным книгам. Мы делаем это под парусами, без буксира, не привлекая помощь, под покровом ночи, даже не получив разрешения начальника порта. И ты все же смеешь возражать своим извечным: «Но я…» Разве я не перечислила только что вещи гораздо более серьезные и важные, чем твои желания? Прежде всего следовало подумать не о себе, а о причинах такой спешки.

Я смотрю во все глаза и не могу даже моргнуть. Капитан уже отвернулась, подняла голову к парусам и поворачивает колесо штурвала.

– Но мой отец… – Я не знаю, как закончить фразу. Все перечисленное Ренсой не позволяет сделать это так, как хотелось.

– Твой отец поступил бы в точности, как я, – грозным тоном продолжает она и переводит взгляд на меня. – Он оставил тебя в моем подчинении, так что занимай свое место.

Я стою в оцепенении, не в силах шевельнуться. Я не могу. Впереди месяцы заточения, будто в тюрьме, в четырех стенах каюты, без понимания, куда и зачем мы идем. Я и дальше буду для всех никчемным существом, способным только лазить по мачтам и чинить паруса.

За спиной слышатся шаги. Я оборачиваюсь и вижу, что по палубе к алтарю идет тот парень из города. Подойдя, он опускается на колени рядом с Кайри и ставит свою свечу. Меня и Ренсу он будто не замечает. Рукава на этот раз высоко закатаны, что позволяет разглядеть магические знаки, самые замысловатые и сложные из всех, что мне доводилось видеть.

– Рад знакомству, – неожиданно весело произносит он и протягивает руку Кайри. Я отмечаю протяжное звучание гласных звуков. Та смотрит на него в нерешительности, потом краснеет и подает ладонь для пожатия.

– Кайри, – бормочет она.

Боль в челюсти подсказывает, что я слишком сильно сжала зубы.

– Надеюсь, ты согласишься показать мне, как ты это делаешь. – Он говорит словно между прочим, при этом ослепительно улыбается, а потом запрокидывает голову, чтобы посмотреть на успокоившиеся паруса. Огарки свечей на алтаре вспыхивают все одновременно – так духи реагируют на его появление.

– Селли, ну же. – Я слышу Ренсу, но поворачиваюсь и смотрю на причал. Получится ли у меня оттолкнуться и совершить этот опасный прыжок? Сбежать с «Лизабетт» от капитана, команды и этого неизвестно откуда появившегося парня?

Но корабль уже начинает медленное движение. Я не могу его бросить – неизвестно, что сделает Ренса. Папа простил бы мне побег на «Фрее», но никогда не простит то, что я готова была сделать – покинуть в важную минуту родной корабль. Ренсе удалось заманить меня в единственную ловушку, которую она могла расставить, чтобы помешать мне сбежать. Она была уверена, что я не оставлю «Лизабетт», учитывая, как сложен будет ее выход из порта в этих условиях.

Сжимаю зубы, чтобы не чувствовать боль, от которой глаза жжет все сильнее. Ее можно унять, только позволив пролиться слезам, но я этого не допущу. Я сдаюсь и направляюсь мимо капитанского мостика к навигационным огням. Внезапно на плечо мне ложится рука.

– Пойдем без ходовых огней, – говорит Ренса, и слова едва слышны из-за шелеста оживших парусов над нашими головами.

Холод бежит по позвоночнику, когда я поворачиваюсь и смотрю ей в лицо. Но почему? Мы же не контрабандисты.

– Тебя могут лишить за это лицензии, – шепотом произношу я. – Что это значит? Во что ты нас втягиваешь?

– Таков приказ, – смягчившись, объясняет Ренса. – Кроме того, нам хорошо заплатят. Поверь, девочка, твой отец сделал бы так же.

Парни из экипажа спускаются с мачт. Паруса еще зарифлены[8]8
  Зарифить парус – уменьшить площадь паруса.


[Закрыть], уменьшенной скорости нам пока достаточно, ведь надо идти медленно и максимально бесшумно, пока не окажемся в открытом море. Проблема лишь в том, что суда моего отца никогда не покидали порт, словно воры в ночи. Мы гордо выходили под флагом Алинора и штандартом Уокера – гербом нашей семьи.

– У тебя самый острый глаз из всех, – продолжает Ренса. – Ступай на нос и отправляй мне вести через Конора. Выведи нас в море, потом поговорим.

Выбора у меня нет. «Лизабетт» скользит по воде, подгоняемая легким ветром. Позади остаются все корабли принца и таверны на берегу – мы покидаем Киркпул.

Деревянные доски палубы блестят от росы и холодят босые ноги. Я разворачиваюсь и бегу вперед мимо Кайри, парня из города, трапа и мачт. Если уж надо выйти из порта, а мы уже выходим, я сделаю все, чтобы это прошло идеально.

«Лизабетт» гордо выплывает из гавани под удаляющиеся звуки граммофона, развлекающего гостей принца. Нарушая правила, мы покидаем притихший темный город.

ЛАСКИЯ. «Огранщица самоцветов». Порт-Наранда, Мелласея

Я иду по городу, улицы которого погружаются в вечернюю прохладу и суету; каблуки сапог ритмично цокают по булыжной мостовой. За спиной остаются кварталы, освещенные газом или электричеством. Уже меньше слышен звук автомобильных клаксонов, стук копыт лошадей и грохот колес разных транспортных средств.

Там, где я оказываюсь, значительно тише. Так было с далеких времен детства.

Впрочем, не обошлось и без перемен: в наши дни к Нью-стрит тянется очередь хорошо одетых людей, желающих попасть в клуб. Они жаждут забыть тревоги и заботы, отвлечься от разговоров на улицах Порт-Наранды и танцевать всю ночь напролет.

Вывеска «Огранщица самоцветов» освещает значительную часть пространства. На многих домах есть лампы – одна или две, – чтобы проще было разглядеть название улицы, но наш – исключение. Как всегда, Руби пытается выделиться, будто говорит: «Смотри, а я могу вот так». Россыпь огней вывески делает ее похожей на переливающееся разными гранями хрустальное панно. Все лампы электрические, их очень много, они без цвета, лишь одна кроваво-красная.

«Огранщица самоцветов». Название заведения приводит в восторг бывающих здесь богачей. Некоторым постоянным посетителям отлично известно, кто такая Руби и чем занимается. Они шепчутся, сплетничают, но вовсе не о мастере с лупой на глазу и набором миниатюрных инструментов, а о владелице клуба – самой Руби. О редком самоцвете с острыми краями.

Переступаю порог клуба с опаской. Быстро прохожу вдоль очереди, киваю двум вышибалам у дверей и попадаю во владения сестры.

Свет приглушен, столы расставлены вокруг танцпола и у низкой сцены, вдоль противоположной стены справа – барная стойка. Все здесь сделано по высшему классу: шеф-повар из Фонтеска, белоснежные льняные скатерти расшиты золотыми нитями, деревянные панели на стенах отполированы до блеска. Редкий перезвон бокалов и стук столового серебра. На сцене поет женщина, несколько пар танцуют. Служащие меня знают, потому расступаются, давая пройти к дальнему краю барной стойки. Не стану отрицать, что мне нравится такое отношение, хотя я отлично понимаю, что они делают это для Руби, я ведь всего лишь младшая сестра. Возможно, сегодня вечером все изменится, и меня переполняет желание воспользоваться предоставленным шансом.

Опираюсь на стойку и медленно обозреваю помещение, ожидая, когда меня заметит девушка-бармен. Я знаю, что выгляжу так же роскошно, как и все посетители, – сегодня я особенно тщательно выбирала одежду. Темно-серый костюм отлично скроен, пояс жилета завязан вокруг талии, рукава белой сорочки закатаны. Такая одежда отличает меня от женщин в платьях, переливающихся в свете ламп, и это мне определенно нравится.

Жакет я сняла, а булавку с рубином приколола к жилету. Сегодня хочу всем своим видом дать понять, что я настроена серьезно. Днем я заходила к парикмахеру. Сейчас мои кудри убраны в высокую прическу, и лишь несколько прядей на затылке выпущены и лежат мягкими кольцами. В остальном я выгляжу строго. И так же ощущаю себя внутренне.

Охранники клуба покупают костюмы там же, где я, только мой сидит идеально, а на их массивных фигурах костюмы трещат по швам. Портные Руби могли бы исправить все ошибки, но суть в том, чтобы мужчины производили впечатление огромных и сильных. Их мощь не скрыть, спрятаться под одеждой могут лишь примитивные люди.

Руби уделяет внимание всем аспектам бизнеса, ничто не является для нее мелочью. Ей нравится, когда эти парни выглядят так, как сейчас. Неприглядный штрих на фоне общей роскоши, нечто примитивное, контрастирующее с высоким классом. Таков наш мир, в нем есть и алмазы, и песок.

Симпатичная девушка-бармен улыбается мне из-за стойки и подходит ближе. Кожа ее теплого цвета палисандра, черные волосы заплетены в косы и скреплены сзади. Однако видеть ее мне непривычно. На этом месте с самого открытия клуба был Лоренто – бармен, всегда готовый выслушать. Он меланхолично протирал бокалы, пока я жаловалась ему на жизнь. Странно, что его нет, не в его привычках брать выходной.

– Я раньше тебя здесь не видела. – Я опираюсь локтями на стойку и смотрю на девушку в упор – выдержит ли она мою улыбку.

– Я работаю в «Кровавой Руби». – Она достает из-под стойки конверт, кладет и подвигает мне. – Какая-то девушка оставила его для тебя.

Наши пальцы соприкоснулись, когда я стала его поднимать. Что-то подсказывает мне, что это не случайно. Что ж, хорошо.

– Лоренто решил взять выходной? – спрашиваю я и достаю из конверта единственный листок.

– Говорят, он решил уйти на пенсию, на покой, – беспечно отвечает девушка. От этих слов я цепенею, смотрю на нее в упор. В нашем деле пенсия – вовсе не игры в саду с внуками. Но так поступить с Лоренто после стольких лет?.. В чем он провинился перед Руби, если она..?

– Ну да, – выдавливаю я из себя и отвожу взгляд в сторону. Невольно представляю, как Лоренто стоит на своем месте в любимом расшитом жилете и рассказывает очередную историю о тех диких временах в его далеком детстве, когда всем заправляли гангстеры. Я не сдерживаю себя, позволяю с головой погрузиться в воспоминания.

Но довольно скоро я закрываю дверь в прошлое и переключаю внимание на письмо. Сегодня мне нельзя отвлекаться, надо быть предельно собранной. Послание на мое имя из отдела в посольстве Алинора, в нем подтверждается, что принц действует по утвержденному плану. Засовываю конверт за пазуху и улыбаюсь девушке за стойкой, хотя внутри все клокочет и интуиция подает сигналы. Надо немного выпустить пар, снизить градус напряжения.

– Знаешь, – говорю я, – пожалуй, я задержусь и выпью бокал шампанского.

Она смотрит под стойку и достает оттуда хрустальный бокал с крупинками сахара на ободке.

– Позволь предложить кое-что другое. – Она ставит передо мной бокал и начинает творить. – Тебе понравится.

– Я бы предпочла шампанское.

– Прости, но Руби… – Она бросает на меня полный сожаления взгляд и начинает смешивать что-то розовое с пузырьками.

Ясно, она имела в виду, что Руби против того, чтобы я пила спиртное в клубе. Сегодняшний вечер чрезвычайно важен еще и по этой причине. Если я справлюсь, то стану значимой фигурой, и никто не сможет смотреть на меня сверху вниз. А пока я делаю вид, что не замечаю, как покраснели от негодования щеки, и равнодушно пожимаю плечами, будто мне нет до приказов сестры никакого дела.

Девушка медленно наполняет бокал, я беру его и делаю глоток. Пузырьки лопаются на языке, покалывая, и оставляют вкус персиков, хотя сейчас не их сезон. Стараюсь думать не об унижении в связи с отказом, а об этой роскошной альтернативе.

Руби говорит, что всегда надо использовать представившийся шанс получить удовольствие, и она права. Уж нам с ней известно, что такое голод и каково выживать лишь благодаря милосердию людей. С той ужасной поры прошли годы, но я до сих пор утром просыпаюсь в одной позе, даже если засыпаю с разбросанными в стороны руками и ногами. Я открываю глаза и вижу, что лежу, прижавшись к стене с одной стороны кровати, чтобы маме и сестре было свободнее, хотя мы уже давно не спим втроем.

Некоторые вещи не меняются. Даже сейчас, в этом клубе, я и Руби остаемся девочками, которые стоят на берегу и провожают свою маму на север, в Нюсрэю.

– Вы приедете, как только я найду работу, – сказала она тогда Руби. Та кивнула и начала отдирать от мамы мои руки, а я рыдала и отказывалась ее отпускать. Наверное, уже тогда я чувствовала, что мы прощаемся навсегда.

Никому из персонала клуба Руби не известно, откуда мы и как смогли забраться на самый верх. Никому не известно и о том, что в здании клуба когда-то был доходный дом, а мы вдвоем жили в крошечной, самой дешевой комнатенке. Это наша тайна – одна из тысяч вещей, что удерживают нас рядом.

Иногда мне кажется, что я до конца дней останусь той девочкой, которая во все глаза смотрела, как Руби одевается вечером, готовясь уходить. Делает прическу и сует в рукав нож.

– Будь дома, – говорит она мне. – Не шуми. И знай, я сделаю все, что нужно.

И я оставалась и ждала, устроившись на полу сырой комнаты, которую мама сняла для нас перед отъездом, а потом в другой, под самой крышей – в нее мы перебрались, когда вышел срок оплаты. Иногда я уходила в Храм и несколько часов сидела там в последнем ряду. Макеан был богом, загнанным в рамки судьбы, которую он не выбирал, и зеленые сестры говорили, что ему нужна наша вера, чтобы получить свободу.

Теперь все здание, в углу которого мы ютились в детстве, принадлежит Руби. Но мы обе до сих пор помним и никогда не забудем, каково это – подскакивать от каждого шороха, опасаясь, что сейчас у нас все отберут. Мы поклялись, что подобного в нашей жизни больше не случится.

Руби строила свою империю, приложив всю силу и упорство. Она никогда не останавливалась, никогда не колебалась. Большинство людей не обладает и долей этих качеств.

Я сейчас старше, чем она была, начиная дело, но она все еще не считает меня взрослой.

Мне, как и нашему богу, нужна вера. Это укрепит меня, сотрет клеймо вечной младшей сестры – ее младшей сестры.

И вот я подаю идею, которая заставит обратить внимание на мои слова, приглядеться и увидеть, что я выросла.

Макеан – бог игры и риска, и с его помощью я начну сегодня вечером самую важную партию в жизни.

Делаю глоток из бокала, слизываю с губ сахар.

Сегодня сестра впустит меня в свой мир.

Я очень этого жду.

Через полчаса у двери появляется Джуд. Он выглядит так, словно Дазриэль вытащил его из канавы: черные волосы всклокочены, на темной щеке запекшаяся кровь. Один из охранников поворачивается и заглядывает внутрь помещения. Перехватив его взгляд, я качаю головой. Он выталкивает Джуда обратно, тот недовольно хмурится, но все же уходит.

Я обхожу стойку, ставлю пустой бокал и улыбаюсь девушке-бармену, давая понять, что ни вина, ни чего-то другого не требуется. Путь мой лежит дальше за перегородку, в кухню. Я вздрагиваю от резкого контраста приглушенного освещения и тишины клуба с ярким светом, грохотом кастрюль, шумом рабочего помещения. Не говоря уже об окриках шефа из Фонтеска и его помощников.

Я пробираюсь вперед ко второму выходу из здания, который ведет в грязный и неприглядный переулок, где ждет Джуд. Он стоит, скрестив руки на груди, и сердито смотрит исподлобья. Позади стоит Дазриэль. Его мускулистые руки сложены, видны магические рисунки, а выражение покрытого шрамами лица, как всегда, безучастное. Порой я задаюсь вопросом: что, интересно, должно произойти, чтобы это выражение поменялось?

С головы до ног оглядываю Джуда. Одежда его знавала и лучшие дни, к тому же он весь в поту и перепачкан кровью, но все же я молча отступаю назад, позволяя ему войти. Мы с Джудом редко разговариваем, но я знаю о нем больше, чем он думает. Как же иначе, ведь он часть моего плана.

Толстый ковер в коридоре, ведущем в апартаменты Руби, заглушает наши шаги. Слышу, как у него сбивается дыхание. Он хочет заговорить, но не решается, хочет спросить, что произошло, но вовремя решает, что лучше промолчать. Он достаточно умен, чтобы не желать признавать, что может чего-то не знать. Дазриэль молча идет следом. Может, мечтает что-то сломать?

– Бой прошел удачно? – через плечо обращаюсь я к Джуду.

Его рука мгновенно взлетает вверх и опускается на голову в тщетной попытке привести в порядок волосы.

– Не знаю, – звучит ответ. В произношении гласных отчетливо слышен алинорский акцент, что добавляет интонациям желчности. – Я пропустил конец.

Перед дверью апартаментов Руби стоит женщина, на лацкане которой тоже булавка с рубином. Она молча распахивает перед нами дверь и сразу закрывает ее, стоит нам войти. Комнаты сестры отделаны так же, как и весь клуб: рубиново-красные бархатные диваны, толстое покрытие на полу, стены обшиты деревянными панелями, люстры из золота и хрусталя. В городе ей принадлежит полдюжины заведений, и все оформлены в одном стиле и цветовой гамме – красный с золотом.

Самой Руби я сначала не замечаю – только сестру Берис, сидящую на одном из диванов. На ней, как всегда, скромное платье, руки сложены на коленях. Черные волосы заплетены в скучную косу, кожа бледная, впрочем, и в этом нет ничего необычного.

Считается, что жизнью в Мелласее управляет избираемое правительство. Возможно, некоторые даже в это верят, но большинство, включая первого советника, знает, что все находится во власти других сил. Сестра Берис – часть этой силы. Она решила быть здесь сегодня вечером и принять участие в разговоре.

Ее можно счесть человеком бескомпромиссным, но мне известно, что в ней есть и то, что большинству не видно. За сдержанными манерами кроется преданность, вера, которую ей удалось сохранить во времена, когда из рядов последователей выпали очень многие.

Сестра Берис одевается как простая служительница, хотя по важности она третье лицо в Храме, посвященном богу Макеану. Я много лет слушала ее проповеди, прежде чем мы познакомились лично. Эта женщина многому меня научила, дала мне больше, чем кто-либо из людей. Кроме Руби, конечно. И ей первой я рассказала о своем плане. Тогда я впервые увидела на ее лице улыбку.

– Его время пришло, – тихо и протяжно сказала она. – И твое, Лаския. Твоя вера так сильна, что она поможет вознестись вам обоим.

Я знаю, что она права. Мои действия послужат моему богу и вернутся мне сторицей. Я получу то, чего желаю больше всего на свете.

Женщина торжественно кивает мне, приветствуя, в ответ я подношу ко лбу пальцы и закрываю глаза. «Пусть глаза бога нашего закрыты, но мысленно он всегда с нами», – так гласит традиционное приветствие.

В дальней стене комнаты открывается дверь, и появляется сестра с широким бокалом шампанского в руке. Ножка его полая, и пузырьки танцуют, двигаясь вверх-вниз.

Каштановые локоны Руби искусно уложены у лица, голову украшает похожий на корону ободок золотого цвета, украшенный россыпью красных драгоценных камней. Расшитое золотыми пайетками платье подчеркивает смуглую кожу и переливается при каждом движении.

– Вот и вы, – произносит она и тепло улыбается, а потом протягивает руку, приглашая устроиться на диване. Сестра смотрит на Джуда так, будто он ее лучший друг или доверенное лицо, и они встречаются ежедневно. – Проходите, садитесь.

Дазриэль остается у входа, а я, почти не дыша, иду к своему месту на диване напротив Руби и сестры Берис. Расслабленные мышцы, легкая голова, спокойный голос. Сейчас от бокала лучше отказаться. Скоро представится случай выпить.

Джуд садится рядом со мной на самый краешек. Спина его прямая, будто он проглотил палку.

– Рада тебя видеть, Джуд. – Руби подносит бокал ко рту и медленно делает глоток. Все же мне надо было налить себе чего-нибудь, это позволило бы занять руки. – Твою маму навещал доктор?

Джуд кивает, будто с трудом преодолевая скованность.

– Да, он приходил, благодарю.

Руби поворачивается к сестре Берис – сплошные улыбки, вежливость и теплота, все мы здесь друзья-приятели.

– Матушка его светлости хворает, мы очень хотим помочь.

– Его светлости? – переспрашивает сестра.

Желваки на челюсти Джуда приходят в движение.

– Не я, – спешит ответить он. – Титул носил мой отец.

Истинная правда. А Джуд, как незаконнорожденный сын любовницы, остался ни с чем после смерти родителя. Мать привезла сына в Порт-Наранду. И теперь ради того, чтобы она была под наблюдением врача, ему приходится носить на лацкане булавку с рубином. Впрочем, сегодня он без нее. Но все равно, если Руби велит ему прыгать, он стиснет зубы и спросит лишь, как высоко.

– Жаль, что твоя матушка нездорова, – вежливо отзывается сестра Берис. – Непременно обращусь с молитвой к Макеану от ее имени.

Джуд кивает. Сестра определенно принимает жест за благодарность, хотя и ошибочно. Ведь он вырос в Алиноре, где поклоняются Баррике, но отказался от веры, не получив ответ на свои молитвы. Я не нашла никаких подтверждений, что сейчас он обращается к Макеану с просьбой помочь ему и матери. Скорее всего, после смерти отца он понял, что может полагаться только на себя. Взгляд его скользит в сторону и останавливается на Руби в ожидании. Обычно на таких встречах с ним не заводят разговор, потому что чаще всего его на них не приглашают.

– Итак, – произносит Руби, и мы все переключаем внимание на нее. – Джуд, у меня к тебе просьба. Но прежде спрошу, в курсе ли ты, что власти Алинора отправляют принца Леандера с визитом в Траллию, Бейнхоф и к другим соседям? Вы все наверняка читали об этом в газетах.

– Да, Руби. – Джуд не спускает глаз с моей сестры. Он затаился, словно хищник, чувствующий приближение добычи.

– Королева желает продемонстрировать поддержку союзникам Алинора, – продолжает Руби и улыбается по-кошачьи хитро. – Мелласея показывает зубы, и они это видят. Если – а точнее, когда – начнется война, они хотят быть уверены, что соседи окажут поддержку.

Я наблюдаю за сестрой Берис. В картах она с легкостью одерживала бы победы – лицо не дрогнуло, на нем не появилось даже мельчайшего признака, что для нее происходящее важно. Всего несколько лет назад она появлялась на таких собраниях не чаще Джуда. Когда я росла, в Храм захаживали лишь дамы почтенного возраста, и то для того, чтобы поболтать с подругами в выходной. Я единственная была младше всех на несколько десятилетий. Говорят, в Храме, в намоленном месте, сила молитвы возрастает и быстрее попадает к богам. Я совсем не рассчитывала, что спящий Макеан меня услышит, но попытка ведь никому не навредит.

И вот однажды после службы я познакомилась с сестрой Берис. Мы поговорили и хорошо поняли друг друга. Я узнала, что за суровым фасадом скрывается добрая женщина, готовая тратить время, чтобы выслушать и поверить в меня. В последнее время число прихожан в наших Храмах увеличивается, а в Алиноре, говорят, напротив, уменьшается. И еще говорят, если война, о которой шепчутся во всем городе, начнется, боги будут на нашей стороне.

– Ты ведь посещал одну школу-пансион с принцем? – обращается Руби к Джуду. – Верно?

Тот молчит. Он не говорил об этом Руби. Никому не говорил. Но я смогла выяснить. Я многое узнала о Джуде: например, в каком месте он тренируется, чтобы побеждать в боях в клубе «Красавчик Джек». И о том, что он стыдливо опускает глаза, когда мужчина, тот самый бармен из «Кровавой Руби», видит его с синяками. И даже какой напиток он заказывает, когда появляется повод задержаться в заведении сестры.

– Так я права? – Руби приподнимает бровь.

– Да, – соглашается Джуд, оставаясь при этом на зависть спокойным. – Я учился вместе с принцем, но мы не были друзьями.

Это неправда. Они были настоящими друзьями. Джуд надеялся на его поддержку в тот момент, когда отец умер и оставил сына ни с чем, однако все оказалось зря. Но я молчу. Не стоит сразу раскрывать все карты. Еще не время.

– Ты смог бы его узнать? – продолжает Руби.

– Да. – Джуд кивает и тяжело сглатывает.

Руби расплывается в улыбке, сияет, как золотой доллар.

– Приятно слышать, Джуд. Сегодня вечером ты отправишься на корабль вместе с Ласкией – у меня будет для тебя поручение.

У Джуда отвисает челюсть, самообладание его оставляет, на лице легко читается желание возразить. Аристократическая половина откровенно противится.

– На корабль? – одними губами произносит он.

– О, не волнуйся. – Руби чуть подается вперед, по-прежнему лучезарно улыбаясь. – Мы позаботимся о матушке в твое отсутствие, нам известно, что она – все, что у тебя есть в жизни.

Пауза затягивается, но Джуд заставляет себя ее прервать.

– Что мне надо будет сделать?

Руби одаривает улыбкой меня, и я чувствую, что начинаю наконец спокойно дышать. Обычно я не вступаю в разговор на таких встречах, но сегодня я сказала сестре, что хочу взять слово. Ведь план придумала я. Убедила ее, что нам нужен тот, кому можно всецело доверять, кто все сделает четко, и единственный такой человек в ее окружении – я. Настало время моего выхода, к добру или нет.

– Мы решили перехватить корабль королевского флота, – начинаю я спокойным, ровным голосом. Тон под стать Руби, хотя у меня нет ее кошачьих интонаций и манер. – Ты подтвердишь, что принц на борту, и мы потопим корабль.

Джуд бледнеет, отчего рана с запекшейся кровью на щеке выделяется отчетливее прежнего.

– Вы решили начать войну, – шепчет он.

– Ну… – Я перевожу дыхание. – Мы бросим рядом с обломками несколько тел в форме армии Мелласеи, чтобы дать понять, куда ведут следы. В принципе, можешь ставить последний доллар на успех в развязывании конфликта.

– Это просто бизнес, – вступает Руби. Одно плечо ее дергается, будто говоря: «Что такого?» – Мы занимаемся импортом и экспортом, Джуд. Думай об этом как о… регулировании рынка.

Сестра Берис несколько раз откашливается, и Руби отворачивается, закатив глаза. Ее слова могут шокировать верующего, но только не сестру Берис, которая не собирается притворяться. Всем известно, кто есть кто в этой комнате. И сестра Берис сама пришла к Руби за помощью.

Впрочем, для Руби этот факт весьма важен. В последнее время на нее давят конкуренты. Как человек, поднявшийся с самых низов, она готова сделать все, чтобы не вернуться назад. В операции, которую мы затеяли, нельзя расслабляться ни на минуту.

Осмелюсь предположить, что Лоренто именно поэтому уволился. После стольких лет работы он владеет огромным объемом информации, за которую конкуренты Руби с удовольствием заплатят немалые суммы наличными. Если бы он остался верен ей, то получил бы отличную пенсию, на которую мог бы жить до конца дней. Теперь ее не будет, ведь он совершил опрометчивый шаг.

Но и мы можем никогда не узнать, что он расскажет тому, кто станет платить. Сложно предположить, что нас ждет в будущем. Если же Руби удастся заключить союз с зелеными сестрами, она станет для всех недосягаемой.

Я вступаю в разговор, чтобы переключить внимание собравшихся со слов «просто бизнес» и не раздражать сестру Берис.

– Помимо дел, касающихся прибыли… Нужно отметить, что Первый советник неохотно выполняет свой гражданский долг в борьбе с Алинором. Наше дело важно для Мелласеи. С каждым днем мы все ближе к началу битвы, которая разбудит Макеана, но без искры пламя не разгорится.

Наконец подает голос сестра Берис, а он, хоть и тихий, слышен всегда, даже в самом шумном помещении.

– Королевская семья Алинора забыла о своем долге перед верой. Хранительница Баррика забыта. Королева Августа отправляет брата веселиться на пикниках. Ему уже следовало совершить жертвоприношение на Островах богов, чтобы их богиня обрела силу. Не выполнив долг, он дал нам шанс пройти мимо Баррики-Хранительницы незамеченными и разбудить Макеана. Этот шанс мы должны использовать.

– Именно так, – соглашаюсь я. – Служители Храма понимают, что сейчас наиболее подходящий момент. И мы сможем выполнить то, что нам, добропорядочным прихожанам, велит вера. Наши интересы совпадают. К тому же люди бизнеса могут предоставить необходимые средства.

Джуд медленно качает головой, ему не сразу удается подобрать слова.

– И все же вы решили начать войну. Хотите убить Леандера?

Бровь Руби вновь ползет вверх.

– Так ты до сих пор в дружеских отношениях с его высочеством? А я думала, вы не поддерживаете связь.

Она словно между делом окидывает меня взглядом, от которого кровь стынет в жилах. Я уверила ее, что они не друзья. Заверила, что принц давно забыл о Джуде. После смерти отца ему никто не помогал.

– Мы и не поддерживаем, – говорит Джуд с видимой неохотой. Для меня очевидно, что дистанция между «не дружить» и «сбросить в океан» все же достаточно существенная.

– Послушай, Джуд, – начинаю я и жду, когда он повернет голову, – это в любом случае случится. Если станет легче, скажу, что все произойдет не из-за тебя. Ты просто должен быть рядом. Участвующие стороны хотят убедиться, что принц плывет на корабле.