Текст книги "Тремарнок"

Глава вторая

Когда Лиз добралась до первого этажа с его тошнотворно фиолетовыми стенами, большинство сотрудников уже находились в своих офисах, хотя в двери то и дело влетали опоздавшие – с портфелями и рюкзаками, складными велосипедами, шлемами и картонными кофейными стаканчиками в руках.

В здании располагалось четыре компании, и, водя пылесосом по полу и протирая вымазанные косметикой телефонные трубки в приемной, Лиз старалась угадать, кто где работает.

Парни из дизайнерской фирмы, как правило, в джинсах и ярких футболках, девушки – в коротких юбках и полусапожках. Сотрудники кадрового агентства предпочитают хлопчатобумажные брюки, отглаженные рубашки и пуловеры, а бухгалтеры и риелторы – строгие костюмы с галстуками и темные юбки с жакетами.

Лиз не без удовольствия представляла, что случилось бы, реши кто-нибудь из бухгалтеров или риелторов порвать с условностями и заявиться в джинсах и футболке – как дизайнеры, или наоборот. Начальника наверняка удар бы хватил, и вся работа застопорилась бы на целый день.

Кое-кто здоровался с ней, проходя мимо, но для большинства она оставалась невидимкой. Это ее ничуть не задевало – она привыкла. К тому же, отработав четыре часа, Лиз мечтала лишь о том, чтобы побыстрее закончить, добраться до дома и хоть немного перевести дух, перед тем как отправляться в школу за Рози. Болтать она была не настроена, хотя дружелюбные улыбки без ответа не оставляла.

Опустошив последнее мусорное ведро, выставив мешки с мусором возле контейнеров и развесив тряпки сушиться, Лиз жаждала только одного – вытянуться в кресле с чашкой чая.

– Увидимся завтра, – сказала она Касе.

Та уже стояла возле машины и, насупив угольно-черные брови, изучала свою красную записную книжку.

– Да, конечно, – ответила Кася так, словно Лиз задала ей вопрос.

Записная книжка поглощала все ее внимание. Кася, без сомнения, уже готовилась приступить к следующему объекту, строя планы и прикидывая, быстро ли она и другие девушки управятся с уборкой.

«Кася, в сущности, неплохая, – думала Лиз по дороге домой. – Требует она, конечно, много, но всю работу на тебя не сваливает, сама тоже вкалывает как лошадь». И, что еще важнее, если на девушек поступали жалобы, она всегда вставала на их защиту. Впрочем, работницы они были опытные, поэтому жаловались на них редко. Так что Кася вполне заслужила и свой ежегодный недельный отпуск на Тенерифе, и квартиру в таунхаусе в Пенникомквике – плимутском районе, известном в народе как Мала Польска. И карликовых пуделей по кличке Борис и Цезарь, чьи фото Кася хранила в бумажнике вместе с потрепанным снимком мужа.

Вообще-то Лиз, проработав с Касей так долго, почти научилась восхищаться и ею самой, и ее отношением к работе, хотя хорошо бы, конечно, ей хоть чуток расслабиться и перестать быть такой одержимой.

К счастью, на парковке рядом с «Голубкой» нашлось свободное место, куда Лиз и завернула. Из уставленного китайскими безделушками окна напротив выглянула Пэт. Дом, в котором она жила, назывался «Бухточка», а окна его выходили прямо на узкий тротуар.

Лиз помахала, и седая голова Пэт скрылась из виду. Лиз едва успела взять с заднего сиденья сумку и пакет с продуктами, как канареечно-желтая дверь домика Пэт открылась и на пороге появилась хозяйка. Рукой она придерживалась за стену – ноги уже не те, что прежде.

– Ты как, красавица моя? – спросила она, по-корнуолльски выговаривая слова, и улыбнулась, обнажив ряд сверкающе-белых и идеально ровных вставных зубов.

Пэт всю жизнь прожила в Тремарноке и его окрестностях. Ее муж, рыбак из местных, давно умер, а детей у них не было – «так уж сложилось», – но росла Пэт с младшими братьями и сестрами, так что малышей обожала, особенно Рози.

– Вот ваши продукты. – Лиз занесла тяжелый пакет в маленькую аккуратную кухню в глубине дома. Перед тем, как сесть на паром, она успела заскочить в «Лидл». – Вашей любимой ветчины не было, но я попозже еще раз забегу перед тем, как пойду за Рози.

– Что ты сказала?

Лиз повторила на пару децибелов громче. Порой она забывала, что хрупкая сгорбленная старушка глуховата, но со слуховым аппаратом Пэт мириться не желала – «что-то не ладим мы с ним», – поэтому приходилось кричать.

Пэт прошаркала к раковине и открыла кран.

– Не стоит, – сказала она, наливая воду в белый электрический чайник, – я и так с голоду не умру. Чаю успеешь выпить?

Она повернулась к Лиз, которая выкладывала из пакета продукты – молоко, хлеб, помидоры, сыр, яйца, шоколадные печенья и кекс «Баттенберг», – и склонила голову набок.

– Боже милостивый! Ты совсем замотанная. Тяжелое утро выдалось?

Лиз вдруг почувствовала себя так, словно на плечи ей взвалили мешок с камнями, и кивнула:

– Джо заболела, так что нам с Касей пришлось вдвоем отдуваться.

Она открыла маленький холодильник и убрала туда молоко, сыр и яйца.

Пэт зацокала языком.

– Да что же это такое? Ее давно пора уволить. Нельзя так.

Лиз натянуто усмехнулась.

– Она неплохая, – почти прокричала она в ответ, – к тому же у нее четверо маленьких детей и муж-бездельник. Живется ей непросто.

Пэт свернула опустевший полиэтиленовый пакет и аккуратно спрятала в ящик.

– Но у тебя-то Рози, а мужа вообще нет. Ей следовало бы и о других подумать.

Достав с верхней полки серванта две цветастые чашки, Пэт поставила их на крохотный столик из сосны, за которым, кроме нее самой, умещался еще только один человек.

– А кстати, как там наше сокровище маленькое?

Лиз опустилась на деревянный стул напротив старушки. Она и впрямь устала, и спина давала о себе знать – скорее всего, из-за пятилитровых бутылок средства для мытья пола. Их привозили по четвергам, и женщины сперва затаскивали их в лифт, а потом волокли по коридору на противоположный конец здания.

– Отлично. Вы точно сможете зайти к нам попозже?

Пэт ответила, что зайдет. От страха, что свалится с ног – а ноги у нее уже слегка подкашивались, – Лиз решила пожертвовать чаепитием и отправиться домой.

По сравнению с аккуратной кухонькой Пэт ее собственный дом был безалаберным, но Лиз это не волновало. Пройдя в небольшую квадратную гостиную, которую они с Рози выкрасили в веселый бледно-желтый цвет, она сбросила обувь и рухнула в мягкое, обитое синим плюшем кресло, купленное в благотворительной лавке Лискеарда, укрылась пледом и закрыла глаза. Впереди два благословенных часа, а потом надо принять душ, переодеться, приготовить для Рози чай и собраться с силами: вечером вновь ждет работа. Уснула Лиз тотчас же, и даже двум горластым чайкам, которые уселись на крышу дома напротив и принялись визгливо выяснять отношения, разбудить ее не удалось.

Она с нетерпением дожидалась Рози на детской площадке, не участвуя в болтовне других мамаш, группками топтавшихся вокруг; одни держали на руках едва начавших ходить малышей, другие покачивали детские коляски.

Рози всегда появлялась одной из последних – пока соберет вещи, пока протолкается из класса на другом конце старой викторианской школы к выходу, расположенному с правой стороны здания.

Увидев дочь, Лиз тотчас же понимала, как у той прошел день. Если выдался непростой, плечи у Рози были слегка опущены, двигалась она чуть медленнее обычного и лицо расплывалось в привычной щербатой улыбке на секунду позже.

Впрочем, сегодня, к радости Лиз, девочка шагала, расправив плечи и подняв голову.

– Знаешь что?! – Рози, прихрамывая, бросилась к матери. К счастью, она не заметила мальчишку лет пяти-шести – тот ковылял следом, передразнивая Рози. Но от внимания Лиз это не укрылось. Под ее прямым взглядом он метнулся к своей матери, а та, прикрикнув и наградив отпрыска подзатыльником, вновь принялась болтать с приятельницами.

Лиз посмотрела на Рози: косички разлохматились, и неряшливые пряди торчали в стороны. Лиз пригладила ей волосы, а самые длинные прядки заправила за уши.

– Что, радость моя? – Она наклонилась и поцеловала Рози в испачканную чернилами щеку. На уроках, раздумывая, что написать, дочь вечно грызла ручку.

Девочка впихнула спортивную сумку и рюкзак в руки матери.

– Наш класс поедет в Лондон! Мы увидим Биг-Бен и Тауэр и еще будем на кораблике кататься и на том здоровенном колесе! Жить будем в отеле, и Мэнди сказала, что не против жить со мной в одном номере. Нам разрешили выбрать двоих друзей. Я тогда выберу Мэнди и Рэйчел.

У Лиз засосало под ложечкой.

– В Лондон? – Она сглотнула. – Это мы еще обсудим.

Она взяла Рози за здоровую руку и направилась к машине. Рози, припадая на ногу, прыгала рядом.

– Но ты же отпустишь меня, да? – взмолилась девочка, усевшись на заднее сиденье и пристегнувшись. – Это всего на пять дней, и миссис Спрингетт говорит, что нам покажут то место, где Анне Болейн отрубили голову. А ты как думаешь, там до сих пор кровь осталась? – Рози изобразила дрожащий голос.

Лиз невольно улыбнулась.

– Может, и осталась. Говорят, ее призрак все еще бродит вокруг стены, а под мышкой держит голову! – Лиз взглянула в зеркало. Серо-зеленые глаза Рози были размером с блюдца.

– Призрак?! Правда? Ох, только бы он мне не попался. Я умру со страха.

Школьные экскурсии вызывали у Лиз ужас. Нет, она вовсе не боялась, что дочь не выдержит. Как раз наоборот. Рози обожала путешествовать, а необходимость лишний раз пройтись ее не пугала. «Я справлюсь! – радостно заявляла она, когда Лиз расспрашивала ее о предполагаемых поездках. – А если устану, то скажу учительнице, что мне надо посидеть отдохнуть».

Нет, проблема заключалась в том, что школьные экскурсии стоили денег, а денег у них не было. Чтобы скопить на однодневную поездку, Лиз наизнанку выворачивалась, что уж говорить о пятидневной экскурсии с четырьмя ночевками. Пока Рози переодевалась, Лиз заглянула в ее рюкзак. Там, как и следовало ожидать, лежало письмо для родителей.

Она быстро пробежалась по строчкам: лондонский Тауэр, колесо обозрения, палеонтологический музей, прогулка на катере по Темзе, проживание в отеле «Бест Вестерн» возле вокзала Виктория. Завтрак, ужин и бутерброды на обед включены в стоимость.

Лиз нехотя призналась себе, что программа прекрасная и что она с радостью отпустила бы Рози посмотреть столицу. Девочка часто слушала ее рассказы о Лондоне и удивлялась – надо же, мама выросла в таком огромном городе за много миль от моря. Вот только стоило это четыреста фунтов за четыре ночи в начале октября. Откуда им взять столько денег?

Лиз сунула письмо в стопку других на кухонном столе и включила духовку. На полдник к чаю она приготовила любимую Розину картофельную запеканку с мясом и надеялась, что это немного смягчит разочарование, когда придется сообщить дочери, что в Лондон та не поедет, потому что это чересчур дорого. Ей придется ходить в школу – возможно, посещать уроки с теми, кто на класс младше, а все ее одноклассники вместе с учительницей отправятся на экскурсию.

Лиз редко жалела себя, такой роскоши она себе не позволяла, но сейчас ей захотелось упасть на кровать и как следует выплакаться. Нарезая морковку и складывая в сотейник, она прикидывала расходы. Аренда, вода, газ, электричество, еда, телевизор, интернет, предоплаченный телефон Рози, ее собственный мобильник, дорожный налог, страховка на машину, бензин.

Строго говоря, от телефона Рози и интернета можно и отказаться, но интернет нужен дочери, чтобы делать уроки, а мобильник Лиз завела на случай чего-то непредвиденного.

Можно чуть-чуть сэкономить на продуктах и попросить Роберта ставить ее еще и на обеденные смены в ресторане. Рози уже достаточно взрослая и отлично доберется из школы на автобусе и дождется ее дома, хотя такой расклад Лиз и не нравился. Вдруг Рози поскользнется и упадет или, что хуже, ее будут дразнить и обижать другие дети? Нет, об этом и думать не хотелось.

Как бы то ни было, Лиз знала, что на дневную смену больше официанток Роберту не требуется, да и осилит ли она три работы? Свались она, кто позаботится о ее дочери?

Морковка закипела, как раз когда вернулась Рози, одетая в свой любимый свитер, розовый и пушистый, и черные легинсы.

– Накроешь на стол? – попросила Лиз, и Рози быстро вытащила из ящика два ножа и две вилки. – Сегодня у нас запеканка. – Достав с верхней полки два стакана, Лиз подала их дочери, та наполнила их водой.

Рози ее не слушала – мысли ее были заняты другим.

– Ты видела письмо, – щеки у нее разгорелись, а глаза сияли, – про нашу поездку в Лондон?

Лиз сглотнула.

– Пойду принесу! – Рози скрылась в коридоре, бросившись к оставленному возле двери рюкзаку. Девочка рылась в сумке и тихо бормотала себе под нос. Письмо же вот тут лежало, и куда только оно подевалось?

Лиз не выдержала. Нет, так нельзя.

– Оно у меня, – возвестила она и вытащила листок бумаги из стопки.

Рози вернулась и озадаченно посмотрела на мать:

– А почему ты не?..

Лиз привалилась к столешнице. Листок бумаги в руках задрожал. Морковка в сотейнике яростно булькала, и в кухне повис пар, однако окно открывать Лиз не спешила.

По маминому виду Рози сразу заподозрила неладное.

– Ты что? Что случилось?

Она перевела взгляд с лица матери на письмо и обратно, немного помолчала, обдумывая увиденное, а потом тихо спросила:

– У нас денег нет, так ведь?

Лиз медленно кивнула.

– Прости, солнышко. Они просят почти четыреста фунтов.

По нежному личику Рози пробежала тень, но девочка подошла к матери и обхватила ее руками за талию.

– Не переживай, – проговорила она, крепко обнимая Лиз, – мы с тобой еще съездим в Лондон, только попозже.

Лиз прижала к себе малышку и уткнулась в ее густые мягкие волосы.

– Мне ужасно жаль…

Рози подняла голову и дотронулась указательным пальцем до губ Лиз.

– Тсс. Эти экскурсии – страшная скукотища. Лучше мы с тобой вдвоем как-нибудь съездим, веселее будет.

От этого Лиз стало совсем тошно, у нее даже слезы на глаза навернулись, но она взяла себя в руки и наградила Рози своей самой доброй улыбкой.

– Я тебя туда обязательно свожу когда-нибудь, – сказала она, – обещаю. А сейчас давай-ка разберемся с запеканкой, пока не остыла.

Когда Лиз пришла попрощаться с Рози, девочка свернулась калачиком перед телевизором, укрыв колени пушистым розовым пледом. Пэт уже хозяйничала на кухне – готовила чай.

Сегодня Лиз надела черную юбку с белой блузкой – один из двух нарядов, которые берегла для работы в ресторане. Другим было купленное на рынке незамысловатое черное платье. За вечер Лиз как раз успевала выстирать и высушить второй комплект одежды, чтобы надеть его на следующий день.

Она вдела в уши маленькие серебряные сережки-звездочки, собрала волосы в узел и воткнула в него большой оранжевый цветок из полосатого войлока с блестящей пуговицей в середине. Рози однажды принесла нечто похожее с церковной ярмарки, а потом они начали сами их мастерить – и цветы, и другие украшения для волос. В нижнем ящике платяного шкафа Лиз хранила большую коробку со всякой всячиной – лоскутами, резинками, шерстью, ленточками и бусинами.

– Спать в полдевятого, – сказала она дочери, но та не отрывала глаз от экрана. – Ты меня слышишь?

Рози завороженно смотрела одну из своих любимых передач, в которой американские подростки в одежде кричащих расцветок громко болтали о всякой ерунде.

– Ты слышишь меня? – повторила Лиз.

– Да, – пробормотала девочка, с трудом оторвавшись от передачи.

– И постарайся перед сном полчаса почитать. И не открывай дверь, пока Пэт не разрешит. Не включай плиту и не…

– …выходи одна на улицу. И не играй со спичками. Можно поесть хлопья, а тост нельзя. Еще надо причесаться и почистить зубы, а если что-то случится, то позвонить тебе, – перебила ее Рози. – Мам, не переживай. Ничего со мной не случится.

Да, Лиз и правда повторяла раз за разом одно и то же, как тут промолчишь.

– Ладно, я побежала. – И, не обращая внимания на возмущенные крики Рози, загородила телевизор и чмокнула девочку в лоб.

В прихожей Лиз убедилась, что не забыла ключи, попрощалась с Пэт и открыла дверь. В дом пополз морозный воздух.

– Желаю поменьше работы и побольше чаевых! – прокричала из комнаты Рози, перекрывая закадровый смех. – Крокодил, крокодил, ты обратно приходи!

Лиз улыбнулась, признательная за это веселое прощание. Начни Рози упрашивать ее остаться дома – и Лиз потом весь вечер места бы себе не находила. Честно говоря, она думала, что такое вообще не переживет.

Она застегнула молнию на куртке и подняла воротник. Ладно, если она сейчас же не сдвинется с места, то уже никогда не уйдет. Вдохнув поглубже и расправив плечи, Лиз сжала потертую латунную ручку и крикнула, прежде чем закрыть за собой дверь:

– Скоро приду, мой друг какаду!

Глава третья

Вечер выдался ясный. Лиз шагала в сторону холма, стараясь избавиться от привычного чувства вины, разъедавшего ее изнутри. Бросать Рози по вечерам было невыносимо, но, переехав в Тремарнок, Лиз смогла устроиться лишь официанткой и уборщицей. Конечно, работа в офисе с девяти до пяти куда легче, зато нынешний график позволяет ей забирать Рози из школы.

Впрочем, без Пэт пришлось бы совсем туго. Джин, профессиональная нянька, по вечерам не работала, да и расценки у нее были такие, что Лиз вряд ли потянула бы.

Когда Рози была совсем крошкой, она каждый вечер проводила у Пэт – сначала смотрела телевизор, а потом засыпала на диване, пока Лиз не возвращалась с работы и не забирала ее. Пэт не соглашалась взять ни пенни и говорила, что благодаря Рози она не коротает вечера в одиночестве. Сейчас, когда Рози подросла, старушка сама приходила в «Голубку», утверждая, что ей совершенно все равно, где проводить вечер.

Сперва Лиз оправдывалась и считала такой порядок временным, но вскоре стало очевидно, что он устраивает всех. Судя по всему, бодрствование допоздна не доставляло Пэт никаких неудобств: «Я всегда была совой, и мужа это прямо до белого каления доводило». Хотя в девяти случаях из десяти старушка, уложив Рози, усаживалась в кресло и дремала, так что Лиз приходилось ее будить.

Девочка обожала Пэт и называла ее бабусей, что явно нравилось обеим. Признательности Лиз не было предела.

Лиз свернула влево и зашагала по извилистой Саут-стрит, мимо двух маленьких изящных бутиков, где продавались пляжные сумки, открытки и пестрые женские платья. На зиму они закрывались, лишь ненадолго распахивая двери на Пасху. Заглянуть внутрь Лиз так ни разу и не осмелилась, магазинчики явно были ей не по карману, но ей нравилось смотреть на манекены и представлять, как придет лето и деревушку наводнят состоятельные туристы.

Из коттеджа «Чайка» появилась Дженни Ламбер, а за ней бежала Салли, джек-рассел-терьер. Дженни быстро направилась к Лиз, и той пришлось остановиться. В их деревушке, куда ни пойди, непременно наткнешься на кого-нибудь, кто не прочь поболтать, так что Лиз всегда выходила минут на пять-десять пораньше.

– На работу? – спросила Дженни, а Салли принялась обнюхивать черные туфли-лодочки Лиз.

Дженни было чуть за сорок. Уроженка Сассекса, она перебралась в Тремарнок, выйдя за Джона, торговавшего рыболовными снастями в магазинчике на набережной.

– Мы к вам в субботу тоже придем – у нас семейный праздник. Ты работаешь?

Лиз кивнула:

– Суббота – день напряженный. На выходные у нас уже сейчас столики бронируют.

Дженни неодобрительно покачала головой:

– А ты хоть иногда отдыхаешь?

– Конечно, – заверила Лиз, – каждое воскресенье, а зимой еще и по понедельникам.

– Уж отдых-то ты заслужила, – сказала Дженни. Салли тянула поводок и рвалась вперед.

Дженни посмотрела на оранжевый цветок в волосах у Лиз и восхищенно улыбнулась:

– Какая красота! У тебя еще такой большой подсолнух есть, он мне тоже нравится.

– Хочешь, я тебе тоже такой сделаю? – предложила Лиз. – Это несложно, да и Рози поможет. Она обожает их мастерить. Мы на них уже руку набили.

Но Дженни и слышать об этом не желала.

– У тебя и без того работы хватает.

Лиз сделала всего несколько шагов, когда из узенького переулка, ведущего к площади, появилась Валери Барроуз, разведенная дама средних лет. Она переехала в Тремарнок из Суррея десять лет назад, когда ее брак развалился, купила тут дом под названием «Хатка» в двух шагах от «Голубки».

Злые языки утверждали, будто Валери в Тремарноке разонравилось и что в Бате у нее имеется любовник, к которому она то и дело наведывается. Впрочем, Валери действительно проводила все меньше времени в их деревушке.

Особым радушием и теплотой она похвастаться не могла, однако зла на нее никто не держал. Иное дело – ее сын Маркус. Тридцатилетний лоб, он, похоже, за всю жизнь ни дня не работал, и местные мрачно бурчали, что он, судя по всему, даже в тюрьме успел отсидеть. Парень ошивался с какими-то подозрительными типами, которые наезжали по выходным, мусорили, до трех ночи слушали громкую музыку и расхаживали по деревне с таким наглым видом, будто все вокруг принадлежит им.

Соседи не уставали жаловаться на Маркуса, пока ему самому это не надоело и он, к облегчению местных, не перебрался в другое место – а может, и опять угодил за решетку, кто знает? Как бы то ни было, дом их теперь нередко стоял запертым и темным.

С Валери Лиз давно не сталкивалась и уже готова была вновь остановиться поболтать, но соседка лишь слегка кивнула и холодно улыбнулась. В обеих руках она держала пакеты с продуктами и, совершенно очевидно, спешила домой. Лиз с облегчением улыбнулась в ответ и двинулась дальше.

Ресторан находился почти в самом конце улицы, на первом этаже дома, в былые времена принадлежавшего состоятельному капитану. Изящные ярко-синие деревянные ставни на окнах оттеняли белизну стен, а над дверью была прибита синяя, в тон, доска с выведенными белыми завитушками: «Улитка на часах». Над рестораном располагалась двухэтажная квартира.

Хотя Дженни и задержала ее, Лиз успела вовремя, и дверь в ресторан была закрыта, но не заперта. Войдя, Лиз отметила, что деревянные полы неплохо бы подмести, слышалось звяканье бутылок – наверное, Роберт готовит вино. Она заглянула на кухню, где Джесс, судомойщик и паренек на побегушках, повязав черно-белый клетчатый фартук, чистил картошку.

Она поздоровалась, и Джесс, подняв голову, скривился. Смазливый парень восемнадцати лет, с копной светлых кудряшек, он явно считал, что в жизни имеются занятия поинтереснее, чем резать овощи и отмывать грязные кастрюли. Например, серфинг и вечеринки. Если бы только не деньги, которых ему вечно не хватало. Кое-как дотянув до окончания школы, он получил аттестат, но, к унынию своей матери, с величайшим трудом.

Повесив куртку и сумку в подсобке, Лиз вымыла руки, пересчитала скатерти и принялась накрывать на столы из простого ошкуренного дерева. В квадратную залу с низким потолком Роберт каким-то чудом умудрился втиснуть восемь разномастных столов, отчего ресторан приобрел хоть и немного неряшливый, но уютный вид.

Летом, когда все столики были заняты, Лиз не сразу научилась пробираться между ними, но, ограничившись пролитым несколько раз супом и еще парочкой неприятных происшествий, приобрела удивительное проворство.

Однако на сегодня забронировали всего половину столиков, и Лиз накрыла лишь те, что стояли возле окон, – давно подмечено, что посетителям больше нравится сидеть там, откуда видно улицу.

Лавдей опаздывала – впрочем, это вовсе не удивительно, – и Роберт сам пришел помочь Лиз протереть бокалы. Разговорчивостью он не отличался, поэтому они работали в тишине. Лиз знала, что так Роберту лучше.

Высокий худой мужчина неопределенного возраста с неухоженными темно-русыми волосами и обгрызенными ногтями, Роберт выглядел вечно измученным. Поначалу его манера то и дело потирать руки и отводить глаза выводила Лиз из себя – ей казалось, будто Роберт ее недолюбливает. Но со временем, поняв, что он не балует разговорами даже собственную племянницу Лавдей, Лиз успокоилась и решила, что он, скорее всего, просто стеснительный. К тому же Роберт был вечно занят делами в ресторане, так что на общение у него просто-напросто не оставалось времени.

Ни о друзьях, ни – если уж на то пошло – о подруге он никогда не упоминал, но как-то раз Лавдей проговорилась, что его невеста, любовь всей его жизни, бросила Роберта за несколько дней до свадьбы. После этого Лиз стала с ним особенно любезной и никогда не поддразнивала Роберта за его спиной, хотя остальные не отказывали себе в этом удовольствии.

Еще она узнала – разумеется, от Лавдей – что Роберт родился в Пензансе, а племянницу взял на работу, лишь поддавшись на уговоры ее матери, которой не терпелось побыстрее выпроводить дочурку из дома.

Семнадцатилетняя Лавдей красила длинные волосы в черный, один висок у нее был выбрит, а с другой стороны пряди волной падали на лицо. У Лавдей имелась сногсшибательная грудь, вечно готовая выпрыгнуть из тесных маек, а прошлым летом девушка закрутила роман с Джессом, да такой пылкий, что казалось, будто от страсти кухня вот-вот загорится.

Однако сейчас бывшие влюбленные друг с дружкой даже не разговаривали, и в случае крайней необходимости передавать сообщения приходилось Лиз. Почему роман закончился, Лиз так и не поняла, хотя время от времени Лавдей сердито бурчала парню в спину: «Бабник», а Джесс, когда она проходила мимо, шипел: «Шлюха». Лиз даже велела ему попридержать язык.

За двумя столиками уже заказали закуски и горячее, когда в ресторан впорхнула наконец Лавдей. Прямо на глазах у посетителей она сбросила розовое пальто и с шумом метнулась в подсобку, даже и не подумав извиниться.

Лиз украдкой посмотрела на Роберта, откупоривавшего за барной стойкой бутылку красного вина. Интересно, о чем он думает? Если даже и сердится, то старательно скрывает гнев, однако Лиз заметила, что он несколько раз провел рукой по волосам, отбрасывая их назад.

– Похоже, сегодня все спокойно, – ободряюще прошептала ему Лиз по пути на кухню, – наверное, так весь вечер и пройдет.

– Угу, – промычал Роберт, отводя глаза.

В ту же секунду двери распахнулись и в ресторан ввалилась шумная компания. «Сглазила», – подумала Лиз и на миг замерла, прикидывая, за какой столик их усадить.

В меню у них всегда были свежие морепродукты и рыба, этим ресторан и славился. Два-три раза в неделю за пару часов до рассвета их шеф-повар Алекс вместе с Мерином, единственным честным моряком в Тремарноке, выходил в море и возвращался с омарами и гигантскими крабами. Все остальное, чего они не могли поймать сами, – мидии, морские языки, солнечника, королевские гребешки, морского черта и камбалу – покупали на рыбных рынках Лу и Плимута.

Блюдом дня сегодня был чесночный буйабес, который снискал всеобщие похвалы, но задал Лиз немало работы. В намокшем переднике она металась между столиками, собирая раскрошенные ракушки и креветочные хвосты.

Лавдей бродила как в воду опущенная, то и дело выскакивая на задний двор позвонить. Чтобы пар быстрее выветривался, дверь на улицу была приоткрыта, и Лиз, выходя из кухни с тарелками, услышала, как девушка кричит:

– Отстой все это – ты и сам понимаешь!

Алекс и их су-шеф Джош усмехнулись, а Джесс, по локоть в жирной мыльной воде, сделал вид, будто не слышит.

Чуть позже, когда Лиз зашла на кухню за десертом для второго столика, она наткнулась на Лавдей и Роберта. Девушка просила отпустить ее пораньше, потому что у нее «выдался трудный денек».

По обыкновению нервно кашлянув, Роберт качнулся на каблуках.

– Лавдей, по отношению ко всем остальным это несправедливо.

Алекс протянул Лиз две белые тарелки – на каждой лежало по тающему, сбрызнутому кремом шоколадному пудингу и горсти малины. Лавдей выпятила нижнюю губу, и Лиз заметила на густо подведенных глазах девушки слезы.

– Дядя Роберт, ну пожалуйста. Мне и правда надо кое-что уладить.

Левый глаз у Роберта дергался, над ухом торчала прядь волос.

– Ладно, – вздохнул он. – В первый и последний раз, – едва слышно добавил он.

Взяв в каждую руку по тарелке, Лиз устремилась в зал. «Девчонка веревки из него вьет», – подумала она, вернувшись за остальными десертами. Она так и не освоила искусство носить по две тарелки в каждой руке. Строгий выговор пошел бы Лавдей только на пользу, но этого от Роберта не дождешься – он и мухи не обидит.

Домой она добралась только к полуночи. Разбудив привычно прикорнувшую перед телевизором Пэт, Лиз проводила старушку до дверей ее дома, вернулась к себе и на цыпочках прошла в комнату Рози. Девочка спала на спине, закинув руки за голову, и Лиз повыше подтянула ей одеяло. Потом прошлась по их маленькой квартирке и погасила свет, который перед уходом всегда оставляла включенным, чтобы Пэт и Рози не боялись.

Она знала, что лучше ей лечь, но так измоталась за день, что уже почти не чувствовала усталости, поэтому решила сначала выпить чаю. Дожидаясь, когда закипит чайник, Лиз открыла дверь рядом с ванной, ведущую на маленький заасфальтированный внутренний дворик, откуда открывался вид на белые, беспорядочно лепившиеся к холму коттеджи.

Места во дворике хватало лишь на сушилку для белья и два пластмассовых садовых стула, но солнце сюда все равно почти не добиралось, поэтому стулья казались неуместными. Вытащив из сумки пачку сигарет, Лиз прикурила, закрыла глаза и затянулась.

В кабинете Тони Катта горел свет, но жалюзи были закрыты, и Лиз решила, что Тони допоздна засиделся за работой. Он был пиарщиком и курсировал между Лондоном и их деревушкой. Тони перевалило за сорок, и время от времени к нему приезжали приятели, но надолго они не задерживались. Возможно, он начинал действовать им на нервы – порой Тони делался совсем неуправляемым, но к Лиз он относился по-доброму и поэтому нравился ей.

Сейчас ее не видел ни Тони, ни кто бы то ни было еще, но она все равно чувствовала себя виноватой. Сделав несколько затяжек, она затушила сигарету, едва докурив до половины. Скоро бросит. Надо. В том, что Лиз начала курить, виновата была ее лучшая школьная подружка Джеки. Однажды она стащила у старшего брата пачку сигарет, и девчонки выкурили их тайком в саду, пока мама не вернулась с работы.

Лиз улыбнулась, вспомнив хитрую ухмылку Джеки и как та выпускала дым кверху, думая, что это придает ей загадочности. Разумеется, потом обеим стало плохо, но это их не остановило, и стоило брату Джеки зазеваться, как они воровали у него сигарету-другую. Интересно, где сейчас Джеки? Какая же она была хохотушка… Но их пути разошлись, когда Лиз устроилась на свою первую работу.

Она подошла к пластмассовой урне в углу и выбросила окурок. Вину проще всего переложить на кого-то еще, особенно если человек оправдаться не может. Однажды девчонки даже совершили набег на родительский бар – так они узнали вкус мартини.

Как же давно все это было. Теперь Лиз и не верилось, что она была способна на подобное безрассудство. Похоже, она совершенно изменилась.