Текст книги "Запретный плод"

Она снова осторожно выглянула. Мэри исступленно прижималась к бедрам Эдварда и терлась щекой о его живот. Та часть тела, которая могла так быстро меняться в размерах, оттопыривала штаны графа, словно готовясь поддеть Мэри под подбородок. Словно толстый длинный стержень рвется наружу, подумала Флоренс, охваченная жаром.

А его лицо! Оно было искажено, словно от боли, глаза чуть прикрыты, веки подрагивают. Нет сомнений в том, что действия Мэри возбуждают Эдварда.

Да-да, Флоренс Фэрли не единственная женщина, способная заставить графа Грейстоу испытывать возбуждение. И тот вечер на балу, когда Эдвард сжимал ее в объятиях и так странно забылся, – лишь эпизод в его бурной жизни.

Пора признаться себе, подумала Флоренс с разочарованием и тоской, что она не значит для него ничего особенного. На ее месте может быть Мэри или любая другая.

Глаза защипало, и Флоренс с трудом удержала слезы. Гордо тряхнув головой, она осторожно приоткрыла дверцу стойла. Затем, стараясь ступать как можно тише, скользнула в противоположный конец коридора. Ей удалось ни разу не оглянуться. И, только выйдя на яркий солнечный свет, она припустила со всех ног прочь и бежала до самой дубовой аллеи, где ее никто не мог увидеть.

Здесь, в тени раскидистых деревьев, она замедлила шаг. Высмотрев самый старый дуб с кряжистым узловатым стволом, она села под ним прямо на прелые прошлогодние листья. Толстые узловатые корни, оголившиеся с годами, дали опору локтям. Откинувшись на шершавую кору, Флоренс запрокинула голову и долго всматривалась в зеленые ветви, пытаясь обрести спокойствие.

Ничего не получалось – перед глазами вместо веток и листьев вновь и вновь возникали жадные губы Мэри, скользившие по обнаженному мужскому торсу. Даже закрыв глаза, Флоренс не смогла прогнать картинку. На мгновение ей стало так дурно, что даже затошнило и потемнело в глазах, и пришлось дышать глубже и медленнее. Какое счастье, что сейчас она не обязана носить пресловутый французский корсет – она точно лишилась бы чувств!

Придя в себя, Флоренс жалобно всхлипнула и закрыла ладонями пылающее лицо.

Мало того, что она возжелала ласки и нежности старшего брата своего нареченного. Это разбило все ее добрые чувства к единственной подруге, заставив мучиться жестокой ревностью.

Охваченная сильным, почти болезненным желанием, Флоренс сидела, скорчившись, под дубом, не в силах отвести рук от лица. Внизу живота все было сковано спазмом, грудь ныла и раздирала узкий лиф, в голове стучала кровь. Ей не помогали мысли ни о Фредди, ни о собственной низости и подлости, ни о равнодушии Эдварда.

– Господи, я пропала, пропала, – твердила девушка с отчаянием.

Сегодня крышка ящика Пандоры распахнулась, выпуская наружу страшный секрет, к которому Флоренс оказалась не готова. Дочь викария влюбилась в графа Грейстоу, и ничто не может этого изменить.

Глава 10

Миссис Фостер как раз закончила помогать Фреду обмыться. По ее словам, Найджел даже не предложил ей помощь, потому что был все еще зол после утренней размолвки с виконтом.

– Взрослые мужчины, – качала головой экономка, собирая тазики и полотенца, – а ведут себя как дети!

Фредди сидел у окна в роскошном велюровом кресле в позе монаршего отпрыска на троне, очень гордый собой (ведь ему удалось переспорить упрямого управляющего). Услышав бормотание миссис Фостер, он сделал вид, что смущен ее упреком.

На нем были свободные пижамные штаны, которые легче натягивать на забинтованную ногу. Дорогая рубашка из тонкого сукна (Фредди и в своем плачевном положении оставался щеголем) была расстегнута, и при виде входящей девушки пухлая старушка потянулась, чтобы найти пуговицы.

– Ах, оставьте! – махнул рукой Фредди. – Сегодня безумная жара. К тому же Флоренс моя невеста. Не думаю, чтобы ее ужасно смутил вид моего хилого тела.

Флоренс улыбнулась – грудь виконта была такой же крепкой и широкой, как у его брата, разве что менее загорелой и мускулистой. Ее позабавило, что Фред назвал ее хилой.

Миссис Фостер пробурчала что-то насчет «современных нравов», но глаза ее лучились добродушной иронией.

– Спасибо вам, моя дорогая! – остановил ее на пороге голос Фреда. – В сравнении с Найджелом вы просто ангел.

– Ну да, – усмехнулась та. – И меня тоже не смутить видом вашего хилого тела.

Виконт весело расхохотался, запрокинув голову, и Флоренс залюбовалась им.

– Доброе утро, милая! – Он протянул девушке руку. – Не ждал тебя в этот час. Чем обязан? Разве не в это время ты катаешься верхом?

Флоренс присела рядом с ним на ручку кресла.

– Мэри и ее горничная уехали. Похоже, они в чем-то не поладили с Эдвардом. – Она упорно избегала его взгляда.

– Надеюсь, тебя это не обидело?

– Нет, – коротко ответила девушка, опустив глаза.

Как объяснить виконту внезапный отъезд подруги? Перед глазами до сих пор стояла картина объятий на конюшне, и Флоренс решила промолчать. Едва Мэри собрала вещи, прибежала Лиззи, чтобы рассказать новости. Оказывается, выкрикивала она возбужденно, мисс Вэнс пыталась соблазнить графа – прислуга всегда в курсе происходящего в доме – и тот отослал ее в Лондон от греха подальше! Узнав, в чем дело, Флоренс не испытала ни малейшего сожаления по поводу отъезда Мэри. Наоборот, только жгучую радость, так что пришлось сдерживать себя, чтобы служанка ни о чем не догадалась.

Но виконт не должен знать о ее чувствах. Несчастный Фред и без того измучен недугом, да еще она, Флоренс, неподобающим для леди образом влюбилась в его брата!

Фред потянулся рукой к ее щеке и нежно погладил.

– Ну и ладно! Можешь мне не рассказывать, что произошло. Я и так могу догадаться. Эта девушка весьма настойчива в достижении своих целей. Удивляюсь, как это Эдвард вообще се пригласил. Ему стоило сначала хорошенько подумать. Надеюсь, тебя не расстроил отъезд подруги и учительницы?

– Я... все в порядке, поверь. – Она накрыла рукой его ладонь, лежавшую на колене. Лицо ее запылало румянцем.

– Что-то не так, Флоренс? – Глаза Фреда выдавали его беспокойство, хотя он и пытался скрыть это под благодушной улыбкой. – Что тебя волнует?

Девушка потеребила ворот его расстегнутой рубашки, подбирая слова.

– Ты не будешь... ты не будешь против, если я тебя поцелую?

– Э-э? Поцелуешь? – Глаза Фредди странно блеснули. – Нет-нет, я не буду против. Но...

Флоренс наклонилась к нему, заставив замолчать, – больше всего она страшилась, что он начнет рассуждать о девичьей скромности и о ее отце-викарии, который точно не одобрил бы подобного поведения. Опустив руку на велюровую спинку кресла за головой Фреда, Флоренс потянулась к его губам. Глаза у него стали очень синими и как будто испуганными, но он не проронил ни слова.

Его губы оказались нежными и мягкими, и Флоренс почувствовала себя смелее. Она заставила себя целовать Фреда, и он постепенно стал отвечать па ее осторожные поцелуи, взяв инициативу на себя.

– Флоренс, – прошептал он.

Почему-то ей тотчас вспомнилось, как Мэри быстро и страстно покрывала поцелуями тело Эдварда. Разозлившись на себя, она сильнее приоткрыла рот, коснувшись языка Фреда своим. С губ Фреда слетел стон, похожий на вздох. Его поцелуй был куда более опытным, более умелым, чем поцелуй Флоренс. Он притянул ее к себе, усадив на здоровую ногу, так бережно, словно она была драгоценной статуэткой и он боялся ее раздавить.

Нет, конечно, с ним все было по-другому – не было той странной пустоты в голове, и жар не охватывал все тело. Но прикосновения Фреда были такими нежными и бережными, что Флоренс перестала бояться. Она обвила его шею руками, прижимаясь теснее, и позволила приподнять себя чуть выше. Фред пробежал пальцами по ее шее, словно удивляясь ее изящному изгибу, проследил линии ключиц. Это придало ей уверенности, и девушка скользнула рукой под его рубашку, нашла маленький упругий сосок и чуть сжала.

Тело Фреда словно окаменело на мгновение, а затем он отстранился. На его лице не было и следа того возбуждения, какое царило на лице Эдварда от ласк Мэри, – только странное спокойствие и улыбка.

«Что ж, мне далеко до Мэри Вэнс», – подумала Флоренс расстроенно.

– Прости, – виновато прошептала она. – Я, наверное, очень неловкая и не знаю, как себя вести, чтобы... ну...

Фред улыбнулся мягко, сняв ее руку со своего плеча, и поцеловал в ладонь. От этого Флоренс стало еще больше не по себе, словно она в чем-то провинилась.

– Дело не в твоей неопытности, милая. Просто я думаю, ты немного торопишь события. Наша игра могла бы завести нас очень далеко, а девушка может потерять свою честь лишь однажды. Что бы сказал твой отец, узнай он, что я воспользовался твоей неопытностью еще до свадьбы?

– О Боже, я так и знала, что ты это скажешь!

– Вот видишь! Если ты думала об этом, значит, была не слишком в себе уверена. – Фредди ласково убрал локон с ее лба. – Подожди чуть-чуть, пять месяцев пролетят незаметно.

«Только не для меня, – с тоской подумала Флоренс. – За пять месяцев может столько всего случиться!»

Она прижалась к Фреду, укрыв лицо на его плече, чуть не плача от отчаяния.

Самое страшное – то, что ни ее ласки, ни поцелуй не заставили жениха возжелать ее. Та часть тела, которая должна была откликнуться на ее прикосновения, не увеличилась и не уперлась ей в ягодицу, как она того ждала. Лицо Фреда было спокойным и отстраненным, сердце под ее ладонями не стучало часто и неровно. Фред даже теперь оставался тем, кем был всегда, – джентльменом до кончиков пальцев.

Остался бы он джентльменом, когда бы узнал, что его суженая далеко не так невинна, как он о ней думает?

Предложение Ипатии посетить ее старых друзей оказалось как нельзя более кстати. Флоренс, чувствовавшая себя убитой после неудачи с женихом, радостно согласилась.

Герцогиня явно беспокоилась по поводу визита. Она беспрерывно поправляла прическу и ухитрилась несколько раз потерять в собственной комнате трость, с которой не расставалась. В экипаже она приоткрыла окошко и взволнованно разглядывала проплывающие мимо улицы. Когда она вздохнула в четвертый раз, Флоренс не выдержала:

– Вы явно обеспокоены, тетя. В чем дело?

– В дорогих сердцу воспоминаниях твоей старой тетушки, дитя мое, – улыбнулась Ипатия, обернувшись к ней. – Когда ты достигнешь моих лет, ты тоже будешь иметь сомнительное удовольствие перетрясать их перед встречей с подругой юности.

– О, вам незачем прикидываться старой, тетя, – засмеялась девушка.

– Дело не в годах, дорогая. – Ответный смех герцогини был вполне довольным. – Дело в грузе воспоминаний. У одних и в молодости их целый неподъемный воз, а иным до самой смерти столько не скопить. Самая великая драгоценность, какую мне дал Бог, – это друзья детства. Никто, кроме них, не знает меня так хорошо, и никто не прощал мне столь многого.

Экипаж, свернув на узкую тесную улочку, покатился вдоль ряда невысоких домов. Их каменные стены словно сжимали дорогу с двух сторон, и лишь изредка вереница домов прерывалась, уступая место кряжистым деревьям и лучам летнего солнца. Дом, перед которым они остановились, отличался от других – передняя стена была покрыта белой известкой в прожилках деревянных перекрытий. Свежая солома на крыше была светлой и чистой. Само здание было немногим больше дома викария, в котором провела детство Флоренс.

Через калитку женщины прошли в небольшой сад. Хорошо утоптанная земляная дорожка вела прямо к дому, не делая ни одного легкомысленного изгиба. Даже оранжевые бархатцы, окаймлявшие ее, казалось, росли в строгом порядке, как игрушечные солдатики. Эта подчеркнутая аккуратность заставила Флоренс улыбнуться.

Неожиданно герцогиня остановилась посредине дорожки и тронула девушку за рукав.

– Погоди минутку, дорогая. В экипаже я так задумалась, что не успела ничего рассказать тебе о женщине, к которой мы пожаловали. Кэтрин и я росли вместе и сохранили дружбу до этих дней. Это чудесная, добрая женщина, готовая предложить помощь каждому, кто в ней нуждается.

– Судя по всему, сейчас последует какое-то «но»?

– Верно, – кивнула Ипатия. – В молодости Кэтрин ждало тяжелое испытание, которое оставило ужасный след в ее сердце. Виной всему был мужчина, как ты, наверное, догадалась. Я знаю, ты добрая девушка и не станешь судить слишком строго мою подругу за те маленькие странности, которые появились в ее характере после столь горького опыта. Прошу тебя, как можно меньше упоминай о своей помолвке с Фредом, даже если Кэтрин сама тебя спросит. Моя подруга ужасно переживает за всех юных леди, опасаясь, что они могут совершить ту же ошибку, что и она в свое время.

– Я постараюсь следить за тем, что говорю, – пообещала Флоренс. Сердце ее болезненно сжалось от сочувствия к незнакомой женщине. Как легко она сама могла оказаться в подобной ситуации, разочарованная и обиженная судьбой! Что за чудесная женщина ее тетка! Сохранить любовь к подруге детства, прощать ей маленькие странности и принимать такой, какая есть!

На стук открыла служанка в коричневом саржевом сарафане и переднике – непривлекательная женщина неопределенного возраста. Несмотря на невысокий рост, она была тем не менее очень крепкого телосложения и оттого напоминала мужчину. Флоренс невежливо уставилась на мускулистую руку, лежавшую на дверной ручке. Невыразительные глаза служанки мрачно буравили гостей.

Флоренс сразу подумала, что женщину наняли в этот дом как раз за неброскую внешность и отсутствие всяческого мужского внимания (в том, что второе – чистая правда, девушка была так уверена, что могла бы заложить душу). Служанка вымученно улыбнулась и пригласила Ипатию и Флоренс войти.

Если строгий порядок сада скорее позабавил девушку, то обстановка дома просто ужаснула. Из небольшой прихожей, куда их провела служанка, можно было рассмотреть гостиную. Мебель была старой, но сохранилась отлично. В комнате не было ни единого лишнего предмета, и она могла бы показаться нежилой, если бы не несколько мелочей, призванных создать уют. Но ни кружевные салфетки, ни фотографии в рамках, ни витые подсвечники не смягчали суровых линий диванов и сервантов. Скорее они подчеркивали странный, почти казенный порядок. Даже косые солнечные лучи, проникавшие в гостиную сквозь стекло, казалось, освещали только то, что нужно было хозяйке.

Сама хозяйка, едва выйдя навстречу гостям, тотчас поспешила к окну, чтобы занавесить его.

– Ковры могут выгореть, – с укором произнесла она, обернувшись к служанке.

– Прошу прощения, мэм, – ответила та тоном, более уместным на похоронах. – Я подумала, что ваши гости любят яркий свет.

Хозяйка покачала головой и печально улыбнулась. Во время этого странного диалога Флоренс незаметно разглядывала женщину. Фигура у нее была не такая статная, как у Ипатии, но годы не прибавили ей веса, поэтому она была по-своему изящна. Светлые волосы вовсю серебрились сединой, а вокруг рта лежали глубокие морщины, свидетельствовавшие о перенесенных страданиях. Однако кожа лица была нежной и персиково-розовой, словно у фарфоровой куклы. Несомненно, решила Флоренс, хозяйка дома была в молодости весьма хороша собой.

Больше всего ее удивил наряд женщины: черное платье, посеревшее от долгой носки. Напрашивался вывод, что большую часть жизни его обладательница провела в глубоком трауре.

Неужели потрясение, пережитое в юные годы, может наложить на человека такой отпечаток? Отец Флоренс говорил, что время лечит любую боль, но сам провел половину жизни, оплакивая рано умершую жену.

Девушка опустилась на зеленую софу, ожидая, когда подруга герцогини повернется и поприветствует гостей. Однако та продолжала распекать служанку.

– Берта, – спросила она, – что это за молодой человек, которого я видела сегодня утром у черного хода? Он работает в мясной лавке, не так ли?

– Да, мэм. – Угловатая женщина поникла плечами. – Джеб доставил свежее мясо.

– Ты же знаешь, что я не одобряю, когда мои слуги заводят себе ухажеров.

– Да, мэм. Я знаю, мэм. Я бы ни за что не позволила себе, мэм.

К этому моменту Флоренс уже от души жалела несчастную. Когда та бросила на нее взгляд, девушка постаралась ободряюще улыбнуться. Даже если Берта заметила это, то не подала виду.

– Принести чай, мэм?

Хозяйка положила руку на плечо служанке, словно утешая.

– Я думаю только о твоей безопасности, Берта. Женщину легко обмануть, понимаешь?

– Да, мэм. Чаю?

– Конечно, Берта. И прошу тебя, используй щипцы для кекса. Ты же знаешь, что я не люблю, когда на сахарной пудре остаются следы пальцев.

Тут она наконец обернулась к гостям. У нее оказалась дружелюбная, мягкая улыбка, более приличествующая монахине. Флоренс сразу же простила ей разнос, устроенный бедной Берте. Девушка поднялась, чтобы поприветствовать хозяйку.

– Должно быть, ты – Флоренс Фэрли? Ипатия много писала о тебе. А я Кэтрин Эксетер. Надеюсь, ты станешь звать меня по имени, как твоя тетка. Мне кажется, мы давно знакомы, так много я о тебе наслышана.

– С... удовольствием, – замялась Флоренс, бросив взгляд на Ипатию. Как много герцогиня рассказала о ней подруге?

– Ты помолвлена с Фредом Бербруком, верно? – спросила Кэтрин, присев на самый краешек зеленого кресла, словно птичка на ветку. На ее лице читался интерес, пусть вежливый, но вполне искренний.

– Да, – коротко ответила Флоренс, борясь с желанием повернуться к Ипатии за поддержкой. – Думаю, мы с ним вполне поладим. Он очень приятный человек.

– Уверена, что он создает именно такое впечатление, – кивнула Кэтрин, пристально глядя на девушку. – Но ты должна быть настороже. Порой под приятной маской скрывается отвратительная личина. Особенно когда речь идет о Бербруках.

Эти слова поставили Флоренс в тупик.

– Кэтрин, – упрекнула подругу герцогиня.

И словно все сказанное было всего лишь шуткой, Кэтрин мелодично рассмеялась.

– Да, ты права, я не должна забывать, что и ты происходишь из той же семьи, дорогая Ипатия. Бербруки подарили мне тебя, и за это я буду им вечно благодарна.

– Я тоже, – усмехнулась добродушно герцогиня. – А теперь я жду твоих рассказов о том, что я упустила с того момента, как последний раз приезжала в Грейстоу.

С этого момента обе женщины погрузились в увлекательный разговор об общих знакомых, о которых Флоренс не имела ни малейшего понятия. Она рассеянно слушала восклицания типа «не могу поверить!», «в самом деле это так» и «кто бы мог подумать!». Как только чай и кексы были съедены, девушка поднялась и стала бродить по комнате.

Ее внимание еще раньше привлекли старинные клавикорды в дальнем конце гостиной с раскрытой партитурой старого английского церковного гимна. На крышке инструмента стояла фотография молодой женщины в дорогом платье. Судя по всему, это было изображение какой-то родственницы Кэтрин – об этом говорили та же фарфоровая кожа и тонкие черты лица. Флоренс задалась вопросом, что за мужчина мог бросить Кэтрин, если она хотя бы отчасти была так же красива в молодости, как женщина на фото.

– А, – раздалось за ее плечом, – вижу, ты разглядываешь мою племянницу. Она невероятно привлекательна, правда?

– Невероятно, – откликнулась Флоренс, не отводя взгляда от сияющих глаз женщины.

– Она пишет мне каждую неделю. Рассказывает мне разные светские сплетни и прочие глупости. Имоджин чудесная девушка. Кстати, она удачно вышла замуж. Лучшего для женщины трудно пожелать. Ее муж кладет к ее ногам все, стоит Имоджин только захотеть. Брак по расчету, иначе не назвать.

– Это... действительно удачно, – неуверенно ответила Флоренс.

– Да, – кивнула Кэтрин, но почему-то нахмурилась. – Удачно. Она держит супруга под пятой, раз за разом обводя вокруг пальца. Хотя его едва ли можно назвать несчастным – туда ему и дорога. Моя девочка не позволит себе повторить моих ошибок. Она никогда не связалась бы с Бербруком.

Флоренс взглянула на хозяйку дома еще более озадаченно. Она говорила так, словно пыталась убедить себя в чем-то. И это второе упоминание о семье Фреда и Эдварда!

– Кэтрин, – снова воззвала герцогиня, пытаясь сменить неприятную тему.

– Ничего страшного, Ипатия, – сказала та, не отрывая пытливого взгляда от Флоренс. – Девушка имеет право знать, в какое змеиное логово она хочет попасть. Я не говорю, что Фредди является худшим представителем Бербруков – эту честь я оставляю его брату, – но вся их кровь с червоточиной. Это люди с холодным, расчетливым сердцем. Ни одной женщине не под силу удержать их подле себя. Здесь не помогут ни красота, ни обаяние, ни острый ум. Хочу предупредить тебя, дорогая: бери от Бербруков все, что тебе нужно, но никогда не доверяй мужчинам этого рода, никогда не дари им своей любви. Иначе проклянешь тот день, когда судьба свела тебя с ними.

Флоренс смотрела на Кэтрин не отрываясь. Сердце стучало где-то возле желудка, глухо и болезненно. Ей начинало казаться, что подруга Ипатии способна читать мысли – о том, что она полюбила Эдварда, что страдает от этого. А Фредди? Не потому ли его тело не отзывалось на ее поцелуи, что сердце его холодно как лед? Нет, нет, не может быть! Флоренс попыталась избавиться от страха, сковавшего сердце. Фред был добр к ней, разве не так? Он ни разу не обидел ее. А Эдвард? Он заставил ее страдать, но ведь в том не его вина – только ее собственная. Он ничего не обещал ей, не обманывал ее чувств. Пусть он мрачен и суров, но он честен с теми, кого опекает.

– Уверена, что вы ошибаетесь, – твердо произнесла Флоренс. – Эдвард и Фред... очень хорошие люди.

– Самые лучшие, – подхватила Ипатия, вставая с софы. – Они совсем не похожи на отца, Кэтрин.

Та вздрогнула, когда герцогиня положила ей руку на плечо.

– Что ж, возможно. Но обещай мне, – она сжала руки Флоренс в своих, – что, если кто-нибудь из них обидит тебя и тебе будет нужна помощь, ты обратишься ко мне!

Девушка не нашлась что ответить. К счастью, Ипатия пришла к ней на выручку:

– Едва ли это понадобится. И перестань пугать юную леди, она слишком чувствительна для подобного разговора.

Ее подруга опустила глаза.

– Ну, хорошо. Но если я понадоблюсь, буду рада помочь.

Ипатия дружелюбно усмехнулась:

– Пожалуй, мы откланяемся. Не хотелось бы злоупотреблять твоим гостеприимством.

– Ну что ты! Какие глупости! – засмеялась Кэтрин, снова обретая спокойствие и добродушие. – Я всегда вам рада. Но мне известно, что вас ждет еще несколько визитов. Знаешь, Ипатия, а у Летти Коулз уже двое внучат, мальчики.

– Погоди рассказывать! Оставь это удовольствие самой Летти!

Обе женщины обменялись объятиями и поцелуями. Искренняя, добрая улыбка преображала лицо Кэтрин, делая ее моложе и красивее. Только сейчас Флоренс пожалела об отъезде Мэри Вэнс. Другой подруги у нее не было. И появится ли? Нелегко найти человека, который всегда поймет тебя и поддержит, когда все отвернулись.

Поднявшись в экипаж, Флоренс дождалась, пока кучер хлестнет лошадей, и карета тронется, а затем задала вопрос, не дававший ей покоя:

– Кэтрин и была той девушкой, которую бросил отец Эдварда?

– Да. – Герцогиня крепче сжала набалдашник своей трости. – Это лишь один из многих его грехов. Самое странное, что Стивен на самом деле любил Кэтрин. Поэтому он был так холоден со своей женой – просто не мог ей простить, что именно она уродилась дочерью герцога, а не Кэтрин. Несчастная так и не поняла, в чем провинилась перед мужем, и полагала, что недостойна его.

Флоренс содрогнулась от ужаса. Не приведи Господь когда-нибудь испытать столько боли, сколько выпало на долю этих двух женщин по вине одного мужчины!

Эдвард наблюдал за Флоренс, и его беспокойство день ото дня все возрастало. «Не в своей тарелке» – так мог сказать про нее Дженкинс. Она не выезжала верхом, почти не смеялась и перестала тайком пробираться в питомник для гончих, чтобы угостить их чем-нибудь недозволенным. От ее былой жизнерадостности не осталось и следа. Всю неделю она, словно тень, следовала за герцогиней к ее старым друзьям, как будто не было более увлекательного занятия, чем общение со старыми перечницами.

Вдова владельца антикварной лавки с ее скучными разговорами о современных нравах (разумеется, гораздо более свободных, нежели во времена ее молодости), жена церковного сторожа в старом линялом платье – девушка не пренебрегала ничьим обществом, словно старалась как можно меньше времени проводить в поместье.

Она даже посетила это мрачное привидение – Кэтрин Эксетер, чей дом обходили стороной городские мальчишки. Зная о тех трудностях, которые пережила женщина, Эдвард мог бы посочувствовать ей, но этому мешало одно неприятное воспоминание. Когда-то маленький Фредди, которому тогда было всего три года, играя в прятки, затаился за углом дома Кэтрин. Хозяйка выскочила наружу и, словно злобная наседка, защищающая цыплят, налетела на мальчика. В гневе она обозвала ничего не понимающего Фредди «адским отродьем», чем довела его до слез. Конечно, потом она рассыпалась в извинениях, и мать Эдварда приняла их, но сам Эдвард не забыл горьких рыданий испуганного брата. Поэтому ему не было дела до того, сколь набожной была Кэтрин Эксетер и сколько средств она потратила на благотворительность – для него она навеки осталась злобной старой девой.

Уж если Флоренс не смутил визит к этой женщине, что-то с ней определенно было не так.

Даже тетка Ипатия заметила перемены.

– Скучаешь по подруге? – спросила она как-то за обедом. – Жаль, что ей пришлось уехать. Но Эдвард вполне может и сам дать тебе пару уроков верховой езды.

Флоренс отрицательно покачала головой.

– Дело не в этом. Я скучаю совсем не по ней, а по родному дому. Общаясь с вашими друзьями, тетя, я вспоминаю всех тех, кто остался в Кезике, и мне их недостает.

– Хмм, – протянула Ипатия недоверчиво.

Впрочем, Эдвард тоже ни на секунду не поверил этому объяснению. Какой сильной должна быть ностальгия, чтобы так мучить несчастную девушку? Не может быть, чтобы тоска по дому была причиной темных кругов под глазами и отсутствия аппетита.

Граф не мог припомнить, когда в последний раз Флоренс поднимала на него глаза. Как бы ни смущали Эдварда ее взгляды, ему их не хватало. И почему она отказывается от его помощи в верховой езде? Уж не подозревает ли, что он нарочно отослал Мэри – лишь бы причинить ей боль? Хотя она вполне может думать о нем такое, видя, как холодно он к ней относится.

Проклятие! Эдвард заставил себя расслабить пальцы, сжимавшие бокал с вином, опасаясь, что может его раздавить.

– Завтра ты покажешь мне, чему тебя научила Мэри Вэнс. Без практики ты легко забудешь ее уроки, а мне бы этого не хотелось.

Флоренс взглянула на него, и глаза ее блеснули. Эдвард уже успел забыть, как это бывает, и на секунду замер, не в силах двинуться. Странный ком застрял в горле, и пришлось сделать хороший глоток вина, чтобы протолкнуть его в желудок. И даже там он улегся тяжело и неудобно. Его мужское естество само по себе дернулось и стало наливаться в штанах, скрытое – слава Богу! – крышкой стола. Ругая себя на все лады, Эдвард отвел глаза в сторону.

– Если тебе действительно этого хочется, – ответила Флоренс, сделав упор на слове «действительно», – я с радостью приму твое предложение.

Это «действительно» задело графа. Неужели она в самом деле думает, что он такое чудовище, что только вежливость является настоящей причиной предложения составить ей компанию?

– Если бы я не хотел, я бы не предлагал, – фыркнул он раздраженно.

Герцогиня вопросительно приподняла брови, удивленная его тоном, и несколько секунд молча изучала Эдварда.

– Вот и отлично, – наконец произнесла она. – Мы же не хотим, чтобы невеста Фредди скучала в Грейстоу.

Этой ночью Эдвард почти не спал. Его преследовали сны, один другого откровеннее, в которых он так или иначе обладал Флоренс. Раз за разом он вскакивал, словно подброшенный пружиной, вцеплялся себе в волосы руками и начинал ходить по комнате. Когда он пытался уснуть, все начиналось сначала.

Сегодня утром он будет вести себя корректно, очень корректно! Он должен совладать со своим навязчивым желанием и сосредоточиться на прогулке.

Но все его благие намерения пошли прахом, когда он увидел Флоренс. На ней было синее платье, поднимавшее грудь и подчеркивавшее тонкую талию, в котором он уже видел ее в Лондоне. Маленькие туфельки – те самые, что он тайком прижимал к груди в коридоре! – изящно сидели на ножках. Когда Эдвард подсаживал девушку на лошадь, одна туфелька оказалась так близко от его лица, что он чуть не задохнулся от нахлынувшего волнения.

Флоренс коротко поблагодарила его за помощь. Граф даже не знал, быть ли ему признательным ей за немногословность или винить за это.

Хлестнув Самсона, Эдвард выехал чуть вперед и направил лошадь в северную часть поместья, к заброшенному особняку. Старый Грейстоу-Холл был все так же великолепен, как и годы назад. Дед Эдварда, построивший новый дом, хотел разрушить особняк, но почему-то не довел дело до конца, поэтому одно крыло сохранилось нетронутым. Отец часто приводил сюда маленького Эдварда и посмеивался над восторгами сына. Несмотря на суровое воспитание, Эдвард был всего лишь ребенком и потому населил стены здания привидениями и феями. Ему казалось, что это самое прекрасное место в мире, и даже сейчас, увидев каменные башенки, он почувствовал знакомое стеснение в сердце.

Возможно, не стоило приводить сюда Флоренс. Рядом с Грейстоу-Холлом Эдвард становился уязвимее, а это было совсем некстати сейчас.

– О! – восхищенно протянула девушка. – Здесь удивительно! Представляю, как вы с Фредом играли здесь целыми днями!

– Такое случалось. Особенно в рыцарей, – признался Эдвард и против воли улыбнулся. В душе ему было приятно, что Флоренс тоже очарована заброшенным особняком. Любая другая увидела бы здесь только бесполезную груду камней, заросших плющом. При мысли об этом Эдвард снова улыбнулся. Что плохого в том, что он будет к ней помягче? Разве запрещено находить приятным общество будущей жены своего брата? Сегодня он не будет портить ей настроение своей неизбывной мрачностью и отстраненностью.

Граф помог Флоренс спуститься с лошади. Короткое прикосновение к ее талии заставило вновь ожить каждую клеточку его тела, и он чуть не отдернул руки. Воздух как будто стал слаще и гуще. Или это запах сирени?

Взяв Самсона под уздцы, Эдвард направился к развалинам. Флоренс шла рядом. Граф не знал, стоит ли похвалить девушку за ее успехи в верховой езде. Наверняка она сама чувствовала себя гораздо увереннее в седле, чем в тот день в Лондоне, когда ее лошадь прянула в сторону его жеребца. Да и Мэри скорее всего много хвалила ее. Поэтому Эдвард промолчал.

Они остановились на пригорке, с которого открывался вид на нежно-зеленое поле, на пятнистых коров, на голубую ленту реки с растущими по берегам плакучими ивами. Лошади, воспользовавшись свободой, начали пощипывать траву, стоя плечом к плечу. Самые сочные пучки Самсон оставлял кобыле, словно опекая ее. Флоренс в задумчивости наблюдала эту идиллию. Лицо ее почему-то было печальным.