Текст книги "Спальня, в которой мы вместе"

Когда наконец я наградила Луи долгожданными движениями губ вверх и вниз вдоль его члена, я подумала, что он может не сдержаться. Поэтому я вынудила его сделать небольшую паузу, властно прижав свои гениталии к его губам, и начала покачиваться в такт движениям его языка, прокладывавшего путь в моих влажных складках.

 
Take something bad, and make it into something good
 

Список музыки, добавленной мною в плей-лист, продолжался. Чувственность белого регги сменилась отрывком электронной поп-музыки, которую открыл для меня Луи в свое время. Ритмичные четкие звуки призывали к блаженному темпу движений.

Именно этот момент я выбрала, чтобы заняться с ним любовью по-настоящему. На сей раз все было не случайно, я контролировала все: угол сближения, глубину, ритм, темп. Я была хозяйкой его удовольствия, и я выверяла его максимально точно. Каждая реакция Луи, даже едва уловимая, легкое дрожание или моргание ресниц, давала необходимую информацию для моих регулировок и настроек: сжать мышцы влагалища, выгнуть спину, сдавить бедра, наконец, расслабить все, чтобы он забыл о технике и видел только меня.

Но при этом я не забывала и о себе. Каждый раз, когда движением моих ягодиц высвобождалась вагина, я клала два или три пальца на свой набухший клитор и давила на него с каждым разом все сильнее. Временами я останавливалась, потом возобновляла эту четко выверенную карусель, чутко ловя трепетания, когда его член в агонии уже не мог контролировать себя.

Я не знаю, кто из нас двоих кончил первым. Только помню, что волна, зародившаяся в моих глубинах, затопила нас обоих. Она была лишь первой. Конечно, этой ночью будут и другие. Я твердо решила сделать из него своего заложника до самого утра.

Часами терзаемый и выжатый, словно сочный фрукт, стимулируемый и эрегируемый мной всеми возможными способами, он, не колеблясь, подчинился этому новому требованию со сладострастной покорностью, зачарованный тем, что видит меня в роли завоевательницы, уверенной в своем наслаждении.

Но был ли у него другой выбор? Я брала то, что мне причиталось. Я получала от его члена все, что он мог мне дать, я пронзала им свое чрево, где он взрывался от наслаждения столько, сколько я от него требовала.

А этой ночью я требовала много и долго.

9
1 июля 2010

Мы встретились на следующий день вечером. Та же комната. Тот же плей-лист. Те же роли доминирования и подчинения. Те же многократные оргазмы, и мы, ненасытные друг другом после этого периода воздержания.

На следующий день по моей просьбе мы поменялись ролями. Хотя связывание вызывало у меня дурные воспоминания о событии, случившемся со мной не так давно в этой гостинице, я доверилась Луи. И не напрасно.

Он вылизал меня с таким остервенением, что мое лоно горело, а клитор умолял об оргазме. Я истекала вся, я была просто гейзером удовольствия, источником, к которому Луи припадал с наслаждением измученного жаждой животного.

День больше не существовал. Мы были вампирами друг для друга и жили ночью. Точнее, для ночи. Мои дни сейчас состояли только из тщательной подготовки к следующему времени суток: выбор музыкального сопровождения, выбор нижнего белья…

Когда я не доводила себя до изнеможения с ним в комнате номер два, я снимала напряжение в своей постели в полусне, где думала только о нем. Он занимался со мной любовью в моем воображении днем и в реальности – в настоящей прекрасной реальности – все ночи. Даже в благословенные времена, проведенные в «Жозефине», эротическое напряжение между нами не было таким постоянным. Время испытаний, отныне принадлежащее прошлому, уступило место для времени игр. Возбуждающие игры под страхом потери и разочарования, заставляющие нас жить интенсивно и насыщенно.

Мне первой пришла в голову эта мысль: присылать друг другу с виду невинное эсэмэс каждый раз, когда один из нас занимался мастурбацией. Мы условились, что сигналом будут две буквы: ЯМ. Этого простого сообщения оказалось достаточно, чтобы вызвать в нас цунами. Так, даже в разлуке, даже на расстоянии, у каждого имелась своего рода ядерная кнопка, которой он мог воспользоваться по желанию и до беспамятства. Мы были Доктором Стрейнджлав для желаний друг друга, способные нажать кнопку запуска в любой момент. Однажды вечером я получила три или четыре ЯМ друг за другом, на которые ответила с тем же энтузиазмом. В тот день в течение получаса мы достигли совершенной синхронности. Я тогда подумала о трусиках с вибратором и поспешила рассекретить Луи код, который включал их при помощи эсэмэс. Даже если эта игрушка не удовлетворяла меня полностью, мысль о том, что Луи ею управляет и обладает властью надо мной, возбуждала меня. У меня было несколько коротких оргазмов, во время которых я кричала, не сдерживаясь.

Очень скоро во мне проснулась ненасытность, и мне уже было недостаточно этого приспособления. Я одна сходила в «Долхаус», бутик секс-игрушек, куда Соня затащила меня несколько недель назад. Там я совершила необходимые покупки: вибратор «кролик» для двойной стимуляции, внешней и внутренней, карманный вибромассажер «помада», вагинальные шарики гейши, одна анальная пробка для электростимуляции. Я не чувствовала в себе азарта коллекционера, как Соня. Мой выбор был прагматичным, мои нужды были четко обозначены, а чувства в итоге удовлетворены сполна.

«Привет, моя красотка… Ну да, я знаю, что ты знаешь, но все-таки это просто с ума сойти, как необычно все то, что происходит со мной. Хорошая новость – я объявила Фреду, что все кончено. Плохая в том, что это привело его в еще большее бешенство, чем предполагалось, и мне пришлось съехать с квартиры, чтобы он не вынес дверь. В любом случае из-за моих задержек с квартплатой рано или поздно меня бы все равно оттуда выставили…»

Соня не уточняла, куда она съехала. Я предположила, что в гостиницу, где укрывался и сам Франсуа Маршадо.

Я больше не отвечала ни на телефонные звонки, ни на сообщения, которые присылали Соня, Маршадо или Зерки. В последние дни июня – или это уже был июль? – адвокат сообщил мне, что дата следующего заседания отложена на несколько дней. Оно будет проходить 4 июля, в день национального американского праздника. Не знаю почему, но я пыталась увидеть в этом хорошее предзнаменование. Зерки разубедил меня присутствовать на нем. «Как я уже говорил ранее, ваше присутствие еще больше может настроить Дэвида против брата».

В некотором роде, закрывшись в своей квартирке, я исчезла, как когда-то это сделала Аврора.

Дыхание, похожее на то, что я слышала в голосовом сообщении в день своего дня рождения. Затем этот наконец раздавшийся голос, нежный, вероятно, более приятный уху, чем мой, но тем не менее со знакомым откликом (странное ощущение – слышать собственный тембр в более зрелой, взрослой версии):

– Анабель?

– Это я.

– Аврора…

– Знаю, – не придумала ничего лучше ответить я.

С сожалением я обнаружила, что ее номер телефона был скрыт.

– Где вы? – тотчас же продолжила я.

– В телефонной будке.

– Можем увидеться сейчас?

Сейчас, сию минуту, тут же. Пора было наконец сопоставить две наши такие разные истории и две такие похожие внешне личности.

– Нет.

– Почему?

– Я не в Париже.

– Где же, в таком случае?

– В Динаре.

Представив, как Аврора гуляет в Сен-Мало, бродит, словно призрак, среди вилл, я задумалась, где она могла обосноваться: в гостинице или у своей матери? Однако похоже, что Флоранс Дельбар искренне верит в сценарий суицида, разработанный братьями Барле. Я вспомнила ее искаженное от ужаса лицо, когда она увидела, как я появляюсь между двух могил на кладбище Рокабей. Для нее приемная дочь на самом деле исчезла с лица земли раз и навсегда.

– Вы хотите… Вы хотите, чтобы я к вам присоединилась?

Я чувствовала, что готова сделать все, лишь бы не разрушить зарождавшуюся между нами хрупкую связь. Каждое произнесенное Авророй слово, как мне казалось, выводило несчастную женщину из той пещеры, куда заточил ее Дэвид, и возвращало обратно к живым людям.

– Да, это хорошая идея, – произнесла она, немного поколебавшись.

– Ладно, отлично… Где вы хотите, чтобы мы встретились?

– Я не знаю… скажем… в «Рош брюне».

Какая прекрасная, какая волнующая, какая печальная и романтическая мысль… «Рош брюн», именно то место, куда судьба заточила ее более двадцати лет назад. Именно там она покинула этот мир, чтобы скрыться в неопределенности тайного существования. Я бы скорее предположила, что Аврора будет избегать того места, где она лишилась всего. Зачем возвращаться именно туда, где жизнь ускользнула от нее? Что она могла ожидать от возвращения к этим истокам?

– Вы уверены? – удивилась я.

– Да. Все остановилось для меня там… Но кто знает… Может быть, жизнь сможет сделать там новый виток для вас.

Мелодраматичные нотки ее речи тронули меня. То, что она таким образом ассоциировала меня со своей судьбой, надеясь, что я ускользну от злого рока, который поразил ее, показалось мне залогом искренности. Элегантный способ разрушить стену подозрений и ревности между нами.

Может быть, я ошибалась. Может, слишком надеялась на встречу с ней. Что я могла ожидать от женщины, которая провела двадцать лет своей жизни в тюрьме лжи и молчания? Была ли она еще в здравом уме? Не удовольствуется ли она тем, что будет пересказывать истории, сочиненные Дэвидом, ее братом?

Я повесила трубку после того, как мы договорились, что я как можно быстрее увижусь с ней в Динаре – было условлено, что она будет появляться в той же самой телефонной будке в шестнадцать часов для того, чтобы мы назначили более точное место встречи.

Я зарылась в убежище из мятых простыней в недоумении. А что, если это всего лишь очередная ловушка Дэвида Барле?

После своих угроз преследования он резко изменил поведение и сейчас, напротив, демонстрировал одну из самых примирительных манер. Я не могла удержаться от брезгливой гримасы при воспоминании о том слащавом послании, которое Дэвид прислал в день моего двадцатичетырехлетия. И это в тот самый момент, когда он скидывал груз собственных ошибок на моего мужа. А сейчас Аврора таинственно выплыла из своего укрытия… Внезапно она изъявила желание поделиться со мной секретами мученицы, принесенной в жертву на алтарь соперничества между братьями Барле… Какое совпадение.

Нет, нет, нет… Я, без сомнения, доверчива, но не до такой степени, чтобы проглотить это. Неужели он действительно боялся, что я обнародую подробности его прошлого, и решил внезапно пустить в ход такое средство? Достать из рукава свою сестру и жену в качестве последнего козыря?

– Я начинаю думать, что ваша статья в «Экономисте» напугала Дэвида так, что у него душа ушла в пятки, – предположил Маршадо, когда я наконец позвонила ему. – Должно быть, он решил, что если вы способны опубликовать подобное, то, не колеблясь, раскроете все, что знаете на сегодняшний день.

– Однако он не знает того, что мы прячем в рукаве, вы и я.

– Мы добрались до Авроры, до Эмили… Он это знает. И это уже много.

Дэвид ожидал, что мы обратимся в суд, чтобы донести на его единокровный брак?

– Согласна. Но я все-таки не поеду туда, чтобы поболтать с ней, словно с давней подружкой. Это смешно…

– На сегодняшний день, – громко произнес Франсуа, – Дэвид полагает, что преимущество на его стороне. И при всей объективности, так и есть: ему удалось скомпрометировать Луи в двух случаях, он разрушил мой брак, скоро ему предстоит слияние с корейской компанией. И вот он делает новый обманный ход конем с Авророй, чтобы задобрить вас.

Маршадо, безусловно, все четко продумал. Но я отказывалась разделить с ним это воинствующее желание. В отличие от него я не хотела поставить Дэвида на колени, заставить его истекать кровью. Я стремилась лишь к тому, чтобы Дэвида увидели разоблаченным, обнаженным, представленным перед неумолимым взором истины.

– Если вы туда не поедете, – продолжал Маршадо, – он насторожится. И затем, кто знает, как Аврора поведет себя, встретившись с вами лицом к лицу. Всегда можно ожидать, что она расколется и расскажет больше, чем ожидалось.

– Безусловно, но если я поеду туда, я рискую пропустить ближайшее слушание дела Луи…

Я не стала упоминать мнение Зерки по этому поводу.

– В таком случае… Только вы сама можете принять решение. Но мне кажется, вы больше поможете Луи, если продолжите свои расследования, чем если будете бессильно терзаться на скамье XV палаты суда.

С одной стороны, Луи запрещал мне продолжать раскопки своего прошлого. С другой – Зерки отказывал мне в праве оказать поддержку мужу, как я это представляла себе. В обоих случаях у меня было ощущение, что я против своей воли стану вести игру на стороне Дэвида. Это больше не было двойным ограничением, это уже не было дилеммой… Это было погружением во вселенную, где давление окружало со всех сторон, ограничивая каждое мое действие, каждую мою мысль.

Я позвонила Соне и отдала принятие решения в ее руки.

– Если я прямо сейчас отправлюсь в Динар, ты поедешь со мной?

– Эм, да… Почему бы и нет?

– Уверена? Это не обломает твою лав стори в самом ее разгаре?

– Ну… С сегодняшнего утра все стало несколько сложнее.

Замалчивание против замалчивания, Маршадо тоже воздержался и не стал рассказывать мне, как развивается его бурный развод. Сесиль совсем не собиралась признавать свою вину и перешла в наступление: установив при помощи судебного пристава-исполнителя факт оставления мужем места жительства семьи, она наняла частного детектива, чтобы следить за похождениями Франсуа. Теперь она угрожала установить факт прелюбодеяния, что позволило бы ей потребовать у судьи по семейным делам развод по вине супруга. Нет более озлобленного человека, чем тот, кто знает, что он виноват…

Маршадо был вынужден попросить Соню временно покинуть «Реле-де-буа», небольшую двухзвездочную гостиницу, где их любовь наконец начала расцветать в янтарном свете солнца, проникающего через листву растущих по соседству каштанов.

– Ты сейчас на улице?

– Ну что-то типа того, отчасти да.

И даже абсолютно да.

– Я поняла… Во сколько ты появишься у меня с вещами?

Она тотчас же приняла мое приглашение и появилась у двери моей квартиры в конце вечера, нагруженная двумя огромными чемоданами, которым было довольно сложно отыскать место в маленькой студии.

– Ну ладно. Я знаю все, что ты скажешь.

– Да? И что же я скажу? – пошутила я.

– Что я величайшее ничтожество. И ты будешь права десять тысяч раз.

– Располагайся! – предложила я.

Я ее не осуждала, к тому же это внезапное вторжение принесло мне максимум пользы. Я больше не могла находиться наедине со всеми своими вопросами и проблемами.

Билеты на прямые поезда до Сен-Мало на сегодня оказались распроданы. В атмосфере веселого общения, которого у нас не было, наверное, со времен студенческой учебы, мы провели весь вечер, занимаясь тем, что размещали Соню в моем захламленном жилище. Я забавлялась, глядя на ее откровенно кричащее сексуальное нижнее белье, она смеялась над моими хлопчатобумажными трусиками. Мы валялись, как два подростка, на кровати, нежась в потерянной беззаботности того счастливого возраста.

– Ты знаешь… – наконец рискнула она произнести негромко, глядя, как и я, на потрескавшийся потолок. – Я не представляю, когда смогу снова снять себе квартиру. И даже если он будет согласен, я не уверена, что хочу прямо сейчас броситься с головой в совместную жизнь с Франсуа.

Расшифровка: возможно, я обоснуюсь на некоторое время у тебя.

– Я знаю, Соня. Оставайся здесь.

Она приняла мое предложение с благодарной улыбкой, и мы больше не говорили об этом. Доказательство того, что один порыв великодушия стирает всю горечь обид. Забыты все наши трудности и небольшие предательства. Наша дружба восстановлена, почти такая же безупречная, как в тот день, уже целую вечность назад, когда мы сидели рядом в амфитеатре на истории, в Нантре.

Так как Соня весь вечер висела на телефоне, болтая со своим новым возлюбленным, я залезла в Интернет, решив поискать еще одного интересующего меня человека: Роже Лебурде. Само собой разумеется, что в Сети было не слишком много информации о мужчине, исчезнувшем более тридцати лет назад, в те времена, когда Интернет назывался Arpanet и когда еще даже не было отправлено первое электронное сообщение.

Однако, к счастью, довольно долго переходя от ссылки к ссылке, я обнаружила, что компания Барле недавно отсканировала почти все свои архивы. К ним можно было получить доступ посредством небольшой оплаты. Таким образом, за один евро девяносто девять центов я смогла ознакомиться со статьями «Океана», местной справочной ежедневной газеты запада Франции. Я навела справки о выпусках от 25 декабря 1971 года, даты, когда была сделана фотография у елки, до 11 марта 1972 года, дня, когда Дэвид и Эмили Лебурде оказались зачислены в Сен Броладр. Едва я нажала на кнопку запуска поиска, как тут же выпало более полудюжины совпадений, все датируемые февралем 1972 года. Первое из списка – элементы располагались в хронологическом порядке – ссылалось на газету с рубрикой происшествий в издании «Сен-Мало и район», опубликованное 11 февраля 1972 года.

Трагедия произошла прошлой ночью в старом квартале Сен-Энога в Динаре. Роже Лебурде, главный редактор газеты «Изумруд», скончался вместе со своей супругой Ноэль после взрыва, а затем пожара, которые уничтожили их виллу, выходящую на пляж. Ведущееся расследование должно установить причину зловещей трагедии, но по первым проанализированным уликам на месте трагедии, собранным полицией Динара, уже выяснилось, что скорее всего утечка газа, которая привела к взрыву, была организована преднамеренно. Действительно, никакого износа в оборудовании жилища не обнаружено. При условии подтверждения версии официальными органами есть подозрение на попытку суицида. Единственная утешающая новость в этой печальной картине касается детей супружеской пары. Дэвиду (3 года) и Эмили (2 года) удалось вовремя убежать из горящего здания на улицу, где их подобрали соседи. Больше подробностей в наших следующих выпусках.

Местный журналист, написавший эту статью, воздерживался от всяких размышлений, касающихся мотива, который мог бы привести Роже Лебурде к сведению счетов с жизнью. Так же, как и его коллеги по перу в последующих статьях, которые ограничивались только тем, что подтверждали версию суицида, по-прежнему по данным из полицейских источников.

«Океан», «Океан»… Я возвращалась к названию журнала, как к клубку шерсти, убежденная, что, потянув за правильную ниточку, приду к началу решения задачи.

– Альбана! – закричала я внезапно во весь голос. – Альбана Леклерк!

Со времени моего ухода из Б‑ТВ я не поддерживала никаких контактов с журналисткой, которую Дэвид на несколько дней сделал моей наставницей. Сейчас я вспомнила, каким образом мне представили Альбану: «Ее отец управлял «Океаном» от имени группы компании в течение двадцати лет». Без сомнения, господин Леклерк знал лично того, кто должен был являться его основным конкурентом.

Я незамедлительно отправила эсэмэс Альбане, которая после довольно прохладного приема в конце концов уступила и согласилась на недолгую встречу следующим утром в ближайшем к башне Барле кафе с символичным названием «Сен-Мало».

Возвращение в эти стены на самом деле не доставило мне никакой радости. Альбана, верная своему вечно воинственному образу, ждала меня за столиком, с хитроватым видом, несмотря на ранний утренний час, потягивая из кружки пиво.

– Должно быть, тебе действительно очень нужна эта информация, если ты подала признаки жизни спустя столько времени…

Я проигнорировала ее небольшую провокацию и сразу же протянула распечатку статьи, которая меня интересовала.

– И что теперь? Предположительно, я должна знать этих людей?

– Ты нет. Но я думала, что твой отец…

– Мой отец – ублюдок, – резко оборвала она меня со своей обычной прямотой, – и он умер от рака десять лет назад.

Я лучше поняла ее дерзкие повадки, ее обычно мужское поведение и ее неврозы, среди которых запоздалая анорексия, от которой она страдала, была всего лишь наиболее очевидным их проявлением.

– А… Мне очень жаль.

– Для этого нет никакого повода.

Казалось, она пожалела о своем агрессивном тоне и спросила меня, внезапно став более приветливой:

– Что ты хочешь знать на самом деле?

– Я подозреваю, что ты никогда не пересекалась с господином Лебурде…

– Да, подтверждаю это.

– …потому что он умер задолго до твоего рождения. Но я спрашивала себя, не слышала ли ты между делом что-нибудь по поводу покупки «Изумруда» Андре Барле?

Ее взгляд, всегда такой решительный, на мгновение потерялся за витриной, где-то на вершинах башни Барле, там, где она скрывалась в небе.

– Все, что я могу рассказать тебе чисто с управленческой точки зрения, – это то, что Дэвид был алтарным мальчиком по сравнению со своим отцом.

– То есть?

– Компания Барле была построена исключительно на семейной удачливости или на экономическом подъеме славных Тридцати лет. В эту эпоху, в шестидесятые-семидесятые годы, методы Андре Барле славились особой жестокостью: он находил маленькие газеты на грани разорения, перекупал их за бесценок, отправлял в отставку больше половины штата и реанимировал все благодаря своим связям среди местных крупных рекламодателей.

Это подтверждало некоторые факты, собранные Маршадо. Я также вспомнила о поспешном увольнении Алисы, невольным свидетелем которого стала, и обо всех слухах по поводу способа, каким Дэвид без всяких угрызений совести освобождался от мертвого груза своего предприятия. Включая Фреда Морино или собственного брата.

– Ты думаешь, что Лебурде мог покончить жизнь самоубийством и убить свою семью из-за трагедии с его газетой?

– Говорю же, я не знала этого господина и отец никогда мне о нем не рассказывал. Но полагаю, да, вполне вероятно.

Если Альбана говорила все как есть, если Андре обращался со своими приобретениями еще жестче, чем его приемный сын, тогда…

– Не все могут толкнуть собственных служащих в нищету безо всяких угрызений совести. Для семьи Барле это было легко, они жили в Париже, в личном особняке, в тепле и холе. А твой Лебурде… он, наверное, постоянно сталкивался со своими бывшими коллегами, оставшимися без средств к существованию. На улице, на выходе из школы, в булочной или на рынке… Он встречал свою вину, видя ее перед собой ежечасно. Найди успокоение или каждый день смотрись в отражение зеркала, живя с этим.

Итак, не будет лишним подвести итоги следующими словами: именно экономическая и социальная непримиримость Андре Барле – другие бы назвали это жестокостью – убила родителей Дэвида и Эмили Лебурде.