Текст книги "Пронзая ветер"

– А как хочешь?

– Ну, можно, Атланта, – предложила она. – Красивое имя, по-моему.

Но Линнок отверг ее предложение.

– Не выйдет. Имя должно соответствовать внутренней сути человека, иначе оно не принесет удачу. А ты на Атланту не похожа.

– А «Линнок» чему соответствует? Что означает твое имя? – заинтересовалась девушка.

– Одна моя знакомая говорит, что так на Южных островах звенит гонг, предупреждая о приближении нечисти. Там ее много водиться. Но это случайное совпадение. На самом деле, имя мне составляла Рондумэль, предыдущая Верховная Жрица Митриля. Каждый раз, когда кто-либо произносит его, сила дарует мне свое благословение. Такой обряд стоит немалых денег, поэтому для простых людей недоступен.

– Впечатляет, – признала Ланетта. – Значит, ты будешь щеголять своим заковыристо-магическим именем, а я должна буду отзываться на козье?

Линнок фыркнул:

– Так давай замаскируем твою внутреннюю козу. Назовем тебя Лани – в смысле много-много коз в одной флаконе.

Девушка подумала-подумала, и согласилась. Это имя ей вдруг каким-то уютным показалось. И совсем не козьим.

– Кстати, отныне я тоже не Линнок. Отныне будешь называть меня Линь.

– Линь – это такая скользкая и ленивая рыба в пруду? – усмехнулась Ланетта.

– Ага, – добродушно отозвался Шут. – А еще она способна выживать там, где никто не выживет.

– Хорошее качество, – была вынуждена признать девушка.

– Все…

Линнок, то есть теперь Линь, отстранился, откровенно любуясь своей работой. Затем он вынул содержимое из коробочки и в мгновение ока превратил ее в зеркало вполне приличных размеров.

– Смотри, – с гордостью произнес Шут, поднося его Ланетте.

На нее взирало осунувшееся девичье личико с сероватой кожей и тенями под блеклыми глазами.

– Сойдет, – вяло оценила Ланетта.

Линь хмыкнул и занялся собой.

Вскоре он тоже претерпел изменения. Парень словно потускнел, превратившись в неприметного обывателя большого города.

– Ну, вот, – удовлетворенно вздохнул Шут, – теперь можно опасаться только дождя и приступов чистоплотности. Обещай, что не смоешь краску! Иначе я никуда с тобой не пойду. Бродить по Миотополю с девицей, на которую пялятся все кому ни лень – такого счастья мне точно не надо.

Ланетта кивнула и перевела взгляд на крысу. Мордочка зверька выражала полное согласие со словами Шута. А потом в ее голове впервые прозвучал голос Корна. Это было так неожиданно. Девушка прижала руки к внезапно застучавшему сердцу:

– Линнок, будет лучше, если ты продашь подвеску Тагиль и купишь мне какой-нибудь другой защитный амулет. На нем может быть метка, по которой легко отыщут нас.

У Шута не было ни малейших сомнений в том, чьи эти слова. Он взял крысу за шкирку и поднес к лицу – она зашипела и тотчас же попыталась цапнуть. Линнок разжал руку, выпуская зверька.

– Он может с тобой говорить?

Ланетта кивнула. Шут с жалостью взглянул на разрумянившуюся девушку:

– Ну, ты подруга, даешь. Не успела сбросить одни оковы, как с готовностью нацепляешь на себя новые, еще более прочные. Ладно, что произошло, то произошло. А с твоим амулетом я еще за стеной разобрался. Думать, я тоже умею. Но когда мы попадем в Миотополь, я тебе действительно кое-что прикуплю.

И он мстительно усмехнулся, глядя на крысу.

Циркачи

Они двинулись в путь очень рано. Ланетта сонно брела след в след за Шутом. Деревья мрачно шумели, подол юбки был противно мокр и тяжел от обильной росы, полчища комаров нудно гудели. Зато никаких трупов больше им не встречалось, крылатый лев спал и видел свои предрассветные сны, кровососы тоже не трогали. Против последних Линнок использовал средство из своего рюкзака, окропив им себя и девушку.

Когда они вышли к тракту, рассвело, а трава под ногами высохла. По булыжнику грохотали нескончаемые вереницы повозок. В основном народ двигал в сторону города, до которого оказалось рукой подать. Но на дорогу молодые люди выбираться не стали, а двинулись вдоль кромки леса в противоположном направлении. И очень быстро нашли, что искали. На лесной лужайке стояла старая, видавшая виды повозка. Невдалеке от нее паслись две пегие клячи с выпирающими мослами и раздутыми животами.

Подойдя ближе, Ланетта оценила всю романтику жизни бродячих артистов. Облезлые шкуры на крыше фургона вряд ли могли служить достойной защитой в случае непогоды. Вокруг остывшего кострища в беспорядке валялась кухонная утварь вперемешку с цирковым инвентарем. Среди всего этого важно расхаживали вороны. При виде странников они с возмущенным карканьем поднялись в воздух. Из валяющегося котелка вылезла пара ежей и поспешила в ближайшие кусты.

– Эй, есть кто живой? – зычным голосом крикнул Шут.

Лежащий под колымагой сверток одеял на мгновение перестал храпеть, а потом с новой силой принялся за старое. Зато в недрах повозки что-то зашевелилось. Через пару минут из нее вылез заспанный коренастый мужчина преклонного возраста с добродушным лицом.

– Что вам угодно? – пробормотал он, протирая глаза.

– Принимайте артистов в свои ряды, – самоуверенно заявил Шут.

Из-за плеча мужчины выглянула черноволосая девица, а куча одеял под повозкой зашевелилась.

– С чего вы взяли, что нам требуются артисты? – насмешливо осведомилась циркачка, неторопливо затягивая шнуровку на своей жилетке.

Ее живые черные глаза и постоянно улыбающийся крупный рот должны были производить неизгладимое впечатление на мужчин. Ланетта скосила глаза на Линнока. Но сейчас выражение его лица пыталось донести до циркачей лишь одну мысль: «Просто не представляете, какое счастье вам только что свалилось на голову!».

Тряпье под ногами разлетелось в стороны, и Ланетта отшатнулась. Перед ними предстало обезьяноподобное существо весьма внушительных размеров с бугрящимися мышцами на несоразмерно длинных руках. Ноги, напротив, были довольно коротки и выгнуты колесом. К телу с помощью мощной шеи крепилась маленькая голова со спутанными клочьями желтоватых волос, приплюснутым носом и плотно прижатыми небольшими ушами. Чуть ли не на переносице сидели маленькие налитые кровью глаза. Этот ходячий кошмар был облачен в красную тунику и зеленые штаны. Уставившись на Шута, чудовище сжало кулаки и недружелюбно замычало:

– Уо ааоо?

Тот миролюбиво поднял руки:

– Не нервничай, друг. Мы никого не обидим!

– Уо? – угрожающе переспросил «друг», играя мускулатурой.

– Успокойся, Ужик. Они на нас не нападают, – успокоил его мужчина.

Он извиняюще улыбнулся Ланетте и обратился к Шуту:

– А что вы можете делать?

– Чуть свет будить добрых людей, потом ездить им по ушам, затем, обирать до нитки. Я угадала ваши профессиональные навыки? – сморщив чуть вздернутый носик, поинтересовалась чернявая насмешница.

Но если она думала смутить Линнока, то напрасно.

– Ах, милая барышня, – запылал он искренним возмущением, – грешно огульно обвинять добрых людей. Меня зовут Линь. Я могу веселить толпу. А моя сестра Лани умеет метать кинжалы. Если вам нужны артисты – проверьте нас, нет – так гоните. Но мошенниками и ворами попросил бы не обзывать.

Брюнетка смутилась. Вслед за старым циркачом она соскочила с повозки. Пышная юбка алым куполом взвилась вверх, но была ловко сбита маленькими ручками. По сравнению с юбкой Ланетты, она выглядела коротко и не скрывала изящных лодыжек. Черная замшевая жилетка была расшита бисером, а из-под нее выглядывали пышные фонарики-рукава почти белой блузы.

Старый циркач заправил выбившуюся клетчатую рубашку в провисшие на коленках холщевые штаны, огладил пятерней растрепавшуюся после сна седую шевелюру и скептично поджал губы.

– Ну, показывайте, что умеете, – изрек он.

Шут тот час разыграл пантомиму: поочередно изобразил присутствующих здесь циркачей. Он умудрился в точности скопировать повадки и ужимки каждого из них. Но мастерство заключалось даже не в этом. Каждый разыгрываемый им персонаж свершал какие-то мелкие действия, которые прототип и не делал, но всем было ясно: это обязательно случилось бы, представься такой случай. Выглядело это все очень смешно и совсем не обидно. А вот навыки Ланетты присутствующими воспринялись более скептично.

– Ты сгодишься, – заявил циркач Шуту, – а вот с девушкой придется поработать. Таким народ особо не заинтересуешь. Нужно что-то эдакое, что душу цепляет. В нашем деле ловкости да сноровки недостаточно.

– Она способная, – заверил его Шут и, подмигнув Ланетте, добавил. – Вот научиться, да так цепанет – никому мало не покажется.

– Не знаю, – протянул глава труппы, потирая подбородок. – Просто не знаю. Конкуренция большая, живем впроголодь. Колесить приходится по всей стране. Лошадки еле-еле с нагрузкой справляются…

– Папаша, давай их возьмем, – заступилась за них девушка. – Веселее будет. Что мы все втроем – не цирк, а просто срам какой-то! Да и скучно в дороге. С Ужиком разве поговоришь? Ему бы только народ пугать. А с тобой весело лишь бюджет обсуждать!

– Ртуть, да что ты вечно суешь нос не в свое дело! – рассердился Папаша. – Молчи, пока старшие разговаривают.

Шут сразу сделался солиднее, бросив снисходительный взгляд на девушку. Та в ответ язвительно ухмыльнулась. Ланетта тоже не сдержала улыбки: как циркач не пытался, ему не удавалось выглядеть дельцом. Каким, к примеру, был отец Ланетты.

Папаша не заметил этих быстрых переглядываний. Он важно изрек, обращаясь к Линноку:

– Я буду платить тебе десять процентов с выручки, а с нее (он пальцем показал на Ланетту) каждый месяц брать за обучение серебряную монету.

– Двадцать процентов для меня и никакой платы за девушку, – непреклонно заявил Шут и, заметив возражение на лице Папаши, отрезал. – Я не торгуюсь.

– Ладно, – покладисто и с каким-то облегчением отозвался тот, – по рукам.

Ртуть расхохоталась:

– Папаша Мот, право, ты самый удивительный глава труппы, когда дело касается денежных вопросов!

Тот смутился и излишне суровым тоном приказал своим подчиненным поменьше болтать, а лучше заняться приготовлением завтрака.

Новоиспеченные циркачи мгновенно были включены в процесс. Линнок занялся починкой упряжи, а Ланетте досталось чистить котелок. Ртуть и Ужик отправились в лес: девушка за травами и кореньями, полезными в походной жизни, Ужик – за дровами для костра. Папаша Мот занялся инвентаризацией продуктов, вывалив их у ручья.

Ланетта, пристроившись рядом с циркачом, принялась отчищать прокопченную посудину травой и песком. Корн шуршал где-то невдалеке в траве, и девушка остро ощущала его присутствие. Пока она старательно отдирала с чугунных стенок грязь, то спросила про Ужика. Его внешность разительно отличалась от тех, кого Ланетте уже довелось повстречать в этой стране.

Оказалось, он не урод. Просто родом с Обезьяньего архипелага, где все такие. Рабовладельцы часто устраивали туда набеги, так как их мужчины славились непомерной силой и живучестью. А Ужиком парня сам Папаша Мот прозвал, потому что тот в детстве чуть живой умудрился преодолеть пустыню. Что с ним приключилось, Папаша не знал. У мальчика были перебиты ноги и отрезан язык. Папаша его выходил. Только ноги у парня до сих пор в непогоду болят. И говорить он не может.

Ланетта сочувственно улыбнулась Ужику, успевшему вернуться с леса. И вздрогнула, когда он оскалился ей в ответ. Папаша Мот поспешил уверить, что парень так улыбается. Девушке оставалось только поверить этому. Между тем Ужик свалил огромную охапку толстенных сучьев на землю и принялся голыми руками переламывать их, бросая в кострище.

Потом на треногу был установлен отчищенный котелок с водой, куда были брошены ароматные травки. А когда явилась Ртуть с охапкой трав, все приступили к завтраку. И хоть мясо оказалось пересоленным и жестким, сыр слишком мягким и с горчинкой, а хлеб черствым, это не мешало уплетать все вышеперечисленное за обе щеки.

– Ой, а это что за мерзость?– взвизгнула Ртуть, когда Ланетте на колени вскарабкалась крыса и потянулась к протянутому Ланеттой кусочку сыра.

– О! – протянул Шут, загадочно оглядываясь по сторонам. – Тут, такая история получилась!

И принялся на ходу сочинять сказку. Они с Лани оказались детьми богатого судовладельца. Когда он женился повторно на злой ведьме, она превратила его в крысу, а детей выгнала на улицу. И теперь они вынуждены вести жизнь артистов, чтобы не умереть от голоду. Шут не просто говорил, он лицедействовал. Да так складно, что Ланетта сама почти поверила. Когда он изображал мачеху, его лицо приобретало надменное и какое-то хищное выражение, а в голосе появлялась томная женская хрипотца. Отец в его исполнении выглядел беззлобным тюфяком, почему-то сильно напоминавшим Папашу Мота. В робкой и постоянно смущающейся дочери судовладельца, Ланетта сначала себя не узнала, но, судя по лукавым взглядам, которые бросали на нее циркачи, сходство Шут передал довольно точно. Лишь себя он явно приукрасил, превратив в благородного и очень рассудительного молодого человека. Когда Линнок перешел к той части рассказа, где мачеха, воспылав непозволительными чувствами к пасынку, превращает несчастного супруга в крысу, все притихли. Ужик, преисполненный сочувствия, попытался погладить зверька, но тот проворно юркнул в рюкзак, уклонившись от ласки. А когда Шут принялся прочувствовано и с подробностями описывать процесс обольщения благородного его стареющей женщиной, Ланетта покраснела, Папаша Мот и Ужик раскрыли рты, забыв о еде, а Ртуть, не выдержав, заливисто расхохоталась:

– Все! Хорош, Линь, врать!

– А зачем вам скучная правда жизни? – широко улыбнулся он ей в ответ.

Новые знакомые оказались добродушными и приветливыми людьми. Ртуть рассказала, что она владеет некоторыми акробатическими трюками, умеет жонглировать и ходить по канату. Ужик занимался силовыми упражнениями и борьбой. Папаша Мот раньше был гимнастом, но повредил спину и стал директором.

– Какой Папаша замечательный казначей вы уже сами убедились. Но на тренировках – берегитесь! Он с бедных артистов готов три шкуры спустить, – весело щебетала девушка.

Папаша Мот прервал легкомысленную болтовню, строго приказав быстро сворачивать лагерь.

– Сегодня у нас ответственный день. Надо застолбить у градоначальника Миотополя место и время для завтрашнего выступления. Если не поспешим, все лучшее расхватают другие труппы. Поэтому, когда въедем в город, вы ищите приличную (в смысле недорогую) гостиницу, а я сразу же отправлюсь в Ратушу. Там, Ртуть, ты меня и найдешь, после того как определитесь с местом. Когда я вернусь, мы вместе подумаем, как провести репетицию.

Они без особых проблем въехали в город, хотя это заняло большее количество времени, чем рассчитывал Папаша Мот. За километр до ворот образовался затор из повозок, карет, всадников и пеших людей.

Улучив момент, Шут незаметно сунул Ланетте под нос фляжку.

– Пей, – шепнул он. – Три глотка, не больше.

Девушка послушно отхлебнула сладковатую жидкость и вся позеленела от острой боли в животе.

– Лани, – обернулась к ней Ртуть, желая что-то спросить, но тот час же с изумлением раскрыла рот. – Ой, что это с тобой?

– Женские дела, – фыркнул Шут. – Что еще? Всегда у вас, милые дамы, все не вовремя. У тебя, Ртуть, нет случайно, колодезной травки? Моей сестре она неплохо в такие дни помогает.

– Нет, – растеряно покачала головой Ртуть.

– Ладно, пойду на обочинах гляну, – жизнерадостно провозгласил Шут и, спрыгнув с повозки, куда-то пропал.

– Это что за травка такая? – заинтересованно спросила Ртуть Ланетту, но та лишь помотала головой, тяжело дыша.

Зарывшись с головой в одеяла, она уткнулась в днище повозки, разглядывая сквозь широкую щель между досками пыльную дорогу. А затем дорога исчезла, и снизу ей подмигнул зеленый глаз Шута.

Скрипучая колымага торкнулась, проползла пару метров и очередной раз встала. Услышав суровый мужской голос, Ланетта высунулась из-под одеяла. Это оказался городской стражник в начищенных до блеска серебряных доспехах и чисто выбритым лицом. Выглядел он измученным. Разгорающийся жаркий день и нескончаемый поток людей давали о себе знать. Цепко окинув все взглядом, солдат осведомился у Ртути:

– Подорожная где?

– Сейчас, сейчас, мой господин! – засуетилась Ртуть, вытаскивая из-за кипы свертков изрядно потрепанный листок.

Стражник, быстро ознакомившись с писаниной, уставился на забившуюся в угол Ланетту:

– А ты кто? А ну, выходи на свет.

Девушка сделала попытку встать, и содержимое желудка неожиданно вырвалось наружу. Стражник брезгливо скривился и отпрянул.

– Извините, господин. Новенькая артистка это, – залепетала Ртуть.

– Приедем в Миотополь, обязательно ее в подорожную впишем, – поддержал ее подоспевший на помощь Папаша Мод. – Пустите нас, милостивый господин. Видать съела что-то не то наша Лани. Но, вы господин, не переживайте, она не заразная!

И в подтверждении этого вручил стражнику пару монет.

– Это вам надо переживать. Беременная она у вас, а не заразная. Моя жена тоже в этом положении токсикозом маялась… Проезжайте, – брезгливо бросил солдат.

Повозка тронулась, с грохотом въезжая в город. В ней остались только Ланетта и крыса. Остальные предпочли свежий воздух. Крыса свернулась колечком у нее на животе, и теплый живой компресс подействовало на девушку исцеляющее. Как только боль затихла, она свернула в тугой сверток испачканное одеяла, не зная, что с ним дальше делать.

– Давай сюда.

Незаметно выбравшийся из-под днища повозки Шут отобрал у девушки вонючий ком и ловко зашвырнул его в стоящий на обочине мусорный ящик. А после он помог выпрыгнуть на землю Ланетте. Они тот час же пристроились рядом с Ртутью, шагавшей сбоку от повозки.

– Ну, нашел травку? – насмешливо сверкнула глазами Ртуть.

– Как видишь, – самодовольно усмехнулся Шут и покровительственно обнял Ланетту за плечи. – Боль как рукой сняло. Правда, Лани?

– Одеяло пришлось выкинуть, – потупилась девушка. – Извините.

– Ерунда, – беспечно махнул рукой Шут, – купим новое.

– И два медяка Папаша вынужден был стражнику заплатить, – добавила Ртуть.

– Не вопрос. Вернем.

Ланетта с интересом разглядывала город, увлеченно вертя головой. Они двигались по широкой прямой дороге в потоке других повозок, всадников, людей. По обеим сторонам тянулись длинные ряды конюшен и загонов для скота. Когда стали попадаться жилые дома, Папаша Мот передал управление повозкой Шуту и пешком двинулся к Ратуше. Остальная труппа свернула с центральной улицы на более спокойную. Здесь размещались гостиницы для простых людей, всевозможные питейные заведения, парикмахерские, бани. Это были двух и трехэтажные каменные здания с разноцветной черепицей на крышах. Они стояли друг от друга на расстоянии, отгороженные высокими заборами. Ужику Шут посоветовал спрятаться в повозке, чтобы своим видом не пугать хозяев гостиниц. Но это не помогло. На всех воротах, мимо которых они проезжали, висели намалеванные краской таблички: «Мест нет. Не беспокоить».

За повозкой сразу увязались вереница клянчащих милостыню нищих и небольшая стайка веселой ребятни. На расспросы Ртути местных жителей, где можно остановиться, нищие предлагали за деньги помочь найти жилье. Дети откровенно смеялись над этим. Говорили, что единственные относительно свободные в предпраздничный день места – у самих нищих в их полных клопов лачугах.

Ртуть приуныла, но Шут уверено гнал повозку дальше. Наконец он остановился у небольшой гостинице с такой же надписью, как и везде. Спрыгнув с козел, он подошел к обитой железом калитке и загромыхал по ней кулаком. На шум выскочила молодая женщина, недовольно хмуря брови. Но при виде Линнока она просияла и сразу стала юнее и симпатичней. Радостно вскрикнув, она кинулась ему на шею:

– Линь! Сколько лет, сколько зим! Как ты плохо выглядишь, бедняжка. Плохие времена?

– Уже нет, – промурлыкал он и смачно поцеловал ее в губы. – Найдется, хозяюшка, местечко?

– Для тебя, всегда, – хихикнула хозяйка и, метнув ревнивый взгляд на девушек, добавила, – а вот остальным… Гостиница переполнена…

– Жаль, – расстроился Шут и обратился к артистам. – Поедем дальше.

– Постой, – опешила хозяйка от такой покладистости. – Сейчас что-нибудь придумаем. Думаешь, в других гостиницах будет лучше?

Шут с готовностью обернулся.

– Можно расположиться во дворе. У вас есть повозка – переночевать твои друзья смогут и в ней, а перекусить и умыться – в доме. Я много с вас не возьму.

– Вообще-то, это отличное предложение, – заметил Шут Ртути. – Сложно будет найти что-нибудь лучше.

– Хорошо, – согласилась она и крикнула Ужику, чтобы он открывал тяжелые ворота. Увидев их четвертого спутника, рот у хозяйки изумленно приоткрылся, но отступать было поздно. Благосклонно кивнув напоследок Шуту, она двинулась в дом, величаво покачивая крутыми бедрами.

Когда артисты более или менее обустроились и пообедали, день уже клонился к вечеру. Ужик вызвался сопровождать Ртуть к Ратуше, чтобы отыскать там Папашу Мота. Шут с Ланеттой остались в повозке одни. Из рюкзака выскользнула крыса, с интересом осмотрела местность, а затем взглянула на Шута.

– Корн спрашивает, когда пойдем к купцу, – перевела девушка.

Крушение надежд

На улицах людей практически не попадалось. Вокруг царила тишь и благопристойность, удивительная для предпраздничного дня. Стражники встретились лишь раз. И то, при виде парочки они поспешно свернули в другой переулок. Поэтому Ланетту очень удивляли преувеличенные страхи Шута насчет митрильских патрулей.

Сама девушка с радостью сменила платье на удобный мужской комплект. Штаны из неизвестного ей плотного материала зауженного кроя не стесняли движений. А легкая замшевая куртка хорошо защищала от ночной прохлады. Ланетта была благодарна Линноку за этот подарок, но он отмахнулся от слов признательности. Попросил лишь обязательно распустить волосы. И теперь Шут уверенно и быстро шел впереди, а след в след за ним чуть не бежала девушка. На ее плече восседала крыса.

На поверку город оказался еще больше, чем думалось раньше. Но Шут знал его, как свои пять пальцев. Он нырял то в один переулок, то в другой, тщательно избегая широких улиц. Чем дальше они удалялись от окраин, тем теснее друг другу прижимались дома, под ногами становилось все чище, а фонарей, освещающих мощенные камнем мостовые, больше. И если в ремесленных районах припозднившиеся гуляки нет-нет да попадались, а из таверн раздавались смех и песни, то аккуратные улочки с укутанными зеленью особняками были безлюдны.

Когда они подошли к дому Кооба, уже перевалило за полночь. Добротное двухэтажное здание белым пятном выглядывал из густой растительности, окружавшей его со всех сторон. Свет фонарей, запутавшись в кронах деревьев, бросал причудливые блики на каменную мостовую.

– Что дальше? – скептически спросил Шут, останавливаясь перед входом.

– Вызовем купца, – сказала Ланетта и решительно направилась к дверям.

Девушка постучала, но дверь оказалась незапертой. Она лениво приоткрылась, приглашая внутрь. Переглянувшись, молодые люди зашли. В холле не было видно ни души.

– Эй, любезнейшие, есть кто живой? – поинтересовался Линнок.

Дом ответил молчанием. Девушка показала на одну из дверей. Она была полуоткрыта, и из нее лился яркий свет. От дурного предчувствия засосало под ложечкой. Ланетта встревожено взглянула на Шута.

– Если это ловушка, то она уже захлопнулась, – негромко заметил молодой человек. – Эх, была не была…

И он решительно вошел в освещенную комнату.

– Так-так, какая неожиданность!

Оцепенев от ужаса, Ланетта уставилась на правителя Дома Откровения. Он восседал за огромным столом, обитым зеленым сукном, небрежно закинув на него ноги. На полу валялись сброшенные счеты, исписанные листы бумаги и толстенный фолиант, напомнивший Ланетте бухгалтерскую книгу ее отца.

Торрэл внешне чем-то походил на удава: выдвинутый вперед подбородок, змеящиеся улыбкой тонкие губы, неподвижные глаза. Темные зачесаны назад пряди открывали высокий лоб и сапфировую серьгу в левом ухе. Правитель сейчас был одет достаточно скромно, сменив рыцарские доспехи на кожаный колет. Он держал небольшую шкатулку. Память девушки услужливо воспроизвела окрестности дома кузнеца, и Торрэла, вертящего точно такую же шкатулку в руках. Ланетта подавила горестный вздох: и почему ей не пришло в голову рассказать об этом эпизоде Корну? Она поведала ему, казалось, обо всем, а о том, что являлось действительно важным, умолчала.

Шут сжал ладонь Ланетты и попятился, но возникший в дверном проеме шкафообразный латник крепко схватил его за локти.

– Привет, красавчик! – громко прошептал Шестипалый, заламывая Шуту руки и пинком вталкивая Ланетту в кабинет. – Соскучился?

Торрэл, наслаждаясь растерянностью ночных гостей, затягивал паузу.

«Прости, Лани, – промелькнуло вдруг в голове девушки, – но у нас только один шанс. Прыгай. Попытайся сорвать у Торрэла серьгу».

«Бред», – подумала она, но тело уже послушно отправилось в полет.

Попытка изначальна была обречена на неудачу: тяжелый удар в грудь отбросил ее в сторону. Но главное было сделано: крыса успела спикировать на шкатулку, выбивая ее из рук. Пролетев полкомнаты, Ланетта врезалась в стену. Тело на пару минут онемело. С отстраненностью она наблюдала, как крыса покатилась вместе со шкатулкой по паркету… Как Торрэл, взревев, вскочил и бросился к ней, но, споткнувшись о фолиант, грохнулся на пол… Как фолиант, вертясь волчком, заскользил в сторону Ланетты… Как шкатулка тихо звякнула, раскрываясь… Как крыса взлетела в воздух, подброшенная тяжелым сапогом правителя… Как ее окутала дымка, густея и разрастаясь. А потом в кабинет шагнул незнакомец из сна. Весь мир вдруг сузился, сконцентрировавшись только на нем. Облаченный в черную кожу, почти болезненно притягательный и бесконечно далекий одновременно. Серые глаза на мгновение потеплели, встретившись взглядом с Ланеттой, а затем он полностью переключился на Торрэла.

– Вот так встреча! Коросс, собственной персоной, – улыбка Торрэла больше напомнила волчий оскал. – Всегда мечтал лично закрутить хвост правителю Дома Страха!

– Ну, так наслаждайся моментом, – сухо проронил тот, кто представлялся Ланетте, как Корн.

– Говорят, ты хороший воин. Но мне думается, я лучше.

– Давай проверим.

Сделав кульбит в воздухе, Коросс оказался рядом с Шестипалым. Латник не успел даже глазом моргнуть, как рукоять его меча уже сжимал кроссец. Шут не замедлил воспользоваться секундным замешательством своего палача. Он вырвался из плена и с разворота ударил Шестипалого ногой в грудь, выталкивая в коридор и выскакивая туда следом. А кроссец бросился на Торрэла.

Удары, которыми противники обменивались, были столь молниеносны, что Ланетта не могла за ними уследить. Но вскоре даже ее неискушенному взгляду стало понятно: Торрэл завладел инициативой, перейдя в наступление. Коросс чудом отражал удары митрильского правителя. Несколько раз ее сердце замирало от ужаса, когда меч митрильца обрушивался на Коросса. Но тот в последнюю секунду всегда ускользал, и клинок с противным визгом взрезал лишь воздух. Это заставляло Торрэла двигаться все стремительнее. Он не терял надежды поймать верткого кроссца. В какой-то момент девушке показалось, что Коросс начал уставать, и ее буквально захлестнуло отчаяние. Вот тогда неожиданно кроссец сделал выпад, и на груди правителя Дома Откровения начало расползаться бурое пятно. Отскочив назад, Коросс насмешливо улыбнулся и отсалютовал своему противнику окровавленным клинком. Ланетта с облегчением осознала: все это время кроссец просто играл. Понял это и Торрэл. Яростно взревев, митрилец бросился на своего врага в надежде взять реванш.

Грохот заставил Ланетту оторвать взгляд от мечников. Шестипалый распластался у порога грудой металлолома и не подавал признаков жизни. Шут, спрыгнув с него, бросился на помощь Короссу.

Заметив, что противников стало двое, Торрэл отскочил назад, чуть не наступив на девушку. Воздух вокруг вдруг сгустился, а движения его противников замедлились и сделались какими-то неуверенными: словно они не могли вспомнить, что нужно делать дальше. Голос митрильца зазвучал гулко, заставляя вибрировать каждый нерв:

– Так-так, двое на одного? Что ж, вы не оставили мне выбо…

Договорить он не успел. На его голову обрушилось бухгалтерское творение Кооба, временно отправив в путешествие по тонким мирам.

Пока Ланетта растерянно переводила взгляд с неожиданно отяжелевшей книги, которую продолжала судорожно сжимать, на упавшего рыцаря, Коросс поочередно метнулся к поверженным врагам.

– Часа два отключки им обеспечено, – удовлетворенно констатировал Коросс, – но Торрэла скоро начнут искать. Нам повезло, что он взял с собой только одного солдата.

– Я бы сказал, нам настолько чертовски повезло, что пора как можно быстрее сматываться отсюда. Если бы дома была Калла, все могло сложиться совершенно по-другому, – отозвался Шут, а потом поинтересовался у Коросса, кивая на Торрэла. – Убьешь?

– Нет, – с сожалением покачал головой тот. – Торрэл хорошо бился. И магию до последнего момента не применял. Убить его вот так вот, когда он без сознания как-то противно. Хочешь, ты?

Но Шут сделал вид, что не услышал, и поспешил к выходу. Переглянувшись, Коросс и Ланетта, рванули следом, стремясь как можно быстрее выбраться из фешенебельного района.

Они бежали по пустынным улицам, ныряя в черные дворовые расщелины и замирая при малейшем подозрительном звуке. С каждым шагом Ланетте становилось все хуже. В пылу сражения девушка не чувствовала боли, но теперь она волнами обрушивалась на нее. Рука у Торрэла оказалась тяжелой. Грудь полыхал огнем при каждом вздохе. Затылок, которым Ланетта приложилась к стене, тоже болел так, что тошнота подкатывала к горлу, а глаза застилал красный туман. Ноги подогнулись, и она сползла по стене ограды на тротуар. «Никуда больше не пойду», – решила она и прикрыла глаза.

Порывистый ветер то и дело швырял на острые скалы. Кругом бушевали черные клубящиеся облака. Вспышки молний следовали одна за другой, норовя пронзить и без того измученное тело…

Кто-то выхватило ее из мрака, и девушка забилась раненой птицей. Внутри все запротестовало, ощутив на себе оковы. Но попытки вырваться были жалки и смешны. Этот кто-то обладал сокрушительной силищей…

– Ш-ш.

Прохладные губы коснулись лба, вырывая из тяжелого забытья. Коросс нес Ланетту на руках, и она чувствовала его дыхание на своем лице.

– Потерпи немного.

Он нырнул в темную подворотню и опустил девушку на землю.

– Стоять можешь?

Она кивнула, но ноги сразу же подогнулись.

– Давай, посмотрю голову, – сказал он, прижимая к стене своим телом.

Его руки запорхали по затылку, и сквозь пелену боли стали прорываться блаженные вспышки покоя. Чуткие пальцы Коросса несли мир и прохладу. Ланетте захотелось замурлыкать, когда они прошлись по ее лицу. Потом они ненадолго замерли и двинулись ниже.