Текст книги "Диана. The Crown"

Большие надежды в моем сердце

Поиски прекрасного принца подошли к концу. Он нашел свою прекрасную деву, а мир придумал свою собственную сказку. В своей высокой башне Золушка была несчастна, отрезана от друзей, семьи и остального мира. И пока общественность ликовала от удачи принца, дверцы золотой клетки захлопнулись, заперев Диану.

Несмотря на все свое аристократическое происхождение, эта невинная юная воспитательница детского сада чувствовала себя совершенно беспомощной в сложной иерархии Букингемского дворца. Было пролито немало слез за три месяца и еще больше – после. Она просто таяла на глазах, стремительно теряя в весе. До официального объявления о помолвке обхват талии составлял 29 дюймов, после сократился до 23½ дюйма[112]112
  Около 73 см и 59 см. – Прим. пер.


[Закрыть] ко дню свадьбы. Именно в то неспокойное время у нее начала развиваться булимия, на преодоление которой уйдет почти десять лет. В записке, которую Диана оставила своим друзьям в Колхерн-Корте, говорилось: «Ради всего святого, звоните мне хоть иногда – боюсь, без вас мне не справиться». Слова эти оказались до горечи правдивы.

Ее подруга Кэролайн Бартоломью, ставшая свидетелем того, как она чахла, будучи невестой, вспоминала: «Она переехала в Букингемский дворец, и начались слезы. Бедняжка так исхудала. Я очень переживала за нее. Она не была счастлива, ее внезапно окунули в атмосферу невероятного давления, и это стало ее кошмаром. У нее голова шла кругом, она терпела нападки со всех сторон. Это был настоящий водоворот, который не оставлял шансов, и она померкла, стала тенью самой себя».

Ее первая ночь в Кларенс-хаусе, тогдашней лондонской резиденции королевы-матери, была затишьем перед надвигающейся бурей. Когда она приехала, никто из королевской семьи, даже ее будущий супруг, не счел нужным поприветствовать ее в новом для нее мире. Диана была полностью предоставлена сама себе. Прекрасный миф рисует семейную идиллию: королева-мать берет Диану под свое крыло, обучая тонкому искусству королевского протокола, а старшая фрейлина королевы, леди Сьюзан Хасси отводит молодую девушку в сторону, чтобы поведать ей об истории монархии. На самом деле, подготовке Дианы уделяли меньше внимания, чем обучению среднестатического кассира в супермаркете.

Горничная проводила Диану в ее спальню на втором этаже. На кровати лежало письмо от Камиллы Паркер-Боулз. Оно было написано за несколько дней до официального объявления о помолвке. Лишь дружеская записка с приглашением пообедать. Именно во время этой встречи, запланировано совпавшей с отъездом принца Чарльза в Австралию и Новую Зеландию, Диана заподозрила неладное. Камилла постоянно спрашивала ее, собирается ли Диана принимать участие в охоте, когда переберется в Хайгроув. Озадаченная таким странным вопросом, Диана ответила отрицательно. На лице Камиллы отразилось явное облегчение. Диана позже осознала, что Камилла видела возможность поддержания их отношений в увлечении Чарльза охотой, которая могла бы стать предлогом для встреч.

Но тогда все не было столь очевидным. Опять-таки ничто этого не предвещало. Вскоре Диана переехала в Букингемский дворец, где она вместе с матерью и небольшой командой помощников должны были подготовиться к свадьбе и подобрать гардероб. Она быстро поняла, что единственные перемены, которые нравятся королевской семье, – это смена нарядов. Поскольку год разделен на три официальных сезона и часто включает в себя переодевание до четырех раз на дню, ее гардероба из одного длинного платья, одной шелковой блузки и элегантной пары туфель было абсолютно недостаточно. Во время романа с принцем она частенько совершала набеги на шкафы своих подруг, чтобы подобрать презентабельный наряд на выход. В то время пока ее мать помогала выбрать на помолвку знаменитый голубой костюм, который она купила в одном из лучших магазинов Лондона «Хэрродс», Диана обратилась за помощью к подруге своей сестры Анне Харви, действующему тогда редактору модного журнала «Вог», чтобы подобрать официальный гардероб на все случаи жизни.

Она начала понимать, что ее одежда должна не только соответствовать модным тенденциям, но и справляться с непредсказуемой погодой, с вторжением фотографов и вездесущим главным врагом – ветром. Со временем она открыла для себя такие хитрости, как утяжеление подола, чтобы тот не поднимало ветром, позже определила и круг любимых дизайнеров, среди которых были Кэтрин Уокер, Дэвид Сассун[113]113
  Дэвид Сассун – известный британский модельер, которому принадлежит салон Bellville Sassoon в районе Найтсбридж, Лондон. Стал автором более 70 платьев принцессы Дианы. – Прим. пер.


[Закрыть], Виктор Эдельштейн.

Изначально не существовало грандиозного плана, это был просто случайный выбор тех, кто окружал ее, или тех, кого рекомендовали ее новые друзья из «Вог». Она выбрала двух начинающих дизайнеров, Дэвида и Элизабет Эмануэль для создания ее свадебного платья, потому что была впечатлена их работой, когда посетила фотосессию в кенгсингтонской студии лорда Сноудона. Они также создали вечернее платье для ее первого официального приема, благотворительного вечера в Лондонском Сити. Оно имело почти такой же успех, как и свадебное платье, украсившее собор Святого Павла несколько месяцев спустя.

Черное вечернее платье из шелковой тафты было без бретелек с открытой спиной и глубоким декольте: вопреки всем законам гравитации платье отлично сидело. Принц Чарльз не был впечатлен выбранным нарядом. Несмотря на то, что Диана считала черный самым изысканным цветом для девушки ее возраста, Чарльз имел совершенно противоположное мнение. Когда она появилась в дверях его кабинета, чтобы продемонстрировать наряд, он выразил свое недовольство, сказав, что только люди в трауре носят черное. Диана ответила, что она пока еще не является членом его семьи, чтобы следовать этому правилу, и, более того, у нее нет другого подходящего платья для этого мероприятия.

Та размолвка едва ли укрепила уверенность в себе, когда она столкнулась при входе в Голдсмит-Холл с целой толпой фотографов. Она не была еще обучена тонкостям королевских манер и испытывала невероятный страх, что она может поставить своего жениха в неловкое положение. «Это были ужасные мгновения», – рассказывала она своим подругам. Тем же вечером Диана познакомилась с принцессой Монако Грейс – женщиной, которой всегда восхищалась издалека.

Принцесса Грейс заметила ее неуверенность и, не обращая внимания на остальных гостей, которые продолжали вполголоса обсуждать выбор Дианой вечернего платья, увела ее в дамскую комнату. Диана излила свою душу, рассказав о внимании публики, чувстве изолированности и страхе перед грядущими событиями, уготованными судьбой. «Не переживайте, а то все станет гораздо хуже», – пошутила принцесса Грейс.

В конце этого знаменательного марта принц Чарльз улетел в Австралию с пятинедельным визитом. Прежде чем подняться по трапу авиалайнера RAF VC10, он поймал ее руку и поцеловал в обе щеки. Провожая взглядом удаляющийся самолет, она не выдержала и разрыдалась. Ее ранимость еще больше расположила к ней публику. Однако ее слезы были не тем, чем казались. Перед отъездом в аэропорт принц в последний момент должен был уладить кое-какие дела в своем кабинете в Букингемском дворце. Диана разговаривала с ним, когда зазвонил телефон. Это была Камилла. Диана задавалась вопросом, стоит ли ей остаться или покинуть кабинет, позволив им попрощаться наедине. Она вышла, оставила своего жениха одного, но позже рассказывала подругам, что этот эпизод разбил ей сердце.

Теперь она осталась совершенно одна в своей башне из слоновой кости. Для девушки, привыкшей к шуму и суматохе в их девичьей квартире, Букингемский дворец казался чем угодно, но только не домом. Диана решила для себя, что это место «мертвой энергетики», и взращивала в себе презрение к дипломатичным отговоркам, уклончивым ответам и тонким двусмысленностям, используемым придворными, особенно когда она напрямую спрашивала об истинной природе отношений, связывающих ее жениха с Камиллой Паркер-Боулз. Испытывая одиночество и жалость к себе, она часто спускалась с третьего этажа на кухню поболтать с прислугой. Известен случай, когда Диана, босая, одетая в повседневные джинсы, намазала маслом тост для изумленного лакея.

Единственным утешением для нее стала любовь к танцам. Она пригласила в Букингемский дворец пианистку школы Уэст-Хит Лили Снип и учительницу танцев Венди Митчелл, чтобы взять у них частные уроки. На сорок минут Диана, облаченная в черное трико, переживала только о комбинации балета и чечетки.

В те памятные дни мисс Снип вела дневник, который достоверно отразил переживания леди Дианы Спенсер по поводу приближающегося дня свадьбы. Первая запись в дневнике мисс Снип, сделанная в пятницу, 5 июня 1981 года, содержала подробности первого урока Дианы: «Играла в Букингемском дворе для леди Дианы. Она усердно работала во время занятия, не теряла времени даром. Когда урок подошел к концу, леди Диана с лукавой улыбкой произнесла: „Полагаю, мисс Снип теперь отправится прямиком к журналистам на Флит-стрит“. У нее потрясающее чувство юмора, и оно ей очень понадобится в ближайшие годы».

Самым трогательным уроком оказался последний, за несколько дней до свадьбы. Мысли Дианы были заняты значительными переменами, которые ее ожидали. Мисс Снип отметила в своем дневнике: «Леди Диана выглядит усталой – видимо, ложится очень поздно. Я вручила ей подарок от школы Уэст-Хит, невероятно красивые и поистине восхитительные серебряные солонки. Леди Диана продолжает считать, сколько дней ей осталось провести на свободе. Довольно грустное зрелище. Толпы людей собрались за пределами дворца. Мы надеемся возобновить занятия в октябре. Леди Диана отметила: „Через 12 дней я перестану быть собой“».

Даже произнося эти слова, Диана уже, должно быть, знала, что ее прежняя, незамужняя личность осталась в прошлом, стоило ей только пересечь ворота Букингемского дворца. За несколько недель, прошедших после помолвки, она обрела уверенность в себе и своих силах, ее чувство юмора также не покинуло ее. Люсинда Крейг Харви встретила свою бывшую домработницу после ее помолвки на нескольких мероприятиях, к примеру, на вечере в честь тридцатилетия Нила Маккоркодейла, мужа ее сестры Сары. «Она держала некоторую дистанцию со всеми, и все были в восторге от нее», – вспоминает Люсинда. Джеймс Гилби тоже заметил эту свежеприобретенную особенность: «Ее всегда считали типичной озорной девчонкой, представительницей „Слоун Рейнджеров“, но это было не так. Она всегда держалась немного отстраненно; всегда отличалась целеустремленностью и сдержанностью на грани догматичности. Это качество со временем развилось и стало проявляться все более ярко».

Перед принцем Чарльзом она испытывала благоговейный трепет и, подчиняясь каждому его решению, казалось, не испытывала давления со стороны кого-либо из ее окружения. Возможно, на душе у нее было неспокойно, но выглядела она невозмутимой, расслабленной и готовой поддержать веселье. На вечере в Виндзорском замке по случаю двадцать первого дня рождения принца Эндрю она вела себя совершенно непринужденно среди друзей. Когда ее будущий шурин спросил, где он может найти герцогиню Вестминстерскую, жену богатейшего аристократа Британии, она шутливо упрекнула: «Ох, Эндрю, перестань бросаться известными именами». Ее остроумный ответ, резкий, но не злобный, напомнил ее старшую сестру Сару в годы, когда та была королевой в кругу своих друзей. «Не пытайся выглядеть столь серьезным: все равно не поможет», – пошутила Диана, представляя Адама Рассела королеве, принцу Чарльзу и другим членам королевской семьи во время бала в Букингемском дворце за два дня до свадьбы. В тот вечер она выглядела веселой и естественной в этом величественном окружении. Не было ни малейшего признака того, что несколько часов назад она безудержно рыдала и всерьез задумывалась об отмене свадьбе.

Поводом для отчаяния послужила посылка, прибывшая несколькими днями ранее в загруженную канцелярию Букингемского дворца, где она делила кабинет с Майклом Колборном, который управлял тогда финансами принца, и другими сотрудниками. Диана настояла на том, чтобы открыть посылку, несмотря на настойчивые уговоры правой руки принца. Внутри коробки был золотой браслет-цепочка с голубым эмалевым диском, на котором переплетались буквы Ф и Г. Инициалы означали «Фред» и «Глэдис» – прозвища, используемые Камиллой и Чарльзом, о которых Диана узнала от друзей. Впервые она увидела инициалы, когда обнаружила, как принц отправлял букет цветов Камилле, когда та болела. Тогда он тоже использовал это прозвище.

Работа в канцелярии принца в Букингемском дворе остановилась, когда Диана начала выяснять отношения с будущим мужем по поводу предполагаемого подарка. Несмотря на ее гневные и слезные протесты, Чарльз настаивал на том, чтобы вручить этот подарок на память женщине, которая преследовала их во время их романа и которая впоследствии бросила длинную тень на их супружескую жизнь. Вся чудовищность этого фарса поразила ее за два дня до свадьбы, когда она прибыла на репетицию церемонии в собор Святого Павла. Оказавшись в центре внимания, она не смогла справиться с бурей эмоций и, не сдержавшись, горько заплакала.

Общественность увидела ее разочарование и отчаяние в последнее воскресенье перед свадьбой, когда она в слезах покинула поле для игры в поло в Тидворте. Однако к тому моменту телевизионные камеры на месте свадебной церемонии уже были установлены, торт испечен, толпы уже собирались на тротуарах, а чувство счастливого предвкушения было практически осязаемым. В понедельник, незадолго до свадьбы Диана всерьез задумывалась о том, чтобы положить конец их отношениям. К обеду она узнала, что принц Чарльз отправился к Камилле, чтобы вручить ей подарок, не взяв с собой даже своего старшего телохранителя, старшего инспектора Джона Маклина.

Пока он проводил время с Камиллой, Диана обедала со своими сестрами в Букингемском дворце и делилась трудностями своего положения. Она была смущена, расстроена и сбита с толку. В тот момент она всерьез задумалась о том, чтобы отменить свадьбу, но сестры развеяли все ее страхи и предчувствия грядущей катастрофы. «Не повезло, Дач, – ответили они, используя прозвище, которым младшую сестру называли только в кругу семьи, – твое лицо уже на каждом чайном полотенце, так что слишком поздно, чтобы струсить».

Ее разум и чувства были в смятении, но никто бы не догадался об этом, когда вечером того же дня она и Чарльз принимали 800 гостей, среди которых были их друзья и семья, на балу в Букингемском дворце. Незабываемый вечер безудержного веселья. Принцесса Маргарет прицепила к своей диадеме воздушный шар, принц Эндрю привязал другой к фалдам своего смокинга; дворцовая прислуга разливала коктейль под названием «A Long Slow Comfortable Screw up against the Throne»[114]114
  Дословно «Длинное, медленное, спокойное подползание к трону». – Прим. пер.


[Закрыть]. Рори Скотт помнит, как оконфузился, танцуя с Дианой напротив премьера-министра Маргарет Тэтчер, постоянно наступая будущей принцессе на ноги.

Комик Спайк Миллиган рассуждал о боге, Диана сунула бесценное ожерелье с бриллиантами и жемчугом подруге, чтобы та присмотрела за украшением, пока она танцует; королева, пробежав глазами по программе вечера, ошеломленно произнесла: «Здесь говорится, что будет живая музыка», – словно только узнала об этом. Брат Дианы Чарльз, только окончивший Итон, живо помнит, как раскланялся перед одним из официантов. «Он был буквально увешан медалями, – вспоминает он, – и к тому моменту, в окружении всех тех представителей королевской крови я неосознанно продолжал кланяться. Я поклонился, чем немало его удивил. Потом он спросил, не желаю ли я чего-нибудь выпить».

Для большинства гостей вечер прошел в тумане эйфории. «Атмосфера счастья опьяняла. Все были ужасно пьяны и ловили такси в ранние рассветные часы. Все было как в тумане, в великолепном, счастливом тумане», – вспоминает Адам Рассел.

Канун свадьбы Диана провела в Кларенс-хаусе. Ее настроение улучшилось, когда Чарльз прислал ей кольцо с печаткой с перьями принца Уэльского и милой открыткой, в которой говорилось: «Я так горжусь тобой, и завтра, когда ты придешь, я буду у алтаря ради тебя. Просто посмотри им в глаза и срази наповал».

В тот момент слова любви помогли успокоить ее опасения, но было трудно контролировать внутреннее смятение, которое копилось в течение нескольких месяцев. В тот вечер, ужиная с сестрой Джейн, она съела все, что только смогла, и вскоре ее начало тошнить. Отчасти были виноваты стресс и напряжение, но этот случай был также и ранним симптомом нервной булимии: состояния, которое пагубно сказалось позже в том же году. Впоследствии она признается: «Накануне свадьбы я была очень и очень спокойна, до ужаса спокойна. Я чувствовала себя агнцем на заклание. Я знала это и ничего не могла поделать».

29 июля 1981 года Диана проснулась ранним утром, что было неудивительно, ведь окна ее комнаты выходили на Мэлл, где уже несколько дней собиралась галдящая и распевающая толпа. Таким было начало дня, который она впоследствии назовет «самым сумбурным днем всей жизни». Прислушиваясь к толпе на улице, она испытывала ледяное спокойствие вперемешку с невероятным предвкушением предстоящего события.

За подготовку невесты взялись парикмахер Кевин Шенли, визажист Барбара Дейли и Дэвид и Элизабет Эмануэль. Они приложили все усилия, чтобы невеста выглядела как можно лучше. И их старания увенчались успехом. Ее брат Чарльз вспоминает преображение сестры. «Она никогда не была любительницей макияжа, но выглядела просто фантастически. Впервые в жизни я поймал себя на мысли, как Диана прекрасна. В тот день она выглядела сногсшибательно и очень сдержанно, не проявляя ни капли нервозности, хоть и была слегка бледна. Она была счастлива, но спокойна».

Отец вел ее к алтарю и тоже был очень взволнован. «Дорогая, я так горжусь тобой», – произнес он, когда Диана спускалась по лестнице Кларенс-хауса. Забираясь в «Хрустальную карету»[115]115
  Один из официальных королевских экипажей, используется для доставки в церковь невест (принцесса Маргарет, Диана Спенсер) или для возвращения новобрачных из церкви (будущая королева Елизавета и герцог Эдинбургский). – Прим. пер.


[Закрыть] вместе с отцом, Диана с трудом справилась с непредвиденными осложнениями. Создатели ее платья слишком поздно осознали, что не учли размер экипажа, когда проектировали свадебное платье цвета слоновой кости с 25-футовым[116]116
  25 футов – примерно 7,6 метра. – Прим. пер.


[Закрыть] шлейфом. Несмотря на все усилия Дианы, он сильно измялся во время короткой поездки в собор Святого Павла.

Она также понимала, что ее главной задачей было провести отца, ослабленного после инсульта, по длинному церковному проходу. «То был невероятно трогательный момент для всех нас, когда он с этим справился», – вспоминал Чарльз Спенсер. Граф Спенсер испытывал неподдельное удовольствие от поездки в карете и время от времени с энтузиазмом махал толпе. А когда они проезжали мимо церкви Сент-Мартин-ин-зе-Филдс, где собралась громко ликующая толпа, он решил, что процессия уже добралась до собора Святого Павла, и даже собрался выйти из кареты.

Когда они наконец подъехали к собору, весь мир затаил дыхание, и Диана, поддерживая тяжело опирающегося о ее руку отца, медленно прошла вместе с ним по проходу. У Дианы было достаточно времени, чтобы рассмотреть гостей, среди которых была и Камилла Паркер-Боулз. Но она не волновала Диану: на пути к алтарю ее сердце преисполнялось любовью к Чарльзу и восхищением им. Когда она взглянула на него сквозь фату, все ее страхи испарились, оставив лишь веру в то, что она самая счастливая девушка на всем белом свете. Она испытывала такую надежду на будущее, такую веру в то, что он будет любить, оберегать и защищать ее от всех трудностей, что могут встретиться им на пути. За тем мгновением наблюдали 750 миллионов человек, собравшихся возле телевизоров в более чем семидесяти странах мира. Как отметил архиепископ Кентерберийский: «Именно в такие моменты рождаются сказки».

Но в тот момент ей пришлось сосредоточиться на реверансе перед королевой, предписанном протоколом, мысли о котором занимали ее предыдущие несколько дней. Когда новоиспеченная принцесса Уэльская вышла из собора Святого Павла навстречу ликующей толпе, надежда и счастье переполняли ее сердце. Она убедила саму себя, что булимия, которая обострилась в период помолвки, была лишь проявлением предсвадебных переживаний, а миссис Паркер-Боулз осталась в прошлом. Позже она расскажет о часах головокружительного волнения откровенно насмехающимся тоном: «В сердце теплились огромные надежды».

И она оказалась горько обманута. В сознании Дианы этот немыслимый треугольник породил десятилетие тоски, страданий и гнева. Здесь не было победителей. Как многозначительно отметила Диана в своем известном высказывании: «Это был брак на троих, что слегка многолюдно». Их общий друг, который наблюдал за развитием этой несчастной саги в течение всего десятилетия, признал: «Очень жаль, что случилась такая трагедия. Мое сердце кровью обливается из-за всех их разногласий, но больше всего мне жаль Диану».

Однако в тот теплый июльский день Диана купалась в искренней любви толпы, которая выстроилась вдоль дороги к Букингемскому дворцу, где королевская семья и гости уже наслаждались традиционным королевским завтраком. К тому моменту она была слишком вымотана, чтобы трезво оценивать происходящее, испытав ошеломительное и неожиданное проявление любви и преданности со стороны народа.

Она мечтала о минуте покоя и уединения, полагая, что теперь, когда свадьба свершилась, она вновь скроется в тени и вернется к спокойной жизни. Августейшая чета нашла уединение в Броудлендс, доме графа Маунтбеттена в Хэмпшире, где они провели первые три дня своего медового месяца, а позже отправились в неспешный круиз по Средиземноморью на борту королевской яхты «Британия», которая ждала их в Гибралтарском проливе. У принца Чарльза были свои представления о том, какой должна быть супружеская жизнь. Он взял с собой рыболовные снасти, которые использовал во время рыбалки в Хэмпшире, а также полдюжины книг, написанных его другом и наставником, южноафриканским философом и путешественником сэром Лоренсом ван дер Постом. Он предполагал, что им вместе с женой стоит прочесть его книги, чтобы в дальнейшем за обедом обсудить мистические идеи ван дер Поста.

Диана же хотела проводить время совершенно иначе: она надеялась по-настоящему узнать своего мужа. Большую часть того времени, что они были помолвлены, его королевские обязанности не оставляли времени для нее. На борту королевской яхты был двадцать один офицер и двести пятьдесят шесть матросов, так что новобрачных никогда не оставляли в покое. Вечерние трапезы представляли собой мероприятия формата black-tie, где присутствовали некоторые офицеры. Пока они обсуждали события минувшего дня, в соседней комнате играл оркестр Королевской морской пехоты. Нервное напряжение, которое испытывала чета Уэльских при подготовке к свадьбе, сейчас их совершенно истощила. Большую часть времени они отсыпались, а в часы бодрствования Диана часто наведывалась на кухню, владение «Болотного» Марша и его поваров. Их забавляло, как она поглощала огромные порции мороженого или просила приготовить ей дополнительные закуски между обычными приемами пищи.

На протяжении многих лет королевский персонал и друзья Дианы удивлялись ее аппетиту, особенно учитывая, какой стройной она оставалась. Ее часто заставали за набегом на холодильник в Хайгроуве поздними вечерами, а однажды, когда она остановилась в Виндзорском замке, она поразила лакея, съев целый стейк и пирог с почками. Ее друг Рори Скотт вспоминает, как она в одночасье умяла однофунтовый[117]117
  Примерно 453,6 грамма. – Прим. пер.


[Закрыть] пакет сладостей во время вечера игры в бридж, а по ее собственному признанию, однажды она съела миску заварного крема перед сном, что лишь добавило недоумения окружающих относительно ее диеты.

В действительности, Диана начала испытывать приступы булимии практически с того момента, как она стала принцессой Уэльской: именно нервной булимией можно объяснить ее странное пищевое поведение. Кэролайн Бартоломью, сыгравшая немаловажную роль в том, чтобы Диана обратилась за медицинской помощью, признавалась: «Нет никаких сомнений, что все это длилось на протяжении всей ее королевской карьеры. Не хотелось бы этого говорить, но я боюсь, что болезнь может вновь обостриться, если она окажется под давлением». Для Дианы последние несколько месяцев были эмоциональными американскими горками, поскольку ей нужно было привыкнуть к новому образу жизни в качестве публичной персоны, привыкнуть к пристальному вниманию общественности и к неоднозначному поведению мужа по отношению к ней. Взрывоопасный коктейль, которому нужна лишь одна искра, чтобы спровоцировать ухудшение ее состояния. По словам Дианы, через неделю после их помолвки Чарльз приобнял ее за талию и прокомментировал ее пышные, по его мнению, формы. Казалось бы, невинное замечание послужило последней каплей. Вскоре после этого она начала провоцировать рвоту. Это стало глубоким освобождением от напряжения и неожиданным образом даровало ей чувство контроля над собой и возможность высвобождения из оков гнева, который она испытывала.

Медовый месяц не давал им перевести дух. Все становилось только хуже, так как Диана вызывала рвоту по четыре, а иногда и по пять раз в день. Вездесущая тень Камиллы лишь подливала масла в огонь. Ее образ был везде. Однажды они сравнивали расписание в своих ежедневниках, когда из блокнота Чарльза выпали две фотографии Камиллы, хранившиеся между страниц. Сквозь слезы и гнев она умоляла его быть с ней честным в своих чувствах к ней и Камилле. Те мольбы остались без ответа. Спустя несколько дней они принимали на борту королевской яхты президента Египта Анвара Садата и его супругу Джихан. Когда Чарльз появился на ужине, Диана сразу заметила, что он щеголяет новой парой запонок в форме двух переплетенных букв С[118]118
  В оригинале имена Чарльз и Камилла начинаются с буквы C–Charles, Camilla. – Прим. пер.


[Закрыть]. Он признался, что это подарок Камиллы, но назвал это простым дружеским жестом. Диана смотрела на это иначе. Как она позже сердито пояснила друзьям, она не понимала, зачем Чарльзу нужны эти постоянные напоминания о Камилле.

Однако на публике Диана выглядела жизнерадостной и счастливой. Как-то она в матросской столовой присоединилась к общему пению, исполнив «Что нам делать с пьяным моряком?»[119]119
  В оригинале «What Shall We Do with a Drunken Sailor?» – народная застольная песня (шанти) XIX в. Исполняется британскими моряками. – Прим. пер.


[Закрыть], отпивая из банки пиво. «Мы все умирали со смеху», – вспоминает один из матросов. Однажды лунной ночью они устроили пикник на побережье Итаки. Тот вечер организовали офицеры яхты, которые взяли на себя всю готовку. После ужина на берег сошел аккордеонист оркестра Королевской морской пехоты. Всем раздали листы с текстами, и ночной воздух звенел от песен бойскаутов и моряцких куплетов.

В некотором роде окончанием их медового месяца стала кульминация того путешествия. Несколько дней офицеры и матросы репетировали прощальный концерт. Было более четырнадцати номеров: от комедийных сценок до похабных частушек. Августейшая чета вернулась в Британию. Они выглядели загоревшими, отдохнувшими и безумно влюбленными друг в друга. Вскоре они отправились в поместье Балморал, чтобы присоединиться к королеве и остальным представителям монаршей семьи.

Но туманы горной Шотландии не могли успокоить смятение в душе Дианы. В действительности, когда они прибыли в Балморал, где оставались с августа по октябрь, она начала осознавать в полной мере, что значит быть принцессой Уэльской. Она, как и многие члены королевской семьи, верила, что ее известность временна и звезда славы погаснет вскоре после свадьбы. Но всех, даже редакторов газет, застал врасплох феномен принцессы Дианы. Читатели не могли насытиться Дианой; ее лицо было на обложках всех журналов, каждый аспект ее жизни вызывал бурный интерес, а тех, кто когда-либо встречался с ней, преследовали ненасытные журналисты, чтобы взять интервью.

Меньше чем за год эта неуверенная в себе девушка, не закончившая даже старшую школу, прошла через процесс обожествления прессой и общественностью. Ее заурядность не считалась таковой в глазах публики; ежедневные мелочи, самостоятельное открытие дверцы автомобиля или покупка пакетика со сладостями воспринимались как свидетельство того, что принцесса – человечна и как никто близка к народу. Всех вокруг заразил этот ажиотаж, в том числе и гостей королевской семьи, приезжавших в Балморал той осенью. Диана была совершенно сбита с толку. Она не так сильно изменилась за те двенадцать месяцев, что успели пройти с той поры, когда она забрасывала машины мукой и яйцами и вместе с друзьями, хихикая, звонила в двери.

Общаясь с гостями в королевской резиденции в Шотландии, она осознала, что окружающие стали относиться к ней иначе: они начали ценить ее положение, перестав замечать в ней личность, не воспринимали ее более как человека из плоти и крови с собственными мыслями и чувствами, а видели в ней символ. Титул Ее Королевское Высочество принцесса Уэльская незримо отделял Диану не только от широкой публики, но и от тех, кто был близок к королевскому окружению. Протокол предписывал обращаться к ней «Ваше Королевское Высочество» при первом обращении и «мэм» в дальнейшем. Разумеется, каждый должен был присесть в реверансе. Диана ужасно смущалась. «Прошу, не называйте меня „мэм“, зовите меня „Дач“»[120]120
  Детское прозвище Дианы, «герцогиня». – Прим. пер.


[Закрыть], – просила она друзей вскоре после своего замужества. Но, как ни старалась, она не могла повлиять на изменившееся отношение к ней окружающих.

Она поняла, что все теперь смотрят на нее иначе, обращаются с ней как с бесценной фарфоровой статуэткой, которой можно любоваться, но нельзя прикоснуться – если и разрешалось, то только в лайковых перчатках. Но все, что было нужно Диане, – несколько ценных советов, объятия и слова утешения. И все же сбитой с толку молодой женщине, которая и была настоящей Дианой, была в смертельной опасности, рискуя утонуть в этой волне перемен, перевернувшей ее мир с ног на голову. Для пристально следящего за ней мира она представала улыбающейся, смеющейся и казалась совершенно довольной своим браком и новоприобретенным статусом. Во время знаменитой фотосессии у моста через реку Ди в поместье Балморал Диана заявила приглашенным представителям СМИ, что она «настоятельно рекомендует» супружескую жизнь. Однако вдали от камер и микрофонов пара постоянно ссорилась. Диана всегда была на грани, подозревая присутствие Камиллы в каждом поступке Чарльза. Время от времени ей даже казалось, что он ищет совета у Камиллы по вопросам своего брака или договаривается встретиться с ней. Кто-то из близких друзей так описывал эту ситуацию: «Они страшно ругались из-за нее, доходило до оскорблений, и я ни капли не виню за это Диану».

Она жила на грани эмоционального срыва – ревность в сочетании с невероятной преданностью Чарльзу. Диана все еще без ума любила Чарльза, а он по-своему был влюблен в нее. Они подолгу бродили по холмам, окружавшим Балморал, и, лежа в зарослях вереска, он читал ей отрывки из книг швейцарского психолога Карла Юнга или Лоренса ван дер Поста. Чарльз был счастлив, а если он доволен, то довольна и Диана. Трогательные любовные письма, которыми они обменивались, были свидетельством их растущей привязанности.