Текст книги "Сбитые с толку"
Автор книги: Эндрю Штульман
Жанр: Прочая образовательная литература, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Ученый: [Ударяет по лабораторному стакану металлическим предметом] Почему появился звук?
Ребенок: Потому что два твердых предмета при ударе издают звуки.
Ученый: А почему они производят звук?
Ребенок: Точно не знаю. Наверное, это как-то связано со звуковыми волнами.
Ученый: Ты можешь объяснить, что подразумеваешь под звуковыми волнами?
Ребенок: Не особенно. Они выходят из уха.
Ученый: А как, по-твоему, звуки идут от стакана к уху?
Ребенок: Это ухо посылает звуковые волны[81]81
Barman, Barman and Miller, 1996.
[Закрыть]. Когда звук сталкивается с этими волнами, он попадает в ухо.
Ребенок знает термин звуковая волна, но называет им что-то, что выходит из уха, а не попадает в него. Если звуки – это частицы, путешествующие внутри или через материалы, которые их породили, значит, у человека должны быть какие-то средства, позволяющие взять образцы этих частиц – своего рода излучение, взаимодействующее со звуком. Этот ребенок использовал термин звуковые волны, чтобы назвать такое излучение.
Объяснение звукового восприятия с помощью экстрамиссии распространено в детском возрасте, но не слишком популярно у взрослых[82]82
Cottrell and Winer, 1994.
[Закрыть]. В то же время взрослые нередко разделяют аналогичные взгляды в отношении зрения. Зрительное восприятие работает аналогично слуху за исключением того, что свет – это другая форма энергии. Свет попадает в глаз, как звук – в ухо, а затем на сетчатку, как звук – на барабанные перепонки. Однако свет более повсеместен, чем звуки, и поэтому его меньше ценят как форму информации. Люди считают, что свет нужен, чтобы видеть, но при этом не осознают, что свет – это и есть воспринимаемая зрением среда и что мы видим предметы посредством световых волн, которые отражаются от них и попадают в глаза. Даже великие мыслители, например Платон, Птолемей и Леонардо да Винчи, неверно понимали роль света в зрении. Как и большинство современных взрослых, эти великие умы считали, что свет – это какой-то луч (или волна), который выходит из глаз и взаимодействует с объектами[83]83
Lindberg, 1976.
[Закрыть].
Экстрамиссионистские убеждения[84]84
Winer, Cottrell, Karefilaki and Gregg, 1996; Winer and Cottrell, 1996; Winer, Cottrell, Karefilaki and Chronister, 1996.
[Закрыть] довольно примечательны. Они стабильно выигрывают у противоположных объяснений зрения (например, у представлений о лучах или волнах, попадающих в глаз). Если дать испытуемому картинку глаза и попросить нарисовать стрелки, отражающие поток информации в процессе зрения, то чаще всего стрелки будут направлены из глаза, а не в глаз. Если попросить объяснить, как происходит восприятие светящихся предметов, например зажженной лампочки, люди признают, что свет от лампочки попадает в глаз. Однако они отрицают, что что-то попадает в глаза, если попросить объяснить восприятие несветящихся предметов, например выключенной лампочки. Последнее особенно выразительно: люди признают, что свет попадает в глаза в присутствии источника, но не считают свет таким уж необходимым для зрения.
Рис. 3.3. Рентгеновское зрение супергероя – это преувеличенная версия того, как большинство людей воспринимают обычное зрение. Глаз как будто посылает лучи, которые взаимодействуют со средой
В стандартном курсе физики роль света в зрении не рассматривается. Этот материал присутствует только в курсе физиологии, а там редко непосредственно опровергают экстрамиссионистские убеждения. Более того, само зрение не позволяет его обладателю сделать вывод об интрамиссии, поэтому, наверное, неудивительно, что большинство взрослых разделяют ошибочные взгляды. Может быть, они просто не слышали других версий. Однако ученые рассмотрели эту возможность и обнаружили, что объяснить принципы работы зрения недостаточно, чтобы скорректировать экстрамиссионистские представления. Они оказались очень устойчивы. В одном из исследований было разработано пособие, в котором отдельно оговаривался и опровергался экстрамиссионизм[85]85
Gregg, Winer, Cottrell, Hedman and Fournier, 2001.
[Закрыть]. В пособии была подчеркнута роль света в зрении и более двадцати раз упоминалось, что свет попадает в глаза. Пособие завершалось следующей фразой: «Помните, что глаз ничего не излучает. В процессе зрения в глаза попадают лучи света, но из глаз ничего не выходит. Супермен может посылать лучи из глаз, чтобы лучше видеть, но у обычных людей все не так».
Это пособие применяли у пятиклассников, восьмиклассников и студентов старших курсов колледжей. Все группы, видимо, узнавали что-то новое и после обучения проявляли значительно меньше экстрамиссионистских убеждений. Однако спустя всего три месяца прежние представления о зрительных лучах возвращались и были столь же часты, что и среди учащихся, не проходивших обучения.
Такого рода исследования доказывают, что экстрамиссионизм имеет все черты интуитивной теории. Он исторически древний. Он устойчиво обнаруживается у людей разных возрастов, в разных задачах и контекстах. Его сложно устранить путем обучения. Следовательно, это больше, чем просто ложное представление. Это побочный продукт ненаучного понимания света и его роли в зрении. Исследования, прямо проверявшие интуитивные догадки учащихся о свете (а не о восприятии света), показали, что свет рассматривается не как форма энергии, а – вы правильно угадали – как вещество[86]86
Reiner, Slotta, Chi and Resnick, 2000.
[Закрыть].
* * *
В жизни экстрамиссионистские взгляды вряд ли очень мешают человеку. Попадают ли волны в глаз или выходят из него, мы все равно знаем: чтобы увидеть объект, его ничто не должно загораживать. Однако в экстрамиссионизме проявляются фундаментально ложные представления о природе энергии, а это может иметь серьезные, даже фатальные последствия в других ситуациях. «Вещественные» теории энергии гласят, что ее источники отличаются от получателей (характерный пример – теория источника и получателя тепла, которую исповедовали флорентийские экспериментаторы). Эта ошибка может привести к опасному обращению с тепловыми и электрическими системами: человек может внимательно относиться к предметам, которые он считает источниками энергии, но менее бдительно – к предметам, которые кажутся всего лишь получателями.
Посмотрите на следующую статистику. Причина большинства ожогов – не контакт с огнем (классическим источником тепла), а соприкосновение с горячими предметами и веществами, например кухонной утварью и кипятком[87]87
American Burn Association, 2013; Mayo Clinic, 2014; Dokov and Dokova, 2011.
[Закрыть]. Обморожения чаще всего возникают не от контакта со льдом (классический «источник» холода), а из-за продолжительного пребывания на холодном воздухе. Бытовые удары электрическим током тоже обычно связаны не с классическим источником электричества – розеткой, а с неправильным пользованием электрическими приборами. Все это отчасти может быть вызвано тем, что с одними опасностями люди встречаются чаще других, но дело может быть и в недооценке опасности, исходящей от предметов и веществ, которые воспринимаются просто как получатели энергии.
Научное понимание тепла и электричества может защитить от некоторых связанных с энергией опасностей. Однако знания не так легко учитывать в повседневном поведении. Вы, наверное, знаете, что электричество – это движение электронов, но при этом, возможно, по-прежнему воспринимаете его как вещество («ток»), текущее по проводу из розетки, если воткнуть в нее вилку от электрического устройства. Даже ученые пользуются такого рода интуитивными представлениями, когда рассуждают об энергии вне научного контекста. В ходе одного из исследований физикам с научной степенью задавали вопросы о тепле и способах его передачи[88]88
Lewis and Linn, 1994.
[Закрыть]. Все участники понимали, каким образом микроскопические процессы порождают макроскопические феномены, но предпочитаемое объяснение этих явлений часто было другим. Когда их просили объяснить, почему оставленная на столе горячая тарелка остывает, некоторые ссылались на теплопроводность, некоторые – на конвекцию, некоторые – на излучение, а некоторые упоминали теплоемкость участвующих в процессе материалов. Многим физикам было сложно совместить научные знания о тепле с бытовым опытом, как видно в следующем диалоге:
Исследователь: Чем лучше обернуть коробку с соком, чтобы она не нагрелась, – фольгой или шерстью?
Физик: Я бы сказал, что шерстью, но это, наверное, неправильно.
Исследователь: Почему вы считаете, что это неверно?
Физик: Не знаю. Есть чувство, что это не так, но не могу точно объяснить.
Исследователь: То есть, по вашему мнению, правильный ответ – алюминиевая фольга?
Физик: Да. Почему? Потому что мама ставила блюда в духовку в фольге, а не в шерсти, хотя шерсть тоже не сгорела бы при такой температуре. Поэтому, наверное, все-таки алюминиевая фольга.
На самом деле шерсть изолирует лучше, чем алюминий, и физик признал этот факт. Однако повседневный опыт с шерстью и алюминием заставил его колебаться. Почему мама оборачивала продукты в фольгу, раз алюминий не такой хороший изолятор? И почему шерсть не входит в число кухонных принадлежностей, если она изолирует лучше?
Эта история вписывается в более общий вывод, сделанный на основе исследования профессиональных ученых[89]89
Shtulman and Harrington, 2016; Kelemen, Rottman and Seston, 2013; Goldberg and Thompson-Schill, 2009.
[Закрыть]. Они рассуждают точнее не потому, что отказались от ложных, ненаучных представлений, а потому, что их научили подавлять эти взгляды. Неправильные убеждения никуда не делись и поднимают голову, когда надо решать проблемы, лежащие за пределами области, которой они непосредственно занимаются, как в приведенном выше диалоге. Даже если ученые рассуждают о проблеме правильно, в душе они все равно борются с ложными представлениями. Сейчас для изучения активности мозга можно использовать функциональную магнитно-резонансную томографию (ФМРТ). Она в реальном времени измеряет кровообращение в определенных областях мозга при решении задач. Чем активнее работает зона, тем больше ей требуется кислорода и тем больше должен быть приток крови.
Рис. 3.4. Когда специалисты рассматривали физически невозможные электрические цепи, у них проявлялась повышенная активность в дорсолатеральной префронтальной коре и передней поясной коре головного мозга – областях, связанных с отслеживанием и подавлением конфликта
В последние годы исследователи опробовали эту методику на ученых, рассуждавших о двух видах проблем: тех, которые смог бы правильно решить любой человек, и тех, для решения которых требовалась научная подготовка[90]90
Dunbar, Fugelsang and Stein, 2007; Foisy, Potvin, Riopel and Masson, 2015.
[Закрыть]. В первом случае у ученых проявлялись обычные паттерны нервной активности. Однако во втором случае большая активность наблюдалась в префронтальной коре и передней поясной коре – зонах мозга, связанных с отслеживанием и подавлением конфликта. Ученые умели решать сложные научные проблемы, то есть пользоваться своими знаниями, но для этого им приходилось подавлять мысли, конфликтующие с научным подходом, и латентные ложные представления.
Скрытые ложные представления об энергии были, в частности, обнаружены во время рассуждений физиков об электричестве. В одном из исследований с применением ФМРТ специалистам и неспециалистам показывали замкнутые и незамкнутые электрические цепи и просили определить, будет ли гореть входящая в контур лампочка[91]91
Masson, Potvin, Riopel and Foisy, 2014.
[Закрыть]. Физикам известно, что лампочка должна быть подключена двумя проводами, поскольку цепь между лампочкой и батарейкой должна быть замкнута. А незнакомые с темой люди думают, что электричество течет по проводу как вода по трубам, поэтому им кажется, что для передачи энергии от батарейки к лампочке одного провода достаточно.
Как и ожидалось, физики прекрасно отличали правильные электрические цепи (замкнутые с горящей лампочкой и незамкнутые с негорящей) от неправильных (замкнутых с выключенной лампочкой и незамкнутых с включенной). В их поведении не было признаков убеждения, что одного провода хватит. Однако при рассмотрении неправильных цепей у них в большей степени активировалась префронтальная кора и передняя поясная кора головного мозга, связанные с отслеживанием и подавлением конфликта. Другими словами, когда специалисты видели зажженную лампочку, подключенную к батарейке одним проводом, они верно классифицировали цепь как неправильную, но их мозг проявлял признаки борьбы с противоречием. Вероятно, подавляемой мыслью было то, что и одного провода хватит.
Следовательно, на более глубоком уровне даже физики рассматривают электричество как аналог жидкости: из «бутылки»-батарейки она «вытекает» по проводнику и «течет» дальше по проводам. Физическую реальность электричества как системного, стремящегося к равновесию, одновременного и текущего процесса сложно принять даже им. Тепло, звук, свет и электричество рассматриваются прежде всего как вещества, и никакое обучение не способно стереть эти «вещественные» взгляды из нашего мозга.
Глава 4. Гравитация
Откуда появляется тяжесть? Почему предметы падают?
Уильям Джеймс, первый американский психолог-экспериментатор, выдвинул предположение, что младенцы воспринимают мир «как одно большое, цветущее, жужжащее столпотворение»[92]92
James, 1890/1950.
[Закрыть]. Но Джеймс ошибался. Четыре десятилетия исследований с применением парадигмы зрительного предпочтения, описанной во второй главе, показали, что мировосприятие младенцев во многом похоже на наше[93]93
Spelke and Kinzler, 2007.
[Закрыть]. Окружающие предметы для них – целостные, дискретные сущности, которые описывают в пространстве непрерывные траектории и контактируют с другими предметами. Они видят людей как причину изменений, действующую на предметы, чтобы достичь определенных целей и реализовать определенные желания. Сама среда для маленьких детей – это трехмерное пространство, характеризующееся глубиной, цветом, поверхностью и текстурой.
Однако между мировосприятием младенцев и взрослых есть и явные различия. Рассмотрим следующую ситуацию. На пустой сцене стоит стол, а перед столом – ширма. Над ширмой держат мяч, а затем бросают его так, чтобы он упал за ширмой на уровне стола. Затем ширму опускают, показывая один из трех вариантов: мяч лежит на столе, мяч лежит на полу, как будто прошел сквозь стол, и мяч завис в воздухе между столом и исходной точкой.
Взрослые удивились бы и во втором, и в третьем случае, но четырехмесячных младенцев удивлял только второй: если мячик как будто проходил через стол, они смотрели дольше, чем когда мячик останавливался на столе, но зависший в воздухе не привлекал особого внимания[94]94
Spelke, Breinlinger, Macomber and Jacobson, 1992.
[Закрыть]. Таким образом, у детей, видимо, были ожидания в отношении твердости, но не было ожиданий в отношении гравитации. И действительно, представление о гравитации или, точнее, об опоре вырабатываются постепенно на протяжении первых нескольких лет жизни.
Рис. 4.1. Когда мячик падал за ширму (она обозначена пунктиром), четырехмесячные младенцы удивлялись, если он «проходил» сквозь твердый стол (слева внизу), но не удивлялись, если он «зависал в воздухе» (справа внизу)
Взрослые ожидают, что предмет упадет, если его что-то не поддерживает под центром масс. Эта простая с виду мысль на самом деле довольно сложна. Чтобы к ней прийти, нужен ряд открытий, которые человек последовательно делает в ходе развития. Прежде всего нужно прийти к выводу, что предметы падают, если не контактируют с другими предметами. Это происходит между четвертым и шестым месяцами жизни, что показали измерения внимания младенцев к стационарным предметам, которые поддерживались либо достаточно, либо недостаточно (и должны были упасть).
В одном из исследований младенцам показывали две стоящие одна на другой коробки[95]95
Needham and Baillargeon, 1993.
[Закрыть]. Они видели, как рука толкает верхнюю коробку параллельно нижней. Затем рука останавливалась в одной из двух точек: там, где верхнюю коробку все еще поддерживала нижняя, либо так, что верхняя коробка как будто повисала в воздухе. Четырехмесячные младенцы дольше смотрели на висящую коробку, то есть они уже ожидали, что в такой ситуации предметы должны падать. Тем не менее удивления не будет, если подтолкнуть верхнюю коробку к самому краю нижней так, чтобы они соприкасались углами[96]96
Baillargeon, Needham and DeVos, 1992.
[Закрыть]. Это означает, что младенцы сначала обращают внимание на то, что предметы контактируют между собой, и лишь потом на тип контакта. Чтобы понять, что единственный тип контакта, обеспечивающий опору, – это контакт снизу, требуется еще месяц или два.
Конечно, контакт снизу – необходимое, но недостаточное условие. Опора должна находиться ниже центра масс. Еще несколько месяцев после того, как появляется осознание важности опоры, младенцы не обращают внимание на то, какая доля предмета поддерживается. Девятимесячные малыши, например, не удивляются, что треугольная пирамидка держится на прямоугольной опоре даже после того, как основная ее часть повисла на краю[97]97
Baillargeon and Hanko-Summers, 1990.
[Закрыть]. Вообще, представления о том, какую часть предмета нужно поддерживать, корректируются на протяжении всего детства[98]98
Krist, 2010.
[Закрыть].
Маленькие дети, как и подросшие младенцы, осознают, что поверхность контакта между предметом и опорой имеет значение, но не обращают внимание, где предметы контактируют. Шестилетние дети утверждают, что предмет сохраняет поддержку до тех пор, пока половина его нижней поверхности контактирует с опорой. Они еще не понимают, что на опоре должна быть расположена как минимум половина массы предмета. Их ставят в тупик асимметричные предметы, противоречащие правилу количества контакта сразу в двух отношениях: они могут упасть, даже если большая часть нижней поверхности (но не основная масса) находится на опоре, и не падают, даже если большая часть нижней поверхности уже не имеет поддержки, а основная масса имеет.
Таким образом, дети последовательно проходят целый ряд этапов: осознание, что предметы без контакта падают; осознание, что предметы без контакта снизу падают; осознание, что предметы без опоры ниже центра масс падают. Эти ожидания проявляются не только в детских реакциях на невозможные конфигурации, подобные описанным выше, но и во взаимодействиях с самими предметами. В одном из исследований младенцам показывали двух игрушечных поросят[99]99
Hespos and Baillargeon, 2008.
[Закрыть]. Одну игрушку хорошо поддерживали снизу, а другую – нет. Детям предлагали тянуться к той игрушке, к какой они хотят. Половине давали выбирать между поросенком, полностью лежащим на опоре, и поросенком, который как будто висит в воздухе. Второй половине предоставляли выбор между полностью поддерживаемой игрушкой и такой, которая должна была упасть из-за того, что ее центр масс не имел опоры.
Рис. 4.2. Оценивая, упадет ли предмет, маленькие дети исходят из того, есть ли поддержка у его основания. Расположение центра тяжести для них значения не имеет. Поэтому они правильно считали, что нижний правый блок упадет, а верхний левый – нет, однако ошибочно полагали, что верхний правый блок упадет, а нижний левый – останется
Выбор зависел от возраста ребенка. Пятимесячные чаще тянулись к игрушке, полностью лежащей на опоре, чем к парящей в воздухе, но не проявляли особенных предпочтений между полной и частичной поддержкой. В семимесячном возрасте полная поддержка была привлекательнее в обоих случаях. Действия младенцев, таким образом, совпадали со зрительными предпочтениями. Как было отмечено выше, пятимесячные малыши удивляются, когда объект без опоры парит в воздухе, но не удивляются, что частично стоящий на опоре предмет не падает. Семимесячные удивляются в обоих случаях. Независимо от возраста, младенцы опасаются конфигураций, противоречащих их текущим ожиданиям.
Выше я отмечал, что ожидания в отношении целостности формируются задолго до появления зрелых представлений об опоре. То же самое верно в отношении непрерывности (ожидание, что движущиеся предметы описывают непрерывную траекторию) и связности (что движущиеся предметы не распадаются). И то и другое появляется за несколько лет до зрелых ожиданий о поддержке. Почему опора выделяется из этой закономерности?[100]100
Spelke, 1994.
[Закрыть]
Возможно, представление об опоре проще получить из опыта. Организмы, рожденные с пониманием этих принципов, в долгосрочной перспективе преуспевали не лучше, чем организмы, приобретавшие эти знания самостоятельно. Отсутствие знаний о целостности, непрерывности и связанности могло вредить выживанию. Извлекать эти принципы из «цветущего, жужжащего столпотворения», которое возникает в их отсутствие, довольно непросто. Целостность, непрерывность и связанность определяют самую суть предмета, позволяют выделить его из фона и отслеживать изменения его расположения и перспективы. Это необходимые предпосылки, чтобы ответить на менее существенный вопрос: имеет ли предмет опору?
Это эволюционное предположение согласуется с тем, что мы знаем о восприятии физических объектов другими приматами. У обезьян, как и у человеческих детей, сильные представления о целостности, непрерывности и связанности, но слабые – о поддержке[101]101
Mendes, Rakoczy and Call, 2008; Santos, 2004.
[Закрыть]. Взрослые шимпанзе в этом отношении схожи с пятимесячными младенцами. Они обращают внимание на то, контактируют ли предметы между собой, но игнорируют место контакта – снизу или сбоку. Парящий в воздухе банан их удивляет, а банан, слегка соприкасающийся с коробкой – уже нет[102]102
Cacchione and Krist, 2004.
[Закрыть]. Видимо, эволюция предлагает приматам узнавать о поддержке не инстинктивно, а из опыта. Тем не менее люди далеко превзошли своих сородичей в том, чему они могут научиться.
* * *
Сравнительно зрелое понимание принципов опоры складывается у детей в первые несколько лет жизни. Однако это не то же самое, что понимание гравитации: знания не только о том, когда упадет предмет, но и куда и почему он упадет. Предметы, как правило, падают вниз. Пропавшую со стола ложку или карандаш разумно поискать на полу рядом. Конечно, у этого правила есть и исключения. Движущиеся предметы коснутся земли дальше от места, где начали падать, а в пути что-то может помешать.
Оказывается, маленькие дети не принимают во внимание исключений. Их не заботит, двигался ли упавший предмет (это обсуждается в следующей главе) и есть ли преграда на его пути. Они предполагают, что предмет найдется прямо под местом, где они его в последний раз видели. Мы знаем это благодаря «эксперименту с трубками», поставленному Брюсом Худом[103]103
Hood, 1995.
[Закрыть]. Со времен Пиаже психологов интересовало, когда и каким образом дети начинают отслеживать невидимое перемещение – скрытые из виду предметы (это обсуждалось во второй главе). Худ придумал для этого специальный аппарат из непрозрачных трубок, в которые кидают шарики.
Трубки – как минимум три штуки – закреплены в вертикальной прямоугольной раме и соединены с воронками сверху и снизу. Воронки расположены так, чтобы без трубок шар, брошенный в верхнюю воронку, падал прямо в нижнюю. Непрозрачные трубки перенаправляют шарик из центральной верхней воронки в левую нижнюю, из левой – в правую, а из правой – в центральную.
Разобраться в устройстве этого аппарата легко любому человеку старше четырех лет: нужно просто определить, как соединены между собой воронки. Однако для детей младше четырех лет эта задача оказывалась совсем не такой простой. Обычно они игнорировали трубки и искали шарик в ведре прямо под местом, где его последний раз видели. Например, если шарик бросили в левую верхнюю воронку, то в левой нижней. Худ называет такое поведение ошибкой гравитации. Дело не в случайном угадывании. Малыши редко ищут шарик в третьей нижней воронке: она не соединена трубкой (правильное расположение) и не находится прямо под верхней воронкой (расположение, которое подсказывает гравитация). Если нижняя воронка под верхней не соединена с трубками, малыши тоже редко в ней ищут, так как понимают, что увидели бы летящий шарик.
Рис. 4.3. Если бросить шар в центральную трубку, малыши обычно ищут его прямо под местом начала падения и не обращают внимание, что трубка должна перенаправить его в левую воронку
Результаты этого эксперимента не черно-белые. Малыши совершают ошибку гравитации не всегда и не всегда ищут в правильном месте. По мере взросления они всё реже ошибаются и всё чаще сразу находят шарик. Таким образом, дело, видимо, в конфликте двух убеждений: в том, что предметы падают прямо вниз, и в том, что один твердый предмет (шар) не может пройти сквозь другой (трубку). Старшие дети отдают предпочтение последнему убеждению, считая, что твердость в такой ситуации всегда побеждает гравитацию, однако малыши еще не знают, как расставить приоритеты.
Конечно, появились и другие объяснения ошибок при выполнении задачи с трубками. Может быть, детей смущает сам аппарат и они не осознают, что предметы выходят только в конце трубки. Или, может быть, они делают ошибку соседства, а не ошибку гравитации, и ищут шар ближе всего к месту, где они его последний раз видели, независимо от ожиданий в отношении падения.
Худ учел обе вероятности и показал, что ни то ни другое не верно[104]104
Hood, 1998; Hood, Santos and Fieselman, 2000.
[Закрыть]. Он клал аппарат на бок и запускал шары не сверху вниз, а слева направо, чтобы проверить, не смущает ли малышей механизм. В таких условиях по-прежнему были шары и трубки, но испытуемые справлялись на пятерку. Чтобы исключить ошибку соседства, Худ записывал задачи на видео и пускал запись в обратном направлении: лежащий мячик как будто засасывало в трубку, и он появлялся сверху. В этих условиях малыши обращали внимание на расположение трубок и уже не отдавали предпочтения ближайшей сверху воронке, поскольку гравитация не указывала в этом направлении.
Задача с трубками не единственная, в которой малыши совершают ошибки гравитации. В другом эксперименте – задаче с полками – прочность соперничает с гравитацией без замысловатых устройств. Маленьким детям показывают шкаф с двумя дверцами, одна над другой. За каждой дверцей – полка. Дверцы открыты, и малыши видят, что у верхней полки нет сверху доски. Затем дверцы закрывают, а шкаф прячут за ширмой. За ширму бросают шар на уровне шкафа. Ширму убирают и просят малышей достать шар. Верхняя полка отделена от нижней твердой деревянной планкой, поэтому мячик может быть только на ней[105]105
Hood, Carey and Prasada, 2000.
[Закрыть]. И тем не менее большинство двухлетних детей ищут его на нижней полке. Они игнорируют жесткий разделитель и сосредотачиваются на самой нижней точке под местом, где видели мячик в последний раз.
В одном из вариантов этого задания мячик скатывали по уклону за ширмой. В ширме было четыре дверцы, расположенные на разной высоте вдоль уклона, а на уклоне напротив одной из них стояла преграда. Барьер выступал над ширмой и постоянно был на виду. Если его ставили за третьей дверцей, шарик катился мимо первой дверцы, второй и останавливался у третьей. Докатиться до четвертой он не мог, но именно там его искали малыши. Они игнорировали барьер и полагали, что гравитация доведет мяч по уклону вниз до конца[106]106
Berthier, DeBlois, Poirier, Novak and Clifton, 2000; Shutts, Keen and Spelke, 2006.
[Закрыть].
Рис. 4.4. Мяч, пущенный вниз по уклону, малыши обычно ищут за крайней справа дверцей. Они игнорируют преграду, которая не дает ему укатиться так далеко
Наблюдая за падающими предметами, маленькие дети пренебрегают твердостью трубок, полок и барьеров. При этом осознание, что предметы не могут проходить друг через друга, есть уже в четырехмесячном возрасте. Младенцы существенно дольше смотрят на мячик, который как будто проходит сквозь полку, чем на мячик, который остановился на ней. (Задача, описанная в начале главы, в сущности, повторяет задачу с полками.) Почему у маленьких детей побеждает гравитация, а у младенцев – твердость?
В младенческом возрасте проблема, в сущности, сводится исключительно к твердости предметов, так как никаких знаний о гравитации (точнее, об опоре) они еще не успели приобрести. В более старшем возрасте уже есть два фактора – твердость и гравитация, и гравитация побеждает, так как требуется подключить хорошо отработанные действия: подбирать упавшие предметы. Дети, может быть, знают о твердости не меньше младенцев, но рефлекторное желание поискать предмет на полу оказывается сильнее. Действительно, если проследить взгляд малыша, выполняющего задачу с трубками, окажется, что он визуально отслеживает путь шарика по трубке в правильную воронку, но ищет его в воронке под местом падения[107]107
Lee and Kuhlmeier, 2013.
[Закрыть]. Глаза выдают понимание твердости, но руки воплощают только знание о гравитации. Это уже обсуждалось во второй главе, когда знание о постоянстве проявлялось задолго до первых действий.
Таким образом, результаты выполнения задач на скрытое перемещение – с трубками, полками и уклоном – возникают из-за соперничества между знаниями о твердости и знаниями о гравитации. Вероятность победы твердости можно увеличивать и уменьшать, меняя условия[108]108
Bascandziev and Harris, 2011; Hood, Wilson and Dyson, 2006.
[Закрыть]. Она растет, если убрать из аппарата верхние воронки и бросать шары прямо в трубки, сосредотачивая на них внимание малышей, и снижается, если малышу приходится следить за двумя шариками сразу, что перегружает их ограниченный ресурс внимания. На взрослых задачу с трубками не тестировали, но вполне можно придумать вариант, который окажется сложен и для них. Достаточно просто увеличить число трубок и число шариков. Не исключено, что после определенного порога взрослые даже начнут совершать ошибку гравитации. Убеждение, что твердые предметы не могут проходить друг через друга, невероятно сильно, но важна и способность применять его в реальном времени.
* * *
Задачу с трубками проваливают не только маленькие дети, но и собаки с обезьянами[109]109
Cacchione and Call, 2010; Hood, Hauser, Anderson and Santos, 1999; Osthaus, Slater and Lea, 2003.
[Закрыть]. У животных нельзя применить тот же тест, но его можно видоизменить. Для собак шарики заменяли лакомствами, а нижние воронки – коробками, в которые можно просунуть морду. Когда тестировали обезьян, вместо шаров применяли изюм и орехи, а аппарат заслоняли плексигласом, чтобы они его не сломали. Результат экспериментов оказался тем же: животные совершали ошибки гравитации при первой попытке получить упавший предмет[110]110
Santos, 2004; Santos, Seelig and Hauser, 2006.
[Закрыть]. Это касалось и задач с полкой и уклоном.
Поведение животных в этих опытах удивительно похоже на поведение маленьких детей. В амбициозном исследовании, проведенном учеными в Центре исследования приматов имени Вольфганга Кёлера, шимпанзе, бонобо, гориллы и орангутаны выполняли вертикальный и горизонтальный варианты задачи с полкой[111]111
Cacchione, Call and Zingg, 2009.
[Закрыть]. В первом случае обезьянам показывали две емкости: одна стояла на столе, другая – под столом. Затем стол закрывали ширмой, и обезьяны смотрели, как экспериментатор роняет за нее виноградину. После этого обезьянам позволяли взять одну и только одну емкость. Несколько попыток подряд они тянулись к нижней емкости так же часто, как и к верхней, хотя туда виноградина физически не могла упасть.
В горизонтальной версии эксперимента стол убирали. Емкости были сужены сбоку и расположены так, что правая закрывала вход в левую. Затем устройство закрывали ширмой и катили виноградину с правой стороны. В данном случае обезьяны тянулись почти исключительно к правильной (правой) емкости и игнорировали емкость, в которую виноград попасть не мог (левую). Так вели себя все четыре вида обезьян. В горизонтальной версии задачи они делали правильные, основанные на твердости выводы, хотя в вертикальной колебались между правильными, основанными на твердости реакциями и неправильными, основанными на гравитации. В последующих исследованиях у обезьян выявили расхождение между направлением взгляда, следящего за падающим предметом, и направлением, в котором они тянулись – так же, как у детей. Глаза обезьян выдавали понимание твердости, но лапы действовали только согласно гравитации[112]112
Cacchione and Burkart, 2012; Santos and Hauser, 2002; Santos, Seelig and Hauser, 2006.
[Закрыть].
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
