Текст книги "Анатомия призраков"

Глава 14

После ужина Элинор Карбери приказала горничной принести чайные принадлежности в гостиную. Не успела она толком устроиться, как услышала голоса в коридоре внизу и шаги на лестнице. Дверь распахнулась, и в комнату вошел доктор Карбери. За ним проследовал мистер Холдсворт.

– А! Миссис Карбери! – воскликнул ее муж, хватаясь за спинку стула в поисках поддержки. – И кипятильник! Как там у Купера? «Бурлящий и свистящий кипятильник плюется паром, и чаши, которые… которые…»

– «Бодрят, но не пьянят», сэр, если не ошибаюсь, – подсказала Элинор, принимая поклон Джона.

– Да-да. – Карбери плюхнулся в кресло с размаху, отчего его ноги подскочили на дюйм или два.

– Пожалуйста, садитесь, мистер Холдсворт, – произнесла Элинор. – Я собираюсь приготовить чай и уверена, что Сьюзен уже несет дополнительные чашки.

Она улыбнулась и увидела ответную улыбку, которая удивительно преобразила его лицо.

– Такое неожиданное удовольствие. Я думала, вы заняты с мистером Ричардсоном сегодня днем.

Карбери подавил отрыжку:

– Позже. Епископ обедает в «Сейнт-Джонсе», и мистер Ричардсон хотел нанести визит его преосвященству. По обычным причинам, полагаю.

Элинор все еще смотрела на Холдсворта.

– Доктор Карбери имеет в виду, что епископ может продвинуть мистера Ричардсона по службе.

– Я не питаю особых надежд на этот счет, – заявил Карбери. – Нам еще долго придется с ним мириться.

Элинор помешала воду в заварочном чайнике с нехарактерной энергией, и звона ложечки хватило, чтобы ее муж прикусил язык, как она и надеялась. Он осекся и быстро сменил тему, спросив Холдсворта о здоровье Фрэнка Олдершоу. Пока тот отвечал, Элинор передала чашки мужчинам.

– А! Бедняга! – произнес Карбери. – Короче говоря, Джермин не добился успеха?

– Он верит, что успех – дело времени.

Карбери сделал глоток чая, сморщил нос и поставил чашку на блюдце, расплескав ее содержимое.

– Но что-то надо сделать немедленно! Это бросает тень на колледж и расстраивает ее светлость. – Он заговорил громче. – Так что там с привидением, мистер Холдсворт? Если вы сумеете доказать, что оно – всего лишь дикие фантазии мальчишки, это уже кое-что. Привидение означает сплетни, а их и без того слишком много. Да что там, я опасаюсь, что к нам поступит меньше студентов на следующий год, и все из-за этой скверной истории. Кому захочется отправить своего сына в заведение с призраком?

Он с долгим рокотом выпустил газы.

– Это решительно неблагородно. Если вы сумеете положить конец глупым слухам, мы будем бесконечно вам признательны.

– Для этого мне было бы полезно побольше узнать об обстоятельствах, при которых нашли тело миссис Уичкот.

– Это еще зачем? Сомнений в ее личности нет.

– На случай, если я смогу использовать какой-нибудь факт, чтобы подорвать хотя бы часть уверенности мистера Олдершоу, будто он столкнулся с призраком. Например, как она вошла?

– У нее был ключ, – ответил Карбери. – Она часто навещала нас в Директорском доме. Моя супруга вручила ей ключ от нашей личной калитки на Иерусалим-лейн, чтобы она могла приходить и уходить, не подвергая себя неприятному пребыванию под таким обилием мужских взглядов.

– Калитка была заперта, – возразила Элинор. – Ключ так и не нашли.

Муж хмуро посмотрел на нее:

– Несомненно, потому, что он покоится в иле на дне пруда.

– Во что была одета леди, когда ее достали из воды? – спросил Холдсворт.

– В ночную рубашку, – ответила Элинор. – Обуви на ней не было, только чулки, порванные и грязные. Мы…

– Мы пытались скрыть это обстоятельство от ведома широкой публики, – перебил Карбери. – Но слуги все разболтали. Несомненно, туфли свалились в воде и уплыли в дренажную трубу, через которую вода отводится из пруда. Или, возможно, она потеряла их, когда бежала по улицам… в такую-то ночь!

Холдсворт потер глаза, налитые кровью и усталые.

– Но почему миссис Уичкот явилась в Иерусалим в такое время?

– Чтобы повидать миссис Карбери, разумеется. Лунатики, строго говоря, отнюдь не иррациональны в своих поступках. Я обсуждал этот вопрос с профессором Трилло, который выполнил нечто вроде исследования данного предмета через призму классической Античности. В своих действиях лунатики часто руководствуются соображениями, которые могли бы показаться им разумными и наяву.

– И все же… простите, сэр, если я излишне дотошен… не впала ли миссис Уичкот в уныние? Отчаяние – злейший враг здравомыслия. Во власти отчаяния можно совершить поистине ужасные поступки.

Карбери поморщился:

– Миссис Уичкот не впала в отчаяние, сэр. Я буду весьма признателен, если вы не станете упоминать даже о возможности подобного на людях. Это может создать превратное впечатление. Ни к чему посмертно пятнать репутацию леди беспочвенным подозрением в самоубийстве.

Он подался вперед в своем кресле и неуверенно встал. Попытался поклониться Элинор, но сумел лишь неуклюже кивнуть.

– Я… я должен ненадолго удалиться. Прошу меня извинить.

Элинор выслушала его запинающиеся шаги на лестнице и стук двери внизу. Повернулась к Холдсворту и обнаружила, что он смотрит прямо на нее. Она отвела глаза.

– Надеюсь, директор не заболел, – заметил Холдсворт.

– Нет… уверена, что нет. Он… ему иногда приходится выходить после обеда. Но вернемся к мистеру Фрэнку. Сегодня я должна написать леди Анне. Мне сказать, что он пребывает в добром здравии, что касается тела? Что же до слабости рассудка, по крайней мере, хуже не стало? Могу ли я сказать больше?

– Система доктора Джермина подразумевает, что он очень внимательно наблюдает за любыми контактами его пациентов с внешним миром. Я хотел бы поговорить с мистером Фрэнком наедине, если врач мне позволит. Поначалу он казался совершенно безмятежным. Затем врач сказал, что я явился по поручению ее светлости и, возможно, смогу забрать его домой через несколько недель, если его здоровье в должной мере улучшится. После этого мистер Фрэнк впал в неистовство, и мне стало незачем оставаться. Я хотел бы посмотреть, что получится, если я поговорю с ним наедине, без врача или смотрителей. К тому же это необходимо. Он верит, что видел привидение миссис Уичкот. Как я смогу попытаться разубедить его, если мне неизвестен точный характер его бреда? Только он может мне о нем рассказать.

– Разумеется, доктор Джермин в состоянии просветить вас?

– К несчастью, нет. Более того, он выказал полное отсутствие интереса к теме призрака. Видите ли, его не волнуют подобные вопросы. Он придерживается точки зрения, что его пациенты безумны и потому их видения по определению не стоят разумного осмысления, а являются пустым вздором. Вместо этого он делает упор на лечение, которое, судя по всему, заключается в обучении делать выводы из правильных предпосылок. Он выглядел настоящим философом, когда объяснял это мне.

– Локк, – произнесла Элинор и насладилась вспышкой удивления на лице Холдсворта.

– Вы правы, мадам, – сказал он. – Доктор Джермин постоянно ссылался на него.

Она не ответила.

– Скажите, – продолжил он, – какой была миссис Уичкот?

Элинор встала и достала папку из ящика бюро. Положила на стол у окна и развязала ленточку. Затем повернулась к Холдсворту, который поднялся с места вслед за ней.

– Подойдите, и вы найдете ответ, сэр.

Элинор открыла папку и достала листок бумаги. Холдсворт стоял рядом; она остро ощущала его взгляд и привкус вина в его дыхании. Он посмотрел на листок, эскиз головы и плеч Сильвии Уичкот, небрежный по своей природе, поспешно нацарапанный пером и чернилами. Часы тикали на каминной полке. Дыхание Элинор участилось. Джон морщил лоб. Ей хотелось протянуть руку и разгладить морщинки, подобно хорошей жене.

– Да, – наконец сказал он, отстраняясь. – Да, понятно. Она была очень красивой.

– Дело не только во внешности, сэр. – Элинор охватило внезапное желание все ему объяснить. – Хотя, конечно, она была очень хороша собой. Но что более важно, намного более важно – очарование ее манер, ее речи… нечто неопределенное. Нечто непредсказуемое. Это привлекало людей. Господь всемогущий… это привлекло Филипа Уичкота, и, если ей удалось это, она могла привлечь любого. Одно время он был влюблен в нее по уши. Полагаю, он продолжал ее любить, в своем роде, хотя, боюсь, их брак не был счастливым.

Она захлопнула папку и завязала ленточку неожиданно непослушными пальцами.

– Я сочту за одолжение, если вы расскажете мне больше о ней, – сказал Джон.

– Мы с ней выросли вместе. Мой отец держал школу в Бате, а она была в ней пансионеркой. Мы стали близкими подругами и никогда не переставали ими быть. Когда я вышла замуж за доктора Карбери, она навестила меня в Кембридже и встретила мистера Уичкота. В то время это казалось подарком судьбы… возможностью сохранить нашу дружбу.

– Кто нарисовал тот портрет?

– Я.

– Вы одаренная художница, мадам. Это недавний портрет?

– Ему семь или восемь месяцев.

Элинор подняла глаза. Холдсворт снова смотрел на нее.

Они услышали шаги доктора Карбери. Элинор встала и вернула папку в ящик. Ее муж медленно и осторожно вошел в комнату, словно находился на палубе корабля, которая могла покачнуться в любой момент.

– Вы еще здесь, мистер Холдсворт? Это хорошо… я хотел шепнуть вам словечко. Словечко предостережения. Я надеялся, что это не потребуется, но тщетно. Миссис Карбери сказала, что вчера вы не успели прийти, как мистер Ричардсон заглянул, чтобы свести с вами знакомство. И с тех пор вам от него не избавиться, верно?

– Как вам известно, я видел его вчера вечером, сэр, – ответил Холдсворт. – И навестил сегодня утром, поскольку хотел осмотреть комнаты мистера Олдершоу. Он оказал мне любезность и сопроводил меня.

– Вот именно, – кивнул Карбери. – Оказал любезность, говорите? Оказал любезность себе самому, не сомневайтесь. Мне больно говорить такое об уважаемом члене нашего сообщества, но я нарушу свой долг, если не предостерегу вас. Он расточал при вас улыбки и лесть, да?

– Он произвел самое приятное впечатление.

– Ха! Так я и знал.

Элинор встала, чтобы уйти, но муж жестом указал ей на кресло.

– Пожалуйста, не беспокойтесь, дорогая. Я не отниму много времени, и к тому же вам уже известно все и даже более. – Он засунул большие пальцы в карманы жилета и встал, расставив ноги, спиной к пустому камину. – Когда мой предшественник на посту директора умер, мистер Холдсворт, мы устроили, как это принято в подобных случаях, выборы его преемника. Избиратели – члены совета колледжа. Согласно уставу, кандидатом можно выдвинуть любого, при условии, что он обладает степенью магистра гуманитарных наук и, разумеется, является причастником Англиканской церкви. Очень часто кандидаты выбираются из самих членов совета, что вполне естественно. В этом и состояла загвоздка во время последних выборов. Кандидатами были я и мистер Ричардсон.

Элинор кашлянула.

– Ни к чему утомлять мистера Холдсворта нашими пустяковыми делами, сэр. Он…

– Помолчите, миссис Карбери, и оставьте эти вопросы тем, кто в них разбирается.

Элинор покраснела и отвернулась.

– Как я уже говорил, я позволил друзьям меня выдвинуть, но, по правде говоря, очень мало беспокоился о результате. – Доктор Карбери уставился в потолок. – Мистер Ричардсон, напротив, очень сильно переживал из-за выборов. Так сильно, что методы, которыми он продвигал свою кандидатуру, были… ну, я бы не сказал, что они были по-настоящему безнравственными, хотя другие, увы, могли бы это предположить. Однако я считаю, что они определенно не были джентльменскими. И все же, как я говорил на днях миссис Карбери, кашу из топора не сваришь. Как вам известно, происхождение мистера Ричардсона самое скромное, и, несмотря на его несомненные способности, в нем чувствуется подлость, каковую не встретишь в людях благородных. Не позволяйте приятным манерам заслонить его подлинную натуру, мистер Холдсворт. Мы были студентами в одно время, и его истинная натура проявилась уже тогда. Некоторые жестокие студенты называли его Грязным Диком. Они делали вид, будто вокруг него витает неприятный запах, поскольку его отец был подмастерьем дубильщика, а вы же знаете, как нелегко избавиться от зловония кож.

Карбери мгновение помолчал. Он посмотрел на Холдсворта, как будто в ожидании ответа.

– Да, сэр, прекрасно знаю, – произнес Холдсворт. – Видите ли, мой отец тоже был дубильщиком.

Глава 15

Соресби подрезал ногти перочинным ножом в западной галерее Церковного двора. Тоннель главного входа в колледж находился за его спиной, ворота рядом с привратницкой были открыты. Наружная арка окаймляла вид на Сейнт-Эндрюс-стрит, суета которой вносила единственную диссонирующую ноту, нарушавшую величавое спокойствие Иерусалима.

При виде приближающегося Холдсворта сайзар некрасиво покраснел, сунул ножик в карман и снял шапочку.

– Сюда, сэр.

– Мистер Ричардсон сказал мне, что вы служите библиотечным клерком, мистер Соресби, – произнес Холдсворт, задержавшись снаружи. – В чем заключаются ваши обязанности?

– Я открываю библиотеку утром, сэр, и закрываю вечером. Возвращаю книги на полки в правильном порядке. И веду журнал выдачи книг.

– Немало дел.

– О, это не все, сэр. Еще я веду счета, под руководством мистера Ричардсона, и часто меня вызывают на помощь тем, кто хочет найти на полках определенную книгу.

– Все это, плюс вам приходится не забывать о собственной учебе?

– Разумеется, сэр. Если позволите, я попрошу вас подняться по лестнице. Мистер Ричардсон ждет.

Холдсворт прошел вперед, гадая, сколько Соресби получает за свои труды. Наверху обнаружилась открытая дверь, за которой располагалась длинная комната. Она была освещена двумя рядами окон. Вечерний свет, густой и золотистый, косо падал из правого ряда. Стены были заставлены полками и шкафами. Посередине комнаты стоял тяжелый дубовый стол, поверхность которого испачкана чернилами и покрыта порезами и царапинами.

Мистер Ричардсон приблизился с книгой в руке:

– Мистер Холдсворт, вы замечательно пунктуальны…

– Прошу прощения, сэр, – перебил Соресби. – Что-нибудь еще?

– Нет, полагаю, пока нет. Разве что мистер Холдсворт желает с вами побеседовать?

Холдсворт покачал головой.

– Впрочем, останьтесь… я хочу поговорить с вами о журнале выдачи, – продолжил Ричардсон, взглянув на открытый гроссбух на столе. – Я не вполне уверен, что ваш метод записи книг – наилучший из возможных.

– Прошу прощения, сэр, но у меня неотложное дело.

– Хорошо… но мы обсудим это позже.

– Да, сэр. – Соресби низко поклонился и практически выбежал из комнаты. – Спасибо, сэр.

– Прошу простить меня, сэр. – Ричардсон обратился к Холдсворту. – Я должен неусыпно уделять внимание библиотечной рутине, если хочу, чтобы все было гладко. Я пытаюсь обеспечить неуклонное соблюдение моих методик в мельчайших подробностях. А теперь чем могу служить?

– Прошу вас, вернитесь к работе, сэр. – Холдсворт предположил, что сцена с Соресби могла быть разыграна специально для него, чтобы создать впечатление компетентности и прилежания. – Я ни в коем случае не хочу вас беспокоить. Просто намеревался провести предварительный осмотр.

– Сообщите, если потребуется что-либо отпереть. Ключи здесь. Наиболее ценные книги хранятся в стенном шкафу слева от камина.

Ричардсон сел. Холдсворт медленно обошел комнату. В ней имелись также столы поменьше, для занятий, расставленные под правильными углами к окнам, чтобы воспользоваться преимуществами дневного света. Шкафы, очевидно, были сколочены специально для библиотеки, причем мастером своего дела. Книжные полки закрыты стеклянными дверцами. Под ними располагались открытые полки и ящики. Все дверцы и ящики для надежности снабжены замками. Содержимое шкафов, однако, на первый взгляд казалось менее впечатляющим. Переплеты обветшали. Многие книги освещали теологические вопросы, которые больше не считались существенными или даже желательными в обучении будущих священников государственной церкви. Классические авторы были представлены плохо, равно как и труды по математике и всем ветвям механики.

Обойдя помещение по кругу, Холдсворт вернулся к Ричардсону.

– Скажите, библиотека обладает средствами для приобретения новых книг и сохранения старых?

– Нет… как таковыми нет, сэр. Время от времени члены совета жертвуют библиотеке некоторую сумму денег для конкретной цели. Иногда книги достаются нам в дар от авторов или даже по завещанию.

– Другими словами, пополнение библиотеки носит случайный характер?

– Да. Увы, это не идеальный вариант, и я хотел бы, чтобы средства поступали на регулярной основе. И все же мы находимся в лучшем положении, чем многие другие колледжи. И разумеется, мы извлекли немалую пользу из щедрости покойного графа, отца ее светлости, который позволил нам обставить эту великолепную комнату.

– Комната действительно великолепна. Чего нельзя сказать о ее содержимом.

– Мы живем в несовершенном мире, – сухо произнес Ричардсон. – О недостатках библиотеки мне известно лучше, чем кому бы то ни было. Как и о недостатках мира.

Закончив осмотр, Холдсворт спустился вниз и медленно пошел по двору. Услышав шаги, он повернул голову. За ним шел Соресби, сжимая большой сверток. Сайзар тяжело дышал, и на его бледном челе блестели бисеринки пота.

– Мистер Соресби. – Холдсворт остановился и кивнул на сверток. – Вы что-то купили?

– О нет, сэр… это не для меня. Это костюм мистера Аркдейла. Он попросил забрать его у портного. Хотя одному богу известно…

Соресби осекся и покраснел.

– Одному богу известно что, мистер Соресби?

– Я… я просто хотел заметить, что костюм понадобится мистеру Аркдейлу только в среду, так что в подобной спешке нет нужды. И все же он очень торопил меня, очень настаивал. Костюм нужен для обеда в клубе СД. Это клубная ливрея, и, по-видимому, она очень важна для него.

Язык Соресби мелькнул между губами. Он говорил ровным и бесстрастным голосом, но кончик языка придал его словам нотку злобы.

– Клуб СД… что же это такое? – спросил Холдсворт, отчасти из праздного любопытства, отчасти чтобы поддержать беседу с Соресби, поскольку подозревал, что резкое прощание может того оскорбить; человек в положении сайзара должен быть особенно чувствителен к обидам.

– Он существует уже много лет, сэр, в том или ином виде. СД означает «Святой Дух».

Это представило молодого мистера Аркдейла в неожиданном свете.

– Так, значит, цель общества – религиозная? – спросил Холдсворт.

– Не совсем. – Соресби усмехнулся, и его длинное лицо преобразилось, став лукавым и привлекательным. – В Иерусалиме Святой Дух означает нечто иное. Это обеденный клуб. Насколько мне известно, его развлечения не имеют ничего общего с религией. Полноправные члены клуба получают привилегию носить ливрею. – Он взглянул на сверток в руках. – Это на редкость элегантная ливрея. Портной показал ее мне.

– Элегантная и, несомненно, дорогая.

– Да, сэр. И развлекаются они, по слухам, весьма расточительно.

– Они часто встречаются?

– С февраля – нет. Видите ли, обычно они встречаются у мистера Уичкота, председателя клуба, но он недавно овдовел. Однако в среду…

– Эй! Слушайте!

Соресби и Холдсворт посмотрели в сторону крика. Аркдейл собственной персоной стоял в дверях, ведущих в подъезд Фрэнка Олдершоу. Он нетерпеливо помахал Соресби.

– Ну что, забрали? – Он обратил внимание на Холдсворта. – Прошу прощения, сэр, я не хотел вам мешать.

И Гарри исчез, поспешно нырнув в здание.

– Я лучше пойду, – сказал Соресби. – Мистер Аркдейл не любит ждать.

Он поклонился.

– Минуточку, – попросил Холдсворт. – Я слышал, что мистер Фрэнк Олдершоу – член этого клуба.

– О да, сэр. – Соресби, который уже направился прочь, остановился и обернулся. – Кажется, его приняли в члены как раз на последнем собрании. Весьма любезный джентльмен, весьма.

Он выгнул пальцы. Костяшки хрустнули.

– Это был последний клубный обед. А потом умерла миссис Уичкот. Ее тело нашли в Длинном пруду на следующее утро.

День был теплым и все более душным. Элинор спустилась вниз и вышла через боковую дверь в Директорский сад. Она бродила по гравийным дорожкам взад и вперед, бесцельно пересекала собственные следы, как будто заблудилась в лабиринте. Прямые как стрела гравийные дорожки пролегали между клумбами, в основном треугольной формы. Все дорожки были окаймлены низкими живыми изгородями из самшита и тиса в голландском стиле. Она ненавидела их жесткую, маскулинную одинаковость. Будь ее воля, Элинор превратила бы парк в царство травы и деревьев, диких и романтических зарослей и потайных уголков.

Ее взор то и дело обращался к деревьям в Саду членов совета и рядом с Длинным прудом и в особенности к прохладному зеленому гроту под восточным платаном. Какую бы тропинку она ни выбирала, рано или поздно все они приводили к пруду, к месту прямо напротив платана. Здесь пруд был шире всего. Мепал однажды сказал ей, что в его мрачной зеленой глубине таятся здоровенные карпы и даже огромные щуки. Кувшинки собрались гофрированным воротником вокруг того места, где нашли тело Сильвии Уичкот.

Элинор заметила движение уголком глаза и испытала укол раздражения, когда поняла, что не одна. Нечто черное мелькало на противоположном берегу среди пятен тени и света, создаваемых нависшими ветвями платана. Она развернулась и пошла по тропинке вдоль Длинного пруда, время от времени поглядывая через воду на Сад членов совета на той стороне.

Она направилась по диагонали в противоположный угол сада, где водная гладь была отгорожена высокой густой изгородью, также из самшита. Дорожка вела к калитке из кованого железа, врезанной в изгородь, а за ней через пруд был перекинут маленький мостик, названный в честь мистера Фростуика и ведущий в главный сад. Элинор мгновение постояла у калитки, глядя сквозь решетку на зеленое, залитое солнцем пространство.

Холдсворт шел к Церковному двору. Его косая тень скользнула по траве на противоположной стороне моста. Элинор дернулась в сторону, но опоздала. Он заметил ее и поклонился, и ей пришлось присесть в реверансе в ответ. Он изменил направление движения и ступил на мостик.

– Ваш визит в библиотеку оказался плодотворным, сэр? – спросила она.

– Я только начал, мадам, не более. – Он пересек мост и подошел к калитке. – Я только что говорил с главным привратником.

– Мепалом? Вам что-то нужно?

– Я хотел спросить его о том, как было обнаружено тело миссис Уичкот.

Элинор дернула ручку калитки. Та не поддалась.

– Очень жаль, сэр, но калитка заперта. Мне кажется недружелюбным беседовать с вами подобным образом.

Джон улыбнулся, и она заметила, что у него все зубы на месте. Она подумала, что он хорошо сложен и ничуть не обрюзг. Интересно, какой была его покойная жена и какие чувства он в ней пробуждал?

– Пожалуйста, не беспокойтесь, – произнес Джон. – Это не важно.

– Мепал помог вам?

– Он показал мне, где нашли тело. – Холдсворт помедлил. – Надеюсь, эта тема не слишком болезненна для вас.

Элинор покачала головой:

– Не более, чем обычно. Мепал помог вытащить ее из воды.

– Да, он и золотарь, который поднял тревогу. Мепал сказал мне, где его искать.

– Сомневаюсь, что вы много от него узнаете. Доктор Карбери говорит, что он не в состоянии связать и двух слов.

– Я должен потянуть за все ниточки.

Элинор промолчала. На тыльной стороне его ладони росли темные волоски. Джон не побрился утром, и теперь его скулы окаймляла щетина.

– В конце концов, что еще я могу сделать? – продолжил Холдсворт с некоторым раздражением, как будто она возражала.

– Да, но что в этом проку, сэр? – Элинор с ужасом ощутила, что ее глаза наполнились слезами. – Что нам всем в этом проку? Мы не можем повернуть время вспять. Мы не можем вернуть миссис Уичкот. Она мертва. Все кончено.

– Не все, – возразил Джон. – Думаю, что еще не все. Вы не могли бы помочь мне разрешить одну географическую проблему? Мепал утверждает, что миссис Уичкот нашли в воде вон там, как раз под огромным платаном.

– Да, насколько я понимаю.

– Но где ее тело упало в воду?

Элинор уставилась на него:

– Откуда мне знать, сэр?

– Все считают, что миссис Уичкот упала в воду в Директорском саду, поскольку у нее был ключ от частной калитки на Иерусалим-лейн. Но – по крайней мере, теоретически – она точно так же могла упасть в Саду членов совета или главном саду колледжа.

– Несомненно, она упала в Директорском саду. Она бы не нашла дорогу в другие сады.

– Но мы ведь не знаем, как она умерла, – произнес Джон медленно и тихо. – Мы не знаем всех обстоятельств, не знаем, была ли она одна. Мы даже не знаем, был это несчастный случай, самоубийство или убийство.

Слезы брызнули из глаз Элинор и покатились по щекам. Она ощутила ужасную слабость и схватилась за вертикальные прутья калитки, чтобы не упасть. Мрачное лицо Холдсворта на мгновение расплылось в ее глазах. Затем на краткое, но потрясающее мгновение она ощутила тепло его ладони на своей.

– Мадам, – настойчиво произнес он. – Вы нездоровы? Позвать вашу служанку? Принести воды?

Элинор покачала головой, отвернулась, чтобы Джон больше не видел ее лица, и, не сказав ни слова на прощание, поспешно зашагала к садовой двери дома. Она презирала себя за то, что выказала подобную слабость. Ненавидела Холдсворта за то, что он стал свидетелем ее слабости. И презирала и ненавидела еще больше за странное, покалывающее тепло, которое разлилось по ее телу от прикосновения его ладони.

Элинор не обернулась, но знала, что он еще стоит у калитки и смотрит сквозь решетку на ее удаляющийся силуэт.