Текст книги "Плохие парни"

– Мне кажется, они сперва ударят по Нью-Йорку, а потом уж – по Атлантик-Сити, – сказал Тоцци.

– Ни слезинки не пролью в этом случае. – Жюль допил свой напиток до дна. – Ни слезинки.

– Они и Ричи туда забрали, верно?

– Ну ясное дело. – В голосе Жюля чудилась горечь. – Да и как же иначе? Ему пообещали «сделать» его в Нью-Йорке, если он поможет им избавиться от меня. Ричи знал, что иначе его ни за что не «сделают», поэтому он с ними и снюхался. Честолюбив он был, мой зятек. Он связался с большими людьми – с мистером Луккарелли, мистером Мистреттой, мистером Джиовинаццо. – Жюль поскреб ногтями под подбородком – старинный итальянский жест, означающий: «Да начнут они харкать кровью».

И тут в холле появилась Джоанна.

– Ах, вот вы где, – сказала она, подошла к ним, обняла отца и поцеловала его в щеку. – Ну, папа, как время провели без меня?

Тоцци был тронут тем, что изысканная дама в шелковой блузке, льняных брюках и сандалиях на высоком каблуке проявляет такую преданность по отношению к отцу. Но, с другой стороны, ему еще не попадались люди, которым доводилось пользоваться своим служебным персоналом или, упаси Бог, постельным персоналом по очереди с родителями.

– Папа, я люблю тебя.

Она крепко обняла его.

Жюль прижал ее к себе, как маленькую девочку, если не замечать того, что она была выше его на четыре дюйма.

– Ладно, хватит дурачиться, – и он грубо оттолкнул ее от себя. – Что люди подумают? Что я опять по девкам пошел?

И его зычный смех прокатился по всему холлу.

– Ленч, – объявил Жюль. – Вам обоим надо поесть. – Он огладил стройное тело дочери. – И не вздумай отказываться. – Он повернулся к Тоцци. – И ты ведь тоже небось проголодался?

– Ясное дело, – улыбнулся Тоцци.

– Готовят здесь – пальчики оближешь. Настоящие итальянские блюда. Просто не поверите.

Он сграбастал дочь за руку и потащил ее прочь, затем, сделав озабоченное лицо, повернулся к Тоцци.

– Вы ведь любите итальянские блюда?

Тоцци, помедлив, кивнул.

– Бьюсь об заклад, приготовленными как здесь, вы их никогда не ели. Невероятно. Пошли, Ричи, подзаправимся.

Жюль открыл дверь и повлек за собой Джоанну.

Беглый взгляд Тоцци позволил ему заметить, что ее лицо искажено болью.

* * *

Тоцци вел машину, а Джоанна сидела откинувшись на пассажирском сиденье и глядела выпущенное ветровое стекло. На ней были огромные солнечные очки. Тоцци заметил, что она теребит лежащую на коленях сумочку. У машины был хороший ход, но к нему следовало приноровиться. Он постоянно посматривал по сторонам, все ли находится на своих местах: недавняя находка в «ниссане» была ему еще памятна, хотя и ехали они сейчас в принадлежащем ей «саабе».

Джоанна поплакала, но сейчас уже перестала. За ленчем Жюль вел себя не лучшим образом, и ей никак не удавалось угомонить его. Ей было трудно видеть, как он по-прежнему воображает себя хозяином Атлантик-Сити. И, должно быть, еще трудней выслушивать его обещания устроить ей замечательный медовый месяц и уверения в том, что следующий брак непременно окажется «просто замечательным». К тому же Жюль был не из тех, кто говорит что-нибудь только по одному разу. Но на протяжении всей трапезы Джоанна была на высоте. И только когда они попрощались с Жюлем и он вернулся в игорный зал, у нее хлынули слезы.

– Я знаю, что скверно себя веду, но все равно стараюсь видеться с ним как можно реже. Потому что при каждой встрече наблюдаю очевидный регресс.

Тоцци возился с машиной. Ему давненько не приходилось пользоваться автомобилями со стандартной передачей.

– Когда мы с ним разговаривали вдвоем, твой отец держался молодцом.

– А о чем вы говорили?

Он посмотрел на нее, затем перевел взгляд на дорогу.

– О Ричи.

И вновь посмотрел на нее.

– Это ведь твой отец воспитал его. А не я.

– А он рассказал тебе, как он со своими дружками собирается разыскать Ричи и заставить расплатиться за все?

– Нет.

– Это удивительно. Чаще всего он только об этом и говорит. Если честно, то удивительно другое: почему он не попросил тебя помочь ему в этом?

Тоцци не сводил глаз с дороги.

– Если бы попросил, я бы, возможно, ответил согласием.

Она промолчала.

Теперь молчали они оба. Какое-то время спустя Джоанна включила магнитофон. Тоцци надеялся, что хоть здесь это будет не классическая музыка. Но он ошибался. И все же музыка оказалась неплохой: успокаивающей и задумчивой и куда более традиционной, чем чертов струнный квартет, который он слушал в спальне. А эта музыка ему даже понравилась.

– Что это? – поинтересовался он.

– Фуга Телемана. А здесь поверни налево. Я покажу тебе, как вернуться на бульвар. На скоростных магистралях по субботам вечно пробки.

Тоцци, следуя ее указаниям, поехал по широкой величественной улице, застроенной высокими домами в викторианском стиле, чередующимися с домами более современной архитектуры. Здания поновее были или одноэтажными усадебными домами с богатыми каменными фасадами, или колониального типа виллами с колоннами у портала. Лужайки повсюду были ровными, подстриженными. Солидный район – богатый средний класс или бедный высший. Такие дома больше всего, решил Тоцци, подошли бы банкирам.

Джоанна, сев прямее, уставилась на один из домов в колониальном стиле, белое здание с высокими колоннами и пышными красными геранями на двух клумбах у входа. Судя по всему, этот дом ее явно заинтересовал.

– Кто-нибудь знакомый? – спросил Тоцци.

– Что?

– Этот дом. Тут живет какой-нибудь знакомый?

– Бывший знакомый. Тот, кого я знала в детстве.

На мгновение она умолкла.

– Здесь жила девочка, с которой мы когда-то учились. Линда Тукерман была моей лучшей подругой в третьем классе. Мы здесь с ней все время играли после школы, пока однажды их служанка не налетела на нас и не сказала мне, чтобы я убиралась и не смела сюда больше приходить. Огромная негритянка с Ямайки. Прогнала меня, как чужую курицу. В то время я ничего не могла понять. Но выяснилось, что отец Линды баллотировался в городской совет и ему не хотелось компрометировать себя дружбой своей дочери с дочерью Жюля Коллесано. Это было очень жестоко.

Она откинулась на сиденье.

– А твой отец узнал об этом?

– О да… Я рассказала ему обо всем, все глаза выплакала. – Она вздохнула и покачала головой. – И знаешь, что он сделал? Он послал одного из своих людей в офис мистера Тукермана с подарками. Отец Линды получил на свою избирательную кампанию десять тысяч долларов от анонимного спонсора… и сломанную руку. Через пару дней, когда я вернулась из школы, меня дожидались куклы – новая Барби, и Кен, и весь их гардероб, и все принадлежности к Барби: спортивная машина, спальня, ну, одним словом, все. У меня уже была своя Барби, и платьица для нее кое-какие тоже, но получить весь набор сразу – это было воплощение самой заветной мечты. Тем же вечером я спросила у отца за ужином, откуда все это богатство взялось. Он велел мне играть в куклы и ни о чем не тревожиться. И с тех пор мы с Линдой после школы играли у меня.

Тоцци сделал удивленное выражение лица.

– Отцы и дочери, – пробормотал он.

– У этого «кирпича» направо, – сказала Джоанна и врубила музыку на полную мощность.

Отцы и дочери, презрительно подумала она, глядя в боковое зеркало на большой белый дом с колоннами и с геранями на клумбах у входа. Этот дом был ее родным.

Глава 14

Гиббонс сел прямо напротив Брента Иверса, который, не обращая на него внимания, изучал какие-то бумаги у себя на столе. Начальник отдела был сегодня в нежно-розовой сорочке и в контрастирующем с ней темном галстуке. Ну и, разумеется, серый двубортный костюм. Из стола была выдвинута крышка для письма, и на ней Иверса дожидался ленч: салат из шпината на пластиковой тарелочке и йогурт. Земляничный йогурт. Гиббонс с трудом верил собственным глазам. Эдгар Гувер проблевался бы от одного взгляда на такие яства.

– Ну? – произнес наконец Гиббонс.

Иверс взглянул на него поверх очков. Он ничего не сказал. Гиббонс сообразил, что тем самым ему дают что-то понять.

– Вы позвали меня сюда, Иверс. Что вам угодно?

Иверс снял очки и положил их на документы, которые перед тем просматривал. На этот раз Гиббонс не понял, что должен был означать этот жест. В равной мере так могла начаться и деловая беседа, и головомойка.

– Я только что прочитал ваш последний рапорт, Берт.

Иверс потянулся к йогурту, вскрыл упаковку и начал помешивать содержимое пластиковой ложечкой.

– Как бы это сказать… скудновато.

Гиббонс наблюдал, как его начальник перемешивает розовый йогурт до самого дна.

– Жаль разочаровывать вас, но большего мне пока выяснить не удалось.

Гиббонсу было тошно приходить сюда с какими-то оправданиями. То, чем они с Тоцци сейчас занимались, было куда важнее дурацких игр с Иверсом. Ему захотелось послать начальника по вполне конкретному адресу.

Иверс еще поковырялся в чашке с йогуртом, затем отставил его в сторону.

– А вы не забыли о том, что вам ведено отражать в рапорте все предпринимаемые вами действия? Даже если вам самому они кажутся бесплодными.

Гиббонс усмехнулся, вернее, оскалился.

– Да, Брент, я знаю, как составлять еженедельный отчет.

– Тогда почему же вы не упомянули о том, что работали с досье Варги?

Теперь уже зубки показал Иверс.

Преодолев спонтанный порыв гнева и несколько придя в чувство, Гиббонс понял, что Иверс готовил ему эту бомбу все утро. Закладывать подчиненным бомбы было любимой тактикой Иверса.

– История с Варгой – дохлый номер, – сказал Гиббонс. – Так, пустые подозрения.

Иверс кивнул и опять потянулся к йогурту, запустил в рот еще одну ложечку. Гиббонса едва не вывернуло наизнанку.

– Бьюсь об заклад, вы гадаете, откуда мне известно, что вы лазили в досье Варги.

– Вам сказал библиотекарь.

Хайес, задница бездарная.

Иверс, улыбнувшись, покачал головой. Выглядел он как кот, сцапавший канарейку.

– У нас в картотеке теперь новая система. Ее установили уже после того, как вы ушли на пенсию. Каждый понедельник я получаю полный список востребованных досье за предыдущую неделю, а также фамилии тех, кто их востребовал. С тех пор как Хайес перенес все из картотеки на компьютер, это относится и к перфокартам. Поэтому мне известно, что вы провели много времени с досье Варги. И вы так долго занимались им, чтобы в конце концов убедиться, что это пустой номер?

– Я человек основательный.

Внезапно у Гиббонса защемило в груди. В кармане у него лежали таблетки, но будь он проклят, если примет их в присутствии Иверса.

– А мне интересно. Что, по-вашему, связывает Варгу с Тоцци?

Гиббонса загнали в угол. Он не хотел ничего рассказывать Иверсу о своих изысканиях по делу Ричи Варги. Хренов Тоцци. Почему он ничего не рассказал ему об этой проклятой системе в архиве? Эта задница никогда ничего не продумывает во всех деталях. Ладно, в рот меня, подумал Гиббонс. Надо же что-то сказать. Иногда возникают такие ситуации, когда приходится сбрасывать хорошую карту.

– Я подумал, что следующей жертвой Тоцци может оказаться Ричи Варга. Это достаточно безумная затея, чтобы соблазнить его.

– Не улавливаю вашей мысли, Берт.

– Тоцци думает, что он сейчас на коне. В его личной вендетте счет три ноль в его пользу. Поэтому, мне кажется, он в состоянии задумать нечто более амбициозное.

– Вроде того, чтобы убить человека, находящегося под опекой Программы обеспечения безопасности свидетелей, – иронически отозвался Иверс.

Он опять возился со своим йогуртом, заглядывая на самое дно, как будто искал чаинки.

– Но с какой стати ему затевать охоту на Варгу? Варга сотрудничает с обвинением. Многих преступников упрятали за решетку в результате его показаний. Варга оказался хорошим парнем.

Вроде тебя, Брент.

У Гиббонса пересохло в горле.

– Тоцци так не считал. Припоминаю, как он отзывался о Варге, когда тот давал показания Большому жюри: Он говорил, что Варга такая же грязная крыса, как те, кого он сдает.

– И только по этой причине вы решили, что он может начать охоту на Варгу? Звучит слабовато.

– Это было всего лишь предположение, – отозвался Гиббонс. – И, как выяснилось, не слишком удачное.

Иверс отставил йогурт в сторону и взялся за недельный отчет Гиббонса. У того возникло ощущение, будто начальник собирается разложить его по косточкам, пункт за пунктом. Что за поганец! Гиббонс заерзал на стуле. Вдобавок ко всему давал о себе знать его чертов геморрой.

Но как раз когда Иверс уже намеревался что-то сказать, у него на столе зазвонил местный телефон. Он снял трубку.

– Давайте его сюда.

Через пару секунд дверь открылась, и вошел Билл Кинни. Гиббонсу бросились в глаза его темный галстук и в тон ему подобранный носовой платок, торчащий из кармашка синего блейзера. Престолонаследник Иверса, главный претендент на начальственное место, подумал Гиббонс, но тут же сообразил, что это дает о себе знать его собственное дурное настроение. Кинни был совсем не так плох.

Иверс указал ему на стул рядом с Гиббонсом.

Кинни улыбнулся одними уголками губ и, садясь на место, кивнул Гиббонсу.

– Берт, ваше расследование идет слишком медленно. Тоцци необходимо найти, прежде чем он сумеет нанести очередной удар. Я решил поэтому подсоединить к вам Билла. Вы будете работать вдвоем.

Иверс внезапно заговорил столь внушительно, словно обращался к целому полку новобранцев. Гиббонс понимал, что все это делается для Кинни.

– Билл, я поручаю вам изучить отчет Берта и прочесть досье Тоцци. Затем посоветуйтесь с Бертом и прикиньте, не возникнет ли у вас новых подходов к проблеме. Дело крайней важности и срочности, поэтому, Билл, можете делать все, что захотите, лишь бы Тоцци был найден. Теперь вы становитесь в этом деле напарниками.

Кинни бросил на Гиббонса сочувственный взгляд. Последняя фраза Иверса была ударом ниже пояса. До сих пор можно было понять, что дело остается за Гиббонсом, хотя Кинни и придали ему в помощь. Заявив, что они отныне являются напарниками, Иверс перечеркнул тем самым верховенство Гиббонса.

– Я преисполнен глубочайшего почтения к проверенным на практике методам расследования, – продолжил Иверс. – Именно благодаря им Бюро и составило себе имя в дни Гувера. Но вам не следует пренебрегать преимуществами современной технологии. Для этого в Вашингтоне имеются лаборатории. Используйте их по назначению. Теперь о досье. Не думайте, что наш архив – это собрание разрозненных рапортов по самым различным поводам. Теперь, когда все заложено в компьютер, досье должны сами работать на вас. Проявите побольше изобретательности в универсальном поиске. Вас могут ждать неожиданные находки. Поговорите с Хайесом. Он тоже сможет вам помочь.

Гиббонс был в ярости. Весь этот дерьмовый спектакль давали для него, чтобы продемонстрировать, в какую рухлядь он превратился. За тридцать лет работы в Бюро еще никто не пенял ему «проверенными на практике методами», как Иверс назвал их. Проверенные на практике методы приносили результаты. Всегда приносили – и будут приносить впредь. Проверенным на практике методом он уже нашел Тоцци, ничтожества вы паршивые.

Кинни сидел, скрестив руки на груди. Гиббонсу было понятно, что даже его новому напарнику неприятно слушать этот вздор. Иверс использовал его в качестве зрителя и слушателя, потому что у начальника не хватало духу выложить все это Гиббонсу с глазу на глаз. Бесхребетная медуза.

Иверс уселся прямее и сложил руки на столе. Он выглядел сейчас политиком, выступающим по ТВ с обращением к избирателям.

– Билл, я надеюсь, что вы сумеете ввести Берта в курс дела относительно новшеств, появившихся в Бюро с тех пор, как он ушел на пенсию. Берт, я надеюсь, что Билл сумеет удержать вас от трудоемкой и бесплодной возни вроде истории с делом Варги. Вы вдвоем составите отличную команду. Сочетание опыта и знаний.

Уставившись на Кинни, Иверс кивнул ему, как будто благословляя на удачный брак.

– Какие-нибудь вопросы? – осведомился Иверс.

Гиббонс думал, что Кинни непременно выскочит с вопросом, чтобы продемонстрировать шефу блеск своего ума. Но Кинни промолчал, и на Гиббонса это произвело хорошее впечатление.

– Мы закончили? – поинтересовался Гиббонс.

– Берт, мы не закончим, пока вы не поймаете Тоцци.

Умный все-таки ублюдок.

– Что ж, тогда пойду займусь своим делом. – Гиббонс встал. – Билл, поговорим позже.

И он стремительно пошел к двери.

– Результаты, Берт! – крикнул ему вдогонку начальник. – Главное – результаты.

Гиббонс грохнул за собой дверью и отправился на поиски единственно возможного лекарства.

* * *

Справившись с насущной проблемой. Гиббонс вернулся к письменному столу в кабинете, в котором стояли столы и других специальных агентов. Столы были поставлены в один ряд и, как правило, пустовали, потому что специальные агенты проводили большую часть времени вне конторы. С тех пор как Гиббонс ушел в отставку, здесь, однако, произвели перестройку, сделав для каждого агента своего рода выгородку. Новый порядок пришелся Гиббонсу не по душе. Чего ради создавать здесь такой интим? Чтобы в носу ковырять, что ли? Бабу сюда приводить? Если уж тебе понадобилось укромное место, то ищи его вне конторы. Так или иначе, раньше бывало достаточно одного взгляда по сторонам, чтобы выяснить, кто есть, а кого нет на месте. Теперь же ты слышал со всех сторон неясные бесплотные голоса и ничего не видел. Кабинет превратился в крысиный лабиринт – и чего ради? Еще одна причина посмеяться над идиотизмом Иверса.

– Берт?

Гиббонс поднял голову. У входа в его клетушку стоял Билл Кинни.

– В чем дело?

Гиббонс умел произносить такие невинные на слух фразы так, что они звучали призывом убираться к такой-то матери.

Он знал это, но не считал нужным избавляться от этого недостатка.

Кинни сел в мягкое коричневое кресло под кожу, единственное, что мог предложить посетителю Гиббонс.

– Не понравился мне сегодняшний спектакль. – Кинни говорил, понизив голос и избегая называть Иверса по имени. – И противно и глупо. Просто отвратительно.

Гиббонс взял скрепку и принялся раскручивать ее. А раскрутив, взял двумя пальцами, как крошечное копье.

– Да, дерьмом попахивало.

– И не понравилось мне, как он меня подставляет и выставляет. – Кинни подался вперед, опершись локтями о колени. – Тоцци был вашим напарником, и это ваше расследование. Я не собираюсь лезть в ваши дела. Да у меня и собственных полно, через самый край.

– А ему вы об этом сказали?

Кинни кивнул.

– Он ничего и слушать не стал. Мне кажется, главная его забота – как бы вас побольше зацепить.

– На это он мастер.

Гиббонс превратил скрепку в латинскую букву L.

– А что, если мне заняться сбором компьютерной информации на Тоцци, не мешая вам проводить расследование? Только введите меня в курс дела, чтобы он при случае не загнал меня в угол. А больше мне ничего не нужно.

– Звучит хорошо.

– Вот и отлично. – Кинни улыбнулся. – Договорились, Берт.

– Договорились.

Гиббонс даже подумал, не сказать ли Кинни, что он терпеть не может, когда его называют Бертом.

Кинни вытащил из кармана свои золотые часы в форме стоп-сигнала и поглядел на циферблат.

– Ах ты дьявол! Мне надо бежать. – Защелкнул часы и поднялся с места. – Встретимся за ленчем.

После его ухода Гиббонс задумался над выражением «встретимся за ленчем». Звучало оно, как фраза из журнала мод. Он представил себе женщину в узкой юбке и в шляпе с полями шире, чем пицца, которая пощипывает, но есть на самом деле не хочет. Кинни парень что надо, подумал Гиббонс. Ладно, пускай пока называет его Бертом.

Глава 15

Вернувшись вечером домой. Гиббонс открыл пиво и принялся готовить себе на ужин то, что другой назвал бы завтраком, – яичницу из трех яиц, несколько ломтиков ветчины, тосты из ржаного хлеба. Он бы еще и картошки пожарил, но слишком много возни, и все равно она не получится такой же вкусной, как в ресторане. Радио в кухне было настроено на станцию, передающую классическую музыку, соната Листа хорошо звучала под аккомпанемент шипящей сковороды. Музыка напомнила Гиббонсу о затейливых венских пирожных, украшенных завитушками крема и полосками глазури.

Он выпустил яйца на сковородку, намазал хлеб маслом и смахнул со стола почту. Готовя еду, он выпил первую банку пива и открыл вторую. Но стоило ему приняться за глазунью, как зазвонил телефон. Он посмотрел на то, как растекается по тарелке желток, и решил не брать трубку.

Но тут же передумал.

– Слушаю? – сказал он, занося телефон в гостиную.

– Это я.

На этот раз Тоцци было куда лучше слышно, как будто он звонил с соседней улицы.

– В чем дело?

– Когда-нибудь слышал такую кличку – Гунн?

Гиббонс сел на диван.

– Гм-м… да вроде бы нет.

– Телохранитель Варги и, насколько мне известно, тот человек, который взял на себя грязную работу в деле тех троих.

Через открытую дверь на кухню Гиббонс наблюдал за тем, как остывает его яичница, пока Тоцци рассказывал ему о том, как он прижал Бобо Боччино насчет Варги и убийства Ландо, Блэни и Новика.

– Почему бы тебе завтра не поглядеть в архиве, что у нас есть на Гунна?

– Могут возникнуть проблемы. Библиотекарь отслеживает, чем именно я занимаюсь в архиве. Начинаю подозревать, что меня обкладывают со всех сторон.

Гиббонс поведал Тоцци об утренней беседе с Иверсом и о назначении Кинни ему в напарники.

– Ну а что насчет этого Кинни? – поинтересовался Тоцци. – Может доставить неприятности?

– Нет. Типичный агент, по уши в делах и рад отвязаться от лишнего задания.

Забавно было говорить о «задании» именно с Тоцци. Собственно, задание было обезвредить его.

– Так как же нам выяснить насчет этого Гунна? Он может привести нас к Варге.

Гиббонс внезапно вспомнил об язвительном замечании Брента Иверса и ухмыльнулся в трубку:

– Проверенным на практике методом… нам он достался потом и кровью.

– Что ты имеешь в виду?

– В другой раз расскажу. Чем ты сейчас занимаешься?

– Разыскиваю одного негодяя.

По тону Тоцци Гиббонс понял, что тот почему-то недоволен собой.

– Чего ради?

– Слышал, что он сейчас работает на Ричи Варгу.

– Кто он такой?

– Факельщик.

Поджигатель? Странный выбор для Варги. Поджигать дома, чтобы получать страховку, – это довольно жалкий бизнес для того, кому светили огни рекламы Бродвея. В наркобизнесе деньги были куда больше и доставались они куда быстрее. Если Варга вернулся в преступный мир, думал Гиббонс, то он непременно должен заниматься наркотиками.

– Установил уже, где он находится?

– Нет. Возможно, нынешней ночью. Я дам тебе знать.

– Хорошо. А я попробую разобраться с телохранителем. Легче на поворотах, приятель.

– Ты тоже.

Гиббонс повесил трубку и вернулся на кухню. Желток растекся уже по всей тарелке. Он хлебнул хороший глоток пива, затем уселся за еду. Яйца были чуть теплые, но это не имело никакого значения. Гиббонс ел быстро и с аппетитом. Он решил нынче ночью кое-кого проведать, проверенным на практике методом.

Он проглядел почту и вышвырнул все в мусорное ведро, за исключением счетов за газ и электричество, и приглашения на лекцию о различиях между христианской и мусульманской концепциями войны в XII веке, которую Лоррейн должна была читать в Корнельском университете. Она всегда присылала ему подобные приглашения, хотя он умудрился ни разу не побывать на ее лекциях. Раньше она делала на этих приглашениях интимные приписочки, но это было уже давно.

Гиббонс отложил почту и спешно закончил ужин. Ему надо было поторапливаться, если он хотел прибыть в пристойное для визита время. По радио грустное сопрано выводило арию о превратностях судьбы из какой-то итальянской оперы. Гиббонс не любил оперу. Он находил ее излишне драматичной.

* * *

Выйдя из лифта на пятом этаже. Гиббонс бросил взгляд на часы, висевшие над столом больничного персонала. Четверть десятого. Он ожидал, что на него обрушатся с попреками: чего, мол, он явился сюда так поздно, но толстая сиделка с длинными вьющимися волосами, сидящая за столом, только мельком глянула на него.

Он шел уверенным шагом, словно ему было точно известно, куда идти. Впрочем, палату было найти нетрудно, хотя он и не знал ее номера. Это была единственная палата, у входа в которую стоял полицейский. Мордатый, похожий на ирландца парень с вечно недовольной физиономией. По личному опыту Гиббонс знал, что из крутых парней получаются плохие охранники. Начальникам кажется, будто крутые отпугивают преступников. Им невдомек, что преступление – вроде устранения свидетеля – предотвратить непросто и что крутые парни только провоцируют на насилие ублюдков, которым хочется себя показать. Будь он начальником, он назначал бы в охрану женщин, потому что преступники склонны недооценивать их возможности.

Гиббонс вынул и держал наготове удостоверение. Охранник искоса следил за его приближением, явно ожидая какой-нибудь не приятности. Когда он подошел, охранник поднялся со стула и загородил собой дверь. Это позабавило Гиббонса. Неужели этот парень решил, что он пойдет на приступ?

Гиббонс протянул удостоверение.

– Мне нужно потолковать с ним.

Ирландец взял у него документ и самым тщательным образом изучил. Возился он с удостоверением так долго, что Гиббонс подумал: парень в первый раз в жизни держит в руках пропуск ФБР.

– Никто не сказал мне, что сегодня будут посетители.

Гиббонс ухмыльнулся со всезнающим видом.

– А когда фэбээрщики вам что-нибудь говорят?

Он сказал это, рассчитывая на ответную фамильярность, но ирландец воспринял все с точностью до наоборот. Да оно и понятно. О федеральных агентах идет справедливая молва, будто они на местную полицию кладут с прибором.

– Не могу пропустить вас, не имея письменного распоряжения. Так постановил суд.

Он упомянул о суде, словно был уверен в том, что для ФБР это непреодолимое препятствие.

Гиббонс забрал у него удостоверение и спрятал в карман.

– Ладно, – сказал он, с явным отвращением растягивая слова. – Сейчас позвоню начальнику манхэттенской конторы ФБР, он как раз дома. Он позвонит ночному дежурному в министерстве юстиции в Вашингтоне, а оттуда перезвонят окружному прокурору Стэйтен-Айленда, он, наверное, тоже дома. Окружной прокурор позвонит твоему начальнику, а тот перезвонит тебе и поблагодарит за помощь специальному агенту ФБР, ведущему расследование первостепенной важности. Скоро десять. А когда дозвонятся до твоего начальника, будет уже ночь. – Гиббонс прислонился к стене и скрестил руки на груди. – На твое усмотрение. Можно по-доброму, а можно и наоборот.

На лице у ирландца появилось совершенно неповторимое выражение. Казалось, будто он перемножает в уме трехзначные числа. Хотя в данном случае перемножить было не так-то трудно. Полицейские не больно любят связываться с федеральными агентами. У них есть неписаное правило: держись от ФБР подальше, а если не удалось – уступай дорогу. Когда все это наконец уложилось у парня в мозгу, он кивнул, признавая свое поражение.

– Ладно, заходи. Будем считать, что у тебя день рождения.

Едва полицейский отошел от двери, как по внутренней радиосвязи прозвучал женский голос, извещающий об окончании часов приема. Гиббонс, проигнорировав это, открыл дверь. Первым, что бросилось ему в глаза в палате, была блондинка, восседавшая верхом на больном, закинув руки за голову. Платье на ней было задрано до самых подмышек. Белые туфли на шпильках стояли на полу рядом с кроватью.

Вот ведь ублюдок, подумал Гиббонс. Так постановил суд, твою мать! Интересно, сколько заплатили ирландцу, чтобы он разрешил этот междусобойчик и постоял на стреме?

– Право на совокупление? – ехидно осведомился Гиббонс, демонстрируя удостоверение мужчине, лежащему в постели.

Филип Джиовинаццо посмотрел на него искоса из-за очков в тяжелой роговой оправе и оскалился, обнажив два ряда безупречно белых зубов. Гиббонс вспомнил, что эту улыбку зубастого бизнесмена прославил судебный художник газеты «Пост», после того как Джиовинаццо девять лет назад унаследовал титул крестного отца от своего дяди Рокко. Главарь мафии поудобней устроился на высоких подушках, неторопливо приводя в порядок малиновую шелковую пижаму.

– Что ему нужно, солнышко? – поинтересовался Джиовинаццо у блондинки.

Блондинка, обувшись, поглядела на удостоверение Гиббонса.

– Мне кажется, он из ФБР.

– Мне нужно задать вам пару вопросов.

– Свяжитесь с моим адвокатом. – Джиовинаццо провел рукой по густым, зачесанным назад волосам, крашенным в черный цвет. – А теперь, если вы ничего не имеете против…

Гиббонс прошел мимо блондинки, плюхнулся в оранжевое пластиковое кресло, опустил шляпу на телефон, стоящий на ночном столике.

Джиовинаццо показал пальцем на дверь.

– Слушай, парень, я сказал: поди погуляй.

Гиббонс молча уставился на него.

– Ах, Фил, – вмешалась блондинка. – Думаю, мне пора.

Наклонившись, она поцеловала его в губы. При этом Гиббон-су открылся прекрасный вид на ее задницу и бедра. Он подумал о том, за какую цену куколка вроде этой нежно целует уродливого старика, годящегося ей в деды.

– Понятно, почему вы так стремились в больницу, Джиовинаццо, – сказал Гиббонс.

Крестный отец оттолкнул от себя блондинку, чтобы посмотреть в лицо Гиббонсу.

– Ничего себе сюрпризец!

Блондинка пошла к двери.

– Увидимся, Фил. Будь здоров.

Никто ее не слушал.

Гиббонс закинул ногу на ногу и сел, подперев подбородок большим пальцем.

– Сюрпризец? Да я тут просто посижу.

Блондинка открыла дверь.

– Пока, Фил.

Джиовинаццо резко повернулся к ней, сверкнул зубами.

– Ладно, не обижайся, солнышко. До скорого, ладно?

Блондинка одарила его такой улыбкой, как будто выиграла главный приз в лотерею. Должно быть. Фил платил не скупясь. После ее ухода Джиовинаццо уставился на Гиббонса.

– Мне нечего сказать вам.

Он потянулся к ночному столику, взял пульт дистанционного управления и включил телевизор. На экране, размещенном на стене напротив него, показывали бейсбол. Мемфисцы играли с филадельфийцами. Дуайт Гуден был питчером. Майк Шмидт находился на второй позиции. Комментатор бормотал что-то относительно того, что «нашла коса на камень».

Джиовинаццо внезапно переключился с девятого канала на одиннадцатый. «Янки» проигрывали парням из Торонто. Гиббонс и Джиовинаццо молча следили за игрой.

– Переключите на мемфисцев, – сказал Гиббонс. – От этих парней воняет.

Джиовинаццо и не подумал переключать. Он смотрел на «Янки».

– Ну и сколько, как вы думаете, вам удастся здесь проторчать? – сухо спросил Гиббонс. – Генеральному прокурору это уже надоело. Вы ему всю игру ломаете.

– Я очень больной человек, – отозвался Джиовинаццо, уставившись на экран телевизора. – Мои врачи говорят это в один голос.

– Да-да, конечно. Но вы попали в пренеприятную историю. Всех, на кого указал Варга, уже повязали. За одним-единственным исключением. Так к чему оттягивать неизбежное?

Крестный отец отреагировал увеличением громкости. Комментатор принялся рассуждать о гольфе. Даже ему надоела игра «Янки».