Текст книги "Vita Christi Лудольфа Саксонского и позднесредневековое благочестие Воплощения"

Часть II

Эта часть нашей работы будет разделена на три основных раздела. Вначале мы изучим формальный и структурный аспекты Жизни Христа. Это нужно, в первую очередь, для того, чтобы читатель получил некоторую идею о строении и содержании этого малоизвестного сочинения. Затем будет рассматриваться описание Лудольфом цикла Воплощения как увиденного в аспекте жизни Христа. Цель этого рассмотрения – показать, каким образом Лудольф усматривал в Воплощении событие, имеющее жизненную важность для материального творения в его целостности, что не только позволило данному автору выработать определенный богословский подход к материальным предметам, но и допускало определенный тип молитвенного размышления, в котором благочестивые идеи присутствуют в конкретной и осязаемой форме. Наконец, мы рассмотрим, что Лудольф должен был сказать о подражании Христу и каким образом это понятие повлияло не только на христианский подход к событиям жизни Христа, но и на описание представлений о духовном развитии. Традиция подражания Христу, безусловно, началась не с Лудольфа Саксонского и не принадлежит исключительно ему; но, поскольку она сыграла важную роль в том, как он обращается к своим читателям, мы обсудим, как эта идея была развита в Жизни Христа.

А. Структура жизни Христа

Жизнь Христа – сочинение, главы которого в их последовательности посвящены событиям жизни Христа, как они изображены в Евангелиях. Сочинение разделено на две части: девяносто две главы первой части доходят до Насыщения Четырех Тысяч и предостережения Христа против фарисейской закваски; восемьдесят пять глав второй части начинаются с Исповедания Петра и Преображения.[17]17
  В современном богословии Нового Завета это соответствует стандартному разделению Евангелия от Марка, которое считается самым старым из синоптических Евангелий. См. C.E.B. Cranfi eld, The Gospel According to Saint Mark (Cambridge University Press, 1959), p. 266: «Рассказ об исповедании Петром Иисуса как Мессии и первом предсказании о страстях начинает вторую половину данного Евангелия. С этого времени Иисус адресует свое учение ученикам, а не толпе. Это разделение описывает путь из Кесарии Филипповой в Иерусалим, и основным последовательным частям этого материала предпосылаются краткие географические введения (8, 27; 9, 30; 10, 1, 32)».


[Закрыть] В большинстве случаев каждая глава имеет дело с одним из разделов, на которые может быть разделен весь текст Евангелий. Иначе говоря, повествование сосредоточено на определенном событии или группе событий: таковы, например, Благовещение, Рождество, Крещение и Пост в Пустыне, Страсти, Воскресение, Вознесение. Однако это не полностью описывает последовательность глав, поскольку в некоторых случаях Лудольф может совмещать два или более событий в одной главе. Примером является вторая глава первой части, где он обсуждает решение Бога искупить мир. В других случаях Лудольф может расширить свое обсуждение до нескольких глав, как в главах 17–23 первой части, где, рассматривая Крещение Христа, Лудольф также обсуждает служение и пример Иоанна Крестителя. Другим примером протяженного рассмотрения является Нагорная проповедь, которой посвящены главы 33–40 первой части. Однако наиболее важным рядом глав являются главы, посвященные Страстям. Эта тема начинается с главы 58 второй части, содержащей общее обсуждение Страстей и способа, которым следует размышлять о них, движется через Страстную пятницу, следуя схеме канонических Часов, и заканчивается в главе 67 эпилогом к Страстям.

Жизнь Христа – это не просто повествование о рождении, жизни и смерти Иисуса Христа. Как мы отметили в первой части, его жизнь помещена в надлежащий богословский контекст. Это означает, что полторы главы в начале сочинения Лудольф посвящает вечной Божественной природе Христа, грехопадению и божественному замыслу искупления мира. Изложение входит в непосредственно историческое повествование при обсуждении рождения и обручения Девы Марии во второй главе первой части, продолжаясь такими темами, как зачатия Иоанна Крестителя и Христа, генеалогия Христа, события, приведшие к девственному рождению Христа, а затем само Рождество.

Описывая события жизни Христа, Лудольф довольно точно следует основному порядку изложения Синоптических Евангелий, располагая собственный материал каждого Еван гелия, насколько возможно, близко к хронологической последовательности. Лудольф совсем не обеспокоен расхождениями между общей синоптической традицией и Евангелием от Иоанна. Ярким примером может служить изгнание торговцев из храма – эпизод, который в Евангелии от Иоанна происходит в начале служения Христа, после брака в Кане Галилейской (Ин 2, 14–17), а в Синоптических Евангелиях – непосредственно перед Страстями (Мф 21, 12–13; Мк 11, 15–17; Лк 19, 45–46). Современные специалисты по Новому Завету не считают, будто было два изгнания,[18]18
  См., напр., C.K. Barrett, The Gospel According to Saint John (London: S.P.C.K., 1965), p. 163: «Невероятно, чтобы было два изгнания, одно в начале, а другое в конце служения: это неправдоподобно само по себе и также совсем бездоказательно, если допустить литературную зависимость Иоанна от Марка. Мы можем предположить или что Иоанн знал о независимой хронологической традиции, которую ценил гораздо выше, чем представленную у Марка, или что расположение этого события в Евангелии от Иоанна продиктовано скорее богословскими, нежели хронологическими соображениями. Второе предположение является более вероятным».


[Закрыть] но Лудольф принимает оба рассказа: первый обсуждается в главе 26 первой части «De Primo Ejectione Vendentium de Templo et de Nicholemo», а второй – в главе 29 второй части «De Secundo Ejectione Ementium et Vendentium e Templo». Дополнительная отсылка к фальшивомонетчикам является ключевой для осуществленного Лудольфом сравнительного рассмотрения рассказов Иоанна и синоптиков. Лудольф утверждает, что эти два изгнания подразумевают двойной урок. Второе изгнание было более сильным, чем первое, так как в первом были изгнаны торговцы, а во втором – также и воры (см. Кн. II, гл. 29, III: 190).

В начале своего сочинения Лудольф отмечает, что не все писатели Евангелий следовали одному и тому же порядку, и цитирует Августина, предполагая, что это расхождение может объясняться тем, что каждый писатель принимал полученную им традицию и не порывал с ней ради верующих его круга (см. Вступление, I: 10). Однако порядок событий подчинен смыслу этих событий, который, как утверждает Лудольф, его в основном и будет интересовать:

Non tamen affi rmo quod hic sit verus, ac certus et debitus rei gestae ordo descriptus, quia talis vix ab aliquo reperitur expressus. In ipso autem Evangelio, reperies Verbi incarnati historiam, mandata et promissa: in quibus habes viam, veritatem, et vitam. (Вступление, I: 10)

Однако я не утверждаю, что это истинное, надежное и должное описание порядка событий, так как его вряд ли кто-либо найдет записанным. Напротив, в самом Евангелии ты найдешь историю Воплощенного Слова, Его заповеди и обещания, в которых ты обретешь путь, истину и жизнь.

При возможных расхождениях в хронологии между четырьмя Евангелиями Лудольф, однако, придерживается последовательности событий довольно простым способом, за исключением тех случаев, где тема или эпизод, как кажется, подтверждают полное рассмотрение, которому Лудольф посвящает свое отступление, иногда занимающее несколько глав; или где Христос говорит о тех предметах, о которых Лудольф намеревается предложить собственное размышление. Пример отступления первого типа может быть найден в семи главах первой книги, в целом и в частностях посвященных Иоанну Крестителю, поскольку Лудольф рассматривает его как важную фигуру в данной истории, так как он был предтечей Христа, а кроме того, проповедником и отшельником (см. Кн. I, гл. 17, I: 147–48), – эти два служения находятся в фокусе благочестия Лудольфа в контексте его собственного опыта, как доминиканского, так и картузианского. Лудольф нигде не утверждает, что он сам рассматривает Иоанна Крестителя как своего особого покровителя; тем не менее, можно предположить, что в его душе существовала идея подражания этому святому – в жизненном пути, который Лудольф поддерживал, в том, как Иоанн представлял Христа своим читателям, в проповеди покаяния. Более того, возможно, что, поскольку Иоанн является примером как отшельнической жизни, так и проповеднического служения, Лудольф показывает Иоанна, особенно читателям-картузианцам, как фигуру, вполне достойную того, чтобы с нее начиналось размышление о жизни Христа. Для картузианской духовности характерны как полуотшельнический образ жизни в одиночестве и молчании, так и акцент на проповеди – служении, которое в истории ордена осуществлялось не только на амвоне, но и на печатных страницах, что в какой-то мере объясняет как написание книги Лудольфа, так и другие картузианские публикации.[19]19
  The New Catholic Encyclopedia обсуждает эти аспекты картузианской духовности, упоминая, что проповедническая миссия ордена приводила к значительному количеству публикаций.


[Закрыть] В этих главах первой книги содержится весьма полное рассмотрение фигуры Иоанна: “De Conceptione Johannis Baptiste” (4); “De Nativitate et Circoncisione Precursoris Domini” (6); “De Offi cio et Vita Johannis Baptiste” (17); “Johannis a Deo Missus Venit ad Baptisandi Offi cium” (18); “Johannis Concessus Est Se Non Esse Christum: Sed Ejus Precursor et Nuntium” (19); “De Penitentia Facienda et Qualitatibus Ejus” (20) и “De Baptismo Domini et Paterna Revelatione” (21).

Пример отступления второго типа может быть найден в тринадцати главах второй книги, которые Лудольф посвящает Страшному суду в размышлении об эсхатологическом учении Христа до Страстей. Эти главы выходят за рамки хронологической последовательности событий, поскольку Лудольф также в конце своего сочинения приводит две главы о Страшном суде, а также об адских наказаниях и о Небесных радостях (Кн. II, гл. 87 и 88). Однако так как эта тема относится к словам Христа, обращенным к Его ученикам непосредственно перед Его смертью, тема Страшного суда становится составной частью повествования. Цель Лудольфа при написании Жизни Христа ведет его непосредственно к этому типу отступлений и к последующим уровням расширенного рассмотрения предмета. Если тема упоминается дважды или большее число раз, Лудольф не боится повторить некоторые идеи в нескольких местах. В конце концов, книга писалась не для того, чтобы ее прочли за один присест, а для того, чтобы она использовалась в тщательных повседневных размышлениях о жизни Христа:

Caveat tamen provide, ne cursorie ipsam vitam legendo transeat; sed seriatim aliquid de ea per diem accipiat: in quo sabbatum dedicatum piae meditationis Christo quotidie celebrando. (Вступление, I: 1)

Пусть читатель, однако, не пробегает жизнь [Христа] за одно чтение, а в несколько приемов, каждый день прочитывает о каком-либо событии Его жизни, и таким образом ежедневно празднует день субботний, посвященный благочестивому размышлению о Христе.

Поскольку Страсти особенно важны для того видения Христа, которое предлагает Лудольф, им, естественно, посвящено много места в его сочинении – десять глав, которые, вместе взятые, образуют своего рода книгу в книге.[20]20
  Что и доказывает перевод Страстных часов, осуществленный Г. Дж. Колриджем, см. отсылку на с. 7, прим. 6.


[Закрыть] Интересен по рядок глав внутри этой группы: после начальной главы “De Passione Domini Nostri in Generali” (Кн. II, гл. 58) он соответствует последовательности Часов Страстной пятницы, начиная от Первого Повечерия, за которым следуют Утреня, Первый, Третий, Шестой и Девятый часы, Вторая Вечерня и, наконец, Второе Повечерие. Тему страстей завершает глава “De Epylogus Dominice Passionis et de Laude Crucis” (Кн. II, гл. 67). Взятая в целом, эта группа глав с ясной внутренней очевидностью показывает, что Жизнь Христа предназначалась для монахов: другие указания на это обстоятельство по большей части являются более косвенными, они связаны с обсуждениями евангельских отрывков.

Еще один евангельский отрывок, которому Лудольф посвящает большое внимание, – это Нагорная проповедь. Он обсуждает ее в восьми главах первой книги, очевидно, вследствие важности учения, содержащегося в этой проповеди. После начальной главы, посвященной обстановке ее произнесения и Блаженствам, Лудольф представляет обширное размышление о Законе (и об обязанностях священников в свете Христова учения о Законе); о терпении и щедрости по отношению к ближним; о том, что, делая добрые дела, не надо стремиться к похвале; о Молитве Господней; о том, что надо собирать сокровища не на земле, а на небе; о милосердии и о неосуждении. Наконец, Лудольф обсуждает узкий путь, ведущий на небо, и в главе 40 первой книги завершает рассмотрение проповеди. В книге встречаются примеры отступлений и расширенных изложений, но в большинстве своем главы посвящены отдельным эпизодам, событиям, притчам, чудесам или заповедям Христа, а все сочинение представляет собой своего рода анализ Евангелия, рассмотренного в целом и разделенного на составные части.

После описания Вознесения (Часть II, глава 82) Лудольф завершает свое сочинение, уделяя несколько глав священной истории после земной жизни Христа и ожидаемому концу истории. Вначале он обсуждает написание Евангелий, затем сошествие Святого Духа на Пятидесятницу. Четыре главы в конце сочинения продолжают священную историю в будущее: “De Laude Divina”, “De Assumptione et Laude Beatae Virginis”, “De Finali Iudicio”, “De Poena Infernali et Gloria Celesti”. Таким образом, касаясь эсхатологических тем, сочинение делает своего рода круг, от начала на Небесах и падения Люцифера в ад следуя через исторические события, которые начинаются с рождения Девы Марии, проводят читателя путем земной жизни Христа и вновь возвращаются к Окончательной Реальности – Христу, вернувшемуся на Небеса, увенчанию Марии как Царицы Небесной, раю и аду в вечности.

Каждая глава представляет собой речь или проповедь по поводу отдельного предмета или события, которым посвящена. В изложении и развитии своих тем Лудольф следует достаточно ясной схеме: а) цитата из евангельского текста, причем текст читается слово за словом с расширенными пояснениями, цель которых – сделать отрывок понятным; б) если это необходимо, объяснение контекста – исторического, географического, связанного с иудейским Законом или другого; в) развитие темы текста, особенно в моральном и мистическом смыслах, при этом осуществляется одно или несколько из следующих действий: 1) анализ роли каждого персонажа, участвующего в данном эпизоде, 2) анализ (иногда этимологический) символики мест, событий, людей или предметов, связанных с данным эпизодом, 3) проведение литургических аналогий к словам или поступкам в данном эпизоде – все это занимает основную часть каждой главы и содержит любые расширения, аналогии, отсылки к современной Лудольфу практике или отступления, которые он считает необходимыми; г) приложение текста к духовной ситуации читателя; д) заключение в виде коллекты (краткой молитвы) о ниспослании добродетелей, которым учит данный текст из Писания. Лудольф основывается на большом количестве ссылок на святоотеческие сочинения и цитат из них; эти отсылки и цитаты, в совокупности образующие интеллектуальный и экзегетический фон Жизни Христа, вплетены в ткань глав, если не представляют собой неотъемлемую часть изложения или размышления.

Однако некоторые из этих общих замечаний могут быть проиллюстрированы на примере одной главы. Риторический метод позднесредневековой речи-проповеди такого рода опирается на столетия комментариев, экзегезиса и анализа, а на ее структуру, по-видимому, повлияла схоластическая методология.[21]21
  См. Bodenstedt, The Vita Christi of Ludolphus the Cartusian, p. 113.


[Закрыть] Красота такой проповеди состоит в полноте смысла, который можно открыть, погрузившись в ее текст, вывернув его наизнанку, затем выстроив на его основе сложную и разветвленную схему рассмотрения, вращающуюся, тем не менее, вокруг центрального текста и, в конце концов, приводящую к ясным и определенным выводам относительно него. Ближайшим формальным аналогом служит, возможно, музыкальное произведение, в котором определена тема, используются некоторые из перестановок и сочетаний ее частей, затем начинается развитие первоначальной, а также производной темы, позволяющее вывести все мелодические, гармонические, ритмические и тональные вариации этих тем, а после приходящее к краткому резюме исходного материала, возможно, с кодой, добавленной в конце. Но музыкальную, как и риторическую, схему лучше наблюдать непосредственно, чем обсуждать на расстоянии.

Глава 12 первой книги – “De Presentatione Domini in Templum” (I: 98–114) – пример многих применяемых Лудольфом в Жизни Христа характеристик, на которые мы указали как на типичные для структуры и схемы развития, в этой главе обильно используются цитаты, отсылки и аллюзии; таким образом, она представляет хороший пример для обсуждения. Лудольф открывает главу ссылкой на используемый им евангельский текст – он взят из второй главы Евангелия от Луки. Применяемый Лудольфом метод расположения текста должен дать его речевое описание с использованием ключевых терминов, расширенное благодаря объяснению этих терминов. Рассмотрение евангельского отрывка затем дает размышлению книгу, открытую перед читателем. Это может быть проиллюстрировано отрывком из вводной части главы. Прямые цитаты из Священного Писания даны курсивом, как в тексте Риголло.

Et, adveniente autem quadragesima die, postquam, secundum Legem Moysi, impleti sunt dies purgationis ejus, Mariae scilicet, exiit ipsa de stabulo cum Joseph et Puero, ut Legem impleret, in qua nihil purgandum erat, quia sine peccato conceperat. In circumcisione quidem purgabatur puer ab originali, quod a parentibus contraxerat; in purgatione vero purgabatur mater a peccato, quia in libidine conceperat; sed nihil horum in hoc Puero vel in Matre erat. Et tulerunt illum puerum Jesu prius circumcisum de Bethlehem in Jerusalem, ut secundum Legem, sisterent; id est, off erent, seu off erendo praesentarent, eum Domino in templo, et ut darent pro eo hostiam, scilicet par turturum, aut duos pullos columbarum. (Вступление, I: 98)

Но при наступлении сорокового дня, когда «по Закону Моисееву исполнились дни очищения Ее», то есть Марии, Она вышла из хлева с Иосифом и Младенцем, чтобы исполнить Закон, – Та, в Которой нечего было очищать, потому что Она зачала без греха. Если при Обрезании младенец очищался от первородного греха, который приобрел от родителей, то при Очищении мать очищалась от греха, ибо зачала в похоти; но ничего такого не было ни в Младенце, ни в Матери. И «принесли Его», младенца Иисуса, обрезанного ранее, из Вифлеема «в Иерусалим, чтобы», согласно Закону, «представить», то есть посвятить, или же предъявить, посвящая, «его Господу» в Храме, «и чтобы принести жертву», а именно, «двух горлиц или двух птенцов голубиных».

Комментарий, утверждающий, что ни мать, ни сын не нуждались в очищении, расположен в середине текста. Кроме того, можно видеть, где термин поясняется с помощью синонима, а где Лудольф делает евангельские слова и фразы ключевыми точками повествования, которое ведет своими собственными словами. Эти «ключевые точки» сами по себе могут стать основой для дальнейшего расширения речи, и читатель обнаружит, что позже в этой главе Лудольф останавливается на таких понятиях, как очищение Марии, принесение Христа, приход в Иерусалим, принесение жертвы Господу, горлицы и голубиные птенцы.

Этот отрывок становится поводом для довольно продолжительного обсуждения различных аспектов очищения. Прежде всего, Лудольф объясняет контекст церемонии по Закону Моисееву: что означает понятие ритуального очищения и почему Бог заповедал израильтянам приносить Ему первородного в каждом поколении. Контекст, связанный с Законом, объясняет основания, по которым Христос пожелал быть представленным в Храме. Лудольф приводит пять таких оснований: во-первых, Христос был в согласии со старым Законом; во-вторых, следуя этому Закону, он вел его к завершению; в-третьих, Христос желал избежать любого повода быть проклятым иудеями за несоблюдение Закона; в-четвертых, Христос желал освободить человечество от рабства Закону; наконец, в-пятых, Христос желал подать пример смирения и послушания. В поддержку этого Лудольф приводит ссылки на Бернарда Клервоского и Беду Достопочтенного по поводу смирения и послушания как Христа, так и Марии.

Затем следует дискуссия о завете как прообразе Девы Марии: “ipsa est per Archam Testamenti prefi gurata; in qua inclusa errant Legis mandata” (I: 99 – «ее прообразом был Ковчег Завета, в котором находились заповеди Закона»). Лудольф приводит несколько оснований для этой параллели: Мария охотно изучала Закон; как в Ковчеге расцвел Жезл Аарона, так в Марии расцвел Христос; как в Ковчеге был золотой сосуд с манной небесной, так Мария предложила миру Хлеб, пришедший с Небес; как Ковчег был сделан из прочных материалов, так тело Марии не увидело тления, и так далее.

Эта последняя параллель приводит Лудольфа к утверждению, что Мария “intus et foris virtutibus resplendebat” («внутри и снаружи сияла добродетелями», I: 99), что непосредственно ведет к другому утверждению – прообразом Марии был золотой подсвечник в Храме. Это позволяет Лудольфу внести в его обсуждение ссылку на обычное название для праздника Сретения, т. е. Очищения Пресвятой Девы Марии (нем. Lichtmess – «месса света»; англ. Candlemas – «месса свечей»):

Hoc candelabrum et ejus candelam honoramus, quando in festo Purificationis, accensas candelas bajulamus. Maria enim candelam Domino in sua purifi catione off erebat, quando Simeon lumen ad revelationem Gentium concinebat. (I: 99)

Этот подсвечник и его свечу мы чтим, когда в праздник Очищения несем зажженные свечи. Ибо Мария принесла свечу Господу при своем очищении, когда Симеон воспевал свет к просвещению язычников.

Итак, Христос, Свет язычников, изображен горящей свечой “propter tria que inveniuntur in ea, scilicet, ligmen, ignis et cera: et in Christo sunt tria, scilicet, caro, anima et Deitas vera” («поскольку три находятся в ней, то есть фитиль, огонь и воск: и в Христе три, то есть плоть, душа и истинная Божественная природа», I: 100), что, таким образом, соединяет образ праздника и событие непосредственно с учением о природе Христа, которое Лудольф изложил перед этим. Это служит введением в довольно длинный отрывок о ветхозаветной типологии свечи и света вообще, Христос сравнивается с пророком Самуилом, Мария – с матерью Самуила Анной, поскольку Самуил служил в Храме.

Затем следует обсуждение жертвы как таковой, голубей и горлиц. Лудольф объясняет, что по соответствующему поводу богатый должен был пожертвовать ягненка, а бедный жертвовал птиц. Как пример бедности и смирения Святое Семейство не благословлено богатством и потому не могло пожертвовать ягненка: но его сын, Агнец Божий, будет принесен в жертву на Кресте и, таким образом, Закон будет выполнен глубочайшим из возможных образом. Лудольф дает отсылку на обсуждение Бернардом Клервоским символики двух видов птиц: columba представляет плодовитость, и в этом образе Святой Дух явился при крещении Христа; turtur представляет чистоту, и это птица, вернувшаяся к Ноеву Ковчегу с ветвью оливы, чтобы возвестить окончание Потопа.

От этой отсылки, связанной с голубями и горлицами, Лудольф возвращается к чтению евангельского текста, воспроизводя повествование, в котором появляется Симеон. Имя Симеона переводится как «послушание». Симеон – это образец верующего, который исполнен Святого Духа и которому Дух открывает истину; описание Симеона у Лудольфа ярко окрашено этим аллегорическим толкованием. Отрывок о Симеоне построен очень похоже на начальный отрывок главы, который мы видели непосредственно: ключевые слова и фразы евангельского текста введены в расширенный контекст собственного повествовательного комментария Лудольфа. Данный отрывок дает ему возможность рассмотреть такие темы, как добродетели терпения и смирения; образ старика, держащего на своих руках младенца – Сына Божьего; фигура Симеона как образ верующего христианина, духовно совершенного человека, вся жизнь которого проходит в молитве о том, чтобы увидеть Воплощенного Христа, и дух которого целиком зависит от Иисуса Спасителя.

Затем следует расширенное тропологическое чтение песни Симеона (Nunc dimittis – Ныне отпущаеши):

Possumus etiam dicere quod in hoc cantico magnifi catur Christus quoad quatuor, secundum quatuor nomina, quibus Simeon Christum appellat. Commendatur enim Christus ut pax, ut salus, ut lumen, ut gloria. Pax est, quia mediator; salus, quia redemptor; lumen, quia doctor; Gloria, quia praemiator. Et sic in his quatuor consistit perfecta Christi commendatio, imo totius Evangelicae historiae quaedam brevissima comprehensio. (I: 103)

Мы можем также сказать, что в этой песни Христос величается четырежды, в соответствии с четырьмя именами, которыми Симеон называет Христа. В самом деле, Христос восхваляется здесь как мир, как спасение, как свет, как слава: Он есть мир, поскольку осуществляет посредничество; спасение, поскольку искупляет; свет, поскольку учит; слава, поскольку вознаграждает. И, таким образом, в этих четырех именах состоит совершенное восхваление Христа, более того, некий итог всего евангельского повествования.

Констатировав, что четыре имени, применяемые к Христу в Nunc dimittis, подводят итог Евангелию, Лудольф затем приступает к расширению этих понятий. Он показывает, что они применяются к жизни и служению Христа и в действительности представляют собой краткое описание всей его жизни: «мир» иллюстрирует момент Воплощения, «спасение» – Страсти Христовы, «свет» – его слова и чудеса, а «слава» – его Воскресение и Вознесение. Лудольф заключает, что Nunc dimittis содержит в себе образ полноты благочестия Христа, дает поддержку человеку, обреченному умереть, и потому вполне подходит в качестве гимна Повечерия (I: 103). Этот прием Лудольф часто использует в Жизни Христа. Данный способ и метод нередко включает отступления, аллюзии; он основан на риторической аргументации со сложной структурой. Но целью аргументации или комментария к отдельному отрывку Священного Писания часто является формула, которая могла бы помочь читателю в постижении смысла и значения этого библейского текста и в размышлении над ним. Лудольф находит много способов подведения итога действиям, событиям и словам так, что они начинают в сжатом виде представлять истину, которая является ключевой для учения и практики христианской веры. Именно эта черта в первую очередь представляет сложности даже при развернутом описании Жизни Христа: в наиболее подлинном смысле это сочинение должно быть вначале прочитано, а уже затем оценено. С другой стороны, некоторая часть из него может быть взята как пример для целого, так как симметрия Жизни Христа в большой мере состоит в том, что Лудольф на протяжении всего сочинения использует один и тот же подход. Но так как оно предназначено для последовательного прочтения и в качестве руководства к размышлению день за днем, а не все сразу целиком, в его структуре можно различить ряд отдельных моделей, подобных целому, как микрокосм – макрокосму. Сочинение в целом разворачивается, следуя порядку жизни и деятельности Христа в их полноте: но весь трактат разделен на отдельные главы, каждая из которых имеет свое содержание и свою структуру; а главы разделены на комментарии к последовательным отрывкам Писания. Лудольф старается не делать никаких связок между этими отрывками. В самом деле, они сами могут состоять из отдельных единиц (как, например, та, которую мы только что рассмотрели), которые могут рассматриваться сами по себе. В таком случае единство сочинения включает ряд различий, но они, тем не менее, соединены своего рода гармонией, которую обеспечивает постоянная тема данного сочинения – Иисус Христос.

Вернемся, однако, к изучению нашего отрывка. После весьма сжатого размышления по поводу песни Симеона Лудольф снова говорит о родителях Христа, поскольку Симеон благословляет их обоих. Затем картузианский автор приводит доводы в пользу того, что второе высказывание Симеона показывает его как истинного пророка. Далее Лудольф обсуждает значение терминов ruina и resurrectio в отношении служения Христа и приводит ссылки на Бернарда Клервоского, Иоанна Златоуста, Иеронима и Беду Достопочтенного. Обсуждается упоминание оружия, которое пройдет душу[22]22
  «И Тебе Самой оружие пройдет душу» (Лк 2, 35). – Прим. пер.


[Закрыть] Марии, поскольку это упоминание существенно для вопроса об участии Марии в Страстях Христовых. Лудольф описывает Марию словами Иеронима, указывая, что она при произнесении слов Симеона страдала больше, нежели в момент, когда Иисус претерпел мученичество, и добавляет отрывок из Ансельма Кентерберийского о скорби Марии во время смерти Христа. Страсти и оружие, которое пройдет душу Марии, обсуждаются и далее, а затем Лудольф завершает эту часть главы описанием анагогического значения данной идеи:

Mystice, ut dicit Beda, usque ad fi nem seculi, gladius tribulationis animam Ecclesiae pertransit, cum signum fi dei, ab impiis et reprobis contradicitur; cum multos ruere videt; cum revelatis cordium cogitationibus, ubi bonum semen seminaverat, zizania germinare conspicit. (I: 105)

В мистическом смысле, как говорит Беда, до скончания века меч пронзает и больно ранит душу Церкви, поскольку знамению веры противоречат коснеющие в грехах и нечестии; поскольку она видит падение многих людей; поскольку открываются помышления многих сердец, в которых она замечает, что произрастают плевелы, хотя она посеяла доброе семя.

Пророчество Симеона о Страстях и скорби Марии дает Лудольфу возможность очень бегло заметить, что “non… prophetia est causa eventus rei, sed ipsa res est causa prophetiae” («не пророчество – причина события, но событие – причина пророчества», I: 105); он цитирует Оригена для подтверждения идеи, что дар пророчества – плод веры и покаяния.

Затем обсуждается пророчица Анна, при этом Лудольф возвращается к расширенному изложению текста. Присутствие Анны позволяет Лудольфу начать отрывок в похвалу святым женщинам и заметить, что все жившие сообразно пути Христову, безотносительно к возрасту и полу, обретут Христа, по праву будучи свидетелями Его рождения (I: 105 f). Эта часть главы заканчивается некоторыми комментариями о вере Симеона и Анны, а затем Лудольф переходит к рассмотрению шествия Марии, Иосифа, Симеона и Анны в Храме в момент, когда был принесен Христос.

Лудольф призывает читателей вообразить данный эпизод, основываясь, очевидно, на шествии в праздник Сретения, на который он сослался ранее; такое зримое представление и служит канвой для тропологического чтения данного отрывка. Прежде всего Лудольф дает подходящие толкования имен всех четверых: Симеон – “audiens”, Анна – “gratia”, Иосиф – “appositio”, Мария – “illuminata”. Они могут рассматриваться как аллегории четырех персонажей, каждый из которых будет жить в душе верующего и принесет ему свет: Симеон принесет свет священного размышления, символизирующий слушание Бога; Анна принесет свет внутреннего благочестия, связанного с благодатью; Иосиф принесет свет роста добродетелей и их развития; Мария принесет свет сверхъестественного созерцания, характеризующегося просвещением. Этот отрывок дает еще один пример того, как по образцу своеобразного отношения микрокосма и макрокосма Лудольф использует библейский рассказ для аллегорической интерпретации, которая в свою очередь заключает в себе рост души. Поскольку здесь содержится своего рода систематическая прогрессия: верующий должен начать внимательное размышление, которое приведет к внутреннему благочестию, а оно, в свою очередь, ведет к развитию души и ее росту по направлению к Богу, что в конечном итоге придет к стадии просвещения. Это духовное руководство в малом масштабе: но все оно присутствует так, что позволяет читателю, когда он читает Жизнь Христа, когда он читает Евангелие, когда он участвует в литургии определенного праздника, удерживать свое воображение около духовного средоточия – именно того, на которое Лудольф своим сочинением пытается указать. Таким образом, внешнее, видимое событие, проанализированное, а затем истолкованное на нескольких уровнях, приведет душу к внутренней, невидимой истине.