Текст книги "Vita Christi Лудольфа Саксонского и позднесредневековое благочестие Воплощения"

Nos ergo qui peregrini in hoc mundo sumus; quia non habemus hic permanentem civitatem, sed futuram inquirimus, si spiritualiter in nobis habemus quae in se habebant isti peregrini, erit Dominus comes itineris nostri. (Часть II, Глава 76, IV: 211)

Итак, мы странники в этом мире, «ибо не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего», если духовно имеем в себе то, что имели те странники, Господь будет спутником в нашем путешествии.

4. За пределами земли: ад, рай и окончательная реальность

Мы обсудили, каким образом отождествление Христа со страданиями человечества было рассмотрено в качестве средства, позволяющего человеку соединиться с Христом и тем самым избежать судьбы падшего мира. Это привело Христа к тому, чтобы принять на Себя жизнь, в которой преобладали бедность, пост, послушание, смирение и унижение и которая закончилась в сильных телесных страданиях и бесчестии. Лудольф пишет, что те страдания, которые Христос претерпел во время Своей смерти, были самыми тяжелыми.

Sciendum autem quod inter omnes poenas Passionis Christi, ista poena mortis fuit acerbissima, quia inter omnia terribilia terribilissimum est mors; et hoc est, secundum Joannem Damascenum, propter naturalem inclinationem animae ad corpus. Et fuit specialis ratio in Christo de tali anima et de tali corpore, cui utrique divinitas unita fuit in unitate suppositi; unde oportuit quod illa separatio in Domino esset maxime poenalis. (Часть II, Глава 76, IV: 211)

Надо понимать, что среди всех мук страстей Христовых мука смерти была самой горькой, ибо среди всех ужасных вещей самой ужасной является смерть; и это так, согласно Иоанну Дамаскину, из-за естественной склонности души к телу. А во Христе особенно, ибо и душа Его и тело были соединены с Божеством, и потому их единство было особенно прочно; отсюда следует, что это разделение в Господе должно было быть в наибольшей степени мучительным.

Это последнее страдание, однако, рассматривается с той же точки зрения, как и все остальные: то есть его результат состоит в том, чтобы привести к его противоположности. Первым действием Христа после смерти является следование естественным человеческим путем в ад, царство тьмы, тюрьму, о которой Лудольф говорит (как мы отметили), что ее заслуживали все люди после грехопадения (см. с. 62). Однако намерение Христа состояло не в том, чтобы быть заключенным в темницу, а в том, чтобы начать исполнять обетование, впервые данное Воплощением, а именно, освободить человеческие души, плененные дьяволом. Предание о Сошествии во ад является очень старым, по-видимому, восходящим, по крайней мере к такому христианскому апокрифическому тексту, как Евангелие от Никодима.[32]32
  См. отрывок, описывающий Сошествие во ад в книге Montague Rhodes James, tr., The Apocryphal New Testament (Oxford: Clarendon Press, 1924), pp. 117 ff.


[Закрыть] Но это предание, безусловно, является частью жизни Христа как ее понимали Лудольф и средневековые английские поэты. Рассказ Лудольфа о Сошествии во ад краток:

Illa ergo hora qua Salvator noster, inclinato capite tradidit spiritum, corpore in cruce derelicto, anima simul cum divinitate ad inferna spolianda descendit. Cum autem ad inferos descenderit, et chorus angelicus ante faciem ejus portas principum tolli praeciperet. Sanctorum populus qui tenebatur in morte captivus, voce lacrymabili clamabat:

 
….Advenisti desiderabilis,
Quem expectabamus in tenebris,
Ut educeres vinctos de claustris.
Te nostra vocabant suspiria,
Te larga requirebant lamenta.
Tu spes es eff ectis desperatis,
Magna consolatio tormentis.
 

Sed quis per singula dicere valeat, quanta ibi laetitia fuerit, cum Christus Sol justitiae eis apparuit; et habitantibus in regione umbrae mortis, diu novae lucis exspectata claritas radiavit? Et stetit Dominus cum eis ibi, et tunc fuerunt in Gloria; nam visio Dei, perfecta est gloria. (Часть IV, Глава 68, IV: 167)

Итак, в тот час, когда наш Спаситель, преклонив главу, испустил дух, душа Его, оставив тело на кресте, вместе с Божественной природой спустилась в ад, чтобы опустошить его. Когда Господь сошел во ад и ангельский хор перед лицом Его ринулся крушить ворота, святой народ, бывший там в плену у смерти, восклицал, громко плача:

 
…Ты пришел, желанный,
Кого мы ожидали во тьме,
Чтобы Ты вывел закованных в цепи из темницы
К Тебе взывали наши стоны,
Тебя искали наши обильные плачи.
Ты надежда отчаявшихся,
Великое утешение в страданиях.
 

Но кто мог бы передать, какая была радость там, когда им явился Христос Солнце правды, и перед обитателями области смертной тени воссияла долгожданная ясность нового света? И там стоял с ними Господь, и тогда они были во славе, так как ви дение Бога – это совершенная слава.

Это опустошение ада – решающее событие продолжающейся борьбы Христа с дьяволом. Давняя экзегетическая традиция, относящаяся к посту и искушению Христа в пустыне, утверждала, что дьявол, после своей неудачи отошедший от Христа, и в дальнейшем держался в стороне от него, вернувшись только во время Страстей. Лудольф упоминает и это отступление дьявола, и его окончание:[33]33
  Эту традицию передает Беда Достопочтенный, и именно у него, возможно, Лудольф воспринял эту идею. См. Беда, In Lucae Evangelium expositio, Кн. I, Patrologia Latina, vol. 92, col. 370.


[Закрыть]

Ille hostis antiquus a Domino usque ad tempus recessit, et tempore Passionis rediens, non in dolo, sed aperte eum impugnavit. (Часть I, Глава 22, I: 203)

Тот старый враг на время отошел от Господа, а вернувшись во время Страстей, напал не таясь, а открыто.

Лудольф описывает присутствие дьявола при распятии:

Notandum etiam, quod, sicut dicitur in Glossa Thobiae, Domino in cruce passo, diabolus, quo procurante crucifi xus erat, advenit, quaerens si quid peccati in ipso inveniret. Et dicit Magister in historiis, quod stabat supra brachium crucis, donec Christus expiravit, et tunc videns se confusum recessit, et veniens ad Tartara, invenit ibi animam Christi portas et seras confrigentem, et justorum animas inde educentem.[34]34
  См. Беда, Interpretatio in Librum Tobiae, Patrologia Latina, vol. 91, col. 928 f.


[Закрыть] (Часть II, Глава 64, IV: 129)

Кроме того, стоит отметить, что, как написано в Глоссе к Книге Товита, когда Господь страдал на кресте, дьявол, стараниями которого Он был распят, прибыл, чтобы выяснить, не найдет ли в Господе какого-нибудь греха. И говорит Учитель в своем рассказе, что дьявол стоял над перекладиной креста, пока Христос не испустил дух, и тогда придя в замешательство, удалился и пришел в тартар, там нашел душу Христову разбивающей врата и засовы и выводящей оттуда души праведников.

Страшный суд рассматривается как подтверждающий разделение человечества на своего рода два полюса, затрагивающее не только судьбы отдельных душ, но и видимую реальность. Ранее мы видели, что, согласно Лудольфу, око благочестивого христианина смотрит неохотно даже на видимые радости земли – в сравнении с реальным и окончательным блаженством в Небесах, в то время как человек, мыслящий по-земному, приписывает ценность и привлекательность предметам, которые скоро прейдут (см. с. 76). В Судный день это положение переворачивается: а именно, согласно Лудольфу, блаженный находит свою награду в созерцании блаженства Христа, в то время как проклятый смотрит на Него как на наводящего ужас:

Et tunc Christus Dominus blandus justis, et terribilis apparebit injustis. (Часть II, Глава 87, IV: 299)

И тогда Христос Господь явится праведникам как приятный, а нечестивым – как ужасный.

Понятие о проклятых, нашедших свои удобства на земле, но теперь потерявших все удобства, отражено в сделанном Лудольфом описании начала Страшного суда, дающем читателю живописное представление этой сцены:

Sedebit enim Christus in eminentiori loco, cum Sanctis, mali vero stabunt subtus, in terra, quam dilexerunt. (Часть II, Глава 87, IV: 299)

Ведь Христос сядет на самое выдающееся место, вместе со святыми, злодеи же будут стоять внизу, на земле, которую возлюбили.

Описание, сделанное Лудольфом, в действительности представляет собой своего рода картину, яркое словесное полотно, которое, без сомнения, согласно авторскому намерению должно было запечатлеть в умственных очах благочестивого христианина такое же насыщенное содержание, как и любой предмет или событие, обсуждаемые в Жизни Христа:

Et erit juducium illud horribile ex omni parte: supra erit Judex iratus; subtus, patens infernus, intus conscientia remordens; extra, mundus ardens; a dextris, peccata accusantia; a sinistris, infi nita daemonia terrentia; circa, boni Angeli in infernum pellentes, et mali ad ipsum trahentes. (Часть II, Глава 87, IV: 299)

И Суд тот будет страшен во всех отношениях: сверху будет разгневанный Судья, внизу распахнутый ад; внутри жалящая совесть, снаружи пылающий мир; справа обвиняющие грехи, слева неисчислимое множество устрашающих демонов; вокруг добрые ангелы, отталкивающие грешников в ад, и ангелы злые, влекущие их к нему.

Отделение добра от зла выражено в терминах телесной видимости, так как проклятые воскреснут все еще несущими на себе следы могильного разложения, в то время как блаженные воскреснут в состоянии молодости и красоты, причем их внешний вид будет показывать их духовную благодать, даже если это не было так во время земной жизни:

Etenim mali surgent deformes et passibiles: imo tam ignominiosum erit corpus peccatoris, quod anima resumens ipsum superbit quando illud videbit, et ipsum videre adhorribet, et vellet potius habere tale corpus quale erat, quando dimidium comestum fuit a vermibus. In bonis autem natura servabitur, sed vitia detrahentur, et erit corpus septies clarius quam sol sit modo. Quanto fuerint crimina malorum abominabiliora, tanto erunt corpora eorum deformiora; et quanto fuerint merita justorum plura et majora, tanto erunt corpora eorum pulchriora et clariora. (Часть II, Глава 87, IV: 297–98)

В самом деле, злые восстанут уродливыми и подверженными страданиям: конечно, настолько позорным будет тело грешника, насколько душа, вновь получившая его, поразится при его виде, и содрогнется от отвращения к этому виду, и захочет уж лучше иметь то тело, которое было, когда наполовину было съедено червями. Напротив, в добрых природа сохранится, но изъяны будут удалены, и тело будет сиять в семь раз ярче, чем солнце теперь. Чем отвратительнее были преступления злых, тем уродливее будут их тела, и чем больше и многочисленнее были заслуги праведных, тем более красивыми и лучезарными будут их тела.

Эта идея, что тела восставших из мертвых отражают внутреннюю реальность их духовного состояния, наводит на мысль, что в какой-то мере Страшный суд рассматривается как процесс, посредством которого истина и видимость сойдутся окончательно. Как мы уже видели, начальная стадия Сотворения мира подразумевала такое положение, при котором внешний образ полностью и точно отражал внутреннюю действительность. Грехопадение привело к их разделению, в качестве средства от которого было замыслено Воплощение. Но пока существует время, действие искупления все еще находится в развитии. Материальные предметы могут использоваться как орудия благодати, но сами по себе, в себе и для себя они еще рассматриваются как извращенные. На Страшном суде, однако, хотя в человечестве, конечно, сохраняется полярное разделение, открывается и проясняется основание для этого разделения; таким образом, различения осуществляются на основании истины, а не на основании видимости, мгновенных эмоций или мимолетных индивидуальных желаний. Далее, в христианском понимании окончательным торжеством справедливости является вхождение Божественной реальности в реальность сотворенную, при котором последняя, наконец, полностью подчиняется первой, безотносительно к тому, приходит ли тот или иной аспект сотворенной реальности в гармонию с реальностью Божественной.

Начавшееся с огнем затем закончится в огне, по крайней мере в том, что касается проклятых. Однако Лудольф дает комментарий по поводу этого огня и дополняет его выразительные аспекты рассмотрением его задач и значения на Страшном суде:

Terminatio judicio, tota caliditas illius ignis permaxime, de quo dictum est, exsequetur Judicis sententiam; involvet enim peccatores et trahet in infernum. Et ita patet, quod ille ignis adventum Judicis et praecedet, et concomitabitur, et sequetur. (Часть II, Глава 87, IV: 302)

По окончании Суда весь жар того огня, о котором мы говорили, исполнит приговор Судии; ведь этот жар охватит грешников и утянет их в ад. И таким образом, очевидно, что этот огонь предшествует пришествию Судьи, сопровождает его и следует за ним.

Этот огонь реальным образом представляет переход от старой системы, существующей до приговора суда, к новой, которая возникнет после. В самом деле, огонь – действующая сила как при разрушении старого мира, так и при создании нового:

Habebit enim iste ignis offi cium quatuor ignium videlicet: ignis infernalis, ad reproborum punitionem; ignis purgatorii, ad bonorum a venialibus purgationem; ignis terrestris ad vegetabilium et sensibilium consumptionem, et corporum incinerationem; et ignis elementaris, ad elementorum subtiliationem, et innovationis eorum dispositionem. (Часть II, Глава 87, IV: 297)

Ведь этот огонь будет выполнять функции четырех огней, а именно: адского огня, для наказания осужденных; огня чистилища, для очищения добрых людей от простительных грехов; земного огня, для уничтожения растительных и чувствительных частей душ и для испепеления тел; и элементарного огня для облагораживания элементов и упорядочения их обновления.

Обновление мира, осуществляемое с помощью этого огня, подразумевает полное изменение материальных элементов, которые, как мы отметили выше, из-за последствий грехопадения претерпели повреждение и износ. Лудольф различает два процесса, которые будут при этом происходить – очищение и обновление. Очищение приводит к тому, что элементы лишатся тех несовершенных качеств, которые они приобрели в их изменчивом состоянии:

Post praedicta statim erit mundi innovatio, quae non complabitur quandiu peccator est in mundo, id est quosque detrudatur in infernum. Sic enim ignis ille permaximus elementa purgabit, cum habeat virtutem formae extrinsece expulsivam; sic mundum innovabit, cum habeat virtutem subtiliativam. Unde diff erentia est inter purgationem et innovationem: quia purgatio erit poenalium qualitatum detractio, et elementorum ab impuritate, quam ex commixtione habent, ad puritatem mutatio; sed innovatio erit pulchrioris formae inductio. Sic autem purgabuntur quod praeceditur ab igne vis combustibilis, ab aere obscuritas, ab aqua glacialis frigiditas, a terra ponderositas et opacitas: quia de omnibus elementis quod ignobile est, tendet deorsum et ad locum poenarum, scilicet ad cloacam infernalem cum omnibus rerum immunditiis confl uet, et ibi horrorem carceris multiplicabit. Rerum ergo mutabilitas, scilicet: frigus, aestus, grandines, turbines, fulgura, tonitrua, et alii incommoditates penitus interibunt; elementa vero purgata permanebunt. (Часть II, Глава 87, IV: 302)

Немедленно после предсказанного будет обновление мира, которое не завершится, пока в мире есть грешник, то есть доколе он не сброшен в ад. Величайший огонь очистит элементы, уничтожив внешние формы; он обновит мир, ибо будет иметь облагораживающую силу. Различие между очищением и обновлением состоит в том, что очищение будет удалением качеств, связанных с наказанием, и изменением в элементах от нечистоты, наличествующей в них из-за смешения, к чистоте, а обновление даст форму красоты. Но так они очистятся, потому что огонь превосходит жгущую силу, воздух – тьму, вода – ледяной холод, а земля – тяжеловесность и тенистость, ибо то, что в элементах есть неблагородного, стремится вниз и в место наказаний, то есть стечет со всеми нечистотами реальности в адскую клоаку и там увеличит ужас тюрьмы. Далее, изменчивость вещей, то есть холод, жара, грады, бури, молнии, громы и другие неудобства полностью погибнут, в то время как очищенные элементы пребудут.

Этот отрывок, действительно, освещает некоторые отношения между чувственными аспектами Неба и Ада. Мы видим, что оставшееся в элементах после их облагораживания подходит для пребывания в новом порядке бытия. Ад, однако, является вместилищем отбросов от этих подлинных элементов, а следовательно, он вводит в вечность аспекты сотворенной реальности, связанные со злом. Процесс обновления включит преобразование мира в новое состояние, которое уподобит землю раю и заставит небеса остановить их движение:

Innovabuntur etiam, quia terra tota erit sicut paradisus et planabitur; et aer erit clarior, nec habebit impressiones, quas habet modo; perspicuum quoque in lux in igne malebunt: et sicut ignis et aqua puriores. Orbes quoque coelestes propter impermixtionem, nullam impuritatem habentes nulla indigebunt purgatione, sicut elementa terrestria sed tantummodo cessatione motus, et ideo innovabuntur, sed non purgabuntur. Innovatio vero eorum, est a statu veteri in statum novum commutatio. Et requirit in illis duo, scilicet, motus cessationem, et claritatis splendorem ampliorem; quando sol stabit in Oriente, et luna in Occidente, ubi creata sunt, et ibi sine fi ne manebunt. (Часть II, Глава 87, IV: 302–03)

Даже они обновятся, ибо вся земля будет как рай – ясной и чистой; воздух станет прозрачнее и не будет дурно воздействовать, как теперь; также сохранятся прозрачность и свет в огне; как огонь, так и вода будут чище. Поскольку круги небесных тел не имеют ни смешения, ни какой-либо нечистоты, они не потребуют очищения, в отличие от земных элементов, но, тем не менее, прекратят движение, поэтому обновятся, но не очистятся. В самом деле, обновление небесных тел – это переход от старого состояния к новому. В них обнаружатся две перемены, а именно, прекращение движения и яркость усилившегося сияния, когда солнце будет находиться на востоке, а луна на западе, где они были сотворены, и там останутся навеки.

Это прекращение движения приведет к соответствующему прекращению времени – знаку окончания эпохи изменчивости:

Cessante autem motu caeli, cessabit et tempus quod sequitur motum caeli. (Часть II, Глава 87, IV: 30)

Но при прекращении движения неба прекратится и время, которое следует за движением неба.

Лудольф отмечает, что обновление, которое претерпят небо и земля, – это обновление формы, а не сущности:

Patet ergo, quod coelum et terra transibunt, quantum ad formam, sed non quantum ad substantiam. (Часть II, Глава 87, IV: 303)

Следовательно, очевидно, что небо и земля прейдут в том, что касается формы, но не в том, что касается сущности.

Из осуществленного Лудольфом рассмотрения становится ясно, что, по его мнению, материальные элементы имеют место среди духовной реальности в новом порядке вещей. Это достаточно интересная деталь с учетом того, что огненный катаклизм Страшного суда Лудольф считает абсолютно необходимым. Это означает, что переход от одного состояния к другому совершается не в ходе естественной эволюции, но в своего рода революции, в которой действительность редуцируется до ее корней таким образом, что она сможет вновь произрасти из них навсегда. Эта идея соответствует рассмотренной нами концепции Воплощения в ее целостности, поскольку то, что могло бы быть названо эволюционным процессом, в действительности было направлением развития после грехопадения, приведшим, как мы видели, к разрушению, а Воплощение означало своего рода прививку Божественного бытия к творению и понималось как переворачивающее все направление развития мира. Конечным результатом этого процесса является восстановление в сотворенном мире состояния такой гармонии с Богом, которой мир наслаждался вначале. Таким образом, сотворенная вселенная рассматривается как вновь ставшая реальным отражением и выражением Слова, при помощи которого была создана.

Лудольф приводит три довода в пользу преобразования вселенной:

Mundum autem innovari, id est pulchriorem formam induere debere, ostenditur triplice ratione. – Primo, quia sicut dignum fuit quod elementa purgarentur pro eo quod infecta erant propter peccatum hominis; ita dignum erit ut mundus innovetur, propter glorifi cationem hominis et honorem beatorum, ut homine glorifi cato, cuncta etiam creatura innovetur cum eo. – Secundo, ut creaturae remunerentur pro labore quo homini servierunt. – Tertio, ut totus mundus per hoc speculum Deum cognoscat. Unde oportet in futuro speculum purgari, et meliorari, quia in pulchritudine creaturarum amplius resultat species Creatoris. Hoc autem non erit ad necessitatem, ut Deus per creaturas videatur sicut modo; sed ad jucunditatem, ut videlicet jucunditati visionis intellectualis, addatur delectatio visionis sensibilis. (Часть II, Глава 87, IV: 303)

Что мир должен обновиться, то есть облечься более красивой формой, доказывается с помощью трех доводов. Во-первых, как из-за человеческого греха элементы пропитались нечистотой и должны будут очиститься, так ради прославления человека и воздания чести святым мир должен будет обновиться; когда человек прославится, все творение обновится вместе с ним. Во-вторых, творения, которые своим трудом служили человеку, должны быть вознаграждены. В-третьих, надо, чтобы весь мир познал Бога в этом зеркале. Посему будет уместно, чтобы это зеркало в будущем было очищено и улучшено, ибо в красоте творений лучше будет виден Творец. Однако не по необходимости, как теперь, Бог будет созерцаем через творения, но для удовольствия, то есть чтобы к удовольствию умозрения добавилось наслаждение созерцания чувственного.

Эти доводы превосходно уравновешены, и из них можно кое-что вывести насчет идеи Лудольфа о своего рода справедливости, которая будет царить после Страшного суда и в вечности. Как человек гордыней и непослушанием привел к порче всего творения, так и искупление благоприятствует всему творению. В третьем доводе мы замечаем, что чувственное восприятие будет включено в новую эру не по необходимости, а просто для того, чтобы увеличить удовольствие, которые будут иметь святые при видении Бога. Таким образом, здесь нет идеи, что чувства содержат и обусловливают дух. Фактически, измерение и описание небесной радости превышает человеческие возможности:

Postremo de gloria coeli sciendum est, quod tot et tanta sunt in coelis gaudia, quod omnes arithmetici hujus mundi non possent ea enumerare, et omnes geometrici hujus mundi non possent ea mensurare, omnesque grammatici, dialectici, atque rhetorici non possent ea sermonibus explicare: quoniam oculus non vidit, nec auris audivit, nec in cor hominis ascendit, quae praeparavit Deus iis, qui diligiunt illum. (Часть II, Глава 87, IV: 306)

Наконец, о небесной славе следует знать, что радости на небесах столь многочисленны и столь велики, что все арифметики мира сего не могут их пересчитать, и все геометры мира сего не могут их измерить, и все грамматики, диалектики и риторики не могут их выразить словами, поскольку «не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим его».

Тем не менее, обитатели Небес будут свободны смотреть выше себя, ниже себя и между собой, находя во всем, что они воспринимают – любым им доступным способом, – нечто, постоянно возвращающее их к Богу:

Gaudebunt quippe Sancti: supra se, de Dei visione; infra se de coeli et aliarum creaturarum corporalium pulchritudine; intra se, de corporis et animae glorifi catione; juxta se, de Angelorum et hominum associatione. (Часть II, Глава 87, IV: 306)

Разумеется, святые возрадуются: видению Бога – над собой; красоте неба и других телесных творений – под собой; прославлению тела и души – в себе; союзу ангелов и людей – около себя.

Отсюда мы можем видеть, что радости Небес должны испытывать как тело, так и душа, причем оба получают свой собственный вид благодати и добродетели:

Stola animae consistit in tribus dotibus ejus, scilicet: in manifesta cognitione summae Trinitatis, quae succedit fi dei; in perfecta ejus fruitione, quae succedit spei; in perfecta ejus dilectione, quoniam non evacuabitur, sed perfi cietur caritas ipsius Dei. Stola autem corporis in quatuor dotibus ejus consistit, scilicet: in claritate, impassibilitate, subtilitate, et agilitate. (Часть II, Глава 87, IV: 306)

Одеяние души состоит в трех дарах ей, а именно: в явном познании Пресвятой Троицы, которое следует за верой; в совершенном наслаждении Троицей, которое следует за надеждой; в совершенной любви к Троице, ибо любовь к Богу не исчезнет, а усовершенствуется. Одеяние же тела состоит в четырех дарах ему, а именно: в лучезарности, неподверженности страданиям, тонкости и подвижности.

В качестве образца духовных даров могут рассматриваться добродетели веры, надежды и любви. Телесные дары включают освобождение от тех материальных характеристик, которые в настоящее время ограничивают человека. Гармония тела и души, однако, не предполагает их равенства, как отмечает Лудольф в отрывке, который, тем не менее, кое-что проясняет в отношении живой видимой красоты, представляющей собой интегральную часть описываемой им небесной области:

Anima septies clarior corpore erit, quae corpus velut vestimentum suum reinduens, per omnia membra corporis, velut sol per crystallum, lucebit. (Часть II, Глава 87, IV: 306)

Душа будет в семь раз лучезарнее тела, которое она носит как одежду, и будет просвечивать через все члены тела, как солнце через хрусталь.

Фактически, можно сказать, что в нынешнюю эпоху существования земли материальная реальность страдает от крайнего безобразия именно из-за разрыва ее связей с духовной красотой. Ситуация же после Страшного суда может рассматриваться как та, в которой чувства, благодаря восстановлению их гармонии с душой и их новой зависимости от духовной реальности, стали способны отражать красоту еще сильнее, чем ранее, потому что больше не имеют искаженных образов. В любом случае Лудольф решительно добавляет к своему описанию небесных радостей в высшей степени чувственную составляющую:

In illa futuro vita inaestimabilis delectatio quaedam bonos inebriabit, et dulcedine sui totos eos inaestimabili exundantia satiabit. Quid dixi? Totos, oculos, aures, nares, os, manus, pedes, guttor, cor, jecur, pulmo, ossa, medullae, quin exta etiam ipsa; et cuncta singillatim, singulaque membra eorum in communi tam mirabili dilectionis et dulcedinis sensu complebuntur, ut fere totus homo torrente voluptatis Dei potietur, et ab ubertate domus ejus inebrietur. (Часть II, Глава 87, IV: 309)

В той будущей жизни некое несравнимое наслаждение будет опьянять добрых, и изобилие будет насыщать всех их несравнимой приятностью. О чем я говорю? Все – глаза, уши, ноздри, рот, руки, ноги, горло, сердце, печень, легкие, кости, костный мозг, даже сами внутренности – каждый член тела по отдельности и все вместе – наполнятся столь чудесным чувством наслаждения и приятности, что весь человек будет захвачен могучим ураганом вожделения к Богу и опьянеет от изобилия его дома.

Таким образом, Небо становится исполнением всего красивого и приятного, что относится к земле, а земной язык становится способом выражения чего-то относящегося к Небу:

Erit namque Deus speculum visui, cithara auditui, mel gustui, balsamum olfactui, fl os tactui. Ibi erit candor lucis aestivalis, amoenitas vernalis, abundantia autumnalis, requies hiemalis. (Часть II, Глава 87, IV: 306)

Ведь Бог будет зеркалом для зрения, кифарой для слуха, медом для вкуса, бальзамом для обоняния, цветком для осязания. Там будет свет лета, красота весны, изобилие осени, покой зимы.

Итак, лучшее из того, что есть на земле, становится образом Небесного, и здесь может быть применен весь язык сравнений:

Et convenienter regnum Dei comparatur aestati: primo, quia aestas est tempus lucidum, sic regnum coelorum; secundo, quia aestas est tempus fructiferum, sic in regno coelorum; tertio, quia aestas est tempus jucundum, sic regnum coelorum; quarto, quia aestas est tempus tranquillum, sic in regno Dei cessabit nubilum tribulationum. (Часть II, Глава 44, III: 277–78)

И уместно сравнить Царство Божье с летом: во-первых, потому что лето – светлое время, таково же и Царство Небесное; во-вторых, потому что лето – плодородное время, то же имеет место и в Царстве Небесном; в-третьих, потому что лето – приятное время, таково же и Царство Небесное; в-четвертых, потому что лето – спокойное время, так и в Царстве Божьем рассеются тучи несчастий.

Четкое отождествление материальной реальности с духовным блаженством имеет дополнение в описании страданий осужденных. В самом деле, поскольку Лудольф использует своеобразный принцип уравновешенной речи, адские муки могут быть описаны как своего рода зеркальное отражение небесных радостей. Пример этого содержится в отрывке, приведенном на с. 70. Действительно, чувственные аспекты Неба и ада берут свое начало в облагораживании элементов огнем, которое произойдет на Страшном суде. В то время осуществится разделение человечества на два полюса, причем осужденные рассматриваются как падающие настолько низко, насколько блаженные вознеслись:

Cum igitur justi fuerint tanta felicitate beati, restat ut injusti per contrarium sint inaestimabili quadam infelicitate miseri. Sicut enim istos mira pulchritudo, velocitas, fortitudo, libertas, sanitas, et voluptas, alacres faciet et jubilantes; ita illos immanis et inaestimabilis foeditas, tarditas, imbecillitas, servitus, languor atque dolor, moerentes reddet et ejulantes. (Часть II, Глава 88, IV: 310)

Праведные будут блаженны великим блаженством, а неправедные будут неописуемо несчастны. Как удивительная красота, живость, сила, свобода, здоровье и удовольствие сделают первых бодрыми и радостными, так огромное и неописуемое безобразие, вялость, слабость, рабство, усталость и печаль заставят последних плакать и рыдать.

Как небесные радости частично являются чувственными и Небеса в определенной мере могут быть описаны в чувственных терминах, так и адские страдания, согласно Лудольфу, имеют чувственную составляющую и могут быть описаны в терминах видимого и осязаемого мира:

Ibi enim erit calor ignis et rigor frigoris, tenebrae, fumus, lacrymae, interiores, aspectum daemonum, clamor in perpetuum, improperium, mallei percutientium, serpentes et dracones, ariditas, sitis, foetor sulphuris, vermis conscientiae, vincula, et carcer, timor, dolor, pudor, et confusio peccatorum omnibus patientium, invidia, rancor, tristitia, ablatio spei omnis salutis. (Часть II, Глава 88, IV: 304)

Ибо там будут жар огня и суровость мороза, тьма, дым, слезы, преисподние бездны, лики демонов, вечный вопль, брань, тяжкие побои, змеи и драконы, сушь, жажда, серный смрад, червь совести, оковы и тюрьма, страх, боль, стыд и смешение грешников, все это переносящих, зависть, злоба, печаль, отсутствие всякой надежды на спасение.