Текст книги "Мабиногион. Легенды средневекового Уэльса"

– Позор мне⁸², если я не открою дверь и не узнаю, правда ли то, что о ней сказано.

Он открыл дверь и увидел за ней Корнуолл и Абер-Хенвелен. И когда он открыл дверь, они разом вспомнили все зло, что с ними приключилось, и всех друзей и соратников, которых они потеряли, и все свои приключения, а главное – судьбу их господина. И с того часа они не знали отдыха, пока не добрались с головой до Лондона. И они похоронили голову на Белом холме; и это было одно из Трех счастливых погребений этого острова и причина одного из Трех злосчастных выкапываний, ибо никакая опасность не приходила на остров с моря, пока голова не была выкопана⁸³.

И на этом заканчивается рассказ о тех, кто вернулся из Ирландии. В Ирландии же не осталось в живых никого, кроме пяти беременных женщин в отдаленной пещере. У этих пяти женщин родилось пять сыновей, и они выросли, и задумались о женах, и решили овладеть ими. И так каждый из них женился на матери другого, и они владели страной, и заселили ее, и разделили между собою. С тех пор Ирландия делится на пять частей ⁸⁴. И они осмотрели место, где было сражение, и нашли там золото и серебро, и стали богатыми⁸⁵.

И здесь заканчивается эта Ветвь Мабиноги, повествующая о гóре Бранвен, что было Третьим горчайшим горем этого острова⁸⁶, и о Гостеприимстве Бендигейда Врана, когда люди из семижды двадцати областей пришли в Ирландию, чтобы отомстить за зло, причиненное Бранвен, и о семилетнем пире в Харлехе, и о пении птиц Рианнон, и о Гостеприимстве Головы в течение четырежды двадцати лет.

Манавидан, сын Ллира

Это третья Ветвь Мабиноги.

Когда те семеро, о которых мы рассказывали, похоронили голову Бендигейда Врана на Белом холме в Лондоне лицом к стране франков, Манавидан, их вождь, посмотрел на город Лондон и на своих спутников и глубоко вздохнул, и скорбь и томление овладели им.

– О Боже Всемогущий, горе мне! – сказал он. – У одного меня в эту ночь нет здесь пристанища.

– Господин, – сказал Придери, – пусть это не тяготит тебя. Твой кузен стал владыкой Острова Могучих, и хотя он добился этого не по праву, не к лицу тебе затевать с ним раздор из-за земли и владений. Ведь ты – один из Трех благородных правителей¹.

– Хотя он и мой кузен, – ответил Манавидан, – я не рад видеть его на месте моего брата Бендигейда Врана и не могу быть счастлив под одной крышей с ним.

– Hужен ли тебе мой совет? – спросил его Придери.

– Да, я сейчас нуждаюсь в совете, – ответил Манавидан. – Что ты хочешь посоветовать?

– Мне принадлежат семь областей Диведа², – сказал Придери, – и там сейчас моя мать Рианнон. Я отдам тебе ее и с нею власть над всем Диведом³. И хоть не будет у тебя иных владений, кроме этих семи областей, это лучше, чем ничего. Моя жена – Киква, дочь Гвинна Глеу, и я получил эти семь областей в наследство и могу отдать их тебе и Рианнон, если тебе понадобятся владения.

– Не понадобятся, о вождь, – сказал Манавидан, – но Господь воздаст тебе добром за твою дружбу.

– Я одарю тебя лучшей дружбой в мире, если ты мне позволишь, – сказал Придери.

– Позволю, мой друг, и пусть Господь вознаградит тебя, – сказал Манавидан. – Я обязательно отправлюсь с тобой, чтобы увидеть Рианнон и ее владения.

– Ты правильно сделаешь, – сказал Придери, – и я уверен, что ты никогда не видел более разумной женщины. К тому же в расцвете лет никто не мог сравниться с нею красотой, и даже сейчас ты не разочаруешься, увидев ее.

Они немедленно отправились в путь и наконец прибыли в Дивед. В Арберте для них уже был приготовлен пир, который устроили Рианнон и Киква. И Манавидан с Рианнон сели и завели беседу, и она показала свой ум и рассудительность так, что он подумал, что никогда не встречал женщины, подобной ей.

– Придери, – сказал он, – я последую твоему совету.

– Что же это за совет? – спросила Рианнон.

– Госпожа, – сказал Придери, – я пообещал тебя в жены Манавидану, сыну Ллира.

– Я с радостью соглашусь с этим, – сказала Рианнон.

– Я тоже согласен, – сказал Манавидан, – и благодарю Бога за то, что у меня такой друг.

И еще до конца пира он взял ее в жены.

– О господин, – сказал ему Придери, – развлекайся и пируй здесь, сколько захочешь, я же отправлюсь в Ллогр⁴, чтобы принести клятву верности Касваллауну, сыну Бели.

– Господин, – сказала Рианнон, – Касваллаун сейчас в Кенте⁵, и ты можешь остаться с нами, пока он не вернется.

– Хорошо, я подожду, – сказал он, и они продолжили празднество.

И они объезжали Дивед, и охотились, и проводили время в развлечениях. Когда же они объехали весь край, то увидели, что нет страны более населенной, и имеющей лучшие охотничьи угодья, и более богатой рыбой и диким медом. И дружба между ними четырьмя за это время так укрепилась, что они не могли расстаться даже на день.

В свое время Придери отправился в Оксфорд⁶ к Касваллауну, сыну Бели, и принес ему клятву верности, и был принят с великой радостью и обласкан за свою преданность. И после его возвращения Придери с Манавиданом продолжали праздновать и наслаждаться покоем. Они начинали празднество в Арберте, где был их главный дворец, и оттуда объезжали свои владения⁷. И вот после завтрака однажды утром они вчетвером поднялись и взошли на холм в Арберте⁸ вместе со своей свитой. И когда они сидели там, внезапно раздался сильный гром и разыгралась буря, и все скрылось в тумане, таком густом, что никто из них не мог разглядеть прочих. Когда же туман рассеялся и они огляделись кругом, то там, где раньше были стада, дома и нивы, они не увидели ничего: ни дома, ни дыма, ни огня, ни зверя, ни человека. Один лишь дворец стоял пустой и заброшенный, и там тоже не было ни людей, ни других живых тварей. И все их спутники также исчезли, остались лишь они четверо⁹.

– О Боже! – воскликнул Манавидан, – где же люди из дворца и наши спутники? Спустимся скорее и поищем их!

Они вошли во дворец и не нашли там никого; они входили в залы и покои и никого не видели, и в погребе и на кухне тоже не было ни души. И они закончили праздник вчетвером, и пировали, и охотились, и объезжали свои владения, чтобы найти там дома и жителей, но не видели никого, кроме диких зверей. И когда у них кончились припасы, они стали жить охотой и собирать дикий мед и провели так год и второй, и тут их терпение иссякло.

– Поистине, – сказал однажды Манавидан, – мы не можем больше так жить. Давайте отправимся в Ллогр и займемся каким-нибудь ремеслом¹⁰, чтобы прокормиться.

И они отправились в Ллогр и пришли в город Херефорд¹¹. Там они обучились седельному делу, и Манавидан принялся разминать кожи и красить их, как это делал Лласар Ллесгигвидд, синей известью, которая с тех пор зовется «краской Лласара»¹². И когда он занялся этим ремеслом, ни один седельник в Херефорде не мог больше продать ни одного седла, и они лишились всех доходов, ибо не могли состязаться с Манавиданом. И тогда они сошлись и порешили убить его и его спутников¹³. Hо те были предупреждены об этом и стали решать, что им делать.

– Hегоже нам, – сказал Придери, – бежать из этого города; лучше пусть эти холопы¹⁴ убьют нас.

– Hет, – сказал Манавидан, – позорно для нас биться с ними и угодить в темницу за разбой. Нам будет лучше отправиться в другой город и поселиться там.

И они все вчетвером отправились в другой город.

– Чем мы здесь займемся? – спросил Придери.

– Мы будем делать щиты, – ответил Манавидан.

– А знаешь ли ты, как их делать? – спросил Придери.

– Hикто не мешает нам попробовать, – ответил тот.

И они стали делать щиты, и выучились этому ремеслу, и красили щиты так же, как седла. И они так преуспели в этом, что никто больше не покупал щитов у прочих мастеров, ибо они работали лучше и скорее всех. И это продолжалось до тех пор, пока горожане не возмутились и опять не решили убить их. И они были предупреждены о том, что их хотят предать смерти.

– Придери, – сказал Манавидан, – эти люди снова хотят убить нас.

– Давайте сразимся с этими холопами и перебьем их, – сказал Придери.

– Hет, – ответил Манавидан, – Касваллаун и его люди узнают об этом и погубят нас. Мы должны уйти в другой город.

– И чем же мы займемся там? – спросил Придери.

– Мы будем выделывать обувь, ибо сапожники не посмеют ни запретить нам это, ни сразиться с нами¹⁵.

– Hо я не умею, – сказал Придери.

Манавидан ответил:

– Я обучу вас шить обувь, а чтобы не заниматься выделкой кожи, мы будем покупать готовую и работать с ней.

И он стал покупать лучшую кордовскую кожу¹⁶ и познакомился с лучшим золотых дел мастером, и тот обучил его золотить пряжки, что набивают на обувь. И по этой причине его прозвали одним из Трех золотильщиков обуви¹⁷. И когда они начали делать обувь, никто из сапожников города не мог продать больше ни туфель, ни сапог. И сапожники увидели, что теряют прибыль из-за Манавидана и Придери, и собрались на совет, и сговорились убить их.

– Придери, – сказал Манавидан, – эти люди задумали убить нас.

– До каких пор мы будем бегать от этого грязного мужичья? – воскликнул Придери. – Давайте же сразимся и перебьем их всех!

– Hет, – сказал Манавидан, – мы не можем ни сражаться с ними, ни оставаться в Ллогре. Мы вернемся в Дивед и там решим, как быть.

И они отправились в путь и прибыли в Арберт. И они разожгли там очаг¹⁸ и стали жить, добывая пропитание охотой. Так прошел месяц, а потом и весь год. И однажды утром Придери и Манавидан собрались на охоту и, созвав собак, вышли из дворца. Hесколько собак бежало впереди их; и, достигнув куста, что рос у дороги, они вдруг отпрянули, и шерсть их от страха поднялась дыбом.

– Подойдем к кусту¹⁹, – предложил Придери, – и посмотрим, что там.

И они подошли к кусту, и из него поднялся огромный вепрь, весь сияющий белизной²⁰. Собаки кинулись к нему, но он отбежал немного от людей и встал там, спокойно слушая лай собак. Когда люди подошли ближе, он вновь отступил. И так они преследовали его, пока не вышли к большому и мощному замку, который казался недавно построенным и стоял там, где они никогда раньше не видели ни замка, ни дома, ни даже камня. Вепрь побежал прямо в замок, и собаки последовали за ним. И когда они скрылись в замке, Придери и Манавидан изумились, увидев зáмок там, где его не было совсем недавно. И с вершины холма они пытались разглядеть или расслышать собак, но не услышали ни лая, ни других звуков.

– Господин, – сказал Придери, – я пойду в этот замок и отыщу собак.

– Поистине, – сказал Манавидан, – негоже идти в замок, который так внезапно появился в этом месте. Послушай моего совета и не ходи туда. Этот замок выстроил тот, кто заколдовал нашу страну.

– Я не могу бросить своих собак, – возразил ему Придери и, не слушая советов Манавидана, направился к воротам замка. Войдя внутрь, он не увидел ни человека, ни зверя, ни вепря, ни собак, ни дома, ни жилища. Только в середине двора был мраморный фонтан, и на краю его – золотая чаша, подвешенная на четырех цепях, которые уходили ввысь так, что конца их не было видно. И он был очарован блеском золота и красотой чаши и подошел, чтобы взять ее. Hо как только он взялся за чашу, его руки прилипли к ней, а ноги – к мраморной плите, на которой он стоял, и дар речи покинул его, так что он не мог произнести ни слова²¹.

И Манавидан ждал его до конца дня, и убедившись, что Придери и его собаки не вернулись, отправился домой. Когда он пришел, Рианнон спросила:

– Где же твой спутник и собаки?

– Выслушай, – сказал он, – что с ними случилось.

И он рассказал ей обо всем.

– Поистине, – молвила Рианнон, – ты оказался плохим товарищем, а хорошего товарища потерял.

И с этими словами она ушла и направилась туда, где, по словам Манавидана, стоял замок. Она увидела, что ворота замка открыты и лишены охраны, и вошла внутрь. И, войдя туда, она увидела Придери, державшего чашу, и подошла к нему.

– О сын мой, – воскликнула она, – что ты здесь делаешь?

И она протянула руку к чаше, и, как только она коснулась ее, рука ее точно так же прилипла к чаше, а ноги – к мраморной плите, и она не могла произнести ни слова. Так стояли они, пока не спустились сумерки, и тогда раздался гром, и замок растаял в тумане со всем, что в нем было.

Когда Киква, дочь Гвинна Глеу, жена Придери, увидела, что во дворце не осталось никого, кроме нее и Манавидана, она так опечалилась, что смерть показалась ей лучше жизни. И Манавидан обратился к ней.

– Видит Бог, – сказал он, – ты не права, женщина, коль боишься довериться мне. Призываю Бога в свидетели, что нет у тебя друга преданнее меня. Ведь я с юных лет был товарищем Придери, и как я дружил с ним, так буду дружить и с тобой. Поэтому не бойся меня. Бог свидетель, что я сделаю для тебя все, что в моих силах, пока небесам будет угодно посылать нам горе и несчастья.

– Господь воздаст тебе, – ответила она, – я не сомневаюсь в твоей дружбе.

И она²² возвеселилась, и страх исчез из ее сердца.

– Итак, – сказал Манавидан, – нам нельзя оставаться здесь, ибо мы лишились собак и не можем больше добывать пропитание. Отправимся в Ллогр, там нам будет легче прожить.

– Хорошо, господин, – сказала Киква, – мы так и сделаем.

И они отправились в Ллогр.

– Господин, – спросила она его, – каким же ремеслом мы займемся теперь?

– Я могу только делать то же, что и раньше, – ответил он, – шить обувь.

– Господин, – возразила она, – эта грязная работа не подобает мужу такого достоинства, как ты.

– Так мы хотя бы сможем прокормиться, – ответил он. И он стал работать с лучшей кожей, какую мог достать, и делал туфли с золочеными пряжками так хорошо, что работа прочих мастеров того города показалась грубой и неуклюжей по сравнению с его работой. И вскоре никто не стал покупать у них ни туфель, ни сапог. Так прошел год, пока сапожники не собрались и не сговорились против него, но он был предупрежден и сказал Кикве, что сапожники намереваются его убить.

– Господин, – сказала Киква, – куда же нам скрыться от этого мужичья?²³

– Мы вернемся назад в Дивед, – ответил он, и они отправились в Дивед. А когда они собирались в путь, Манавидан захватил с собою немного пшеничных зерен. И они пришли в Арберт и поселились там. И для него не было места приятнее, чем Арберт, где они жили с Придери и Рианнон. Он рыбачил и охотился на оленей, а вскоре засеял три поля, и там взошла лучшая в мире пшеница, которая разрослась так обильно, как никто еще не видел²⁴.

Пришло время собирать урожай, и он пошел на первое поле и увидел, что пшеница поспела. «Я сожну ее завтра», – сказал он себе. Hочь он провел в Арберте и рано утром поднялся, чтобы сжать пшеницу. Hо, придя на делянку, он не увидел там ничего, кроме голых стеблей. Все колосья были аккуратно срезаны и унесены, и Манавидан сильно подивился этому. И он пошел на другое поле и увидел, что урожай и там поспел. «Я сожну пшеницу завтра», – сказал он. И наутро он встал, чтобы пойти на поле, но, придя туда, опять обнаружил только голые стебли.

– О Боже! – воскликнул он. – Кто же готовит мне голодную смерть? Hе тот ли это, кто уже опустошил мой край?

И он отправился на третье поле, и, когда пришел туда, там не было ни души, и он увидел, что пшеница и там поспела. «Будь я проклят, – сказал он себе, – если этой ночью я не увижу, кто здесь хозяйничает». И он взял оружие для охраны поля и рассказал обо всем Кикве.

– Что же ты сделаешь? – спросила она.

– Я пойду этой ночью в поле, – сказал он.

И он отправился в поле, и провел там половину ночи, и тут вдруг услышал сильнейший в мире шум, и узрел великое множество мышей, которых нельзя было ни счесть, ни измерить. И он не понимал, что это значит, пока мыши не добрались до поля, и тогда каждая из них взобралась на стебель пшеницы, пригнула его своим весом и отгрызла колос так, что ни одного целого колоса не осталось. И мыши пустились бежать, унося с собою колосья. Тогда, исполненный гнева, он ворвался в середину мышиного скопища, но не смог поймать ни одной мыши, ибо все они были проворнее мошек или летящих птиц, кроме одной, которая была в тягости и все же бежала так быстро, что пеший человек едва мог поспеть за ней. Но он все же догнал ее, схватил, посадил в свою перчатку и принес домой. Он вошел в покои, где была Киква, и зажег огонь, и повесил перчатку на гвоздь.

– Что там, господин? – спросила Киква.

– Там вор, – сказал он, – которого я застиг на месте преступления.

– Что же это за вор, что ты смог посадить его в перчатку?

– Слушай же, – и он поведал ей, как его поля были разорены и как мыши опустошили последнее на его глазах. – И одна из них была в тягости, и я смог поймать ее; вот она в перчатке. Завтра я повешу ее²⁵ и, клянусь Богом, сделаю то же с ними всеми, если поймаю.

– О господин, – сказала она, – негоже такому благородному мужу, как ты, гневаться на эту ничтожную тварь. Ты должен не рядиться с этой мышью, а отпустить ее.

– Будь я проклят, – воскликнул он, – если я не истреблю всех их, кого только смогу изловить.

– Что ж, – сказала она, – защищая эту мышь, я хотела лишь не допустить умаления твоей чести. Делай как знаешь.

– Hазови хоть одну причину, по которой я должен ее пощадить, и я послушаюсь, – сказал Манавидан. – Я же не знаю таких причин и хочу с ней покончить.

– Тогда так и сделай, – сказала Киква.

И после этого он взошел на холм в Арберте²⁶, неся с собою мышь. И на вершине он соорудил виселицу из двух рогулек, и в это время к нему подошел клирик²⁷ в бедной и поношенной рясе. А ведь прошло семь лет с тех пор, как он видел там человека или зверя, кроме тех, что жили с ним вместе до своего исчезновения.

– О господин, – сказал клирик, – приветствую тебя.

– Да благословит тебя Бог, клирик, – ответил ему Манавидан. – Откуда ты?

– Я иду из Ллогра²⁸, господин, – сказал тот, – а почему ты спрашиваешь об этом?

– Потому что за последние семь лет, – сказал Манавидан, – я не видел здесь ни одного человека, кроме четверых, живших здесь, и я один из них.

– Понимаю тебя, господин, – сказал тот, – но я иду через эту землю к себе на родину. А что ты делаешь здесь?

– Я вешаю вора, который ограбил меня.

– И что это за вор? – спросил клирик. – Я вижу в руке у тебя нечто, напоминающее мышь, и странно, что муж столь знатного вида держит в руке такую тварь. Прошу тебя, отпусти ее, а я дам тебе фунт, который мне дали из милости²⁹.

– Клянусь Богом, я не отпущу ее и не продам, – ответил он.

– Как хочешь, господин, – сказал тот, – хоть я и огорчен, видя тебя, благородного господина, с этой мышью в руках, но я не стану тебя уговаривать.

И клирик удалился. Манавидан уже положил на рогульки перекладину, когда к нему подъехал священник на оседланной лошади.

– Приветствую тебя, господин, – сказал он.

– Да поможет тебе Бог, святой отец, – ответил ему Манавидан. – Благослови меня.

– Да будет благословение Божие на тебе, – сказал священник. – Что это ты здесь делаешь?

– Я вешаю вора, который ограбил меня, – ответил он.

– И что это за вор? – спросил тот.

– Это тварь, именуемая мышью, – ответил Манавидан, – она обокрала меня, и я казню ее смертью.

– О господин, – сказал тот, – не губи эту мышь. Я заплачу любую цену, чтобы ты помиловал ее.

– Клянусь Богом, в которого я верю, я не продам ее и не отпущу.

– За мышь не положено виры³⁰, – сказал священник, – но чтобы ты не осквернялся прикосновением к этому животному, я дам тебе три фунта, если ты отпустишь ее.

– Клянусь Богом, я не приму этого выкупа, – сказал Манавидан, – ибо желаю отомстить за свое погубленное добро.

– Что ж, господин, тогда делай как пожелаешь, – сказал священник и удалился. Манавидан же надел волосяную петлю на шею мыши и уже хотел повесить ее, как вдруг увидел подъезжающего к нему на коне епископа с поклажей³¹ и многочисленной свитой. Тут он оставил свое занятие.

– Благослови меня, господин епископ, – сказал он.

– Да будет благословение Божие на тебе, сын мой, – ответил тот. – Что ты делаешь здесь?

– Я вешаю вора, – сказал Манавидан, – который ограбил меня.

– Hе мышь ли, – спросил тот, – держишь ты в руке?

– Да, – ответил он, – это и есть вор.

– О! – воскликнул епископ. – Я не могу допустить убийства этой божьей твари и хочу выкупить ее у тебя. Я дам тебе семь фунтов, чтобы ты не осквернял себя прикосновением к жалкой мыши. Отпусти ее, и ты получишь эти деньги.

– Клянусь Богом, я не отпущу ее, – сказал он.

– Хорошо, я дам тебе двадцать фунтов и еще четыре, чтобы ты отпустил ее.

– Я не отпущу ее ни за какие деньги, – сказал он.

– Если тебе не нужны деньги, – сказал епископ, – я дам тебе всех коней, что ты видишь здесь, и семь тюков разного добра, и семь лошадей, что их везут.

– Мне не нужно всего этого, клянусь Богом, – сказал он.

– Раз так, назови свою цену.

– Освободи Рианнон и Придери, – сказал он.

– Ты получишь их.

– Этого мало, клянусь Богом.

– Чего же ты еще хочешь?

– Сними чары и наваждение с семи областей Диведа, – сказал он.

– Я сделаю все это, если ты отпустишь мышь.

– Клянусь Богом, я не отпущу ее, – сказал он, – пока не узнаю, кто эта мышь.

– Это моя жена. Если бы не это, я не стал бы ее выкупать.

– Для чего она явилась ко мне? – спросил он.

– Чтобы украсть твое зерно, – ответил тот. – Я Ллуйд, сын Килкоэда³², и я навел чары на семь областей Диведа из мести за Гваула, сына Клида, с которым я дружен. И я отомстил Придери за игру в барсука в мешке, что Пуйлл, государь Аннуина, затеял с Гваулом при дворе Хевейдда Старого. Услышав, что ты вновь явился в эту страну, мои придворные и воины пришли ко мне и попросили, чтобы я обратил их в мышей и позволил погубить твою пшеницу. И они пришли в первую и вторую ночь и сгубили два твоих поля. И на третью ночь пришла ко мне жена со своими дамами, и просили они, чтобы я тоже превратил их в мышей. И я сделал это; она же была в тягости, и если бы не это, ты ни за что бы не поймал ее. Но раз уж это случилось, я верну тебе Придери и Рианнон и сниму с Диведа чары и наваждение. Вот я сказал тебе, кто она. Теперь отпусти ее.

– Я не отпушу ее, клянусь Богом, – сказал Манавидан.

– Чего ты еще хочешь? – спросил тот.

– Я хочу, чтобы никакие чары больше никогда не сходили на семь областей Диведа.

– Быть по сему, – сказал тот. – Отпусти же ее.

– Нет, клянусь Богом, – сказал он.

– Чего же ты хочешь еще? – спросил тот.

– Я скажу тебе. Я хочу, чтобы ты никогда не мстил ни Придери, ни Рианнон, ни мне.

– Я выполню это условие, и ты мудро поступил, вспомнив о нем, иначе я обрушил бы на твою голову все бедствия мира.

– Я знал это, – сказал Манавидан, – потому и сказал так.

– Теперь отпусти мою жену на волю.

– Я не отпущу ее, клянусь Богом, пока не увижу здесь Придери и Рианнон.

– Смотри, вот они, – сказал тот.

И тут появились Придери и Рианнон. И он направился к ним, и приветствовал, и усадил их рядом с собой.

– Теперь отпусти мою жену, – сказал муж в обличье епископа, – и ты получишь все, о чем попросил.

– Теперь я охотно отпущу ее, – сказал Манавидан и выпустил мышь из рук. Епископ коснулся ее волшебной палочкой, и она преобразилась в молодую даму, прекраснейшую из всех виденных им.

– Оглянись и посмотри вокруг, – молвил епископ, – и ты увидишь все дома и их жителей на прежнем месте.

И Манавидан встал и оглядел землю. И там, куда он смотрел, он увидел землю вновь заселенной, полной людей и животных.

– Какое же наказание, – спросил он, – несли у тебя Придери и Рианнон?

– Придери носил на шее молоток от ворот моего дворца, а Рианнон – ярмо, под которым ослы возят сено. Это и было их наказание.

По этой причине история именуется также Мабиноги Ярма и Молотка³³. И это конец третьей Ветви Мабиноги.